Я чувствую спиной, как вокруг нас сгущаются тени, Река пылает и мосты над нею разведены. В своей доброте Господь дарует нам, что мы хотели, Дарует любовь, любовь, любовь... во время войны.
Аквариум, «Любовь во время войны»
***
Потом, после, Марианна часто вспоминала, как началась осада Вергена – как обычно и некрасиво она началась. Не случилось решающего мига между миром и войной, не возвестило о приближающейся беде грозное знамение или вой жен, провожающих на битву своих мужчин. Просто утром, еще до первых петухов, вместо того, чтобы отправиться в шахты, вергенцы, позавтракав и умывшись, пошли к городским стенам – убивать и умирать. Марианна еще спала, когда полыхнул за окном факельный огонь и послышался раскатистый ядреный матерок. Еще толком не проснувшись, она сползла с кровати, щурясь и ёжась, высунулась наружу. По узким мощеным переулкам, мимо приземистых домиков с цветными ставнями рядами шагали краснолюды, маршировали аэдирнские рыцари и крестьяне. Поблескивали в предутреннем тумане кольчуги и шлемы, метались по лезвиям наточенных топоров алые всполохи, черными трезубцами плыли в прохладном воздухе вилы. Защитники шли к Махакамским воротам, все как один: и мастера, и купцы, и шахтеры. Верген поднимался на бой, квартал за кварталом, гильдия за гильдией, и когда Марианна, окончательно проснувшись, сообразила, что это значит, ее замутило. Война – это были новости по телевизору, изображения ползущих по дорогам танков и искусанных пулями домов. Война не имела к ней никакого отношения. Не должна была иметь. Она схватилась рукой за дверной косяк – и чуть не вскрикнула, когда кто-то маленький и теплый ткнулся лбом в ее бедро. - Мама? – раздался позади сонный детский голос - Канна. – Я пить хочу. - Да. Сейчас. Конечно. Молоко будешь? - слова застревали в горле, царапали нёбо. Что там говорил намедни Йорвет? Про солдат, которые придут в ее дом, чтобы убивать, грабить и насиловать, если Саския потерпит поражение? Чувствуя, как горчит на языке слюна, Марианна зажмурилась и, будто это могло помочь, рывком захлопнула дверь и захлопотала по дому: растолкала Финтаннана, наскоро поставила греться воду, кинула рысятам в миски мясных обрезков. Времени было мало, и привычные дела, такие обыкновенные, сегодня казались очень важными, потому что это была жизнь, не игра, и в этой жизни черный каэдвенский единорог мог затоптать аэдирнскую девственницу, а вместе с ней - десятки, сотни безымянных жизней. Когда забулькала в котелке каша, из своей комнаты вышла Трисс, свежая и сияющая, а за ней, зевая и потирая щетину, выбрался и Геральт. Не обращая внимания на накрытый стол, ведьмак устроился на свободной скамье и разложил перед собой на замшевой тряпице метательные ножи. Любопытный Финтаннан сразу же пристроился рядом, завозился, не в силах сдержать любопытство. В городе гулко загудел боевой рог, сначала один, а потом, словно отзываясь на требовательный призыв, второй, третий, четвертый. - Пора, - сказала Трисс спокойно, и Геральт кивнул, не поднимая головы. «Нет, нет, черт возьми, нет», - подумала Марианна, понимая: отступать некуда, убегать поздно, и войну – настоящую, грязную, совсем не сказочную – ничто уже не остановит.***
До лазарета – а именно туда велено было явиться всем женщинам, худо-бедно сведущим в лекарском деле – добраться Марианне удалось не сразу. И виноваты в этом были эльфята или, точнее, Финтаннан, внезапно возжелавший пролить кровь за свободу и независимость Вольного государства Саскии. Гениальная эта идея посетила малыша по пути к шахтам, где толковые и основательно подготовившиеся к сражению краснолюды организовали временное убежище для стариков, баб на сносях и детей. Из старого забоя, как днем раньше объяснила Марианне матушка Бурдон, вел потайной ход в лес, и в случае поражения у самых беззащитных был шанс спастись, уйти по чащам глубже в махакамские владения, может, даже выбраться к горе Карбон. Финтаннан, впрочем, спасаться не желал. Наоборот – если б женщина крепко-накрепко не держала его за руку, эльфенок уже летел бы вперед, на баррикады. - Мне надо! – пламенно убеждал он Марианнин затылок, елозя босыми ногами по дорожной пыли в безуспешных попытках освободиться. – Вместе со скоя’таэлями! Мы будем на стене. Там безопасно, и я могу стрелять! Отпусти меня! Пусти! - Ага, конечно, - пыхтела Марианна, одной рукой таща упирающегося воителя в направлении убежища, а другой поддерживая сонного, шмыгающего носом Канну. – Разбежался. Вот я для этого тут имеюсь, чтоб ты со стены в каэдвенцев пострелял. Вот оно что! - Я уже умею, - умолял Финтаннан. – Я хорошо стреляю! А каждый, кто способен держать лук, должен сражаться! Марианна только скрипела зубами. Кто посеял в ребячьей голове семена революции, сомневаться не приходилось – в последнее время эльфенок целыми днями пропадал в лагере белок. Там его явно привечали: то и дело мальчик приносил из затопленной деревни какие-то деревянные поделки, а однажды явился домой в скроенной на эльфский лад рубахе, расшитой замысловатым лиственным узором. И вот, мрачно размышляла Марианна, волоча по заполненной народом улице красного, взъерошенного, сопливого ребенка, вот к чему это привело! - Я скоя’таэль! - уже с явным рыданием в голосе подвывал Финтаннан всю дорогу до Вергенской шахты. – Пусти-и-и! Маленький Канна, зевая и одновременно хныча, плелся рядом со скоростью уставшей улитки, рысята, недовольные тем, как бесцеремонно их запихнули в корзину, гнусаво подмявкивали. Вокруг толкался, суетился, кипел в преддверии близкой атаки вергенский люд, припекало солнце, резко пахло железом, и к тому моменту, как дорога пошла под гору и впереди замаячил вход в шахту, Марианна готова была своими собственными руками задушить и короля Хенсельта, и Саскию, и даже Йорвета – в придачу, бонусом. В таком настроении, взмокшая и растрепанная, она и прибежала к лазарету полчаса спустя. Военного госпиталя в Вергене не было, но Сесиль Бурдон знал