Сокровище капитана

Иззи потакает любым диким и безбашенным приказам, что только приходят в голову капитана. Абордаж? Да. Погоня? Поднять паруса! Жестоко расправиться с пленниками? Будет сделано! Дуэль? Иззи выйдет из любой победителем, просто потому, что чувствует на себе его взгляд. Пребывая, после нападения на очередное судно, в добром расположении духа, Эдвард Тич, в шутку похлопывая помощника между лопаток, во всеуслышание заявляет команде, что Иззи и правда его правая рука — смертоносная и виртуозная, с механически точными движениями и что, вообще-то, этого морского пса они все должны хорошенько слушаться, иначе закончат как вон тот салага со вспоротым горлом. На пиратов-новичков на судне Чёрной бороды это работает безотказно, на испытанных временем и боями ‘старичков’, впрочем, тоже. В лицах первых читается ужас, смешанный с восхищением, в ухмылках вторых — уважение и толика опасения, ведь переходить дорогу этому коротышке совершенно не хочется. В подобные моменты Иззи делает вид, что принимает эту похвалу как данность, сдержанно кивает и также сдержанно благодарит в ответ, но каждая похвала для него сродни самому чистому бриллианту, которого никогда не увидит чёртова Британская Корона. В его душе, в самом потаённом, в самом сокровенном уголке, Израэль Хэндс бережно хранит воспоминания о каждом знаке внимания капитана. Всегда помня эти слова, первый помощник чувствует себя и впрямь продолжением своего капитана. Он несёт эту службу, беспрекословно выполняя любой приказ. Даже ‘пойти вон’, когда Чёрной Бороде вздумывалось по пьяни перепихнуться с чудом выжившим в дуэли противником. Даже ‘исчезнуть’, если Хэндс заставал его не в самых укромных местах с понравившимся Бороде пиратом. Даже ‘смотреть внимательно’, когда Тич показательно, при всей команде, решал оприходовать очередную распутную девку, щедро той заплатив. Собирая себя в кулак и запирая глубоко внутри остатки чувств, Иззи надевает маску равнодушия, попутно делая вид, что на всех этих чёртовых счастливчиках не замечает отметин капитана — синяков, оставленных сильными руками, шрамов от зубов на шеях, плечах или груди. Чем чаще он становится свидетелем последствий пьяных выходок, тем скорее Иззи принимает решение никогда не пить в присутствии Чёрной Бороды. Он должен быть на чеку, сохранять ясность ума, твёрдость рук и рефлексов, чтобы даже если его до полусмерти пьяный и окрылённый ромом капитан вдруг оказывался беззащитен, то его ‘рука’ защищала того от любой глупости. Но Чёрная Борода неумолимо затаскивает своих подчинённых в бордели и обеспечивает каждого хоть какой-то выпивкой, пусть такая возможность и предоставляется редко. Общую воодушевлённость и сумасшествие старпом терпеть не может, а в борделях устаёт отгонять от себя навязчивых и лишённых стыда куртизанок. Одно время Хэндс пытался выискивать среди них хоть как-то, хоть немного симпатичных, но вскоре удостоверился, что даже если среди размалёванных отвязных девиц и попадались в целом приятные особы, то почти не было ни одной даже мало-мальски загорелой. Ни одной поджарой и мускулистой или той, что была бы мощнее и сильнее него самого. Ни одной, чьё тело бы пестрило чернилами и боевыми шрамами. Ни одна не выглядела властно и вместе с тем устрашающе, не прибивала к стенке движением брови или, на худой конец, просто взглядом. А ещё ни у одной не росла борода, вот так новость! Со временем, Иззи совершенно бросил затею и больше не всматривался в однообразные девичьи лица. Решения старпома оставаться трезвым и презрительно недовольным Чёрная Борода не понимает. Игнорирует, с некоторой долей уважения, но совершенно не принимает. И какой-то момент его терпению и правда приходит конец. Уже порядком выпив в очередном борделе, он застаёт презрительно недовольного подчинённого врасплох, хватая за горло и силой вжимая протестующего помощника лопатками в стол, наваливаясь всем весом, к тому же опасно упираясь коленом между ног