Drowning

«Следующий раз» случился довольно скоро, но это не была та жалостливая история, которую ждала от него Мари-Мадлен. Его никто не загонял в угол, чтобы отпинать ногами, не пихал мордой в унитаз, с гоготом снимая это на видео, ничего из того, что так любят эти слащавые борцы за общественную справедливость. Самое худшее, что его могло ожидать — пара оскорблений и, возможно, небрежный толчок в плечо. То, что после него Луи уже как минимум дважды разбивал себе лицо о близлежащую архитектуру — только его проблема. Возможно, вместо того, чтобы все свободное время просирать в бесполезное онлайн-дерьмо, смотреть сёнэны и тренькать на гитаре попсу, ему следовало ходить в какую-нибудь секцию по борьбе. Или читать умные книжки о том, как не попадать в тупые ситуации. Но Луи класть хотел и на книжки, и на борьбу, так что ему было некого обвинять. Он, в общем-то, и не собирался. Все, чего он хотел, так это чтобы выродок, который звался его братом, и его ублюдские дружки горели в аду, а не учились с ним в одной школе. — Как твои дела, Лулу? — на его плечо нахально опустилась огромная лапа и по-свойски стиснула его шею. — С лестниц не падаешь больше? Луи в полном молчании скинул с себя клешню Монморанси и мрачно уставился на лыбящегося Шале, который преградил ему дорогу. Их обоих звали Анри, и у них было много общего помимо имени. Во-первых, они смертельно задрали Луи ещё десять лет назад, в первый же год начальной школы. Во-вторых, с тех пор ни у кого из них не прибавилось мозгов, на что указывало так же и то, что они оба завалили почти все предметы на прошлом курсе. К большому сожалению Луи, этих мажоров не отчислили, а оставили на второй год, поэтому теперь они куковали на класс младше и терлись возле Гастона — что тоже говорило не в пользу их интеллекта. Обычно вместе с ними ошивался ещё и Александр, мать его, Вандом, но сегодня его не наблюдалось — очень хорошая новость, в особенности потому, что именно он был причиной, по которой Луи «упал» в прошлый раз. — Как невежливо, — скривился Монморанси. Он бездарно построил из себя обиженку секунд пять, затем схватил Луи за шиворот и резко притянул к себе. — Может тебе рассказать немного о том, как нормальные люди друг с другом общаются? Ммм? — От-т-т-вали, — прошипел Луи, пытаясь вырваться. — К-к-к логопеду так и не сходил? — гнусаво передразнил его Шале. Монморанси заржал. Гастон, стоявший у стены, фыркнул. — Да он каждую неделю к мозгоправу ходит, ему не помогает, — выдал он с брезгливым презрением в лице. — Безнадежный случай. — Эээ, сочувствую, парень, — Монморанси хлопнул Луи по плечу, так что тот едва не пошатнулся. — Ну ты не отчаивайся, даже для тебя найдётся шлюха, которая тебе даст. Или какой-нибудь спидозный гей, в крайнем случае. — Так что тебе не обязательно будет говорить. Просто рот открывай пошире, знаешь, — поддакнул Шале и наглядным недвусмысленным жестом показал, что и для чего нужно будет открывать. — Ты в этом эксперт, да? — огрызнулся Луи, оставив попытки выдернуть свой рукав из мертвой хватки Монморанси. Гастон хмыкнул. Шале оскалился. — Это ты зря… — Нарываешься, Лулу, — с деланно серьёзным видом кивнул Монморанси, наваливаясь сильнее. — Мы, конечно, люди отходчивые, но можем и прописать. Ты потом жопу не соберёшь. Луи знал, что они не сделают ничего подобного. Какими бы отбитыми придурками они ни были, их петушиные угрозы — дерьмо собачье. Но сердце у него все равно предательски ёкнуло. Вся троица переглянулась и одновременно расхохоталась, как будто это была самая смешная шутка на свете. — Ладно, пошли, — Монморанси хлопнул Луи по спине в последний раз и отпихнул от себя, теряя к нему интерес. — Опоздаем к этой фригидной стерве Рамбуйе, она нам бошки снесет. Они сбились в кучку и вразвалку пошли по коридору, словно Луи внезапно стал невидимым. — А кто-нибудь в курсе, что она задавала? — Да какой-то Сид — я вообще хз, что это за мудила. — Лол, Гастон, мудила — это ты, а Сид — это пьеса. Такое дерьмо, кстати. Я вчера начало открыл, там какие-то гондоны в действующих лицах. Ещё и в стихах вся эта залупа… Как только этот содержательный разговор смолк за углом, Луи облегченно выдохнул и повернулся, чтобы пойти на свой урок, но столкнулся нос к носу с новой проблемой. У проблемы было лицо Мари-Мадлен, и оно выражало то, что обычно выражают лица мамаш, чьих личинок обидели на детской площадке. А ещё на нем было ясно написано, что она прямо отсюда