свое дело. Большой склад, прежде заставленный ящиками с рудой, заранее освободили и проветрили, пол застелили свежей соломой, по стенам поставили коробы с лекарским скарбом. В котлах уже кипела вода, а на широких столах поблескивали – краснолюды ко всему подходили основательно! – тазы, пилы, щипцы и иглы. И в центре, раздавая распоряжения снующим туда-сюда помощницам, стояла матушка Бурдон, маленькая, круглая и суровая. - Ну что, бабы! – гаркнула она в тот момент, когда Марианна торопливо пробиралась к корзине со сложенными в стопку фартуками. – Такие дела, девки, что мужики наши нынче будут рубиться не на жизнь, а на смерть! Женщина замерла – как и снующий по лазарету народ. Эльфки, низушки, краснолюдки, медички, лекари – все затихли сразу, будто только и ждали какого-то сигнала или знака. На мгновение в сумрачном, пропитанном запахом лекарств помещении стало тихо. Матушка Бурдон откашлялась. - Чего, - продолжила она и уперла красные, натруженные руки в бока. Чепец ее воинственно подпрыгнул. – Я красиво-то баять не умею, поэнтому слухайте сюда, по-простому скажу! Нету тут таких, чья родня нынче не шла бы супротив каэдвенских псов. Так неужто мы, бабы, своим мужикам не подсобим? - Подсобим! – сказал кто-то справа, и Марианна завертела головой. - А то! - Знамо дело! – зазвенело вокруг, и женщины как будто бы сдвинулись, качнулись вперед, ближе к матушке Бурдон. - Они за дитенков наших стоят, - потрясла та в воздухе кулаком, - а мы за них встанем, и такое это дело, что надо бы сдюжить! - Да! - Верно! - Сдюжим! Марианна прижала ладонь ко рту и оглянулась. Женщины, бледные и решительные, стояли плотно, будто чужое плечо рядом могло придать им сил, и госпожа Черная, всю свою жизнь считавшая себя махровой индивидуалисткой, вдруг прикусила губу. - Давайте, давайте, девоньки, - уже тише добавила матушка Бурдон и вздохнула так, что ее внушительная грудь колыхнулась. – Те, кто покрепче, к носилкам, остальные к столам! Если надо резать, режьте, коли уж видите, что не жилец. Пожженным сонное зелье в глотку перво-наперво, шоб не мучились! Порубленным… И тут в воздухе будто что-то лопнуло – звук был далеким и в то же время близким, глухим и страшным. На долю мгновения земля ушла у Марианны из-под ног, и она попятилась, слепо пытаясь нашарить руками опору. Рядом чертыхнулась веснушчатая темноволосая краснолюдка. «Это что? – со внезапно вспыхнувшим ужасом подумала женщина. – Бомба?!» - Маг! – будто отвечая на этот молчаливый крик, не сказала – выплюнула ее соседка. – У каэдвенцев, слыхала, маг сильный! Лупит, знамо, по нашенским стенам или еще чего придумал, но да и мы не лыком шиты! А потом стало не до разговоров, потому что – и получаса не прошло - начали прибывать раненые. Пыхтя, утирая с лиц пот, женщины втаскивали в лазарет на носилках самых тяжелых – и снова уходили к Махакамским воротам, откуда все явственнее раздавался звон металла и крики. По увечьям и ранам пациентов можно было читать летопись боя, и Марианна, сама того не желая, ее читала. Сначала несли обгоревших: несчастливцев, ошпарившихся кипящим маслом, бедолаг, попавших под магический огонь. Ожоги, волдыри, тошнотворная красная плоть под коркой спекшейся кожи, вой, запах паленого мяса – таким было вступление к битве. Позже пошли те, кого столкнули со стен во время первой атаки, порубленные и покалеченные в стычках. Переломанные руки и ноги, пробитые головы и – Марианну вырвало в углу, когда она увидела в первый раз - искрошенные в месиво тела: вот какую цену брал Верген за свою свободу, и с каждым часом цена эта росла. - Сынок, - хрипело в углу то, что еще недавно было краснолюдом, - сынок у меня дома-а-а, как же так, как же так, как же так… - Пить, ради милостивой Мелителе! – стонал, срываясь на крик, аэдирнский рыцарь. Когда-то он, наверное, был красив - из-под повязки ручейками стекали золотистые локоны – а сейчас уже почти мертв: ударом булавы ему раздробило лоб и оторвало щеку. - Не видать, - шептал, хватая Марианну за руки, носатый и щербатый крестьянин с пустыми, черными глазницами, - ни зги не видать. Нешто ослеп? Сколько человек сражалось там, на стенах? Женщина не знала, но через какое-то время ей стало казаться, что всем им, всем до одного, суждено попасть на один из залитых кровью столов в лазарете. День на дворе или уже ночь, Марианна и думать не знала. Фартук ее закостенел от слизи и рвоты, руки стали красными – кровь, казалось, въелась в кожу. В воздухе стоял смрад, и они умирали – те, кого она должна была спасти, умирали, и ничего нельзя было сделать. - Бинты заканчиваются, - сосредоточенно сказала рядом веснушчатая краснолюдка, с которой столкнул их случай в самом начале дня, и аккуратно, но непреклонно уложила очередного солдата на стол. Живот у него был распорот, парень придерживал внутренности руками, и глаза у него были пустые, стеклянные. – Плохо. - Плохо, - прохрипела в ответ Марианна и потянулась за иголкой. – Этого зашью. Как уж сумею. Но… - Брюхо, - согласилась ее помощница и втиснула между зубов раненого деревянную дощечку. – Шей. А вдруг?.. Держать его? - За плечи, - кивнула было женщина, но солдат внезапно дернулся, согнулся в судороге, замычал в последней и смертной муке и затих. - Этот все. Данко он звался, Данко, значит, Хлостобыст, - горько сказали из-за спины, и госпожа Черная слепо повернулась на звук. Там стояла матушка Бурдон. Последние несколько часов, казалось, прибили ее к земле, иссушили. Румяные щеки обвисли, седые волосы выбились из пучка, но глаза все еще оставались прежними – живыми. - На носилках у нас ни души, - с мрачной решимостью проскрипела краснолюдка, подошла к столу и провела ладонью по глазам погибшего Данко, который сражался за свободу и погиб, держа в руках собственные кишки. – Нету никого. «Да? А куда все делись?» - хотела было спросить Марианна, в первую секунду ничего толком и не сообразив, но вовремя прикусила язык. Ее помощница-веснушка сжала кулаки, оскалилась: - Каэдвенский хряк, стал быть, прорвался? - Недолго ему у нас гостить, коли все правильно сделаем, - неожиданно окрепшим голосом отозвалась матушка Бурдон и кивнула Марианне. – А твой-то, грят, ельф на стены стрелков таки вывел. Как обещал, гляди-ка. - Вот как, - тускло улыбнулась женщина, потому что думать – и говорить - о Йорвете не хотелось, и добавила, уже понимая, что будет дальше: – Но на носилках никого.***
