Знаешь, если бы я не был так ошарашен внезапным освобождением, то я бы превратил их всех в своих рабов.
— О Сущий, н-нет… — голос человека звучал крайне тихо, в нём отчётливо прослеживался жалкий намёк на мольбу, которую дух готов был жадно проглотить.Я бы и ту деревеньку тоже поработил: всё же не каждый день встречается такой необычайно покорный материал. Но ты, человечишка, умудрился и здесь всё испортить. Твои немыслимые принципы, твоё глупое мировоззрение и такое слабое тело… Как же я ненавижу слабых.
Окутавшая атмосфера безнадёги обострилась. Сокол свернулся в позе эмбриона и закрыл уши в надежде избавиться от внутреннего давления, выворачивающего его наизнанку. — Хватит...Хочешь расскажу, о чём думали твои друзья, когда ты по своей немыслимой глупости лишал их самого сокровенного — жизни? Ха, конечно ты хочешь! Ещё как! Твой Орёл вспоминал умершую жену и неродившегося ребёнка, а ещё первый день, когда ты появился в его поле зрения. Он жалел, что взял тебя… Миленько, не так ли? Совсем юная Сова вспоминала младшего брата, оставшегося на попечении мерзопакостного приюта… Ей так нужны были деньги, чтобы высвободить его из этого злачного места. Она — наивная душонка! — полагала после этой миссии добиться желаемого, но увы и ах. А Ворон… Дражайший Ворон прокручивал последний диалог с матерью, пребывавшей в трауре после смерти мужа. А теперь ещё и сына. Так печально... Тебе печально? А неугомонный Скворец…
— Заткнись! Заткнись, слышишь?! Заткнись! Сокол ударил себя по лбу. Снова. И снова.Ты в курсе, у него вообще-то была больная старшая сестра. И когда Скворец умирал, он надеялся, она не покончит жизнь самоубийством. Только, если честно, я не сомневаюсь, что она подохла, как грязная крыса на…
— Хватит! Пожалуйста... Прошу! Сокол впечатал кулак, окутанный фиолетовыми спиралями, в пол, из-за чего на нём образовалась внушительная дыра. Ближайшие доски начали гнить, и наёмник, испуганный, отполз к стене, как ребёнок рассчитывающий на то, что всё пройдёт само собой.Ты используешь мои способности. Ты обязан меня почитать, а не относиться ко мне столь неуважительно.
— Сокол! Что за бардак у тебя творится?! — женский грозный голос раздался в коридоре — где-то вдалеке, как почудилось наёмнику. — Исправь это… Исправь! — взмолился Сокол, наблюдая, как доски всё гнили и гнили.Я могу воспользоваться твоим телом?
— Нет, ты не… Я… В дверь настойчиво забарабанили.Мне нет нужды даже спрашивать, но, в отличие от тебя, я обладаю простейшими нормами приличия. Поэтому будь так любезен — соображай живее!
Сокол, не в силах принимать решения, хаотично завертел головой. Он был не в состоянии думать, взвешивать плюсы и минусы. Наёмник вообще, по сути, находился сознанием где-то далеко за гранью реального мира. Дверь с грохотом выломали — она и без того держалась на соплях. Что-то коснулось плеча Сокола, и он, дрогнув, туманно глянул на чужое лицо. Сова? Сокол быстро заморгал, и наваждение, к великому облегчению (или огорчению?), спало. Теперь на него с испугом взирала Медея, на что ему было всё равно: он больше беспокоился за учинённый им беспорядок. — Сокол, дух тебя дери! В середине маленькой комнаты, пропахшей годовалой плесенью, зияла огромная дыра, и чем ближе к центру, тем сильнее доски, и без того дышащие на ладан, обуглились. В остальном же не наблюдалось никаких признаков непрекращающегося гниения, и это безумно обрадовало Сокола. Он бы не пережил, если бы из-за него гостиный дом и город превратились в очередные пустынные развалины. Медея, заметив, что на её слова не откликнулись, потрясла наёмника за плечи, привлекая к себе внимание. Когда тот не среагировал, она зарядила ему пощёчину, и тот моментально прижал ладонь к раскрасневшейся коже и сфокусировался на Лиднер, всем видом выражая обиду. — За что? — Собирайся. Быстро. Твои крики только глухой не услышал! — Медея скривилась и отвела на секунду взгляд в сторону. — Я отправила оуви отвлекать хозяина, но поверь: долго это не продлится. Если он решится подняться, то… будет много неприятностей. — А как же… — Сокол, очнись! Нам надо бежать, пока не поздно. — Она пощёлкала пальцами перед его глазами. — Ну же, дурак! Ты не мог за такой короткий промежуток окончательно отупеть! Наёмник заторможенно кивнул, и Медея поняла, что не может оставить его здесь совсем одного: во-первых, навряд ли Сокол вообще осознавал в полной мере всё случившееся; во-вторых, несвойственная ему неторопливость выбивала её из колеи и заставляла задуматься, не впечатался ли тот до кучи головой. Лиднер помогла ему ускоренно одеться, хотя не без проблем: Сокол не прикладывал никаких усилий для упрощения задачи Медеи и норовил куда-нибудь завалиться. Девушка, нацепив на него сумку, схватила за руку и потащила вниз. На лестнице они пересеклись с хозяином гостиного дома, и последовавшие от него вопросы Медея пропустила мимо ушей, ускорившись по направлению к выходу. Стриго, уловив её намерения, неловко помахал недоумевающему мужчине и кинулся за Лиднер. Когда они добрались до ворот, на весь Эднус раздался громогласный, полный злости голос, насылающий на клиентов, испоганивших комнату, проклятия и прочие гадости. Хозяин, однако, был далеко, а городская стража — чересчур ленива, чтобы заинтересоваться криками, сопоставить факты и не дать подозрительно спешащей команде покинуть город.***
