ID работы: 12247732

Сокол. Чернеющие тучи

Джен
NC-17
В процессе
400
Горячая работа! 170
автор
Размер:
планируется Макси, написано 627 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
400 Нравится 170 Отзывы 246 В сборник Скачать

Часть 2. Буря. I. Новые лица

Настройки текста
Самое главное в любом приключении, в том числе и в самом мимолётном, — это время. Орёл любил говорить, что благодаря походам люди, прежде друг друга не знавшие, становились сплочённее. Чем дольше они шли в неизвестность, тем лучше делались их отношения. «Время лечит, птенец, и вместе с тем — калечит. Парадокс, который сложно понять», — сказал он однажды, когда они остались одни. Сокол считал это редкостным бредом, пускай и приправленным щепоткой правды. Кому, в самом деле, захочется спасать незнакомца, которого к тебе приставили? Выбирая между жизнью и смертью, ты без колебания выберешь жизнь для себя, а для другого — смерть, и здесь ничего не поделать, будь ты хоть человеком, хоть нивром, хоть драконом. Орёл любил предаваться фантазиям и называть свою команду — семьёй, способной на многие героические свершения. Он верил: каждый в его импровизированной «семье» спасёт другого, ведь как может быть иначе? Они проходили сквозь огонь и лёд и вытаскивали друг друга из неприятностей — в конце концов, всей командой поддерживали. Не это ли считалось близкими отношениями? Сокол принимал это за показуху. Останься он с кем-то один на один перед лицом опасности, то произошла бы такая же безрадостная ситуация, что и с незнакомцем. Предательство. Удар в спину. Спасение собственной шкуры, если угодно. Орёл умел всех сплачивать, держать беспризорных детей и взрослых под своим крылом, вселять в них какие-то немыслимые идеи, в какие верил сам. Он защищал их и отдавал им всего себя, потому что для него не существовало ничего важнее Балобана. «Когда теряешь близкого, долго страдаешь. Вся жизнь превращается в ничто. Ты блуждаешь по огромному миру, как маленькая овечка, и не знаешь, что тебе делать дальше, — делился Орёл и смеялся так горько и вымученно, что даже самый чёрствый всплакнул бы. — Самое сложное в таком состоянии — найти новый смысл, ради которого ты захочешь свернуть горы». Орёл называл команду — семьёй, пока Сокол — знакомыми. И при этом после смерти людей, ставших незаметно для него самыми дорогими во всём Солфасе, он успел испытать невыносимую тоскливость, которую Орёл обязательно бы поэтично обозвал как «скорбь». Но разве будешь скорбеть по тем товарищам, на кого тебе абсолютно плевать? И разве будешь винить себя в их гибели, не значь они для тебя ничего? «Нет ничего ужасного в том, чтобы те, кто не связан с тобой кровью, играли для тебя более существенную роль, нежели настоящие родители, Сокол. Понимаешь, в нашем мире много несправедливости, но иногда бывают вынужденные обстоятельства, из-за которых мать отказывается от ребёнка. Этот поступок — бесчеловечный, и я не оправдываю тех, кто на него способен, но я хочу, чтобы ты знал: всё не делится на чёрное и белое. Где-то обязательно запишется серое в виде смерти, и тут ты хоть бей, хоть ругайся — ничего не изменится. Такова наша суровая реальность». Сначала, с самого младенчества, Сокол жил в противном приюте, издевавшемся над своими воспитанниками, а затем он сбежал и, сколько себя помнил, скитался по грязным улочкам. Он не привык делиться личными переживаниями, так как улица — это то место, что вывернет всю твою душу наизнанку, а после закопает тебя и засмеёт, пока не уничтожит полностью. Он не привык называть кого-то семьёй, ведь и в приюте, и на улице — каждый сам за себя. Никто не станет давать тебе крошку хлеба — самому бы наесться скудным запасом еды. И никто, разумеется, не будет сочувствовать тебе, когда ты плачешь. Скорее обзовут позорным нытиком — и так и будут называть до последнего твоего вздоха. Жестокое воспитание имело серьёзные последствия, однако Сокол, спустя такое долгое время, с облегчением осознал: он точно мог назвать Орла не только своим наставником, но и отцом, пусть и неродным. Жаль, подобное понимаешь только когда навсегда потеряешь. — Когда-а мы-ы уже-е доберё-ёмся? — плаксиво спросил наёмник, вытирая стекавший с виска пот. — Я уста-а-ал! А ещё страшно хочу есть!

Если ты будешь ныть, как жалкое ничтожество, то к своей цели ты навряд ли приблизишься. Задумайся над этим, когда снова откроешь рот.

— Не могу точно определить, когда, — ответила Медея слегка раздражённо, оглядев лесной массив, окружавший их плотной стеной, и поправила рюкзак. — Если мы прежде не делали бы слишком долгие привалы, давно бы дошли до города. — Это укор? — Сокол прищурился, недовольно скрещивая на груди руки. — Потому что если это всё же укор, то я напомню, как мне было плохо, — надавил он на жалость, чётко выговаривая каждое слово и показывая весь масштаб катастрофы. — Очень плохо, между прочим! Я заслуживаю отдых!

На твой нелепый бубнёж всем начхать, как и на твоё состояние. Ты никому не нужен, бесполезное отродье.

— Что… — Медея, развернувшаяся к наёмнику, нахмуренно на него посмотрела, начиная закипать от этих беспочвенных обвинений. — Сущий, нет! Я констатировала факты. Только и всего. — Ужасная конста… конст… — Сокол ругнулся и ткнул в Лиднер. — Короче, плохо ты это делаешь. — М-мой спаситель… мисс… Я не… — Не вмешивайся, Стриго! — повысила голос Медея, порядком разозлённая очередными заскоками наёмника, так и норовившего что-то учудить и усложнить ей дурацкий путь. — Не смей наезжать на него! — заступился за Стриго Сокол, медленно направившийся к Медее, до этого как всегда идущей впереди, из-за чего он и оуви значительно от неё отставали. — У него есть право голоса! Стриго, расстроенный бессмысленными перепалками, возникшими буквально на ровном месте, прижал длинные ушки к голове и, надеясь спрятаться от ссорящихся, прикрыл ладонями лицо. Ему совсем не нравилось, как его спаситель и мисс ругались, тем более в глуши, где любые крики могли вызвать подозрения и привлечь к себе чьё-то нежелательное внимание: как хищников, так и людей — самых опасных созданий, способных им не только навредить, а ещё до кучи обокрасть. — Слушай, — Медея потёрла переносицу и невинно улыбнулась, — это нелепо. Всё это — нелепо. Я не обвиняла тебя ни в чём и вообще считаю тебя настоящим одуванчиком. То, что было — прошло. Поэтому давай не будем устраивать невесть что и продолжим идти дальше. Я хочу как можно быстрее попасть в грёбаную столицу, и я сделаю всё, чтобы этого добиться. С твоей помощью или нет. Сокол, при всём уважении к себе, такой тон стерпеть не мог. Он вообще, если честно, был тем ещё заносчивым гадом, чтобы что-то терпеть, поэтому наёмник не постеснялся и совершил одну очень глупую ошибку — не согласился, а продолжил напирать. И всё потому, что извиняться и признавать собственные ошибки давалось ему слишком тяжело даже в такой солнечный и прекрасный день. — Ты могла бы додуматься взять хотя бы лошадей. — Каким, февул тебя побери, образом я должна была взять лошадей? — язвительно поинтересовалась Медея. — Раком? Ползком? Ещё как-то?! Конечно, я могла бросить тебя, но моя совесть, представь себе, не позволила! Хотя в следующий раз я кину тебя, придурка, одного со своим духом!

Не устану повторять — она мне нравится. Досадно, что в качестве сосуда попался ты, а не она. Впрочем, она бы и подохла быстрее, чем ты. Какая жалость.

— Сущий, да заткнись… — Сокол нервно прикусил губу и виновато обратился к Медее: — Я не тебе, а ему… Точнее… Просто забудь!

