Сокол. Чернеющие тучи

— Будь проклята эта неблагодарная должно-о-о-о..! Мавор, споткнувшись о торчавший корень, повалился лицом прямо в мутную лужу. Вся его одежда мгновенно позеленела, а появившийся запах был таким, словно он искупался в грязи вместе со свиньями. Болото во всём Королевстве Ин-Нар считалось проклятым и неблагоприятным местом. Люди предпочитали обходить его стороной, потому как боялись попасть под невиданные чары и навсегда в нём заплутать. Но, как и везде, находились смельчаки, или просто отчаявшиеся безумцы, приходившие сюда и бесследно пропадавшие. Пожалуй, именно из-за них Болото приобрело плохую славу, породившую выдуманные истории об агрессивных призраках, забирающих с собой живых. Однако одних неупокоенных душ не хватало, чтобы сделать россказни достаточно устрашающими, поэтому люди придумали монстров — настолько жутких в человеческом воображении, что от одного взгляда на них, опять же по легендам, всё тело коченело, а сердце останавливалось. Разумеется, это были обычные страшилки для маленьких детей, чтобы те вовремя ели противную кашу и не смели убегать из родительского дома. Правда, Болото действительно являлось особенной территорией, где происходило предостаточно необъяснимого. — Ты упал. Молодец. — Цирцея со скукой наблюдала за поднимающимся Адъяром. — Что потом? Ты обваляешься в дерьме февулов? — А вот знаешь… — Мавор выпрямился, и, хоть он выглядел жалко, его лицо оставалось безучастным. — Говорят, отходы февулов в переработанном виде благосклонно влияют на кожу. Как думаешь, милая, мне уже необходимо следить за собой? Адъяр похлопал себя по щекам и подмигнул Виге, на что та закатила глаза и фыркнула. — О чём ты вообще думаешь, Мавор? — О том, как понравиться тебе! Стряхнув с рукава чёрной одежды комок грязи, Мавор, глядя на Цирцею, поиграл бровями. — Так ты точно ничего не добьёшься. — О, ты просто не ценишь меня, такого замечательного и неповторимого. Ты бы тоже была прекрасна, как и я, если бы прекратила прятаться в свой непробиваемый панцирь и считать, что это правильно. — Адъяр равнодушно махнул рукой. — Чаще всего именно такое поведение свидетельствует о причинённой боли. — Никогда, — Цирцея подняла палец и нахмурилась, — слышишь? Никогда не смей делать такие анализы. Ты ничего обо мне не знаешь. — Конечно. — Мавор ободряюще улыбнулся и отдал ей честь. — Как скажешь, госпожа. — Прекрати так улыбаться! Это неуместно. — Я бы и дышать прекратил, но, боюсь, тогда тебе придётся тащить меня на своих шикарных плечах. Цирцея, громко ругнувшись, пошла прочь от Адъяра. Её раздражала вся ситуация, бесило это убогое, никому не нужное Болото и Лидер, посмевший отправить сюда их, а не приспешников, обязанных выполнять приказы за милую душу. В конце концов, она испытывала целую бурю негативных эмоций от одного присутствия Мавора рядом с собой — того, кто будто намеренно испытывал её нервы на прочность. Бесит! Она огляделась с целью более-менее понять обстановку и невольно заметила, как туман, прежде терпимый, стал гуще. Цирцея щёлкнула пальцами и попыталась таким образом создать небольшой огонёк, позволивший бы ей хоть как-то сориентироваться в пространстве, но он, к несчастью, тут же погас. — Мавор? Она повернулась назад, когда почувствовала прохладный ветерок, вызвавший мурашки. Вига прищурилась, сделала пару осторожных шагов. Что-то мерзко хлюпнуло под её ногами, в воздухе раздалось злостное рычание, и Цирцея резко отскочила, выставив руку в защитном жесте. Отражать нападение не пришлось — настораживающие звуки пропали, словно и не было здесь никого живого, за исключением противных кровососов, мешающих сосредоточиться. Цирцея сжала кулаки. — Мавор, это не смешно! Хватит издеваться! Эхо наложилось и создало не менее страшный эффект множественного присутствия. На миг Виге почудилось, что рядом с ней сотня… Тысяча человек, повторявшие её слова, но только разными голосами: от детских до старческих. — Мавор?.. Цирцея была не из пугливых. На самом деле, она выделялась на фоне других в Циннии как раз-таки благодаря своей смелости. Она — наравне с Лидером, который своей непроницаемостью мог в самом натуральном смысле убивать. Человеком он являлся жутким, особенно для новичков, полагающих, что их предводитель способен по щелчку пальцев взорвать Солфас. Конечно, мир он навряд ли взорвёт, но вот человека — без проблем. Однако новичкам, послушникам, такую информацию лучше не знать. В общем, Цирцею было трудно напугать. Сомнительная работа закалила её нервы, и они стали почти стальными. «Почти» — это ключевое слово, потому что данная ситуация, куда она угодила по милости Лидера и, несомненно, Мавора, — вывела её из равновесия. Все легенды, которые Вига когда-либо слышала об этом Болоте, всплыли в её сознании. Все монстры, придуманные больной человеческой фантазией и описанные во всяких книгах, в её испуганном разуме стали приобретать всё более и более зловещие формы. Она почувствовала, как пальцы предательски сжались, а ноги подкосились. Цирцея, уставившись в серое никуда, прикусила нижнюю губу и замерла. Казалось, это был абсолютно другой человек — разбитый, раненый и вовсе не похожий на невозмутимого Лидера, далёкого от всяких эмоций. Она обняла себя в естественном желании защититься. Сделала ещё пару шагов, ожидаемо не приблизивших её ни к какой цели. Складывалось впечатление, что всё Болото — живое существо, незаметно дышащее и только ждущее, когда жертва, ослабленная психологическим давлением, свалится прямо в пасть монстру. Цирцея вздохнула. Она не умрёт здесь, не заблудится. Она докажет свою силу. Никто не тронет её. Больше никто. Прямо перед ней что-то пошевелилось. Фигура, заметно выделяющаяся в тумане, быстро росла. Сначала массивные рога, метровые уши, закрученные в спираль, следом — морда, длинная шея с непропорционально маленьким телом и наконец огромные лапы с невероятно острыми когтями, готовыми с лёгкостью распороть человеческое брюхо. Существо издало оглушающий рык, от которого обязательно бы побилась вся посуда, если бы она только была, и туман, прежде густой, стал медленно редеть, будто управляемый этим до странного уродливым созданием. Это — «Тот, кто ненавидит» — в прошлом, во времена духов, называемый людьми Тони́трусом. Опасный зверь, извергающий из своей пасти едкую кислоту, способную прожечь даже драконью кожу, славившуюся прочностью во всём Солфасе. Цирцея читала о нём в книге, ещё в далёком детстве, и прекрасно знала, что они давно вымерли. Тупая морда с уродливым носом и розовыми пятнами смотрела прямо на неё: зелёные губы облизывал длинный, змеиный язык, красные глаза с фиолетовым горизонтальным зрачком пристально наблюдали за Вигой, приворожённой столь тошнотворным зрелищем. Она никогда в жизни не видела существа более безобразного. Даже Мавор по сравнению с ним — настоящий красавчик. Цирцея искренне не знала, что ей делать. Она никогда не сражалась с реальным противником. Она умела подбирать правильные слова, манипулировать, если в том была необходимость, но не драться, как Мавор, которого очень не хватало. Раздался гром — это Тонитрус сделал вялый шаг к Цирцее, глупо смотревшей на него. Ещё один шаг. И ещё. Сердце безумно заколотилось в грудной клетке. Вига призвала к себе чёрную магию, окутавшую спиралями руку, и выставила её вперёд, направив собранный