Носилки оказались легкими, крепкими, измаранными кровью. Вдвоем с краснолюдкой, имя которой Марианна спросить так и не удосужилась, они схватились за еще пахнущие свежесрубленной березой ручки и побежали в нижний город. Проулки и перекрестки щетинились баррикадами. Внутренние ворота пока держались: массивные резные створки были закрыты, и, насколько могла понять Марианна, ударные силы каэдвенцев, вошедших таки в Верген, оказались зажаты в каменном капкане. Судя по воплям, проклятиям, мелькающим на стенах силуэтам защитников и тоненькому злобному свисту стрел, король Хенсельт тоже платил за свою маленькую победоносную войну жизнями и кровью. И все же кто бы ни затворил ворота, сделал он это позже, чем следовало: ловушка остановила многих, но не всех. Спрятавшись и согнувшись за перевернутой телегой, женщины мрачно переглянулись – подступы к внутренним стенам были заняты каэдвенцами. Пехотинцы в красно-желтых плащах, арбалетчики, тяжеловооруженные рыцари и даже один знаменосец – авангард армии Хенсельта сумел-таки прорваться в Верген, пока вторые ворота были открыты, и теперь оказался отрезан от своих. В городе, на улицах, ведущих к постоялому двору, шло сражение: каэдвенцы бились отчаянно, остервенело, как загнанные в угол крысолаки. Вновь и вновь подкатывались к ним краснолюдские воины, и раз за разом отступали, оставляя на покрасневшей от крови мостовой своих друзей и соратников. Каэдвен умел воевать. Знамя, на котором поднимался на дыбы черный единорог, реяло по ветру, желтое и черное. - Хенсельт! Каэдвен! – лязгали, сшибаясь, мечи. - Верген! Са-а-аския! – клацали в ответ топоры и секиры. По камням – прямо в сточные канавы – струйками текла кровь, воняло потрохами, огнем и смертью, и Марианна не удержалась – зажмурилась. - А ну-ка! – больно ткнула ее в бок Веснушка. – Ты чего там? Сомлела? Госпожа Черная помотала головой, не доверяя собственному голосу. - Ты давай-ка жопу в горсть-то сгреби! – неодобрительно проворчала краснолюдка. – И поползли, поползли! - Куда? – сипло выдохнула Марианна и кивнула в сторону хаоса, где, забыв о стратегиях и тактиках, не на жизнь, а на смерть схлестывались люди и нелюди. – Там же… Ее спутница согласно почесала затылок и утерлась рукавом, размазывая по круглым щекам копоть и грязь. - Дык теперича-то чего? Здеся, что ли, сидеть? «Я бы не прочь», - трусливо призналась сама себе госпожа Черная, менеджер высшего звена, но, сглотнув, все-таки схватилась мокрыми от страха ладонями за носилки. - Эх! – ухнула рядом Веснушка и решительно двинулась вперед. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Утверждение это оптимизма женщине не прибавило. Впрочем, отступать было некуда, и Марианна, пригибаясь и перебегая от укрытия к укрытию, последовала за краснолюдкой. Волоча за собой носилки, они принялись за дело – переворачивали тела, искали, прислушивались – есть ли дыхание? - Труп, - деловито повторяла краснолюдка, осматривая место недавней стычки. – Труп. И этот. И-и-их, молоденький. «Труп, - эхом отзывалось в Марианне. – И еще. И еще». Чем-то это было похоже на сбор ягод и, если б у женщины оставались душевные силы, она бы ужаснулась подобному сравнению. Но сил не было, и Марианна, стараясь не всматриваться и не думать, гнула свою линию – вдруг здесь, под прелой листвой из гари и крови, все еще прячется жизнь? Может быть, оттого она и не заметила опасности и опомнилась, только услышав возмущенный вопль своей спутницы. Отвела глаза от очередного застывшего, мертвого лица – и натолкнулась взглядом на лицо живое, перекошенное от злобы и ярости. С секунду они смотрели друг на друга: вывалившаяся из-за угла горстка каэдвенских солдат – заляпанные грязью куртки, бешеные глаза навыкате – и две медсестры, вцепившиеся в носилки. А потом в воздух будто выплеснули ведро гнили. - Ах ты ж! – с ненавистью сказал один из захватчиков и шагнул вперед. – Мы, значит, убиваем. А вы, стало быть, спасаете? С-суки! - Бежим! – рявкнула краснолюдка, и ее вопль мигом вывел Марианну из ступора. Покатившись по земле, она вскочила и бросилась вслед за Веснушкой. За спиной затопало, залязгало, засквернословило. Женщина, не разбирая дороги, нырнула в боковую улочку - и застыла как вкопанная. Потому что это был тупик. И какой! Переулок заканчивался длинным, поросшим травой двориком, большую часть которого занимала выщербленная каменная лестница, ведущая на крепостную стену. И там, наверху, кипел бой: каэдвенские рыцари в окружении пехотинцев прорубались сквозь ряды эльфских стрелков. Прорубались небезуспешно – на таком расстоянии от прославленных бронебойных стрел было мало толка, а легкие эльфские клинки, предназначенные для фехтования, совсем не годились для фронтальной сшибки. Лучникам приходилось тяжко, и Марианна, на мгновение позабыв про собственные беды, в отчаянии прикусила губу. Она знала каждого из них если не по имени, то в лицо – вон тот воин пялился на нее, когда она явилась в затопленную деревню в черном платье, а вот еще один – ему она перебинтовывала во Флотзаме руку… Затем ей стало совсем худо - из мешанины тел и криков на секунду вынырнула приметная темная голова – Киаран аэп Эасниллен. Рядом с ним в калейдоскопе из выпадов и уклонений мелькнула каштановым вихрем Риона. «А Йорвет?» - с холодным отчаянием застонала про себя женщина, вытянула шею, силясь разглядеть среди сражающихся знакомую красную повязку – и упустила драгоценное время. Сзади раздались торжествующие вопли. Марианну окатило адреналином, и она крутанулась на месте, кляня себя за глупость – время ли глазеть на то, как бьются другие, когда у самой на хвосте враги! Преследователи, убежать от которых они с Веснушкой убежали, но, увы, недостаточно далеко, гурьбой вывались во дворик и взвыли от радости, внезапно наткнувшись не только на свою добычу, но и на соратников. - Чтоб полопались ваши вонючие лысые яйца, каэдвенские вы говнюки! – в сердцах вызверилась Веснушка. Марианна затравленно оглянулась. Каэдвенцы были спереди и позади – везде. Да, мрачно подумала она, не тратя силы на ругань, похоже, что не только король Хенсельт попал сегодня в капкан.***