Замкнутое, без единого окошка каменное, унылое и до невозможности угнетающее помещение должно было убивать всякую растительность из-за недостатка солнца. Любой, кто более-менее понимает основы природы, с лёгкостью бы это подтвердил. Это же Древо являлось особенным — слишком особенным, чтобы массово показывать его людям и делиться даром, какой оно позволяло обретать. Лидер был далеко не скрягой, только в отношении к Древу он придерживался крайней осторожности, если так уместно обозвать его жажду держать эту красоту под замком и подальше от посторонних взглядов. О-о, он знал очень хорошо, что произошло бы с Солфасом, попадись его редкое сокровище в чужие руки. Наступила бы анархия. Сумасшествие. Мир сошёл бы со своей оси и перевернул всё мироздание вверх дном. Конечно, ему хотелось изменений — в его-то ситуации трудно их не хотеть, — но он желал тех перемен, после которых человечество станет могущественной расой, а не той, что вымрет от кровожадности и излишней недальновидности. Всё обстояло так запутано. Лидеру было впору свихнуться от идей и планов, разрабатываемых им так тщательно ночами; от будущего, представляющегося в его голове. Любой бы на его месте не выдержал такого давления и отправился бы отдыхать в какой-нибудь бордель с простой целью приятно устроить свою жизнь. Только безумцы интересны тем, что именно их посещают порой правильные мысли, меняющие всё на свете — не всегда правда в положительном смысле. И Лидер, как не парадоксально, причислялся именно к безумцам. Положительных или отрицательных — покажет только время, однако он считал, что делал всё для блага. Для своего, разумеется. Поднявшись по ступенькам на большую платформу, занимавшую основное пространство в этой отдалённой от других частей подземного комплекса комнате, он коснулся блестящего и гладкого ствола Древа. Лидер, представляя вещи, будоражащие его душу, прикрыл глаза. Древо отозвалось лёгким шелестом листьев, и мужчина, улыбнувшись, резко порезал кожу острым клинком. Первые красные капли попали на платформу. Не жалея, Лидер крепко сжал руку и выдавил ещё больше крови из пореза. Он стиснул зубы, прислонил ладонь к Древу и оставил на нём выделяющийся след. Прошла секунда, и уже в следующий миг по белоснежному стволу протянулись тонкие багряные полосы, стекающие к корням. Каждый раз это вызывало удивление. Было трудно объяснить действие крови и создание этой запретной магии путём подобных махинаций, позволявших обретать силу. А ещё, пожалуй, бессмысленно. В конце концов, «как?», «почему?» и прочие вопросы мало волновали Лидера — ценность для него представлял лишь результат. Прагматизм, однако, давал свои плюсы. — Восхищение — вот какое слово приходит на ум, когда я смотрю на тебя, — сказал Лидер, трепетно погладив бездвижное Древо. — Ответь мне. Подай знак. Кровяные полосы пропали, и вернулся прежний белый цвет, переливающийся изредка серебристым. — Пожалуйста. Листья больше не шевелились, и даже магия, насыщавшая Древо, исчезла, будто её никогда не существовало в этом комплексе, в котором каждая смертная душа обретала могущество. Лидер почувствовал себя ненормальным человеком, сходящим с ума так быстро, что безумство незаметно для него превратилось в смысл жизни. Он тихо рассмеялся и приложил палец к пульсирующему виску, до последнего отказываясь признавать очевидный факт: ничего не произойдёт, ждать бесполезно. — Продуктивно проводишь время, дружище. На миллисекунду, на проклятую миллисекунду Лидер правда поверил, что Древо соизволило ответить. Мигом опомнившись, он узнал голос Мавора, и от этого его захлестнуло отчаяние вкупе с противным разочарованием. — Приветствую. — Равнодушно махнул рукой Лидер и повернулся к Адъяру, неловко переминающемуся с ноги на ногу, стоя в высоком проёме, напоминавшем врата в какой-нибудь живописный сад, расположенный прямиком в королевском дворце. — Не представляешь, какие новости, — со смешком начал Мавор, набравшись уверенности и сделав пару шагов, зайдя целиком в комнатку, всегда его настораживающую из-за тяжёлой атмосферы, неприятно давящей на всё тело. — Если посудить, то не особо весёлые. — Выкладывай. Мавор, уловив более-менее терпимое настроение командира, заприметил стол, придвинутый к каменной стене, на котором стоял канделябр с тремя горящими свечами, не освещавшими толком ничего. Впрочем, с этой задачей отлично справлялось Древо — оно было ярче солнца в дневной безоблачный день. Адъяр, безмолвно спросив разрешения у Лидера и получив лишь могильное молчание, недолго думая, вальяжно уселся на стуле и расслабленно откинулся на спинку, обшитую бархатом, выглядя необычайно спокойно, невзирая на принесённые им вести. — Вéмунд. — О нет. Нет-нет, — страдальчески взмолился Лидер, уже предугадывая дальнейшие слова Мавора: когда дело касалось Вемунда, то всё вечно шло наперекосяк. — Да-да. Вемунд Лиднер. Он же там окончательно поехал в своём гордом одиночестве, да? Не выходил на связь, проводил какие-то нелепые эксперименты. Дурковал, короче. Но ты даже не представляешь, насколько всё серьёзно. Лидер, на секунду повернув голову к равномерно светящемуся Древу, словно ища у него поддержки, тяжело выдохнул. Он, приблизившись к Мавору, подобравшему от скуки открытую книгу и небрежно листавшему её, довольно грубо схватил свои записи и вернул их на законное место — на стол. Адъяр потянулся к другим предметам, но Лидер настойчиво прижал его запястье к деревянной поверхности, не позволяя тому шевельнуться. — Ничего не трогай, — предупредил мужчина. — И в каком смысле «серьёзно»? Что стряслось? — Мои люди проходили мимо, и вся деревня эта, как там её?.. Ну, в общем, она померла. Я тебе клянусь. Зуб даю. Вымерла. Так написано в письме. Недавно вот птица прилетела. Лидер вопросительно поднял бровь, никак больше не отреагировав на чудовищное заявление Мавора о смерти невинных людей, и, по мнению Адъяра, явно не заинтересовавшись произошедшим инцидентом. — «Вымерла»? О чём ты? — Улица пустая, ни одного человека. Будто ты попал в какой-то разрушенный после долгой войны город. Не знаю, как ещё яснее объяснить, но это действительно пугающее зрелище. — Мавор, всё же тактично проигнорировав