Как меня можно забыть? И как твоя дражайшая подружка может игнорировать тот факт, что в тебе — я? Она боится. И твой рабский уродец — тоже. Они просто умело прячут свой страх. Но только посмей их обидеть, и тогда хрупкое доверие навсегда утеряется. Ха-ха, мне нравится видеть, как исчезает всё человеческое в ничтожествах, строящих из себя благородных!

Сокол, пытаясь приглушить чужие мысли, ощутимо ударил по макушке, — и безуспешно: дух противно засмеялся, издеваясь над слабостью человека, над его никчёмностью. Наёмник, отступив от Медеи, прикоснулся к пульсирующему виску, переводя дыхание и успокаивая сумасшедшее сердцебиение. Оуви, взволнованно пискнув, подбежал к Соколу и крепко его обнял, как бы говоря ему: я здесь и вместе мы сможем всё преодолеть. Лиднер, наблюдая за ними, тяжело вздохнула, скрыв за грубым комментарием очевидные переживания: — Если ты и при других будешь общаться с ним вслух, то тебя неправильно поймут. — Я знаю, да, — наигранно равнодушно отмахнулся от неё наёмник. — Такого не будет.

М-м, сомневаюсь. Мне трудно противостоять.

— Я тебя уничтожу, — прошептал Сокол, рассчитывая на то, что его не услышит ни Стриго, ни Лиднер. — Пропадёшь навсегда… грязное… отродье… — Может, моя тётя поможет тебе? — Медея решилась подойти и положить ладонь наёмнику на плечо. — Ну... По крайней мере, я надеюсь, она знает, где находится тот, кто в силах мне помочь. И если он способен на это, есть вероятность, что и… — Мне просто нужно время, Медея, — тихо произнёс Сокол, охладевший к недавней перепалке и более спокойно глянувший на девушку. — Надо идти. — Да, но… — Без «но». — Он выбрался из объятий оуви и вышел вперёд. — Всё отлично. Погнали! Стриго и Медея недоверчиво переглянулись, пока Сокол, будто убегая, отходил всё дальше. Они, будучи разными существами, в данную минуту размышляли над одной проблемой, тревожившей их одинаково сильно: как наёмник — довольно нестабильный человек, не умеющий следить за эмоциями, — справится с постоянным давлением монстра, засевшего в его теле? — Хоть и немного, но я слышала про духов и их способность вселяться в кого-то, — нарушила возникшую тишину Медея, никогда бы не хотевшая оказаться в такой же ситуации, что и Сокол. — И я точно уверена, это не кончится хорошо. — С-старейшина говорила н-нам, что их з-заперли д-драконы, — неуверенно поделился Стриго, вспоминая все рассказы главного оуви, управлявшего племенем. — Но есть б-брешь, б-благодаря к-которой мож-жно призвать од-дного духа из подземной к-клетки — Тюрьмы... — Тюрьма? О чём ты? — Я н-не з-знаю… Мы никогда не с-сталкивались с подобным, но к-каждый п-птенец знает: д-духи не исп-полняют ж-желания. Они п-порабощают и п-поглощают душу! — испуганно прошептал последние слова Стриго, глядя большими янтарными глазами на Медею. — Т-только вот у моего с-спаси… — Вы что там застряли?! — крикнул издалека Сокол, только заметивший отстающих спутников. — О жизни подумали! — вторила ему Лиднер. — И без меня?! — Сокол… — Медея, фыркнув, махнула рукой, намекая, чтобы он не возвращался. — Иди уже! Однако он не пошёл, а побежал обратно с каким-то странным энтузиазмом. Возможно, это было достаточно наигранно, ведь после произошедшего оставаться воодушевлённым — серьёзная задачка, но даже если он притворялся, то делал это крайне умело. Оказавшись рядом со спутниками, Сокол внимательно оглядел их, подозрительно заострив внимание на Стриго, отчего тот, сконфузившись, слегка задрожал. — Кстати. Меня сейчас дельная мысль посетила. — Не нравится мне это… — не разделяя восторга наёмника, прошептала Медея, настроенная крайне скептично на любые его думы. — Стриго! Ушки оуви поднялись, и он, собравшись с духом, поборов неловкость, с вопросом уставился на своего спасителя. — Ты же можешь взлететь и посмотреть, долго ли нам до города. Теперь эти самые ушки стремительно опустились. Стриго, дёргано приобняв себя, боясь разочаровать Сокола, нервно захихикал, стараясь подавить проснувшееся в нём волнение. — Мой спаситель, б-боюсь… это сейчас… ну… тр-рудно ос-существить. — Почему? Оуви мельком посмотрел на Медею и тут же потупил взгляд. Он очень быстро дышал, и со стороны было трудно понять, что у него в голове. — Мой отец как всегда выделился, да? — не выдержав, первая спросила Лиднер, догадавшись, о чём пойдёт речь. Стриго, потирая острый локоть, медленно кивнул. — И что он сделал? — Н-ну… У многих люд-дей есть д-довольно, как б-бы это н-назвать… Неп-правильное м-мнение, вот! Почти в-все с-считают, чт-то мы м-можем улететь, если н-нас сх-хватят. — Оуви, чувствуя себя очень некомфортно, заикался сильнее обычного. — Но мы сл-лишком слабы, чтобы это с-сделать. Я бы д-даже сказал-л, мы в-в некотором плане… привязываемся к своему р-рабскому статусу. — Получается, вы просто не хотите бежать? — сделал вывод Сокол. — Этакая симпатия жертвы к своему агрессору? — Д-да! Да?.. — Стриго охнул, не зная, насколько всё, оказывается, печально. — Это з-заложено в нашей р-расе, поэтому н-нас часто используют в к-качестве рабочей с-силы. Б-бесплатной...

А ты в курсе, прежде оуви — какое мерзкое слово! — были людьми? Но их так давно прокляли, что теперь мало кто осведомлён об их истинном происхождении, чем, собственно, жирные столичные ублюдки не прочь воспользоваться. Только представь: люди, порабощающие других прóклятых людей… Такая забавная шутка, не правда ли?

— Стриго... — мягко позвала его Медея, уже поняв, к чему ведёт птицеподобное создание. — Отец подрезал тебе крылья? Оуви, смахнув слёзы, моментально появившиеся в глазах, плюхнулся на ровную, вытоптанную дорогу, словно малейшее воспоминание о заточении высасывало у него все силы, и он не мог стоять на ногах. — Со мной б-был… мой друг из п-племени. Сн-начала всё складывалось нор-рмально… Ну, н-насколько это возможно?.. — Стриго посмеялся — и опять нервно, поскольку тот кошмар, пережитый им, не вызывал у него никаких положительных эмоций. — Д-да, мисс, нам подр-резали крылья к-каким-то ужасным способом! Это было так… т-так… так больно!

Какой садист! Зря я его прикончил.