сгусток на монстра. Бесполезная попытка. Магия быстро прошла сквозь Тонитруса и никак не задела его. Ни во второй, ни в третий раз. Ни в четвёртый. Цирцея непонимающим взглядом уставилась на чудовище, медленно подбирающееся к ней. Она с трудом верила, что вся магия, все её силы ушли напрасно. Они даже толком не тронули его, словно он… О Сущий. Только не это. Нет. Нет, нет, нет. Это невозможно! Это гадкое создание не может быть невосприимчивым к магии. Тем более к этой магии. Это какой-то бред. Проверка её способностей? Шутка? Она провалила задание? Цирцея хотела развернуться и метнуться со всей дури прочь, но её — какой кошмар! — засасывала вязкая вода, где она всё это время стояла. Это — конец. Вига видела, как неспешно, будто осознавая своё превосходство, надвигался на неё Тонитрус — «Тот, кто ненавидит», — видела его морду — так себе картина перед смертью — и ощущала свою никчёмность. Почему ей вечно доставалось всё самое худшее? Чем она заслужила от судьбы такой жестокий пинок? Где была справедливость? — Цирцея! Не успела Вига среагировать, как её сбили с ног. Она упала в склизкое месиво — вся одежда и в том числе волосы перепачкались в мерзопакостной, воняющей грязи — и начала неожиданно задыхаться. — Цирцея! Вига не могла открыть глаза, она хваталась за воздух в надежде выжить, но эти движения были слишком рваными, беспорядочными и причиняли только больше боли. На её лоб опустилась тёплая ладонь. Тёмная магия заволокла всю голову и отправила её во внеземной полёт по звёздному небу. Такому красивому и бесконечному… — Пожалуйста, приди в себя, ненормальная! Было так легко и приятно. Никаких забот и переживаний. Даже голос не мешал наслаждаться полной свободой, в которой она нуждалась всю свою жизнь. — Цирцея, прошу… Вига с трудом разлепила веки и первое, что она лицезрела — это перепуганное до смерти лицо нависавшего над ней Адъяра. Осознание пронзило её мозг, и Цирцея чересчур шустро поднялась и по неосторожности столкнулась с Мавором, не успевшим отодвинуться. Оба одновременно потёрли ушибленные лбы. Цирцея, не замечая ни монстра, ни тумана, с прищуром огляделась. Слева виднелась шаткая избушка, окружённая растительностью в виде жухлой травы и полуживых деревьев без листвы. Это отчасти безмятежное Болото никак нельзя было сравнить с тем напряжённым и жутким местом, в котором она находилась. Или находится и по сей час? — Где… Где Тонитрус? — Кто? — удивлённо спросил Мавор и, не дождавшись ответа, добавил: — Ты знаешь, почему вокруг этого Болота ходит так много легенд, раненая пташка? — Что ты… — Цирцея небрежно убрала руки Адъяра со своей талии, поднялась и чуть пошатнулась. — Хватит говорить своими загадками. Давай прямо. — Раньше здесь было пастбище. Тут жили огры. Необычная территория для них, да? Но потом животные начали заболевать, сами огры, впрочем, тоже проявляли признаки хвори. Природа с каждым месяцем увядала и становилась мёртвой. Есть теория, что дело — в проклятии духов, но я считаю, что это сплошные байки. Где появляются огры — там начинается засуха, даже если это и вредит в первую очередь им. Чистый факт. — Ну и зачем мне нужна эта информация? — Эй, я не договорил. — Мавор нахмурился. — Ах, прошу прощения. Продолжай свой дивный сказ! Адъяр пропустил язвительную интонацию мимо ушей. — Природа здесь настолько испортилась, что стала местом сосредоточения всякой дряни. Тут нет монстров — никто бы не стал селиться в Болоте, будучи в уме. Но зато есть иллюзии. Игры воображения, понимаешь? Опять же всё спихивают на духов, но я готов поспорить. — Мавор, ты… — Гений? Да. — Откуда ты это знаешь? — Древняя литература, прочитанная с целью понять, куда нас вообще направили. Цирцея недоверчиво оглядела Мавора. Мысль, что он сидел при свечах за книгой, смешила её. — Брехня. Ты и чтение? Совершенно на тебя не похоже. — Ладно… я немножечко солгал, каюсь. Мне в сжатом виде рассказали про это Болото. — Что ж… теперь я верю, — проговорила Цирцея, удовлетворённая тем, что добилась от Адъяра правды. — Значит, Тонитрус был иллюзией? — Да. Они же подохли вместе с теми, кто их создал. — Мавор, борясь с сильным желанием закурить, сплюнул. — Гадкие духи. — У тебя тоже была иллюзия? — Я морально подготовился к этому. — Он указал на старую избушку. — Вот наша цель. — Ведьма? — Ага. Она единственная поехавшая, кто сумел освоиться на Болоте. Лидер сказал мне, что Ведьма — как сорока, любящая собирать всякие блестящие безделушки. Не думаешь, что у неё есть какой-то артефакт, способный спасать её от иллюзий? — Если таковой у неё и имеется, то после нас он перекочует в руки Лидеру. Мавор одобрительно усмехнулся. Он излишне радостно хлопнул в ладоши и виновато перевёл внимание на Вигу. — Ты прости, что уронил тебя в… ну, в грязь. Я не специально, но у тебя глаза побелели и закатились. Я запаниковал и-и… — Не извиняйся. — Она сторонилась Мавора, не желая своим видом показывать ему, как была благодарна. — Я намереваюсь быстро разобраться с этим заданием и вернуться в столицу. Потом обязательно принять душ. Но перед этим я выскажу этому говнюку всё, что о нём думаю. — Смело, но рисково. — Он ничего мне не сделает. — Ну… да. — Тогда мой риск будет оправдан. — Э-э… Цирцея, обходя зеленоватые лужи и наступая на засохшие тонкие ветки, направилась в сторону завалившейся набок избушки, а Мавор, присвистнув, засеменил за ней следом. Вига не хотела думать обо всём произошедшем, тем более о «спасении», когда Адъяр прикоснулся к ней и вывел из… Того состояния. Она верила, что разобралась бы со всем сама. Иллюзия была правдоподобной, спору нет, но если Мавор сумел укротить Болото, то чем она хуже, верно? Помучилась бы, да выжила — иного выбора нет. И она не нуждалась ни в каком помощнике. Определённо. Эффектно отворив дверь ногой, Цирцея сразу же заметила старую женщину, сидевшую напротив камина и вязавшую платок. Вига, не дожидаясь, пока Ведьма повернётся к ним и закричит, одним ловким взмахом руки усыпила её. Мавор, что-то промычав, начал насвистывать мелодию. Цирцея убийственно на него посмотрела, и он, испугавшись за свою шкуру, утихомирился. — Забирай амулеты с особой энергетикой. — Вига аккуратно схватила женщину, скептично оглядела её пёстрый наряд и отстранилась. — Я возьму их, а ты будешь тащить её. Она должна рассказать Лидеру, где артефакт. — Снова ты поручаешь мне такие сложные задачи… Я бы лучше тащил тебя! — Мавор, — хмуро позвала его Цирцея, — ускоряйся. У нас и без тебя мало времени. И правда. Вига мечтала покинуть Болото и забыть его, как страшный сон, поскольку не привыкла незаконно врываться в дома и похищать людей, пускай и натворивших, по словам Лидера, немало плохого. Ей была близка дипломатия, а не насилие, и Лидер прекрасно об этом знал. Но он проигнорировал её нелюбовь, не имея возможности поручить эту миссию кому-то другому. Лидер доверял ей, и потому Цирцее, невзирая ни на что, пришлось согласиться. Вига надеялась, искренне и отчаянно, что они сразу же отпустят бедную женщину, как только узнают, где та спрятала артефакт, иначе, право слово, чем Цинния будет отличаться от монстров, с которыми поклялась разбираться? Они и так ходили по грани, без причины превышали полномочия, позволяя себе весьма сомнительные вещи. В конце концов, у всего должно быть ограничение. Даже у них — у людей, борющихся со злом.