недавний приказ командира, утащил с блюдца аппетитно лежавшую вишенку и закинул её в рот. — В доме ничего особо не обнаружили. В подвале вот всякая развратная ерунда творилась — пытки и прочее — в стиле этого психа. На полу валялось много песка, уже правда его разнесло по коврам… Самого этого уникума нигде не было, что тоже странно. В общем, плачевная картина, дружище. Плачевная. Лидер, раздумывая над многочисленными вариантами и стараясь найти наиболее логичный, наклонил голову. — Какова вероятность того, что песок — это пепел? — Воу! — Мавор, переваривая услышанное, почесал щетину. — Понятия не имею. У него больное воображение, но... Он бы не стал такое вытворять. И не смог. Да и моя чуйка подсказывает, он также помер. Отравил там всю деревню и себя заодно. Так романтично. Только где тела-то? Может, куда-то заманил всех? В стиле этого недопонятого гения. — Вы должны отправиться туда утром и лично всё проверить. — Лидер последовал в сторону каменной арки, откуда пришёл Мавор, но, кое-что вспомнив, обратился снова: — Вырази Цирцее мои соболезнования. Адъяр глупо заморгал и звонко расхохотался. — Я могу ей выразить только радость. Она ненавидела этого кретина. Лидер, не имея никакого рвения разбираться с отношениями в чужой семье, пожал плечами. — Не задерживайся здесь. Мавор, даже не планируя долго сидеть возле этого гадкого природного явления, отсалютовал командиру. В отличие от Лидера, он отзывался о Древе не самыми лестными словами. — Без проблем, — сказал Мавор, когда шаги уже начали отдаляться.***
Вода в серебристом лунном сиянии выглядела впечатляюще. Сокол смутно помнил подробности утра и тем более дня — его бедный мозг, переживший нападение Ахерона, напрочь отказывался соображать. По словам Медеи, он пребывал в полувялом и полусонном состоянии, из-за чего его пришлось нести чуть ли не на руках. Унизительно! Такими темпами они, разумеется, ушли от города не особо далеко, однако достаточно, чтобы никто за ними не погнался и не потребовал возместить весь принесённый ущерб. А тот, как ни крути, был существенным. Плюс накинули бы моральную компенсацию — и вообще тогда не отвязаться. Легче сбежать. Тут даже не обсуждается. Сейчас, с заходом солнца, Сокол не чувствовал себя лучше. Настойки, насильно вылитые Медеей ему в горло, не дали эффекта. Ему было тошно где-то внутри, в глубине души, а такую боль искоренить всё же крайне сложно. Особенно всякими дрянными горькими лекарствами. Тем не менее, Сокол, больше не проваливаясь в обморок с завидной периодичностью, в данный момент стоял перед красивым и небольшим озером, держа маленькую сумочку, сделанную из желудка какого-то вула, и вдыхал пахнущую чем-то травянистым жидкость. Как Медея выразилась, она отлично пенилась и убирала любое зловоние. А теперь вопрос. Целых два. Для чего ему вдруг понадобилось раздеться? И зачем он нюхал эту дрянь? Были ещё и другие уточнения, связанные с природой, ландшафтом, луной и с прочей дребеденью, но они мало относились к основной проблеме. Итак, Сокол понятия не имел, как ему быть, и рядом — никого, кто смог бы ему помочь. Он загрустил. — Ты там утонул, что ли? Медея, пробравшись через заросли, лицезрела очень странную картину: абсолютно обнажённого со спины Сокола и его повёрнутую в её сторону голову. Во взгляде наёмника не читалось ни капли стыда и смущения, и, в принципе, на его месте мало бы кто стыдился такой фигуры, по мистическому стечению обстоятельств не испорченной продолжительным запоем, и отличной... Ладно, это уже перебор. Лиднер, как законопослушная гражданка, не оценила подобного вида, громко ругнулась и закрыла на всякий случай глаза. — Сокол, чтоб тебя духи разодрали! Я думала, ты уже... хотя бы в одежде! Стриго почти приготовил еду. Сокол потёр затылок. К нему возвращалось некое подобие осознания, но процесс оставался довольно медленным и мучительным. Головная боль напомнила о себе. — Я забыл, что мне надо сделать. Прости. В его голосе не слышались прежние язвительные или грубые нотки. Прослеживалась только детская растерянность, словно десятилетнего ребёнка бросили одного в ночном лесу. Медее стало внезапно жаль его, и это чувство пришлось решительно подавить, чтобы оно в итоге не переросло в немыслимую гиперопеку. Она вздохнула. — Сокол, иди в воду. Полей на себя жидкость в пузырьке. Волосы тоже промой. Тщательно. Я же не буду тебе с этим помогать, верно? — Не дай Сущий. Теперь Медее захотелось его резко треснуть. — Постарайся разобраться со всем быстро, иначе еда остынет. И вот ещё. — Не отрывая от лица ладонь, она положила неподалёку второй пузырёк. — Для одежды. Просто прысни. Не забудь ничего. Пожалуйста. — Я ещё в уме. — Я рада. Медея стремительно развернулась. Сокол, зациклившись на траве, из последних сил хватаясь за ускользающие мысли, поспешил прокричать ей вслед: — Спасибо! — Иди уже, балбес, — с наигранным недовольством ответила та, пробираясь через заросли к костру. Сокол улыбнулся и погрузился по грудь в холодную воду. Не щадя себя, он, надеясь поскорее избавиться от невыносимого полутумана в мозгах, окунулся целиком, а когда вынырнул, то увидел звёздное небо, переливающееся фиолетово-синим сиянием. Сокол неожиданно со смехом повалился на спину и поводил пальцем по всем жёлтым точкам наверху. Кажется, по его щекам потекли слёзы. Зараза! Только этого ему не хватало. Он, вытерев глаза, поспешно исполнил все рекомендации Медеи: не жалел мыла ни на кожу, ни на волосы, и от этого монотонного процесса ему немного полегчало. Сокол вышел обратно на сушу, воспользовался пахнущим цветами пузырьком, натянул обувь и штаны, а на торс накинул излюбленную рубашку. Помятую куртку, изодранную в рукавах, Сокол прихватил с собой. Оказавшись у костра, он чудом не уснул. Холод, возникший