пойдёт в кабинет директора, чтобы зачитать там доклад о мерах предотвращения буллинга в школах и заодно утянуть Луи в ещё большую задницу с вызовами родителей и публичными разбирательствами. — Это они? — обманчиво мягко спросила она. — Те, кто тебя достаёт? Луи с минуту прикидывал, во что ему обойдётся убийство этой выскочки с чересчур активной гражданской позицией, но потом все же решил, что выходить из зоны комфорта он не станет даже ради такого заманчивого предприятия, и применил старую-добрую, не очень рабочую, но очень привычную стратегию избегания. Он пожал плечами настолько безразлично, насколько ему позволяло отсутсвие актёрского таланта, пробубнил: «не важно», а потом зашагал в направлении класса. Конечно же, это не помогло. — Эй, я же видела, что они к тебе приставали. Или ты хочешь сказать, что вы друзья? — Я хочу сказать то же, что и всегда: это не твоё дело. Луи не сбавил темпа, но Мари-Мадлен семенила удивительно быстро для гнома. — Игнорирование преступления — соучастие, ты в курсе? — В нашей стране быть тупой мразью — не преступление. — Может быть, но разбивать людям носы — да. — Да сколько повторять! — Луи раздраженно выдохнул. — Я у-упал с гребанной лестницы — и все. А эти дауны достают меня с первого класса, и я как-нибудь доживу до выпуска без твоей помощи, окей? Мари-Мадлен посмотрела на него тем же взглядом мамки, но ничего не ответила — Луи ещё подумал, что это странно. Но на математике его увлекло рисование голеностопного сустава, и он благополучно забыл об этом. Зря, как оказалось.

***

Мари-Мадлен не собиралась исполнять его просьбы, приказы и угрозы. Она собиралась исполнять свой моральный долг. После окончания уроков, полная решимости, она пересекла большой шумный холл и с видом амбассадора правосудия предстала перед тем пацаном, который назвал Сида мудилой. Пацан сидел на парапете у входа в школу, лениво пролистывая ленту соц-сети и блаженно не замечал нависшей над ним опасности до тех пор, пока она не кашлянула. — Гастон — это ты? — воинственно спросила Мари-Мадлен. Тот поджал губы, как будто его оторвали от чего-то несравненно более важного, чем мемы, и посмотрел на отвлекший его фактор с нескрываемой оценкой во взгляде, сосредоточенном в основном там, куда не доставала школьная юбка. — Странно…мне казалось, у тебя были буфера получше, — изрёк он в конце концов с некоторым неудовольствием. — Ты же Мари? Ше.. Ро… Или как тебя там… — Меня зовут Мари-Мадлен. — Да, в общем, посрать. Я предлагаю разойтись мирно: ни тебе, ни мне проблемы не нужны. — Я хочу поговорить серьезно, — нахмурилась Мари-Мадлен. — Если ты думаешь, что вам все сойдёт с рук… — Слушай, сейчас сюда придёт моя маман, и ты, конечно, можешь перетереть с ней, но она скажет тебе все то же, что и я, только с итальянским акцентом. Кстати, это она, — он указал на белую Порше, которая только что притормозила у ворот. Мари-Мадлен ничуть не смутилась этим вновь образовавшимся обстоятельством. — Что ж, отлично, — кивнула она. — Я думаю, твоя мама — это как раз то, что нужно. Гастон ухмыльнулся. — Поверь мне, ты ошибаешься. Из автомобиля выбралась эффектная блондинка, похожая на одну из тех моделей, на которой мог бы жениться Трамп. Она поправила солнечные очки, оглядываясь, заметила махнувшего ей Гастона, и направилась к ним, задорно отбивая высоким каблуком по плитке. Толпа школьников расступалась перед ней, как волны перед Моисеем, и чем сильнее она приближалась, тем менее уверенной становилась Мари-Мадлен. Когда же она заговорила, стало понятно, что это будет беседа не из легких. И дело было не только в акценте. — Это она? — Мари-Мадлен поймала на себе одновременно цепкий и пренебрежительный взгляд и в то же мгновение ощутила прежде не беспокоящую её ущербность собственной школьной формы и небрежно забранных пружинкой волос. Гастон кивнул. — Замечательно, — на искусно сделанных упругих губах появился претендент на самую натянутую улыбку года. — Пойдём, дорогая, я думаю, это сугубо женский разговор. Почему — Мари-Мадлен не поняла, но позволила отвести себя в сторонку за локоть и пока женщина искала что-то в своей сумке, мысленно составила обвинительную речь, которая должна была все прояснить. Она уже открыла было рот, но сказать ничего не успела. — Итак, я понимаю, что это не самая приятная ситуация, — снова улыбнулась женщина, вытаскивая на свет какой-то сверток. — Но это все уладит, правда ведь? И вручила объёмный конверт в