Зло неподалеку

Эту новость он держал от меня в тайне до следующего утра, а теперь преподносит ее, как ни в чем не бывало: — Окно в спальне было приоткрыто, а перед тем, как мы уехали, я точно закрывал его. Час от часу не легче. — И это все? — Нет. Эрвин садится на диван и прожигает взглядом стену. — В комоде рылись. Полки в кладовке тоже проверяли. Вещи, конечно, потом расставили по своим местам, но я вижу, что они все равно лежат не как раньше. — Что это значит? Я встаю перед Эрвином, нервно теребя в руках платок, которым только что вытер кровь из носа. — Плохи наши дела, Леви. А когда они были хороши-то? — Кто-то забрался в наш дом, — рассуждает Эрвин. — Вытекает вопрос: зачем? Версия о попытке ограбления сразу отвергается. По внешнему фасаду ясно, что ничего ценного у нас нет. Но если рылись в вещах, значит, что-то искали. Но что? Если у Эрвина хоть какие-то догадки, то у меня никаких. Я едва ли понимаю, к чему он клонит. Сутки без сна дают о себе знать. — Но подвал открыть не смогли, это уже радует. Осталось понять, что именно забрали. Если выясним это, то поймем цель вторжения. — Предлагаешь осмотреть весь дом? — Да, начнем с этого. Стоит ли говорить, что это глупая затея? Мы перерыли весь дом, как сумасшедшие, и ничего не обнаружили. Ни одной пропажи. Все лежит на своих местах, даже ключи Гилберта от дома — благо, я их закинул в ящик в подвале. Наши безрезультатные поиски добивают Эрвина. Он взбешен и, наверное, впервые в жизни испытывает пугающее чувство неизвестности. — Хм, Леви, — он берет чашку с кофе из моих рук, делает глоток и обреченно глядит на меня. — А ведь они знали, что нас в это время не было дома. Он, видимо, хочет, чтобы мое сердце остановилось. — Хочешь сказать, за нами следили? Кивает. — Это очень странно. Я не могу предположить, кто и ради каких целей залез в дом, предварительно узнав, что мы уехали. Может, и могу, но не хочу делать поспешных выводов. Пар, витающий над чашкой кофе, оседает на стеклах его очков. Я снимаю их и протираю рукавом до блеска. — Это знак, Эрвин. — Какой? — Что нам пора покинуть это место. Эрвин возвращает себе очки. И зачем они ему сейчас? — Ты все толкуешь на свой лад, — его тон насмешливый. — Нет, дело в другом. — В чем? — Не торопись. Давай по порядку… — Не торопись?! Очкарик, ты в своем уме?! Я грохнул человека! Мы брали чужую машину! Кто-то был в нашем доме и рылся в вещах! Нужно сматывать отсюда, пока не поздно! — И попасть в федеральный розыск? — Эрвин приподнимает брови. — Если мы уедем, то первыми попадем в список подозреваемых. Хочешь, чтобы нас высадили с поезда на ближайшей станции? Или предлагаешь пешком пройти густые дремучие леса? Ладно. Плохая идея. Признаю. — И что же нам делать? — мои руки безвольно висят вдоль тела, словно набитые ватой руки куклы. — Думать. Мне приходится довольствоваться столь лаконичным ответом и ругаться шепотом, чтобы не отвлекать Эрвина от работы. Пока он сутулится за компьютером, я повторно обхожу дом, восстанавливая в памяти детали. Так как за уборку отвечаю я, это не составляет особого труда. Я прохожу комнаты, мысленно отмечая галочками пункты в воображаемом списке вещей. Дохожу до кухни, и увиденное заставляет меня сжаться. — Ты говорил, что все на месте? — я выглядываю из-за угла. — А где ножи? — Я убрал их. Ты действительно думаешь, что кому-то нужны чужие ножи? — вяло отвечает Эрвин, не переставая издеваться над клавиатурой. — Ты? Но зачем? Эрвин облизывает губы и перестает печатать. — Не надо подбирать слова, — я подхожу к нему. — Ты думаешь, что я брошусь с ножом на тебя? Да? Не молчи! Но он молчит, и во мне что-то обрушивается. Я отхожу от него и опускаю глаза в пол. Неужели он думает, что я могу убить его? Я могу убить его? И ощущаю, что этой мысли ничто внутри не противится. Она такая же естественная, как и любая другая мысль о нем. Жажда его прикосновений, его голоса, его жизни целиком и полностью. Внезапно это пугает меня. — Я боюсь, что ты можешь покалечить себя, — Эрвин старается быть осторожным, но нотка раздражения в его интонации присутствует. — Ты нестабилен, Леви. Мы многим рискуем, и ножи — лишь одна из мер безопасности. — Хорошо. После этого диалога у меня остается неприятный осадок и вместе с тем отрада — Эрвин беспокоится обо мне. Это подогревает мою надежду. Наверное, это ненормально? Эрвин как будто слышит мои мысли: — Это простая забота. Не пускайся в размышления, они редко заканчиваются хорошим. — Что ты мне предлагаешь? — Ничего. У меня нет пособия, как проводить свой досуг после убийств. — Как жаль, мне бы оно пригодилось. Чтобы больше не