***

Что Сокол ненавидел больше всего — это просыпаться. Тем более от какого-то звука, разрушающего надежды на «хорошо поспать до обеда». Он медленно разлепил один глаз. Засмотрелся на потолок и снова уснул. Через некоторое время Сокол почувствовал, как рука, собственная, чтоб его, рука! — взяла и ударила по лицу. После такого наглого и беспардонного — тут уж без вопросов — предательства не только волей-неволей проснёшься, но и со скоростью света поднимешься. Хотя не в случае Сокола, конечно.

Хватит валяться, как грязное животное. Поднимай свою задницу!

Наёмник устало вздохнул, перевалился на другой бок и без рвения сел на кровать. — В следующий раз можно сказать и «пожалуйста».

В следующий раз я завладею твоим телом, а ты станешь никчёмным наблюдателем. Тогда я перебью всех твоих…

— О нет-нет, давай без этих злых речей. Мне такой ужас снился, что я не готов терпеть ещё и тебя. Ты понял? Думаю, да.

Жалкий человечишка, как ты смеешь?

— О Сущий, тебя можно как-то заткнуть? Я не хочу слушать тебя целыми днями напролёт. Мне хватает Медеи с её неопределённостью. Ахерон злобно зашипел и попытался вновь завладеть человеческой конечностью, но вышло это, мягко говоря, плохо. Сокол победоносно засмеялся и в насмешку помахал этой же рукой перед своим лицом. — Ха! Пошёл ты. Можешь сколько угодно пытаться — я тебе не позволю.

Рано или поздно любое хрупкое сознание ломается под гнётом более сильного. Когда это случится, то смеяться в твоём теле буду я, а не ты.

— В твоих фантазиях? Обязательно. Сокол довольно потянулся, встал на ноги и почесал поджарый живот. Его бело-жёлтая рубашка была мятой и явно нуждалась в замене или как минимум в стирке, но он научился не обращать внимания на такие незначительные мелочи. На самом деле, ему никогда не было дела до своей неопрятной одежды. Будь чистоплотный Орёл здесь, то он бы как следует его отругал и привёл бы сотню аргументов в пользу того, как важно за собой следить. — Сокол, твою мать, ты что, помер там?! Дверь отворилась так же внезапно, как и раздался крик. Сокол заспанный, с запутанными тёмно-русыми волосами, вьющимися в стороны, стоял в одной расстёгнутой рубашке и глядел прямо на ворвавшуюся в его комнату Лиднер, чей взгляд прекрасно показывал её недовольство и злость. Он панически пискнул что-то нечленораздельное, не нашёл позы лучше и присел на корточки. — Что за… Какой кошмар! — Медея спрятала нос в длинном вороте короткой и непомерно узкой, как решил Сокол, куртке. — Ты, Сущий, вообще с водой не дружишь?! — Между прочим… — Я не хочу ничего слышать! Нет. Хватит с меня этого! Я пришла сюда ради того, чтобы разбудить тебя, ленивое недоразумение, но ты снова всё испортил! Как, Сокол? Ка-ак?! За спиной Медеи показался смущённый оуви. Его ушки, покрытые перьями, прижались к голове. — Мой… с-спаситель… Стриго не сумел договорить свою умную мысль, поскольку спрятал клюв в маленьких ладошках. Медея, разделяя его мнение, лишь сочувственно вздохнула и вернулась к Соколу, старавшемуся провалиться сквозь половицы: — Почему вчера этой вони не было? Ты что, специально прикалываешься надо мной, да? — Поспешу напомнить… — Я тебе не давала слова! — Но… — Сегодня же мы найдём баню и ты, — Медея направила указательный палец на растерянного Сокола, слабо осознающего, почему к нему ворвались да ещё начали им командовать, — помоешься как цивилизованный человек. Твои мозги уяснили это? — Эй! — Сокол, скрестив руки на груди, с возмущением обратился к раскрасневшейся Лиднер. — Если ты закончила со своей пафосной речью, а ты, очевидно, закончила, я тактично напомню: я привык работать в одиночку и всё, что ты от меня требуешь, это просто... На улице раздался пронзительный вопль. Команда, мигом забыв про всю разворачивающуюся драму, удивленно бросилась к зашторенному окну. Противный визг, полный боли и отчаяния, повторился, и героическая душа Лиднер не могла так просто им пренебречь. — Живо собирайся, — приказала она Соколу. — Мы вместе с оуви пойдём на площадь. — У меня есть… — Именно, у него есть имя. Медея, уже не дожидаясь, что ей скажут, побежала в свою комнату за оставленным рюкзаком. Сокол убито глянул на взгрустнувшего Стриго. — Не расстраивайся. Она снова встала не с той ноги. Догоняй её быстрее, чтобы она на тебя не наехала. Оуви послушно кивнул и исчез в коридоре. Соколу понадобились все свои силы, чтобы как можно шустрее натянуть на себя злополучную куртку с проклятущими пуговицами и ремнями. Наспех пригладив волосы и придав им хоть какой-то цивильный вид, Сокол схватил сумку и рванул вниз. Владелец, широко улыбнувшись и дружелюбно помахав ему, напоролся на грубый жест со средним пальцем и, замерев от удивления и неверия, удручённо почесал затылок.