Он, напрягая память, с трудом хватался за ускользающие отрывки из прошлого, никак не собиравшиеся во что-то цельное и понятное. Однако среди этого хаоса Стриго сумел увидеть собрата, которого жестокий человек привязал к креслу, а затем растягивал его и садистки резал, пуская кровь. Оуви поперхнулся воздухом и, начав рыдать, зажмурился, опустив ушки. — Стриго, — Медея, сев рядом с ним, прижала его к себе, чем тот воспользовался и уткнулся прямо в её куртку, — тебе не надо продолжать, если тебе больно. — А ещё эта мразь… — Сокол скривил лицо, когда в его голове всплыла картинка, как отец девушки ударил её. — Прости, Медея, но он реально неадекватный. — Всё в порядке. — В общем, он умер. Он больше не тронет тебя. — П-понимаете… — Оуви, не отстраняясь от Лиднер, чья теплота его убаюкивала, защебетал плаксивым голосом: — Такое тр-рудно з-забыть. Я д-думал, меня ож-жидает такая ж-же участь… Я готов б-был прислуж-живать, н-но умирать… Мне так х-хотелось быть похожим на н-нашу легенду! Я х-хотел стать с-спасителем… своего п-племени. Только я такой т-трусливый. Н-неудачник! Сокол почесал затылок. Будь здесь Орёл, он бы обязательно нашёл необходимые ободряющие слова. Его наставник был таким человеком — вёл всех за собой, внушал доверие и уверенность и давал силы для борьбы. Мужчина являлся сочувствующим оратором — невозможное сочетание, которое, впрочем, в случае Орла имело место быть. Как печально, что наёмник никогда не станет таким же, как он. — Если ты будешь так уныло говорить, точно ничего не добьёшься, — преувеличенно сердито сказал Сокол. — Идти против своей природы — трудно, но реально. Если ваша легенда смогла, то чем ты хуже, верно, пернатый? — К тому же, — Медея ласково погладила Стриго по перьям — в противовес нарочитой грубости наёмника, — ты сильный. Просто поверь в себя. — Именно! — охотно кивнул Сокол. — А твои крылья… Ну, рано или поздно они отрастут обратно, и ты снова будешь летать. — Л-летать… — неуверенно прошептал оуви, словно чего-то внезапно испугался. — П-правда?.. — Конечно! — почти синхронно согласились Медея и Сокол и рассмеялись. Стриго, издав невнятный звук, вытер большие янтарные глаза и с благодарностью потёрся головой о худое плечо девушки. — Меня м-мало кто поддерживал… С-спасибо! Я никогда этого не з-забуду и буду верно в-вам с-служить! — Давай без этого. Ты свободное создание, — проговорил Сокол, определённо не испытывавший удовольствия от знания, что кто-то будет ему подчиняться. — Захочешь быть рядом, значит, будешь. Не захочешь — не будешь. Всё зависит от тебя, понимаешь? Стриго, тронутый до глубины души словами наёмника, был готов вновь расплакаться, но уже от счастья, что кто-то принимал его и уважал. — Вы х-хороший человек, м-мой спаситель.

Как думаешь, стоит ли разрушать его иллюзии? Я бы с удовольствием рассказал этому оуви, что до меня ты немало воровал и пренебрегал моралью. О! А помнишь ту белокурую девочку из детства? Какая она была милая и невинная. Настоящее дитя Сущего! Но ты, птенчик, из-за простого яблока сделал из неё такую уродину, что теперь она наверняка страдает в полном одиночестве, ха-ха! Ты кто угодно, да только не хороший человек.

Сокол, чуть не треснув себя по виску, дёрнул плечом и замер от шока, когда перед глазами появилось веснушчатое лицо прелестного ребёнка, сидевшего на скамейке возле дома портного со спелым, блестевшим от лучей солнца фруктом. Наёмник не планировал, действительно не планировал её обижать, однако она слишком громко кричала, когда он отобрал у неё яблоко, и у него не было другого выбора, кроме как заставить её замолчать, даже если для этого пришлось ударить девочку камнем. — Нам надо ускориться, — серьёзно заключил Сокол, пытаясь отгородиться от неугодных в это мгновение воспоминаний. — Иначе опять застрянем до ночи. — Да. Точно. Ты прав. Медея помогла подняться Стриго, ещё раз ободряюще ему улыбнулась и, схватив его за маленькую ладошку, последовала за торопящимся и неугомонным наёмником. Сам Сокол благодарил всё живое и неживое, что спутники видели только его спину и не могли прочитать чужие мысли, откровенно пугавшие своими образами, всплывающими в сознании по воле ненавистного духа. В противном случае, узнай Медея и Стриго подробности из его сурового детства, он точно прекратит быть для них «хорошим человеком», заслуживающим уважение и любовь. А он не хотел представать перед ними монстром, тем более для беззащитного оуви, отчаянно верившего в его доброту.