раздражать его, я ухожу возиться в саду. Этот день проходит в изоляции, и я с трудом переношу ее, что странно. Меня никогда не тянуло в шумные места, обычно в доме я прятался, чтобы чувствовать себя защищенным, но теперь все изменилось. Я нигде не чувствую себя защищенным, пока со мной — я сам. Все, что меня наполняет, вызывает у меня дикую тревогу. Я постоянно думаю о том дне, об Эрвине, о мышах в стенах, о том, что меня не покидает ощущение, что в доме мы не одни. Хочется оторвать себе голову. Но я смиренно сижу взаперти и не решаюсь выйти за линию нашего газона, словно там стоит невидимый забор. Эрвин переносит изоляцию легче. Он сидит за компьютером и мучает клавиатуру, периодически вздыхая и протирая ладонями уставшие глаза. От стула его отрывает лишь телефонный звонок. Я сразу же захожу в дом и прислушиваюсь к разговору: — Да, конечно, — Эрвин зажимает трубку между плечом и ухом и что-то пишет в блокноте, используя стену как подставку. — К четвергу? Это довольно большой объем, а еще предстоит вычитка и… Я понял… Хорошо. До свидания. Трубка летит в гостиную и прямым попаданием разбивает граненую пепельницу. — Она была моей любимой, — говорю я, собирая осколки руками. — Прости, — Эрвин складывает локти на стол и обреченно смотрит в экран компьютера. — Умеешь печатать силой мысли? — Стремлюсь. Выбросив осколки, я подхожу к нему и заглядываю в его заметки в блокноте, написанные неразборчивым неровным почерком. — Твои усилия не стоят такого оклада. — Знаю. — Почему не бросишь? Эрвин фыркает. — Это не решит моей проблемы, Леви. Порой я себя чувствую, как рыба, которую выбросило на сушу. И все мои попытки чего-то достичь — это нелепое хлестание хвостом по песку. Где бы я ни был, я не на своем месте. И я не знаю, что мне делать. Я просто продолжаю. Его признание озадачивает меня даже больше, чем новость о вторжении в наш дом накануне. Я никогда не думал, что он пытается доказать своим усердием. Наверное, он сам это слабо понимает. — Не бери в голову, сейчас это пустяки, которые не стоят нашего времени. — Да я и не брал, — честно признаюсь я. — Пока я стриг кусты, я видел соседей. Они не похожи на взломщиков, Эрвин. Я не могу придумать ни одной причины для них, которая бы заставила их залезть в наш дом. Может, это дети? Они безмозглые. — Дети не могут уйти из дома на целую ночь, чтобы дождаться, когда мы уедем, — возражает Эрвин. У меня заканчиваются оправдания. Я всеми силами хочу убедить нас, что нам показалось, что ничего не было, но — Эрвин не может ошибаться. Если чему-то и верить в этом мире, то его умозаключениям. — Ты помнишь, когда к тебе пришел Гилберт? Чтобы не растерять остатки самообладания, я крепко сжимаю кулаки и замираю. — Не знаю, — я напрягаю все извилины, чтобы воспроизвести в памяти этот день, но разум упорно сопротивляется и выталкивает меня. — Он… Он сам пришел ко мне. Я не ждал его. — А дальше? — пытливый взгляд Эрвина выводит меня из равновесия. Я швыряю попавшую под руку тумбочку и бросаюсь на улицу. — Постой! — он кричит мне вдогонку. — Я всего лишь хочу убедиться, что никто не… Толкнув ногой дверь, я замедляюсь и отряхиваюсь, чтобы прохожие не подумали, что я псих, но Эрвин догоняет меня и тащит назад. — Успокойся, — он шипит сквозь сжатые зубы. — Ты привлекаешь ненужное внимание. А я в панике брыкаюсь и колочу его со всей дури. — Отпусти! — Леви, прекрати! — Я сказал, отпусти! Но физическое превосходство относится не ко мне, а к Эрвину. Он затаскивает меня в дом, роняет на пол и падает рядом сам. Все это время я кричу и продолжаю кричать, пока его ладонь не затыкает мой рот. Я больно ударяюсь затылком об угол и прекращаю дергаться. Эрвин тяжело дышит и вытирает свободной рукой со лба капельки пота. — Ты до чертиков напугал меня, — судорожно выдыхает он. Я мычу и пытаюсь убрать со рта его руку. — Леви, — он склоняется надо мной, проводит пальцем по линии скул, и я перестаю шевелиться. В один миг мои мышцы парализовало. Я смотрю в его глаза, не моргая. — Не давай людям повода считать тебя ненормальным. Даже если это так и есть. — Угу. Эрвин убирает руку, но не отодвигается от меня, не позволяя мне подняться. — Все будет хорошо, — он поддевает прядь моих волос и заправляет ее за ухо. — Хорошо, слышишь? Нужно только очистить разум от лишнего и сделать то, что я прошу. А я прошу тебя не покидать этот дом. Это наше с тобой убежище, где никто и ничто не достанет нас. Разве тебе тут плохо? Если тебе что-то нужно, ты только скажи, я принесу, сделаю. Но, пожалуйста, оставайся здесь. Здесь. Я поднимаю глаза к потолку и пытаюсь смириться со своей клеткой.