***

На площади вокруг мечущейся женщины, падающей на колени возле каждого человека и истерично просящей о помощи, собралась приличная толпа. Люди, разумеется, брезгливо отходили назад, а кто-то, находя это, видимо, недостаточным, пинал женщину, из-за чего та падала на асфальт и царапала себе руки. Можно было подумать, что она больна, причём серьёзно: на лицо все признаки неадекватности. Стража, что самое интересное и вместе с тем печальное, стояла практически рядом и никак не останавливала собравшихся, а наоборот — глумилась, как и публика, и кидалась дерзкими фразами, подначивая присутствующих. Медея, растолкав попавшихся ей на пути зевак, схватила вновь упавшую и плачущую женщину и прижала к себе, словно мать ребёнка. Погладив её по макушке, она с ненавистью подняла голову и оглядела присутствующих, что так яро называли себя «людьми». — И после этого вы, — начала Медея неожиданно громко и застала врасплох всех, даже подбежавшего оуви, — смеете спокойно ходить, обнимать любимых и воспитывать детей?! Толпа неодобрительно загалдела. — Вы — мусор, вот вы кто! Вы выставили бедного человека посмешищем, хотя ей нужна была всего лишь ваша помощь! — Ха! Какая к духам помощь? Она же опасная истеричка! Медея молниеносно нашла того, кто сказал этот бред. — Я с превеликим удовольствием посмотрю в твои бесстыдные глаза, когда твоя жена попадёт в её ситуацию. — Лиднер насмешливо оскалилась. — Тогда узнаем, как ты будешь высказываться, урод. Мужчину заметно задели эти слова, как, собственно, и всю собравшуюся публику. Та возмутилась, а стража, навострившись, в любую секунду готовилась прервать устроенное шоу. — О нет, Изабелла, Ребекка, что вы творите! Вбежавший и неуважительно толкнувший пару наблюдателей Сокол, весь запыхавшись, остановился рядом с Медеей и женщиной. Он согнулся, упёрся в свои колени и рвано задышал. Его лёгкие, ещё год назад спокойно переносившие длинные дистанции, сейчас больно жгли и буквально кричали о том, что они на последнем издыхании и больше не протянут. Медея, нахмурившись, не до конца понимала намерений спутника, и её это ощутимо напрягло. — Минуточ-чку… О Сущ-щий… Невыносимо… — Он вытер лицо, промычал что-то, махнул рукой и с трудом выпрямился. — Моя дорогая… э-э… сестра и моя, ну, жёнушка любимая… Всё это семейные неразберихи, с кем не бывает, верно? Сокол обворожительно улыбнулся сомневающимся людям и помог подняться Медее с её новоиспечённой подружкой. — Изабелла, жёнушка ненаглядная, очень любит толкать умные речи, она в детстве хотела стать чуть ли не советницей самого Короля. — Сокол посмеялся, и толпа поддержала этот смешок. — Весёлая у меня семейка, ух, весёлая, конечно… А Ребекка потеряла своего февула… — Все поморщились. — Да-да, именно! Эти мерзкие февулы, о Сущий! Вот и плачется теперь… — И хорошо, что потеряла! — выкрикнула девушка. — Гадкие создания! — Смерть им! — Абсолютная правда! — Активно закивал Сокол и повёл компанию вперёд. — Но она так любила Рыжика… Сентиментальная натура, что с неё взять! Извините за них! Можете возвращаться к своим делам. Всем спасибо! Всех люблю и обнимаю! Люди предусмотрительно разошлись перед ними, и Сокол смог спокойно провести хныкающую женщину и осторожную Медею. — Пока-пока! — Он помахал им на прощание, и некоторые ответили ему тем же. Они отошли на достаточное расстояние и спрятались между домами. Спасённая — Сокол в тайне прозвал её полоумной — не отрывалась от Медеи, заботливо укрывавшей её от внешнего мира и шептавшей ей всякие ласковые словечки. — Ты молодец, Сокол, так держать, браво… — Он, предчувствуя долгую и щепетильную сцену, присел на асфальт. — Хотя зачем благодарить? — Вы настоящий г-герой, мой сп-паситель! — Стриго накинулся на уязвлённого наёмника и лишь чудом не попал ему в глаз своим клювом. — Вы п-прирождённый актёр! — Отпусти меня, пернатое ты нечто! Ай! Больно! Аккуратнее! Не-ет, ты что… А-а! Вместе с криками сопротивляющегося Сокола, активно борющегося с оуви за нежелание обниматься, раздался тихий, неуверенный смех. Стриго с Соколом одновременно повернулись к Медее, по-прежнему державшей женщину. Только та в этот раз больше не пряталась. — Моя… Моя маленькая пташка тоже… любила оуви. И различных… зверушек… — Она вновь начала рыдать, и Лиднер пришлось успокаивать её. — Она… Она пропала! Второй день… уже… я-я… Сокол скривился, за что сразу получил от Медеи мысленную пощёчину. Если бы ей подвернулась возможность, то она с превеликим удовольствием влепила бы ему настоящую. — Моя девочка с-сказала, что пойдёт погулять… с мальчиком… хорошим… Но… он вернулся, а она нет! — Может, он кокнул её? На него с ужасом взглянули. Ещё одна воображаемая пощёчина от Лиднер. — Н-нет! Это невозможно… Нет! Они пошли в пещеру, и там… там кто-то был… Я-я не знаю, что произошло, только он дома, а моя пташка — нет! Он сказал, что испугался рычания в темноте и убежал… Он оставил мою маленькую девочку совсем одну! Я п-пыталась туда сходить, пыталась… Но я очень больна! Женщина нервно почесала щеку, всю усеянную ещё не зажившими красными царапинами с запёкшейся тошнотворной корочкой. Медея, с жалостью следя за её беспорядочными действиями, за какой-то странной манией причинить себе боль и очнуться от кошмарной реальности, пришла к единственному выходу из ситуации. — Мы поможем. — Вы поможете? — Мы поможем? — изумлённо переспросил Сокол. — Да, — ответила на два однотипных вопроса Медея. Оуви нервно выдохнул, не имея сил ни спасать кого-то, ни противиться излишне самоотверженной Лиднер, и Сокол целиком его поддержал. — То есть мы реально просто возьмём и… — Да, Сокол. Именно этим мы и займёмся, — строго отчеканила Медея и уже более мягко обратилась к потерявшей ребёнка матери: — Прошу вас, нам нужна информация, где находится эта пещера. — Она… Она к югу от ворот. Надо пройти совсем немного… от дороги. Там большие деревья. — Полоумная теперь начала чесать опухшую кожу на руках — всю в волдырях. — Я ужасно ориентируюсь в пространстве. Я просила, чтобы мне кто-то помог, но меня называли безумной! А я просто теряюсь в лесу! Блуждаю! О горе мне, горе! Сокол стукнулся затылком об стену. Координаты были максимально мутными, потому как деревьев, куда не плюнь, пруд пруди. Чтобы найти любительницу заходить в страшные места, им понадобится убить как минимум целый день; обыскать весь лес и залезть чуть ли не под каждый камень, что в принципе не могло радовать. Ненавистные дети! — Хорошо. Мы обязательно отыщем вашу дочь. Как её зовут? — Хи́гма. Но она любит, когда её называют «пташкой». Отец моей девочки… Он всегда так… — Да-да, мы поняли, — торопливо прервал речи Сокол и поднялся. — Чем быстрее мы найдём и спасём её, тем будет лучше для на… для неё. Женщина вытерла слёзы и натянуто улыбнулась. — Спасибо вам. Сокол сделал поклон, и Медея подтолкнула его, а Стриго, неловко потоптавшись, бросился следом за командой спасителей, в которую, впрочем, сам и входил.