после озера, явственно контрастировал с теплотой огня. И вся эта умиротворённая картина заставила его против воли вспомнить былые времена, когда его семья, состоящая из одних наёмников, так же собиралась по вечерам вокруг костра, что-то готовила и обсуждала. Сокол с трудом проглотил в горле ком. — Мисс н-нашла в лесу л-лунную а́лке, и я её зажарил. — Стриго довольно прикрыл глаза, на фоне произнесённых слов выглядя жутко. — Моё пл-лемя сч-читает, это ж-животное обладает ночной целительной с-силой. В умной конструкции, сплетённой оуви из плотных и не пропускающих влагу стеблей ри́кса, варился бульон, а в нём бедная лунная алке или точнее — остатки от неё. Всё же особь им попалась костлявой, с минимум мяса, и Сокол решил, что это было даже к лучшему. — Пожалуйста, просто Медея, а то убиться можно от твоего высокопарного обращения. Мы не в столице, чтобы так друг друга называть. — Мне не… Ну… Ми-и… Я… — Ты сломала его. — Сокол отпил бульон из глубокой тарелки, предусмотрительно взятой Медеей в дорогу, и с наслаждением зажмурился. — Мой с-спаситель… — Таких прозвищ тоже не надо, — продолжила причитать Медея. — Ты же не раб. Тебя спасли, ты поблагодарил. Поверь, куда лучше, когда к тебе обращаются по имени, а не придумывают прозвища. — Ты изъясняешься так… просто. Как суровый работяга. — Я не жила в столице, если ты об этом. И моя семья, пускай и имела связи с богатыми родственниками, не заставляла меня изучать этикет. Меня… любили, а моё мнение учитывали. — А как так вышло, что твой отец, ну… — Стал безумцем? Смотрю, ты так жаждешь узнать мою историю? Сокол пожал плечами и сделал ещё один жадный глоток. В данный момент из-за слабости во всём теле у него отсутствовало рвения слушать чьё-то слезливое прошлое. И всё же наёмник, придав себе более-менее цивильный вид, кивнул, готовый к предстоящим откровениям. — Это будет, по крайней мере, честно. Стриго чуть-чуть посолил свой кулинарный походный шедевр. По немыслимым правилам оуви он не имел никакого права пробовать или есть, пока его хозяин, а в данном случае за авторитетное лицо он принимал Сокола, не будет полностью удовлетворён. Поэтому Стриго просто ждал. — И правда. Честно. — Медея нервно поправила рыжие кудрявые волосы. — Ладно… Мой отец был хорошим человеком… Хватит ржать, я серьёзно! — Она грозно зыркнула на наёмника, резко забывшего о паршивом самочувствии. — Он заботился о нас. До смерти мамы, потому что после... замкнулся. Лиднер, горько усмехнувшись, вспомнила, как мужчина поддерживал её, как ласково общался с ней, называя «огоньком», как вместе с мамой они лелеяли её и Роза́лию, не любившую, когда ту называли полным именем, и предпочитавшую вариант «Розали́» или ещё более сокращённый «Ро́зи», который никто не использовал. — С ним начала происходить какая-то неразбериха — он стал… помешанным. Пугающим. Твердил о всякой ерунде, о магии нивров… Сокол, зациклившись на Стриго, навострившего длинные ушки, моментально среагировал на упоминание другого народа. Наёмник, не питая к ним тёплых чувств из-за отвратительных событий в ниврийском храме, задал, толком не успев подумать, всплывший в голове вопрос: — Ты поддерживаешь нивров? — К чему это? — Мне просто интересно. Многие не любят их. — Я не считаю, что один народ заслуживает полного истребления взамен процветания другого. Если мы начнём убивать всё подряд, то мы будем не людьми, а монстрами. — Медея протянула свою недоеденную порцию Стриго, возвращаясь в безрадостное прошлое: — Честно, Сокол, я полагала, хуже быть не может, но после того, как исчезла моя сестра, Розали, наши отношения с отцом... Они испортились ещё сильнее... В голове Сокола неожиданно появились размытые картинки: как мужчина держит новорождённую девочку, как она, уже выросшая, играет с матерью и отцом, как… — Медея, ты… Тебе не нужно.... — Я в порядке. — Прекрати храбриться. Ты не в порядке. Никто не будет! Лиднер, хмыкнув, обняла себя и наклонилась вперёд, боясь показать себя настоящую — сломленную девочку, мечтающую о том, чтобы всё вернулось назад, когда она не знала, какой жестокий мир и как люди в нём — отвратительны. — Я рядом, — поддержал её наёмник. — Хорошо? Медея стиснула зубы, намереваясь накричать на Сокола и обвинить его во всех грехах, в смерти отца и целой деревни. Девушка одёрнула себя, подавляя рвущийся наружу вопль. Ей так не хватало её дружной семьи, счастливых улыбок, сестры, папиных игр и соревнований с ним в поедании маминых фирменных пирóни. Ей так не хватало её нормальной жизни — без этих глупых приключений с оуви, наёмником и духом, представляющим огромную опасность для любого человека. — Я в норме, — надавила Медея, отказываясь от утешений и настойчиво продолжая рассказ: — Однажды я подслушала отца. Сначала я думала, он общался сам с собой, только это было не так. Он называл именем сестры медальон! Обращался к нему, как к реальному человеку! У Сокола снова возникли смутные, неясные воспоминания с двумя фигурами, похожими на мужские, заменившиеся мрачными каменными стенами и чем-то белым, блеснувшим буквально на миг. Его затошнило. — С-старейшина моего племени г-говорила, что нивры л-любили запечатывать в-виновных в м-магические артефакты. Это н-некие ам-мулеты, кот-торые дол-лжны были п-помогать б-бороться с д-духами. — Стриго моргнул большими янтарными глазами и виновато прижал ушки к голове. — В-виновный запер-рт, он н-ничего н-не понимает и не в-видит. Он к-как будто п-пропадает из ж-жизни… Это страшно… — Не хотел бы я оказаться в такой ситуации… — Уверена, моя сестра — тоже. Я начала следить за отцом. Один раз он с кем-то беседовал в своём кабинете, и тот мужчина выглядел пугающе из-за уродливого шрама на щеке. Они изъяснялись очень абстрактно. — Что значит «абстрактно»? — невинно