беспомощного старпома. Грубо берёт его за челюсть, царапая ногтем отодвигает губы, не обращая внимания на сопротивление и чужую слюну, давит с боков на стиснутые зубы. Иззи упирается, даже пытается вырваться, прилагает силы и стискивает зубы покрепче, прекрасно зная, что такая пустяковая и совсем незначительная победа над и без того безгранично верным человеком, нелишний раз ублажит океанически бездонное и ненасытное эго Чёрной Бороды. Но когда большой палец капитана нагло и с силой вторгается в ротовую полость, касается языка и до боли прижимает его, Иззи готов обратиться в камень, чтобы только не шелохнутся. Он мог бы предпринять ещё одну попытку, сжав челюсть, прикусив этот чёртов солёный палец, будто бы играющий сейчас с языком и зубами, может быть до крови, чтобы услышать, как его капитан будет осыпать весь свет и самого Хэндса проклятьями. А может быть и ударит разок другой за неповиновение и вопиющую наглость. Но он просто не может. В его силах только недовольно смотреть в глаза Чёрной Бороды, стараясь ни в коем случае не сделать тому неприятно. И тем более — больно. Он не сопротивляется, когда капитан отхлёбывает ром и, ударяясь губами о разжатые зубы, в отдалённом подобии поцелуя, поит свою жертву горьким ромом. И старпому стоит огромных усилий не подавиться, а, со скрываемой благодарностью, шумно проглотить этот яд. За первым глотком следует череда других, но уже не столь ярких — Чёрная борода вливает ром из бутылки почти в глотку Израэля, утробно рыча «Пей до дна» Мир перед глазами Израэля расплывается, но он вырывается и протестует, когда понимает, что Чёрная борода поднимает его за шею со стола и ведёт, куда считает нужным. В любом случае, лишь сам Хэндс считает, что вырывается — на деле же попытки не столь яростны и он больше дёргает головой и сипло рычит, чем правда сопротивляется. Если бы кровь не шумела в ушах так неистово, то Израэль услышал хлопок двери, а если бы голова не шла так сильно кругом, понял, что его капитан бережно, насколько сам умел, уложил его на постель. Чёрная Борода осторожен, даже стараясь не ослаблять хватки, даже с трудом расправляясь с ремнём на чужих брюках и стягивая их почти до колен, даже беря в руку до болезненного напряжённый и липкий член своего подчинённого. Он жарко дышит помощнику в висок, прижимаясь щекой к мокрому лбу и ласкает медленно, ритмично, даже нежно. Не в силах больше сопротивляться Хэндс скулит и сипло стонет, зовя шепотом своего капитана и тот, видя наворачивающиеся слёзы, тихо шепчет в ответ «Ты заслуживаешь большего». Ослабляя хватку, проводит шершавым языком по дрожащей шее и совсем красному уху, чтобы, услышав тонкий стон и чувствуя крупную дрожь всего тела под собой, выпустить чужую шею из тисков, запустить свободную ладонь во взмокшие волосы и тихо хихикая удавшейся шалости, одними губами ухватить старпома за мочку уха. Чувствуя, как крепко сжатая вокруг чужого члена ладонь становится липкой и горячей, довольно ухмыляющийся капитан закапывается носом в уже седеющую и мокрую гриву старпома, медленно и глубоко, насколько хватает лёгких, вдыхает запах закалённого морем и кровью пирата. Тихо зовёт своего помощника его диковинным именем «Израэль», которое за много лет под палящим солнцем сточилось волнами до простого и звонкого «Иззи». Не получив никакого ответа на просьбу «Посмотри на меня, сокровище моё», кроме едва слышных сиплых стонов, Чёрная Борода покидает комнату. Чтобы вскоре вернуться с кривой, и ещё недавно раскалённой, иголкой и пузырьком завалявшихся у местных куртизанок чернил. Зная, что это сойдёт ему с рук, он мягко целует обессиленного пирата в ещё мокрую от слёз скулу, чтобы утром, с дичайшей болью и почти полным отсутствием желания жить эту трижды сраную жизнь, Израэль Хэндс обнаружил в своём отражении на водной глади в первой попавшейся бочке, самое явное и заметное напоминание о том, что отныне он не просто собственность самого Чёрной Бороды. Он — его сокровище.