***

Кажется, по этому лесу они ходили целую вечность. Изнывающий Ахерон, обещавший всё здесь поджечь и организовать мучительную агонию каждому человеку — особенно той мамаше, возомнившей себя невесть кем, — и без того подрывал настроение, потому что приблизительно такое Сокол и слышал ежесекундно, пока плёлся за невозмутимой Медеей. В некоторые моменты он рисковал сдаться и ответить этому нечестивому говнюку как подобает, но голос разума, по магическому стечению обстоятельств оставшийся при Соколе, твердил, что лучше тактично отмалчиваться и не подавать виду о существовании четвёртого лица. Да уж, его выдержке позавидовали бы многие. — Я ус-стал… — захныкал Стриго, когда они переступили очередные толстые корни деревьев. — М-мы так долго… б-бродим. — И будем бродить до тех пор, пока не найдём девочку. — Ты такая жестокая. — Тебе лучше вообще помалкивать, Сокол. — Лиднер неожиданно остановилась и повернулась к нему. — Жена, серьёзно? Да и ещё мечтающая стать королевской, дракон его дери, советницей? Ты совсем свихнулся? — Пф! Мне что, надо было делать как ты? Ругаться на людей и утверждать, что они твари последние? Да-а, логичное поведение для тебя, браво. Удивительно, что нас ещё после твоих глубокомысленных речей не погнали вон! — Сокол агрессивно придавил ближайший бело-жёлтый цветок. — Я не понимаю твоих мотивов. Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты любишь орать и всех обвинять. Так не должно быть! — Мы с тобой не друзья, чтобы я рассказывала тебе что-то о себе, — прошептала Медея. — Ты выполняешь обязанности наёмника. Я тебе плачу. Но, если откровенно, пока ты плохо справляешься. Странно, что ты вообще стал наёмником, и твой командир — или кто он там тебе — не выгнал тебя сразу, как ты к нему пришёл. Ты отвратительный член команды. Ты вообще ужаснейший человек! А твой главный — слепец, если этого не заметил и не научил тебя, как правильно общаться с клиентами. Сокол зажмурился и крепко сжал кулаки. Внезапный поток злости овладел его сознанием, а грудную клетку что-то ощутимо стиснуло. Эта неприятная, полная ненависти сила хотела вырваться, растоптать, уничтожить раз и навсегда того, кто напомнил Соколу о болезненном прошлом, выводящем его в который раз на бурный коктейль эмоций.