Исход был ясен – но женщина все равно упрямо пятилась назад, к лестнице, на которой кипело сражение, выгадывая мгновение за мгновением, секунду за секундой. Рядом тяжело дышала, сжимая кулаки, невысокая крепенькая краснолюдка. - Ну шо, курвы? – выдохнул один из преследователей, высокий бровастый парень, и быстрым движением вытащил из ножен тонкий длинный кинжал. – Щас мы вас!.. - Только тронь, - припугнула его Марианна, сама понимая всю бессмысленность своих угроз, - и тебе не жить! Живьем поджарю! Каэдвенцы заржали. На их потных, красных рожах, в мутных от кровавого ража глазах читалось только одно намерение – убивать, не важно уж кого: эльфов, баб, людей, нелюдей. За Каэдвен. За Хенсельта. Просто так. - Трону, - облизнув толстые мокрые губы, отозвался все тот же бугай и неожиданно быстро дернулся вперед. – Как пить дать трону! Марианна, сбившись с дыхания, отшатнулась, но поздно – тяжелая мужская рука в оббитой железными бляшками перчатке схватила ее за локоть, потянула вперед и вверх. Рядом закричала Веснушка, закричала неожиданно отчаянно и тонко – а потом замолкла, словно захлебнувшись собственным криком. Будто бы издеваясь, искаженным эхом донеслись с лестницы эльфские проклятия и стоны. Изнемогая от отчаяния, Марианна вцепилась в запястье своего противника, пытаясь вывернуться из его хватки. Эта бессмысленная, отчаянная попытка освободиться была обречена на провал. Ногти женщины скользили по заляпанной кровью куртке, не причиняя каэдвенцу никакого вреда. - Так вас и надо, гниды, - с неподдельной ненавистью сказал тот, тряхнул Марианну, как тряпичную куклу. – Так вас! И занес для удара кинжал. Женщина забилась, уже понимая, что ничего не выйдет, открыла рот в беззвучном крике, всем телом, каждой его клеточкой ожидая боли – а потом мир вокруг вдруг взорвался синим пламенем. Белые до черноты молнии ударили в мостовую, оставляя на ней уродливые дымящиеся пятна. Одна за другой, опять и снова, без перерыва, они обрушивались на камни, стены – и на людей. Сначала Марианна не была уверена, что видит их на самом деле, что это не какой-то хитрый трюк, который сыграло с ней воображение. Но затем держащий ее каэдвенец внезапно дернулся, отшатнулся назад и начал оседать на землю, потянув женщину за собой. Она, судорожно хватая воздух, оттолкнула его от себя, отскочила в сторону – и так и застыла, не в силах осознать происходящее. Внезапно, одним мигом, темнота сошлась над ними, заключила горстку людей в черный круг. Воздух в нем потрескивал и шипел, шел волнами, пахло гарью и озоном. И молнии – они, будто змеи, свивались из воздуха и разили раскаленными добела клювами. Каэдвенцев – только каэдвенцев. В неестественном, бело-синем танце кружились, изгибаясь дугой, электрические шипы, и на них, трясясь в воздухе подобно насаженным на проволоку жукам, умирали солдаты короля Хенсельта. Они даже не кричали – не успевали. Это было избиение. И Марианна знала эту магию. Она помнила ее хозяина. Эльфа, который явился с этими же молниями в ее собственный дом, гнал ее по болотам по ту сторону проклятого тумана и смеялся серебристым легким смехом, играя со своей добычей. Холодный, смертельный ужас, страх животного, побывавшего в капкане, накрыл женщину, и она сама не заметила, как сползла на землю, вцепилась ногтями в камни мостовой. При одной мысли, что он рядом, здесь, что он наблюдал за ней, что он видит ее, а она его – нет, Марианне хотелось кричать. Всхлипнув, она подняла голову и заставила себя оглядеться. Сквозь дым и пыль, в феерии из вспышек трудно было что-то разглядеть, но Марианне показалось, что неподалеку мелькнула и скрылась светлая фигура. «Caemm a me, orifann», - едва слышно прошелестел на грани между явью и реальностью веселый шелковый голос. - Зачем ты это сделал? – не выдержав, завопила она в никуда. – Что тебе надо? Что тебе от меня надо?! Ответом ей была только тишина – звенящая, гулкая, насмешливая.______________
- Молодец, - прохрипела Веснушка, когда спустя несколько минут Марианна подползла к ней. Под грудью маленькой краснолюдки, с которой женщина провела самый страшный день в своей жизни, торчал нож с выбитым на рукояти единорогом. - Молодец, - повторила безымянная медсестра уже тише. – Сказала, что поджаришь – и гляди-ка. Знамо дело, магичка. - Это не я, - сглатывая слезы, погладила ее по плечу Марианна. – Это не я, подожди, сейчас я дотащу тебя до лазарета, а там… Веснушка улыбнулась бессмысленно и счастливо, последним усилием приподняла вверх сжатый кулак, будто приветствуя кого-то невидимого – и умерла: несправедливая гибель, одна из многих в этот день, не последняя. Марианна посидела рядом с ней – ей казалось, что долго, но судя по доносящимся до нее со стены крикам эльфов, прошло всего несколько секунд. - Пожалуйста, - сказала она наконец, не зная, слышит ли ее хоть кто-нибудь. – Пожалуйста, пусть это будет все. Поднялась и медленно, заставляя себя передвигать ноги, поплелась к лестнице. Идти туда не хотелось – по правде говоря, хотелось лишь лечь, можно даже здесь, посреди усеянного телами дворика, и полежать немножко – но Марианна все равно шла. Потому что там, на стене, бились и умирали эльфы, и, может быть, Йорвет, но прежде всего из-за того, что теперь, когда Веснушки больше не было, на носилках осталась только она, Марианна. Лестница была широкой, выщербленной, длинной, и с каждым шагом женщина чувствовала, как сдавливает, сжимается что-то в груди. Труп. И еще. И еще один. Эльфы вперемешку с каэдвенцами, защитники в обнимку с нападающими. Этот еще дышит, но уже не жилец. Тот, кажется… нет. Труп. - Cwelle! – прервал ее мрачный счет яростный женский голос. Он донесся сверху, со стены, и, словно порыв ветра, заглушил на мгновение все другие звуки – столько в нем было гнева. – Cwelle ei, Nangwel! Марианна сжала зубы. Только что она попросила у богов, которые, как утверждал даже и Геральт, существовали и имели силу в этом мире, не так уж много – того, чтобы этот день уже закончился, черт возьми! Но они, конечно, не услышали.***