***

Порталы были крайне редким явлением, гуляющим в байках захудалых таверн или в легендах стариков, развлекающих детишек различными небылицами. Такое приспособление пошло от нивров, но из-за людей, воспринимавших любое их появление на территории Ин-Нара как межрасовое политическое вторжение, им пришлось от него отказаться. Из разумных соображений. Чтобы воспользоваться порталом, приходилось устанавливать магическую связь хотя бы единожды с двух сторон. Или, по крайне мере, знать, как выглядит местность, куда необходимо переместиться. Первый случай — более безопасный, он не разделит живое существо на множество мелких и мёртвых частей. Второй же — замысловатый. Он нёс в себе много нюансов, и его использование — нежелательно. Но иногда, когда не находилось другого выхода, приходилось идти на осознанные риски. Цирцее на все сложности создания этой волшебной штуки было, откровенно говоря, глубоко всё равно. Переместись к ней какой-нибудь нивр через свой проклятущий портал, она бы не пошевелила и бровью. Прямо сейчас, оказавшись в Верфидо и на свободном воздухе после каменных унылых стен, где воздуха всегда как будто не хватало, Цирцея чувствовала себя крайне плохо — и это единственное, что по-настоящему её волновало: когда организм сбоит, жди беды. А бед не хотелось от слова совсем. — М-да-а, видочек здесь, конечно, полный атас. Мавор, жизнерадостный придурок — даже после быстрого перемещения, — предательски бодро стоял впереди и откровенно нервировал Вигу, надеявшуюся не помереть так глупо в Верфидо, вызывавшем у неё исключительно негативные эмоции из-за одного очень противного человека, жившего здесь. Цирцея, выпрямившись, с прищуром уставилась на Адъяра, поставившего руки в бока. Он, подобно герою-недоучке, осматривал последствия после битвы с недоброжелателем, и она, выпустив через стиснутые зубы воздух, с трудом подавила желание его чем-нибудь ударить. — Так пусто… — заметил очевидное, если только человек не слепец, Мавор. — Знаешь, в этом захолустье как будто оборонялись. И, судя по всему, не шибко успешно, — продолжал он размышлять, пока Цирцея его вполне удачно игнорировала. — Тут точно должно быть эхо! Э-э-эй! Есть живые? Как такового эха не послышалось, и это неимоверно расстроило Адъяра, приготовившегося было впадать в детство и устраивать сумасшедшую игру «перекричи самого себя». Интересная забава, когда у тебя проблемы с головой или когда тебе очень скучно. В случае с Мавором — определённо первое. — Мавор... — Да, кусачий цветочек? Он, устав от разглядывания уничтоженных торговых лавок, колодца с обрушенной крышей и домов, половина из которых выглядела до странного низко — в сравнении со столичными, — бодро развернулся к ней с широкой, ослепительной улыбкой. — Умолкни ты ради Сущего! — Ты в курсе, — начал Мавор, широко открыв глаза, — что самки вульфов поедают самцов, когда те отказываются заботиться о потомстве? Представляешь, сколько смертей в итоге выходит? Те ж вечно на охоту ходят, добычу приносят. По сути, только этим они и занимаются, за что в итоге их обвиняют самки и сжирают. Несомненно, это была последняя информация, которую Цирцея намеревалась узнать. — Ты в курсе, — повторила она его придурковатую манеру, — что если ты не прекратишь молоть чушь, я запихаю тебя обратно в портал — прямиком к Лидеру — и буду разбираться с Верфидо сама? — Общеизвестная информация? — уточнил Адъяр интонацией, вызвавшей у Цирцеи мурашки вдоль позвоночника, и поиграл бровями. — Станет ею. Адъяр, оценив по достоинству привычную серьёзную манеру женщины, только посмеялся, прекрасно представляя, как это ей не понравилось. Цирцея же, впрочем, не придала значения его провокациям и втайне размышляла о простом стуле, чтобы сесть на него и быстрее восстановить своё нестабильное состояние. — В следующий раз отправлю его сюда лично, — поделилась Вига, негодуя на Лидера из-за портала. — Ты же знаешь, у него есть дела. — А у нас их как будто нет! Мавор пожал плечами: мол, у нас-то есть, но они менее важны, чем его. Подобную позицию Вига не особо одобряла, и она бы воспротивилась, высказала иное мнение, если бы имела хоть какие-то альтернативы. Только их не существовало, ведь и Адъяр, и Цирцея, преследуя одинаковые цели, сами согласились помогать Лидеру, собравшемуся очистить от зла весь Солфас. Чем дольше она бездвижно стояла, тем лучше ей становилось. Вига, окончательно оклемавшись после портала, уже могла осознанно, как и Мавор, изучить Верфидо — эту нелепую деревушку, возведённую в далёкой глуши. Неудивительно, если бы на неё напали пробегающие мимо разбойники. Досюда пока дойдёшь — все ноги стопчешь, и это была бы самая пустая трата времени любого стражника. Даже для такого, кто особо верует в законы и в прочие официальные напыщенные уставы и готов ради других отдать собственную жизнь. Место казалось не просто тихим, а давно заброшенным, словно люди, если они тут обитали, предварительно всё сами же и украли из домов — лишь бы ничего не оставлять на растерзание хищникам и всякому человеческому сброду. Когда наблюдаешь подобные унылые картины, то понимаешь, насколько мир, каким бы цветастым он ни был, на самом деле хрупок и недолговечен. Цирцея поёжилась. Ей здесь не нравилось. — Да уж, Вемунд Лиднер постарался, чтобы всё уничтожить. — Мавор, зачесав пятернёй волосы, издал смешок. — Такой тишине столичная библиотека позавидует. — Э́двиг бы оценил твою высокую оценку. Но не я. — Да ладно тебе, расслабься, — бросил он, подойдя ближе к Цирцее. — И без того обстановка отстой, а я хотя бы скрашиваю эту атмосферу. Скажи ведь, дорогуша? — Нет. Мавора задел столь краткий ответ, хотя он всё равно тактично промолчал. Может, он и был так себе дипломатом, однако точно знал, когда стоит настоять, а когда лучше повременить со своими всплесками характера. Время поджимало, и поэтому Цирцея, первая оклемавшись, обошла Адъяра и направилась к самому крупному среди остальных построек дому, оставившему ей не лучшие воспоминания после последней поездки. Царившая возле него энергетика приносила физический дискомфорт, и он отчётливо напоминал ситуацию с храмом: от пепла исходила такая же аура. Цирцея чувствовала её сильнее благодаря магии, позволяющей ей быть «следопытом», когда как способности Мавора затрагивали силовые и защитные аспекты, отчего он не так ощутимо реагировал на присутствие чего-то постороннего в данной местности. Впрочем, Адъяр, невзирая на ограниченность, понимал так же, как Цирцея: в этом месте присутствовала магия, разительно отличавшаяся от их. Вига, незаметно для Мавора держа скрещенные пальцы, надеялась всем сердцем, чтобы из дома или кустов не выпрыгнул обладатель силы, оплетающей безумный дом семейства Лиднер. — Мурашки от мыслей, что здесь могло произойти, — нарушил затяжную тишину Адъяр, поравнявшийся с Цирцеей. — Я не хочу даже знать подробностей. — Надо же обладать таким высоким интеллектом, чтобы угробить всю деревню, — попытался пошутить Мавор — и крайне неудачно. — Помню, Вемунд адептам показывал, как потрошить февула магией. После того случая с ним абсолютно все отказывались работать. — Его давно стоило выгнать, — поддержала диалог Цирцея, до конца не соглашавшаяся с предложением Лидера сначала завербовать Розалию, а потом и Вемунда. — Даже если бы он попытался рассказать о нас, обет молчания бы ему позволил. — Он психопат, разве нет? Общество не принимает психопатов и не верит им. А Вемунд ещё и пал в глазах знати. Жаль мужика, конечно. Всё же жены лишился... Он бы подружился с Весте́йном, не думаешь? — Мавор усмехнулся и тут же виновато прикусил язык. — Только не говори ему об этом. Он меня прикончит. Цирцея раздражённо