О-о, намечается интересная стычка…

— Никогда… Никогда в своей жизни ты больше так не скажешь. — Он открыл глаза, и голубая радужка приобрела яркий, неестественный тёмно-фиолетовый оттенок. — Иначе я не буду отвечать за свои действия. Медея смотрела на него с отвращением, но это — маска. На самом деле, такая резкая перемена в Соколе сильно её испугала, и Лиднер не сомневалась, что его угроза воплотится в жизнь, если она не остановится. Медея, не отрывая от него взгляда, невольно попятилась. Что-то крепко обняло Сокола, и тот, придя в себя, заметил дрожащего оуви. Стриго утыкался ему в бедро и, страшась наёмника, всё равно старался помочь человеку. Его стало так жаль, что Сокол, дабы хоть как-то успокоить оуви, легонько потрепал его по макушке. — Давайте уже найдём эту идиотскую пещеру, — произнёс он после долгого молчания и понадеялся, что Медея не продолжит на него ругаться и, самое главное, нелестно отзываться об Орле, которого даже не знала. — Точно. Та оказалась куда умнее. Сокол посадил на плечи оуви, и последний сразу же развеселился — всё же не каждый день его носили люди, — а Лиднер в свою очередь продолжила пробираться сквозь дебри и вести команду на юг. Она думала, её спутник эмоционально нестабильный. Такая агрессия может возникать только тогда, когда по твоей вине случилось что-то поистине страшное. Медея вспомнила признание Сокола, его брошенную фразу о том, что такое происходило ранее, и по её коже побежали мурашки. Из-за всех событий, втянувших её в эту суматоху, она совсем забыла придавать значение словам. Лиднер забыла, что люди вокруг неё представляли опасность, и Сокол не исключение. Он обладал силой, убившей целую деревню. Он не был простым человеком, которого можно с лёгкостью победить. Даже её отец оказался замешен в чём-то загадочном, неподдающемся простому объяснению. Кем он приходился на самом деле? Что он из себя представлял? Он — как Сокол? И если да, то как такое может быть? У Медеи скопилось много вопросов, и ни один из них не имел ответа. — Не про эти деревья она случайно говорила? Медея прервала свои рассуждения и вернулась в реальность. Впереди и правда стояли два высоких дерева, отделявшихся от леса. Они располагались близко к пещере и образовывали своеобразные врата. — У меня мандраж от подобных мест. — По всей видимости, Хигма должна быть здесь, — заключила Лиднер. — А если её не будет? — Тогда придётся сделать самый очевидный прогноз: девочка погибла. — Ве-есело. Медея достала из походной сумки небольшую толстую свечу. Она воспользовалась спичками, и на свет появился маленький, но яркий огонёк. — Я могу помочь те… — Нет, — отрезала Медея и бесстрашно направилась в пещеру. — Н-наверное, она об-биделась на вас, м-мой спаситель. Сокол фыркнул. — Было бы за что. — Вам-м стоит это об-бсудить. Р-разговоры помогают п-предотвращать с-серьёзные конфликты. — Или только сильнее их обостряют. — Сокол последовал за Лиднер. — Поэтому всё зависит от обстоятельств. Оуви не нашёлся с ответом — рассуждал он плохо, и если с ним начинали как-либо спорить, то он с покорностью принимал поражение. Уж такой они народ — мягкий и неконфликтный. Пещера была небольшой, но свободной. Пространство озаряло слабое свечение от фу́нгу — разноцветных грибов в белую крапинку, использующихся ниврами для создания целительных настоек. Насколько Сокол знал, многие люди также выращивали их в домах. Он со Стриго быстро догнал Медею, недоверчиво изучавшую местность. Она приближала свечу к наскальным рисункам странного происхождения, задумчиво хмыкала и дальше шла в тишине. Сокол не улавливал логики в её действиях. — Давай просто позовём? Как там ей нравится?.. «Пташка»? — А если тут и правда обитает какой-то монстр? — безучастно спросила Лиднер. — И он, например, держит в заложниках девочку? — Ходить кругами и уповать на удачу тоже так себе вариант. Стриго разглядывал рисунки на стенах. На одной картинке виднелось кривое существо, отдалённо похожее на дракона и принимавшее щедрые дары от людей. На следующей же проступали высоко выросшее зерно и рыба, плескавшаяся в ручье. — Хорошо! Но если она погибнет, а мы попадём в ловушку, то это будет на твоей совести. — Да без проблем. — Сокол обогнал Медею, и Стриго пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться. — Пташка! Мы пришли, чтобы спасти тебя. Твоя мама очень волнуется! Пта-а-ашка! Медея закатила глаза. Вместо спокойного изучения обстановки они шли напролом. Гениальный план, ничего не сказать. — Хигма! Пташка! Если ты жива — отзовись, будь так любезна! — Н-наверное, её н-нет, — озвучил оуви мысли всех. — Инач-че бы здесь б-были крики… — Одна одарённая согласилась на какое-то гиблое дело, а теперь мы его расхлёбываем, — проворчал Сокол. — Могли бы уже добраться до следующего города — или куда там ей вообще надо, — но не-ет, заче-ем такие сложности. Нам же не хватает адреналина! — Тише. — Что тише-то. Не буду я… — Умолкни! Стриго прикрыл ладонями рот возмущённого Сокола, а Медея, выпрямившись, прислушалась. — Где-то пение. — М-м, хфо фы хофоритхе! — Ой. — Оуви невинно рассмеялся. — М-мой спаситель, вас п-плохо слышно… — И слава Сущему. Пение усиливалось, и не оставалось никаких сомнений, что в пещере и правда кто-то обитал. Медея побежала на звуки и спустя считанное время могла уже разобрать некоторые слова, а самое главное понять, что голос — детский. — Пташка! — Нет! — раздалось где-то неподалёку. — Никогда не называй меня так, ар-р! Лиднер, не до конца вникая в ситуацию, остановилась. Она обратилась за помощью к приближающемуся Соколу, который только картинно закатил глаза. — Почему? — Потому что меня зовут Хигма! Хигма! Я взрослая, а не ребёнок, чтобы называть меня таким идиотским прозвищем! — Хна фл… — Сокол убрал руки сидевшего на его плечах оуви. — На лицо все признаки подростка. Вероятно, она потому и не возвращается домой, чтобы показать всем, какая она крутая. — Эта девочка глупа и не понимает, как переживает за неё мать. Нам надо вернуть её. — Давай просто скажем, что она умерла. — Сокол! — Ладно-ладно. Нет так нет. Чего сразу ругаться? — Хигма! Ты где? — Там, где тебе и не снилось! — злостно прокричала девочка. — О мой Сущий… — взмолился наёмник. — Терпеть не могу подростков! — Туда. — Медея указала направо, и Сокол с оуви помчались за ней. Место, где находилась Хигма, было огромным. Свободная территория, усеянная фунгу всевозможных размеров и цветов, напоминала форму шара. Попади в эту необъятную часть пещеры особо впечатлительный, то у него не только бы закружилась голова, но и закрутило бы живот. Стриго, относясь именно к категории «впечатлительных», спрятался в волосах человека. Медея и Сокол тоже не остались равнодушными от увиденного, но уже по другой причине — прямо посередине расположился приличных размеров жёлтый огр с устрашающими клыками, вокруг которого скакала маленькая девочка. На голове огра были заплетены короткие хвостики, смотрящиеся крайне комично. Увидев гостей, он постарался через своё трагичное выражение передать послание о спасении. — Вот это да, — присвистнул Сокол. — Удивительно… — Хигма. — Медея с завидным спокойствием осторожно подкралась к веселящейся девочке и протянула ей ладонь. — Тебе нельзя быть... одной. Да ещё рядом с монстром. Хигма круто развернулась к новоприбывшим и вперилась в них таким испепеляющим взглядом, что Медея по сравнению с ней нервно стояла в сторонке. — Что значит нельзя?! Мне можно! Абсолютно всё! Вы не смеете мне запрещать. Никто не смеет в этом мире! — Твоя мать переживает за тебя, Хигма, — нравоучительным тоном проговорила Лиднер. — Мне плева-а-а-ать на неё! Возомнила себя главной… Ненавижу её! И вас ненавижу! Зачем вы завалились сюда, а?! Передайте ей, чтобы она убиралась вместе со своим тупым мужиком! — Хигма… — Ты что, глухая? Уходите! Живо! Я не хочу вас видеть! Я тут самая-самая, а не вы. Вы обязаны меня слушать! Сокол заметил, как Медея нервно дёрнулась. Недолго думая, он поставил испуганного Стриго на камни, подошёл к Лиднер и мило улыбнулся девочке. Та движение доброй воли не оценила и только сильнее нахмурилась, скрестила руки на груди и показательно отвернулась, надув щёки. — Ты знаешь, что случается с теми, кто долго живёт с ограми? — Он мельком глянул на чудовище, которое, предчувствуя в свою сторону поток негатива, удручающе вздохнуло. — Маленькие дети особенно подвержены их влиянию. Сначала у тебя начнётся недомогание, дальше — галлюцинации. Ты будешь видеть всякую гадость, а эта гадость будет давить на тебя и сводить с ума. Приятного мало. — И что будет в конце? — соизволила спросить Хигма, всё же переведя внимание на наёмника. — Уро-о-од-д, — пророкотал огр и оскалился. — Б-будут ки-и-идат-ться к-камнями-и-и. Бо-ольно-о. — Именно. Твоё тело изменится, и ты станешь изгоем. Ты не сможешь даже купить себе сладости. Тебя будут все бояться! — Медея легонько толкнула его, намекая прекратить пугать ребёнка. — Представляешь, какое некрасивое у тебя будет лицо? Перекошенное, с выпирающими зубами, с красными глазами… Ух, жуть, да? — Сокол, достаточно. Хигма заметно задрожала, обняла себя и отрицательно замотала головой. — Мамочки… Я что, уже становлюсь монстром? У меня какой-то неправильный нос? Зубы? Нет-нет, я же… Я… недолго здесь. — Если ты пойдёшь с нами, то точно сможешь сохранить свою красоту. — Мне почему-то плохо… — Девочка упала и захныкала. — У меня всё кружится! Я вижу размыто! А ещё ноги болят! Сокол опустился перед ней на колени и притянул к себе в объятия. Он ласково погладил её по макушке и прошептал первое, что пришло ему на ум: — Мама приготовила тебе вкусный пирог. Он ждёт тебя дома. — С розочками? — М-м… конечно. С большими и красивыми розочками. — Тогда я хочу домой… Но только ради пирога! — Сейчас тётя Медея даст тебе волшебное зелье, после которого ты проснёшься здоровой и сильной. Я же прав? — Эм-м… да? — Лиднер, не привыкшая видеть Сокола настолько нормальным, встрепенулась и порыскала в рюкзаке настойку с эффектом снотворного. — Держи. Сокол передал её Хигме, и та, выпив жидкость практически залпом, сделалась сонливой, а вскоре и вовсе заснула. — Отличная актёрская игра. — Он отсалютовал огру, сидевшему неподвижно. — Я х-х-хотел её с-с-съе-есть, но он-на меня зам-мучила. До-о сме-ерти! Заб-берите её! З-заб-берите! — Д-давайте уйдём, п-пожалуйста. — Стриго теперь прижимался к Медее, растерянно гладившей его. — З-здесь атмосфера… очень п-плохая. Сокол поудобнее подхватил безмятежно спавшую Хигму и произнёс: — Согласен. Не будем пользоваться чужой благосклонностью и свалим отсюда побыстрее. Единогласное решение? Единогласное. Он шёл впереди, а Медея и Стриго замыкали. Оуви, вдохновлённый поступком Сокола, никак не мог избавиться от ассоциации, что его спаситель являлся реальным воплощением добра.