Наверху, Марианна поняла это сразу, дела были плохи. Зрение не подвело ее – здесь был и Киаран аэп Эасниллен, и Риона, и другие эльфы, основательно потрепанные битвой с каэдвенскими рыцарями. Один из которых, без сомнения мертвый, свешивался со стены, приоткрыв окровавленный рот, а второй в этот самый момент стоял, каменно замерев и подняв руки, потому что широкоплечий и смутно знакомый Марианне воин держал у его горла, под подбородком, нестерпимо сверкающий на солнце клинок. Шлем каэдвенца валялся неподалеку, среди тел пехотинцев, которые, судя по всему, защищали своего командира до последнего. Марианна окинула их уже наметанным взглядом, ища и не находя выживших, а потом, стараясь не привлекать к себе внимания, отступила в сторону. Эта война – не ее дело. Ее дело – носилки. Если здесь есть только живые и мертвые, а раненых нет, она уйдет. - Убей его! – вновь повторила девица, и теперь уж госпожа Черная узнала Риону, ничуть не растерявшую в бою своей туго скрученной злобы. – Чего медлишь! Эльфы, собравшиеся на стене, согласно забормотали. На Марианну белки не смотрели, хотя она знала, что ее заметили. - Риона права, - вмешался Киаран, и женщина, уже развернувшаяся, чтобы пойти вниз, невольно задержалась, как делала всегда, слыша его плавный и глубокий голос. – У нас нет времени. Прирежь каэдвенского пса, Нангвель, и довольно! - Но он сдался, – возразил Нангвель, и по этому ответу Марианна сразу поняла, насколько скоя’таэль молод. - И нам, мать твою, есть до этого дело? – рявкнула эльфка. – Нет, сука, нам нет до этого дела! - Пленных не брать, - спокойно, но неумолимо поддержал ее Киаран. – Приказ Йорвета. Марианна не удержалась, оглянулась, уже понимая, что запомнит это – посвистывающий ветер, крики и шум битвы, тонкие, будто вырезанные из черной бумаги силуэты эльфов на фоне неба и встревоженное, но гордое лицо сдавшегося в плен рыцаря, почти мальчишки. И правильно сделала. - Но… - заметно бледнея, вновь попытался отбиться Нангвель, - он же из дворян! Пусть Саския возьмет за него выкуп! - Кончай его, Нангвель, или, Девой клянусь, среди скоя’таэлей тебе не место! Рука эльфа дрогнула, и лезвие клинка полоснуло каэдвенца по подбородку. Рыцарь дернулся, рот его, еще по-юношески пухлый, исказился в гримасе. - Верно говорят, - то ли по глупости, то ли в предсмертном бесстрашии выкрикнул он, - что эльфы не знают чести! Хенсельт прав! Смерть! Смерть нелюдям! Каэдвен! И, извернувшись с неожиданной для закованного в тяжелые латы человека ловкостью, протаранил плечом Нангвеля, вывернул эльфу локоть, завладел клинком и уверенно, не задумываясь, рубанул наискось, от плеча. Марианна не успела даже испугаться, но она была человеком, не Aen Seidhe. Белки же отреагировали с устрашающей скоростью – три или четыре стрелы, взвизгнув, рассекли воздух, и в попытке остановить, задержать удар рванулся к рыцарю Киаран. Он оказался недостаточно быстрым – не самым быстрым. Со свирепым криком, забыв, казалось, обо всем, кроме стоящего перед ней врага, слетела со своего места Риона аэп Иннхав, слетела чуть не ли не в тот и же момент, как каэдвенец решил сражаться - и бросилась ему наперерез. Прямо под клинок. - Bloede arse, Riona! – с неподдельной мукой в голосе вскрикнул Киаран, оказавшийся рядом с девушкой в тот самый момент, как она, схватившись за руку, осела на каменные глыбы крепостной стены. Мгновением позже рядом с лязгом рухнул каэдвенец – бронебойные эльфские стрелы, пусть и поздно, но пробили ему череп, раздробили лобную кость и носовую перегородку. Нангвель, живой и невредимый, схватился за щеки, будто ребенок; лицо его не побледнело – выцвело. - Лазарет! – взвыл Киаран почти сразу же. Его спина загораживала Марианне обзор, и она никак не могла понять, какое ранение получила Риона – эльфы толпились вокруг своего командира, и не давали пройти, и мешали! - Немедленно в лазарет, - чуть ли не с мольбой повторил лучший друг и первый помощник Йорвета. – Носилки! Найдите медиков, приведите сюда, они должны быть неподалеку! - Я здесь, - не зная, откуда у нее взялись силы, выдавила Марианна, и вот сейчас белки расступились перед ней, как воды морские перед Моисеем. Теперь она, пожалуй, понимала, почему боги – если они вообще были в этом черном, грязном, чёртовом мире! - отказались ее слушать. Они – или судьба, или случайность – привели ее в нужное место в нужное время. Наверное. Наверняка. - Носилок нет, - быстро сказала Марианна и опустилась на корточки рядом с Киараном и Рионой. – Так что нужен человек… эльф, который поможет ее донести. Дайте взглянуть – я наложу жгут – святые угодники, ее рука!..***