уточнил Сокол. — Ты... О, да ладно! — Медея раздражённо фыркнула. — За ними как будто следили. За их словами. Они выражались неясно, запутанно, но, клянусь, речь определённо шла о Кулларе и о ком-то, кто не догадывался о моей запертой сестре. — Так... — наёмник попытался к чему-то подвести, но у него не вышло, и он сдался. — И-и?.. — И если медальон правда ниврийский, а отец обладал силой, то вдруг тот, кто находится в столице, тоже обладает магией? Вдруг там целая группа? — с энтузиазмом заключила Медея, сразу поникнув. — Это звучит бредово, ведь люди не могут обладать магией, и всё же… Ты, Сокол, прямое этому доказательство! — Отвратительное доказательство. — Это уже что-то значит… — закончила Медея, встретившись взглядом со Стриго, подвергшимся издевательствам, и тут же отвернулась от него, чувствуя себя виноватой в злодеяниях Вемунда. — Тогда я не подозревала о его способностях, я старалась наладить контакт — и бесполезно. Отец сказал, есть вещи, которые не должны меня касаться. Я так разозлилась на него, на эти бессмысленные тайны! — Она вцепилась в ткань штанов, надеясь потушить внутренний огонь, разгорающийся сильнее с каждым воспоминанием, больно вонзающимся в её сердце, застучавшее от волнения быстрее. — Он ударил меня. Назвал… грязной оборванкой и… это стало последней каплей. Сокол ощутил невыносимую боль, проснувшуюся где-то внутри. Однако она ему не принадлежала — она была чужой. — Как он посмел ударить тебя? — Тогда он... очень разозлился. Не отдавал себе отчёта... — Медея агрессивно вытерла глаза, слезящиеся против её воли. — Я сбежала. Скиталась много времени и не имела ни малейшего понятия, что мне делать. А потом появился ты. И у меня возник план. Спонтанный. — Ты решила пробраться в дом отца с помощью меня, — наконец, сообразил Сокол. — Да, я помню. Я выступал приманкой. — Я не знала, будет он там или нет. Я боялась встречаться с ним лицом к лицу. В той таверне могли быть люди, которые прислуживали ему. А ты... Ну, ты точно не из их числа. Я должна была попытать удачу. — Ради… медальона? Медея, радуясь, что Сокол уловил её мысли, одобрительно кивнула. — Да. Именно ради него. — То есть ты шла в дом без как таковой информации о том, будет ли внутри колдующий мужик-убийца и твоя волшебная побрякушка? Лиднер, тактично пропустив язвительность в тоне Сокола, натянуто улыбнулась, уже жалея о своей внезапной откровенности. — Ага. — Это максимально идиотский план. Держу в курсе. — Да, я плохо соображала. Да, я понимала, что риск велик, но для этого у меня был ты! — Люди, которые там жили, находились под гипнозом. Твой отец года изъявил явное намерение прикончить меня и Стриго. А потом, может быть, и тебя следом. — Ты тоже оказался с сюрпризом. Сокол нахмурился. Ему не нравилось, что его жизнью собирались воспользоваться в корыстных целях, о которых ему рассказали лишь сейчас. Непродуманный план, основанный на фразе «только бы повезло», заставлял его мысленно стонать от злости. — И оно стоило того? Медея достала спрятанный под курткой серебряный медальон, переливающийся в языках пламени оранжевым. На его крышке виднелся красивый, ювелирно маленький и тонкий рисунок. — Именно поэтому мне нужно в столицу. Там живёт моя тётя, и я должна рассказать ей о мужчине со шрамом. И об отце тоже. Она влиятельна в Кулларе, она точно поможет мне! Сокол скептически поднял бровь. — Не смотри так! — Этот план тоже так себе. — Если у тебя есть лучше, то я с удовольствием выслушаю твои умные предложения. Сокол отложил тарелку с лежавшим на дне мясом, и только тогда Стриго, не сумевший вернуть Медее её посуду, стал сам хлебать скудные остатки наваристого бульона. — У меня в любом случае свободы слова нет. — Я не принуждаю тебя. И не принуждала. — Ну, глеты за первую часть работы я так и не получил, что считаю крайне несправедливым. Похвасталась мешком, а в руки не отдала… — Ой, Сокол, — Медея кинула в наёмника ботинок, но тот удачно увернулся, одарив девушку сощуренным недовольным взглядом, — я заплачу тебе. — Тогда есть стимул работать, — промолвил он и размял шею, в процессе хрустнув пальцами, отчего Стриго скривился. — Спасибо. За правду. Это тяжело... — Не надо никаких слов. Я сделала это не ради того, чтобы меня пожалели. — Лиднер спрятала медальон обратно под куртку — ближе к сердцу. — Я собираюсь ложиться. Уже поздно. Стриго с завидной скоростью разобрался с порцией Медеей, подхватил тарелку Сокола и понёс к озеру — помыть. Сам наёмник пошёл с ним, чтобы набрать воды и потушить огонь. Когда всё было сделано, Стриго улёгся в спальный мешок, Медея упорно заставляла себя заснуть, а Сокол ещё долго лежал с открытыми глазами. Он размышлял, откуда у него чужие воспоминания и что они пытались ему показать, но быстро пришёл к мнению: они слишком рваными и без толку в них разбираться. Совсем скоро устав от выбранной позы, наёмник перевернулся и, прижав к себе сумку, где хранился испортивший ему жизнь артефакт, не мог прекратить представлять, как сжигает его в ярком пламене.***