***

— Моя дорогая Офе́лия, ты, должно быть, не до конца понимаешь ситуацию, в которой оказалась. Мавор, заискивающе вглядываясь в хмурившуюся Ведьму, привязанную к стулу в каменной и угнетающей комнате, стоял рядом с Лидером, разговаривавшим со старой женщиной. Цирцея сидела за излюбленным столом и по книге изучала принесённые артефакты. Ей не особо прельщали чужие мучения. — Я всё прекрасно вижу и без тебя. — Офелия, не показывая ни единого признака страха, обнажила чёрные зубы. — Ты призрак, а не человек. Жалкая оболочка, скитающаяся по миру. Зачем ты живёшь, если ты несёшь смерть? — Это бредни сумасшедшей, — высокомерно бросил Лидер, заведя руки за спину. — Болото повлияло на тебя не самым лучшим образом. — Ох, нет. Единственный человек, кто свихнулся — это ты. И дело не в Болоте, дело только в тебе. Ты связал себя этими цепями. — Забавно. — Забавно? И правда… Забавно, что я помню тебя здравомыслящим человеком, а ты — нет! Посмотри, что ты с собой сделал. Одумайся! Ты погубишь нас всех! Лидер медленно пошевелил пальцами, и Ведьма, откинувшаяся на спинку стула, внезапно покраснела. Она начала рывками дышать, закатывать глаза и хвататься ртом за частички воздуха в надежде не умереть так позорно перед монстром, вытащившим её из дома и притащившим сюда, в эти безликие и каменные стены под землёй. Мавор, дёрнувшись от вида женщины, вопросительно обратился к Лидеру: — Мы же можем… — Можем, но тогда мы отойдём от нашей истинной цели. Она — чудовище в слабом теле, и её старческое лицо не должно нас останавливать. Она — убийца, и если мы её не накажем, то она продолжит порочить мир. — Б… без… кха… мец! Лидер целиком сжал правую ладонь, выставленную вперёд и охваченную чёрными магическими спиралями, в кулак, и голова Офелии, бьющейся в каком-то припадке, внезапно, с противным звуком, взорвалась на кучу маленьких ошмётков — водные жабы, обитающие на Болоте, так же, как и ошмётки, пачкали землю своими внутренностями, когда лопались при приближении опасности. Кусочки мозга ожидаемо попали на одежду Лидера и Мавора, а кровь забрызгала стены, пол, лица — абсолютно всё. — О Сущий! Мавор согнулся, прикрыл рот рукой и выбежал из комнаты, очевидно, не в силах смотреть на обезглавленное и изуродованное до неузнаваемости тело. Лидер, сняв перепачканную маску, недовольно цокнул и протёр её рукавом мантии. — И зачем надо было устраивать это? — поинтересовалась Цирцея. — Мы не должны никого убивать! Вига, подняв голову, до этого упорно вчитывавшаяся в строчки книги, лицезрела ужасающую картину, не вписывавшуюся в её сознание: окровавленное помещение, деревянный стул с трупом и Лидер — бездвижная фигура в этом ожившем кошмаре во плоти. Цирцея не заметила, как задрожала от страха и неверия, что они действительно лишили человека жизни. — Невозможно решать сложные дела мирным путём. Милосердие не всегда хорошо. — Мы могли бы посадить её в тюрьму! — Да, но уже поздно, — с наигранной печалью подытожил Лидер. — Забудь об этом. Тело уберут, и никто о ней не вспомнит. — Это неправильно… — Цирцея. Довольно. Она замолчала, вернулась к книге, чтобы продолжить чтение и забыться, но текст расплывался, и Вига опять подала голос: — А артефакт, о котором ты говорил? Его здесь нет. Если только она знала, где он находится, то… Лидер пренебрежительно отодвинул побагровевшие слои одежды на Ведьме и вытащил искомый предмет, что раньше висел на её шее. Он показал его Цирцее, и у той не нашлось подходящего ответа для описания всей полноты своих эмоций. Впрочем, её мнения никто и не спрашивал. — Глаз одного дракона, превратившийся многими столетиями назад в магический камень. Ничтожная безделушка с первого взгляда, но она способна на очень многое. К счастью для нас и к несчастью для бедной Офелии. Чёрные щупальца покорёженной магии оплели насыщенно золотой камень и погрузили его в непроглядную черноту. Артефакт вспыхнул, и в следующий миг камень как ни в чём не бывало стал прежним. Лидер улыбнулся кончиками губ, а Цирцея, вновь наткнувшаяся на труп, поспешно опустила голову.