закатила глаза. — Потешаться над горем не повод для гордости. — Я перестарался, — с досадой признался Адъяр. — Не вини меня, о, прелестное солнце. Я обязательно исправлюсь. Дверь валялась рядом с домом, что только усиливало подозрения: тут и правда происходила борьба, после которой одна из сторон благополучно проиграла. Хотя навряд ли слово «благополучно» вообще соотносилось со смертью. Всё же гибель кого бы то ни было — это довольно печально. Но Цирцея, невзирая на эмпатию ко всем живым существам, не могла избавиться от ненависти к Вемунду. О сочувствии ему и вовсе не шло речи. Осторожно пройдя внутрь, Мавор сразу оценил обстановку: мебель беспощадно — кто-то явно отличился плохим расположением духа — сломана, картины разбиты, а книги разбросаны по всей комнате. Удивительно, как при таком погроме остались целы стены. Адъяр зацепился взглядом за накренившийся шкаф, прежде скрывавший потайной вход в не освещённый подвал. Теперь же он — на всеобщем обозрении, и Мавор, заинтересовавшись, двинулся по направлению к темноте. — Интересно, насколько там всё ужасно?.. — Сущий, я не буду туда спускаться, — ответила Цирцея, не проявлявшая такое же любопытство, как мужчина, решивший, очевидно, пуститься во все тяжкие. — А вдруг нас специально напугали? — сказал Мавор, утешая то ли себя, то ли Вигу. — И Вемунд не пытки устраивал, а всякие ванные процедуры? Цирцея посмотрела на Мавора — долго, испытывающе, — специально выдержав паузу, чтобы тот переосмыслил жизнь и наконец-то уяснил, какой бред сморозил. Причём снова. Адъяр, к несчастью для неё, намёка не уловил и уже подошёл ко входу. Он, приложив силы, сдвинул шкаф, расчищая себе путь, и наткнулся на ступеньки, ведущие вниз — во мрак. — Конечно. Ванные процедуры с трупами. — Я проверю. Мы же за этим сюда пришли. — Не умри, — равнодушно бросила ему Цирцея. Она развернулась к уходящему Адъяру спиной и принялась изучать то, что имела. Песка́, о котором говорилось в письме, не наблюдалось. Самого патруля, обязанного, по идее, их встречать, тоже не нашлось, и эта внезапно пришедшая на ум мысль не на шутку испугала Вигу. Вдруг смертоносное существо из храма всё же здесь? И оно убило новую помеху, выпавшую ему на пути? Или, как вариант, всё обстояло куда проще, и люди, не посчитав важным тратить время на деревушку, просто ушли. Последний расклад казался менее болезненным, хоть и более возмутительным. Стоило сообщить об этом Лидеру, чтобы он принял надлежащие меры по отношению к своим подчинённым. Отогнав посторонние мысли, Цирцея опустилась на колени и положила руки на испачканный кровью ковёр. Он отдавал лёгкой вибрацией, оживляющей неодушевлённый предмет, — явная примета постороннего присутствия. Как только Вига погрузилась в себя, весь мир заплескался множеством цветов, пока не остановился на двух — белом и чёрном. Цирцея открыла глаза и увидела перед собой много размытых фигур, искрящихся, сбоящих, словно вспышка молнии. Одни стояли рядом со шкафом, две другие — на коленях, будто пойманные в ловушку врага, и ещё две — напротив них. Восседающий на диване человек, определённо главенствующий среди остальных, подал знак, и чёрные сгустки заторможенно направились на пленников. Вига, сконцентрированная на образах, представленных ей благодаря магии, следила, как толпа поглощала фигуру, безуспешно пытавшуюся отбиться: её повалили на пол, придавили, не давая ни единой возможности выбраться, и вот-вот собирались прикончить. Цирцея, озадаченная, чувствуя напряжение в груди, словно нападали на неё, повернулась к стоявшему человеку, следящему за выполнением его жестокого приказа. Она, намереваясь коснуться его, понять, кто же он, потянула к нему руку, но тут что-то щёлкнуло — и раздался крик. Вига, схватившись за волосы, завертела головой. Могущественная сила, целиком захлестнувшая магическое пространство, давила на неё и поглощала всю её жизненную энергию, вызывая спазмы и жгучую боль. Не готовая к такому, она, сама не зная зачем, отползла к дивану: сейчас он почему-то казался единственным, кто способен ей помочь, пока её ослеплял яркий свет, создававший впечатление — ещё немного, и она навсегда лишится зрения. От вспышки, произошедшей в пространстве, невозможно было скрыться — она проходила сквозь кожу и веки. Она мешала сосредоточиться и превращала всю сцену и фигуры в бесформенное непонятное нечто, оставляющее после себя только противную пустоту. Пульсация продолжалась целую вечность — так подумала Цирцея, когда уже стало невмоготу, и она, на свой страх и риск, открыла глаза, лицезрев комнату, находившуюся в таком же плачевном состоянии, как и до погружения в магию. Фигуры, прежде занимавшие всё её внимание, испарились, так ничего и не прояснив. Вига, возмутившись и ударив половицы, несдержанно ругнулась: — Проклятье! Она, опираясь о мягкую разодранную обивку дивана, с трудом приподнялась и с поражением упала прямо на подушки. В голове — запутанный сумбур, а все её силы, которые она прежде так хорошо чувствовала в собственном теле, испарились, будто те никогда не существовали, и она — обычный человек, не связывавшийся с Древом. Её одолела такая слабость, что хотелось лечь и проспать неделю. — Кошмар! Ты даже не представляешь, что я там откопал! — Мавор, покинув жуткий подвал, поражавший происходящим безумством похлеще столичной тюрьмы, огляделся, а когда заметил светлую макушку бездвижной Виги, изрядно за неё испугался. — Цирцея? Ты чего? Она, не сумев даже пошевелиться, невнятно что-то промычала, выражая в полной мере равнодушие к делам Вемунда. — Цирцея! Ты в порядке? Что случилось? Адъяр, не теряя ни секунды, стремглав бросился к Виге и излишне нервно её потряс, надеясь привести в чувства. Та в свою очередь недовольно откинула его руку и устало приоткрыла один глаз с поблекшей зелёной радужкой. — Это было то существо, Мавор. Не Вемунд. — Что? — В храме… и здесь. Одно существо, — пояснила Цирцея, пускай и рвалась бросить всё на самотёк и замолчать. — Оно убило всех. Я уверена. — Ты поняла, куда оно пошло? Цирцея, предугадывая негативную реакцию Лидера, который будет очень недоволен её беспомощностью, медленно мотнула головой. Она, на самом деле, сейчас глубоко плевала на его долгие речи, полные негодования, мечтая лишь поскорее оказаться дома и отгородиться от размытых образов, причинявших ей исключительно дискомфорт. — У него… другая магия, — собравшись с немногочисленными силами, оставшимися в её теле, произнесла Цирцея. — Не как у нас… Мавор… Мне так больно. Она, пытаясь скрыться, уткнулась в его грудь, когда он оказался ещё ближе к ней. Это было по-детски наивно, и будь Цирцея в разуме, то обязательно бы застыдила себя. Однако в данный момент, когда внутри продолжало что-то сидеть и скрести острыми когтями, она могла только вяло поддакивать и периодически терять сознание. Мавор, видя её страдания, не нашёл ничего лучше, как покинуть Верфидо. Впрочем, это и правда предстало правильным решением: больше эта деревушка их не держала. — Пошли отсюда. Мавор аккуратно поднял Цирцею на руки, и та, поддавшись странному необъяснимому порыву, крепко обхватила его за шею. Он, поглядывая на Вигу, понёс её в неторопливом темпе прочь из дома. Впереди их ожидал личный враг Цирцеи, и Адъяр, будь у него возможность, не подвергал бы её дополнительной нагрузке. Только, к его великому огорчению, не существовало никакого другого безопасного и, самое главное, быстрого способа вернуться в столицу в целости и сохранности. Поэтому Мавор, пообещав ей, что всё будет хорошо, вошёл вместе с Цирцеей в светящийся чёрный портал, тут же превратившийся после них в маленькую точку, а затем и вовсе — навсегда схлопнувшийся.