руки растерянной Мари-Мадлен. — Что это? — спросила та, смутно догадываясь, что это были наличные. — Это на доктора. — На какого доктора? — На гинеколога, я полагаю, — её подведённые татуажем брови подлетели вверх. — Но там хватит и на психотерапевта, если тебе вдруг понадобится. — Заберите это, — Мари-Мадлен протянула конверт обратно. — Мне кажется, вы что-то путаете. Я вообще-то… — Послушай, милая, — её тон похолодел и стал резче, как будто кто-то крутанул тумблер любезности до отрицательного значения. — Давай откровенно: моему сыну не нужны такие шлюхи, как ты. Так что у тебя только два варианта: ты берёшь деньги, и мы с тобой расстаёмся друзьями, или ты можешь устроить скандал, но, будь уверена, тебе это совершенно не понравится. Все в этой женщине вопило о том, что в скандалах ей нет равных, так что Мари-Мадлен была склонна согласиться. Она перевела взгляд на ухмыляющегося Гастона, который наблюдал за этой сценой со своего места на парапете и явно не собирался вмешиваться. — Извините, мадам, но вы похоже с кем-то меня перепутали. Я не шлюха и я не беременна от вашего сына, так что мне это не нужно, — она вернула конверт озадаченной мамаше. — Я вообще-то хотела поговорить с вами о Луи. — Луи? — брови женщины совершили очередной гранд батман. — А он что натворил? — Он — ничего. Но ваш сын и ещё некоторые ученики, чьих имён я, к сожалению, еще не выяснила, разбили ему лицо на прошлой неделе. Он, правда, так и не признался, кто это сделал, но у меня есть все основания подозревать в том числе Гастона. — Что за чушь? Луи сказал мне, что поскользнулся на лестнице. — Мне он сказал то же самое, но… подождите, вы знаете Луи? — Милочка, я его мать. Вот это поворот. Мари-Мадлен понадобилось некоторое время, чтобы сложить в своей голове два и два. Она снова посмотрела на Гастона: теперь его сходство с братом казалось очевидным. — Что здесь происходит, в конце концов? Гастон! Кто это такая? Ты что, не можешь вспомнить, с кем ты переспал? Мари-Мадлен, стоически переносившая абсурдность последних пяти минут, наконец, не сдержала нервную улыбку. — В каком смысле? — беспечно отозвался Гастон. — Кто это такая, я спрашиваю, и где та шлюха, которая беременна от тебя? — Так это…она, нет? Мари-Мадлен покачала головой. — Дерьмо, — флегматично изрёк Гастон. — Ладно, я сейчас разберусь с этим, — он снова полез в свой телефон и в скоростном режиме принялся набирать сообщение. Пока он это делал, из школы выполз Луи, и судя по тому, как изменилось его лицо, когда он заметил Мари-Мадлен в компании своих родственников, первой его мыслью было развернуться и уйти. Но он, против обыкновения, этого не сделал и медленно поплёлся в их сторону, провожаемый взглядами нескольких близстоящих школьников, которые с видимым интересом следили за ходом разговора. — Сколько раз я тебе говорила не сутулиться! Мало тебе энтерита, ещё и сколиоз заработать хочешь? — бросила ему мать вместо приветствия и указала на Мари-Мадлен. — Это твоя подружка? — Нет, — хмуро буркнул Луи, не поднимая глаз. — Она просто с моего курса. — Она сказала, что ты с кем-то подрался. — Она сама не знает. Её там не было. — Там — это где? — Нигде. Меня случайно толкнули, и я упал. Гастон, все ещё занятый перепиской, усмехнулся на это заявление. — Как же вы меня достали! — устало вздохнула мадам-мать, для большей наглядности потирая висок. — Оба в своего папашу. Она пробормотала ещё что-то на итальянском, которого Мари-Мадлен, на своё счастье, не знала. Но по едва различимому «бастардо» она поняла, что это было что-то не очень пристойное. — С тобой я поговорю потом, иди в машину, — Луи вручили ключ, и он торопливо ретировался. Мари-Мадлен кинула ещё один взгляд на его мать, которая с чувством распинала Гастона на франко-итальянской смеси из восклицаний и ругательств, и сочла за лучшее не вмешиваться в эту семейную разборку. Луи она догнала почти у самой машины. — Чего ещё тебе надо? — процедил он сквозь зубы и сжал ручку дверцы так, что у него побелели пальцы. — Ничего, — с жалостью в голосе пробормотала Мари-Мадлен. Ей действительно нечего было сказать. В такие идиотские ситуации она ещё не попадала. И хотя она была решительно ни в чем не виновата, почему-то ей хотелось извиниться. — Просто отвали уже от меня, — измученно выдохнул Луи, зашвыривая рюкзак в салон. — Лу… — он не дослушал, плюхаясь в машину и захлопывая дверь с наглухо тонированным окном прямо перед носом у Мари-Мадлен.