***

— Мы сами не в курсе, как так вышло. Оуви активно закивал, а Медея подхватила: — Она лежала в пещере, вокруг неё никого. — Решили было, что всё, хана, — сказал Сокол, и Лиднер предупреждающе ударила его в бок. — Я имел в виду, что это была просто мысль. На самом деле, разумеется, ничего в принципе не могло произойти, да… Если она будет болтать о всяких ограх, то не обращайте внимания. Это побочное действие снотворного. — И, пожалуйста, не называйте её больше «пташкой». — Ей наверняка нравится своё имя. К тому же она подросток. — И это о многом говорит, — заключила Медея. Мать, положившая спящую дочку в её любимую кровать, теперь сидела на затхлой кухоньке и внимательно слушала рассказ людей, спасших её маленькую Хигму от ужасного — того, о чём она не хотела даже думать. Женщина предложила им деньги, и если Сокол был не против взять их, то Медея полностью отказалась от любого вознаграждения и объяснила это моральными принципами, которыми сыт не будешь. Поэтому когда мать девочки пожелала их накормить, то никто не воспротивился. Оуви, прислуживавший этой семье, справлялся со своими обязанностями довольно профессионально. Стриго сравнил себя и его и пристыженно охнул, когда понял, что сам он не отличался такой полезность и, в целом, являлся никчёмным существом для команды. Стоило исправлять ситуацию. Это не дело! — Уже вечер… Из-за нас вы потратили целый день. Прошу, простите! Я-я не предполагала, что так выйдет. Мне казалось… Я уже и не знаю, что мне казалось… — Всё в порядке, — Медея изъяснялась так убедительно, что ей хотелось верить. — Это пустяки.

Подумаешь — убить день. За целый день ничего не сделаешь, верно, человечишка?

Сокол планировал — как угодно — попросить духа замолкнуть и уйти туда, откуда тот пришёл, но резко отказался от этой никудышной идеи. Ему нужно научиться контролировать своё безумие, периодически вырывавшееся из него, и не провоцировать Ахерона на новые упрёки и оскорбления. — Может, вы хотите переночевать? Я найду вам места. — Нет, что вы! Мы будем стеснять вас, к тому же вашей дочке нужен покой. Мы лучше пойдём в гостиный дом. Нам не впервой. — Да… вы меня уговорили. Сокол сомневался, что для этого стоило прилагать какие-либо усилия. Женщина не рвалась делиться с посторонними людьми, хоть и хорошими, своим скромным жилищем. Стриго, ловивший на себе недобрые взгляды другого оуви, подёргал Сокола за рукав. — Вы нап-помните п-про пирог? С р-розочкой который? — А-а, точняк! Если что, ваша дочурка совсем не против своего любимого лакомства. Она… во сне шептала о пироге. — Ах, как я могла забыть! Это будет для неё отличным подарком… Спасибо огромное! Представляю, как она бы разочаровалась, если бы его не было. Медея, доев свою порцию, поблагодарила женщину за вкусный поздний ужин. Сокол, давно расправившись с едой, тоже принялся выражать признательность. Стриго оказался скромнее, но во всём виноват пугающий оуви, из-за которого он постоянно прятался то за своим спасителем, то за Лиднер. Когда с любезностями с обеих сторон было покончено, вся компания смогла спокойно выбраться на свежий ночной воздух. Сокол зевнул, потянулся и вяло пролепетал: — И всё же мы не видели того мужика, которого упоминала Хигма. — Это уже не наше дело. Мы сделали всё от нас зависящее. — Уверен, что спустя время она снова убежит. — Что ты хочешь от подростков? Они вечно ищут приключения на свою задницу.

Как похоже на вас, хоть вы и взрослые людишки. Умственное развитие у вас на одном уровне.

— Надо идти спать. А день начнём с выбора нормальной для тебя одежды, Сокол. То, что ты носишь — это стыд и позор. В таком нельзя ходить! — Бу-бу-бу, — передразнил её Сокол. — Стриго, ты согласен со мной? Оуви виновато сгорбился и неуверенно то ли спросил, то ли подтвердил: — Да? Сокол, изображая обиду века, трагично прижал руку ко лбу. Медея засмеялась и слабо пихнула его, чтобы он прекратил дурачиться. Однако он не послушался, и потому оставшийся путь до гостиного дома прошёл довольно весело не только для самого Сокола, но и для Медеи, не сумевшей долго изображать из себя «взрослую». Стриго же к ним не присоединялся. Он, стараясь забыть оуви, держал своего спасителя за штанину и не отступал от него ни на шаг. Из-за этого Соколу пришлось довести его до комнаты, уложить в кровать и укрыть одеялом. К сожалению, для Стриго этого оказалось недостаточно, и он жалобно попросил поцеловать его в макушку, пообещать, что всё будет хорошо, и рассказать короткую историю со счастливым концом. Сокол, понимая его, не осуждая за наивность и потребность находиться рядом с человеком, не противился. Он терпеливо дождался, когда Стриго тихо засопит, и только потом позволил себе уйти и тоже, вслед за Медеей и Стриго, со спокойной душой и с чувством важности заснуть.