***

— К-когда я б-был ещё маленьким, я п-попытался клюнуть в гл-лаз свою наседку! Нес-специально! — Оуви хихикнул. — Все тогда т-так испуг-гались, а как я ис-спугался… Д-до сих пор помню всё под-дробно! Сокол пропустил момент, побудивший Стриго рассказать о детстве, — наёмник в один момент просто выпал из реальности, зациклившись на сердцебиении и на страхе: ещё немного, ещё один шаг в их нескончаемом путешествии, и он задохнётся. Умрёт на радость духу, тут же сделающий всё от себя зависящее, дабы поработить его. Не особо счастливая судьба, если так посудить. — Время плохих рассказов? — Медея усмехнулась и поискала в закромах памяти не особо приятный случай из прошлого, чтобы поддержать Стриго. — Однажды я с Розали подшутила над одним продавцом, и тот нажаловался отцу. Нас показательно заперли на целый день в доме и лишили сладкого. Воспитание. — Она согнула и разогнула средний и указательный палец, изображая воображаемые кавычки. — А у тебя есть история, Сокол? Возможно, оуви всего-то намеревался разрядить обстановку и скрасить их совместный поход, и поэтому специально подобрал тему, объединявшую всех живых существ: каждый проходил через детство, и неважно, как оно в итоге закончилось — факт оставался фактом. Жаль, что Стриго, действуя из добрых побуждений, не догадывался, как наёмник ненавидел себя мелкого. — А? — спросил Сокол, встрепенувшись. — У тебя есть история? Из детства. Ты можешь поделиться, если не против. Не надо было долго рыться в воспоминаниях, чтобы откопать какой-нибудь случай из прошлого — практически всё лежало на поверхности, и не все эпизоды имели положительный конец. До Орла Сокол мало отличался дисциплиной и послушанием. Он воровал. Дрался. Выживал как мог. Потом повзрослел, но в нём осталась та беспризорная частичка, несущая в себе лишь разрушение, и с годами ему не удалось её искоренить. Может, с духом он и убил предостаточно виновных и невиновных людей, однако и без него у Сокола числилось немало проступков, которые портили его далеко не светлую душу. Впрочем, даже со всеми недостатками ему абсолютно не нравилось, что его жизнью мог управлять кто-то посторонний, да ещё такой невыносимо заносчивый. Ахерону же не нравилось, что ему приходилось быть вторым наблюдателем, делящим одно тело на два разума. Он являлся могущественным духом, а не пешкой, и привык лично карать неугодных и вершить их судьбы. Только из-за человека он оставался скован, и это очень его раздражало. — Сокол? — вновь позвала его Медея, наблюдая за тем, как наёмник, кусая губы, не мог сформулировать мысли, витая где-то далеко от реальности. — Я смутно помню… — наконец, подал он голос. — Тоже иногда подшучивал над другими, хотя я жил на улице один, поэтому подшучивать и воровать у меня было в порядке вещей. — Когда я бывала в городе, я часто видела беспризорных детей... — вставила Медея, до сих пор чувствуя себя некомфортно от бездомных людей, просящих милостыню. — Мне жаль. Подобная участь ужасна. — А у н-нас нет п-понятия «б-бездомный»! — внёс свою лепту Стриго и излишне воодушевлённо махнул крыльями. — К-каждый г-год у насед-дки есть п-пятнадцать птенцов, о которых он-на забот-тится. Правда, если ты очень с-слабый, то д-другие твои бр-ратья и сёстры будут т-тебя подавлять. Т-ты… не получишь необходимую л-ласку, зато ты т-точно будешь з-знать, что не од-дин! Оуви, убеждённый, что его племя правильно воспитывало детей, радостно потёр щеку и хихикнул, и Медея, внимательно глядя на Стриго, позавидовала его оптимизму. Находить плюсы, когда их нет, было полезной способностью по жизни. — Чепуха, — прокомментировал Сокол. — Ничем от уличного выживания не отличается. — Не-ет, отлич-чается! Каждый птенец з-знает, что у него есть н-наседка. Это х-хорошо! — Не особо, — меланхолично сказал Сокол, прекрасно осознающий, как ужасно не получать необходимую поддержку со стороны родителей, и развернулся лицом к спутникам, а спиной — к дороге. — Ребёнок должен с рождения ощущать много любви, иначе получится такой же отброс, как я. Он планировал добавить, что с наседкой, вынужденной разрываться на пятнадцать птенцов, никакой теплоты не добиться, и вовремя прикусил язык, когда уставился на разом сжавшегося Стриго, в чьих больших янтарных глазах начали собираться слёзы, выдающие с потрохами неготовность услышать, как жестока система воспитания оуви. Медея, цокнув языком, не одобряя прямолинейность наёмника, поджала губы, мысленно рассчитывая: Сокол попробует сгладить ситуацию, иначе Стриго, — а такого никому не хотелось, — точно заплачет. — Ладно-ладно, тема с наседкой тоже нормальная, — сдался наёмник, и Стриго тут же повеселел. — Вас хотя бы кормили. Уже неплохо. — Абсолютно верно, — охотно поддакнула Медея. — Если все счастливы, то всё хорошо, не так ли, Сокол? Наёмник, скривившись, вынужденный идти против себя в угоду наивному и доверчивому оуви, кивнул, надеясь поскорее закончить дурацкий разговор о детстве, всплывший внезапно и совершенно не к месту. — Ага. Мне аж печально, что ко мне тоже не приставили наседку. Я бы сейчас был счастливее... Лиднер, уловив явную язвительность, фыркнула. Ей внезапно стало неловко, и она, не зная, как продолжить разговор, замолчала. Медея понимала, как травмировало Сокола его детство, и вместе с тем осознавала, как бесполезно пытаться его поддержать и подбодрить — наёмник этого попросту не оценит. Он был слишком упрям и сварлив, чтобы принимать чью-то помощь, и любые слова он воспримет в штыки. Такое поведение бесило и вызывало желание не спасти, а потопить. — Джи-джи! Яростный крик, раздавшийся в глубине леса, потревожил птиц, взлетевших в небо. Медея, Стриго и Сокол, разом оторвавшись от размышлений, переглянулись и поняли друг друга с одного взгляда. Наверное, именно это и являлось «командой»: только она, находившаяся много времени бок о бок, могла сразу, без наводящих вопросов, распознать то, о чём думали напарники. Сокол, обрадовавшись неожиданному повороту событий, моментально снявшему напряжение от странного общения, рванул со всех ног на шум, оставляя Медею и Стриго позади. Лиднер же, к своему стыду, испытав облегчение, что ей не придётся выдумывать новую и безболезненную тему для общения, помчалась за наёмником. Стриго, в противовес спутникам, не одобрял необъяснимую жажду рискнуть и кинуться в гущу событий — всё же страх представлялся могучей силой, убивающей смелость даже в самом храбром. Однако он, не имея вариантов поприятнее, засеменил за Соколом и Медеей, надеясь на мирное решение дел для всех сторон. Звуки борьбы, крики и стоны становились слышны яснее с приближением к цели, запрятавшейся в лесу. Лязг металла, громкие выкрики на непонятном языке и проклятия с ругательствами на уже привычном диалекте: для Сокола всё смешалось в единый будоражащий поток, и он влился в него, отключив мозги. С трудом удалось бы объяснить, почему наёмника это так вдохновляло, почему адреналин молнией проходил по его нервам, пока его душа рвалась туда, на поле битвы. Ему хотелось взмахнуть лезвием и распороть брюхо противнику, перерезать горло и ощутить на лице чужую кровь. Это были новые потаённые желания и бороться с ними — просто невозможно. Ожидаемо прибежав быстрее команды, Сокол разочаровался от никчёмности сражения. Возле изломленной на части кареты валялось много трупов, вся земля окрасилась красным, от чего дух, почувствовав во всей атмосфере смерть вперемешку с жестокостью и страданиями, возбуждённо присвистнул. К дереву отходил человек, держащий спереди закруглённый кинжал и изящный, по-настоящему восхитительный меч. Его длинные серебристые волосы свисали грязными кровавыми прядями на лицо, искажённое гримасой ненависти. На него шло несколько крупных мужчин, очевидно разбойников, глумливо смеющихся и потешающихся над загнанной в ловушку жертвой.

Ну-ну, какая прелесть. Пятеро на одного.

— Где ты видишь пятого, гений? — небрежно уточнил наёмник, прищурившись.

На дереве.