— Что думаешь по поводу всего? — Кроме того, что мой мёртвый зять всё испортил? — Ага. — Ничего положительного. Цирцея, сидя за овальным столом в совещательной комнате, успевшей за всё время уже изрядно надоесть, опустила голову на руки. Рассуждать на какую-то радикальную и насущную тему, когда невыносимо тянуло в сон, не хватало сил. И если Лидер на полном серьёзе решил отправить её и Мавора в Верфидо, то ей уже следовало нежиться в тёплой кровати, чтобы утром удалось проще проснуться. К тому же она планировала выпить бокал вина для настроения, а ради этого дела требовалось встать ещё раньше. И зачем тогда, спрашивается, она торчала здесь, среди унылых каменных стен? — Он попросил передать сочувствие, но оно явно тебе без надобности, солнышко. — До сих пор не понимаю, что моя сестра нашла в этом слабом человеке. Умереть должен был он, а не она. Из-за него теперь нет Розалии. И Медея неизвестно где. — Ну-ну, не грусти. — Мавор, до этого подвинувший стул поближе к женщине, потянулся к Цирцее и ободряюще похлопал её плечу, за что получил испепеляющий взгляд. — Медея найдётся. — Если в Верфидо и стряслось что-то, то от его неумения контролировать свои мизерные способности. Я говорила: принимать Вемунда — ошибка, но меня не послушали. — Он допустил вариант, что этот случай связан с храмом. — Бред. — Вига постучала ногтем по столу. — Вся эта затея — бред. — Меня тоже не прельщает вставать спозаранку, но если его предположения верны, то мы будем чуть-чуть близки к разгадке. — Мы всё равно не сможем ничего сделать. Как искать то, что даже не знаешь? Если бы это существо показало себя где-нибудь в городе, оставило бы свидетелей, то тогда да — мы бы поймали его. Это ужасно, и я против жертв, только как ещё найти монстра, если он скрывается? — Это вопрос с подвохом? Цирцея тяжело вздохнула. — Нет. Но, если честно, лучше бы был с подвохом. Мавор, собираясь ляпнуть что-то умное, отказался от этой сомнительной идеи. Ему нравилось общаться с Вигой, но ей следовало как следует выспаться, дабы на следующий день проснуться бодрой и без этих грустных мыслей, делающих её злой. — Лепесточек, может, пойдёшь домой? Если рано… — Ты не заботливая мамочка, Адъяр. Давай без этих советов. Мавор выпучил глаза и закрыл ладонью рот, и Цирцея, нуждаясь в тишине, не прокомментировала его детскую забаву. Она неожиданно для себя почувствовала такую вселенскую усталость и печаль, словно до этого её дни полнились исключительно удручающими событиями, забравшими у неё всю энергию. — Я пойду. Мавор, продолжая придуриваться, нечленораздельно промычал. — Дай мне Сущий терпения, — прошептала Цирцея и поднялась. — Если встретишь Лидера, сообщи ему, чтобы он заранее подготовил портал. Мавор снова замычал. Вига не удосужилась ему ответить, хотя её душа так и рвалась упрекнуть его за такое несерьёзное поведение, и вышла из помещения, где висел гобелен с изображённым на нём цветком под названием «Цинния», в каменный коридор. Было так безлюдно и одиноко, что Цирцея видела в подобной атмосфере нечто особенное, близкое к её упадническому настроению. Она не изъявляла желание вновь, как и в случае с Болотом, проходить через портал и посещать деревушку, по которой не успела соскучиться. Подобное путешествие Цирцея переносила тяжело, и её организм очень страдал после быстрого перемещения: возникало ощущение, будто она несколько часов кружилась на экстремальной скорости вокруг своей оси. Хотя с рациональной точки зрения это был отличный способ сэкономить и без того ценное время, которого вечно ни на что не хватало. А до Верфидо, на лошадях, требовалось скакать как минимум неделю, и если делать перерывы, то выйдет в общей сложности даже ещё больше. Мавор, в отличие от Цирцеи, испытывал восторг от таких злоключений. Он спокойно переносил быстрые переходы, и Вига в некоторой степени завидовала ему. Совсем чуть-чуть, потому что в остальном завидовать было нечему. Цирцея, заправив длинные волосы за уши, отбросила мысли в сторону. Впереди ждал очередной долгий день, и к нему стоило хорошо подготовиться.***
Глубокая ночь в лесу несла в себе мало весёлого: потеряешь бдительность — и тебя могут обворовать; будешь ковырять в носу и жаловаться на свою семью — и изголодавшийся хищник без жалости тебя загрызёт. Когда неподалёку раздался треск, Сокол тут же подорвался. Уличная жизнь научила его принимать во внимание каждую деталь, происходящую вокруг него, и упускать из виду что-то живое, даже если это простое животное, было выше его достоинства. Будить Медею или Стриго он не стал. Лиднер не умела осторожничать, она бы сразу пустилась в погоню за неизвестным, а эмоциональный оуви истериками и неутешительными прогнозами поднял бы даже мёртвого из могилы. В одиночку в данной ситуации действовать было куда проще. Да и натура, не любящая командную работу, тоже говорила о себе. Аккуратно переступая через многочисленные заросли, Сокол тщательно прислушивался к звукам, которые в один миг попросту пропали. Наступившая тишина нагнетала, но наёмник всё равно не отступал. Если это ловушка, то он выберется из неё и прибьёт каждого, кто это соизволил устроить, с особым удовольствием, а потом как ни в чём не бывало вернётся и заснёт. Отдалившись на достаточное расстояние от разведённого мини-лагеря, Сокол наконец-то заметил впереди непонятный объект, светящийся в ночи особенно ярко. Чтобы не навредить глазам, наёмнику пришлось прищуриться. Он действовал чисто по интуиции, однако с ней у него имелись значительные проблемы, и потому, прежде чем дойти до своей цели, Сокол пару раз навернулся. Маленькое крылатое животное, си́ва, лежало в траве и еле дышало. В боку пернатого создания виднелась глубокая рана, откуда сочилась тусклая голубая кровь, заляпавшая зелень. При приближении Сокола сива пронзительно закричал, затрепыхался и попытался взлететь, но попытки не увенчались успехом, и он повалился обратно на землю, сильнее потревожив рану. — Глупый... — Сокол протянул один палец к макушке сивы и нежно погладил его по перьям. — Я не стану тебя обижать. Животное, держась ещё больше настороже из-за внезапной доброты, жалобно угукнуло. — Тебе нужно помочь. Мой друг, такой же, кстати, пернатый, обработает твою рану. И потом ты снова будешь спокойно летать! Сива слабо махнул крылом, когда ему на тельце опустили ладонь, и постарался цапнуть клювом, но Сокол, не позволяя ему сделать лишнее движение, аккуратно перехватил его голову. — Тихо. Всё будет хорошо.Мне кажется, ты глубоко заблуждаешься.