Лазарет был переполнен, но, едва взглянув на Риону, обвисшую на руках у Нангвеля, один из вергенских лекарей, невысокий сутулый мужчина с измученными глазами, сразу смахнул с окровавленного стола ошметки бинтов. Вопросов он не задавал. Несколькими стремительными движениями разрезав курточку эльфки и размотав ее завернутую в намокший от крови плащ руку, он поджал губы, стребовал горячей воды и склонился над девушкой. Нангвель, дрожа всем телом, сунулся было с вопросами, но Марианна оттеснила эльфа в сторону, усадила в углу, кинула ему кипу несвернутых бинтов, чтоб не сидел без дела, и поспешно вернулась назад. - Ампутация, - не поднимая головы, сказал лекарь, когда она наконец встала рядом, держа тяжелый поднос, на котором пыточным рядом лежали иглы, ножи, зажимы и - как напоминание о том, что бывают вещи страшнее смерти – небольшая острозубая пила. У Марианны упало сердце, хотя такого ответа она ожидала. Каэдвенский рыцарь бил размашисто, сверху вниз, наискось, и Риона должна была благодарить небеса за то, что вообще осталась жива после столь страшного удара. Или проклинать. Глядя на запрокинутое лицо эльфки, на ее бескровные спекшиеся губы, Марианна внезапной вспышкой вспомнила день у реки и золотую, полную силы и злости красоту девушки. - Она лучница, - слова эти прозвучали как мольба – они и были мольбой. Лекарь, услышав их, устало провел ладонью по лбу, оставляя на нем красные разводы. Женщина понимала его. Лезвие клинка, словно бритва, вспороло Рионе аэп Иннхав скулу, задело по дуге подбородок – и срезало руку выше локтя. Срезало чисто и ровно, как, пожалуй, нельзя было сделать и специально. Марианна видела тошнотворно белый кружок кости, волокна мышц и лиловую, набухшую кровью плоть так ясно, будто перед ней был не живой человек, а манекен на уроке анатомии. Отрубленную руку соединял с культей лишь чудом уцелевший лепесток кожи, и это выглядело особенно ужасным: напоминало о том, что несколько минут сломанное было целым, умирающее – живым. - Если ампутируем, - наконец сказал лекарь и подался вперед, хмурясь, - сохраним жизнь. Если нет… Марианна поняла его, и на мгновение сердце ее пропустило удар, сжалось в панике. Если нет – могут быть осложнения. Чистый срез почти наверняка хорошо стянется, а вот приживленная рука? Сшитые нитью мышцы и нежные сосуды, разъединенная и вновь собранная наскоро кость? Не обречет ли это Риону на страдания еще более жестокие? Даже дома, там, за границей пространств и времен, подобные травмы зачастую оказывались смертельными. Что уж говорить про мир, в котором еще даже не слышали об антибиотиках! - Не знаю ни одного успешного прецедента. Некроз, инфекции, заражение крови, - будто читая ее мысли, пробормотал медик. «Я не имею права принимать такого решения! - взвыло что-то в Марианне. – Пусть решает кто-нибудь другой!» Но никого не было – Нангвеля, уронившего голову на руки и, кажется, плачущего, можно было не считать. - Если ампутируем, - наконец разлепила губы женщина, - убьем наверняка. Она лучница. Лекарь несколько долгих мгновений смотрел на нее, а потом покачал головой: - Это безумие. Это преступление. И добавил через силу, будто не веря себе: - Мать Мелитэле. Ладно. Помогайте. Я слышал, вы магичка – помогайте, как сможете. Чем сможете. Мать Мелитэле!______________
Когда все закончилось, и медик, выплеснув черную от крови воду наружу, ушел, Марианна села и уткнулась лбом в край стола. Так плохо женщина давно себя не чувствовала. Усталость наваливалась на нее, словно пыльное одеяло, и двигаться, дышать, думать было трудно и больно. Она надеялась на чудо - удалось же ей когда-то помочь Седрику и Киарану! - но лазарет, словно река в сезон дождей, был переполнен смертью. Багровая, вязкая, гибельная сила плескалась в каменных стенах, затягивая и перемалывая в стремительной воронке все попытки Марианны использовать магию исцеления. И теперь Риона аэп Иннхав лежала на столе, под простыней - не мертвая, едва живая. Грудь эльфки тихо опускалась и поднималась, выбившиеся из тугой косы пряди волос колечками вились по темному дереву. Рука, забинтованная и по плечо залитая гипсовой кашицей, у нее… пока была. Двигаясь медленно, как старуха, Марианна подняла ладонь и положила ее на гипс. Рядом раздались тихие шаги. - Мы победили, maeth Марианна, - прошептал Нангвель, подойдя к изголовью стола. Голос у него был пустой, мерзлый. – Только что кричали глашатаи… там, на улице. Хенсельт капитулировал. Женщина с трудом повернула голову. На щеках скоя’таэля были видны дорожки слез, мокрые волосы прилипли ко лбу, и весь он был погасший, смолкнувший. - Ты не виноват, - не вслушиваясь, прохрипела Марианна: вид стрелка откровенно пугал. – Ты всего лишь хотел поступить честно. Во взгляде эльфа мелькнуло что-то отчаянное – мелькнуло и потухло. - А надо было – как сказали, - ответил он, неловко прикоснулся к виску Рионы, развернулся и, сгорбившись, побрел к выходу. – Кто я теперь? Хуже, чем… чем dhoine. - Это не так, - попыталась крикнуть вдогонку женщина, привстав, но сил хватило лишь на шепот. – Не так. Эльф не остановился, и Марианна обессиленно выдохнула, опершись руками о столешницу. И это, подумала она, победа? Трупы и смрад, и слезы, и боль? Женщина сама не понимала, что плачет, пока не облизнула губы, отстранённо подивившись тому, какими солеными они стали. Вокруг стонали, бормотали, молились, бредили раненые; страдание было разлито в воздухе, от его душного, сладкого запаха щипало в носу. Марианна заслонила руками лицо, откинулась назад, чтобы отдышаться – а когда вновь открыла глаза, невольно вздрогнула: на нее в упор, прозрачным от боли взглядом, смотрела Риона. - Очнулась, - внезапно совершенно обессилев, сказала Марианна. – Хорошо. Эльфка полежала, сглатывая, и молча перевела взгляд на свою руку, схваченную в гипсовый капкан. Горло ее дернулось – один раз, два, три – щеки полыхнули нездоровым лихорадочным румянцем. - Перелом? – скороговоркой, без выражения, как заводная кукла спросила девушка. – Она сломана, ведь так? Да? Кости будут долго срастаться, верно, это дерьмо, мать его, и… она же сломана? Наверное, нужно было сказать что-нибудь успокаивающее. Что-нибудь лживое, то, что Риона хотела бы услышать, но Марианна не представляла, что именно, и потому сказала правду. Которую лучница уже знала. В которую не желала верить. - Она разрублена пополам. Эльфка откинула голову назад, сжала челюсть так, что на шее вздулись жилы и застонала сквозь зубы, утробно и страшно. Это было горе, концентрированное, почти животное в своем лютом безграничье. - Мы сшили, - добавила Марианна, заикаясь. – Есть шанс, что срастется. - Иди и убей себя, dhoine! - Мы сделали все, чтобы срослось. - Thaess! Thaess aep! Последние слова Риона почти прокричала, с придавшей ей сил яростью приподнявшись на здоровой руке, и Марианна всерьез испугалась, что в слепом отчаянии эльфка навредит сама себе. Такие же мысли явно посетили и утомленных, отупевших от изнеможения медичек. - Потише, потише, - подойдя ближе, сказала одна из них, пожилая остроносая низушка, явно не оценив ситуацию. – Потише, милая. Ш-ш-ш. Этот мягкий упрек лишил Риону последней выдержки. - Нет! Почему ты не убила меня, dhoine! – завыла лучница, никого и ничего уже не слушая. – Лучше бы ты убила меня! Потому что ничего не осталось! Больше ничего! Не осталось!***