Сокол поднял глаза по указке духа и заметил человека, по-крысиному притаившегося в подлейшем месте. Это уже никуда не шло! Бросившись с разъярённым кличем на противников, что вызвало у Ахерона, ненавидящего людскую дурость, лишь презрительное фырканье, наёмник притянул к себе внимание не только разбойников, но и пострадавшего. В это мгновение Сокол заметил золотистые глаза, свойственные лишь одному народу — ниврам. Долго думать не пришлось. Один мужчина накинулся на него, и Сокол юрко отразил нападение и вонзил меч глубоко ему в грудь. Вытащив из плоти оружие — вышло это не так эффектно, поскольку лезвие застряло прилично, — он смахнул кровь и напал на следующего полоумного кретина, державшегося довольно профессионально. Разбойник задел плечо, и наёмнику пришлось отскочить назад, чтобы не напороться всем телом на оружие. — Сокол, сзади! — позвала его Медея, вовремя подоспевшая и с ужасом оценившая количество мертвецов. Сокол повернулся именно тогда, когда подозрительно похожий на нивра человек выставил перед ним меч и отразил удар. Пострадавший с серебристыми волосами отскочил вбок, ловко запрыгнул на огромную спину врага и одним взмахом перерезал ему глотку. Сокол охнул, поразившись плавности действий спавшего его незнакомца, но не успел он восхититься, как в его сторону полетело жутко острое лезвие. Оно, пролетев пугающе близко от наёмника, угодило противнику, подбиравшемуся к Соколу, прямо между глаз, повалив того безжизненным телом на землю. Ошарашенно развернувшись, лицезрев очередной труп, наёмник с возмущением перевёл внимание на Лиднер, виновато прикрывшую рот и не ожидавшую от себя такой точности. — Проклятье, Медея! — Прости-и! — Ты могла меня убить! — Но не убила же! На предполагаемого нивра, отошедшего на свою позицию к дереву, спрыгнул притаившийся разбойник, придавив всем весом. Меч и кинжал незнакомца отлетели в сторону, и он мог только бесцельно барахтаться, пытаясь скинуть противника, пока мужчина, скалясь, душил его. Пятый верзила, по всей видимости, не отличавшийся умом в уже мёртвой команде, побежал с оглушающим рёвом, наполненным безнадёжностью и злостью, на отвлёкшуюся Медею. Он, подхватив её, помчался вместе с ней дальше, игнорируя истошные женские вопли. — Стриго, Медея в опасности! Оуви пискнул, однако Сокол, находившийся ближе всех к нивру, которого вот-вот собирались убить, уже не видел действий Стриго. Он понадеялся на удачу и с разбегу — под очередное негодование духа — бросился на противника. Прописав ему ногой смачный удар по лицу, Сокол не рассчитал свой короткий полёт и врезался в дерево. Было очень больно и поэтому он сразу навзничь повалился на полудохлого и ошеломлённого разбойника. Мягко, но всё равно как-то не так. Вероятно, план не отличался разумностью, потому как перед глазами вскоре всё закрутилось, и начали летать маленькие зелёные дракошки, говорящие подозрительно знакомым голосом. Сокол пьяно улыбнулся и ткнул в такого дракошку, за что получил щелбан. — Придурок! Он, приходя в себя, поморгал и потрогал лоб, где уже появлялись очертания шишки. Зачем ему понадобилось геройствовать? Да ещё таким нелепым способом? Точно дурак! — Медея? Ты жива?.. — Вы не представляете, м-мой спаситель! — раздался очень громкий и возбуждённый крик Стриго. — Я п-прыгнул на того н-негодяя и как давай его м-молотить! Я ударил его к-клювом в м-макушку! Он так з-закричал! — А потом я этого кретина добила, — зло добавила Лиднер, выглядевшая изрядно помятой. — Никогда больше не самовольничай, ясно тебе, Сокол? Мы могли погибнуть. Наёмник, закатив глаза от новых нравоучений, пощупал поверхность, на которой лежал, хмуро сел и обнаружил, что смотрел на человека. Интересно. Вытащив кинжал из сапога, Сокол нацелился в висок и безжалостно вонзил лезвие. Издав булькающие предсмертные звуки, мужчина испустил последний вздох и скончался. — Где тот бессмертный? Медея указала на «бессмертного»: тот ходил между трупами, прикладывал два пальца ко лбу, выставлял другую ладонь и шептал что-то на своём языке. На трупе, напоминавшем животное, он задержался куда дольше. — Верующий, что ли? — Нивр, Сокол. Шок на лице наёмника стоило видеть. Он, прокашлявшись, недоумевающе скривился и поджал губы, не испытывая удовольствия от мысли, что они спасли представителя другого народа. — В смысле нивр? Это точно? — О Сущий, конечно! Я умею отличать нивров от людей, если ты не знал. — Может, прибьём его тогда? — невинно предложил Сокол, не видя в смертях ничего плохого. — Всё равно другие рано или поздно тоже заинтересуются им, а так, считай, жизнь ему облегчим. Чем не милосердный поступок? — Если вы наивно полагаете, что я не слышу ваш разговор, то вы глубоко ошибаетесь. Нивр поправил тиару, напоминавшую терновый венок — разве что с зелёным камнем посередине — привёл длинные волосы в относительный порядок, заправив пряди за уши, вытер кровь с лица, покрытого редкими серебристыми чешуйками, и теперь в самом деле походил на представителя ниврийского народа. Кроме того, не находясь в гуще сражения, Сокол заметил не только золотистые глаза, но и слегка заострённые уши, тонкие брови, бледные губы, благородный подбородок и изящные узоры, практически сливающиеся с тоном кожи и при этом ненавязчиво подчёркивающие нижние веки. Всем своим видом он источал уверенность и превосходство, словно это он спас Сокола и его команду, а не наоборот. Учтиво поклонившись, нивр поправил плащ на плече, откинул его назад и спрятал в нём руку. Его жёлто-зелёная одежда, несмотря на частички грязи, умудрялась выглядеть богато и чисто. Сокол, ни коем образом не завидуя его способности сохранять свой внешний вид во время сражений, чуть не высунул язык. — Ты кто вообще? — задал он самый глупый вопрос в истории человечества, отчего растерялся даже нивр. — Мой напарник хотел сказать, — подключилась Медея, уставшая удивляться Соколу и его беспардонности, — что очень удивлён видеть в людском Королевстве представителя вашего народа. — А я удивлён, что ваша верхушка власти не предоставила мне надлежащую защиту. — Он свёл брови к переносице, вызывая у Сокола непреодолимое желание плюнуть ему в его бледное лицо. — И что люди по-прежнему остаются дикарями и не знают ничего про цивилизованное общество. — Какого... — возмутился Сокол. — Это были разбойники, — перебила его Медея. — Они нападают на любого, кого можно обокрасть. Такова их природа. — А вы п-правда нивр? — присоединился к клубу «тупняков» Стриго. — Моя с-старейшина говорила, вы п-почти не пок-кидаете свои в-владения. Нивр снизошёл до того, чтобы опустить голову и рассмотреть оуви, доверчиво глядящего в ответ. — Политическая ситуация требует моего непосредственного участия в столице. — Не похож ты на политика, чешуйчатый, — приметил наёмник, недоумевая, как нивр вообще оказался здесь, в глуши. — Такое обращение ко мне недопустимо. Я советник Королевы, а не проходимец с улицы, как некоторые. — О, да ладно. Важная шишка? Как скучно, — с ухмылочкой сказал Сокол, за что получил от нивра ненависть одним только взглядом. — Советник Королевы без должной охраны? — беззлобно полюбопытствовала Медея. — Довольно опасно. — Если бы дикари, подобно вашему спутнику, — он не удостоил Сокола вниманием, — не существовали бы в этом месте, я бы не потерял соратников. — А где же, — наёмник, испытывая особое удовольствие, что бесил нивра, не собирался так просто оставлять его в покое, — твоя хвалёная магия? Что-то глупо получается, что дикари без силы победили такого одарённого, как ты. — Спросите у вашего Короля.

Эту битву в историю записали как победу сильных людей над жестокими ниврами. Но, знаешь, на самом деле люди со всей своей свойственной бесчеловечностью просто погубили целое Королевство и оставили после себя жалкие остатки, лишь издалека похожие на тот прежний народ.

— Мы не желаем вам зла. Правда! — Медея дружелюбно улыбнулась. — И не стали бы спасать, если бы имели к вам какие-либо претензии. Мы уважаем взгляды любых рас и не считаем, что кто-то должен быть угнетённым. Нивр фыркнул от столь напыщенной речи, и Сокол последовал его примеру. — Ваш недавний разговор несёт ровно противоположный смысл. — Это была шутка, крети-ин. — Наёмник покрутил указательным пальцем вокруг виска. — Имей нормальное чувство юмора, а не это недоразуме-ение. Серебристая бровь нивра вопросительно взметнулась вверх. — Вам же нужно в столицу, верно? — взяла инициативу Медея, не рассчитывая на Сокола. — Поговорить с Королём? — Именно. — Мы как раз туда идём. Я не принуждаю вас, но было бы куда проще и вам, и нам, если бы нас сопровождал такой важный член команды, как вы. Сокол локтем пихнул Медею в бок. Он, сильно нахмурившись, сердитым взглядом показывал: это самая глупая идея в её жизни, и ей стоит замолчать, чтобы не нести ахинею. Лиднер, изображая из себя дипломата, наступила ему на ногу и заставила стихнуть. Было видно, как тонкие губы нивра поджались, как он раздумывал над предложением и не знал, как правильнее поступить. Разумеется, он ничего не терял. Ему гарантировалась безопасность — всё в лучших традициях. Но ниврийский народ прозвали высокомерным не потому, что они выглядели куда лучше, чем люди или другие расы. Они и правда были заносчивыми и не терпели контактировать с простолюдинами. По крайней мере, Сокол, ничего о них не знающий, так всегда думал. — Меня зовут Дéлеан Сивый, — наконец ответил нивр, заведя руки за спину. — Если я почувствую от вас угрозу, то без капли жалости убью. — Бла-бла-бла, — передразнил его Сокол. — Ты как сопля в носу, которую никак не можешь вытащить. Расслабься. На кой ты нам сдался? — Приятно познакомиться! Я — Медея, вот этот придурок — Сокол, а наш маленький дружок — Стриго... — В этой информации нет никакого смысла. Делеан, вновь равнодушно отряхнув одежду, поднял свой искусный меч, кинжал и засунул их в ножны. Он, проверив разломанную карету с отвалившимся колесом, не нашёл в ней ничего полезного и, не проявляя к людям и оуви никакого интереса, как будто зная дорогу, направился прочь от них. — О Сущий, я его ударю, — прошептала Медея, когда Делеан отдалился от них. — Ты сама предложила ему присоединиться к нам! — недовольно шикнул на неё Сокол. — Теперь разбирайся с этим! — Я думал, н-нивры… поп-приятнее… — Все мы так думали, Стриго, — удручённо заключил наёмник. — Все. Дух противно засмеялся. Он сказал: они сами виноваты, что их ненавидели, и Сокол во всех красках представил, как душил Ахерона. К его удивлению, посторонний голос в голове быстро пропал. Они догнали Делеана, конечно же потерявшегося в лесу Ин-Нара. И диалог, который старался построить Стриго, никак не шёл.