От противного самодовольного голоса, принадлежавшего духу, Сокол похолодел. Он попытался убрать руки от сивы, только те не пожелали подчиняться. Они схватили животное, очень крепко, и оно начало изворачиваться и кричать от боли. Большие глаза сивы смотрели на Сокола со страхом, и тот мог честно признаться, что видел в этом взгляде ненависть к человеку. — Н-нет! Нет! Его можно спасти!Любые создания обладают душой, способной давать дополнительную силу. Ничего личного, но этот ничтожный зверь всё равно бы умер.
Животное окутала фиолетовая смертельная магия, забирающая из его тела частички жизни. Глаза закатились, сделались жидкими и вытекли из глазниц. Перья быстро сгорели и превратились в безликий пепел, улетевший по зову ветра. Мясо, сухожилия и органы поглотило такое же фиолетовое пламя, оставившее после себя только кости. Маленький сгусток света воспарил над ними, и ладонь, принадлежащая кому угодно, но только не Соколу, сцапала этот свет и преобразила его в такую же тьму.О да. Прекрасно.
Сокол держал одной рукой кости. Он, забыв, как дышать, смотрел на ужас, сотворённый магией духа, пока его рот то открывался, то безмолвно закрывался. Его трясло. Наёмник находился на грани истерики. Он хотел думать, что это новый кошмар, что это ложь и иллюзия, заставляющая его страдать. Но он трогал кости, и они были слишком реальны, чтобы быть неправдой.Не стоит противиться обычному круговороту жизни. Так устроен мир, человечишка, и ты обязан подчиняться этим законам.
Другая рука, неподконтрольная Соколу, похлопала его по щеке, и от этого стало так мерзко, что он со всей дури ударил её и зашипел от резкой вспышки боли.Полоумный! Ты причиняешь вред своему же телу.
— Я… Я больше не позволю... — Срывающийся голос не производил на духа необходимый эффект. — Не позволю манипулировать мною, грязное ты отродье! Никогда! Сокол потянулся к спрятанному в ботинке ножу, но что-то пнуло его по голове и повалило на землю. — Нет необходимости, птенец. Расслабься. Мы же хорошо проводим время, не так ли? Сокол ошеломлённо уставился на возвышающуюся фигуру человека, от которой исходило слабое фиолетовое свечение, означающее только одно: это плод больной магии, а не настоящий живой Орёл. Только тот был так правдоподобен, что Сокол не смог отличить реальность от выдумки. Орёл присел на корточки, подобрал нож и прислонил лезвие к чужому горлу. — Так много воды утекло с последней встречи. — Ты не существуешь, ты не существуешь! Я видел… Я знаю… Сущий, нет… Это всё твои проделки, дух! Орёл коснулся чёрного кулона в виде расколотого черепа, висевшего на груди Сокола, и жутко улыбнулся. С его рта потекла тёмная слизь, похожая на густую кровь. — Я помню, как подарил его тебе. Твоё первое успешное задание. Как мило, не правда ли? Я полагал, ты ничтожный, а ты оказался вполне сносным, хоть и полнейшим идиотом. Сокол ловким движением перехватил нож и оттолкнул от себя псевдо-Орла. Адреналин бурлил в нём, и он был готов на самый ненормальный поступок в своей жизни — лишь бы не позволить этому существу уничтожить себя. Но Орёл только шире улыбнулся — так, как не смог бы улыбнуться живой человек, — и похлопал в ладоши. — Браво. Браво, Сокол! Добыча пытается быть хищником. Нелепостью так и прёт! Странные звуки усиливались, гудели — они вот-вот разорвали бы ушные перепонки. Сокол закричал и рванул прочь от этого места — от Орла, сразу же испарившегося в воздухе, как только Сокол от него отвернулся. Наёмник не разбирал дороги и не понимал, что делал, но всё равно бежал и бежал, стараясь спрятаться от гулкого смеха, всё нараставшего и как назло не прекращавшегося. Сокол упал и прокатился лицом по грязи, ободрав кожу до крови. Он свернулся калачиком и пролежал, наверное, несколько часов, утешаясь всякими глупостями. А потом он заставил себя подняться и дойти до лагеря. Сокол просидел так до самого утра — в звенящей тишине, сводящей с ума. Он боролся с собой и со своей сущностью, исковерканной духом, — и это было, на самом деле, до смешного бесполезно. А ещё, окутанный в этом утомительном одиночестве бесконечным потоком воспоминаний, осознавший в полной мере, сколько плохого он успел натворить, Сокол очень захотел прикончить себя, чтобы никому больше не навредить.***