Марианна шагала по разбитой, усеянной телами дороге, и вопль Рионы преследовал ее, подхлестывал, словно кнут. Мимо домов, щерящихся заколоченными дверями, по мосткам, под которыми валялись позабытые, брошенные щиты и шлемы, сквозь шум, хохот и ликование празднующих победу – в какой уже раз она шла к затопленной деревне. Уже без сил - на одном упрямстве. И, как и всегда, к Йорвету. Кто-то из эльфов, завидев ее, встревоженно закричал, созывая товарищей – верно, все они уже знали про Риону. В деревне горели костры, кто-то пел печально и тонко, кто-то пьяно всхлипывал, но Марианна отмахнулась и от вопросов, и от приветствий, и от слез. Только Киаран аэп Эасниллен сумел ее остановить. Самым тривиальным из всех возможных способов – поймал на пороге Йорветова дома и сказал: - Его там нет. Это привело Марианну в чувство. Отдышавшись, она выпрямилась и, уцепившись за скоя’таэля, выдохнула: - А где есть? Он отвел было глаза, потом, словно, заставив себя, снова глянул на женщину. - Он уезжает в Лок-Муинне вместе с ведьмаком. Скоро… сейчас. За Саскией… Так надо. Лучше скажи мне про Риону. Я собираюсь к ней, и… - Где? – повторила женщина и для верности потрясла – попыталась потрясти - скоя’таэля за воротник. Ничего у нее не вышло – несмотря на кажущуюся хрупкость, сдвинуть с места Киарана без его желания получилось бы не у всякого. Он поначалу нахмурился, потер бровь, будто оттягивая неприятный для себя разговор, затем недовольно вздохнул. - В пролеске за деревней. Но я прошу тебя – не ходи. Мы потеряли сегодня двадцать четыре стрелка, и Саския… с ней неладно, и надо торопиться. Не тревожь его, maeth. Добра не выйдет. Он говорил искренне, и его голос, будто созданный, для того, чтобы убеждать, звенел беспокойством и сочувствием. Может, в другом месте и в другое время Марианна и послушалась бы. Но не сейчас. - Если я не поговорю с ним, - отчеканила женщина, - вы можете потерять больше. Еще одного... или двух. Вернулся ли в лагерь Нангвель? Киаран изменился в лице. Марианна, кивнув, развернулась и поспешила по глинистой, скользкой тропинке к пролеску. Она знала, где находится поляна – дальше от деревни могучий Понтар, словно полоз, прихотливо изгибался, образуя небольшую тихую заводь, и лес, повинуясь капризу реки, расступался, редел. Там росла чемерица, хорошо помогавшая от колик, и нежная пушистая вербена, и темный вороний глаз. Славное, тихое место. Зачем задержался в пролеске Йорвет, который, по словам Киарана, так спешил вслед за Саскией, Марианна не знала – и в этот раз, на самом деле, ей было и впрямь все равно. Саския или нет, думала она, раздвигая руками кусты и не обращая внимания на хлюпающую в ботинках грязь, но если этот эльф имеет смелость звать себя командиром, то и поступает пусть соответственно. На смерть он посылать умеет, это да, а вот спасать? Надо торопиться, ха! Чертыхаясь, Марианна вывалилась на поляну – и, чуть не споткнувшись, остановилась. Она нашла, кого искала, сомнения в этом не было, но когда Йорвет развернулся ей навстречу – черный силуэт в сине-красном мареве – ей наконец стало ясно, почему так упорно отговаривал ее от этой встречи Киаран аэп Эасниллен.______________
На поляне горел воткнутый в землю факел. Оранжевое пламя танцевало на траве, высекая из ночи тени. Искры, шипя, таяли в черной взвеси, окатывали теплым светом уложенные рядами тела. Марианна не считала – но догадаться было нетрудно. Их было двадцать четыре, и все они - каждый из них – был красив торжественной, мертвой красотой. На юные, схваченные смертным оцепенением лица ложились алые отблески, и казалось невозможным, что ни один из них больше никогда не заговорит, не улыбнется. Йорвет стоял перед ними, на границе между светом и тенью. От него несло кровью, горючим маслом, ненавистью – отчаянием. Сейчас, здесь, в нем не было ничего человеческого, Марианна не знала – чуяла это. От него следовало бежать, спасаться, пока не стало слишком поздно, и плевать на Риону, на Нангвеля, на скоя'таэлей. Пусть они разбираются со своими бедами сами, заигравшиеся в свободу глупцы! Марианна, пожалуй, и сбежала бы – вчера, неделю назад. До осады. - Риона аэп Иннхав, - произнесла женщина и двинулась вперед, - умрет, если ты не заставишь ее жить. Как умерли те, с кем ты прощаешься. - Прочь, - только и сказал он, глухо и низко. Надо было уходить, она сделала, что могла, она попыталась. Марианна потрясла головой, сжала руку в кулак, не замечая, как дрожат пальцы. - Нет. Я… - Сколько раз я так стоял, - медленно сказал Йорвет, и лицо его в этот момент было отражением лиц тех, кто лежал на земле. – Десятилетие за десятилетием. Форт Лейда. Ущелье Гидры. Флотзам. Марианна посмотрела на него, впервые почувствовав – не разумом, а самим своим естеством – время, пролегающее между ними, его черную, бездонную, холодную реку. Когда она родилась – там, в Москве, в самом обычном городском роддоме – он уже жил, уже мечтал, уже ненавидел. Она умрет, состарившись, но его годы не уменьшатся. Женщине стало холодно. - Я только убиваю, - произнес эльф, будто не видя ее. – Для того, чтобы не убивать, но конца нет. Сегодня - двадцать четыре, месяц назад - три десятка, aris shed aris, и опять, и я