***

Лидер скучающе кивал, пока Цирцея, более-менее оправившись после магического всплеска в доме и перехода через портал, распалялась с каждым произнесённым словом и призывала его к благоразумию. — Ты должен понять, это не шутки! Этот монстр разгуливает по нашему Королевству. Неконтролируемый! Они снова находились под землёй — в неуютной каменной комнате, напоминавшей Виге тюрьму, а не зону, где можно работать и чувствовать себя в безопасности. Попадая сюда, в злачное место без единого света, она невольно представляла, как потолок обваливается, и все они — без исключения — умирают. Не самые удачные мысли, когда назревал серьёзный диалог. — И что ты предлагаешь, Цирцея? — мягко спросил Лидер, создававший впечатление — ему плевать на чудовище, способное убить людей. — Ты поняла, как он выглядит? — Нет. Но его фигура... Это человек! — Уже хорошо, — продолжил раздражающим тоном, будто общался с ребёнком, а не с взрослым человеком, мужчина, и для полноты картины ему не хватало хлопнуть в ладоши, чтобы окончательно разозлить Цирцею. — А ты увидела что-нибудь опознавательное? То, что помогло бы нам? Вига, догадавшись, к чему он клонил, на короткий миг притихла, прежде чем обречённо сказала: — Нет. — И что ты тогда хочешь от меня? — Ты говоришь так, словно собираешься пустить всё на самотёк, — стараясь вразумить его, сказала Цирцея. — Неужели какое-то перо для тебя важнее, чем убийца, который может спокойно выкосить целую деревню? Убить беззащитных и невиновных? Ради чего мы вообще существуем, если мы не спасаем тех, кто не в силах за себя постоять? Лидер опёрся на руки, тяжело выдохнул и принял беззаботный вид. Носить маски было дело привычки. Особенно в его нелёгкой должности. — Нет. Мне не плевать. Но мы люди, Цирцея, и мы ограничены даже со способностями. Пока он не проявит себя более глобально, мы ничего не сможем сделать. — А если его найдут праведники? Он, предпочтя не развивать тему с Пристанищем, относящемся негативно ко всему магическому, не ответил, и тогда Вига с безнадёжностью опустилась на стул. Никогда ещё она не ощущала себя настолько беспомощно и бесполезно, как сейчас. — Я боюсь, что рядом с Вемундом была Медея. И если тот психопат пришёл в их дом, то… Она обещала сестре защищать Медею, но с каждым днём Цирцея больше разочаровывалась в себе и в отсутствии возможности обезопасить не то, что Королевство, а хотя бы племянницу — единственного живого родственника — от проблем. Почему она не забрала её в столицу, когда Вемунд начал проявлять первые признаки безумства? Чего ждала? — Ты не можешь знать наверняка, в каком она состоянии, — неловко поддержал её Лидер. — Не сдавайся. — Слушай, а ты вообще понял, что это за силы? — задал вопрос Мавор, пребывавший в приподнятом настроении, невзирая на обсуждаемую тему. — С чем мы имеем дело? — Это похоже на магию, принадлежащую духам. — Воу! — Адъяр совершенно несерьёзно хохотнул и спустил ноги со стола на каменный пол. — Духи? Серьёзно? — Это точно не сделка, — продолжил развивать мысль Лидер. — Они бы не делились силой, тем более так расточительно. Вероятнее всего, дух захватил человеческое тело, но за год оно бы сгнило сотню раз. Значит, он меняет оболочки. Должен, по крайней мере. — Он действовал так аккуратно, что не оставил за всё время после себя ни одного свидетеля, и при этом не смог проконтролировать свои способности? Во второй раз? — Цирцея хмыкнула, осознавая, насколько такие действия нелогичны. — Я не знаю, реально это или нет, но вдруг он просто не менял тела? Вдруг вспышки магии — это борьба носителя и духа? — Любое сознание слишком хрупкое, чтобы противостоять их хаосу. Человеческое так особенно. — Почему тогда Верфидо? Деревня, в которой Вемунд творил свои дела? — напирала Цирцея, желая получить ответы на все волнующие её вопросы. — Почему именно в ней он спалил население, хотя до неё было предостаточно мест, где тоже жили люди? — Мне, как и тебе, не нравится что-то не понимать. — Поразительно... Лидер, задумавшись, встал со стула. Кем же на самом деле приходилось это создание, чьи поступки поражали непредсказуемостью? Он походил своим поведением на человека, который не умел справляться с эмоциями, вырывающимися наружу каждый раз, когда его, например, злили. Однако при этом он обладал разрушительной мощью, свойственной лишь хладнокровным и жестоким духам. Лидер питал неприкрытый интерес к этому созданию. Он хотел увидеть его вживую; понять, что в нём такого особенного и как два разума, если теория Цирцеи правдива, существуют в одном теле. Впрочем, сначала Лидер должен получить перо. Оно — основа всего, а уже потом всё остальное. — Ты задала мне вопрос, что будет, если его найдут праведники. — Да? — неуверенно отреагировала Цирцея. — Праведники — цепные псы, и они не будут убивать того, кто обладает этой магией. Они обязательно принесут его живым к своему любопытному хозяину. — И что? — Артефакт, доставшийся нам от Ведьмы, может запечатывать души, — произнёс Лидер, глядя на висевшую на стене карту, помеченную различными символами. — Мы вытащим это существо, кем бы оно ни было, из Пристанища и избавимся от него. — Души? Ты… — Цирцея с неясной эмоцией обратилась к Лидеру. — Так ты с самого начала знал, кто он? Мужчина, пройдя к гобелену с изображённой на нём циннией, невольно вспомнил, как любил и одновременно ненавидел этот цветок — всё из-за человека, решившего, что будет неплохой идеей создать место, чья цель — сделать Королевство Ин-Нар домом для всех существ, не только для людей. — Предполагал. Но теперь убедился. — Почему ты молчал? Мы каждый раз говорили о храме, но ты ни разу не поделился своими мыслями. В чём твоя проблема? — Цирцея, — позвал её Лидер, развернувшись к ней, и его бело-серая маска с впалыми скулами испугала Вигу своей безэмоциональностью. — Достаточно. — Почему ты скрываешь от нас столь важную информацию? — Разве было бы лучше, если бы я запугивал вас беспочвенными предположениями? Сомневаюсь. — Он медленно разделял между собой и Цирцеей расстояние, пока не подошёл к ней, сидящей на стуле и глядевшей ему в прорези, вплотную. — Они забивают голову и мешают здраво мыслить. Никто не должен знать, что на свободе — дух. Это вызовет панику как среди подчинённых, так и среди населения. Или ты хочешь поспорить со мной, Цирцея? Она гордо выдержала его взгляд, пробирающий до мурашек своей непоколебимостью. Её не устраивало, с каким равнодушием он относился к связи, когда-то установившейся между ними. Это было неуважительно к ней и её преданности тем идеям, которые они вместе вынесли для Циннии. И одновременно с этим она не могла позволить себе грубить, командовать им, иначе её погонят прочь, и у Виги не получится найти Медею и сдержать злополучное обещание сестре. Поэтому, чтобы не конфликтовать, Цирцея проглотила недовольство. — Нет. Я не хочу с тобой спорить. — Отлично. — Он хлопнул в ладоши, всё же добив Вигу. — В таком случае я считаю, мы пришли к полному взаимопониманию. Следите за Пристанищем. Будьте бдительны. Всё ясно? Цирцея и Мавор, подобно послушным питомцам, кивнули. — Чудесно. Собрание на этом окончено. И они разошлись — каждый по своим делам, ждущим их за пределами этих каменных стен.
Примечания:
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.