Медея часто видела кошмары, и в них всегда кто-то умирал. В этот раз она очутилась в доме отца, а с ней — Сокол, которого Вемунд со злорадством душил. Он упивался собственной силой и властью над жалкой душонкой, посмевшей ему воспротивиться. Но вместо того, чтобы оттолкнуть отца, Медея просто стояла, смотрела на краснеющего наёмника и ждала, когда всё закончится. Вемунд его убил, а потом перевёл внимание на дочку, и мир перевернулся, превратился в маленькую комнатку, когда он кинул кинжал и попал ей прямо в лоб. Медея проснулась. Она давно научилась просыпаться после кошмаров без криков — так, чтобы отец её не слышал. Она мечтала знать, как избавиться от жутких снов, как помочь себе, однако сомневалась, что это возможно. Одна психологическая травма — и ты всю жизнь, считай, эмоциональный калека. Лиднер полежала в спальном мешке недолго. Она, изучая небо, прикрытое листьями деревьев, выравнивала дыхание и собиралась с силами — морально подготовиться к новому дню. Затем, опомнившись, Медея перекатилась на бок и увидела Сокола — сгорбленного, вялого и поникшего. Не будь она с ним знакома, то решила бы, что перед ней сидел живой труп. Это сравнение её не на шутку испугало. — Сокол? — Медея. На его щеках виднелось множество мелких царапин, в волосах торчали ветки, листья, а в некоторых прядках и вовсе налипла грязь. — Сокол, что с тобой? Он не ответил. Медея, обведя быстрым взглядом спящего оуви, подхватила сумку и тихонько, на цыпочках, подошла к неподвижному наёмнику. Она села перед ним, смочила тряпку и приложила к ранкам. — Ночью тебе было так же плохо, как и утром? Наёмник агрессивно замотал головой, а потом, также резко утихнув, уставился на порядком ошеломлённую девушку, растерявшуюся от странных действий нестабильного спутника. — Я несу смерть, Медея. — О чём ты? — Этот дух во мне… Что будет, если он завладеет мной? Если я больше не смогу контролировать себя? Он убьёт вас. И других. Медея, — Сокол, не рассчитав силы, вцепился в её плечи и потряс, — мне страшно! — Сокол, остановись! Мне больно! Он судорожно отодвинулся и заложил руки между ног, будто боялся снова сделать ими то, о чём потом обязательно пожалеет. — Я не смогу тебе помочь! Не смогу! Люди в столице… Там есть… праведники… Вдруг они поймут, что я из себя представляю и убьют нас? Что, если… Медея, не дав Соколу отвернуться, взяла его за лицо, на что тот не заартачился, не съязвил, не пошутил и вообще никак не отреагировал. Это напрягло девушку, ожидавшую от него хоть какое-то сопротивление, поэтому она мило улыбнулась ему, успокаивая. — Ты сможешь разобраться с этим. Ты не причинил нам вреда в Верфидо, значит, не причинишь и сейчас. Если ты сдашься, то точно потеряешь над ним контроль. А ведь именно этого он и добивается. Чтобы ты ослаб. — Медея… Я встретил в лесу своего наставника, которого… он... Я убил! Призрак, иллюзия… — Наёмник, вспоминая ночные похождения, схватился за кулон. — Я так жалею! — Сокол, — Лиднер вытащила ветки с его волос и все листочки, — он испытывает тебя на прочность. Дух манипулятор. Я не знаю, что с тобой произошло, но ты хороший человек. Ты защищал бы их до последнего. Тогда был не ты. И отца моего убил не ты. — Но… — Сокол, ты ни в чём не виноват. Пожалуйста, поверь мне. Он осознанно глянул на Медею. Ему нужны были эти простые слова, которые он боялся себе сказать. Сокол нуждался, чтобы его не называли монстром или чудовищем, убившим тех, кто этого не заслуживал. Он хотел быть обычным человеком: жить в маленьком городке, работать кузнецом день и ночь, спасать домашних пушистых ску́мов. Может, сам бы завёл такого усатого питомца, и тот бы отгонял различных пронырливых грызунов. Наёмник мечтал о спокойной жизни, а не чтобы потусторонняя сущность качала свои права на него и на мир в целом. В третьем спальнике заворочался оуви. Стриго зевнул, приоткрыл глаза и сонно обратил внимание на Медею, продолжавшую обрабатывать царапины, и на самого Сокола, щурившегося от неприятных ощущений. — Мой с-спаситель? — пролепетал оуви и приподнялся. — Что сл-лучилось? — Плохие сны, пернатый. Ничего смертельного. Стриго с вопросом уставился на повернувшуюся к нему Медею. — Я не в курсе подробностей. — Она провела тканью по последней ранке. — Принесёшь воды? Кое-кому не мешает вновь помыть голову. Сокол усмехнулся, скрывая за шустро нацепленной маской беззаботности скорбь по давно ушедшим людям. — Д-да! Я быстро! Оуви подскочил, поймал кинутую ему флягу и побежал к озеру. — Я надеюсь, он не упадёт, — посмеялась Медея, — иначе придётся и его латать. — Я твой должник. — Сочтёмся. Медея слабо щёлкнула Сокола по носу и предусмотрительно отстранилась от него, чтобы он не успел реализовать свои злобные планы и отомстить. Стриго, размахивая полной флягой, вернулся к ним когда уже оба оживлённо дискутировали на тему нивров. Во время своего похода, к счастью Лиднер, оуви ухитрился ни на что не напороться и ничего не пролить. А потом Стриго пришлось заново готовить, чтобы люди и он сам как следует перекусили. Наступало утро, и впереди ждал целый день, который, без всяких сомнений, должен был пройти намного лучше, чем предыдущий.