полон смертью, как трясина после дождя. На Йорвете не было повязки. Пустая глазница зияла темнотой, но в живой глубине здорового глаза дрожало пламя, и острое лицо то исчезало в тени, то выныривало из нее. Где-то там, под оболочкой из кожи и костей, этот мужчина корчился сейчас от боли, и другая женщина, более мудрая, более сильная, смогла бы найти правильные слова, чтобы утешить, чтобы удержать на той стороне, где горел огонь, но Марианна не знала, что говорить. Ей нечего было сказать. - An wenn beagnach muchfar, - мертво выговорил Йорвет, и она не выдержала, прижалась к нему, зарылась пальцами в его волосы, обняла так крепко, как сумела. Почти против своей воли, потому что уже решила разорвать то малое, что еще не было разорвано. Через силу, потому что любить, воюя, было нельзя. - Уходи, - повторил Йорвет и обнял ее в ответ. - Hel’ess leis me. Его руки скользнули по ее спине, смяли платье, стиснули до боли в легких, и Марианна сдавленно выдохнула, отвечая тем же. Это были не объятия – утопающие не обнимают друг друга, уходя под воду – но стало немного легче. Секунда таяла за секундой, вздох за вздохом, а они стояли, прижимаясь друг к другу под взглядами мертвых, в отсветах истекающего искрами факела. А затем в лесу хрустнула ветка, и в этот же самый миг Йорвет отстранился, выхватил из-за пояса кинжал - одним слитным невидимым движением, так стремительно, что Марианна только и успела, что ошарашенно мигнуть. - Покажись, - между тем скомандовал командир скоя'таэлей темноте, - или я убью тебя. Тихий изумленный смех вполз, звеня, в лесную тишину, и одна из теней сдвинулась, шагнула вперед. - Ты? Меня? - спросила темнота, и у Марианны затряслись от ужаса руки. Этот голос! - Так отвратительно, - сказал пришелец нежно, - что почти любопытно. Право, я не стал бы мешать, поверьте, не стал бы, но нам с тобой, Aedd Feasta, давно пора уходить. Ее величество ждет, а это нехорошо – заставлять ждать королев. Йорвет недобро нахмурился, а Марианна, чувствуя, как уходит из-под ног земля и уже зная, что увидит, вгляделась в алый сумрак. Он – тот, кто смеялся, ее преследователь, ее кошмарный сон – стоял рядом с факелом, не скрываясь, тонкий и светлый. Длинные гладкие волосы золотым ореолом сияли вокруг нежного лица. Он был похож на ангела – если бы не раздвинутые в презрительной усмешке губы, не цепкий, стылый взгляд. - Пойдем, orifann, - повторил ангел, и темнота вдруг зашевелилась, сгустилась, нависла над колеблющимся кругом света. - Кто ты, a d'yaebl aep arse, такой? – процедил Йорвет. - Я? – переспросил светловолосый и неспешно перевел взгляд на командира белок. – Я – тот, кто положил под тебя эту самку, scoia’tael. Понравились ли тебе мои сны, мои яблочные грезы? Надеюсь, что да. В конце концов, я старался. И, сказав так, он улыбнулся, и от улыбки этой Марианну затошнило. Примечание Cwelle! Cwelle ei, Nangwel! - Убей! Убей его, Нангвель! Aen Seidhe - Народ Гор Bloede arse, Riona! - Черт побери, Риона! maeth - госпожа dhoine - без комментариев :) Thaess! Thaess aep! - Замолчи! Заткнись! aris shed aris - снова и снова An wenn beagnach muchfar - Костер почти прогорел Hel’ess leis me - Побудь со мной scoia’tael - белка Примечание 2 В этот раз примечание будет кратким :) Прежде всего, конечно, хочу извиниться за долгий перерыв. Не уверена, что те, кто ждал продолжения, когда я выложила главу, все еще здесь, но все равно хочу поблагодарить читателей за терпение. У меня много всякого и разного произошло (и происходит) сейчас в жизни, и поддержка с пониманием - это то, что реально мотивирует. Спасибо! Обычные благодарности - Аглар. В этот раз она не смогла вычитать главу, ее правки добавлю чуть позже. Так что все ошибки в этой главе - мои! :) Особое спасибо - Ирлен. Склоняю перед тобой голову, ты пинальщик уровня бог! Без тебя, мне кажется, не нашла бы в себе сил отринуть презренный сон (который, как известно, для слабаков) и дописать главу! И много-много благодарностей всем, кто помогал с отловом ошибок в прошлых главах, я все вижу и завтра (то есть уже сегодня) буду править недочеты. Ну и прекрасное - рисунки, которые мне прислали в подарок. С разрешения авторов публикую их здесь, спасибо вам всем, спасибо огромное-преогромное. Вы крутые! Someone_kill_the_DJ - немного Йорвета осенним днем, аххх - http://s020.radikal.ru/i707/1604/86/24e6e5591f37.jpg И еще чудеса от Someone_kill_the_DJ - полуголый Йорвет и рысенок, один рисунок в разных ракурсах :) Эльфы и котики - собственно, чего еще желать? http://s018.radikal.ru/i525/1602/3d/625be32c38f8.jpg http://s020.radikal.ru/i717/1602/b5/683a52192226.jpg Тут во взгляде Когтя (или это Клык?) мне отчетливо видится немой укор. Лапают тут порядочных котофф всякие наглые! - http://s019.radikal.ru/i603/1602/18/0aff91f4f77d.jpg http://s017.radikal.ru/i432/1602/3b/52d0b0b9f8fb.jpg Klannicka нарисовала самого хорошего эльфа во всей этой кутерьме и, пожалуй, самого несчастного. Совершенно прекрасный Седрик - http://klannicka.deviantart.com/art/Cedric-589077522?ga_submit_new=10%253A1454775195 Madamma - рисунок отправлен мне давно, и я непростительно долго не могла его опубликовать. Но, кхм, близится Новый год. Дамы, вы отказались бы от такого подарка на праздники? Я - однозначно нет! - http://s017.radikal.ru/i424/1512/07/cc307aa95873.jpg Я же никого не забыла? Нет? Если забыла, напишите мне в личку, что я пенек и вообще морковка, я покаюсь и исправлюсь, честное эльфийское! Примечание 3 В следующей серии :) История потихоньку подбирается к концу. Не в следующей главе, но скоро, да. Поэтому в ожидании близкого финала проследуем за героиней, которая на себе испытает: - все прелести дальней дороги в компании эльфа с дурным характером - ту самую любовь, которая не вошла в эту главу, ибо автор увлекся войною - радость от ношения двимеритовой бижутерии - и незабываемое счастье от встречи с флорой и фауной Синих гор, истреблением коей зарабатывает себе на хлеб