Или ты просто эгоистичное, мерзкое создание, не желающее признавать свою истинную гадкую сущность.
Дух едко прокомментировал логику наёмника и неприятно захихикал, будто это — самая смешная шутка на всём белом свете. Его смех напоминал надоедливое жужжание насекомого, летающего намеренно где-то поблизости и изрядно раздражающего. Но если насекомое можно попытаться поймать и убить, то духа убить — дело сложное, как ни крути. Тут прикончишь или себя вместе с ним, или себя и без него. В обоих случаях результат получится не такой, какой нужен Соколу, и поэтому ему приходилось терпеть скверные звуки, различимые исключительно им, и скрипеть зубами в надежде, что он когда-нибудь избавится от проклятия, выпавшего ему в качестве испытания за, судя по всему, отвратительное поведение. На самом деле, было забавно называть чужую душу в собственном теле «проклятием». Душу, обладающую немаленькими способностями. Душу, скитающуюся по миру дольше любого человека. Душу, которую заперли в книге таинственные существа. И теперь Сокол, будто так и надо, называл Ахерона — проклятием, когда как другие не стали бы их разделять и обозвали бы его лаконично и понятно — одержимым. Сокол тоже не утруждал бы себя, если бы лично не попал в такую ситуацию. Он с детства жил в незнании. Думал, что нет никаких духов. И что они точно не вселяются в людей и не пытаются подчинить их своей воле. С каждым днём Сокол всё больше боялся, что ещё немного — и его тело само начнёт подводить. Всячески изменяться. А потом, спустя время, он потеряет своё Я. Станет молчаливым и безвольным зрителем, наблюдающим, как дух убивает его же руками близких ему товарищей. Наверное, именно поэтому Сокол нуждался хоть в какой-то мизерной надежде: в его случае в другом человеке, упоминавшемся Медеей. Может быть, он рассчитывал ещё на знаменитую столичную библиотеку, где собрано много редких книг. Он убеждал себя: это ничего не стоящая чепуха и нет смысла за неё цепляться, однако Сокол верил. Тайно, чтобы не разочароваться. — Мой с-спаситель? Сокол повернулся к Стриго и наигранно беспечно подмигнул. Мысль, что оуви сгорает в нечестивом фиолетовом огне, как Орёл и остальные, пришлось поспешно откинуть. — Устал идти? — Н-нет… прос-сто… — Стриго движением головы показал на Делеана и Медею, смотревшуюся на фоне высокого нивра как-то жалко. — Мне к-кажется, это п-плохая такт-тика. Так… об-бщаться. Я ник-когда не в-встречался с п-представителями этого народа, но… мой с-спаситель, он же, ну, не у себя д-дома, верно? — Ты типа пытаешься подвести меня к тому, что ему в нашем Королевстве страшно? — Нет… Т-то есть… Как бы д-да. — По виду не скажешь. Он прекрасно себя чувствует! — не боясь навлечь на себя гнев нивра, повысил голос Сокол. — Будто он здесь самый главный. А-ля король всех придурков. Умелец на все руки или просто последний высокомерный кретин, думающий, что каждый поголовно ему должен отдать свои кровные! Стриго, вникая в речь наёмника, испуганно прижал уши и вытаращился на Сокола, эмоционально махавшего руками. Злой человек — плохой, он опасен. Эта истина была понятна даже самому человеку. Сокол резко осёкся. Он виновато глянул на оуви и враждебно вперился в идеально ровную спину нивра. — Я... Прости. Я не имею права злиться, но я с детства думал, они всесильны и весь мир им благоволит! Я полагал, магия роднит их с Сущим и мне было… так завидно. — Сокол, ненавидя скорее себя, нежели нивров, сжал плечо, надеясь причинить себе боль за переполняющие его эмоции. — А теперь силы есть у меня, и я просто… смотрю на это… на это недоразумение и не понимаю, почему он, советник своего Королевства, не смог побороть обычных разбойников? Почему все думают, что они умелые малые, если даже подготовленная ниврийская стража не одолела тупых любителей пожрать и поспать?Мир меняется. И те, кто раньше был силён, становятся необычайно слабыми.
— Моя старейшина… Она ут-тверждала, н-народ нивров п-потерял свою м-магию. Я не знаю п-подробностей, но теперь всё оч-чень стр-ранно, — произнёс Стриго, неловко потерев руки, словно ему холодно. — Вы ни в чём не виноваты, м-мой с-спаситель. Злиться это н-нормально. И н-не понимать что-то тоже. Т-тем более в д-детстве всегда… иначе как-то в-видятся нек-которые с-ситуации. Спорить с этим сложно. Только в детстве Сокол всё видел иначе. Его прошлое напоминало сгусток одного негатива, где не происходило ничего хорошего. Впрочем, стоит отдать должное, в те времена имелись грандиозные планы: от невозможных, почти сказочных, до реализуемых. Сокол мечтал купить огромный дом в столице, в котором будет делать всё, что ему вздумается — без нелепых запретов, как в приюте. Он жаждал познакомиться с хорошими людьми, получить уважаемую должность, стать знаменитым и найти родителей. Наёмник мечтал о брате и сестре и представлял: улица — это временное мучение, и после наступит заветный покой. Он не хотел признавать, что его бросили, как ненужную дворнягу, прямо в пекло, чтобы он поскорее издох. Сокол рано повзрослел. И рано перестал воображать. Фантазии редко воплощались. Они ничто по сравнению с проблемами и реальной жизнью, вечно подкидывавшей немыслимые испытания, не предназначенные для детского разума. Ещё Соколу была чужда любовь. Его редко посещали радость и любые другие положительные эмоции, свойственные любому, кто жил в нормальных условиях. И потому он возненавидел все семьи, все счастливые пары, всех детей, не знавших, что такое улица. Он возненавидел нивров просто потому, что наивно считал, будто они виноваты во всех его печалях. Ведь они обладали силой, верно? Они могли изменить Солфас. Они могли сделать столько полезного, но вместо этого бездействовали. Спрятались в свои панцири и начхали на всех. Почему всё так несправедливо? — Надо Медее всё же помочь. Не успел оуви как-то отреагировать, как Сокол уже направился к страдающей Лиднер и к молчаливому Делеану. Тяжело вздохнув, огорчённый упадническим настроением своего спасителя, Стриго засеменил следом — в качестве подстраховки, чтобы Сокол не нарвался на новые неприятности. Всё же люди вечно что-то вытворяли, после чего долго корили себя за проявленную глупость. — Вы, мистер, упомянули Короля нашего, — забыв про манеры и приличия, обратился к нивру Сокол, протиснувшись между Медеей и Делеаном и дружески положив на плечо последнего руку. — Это из-за него вы лишились сил, что ль? Делеан презрительно скривился, отчего его бледное лицо, покрытое сливающимися с тоном кожи чешуйками, некрасиво исказилось, и взял кончиками изящных пальцев более тёмную, по сравнению с его, ладонь Сокола и небрежно убрал. Посмотрев на него крайне долго и зло, нивр, мысленно наверняка чертыхаясь, если это, конечно, позволяло его воспитание, поправил прямые волосы и перевёл всё внимание на неровную дорогу. — Удивительно, как заносчивое и горделивое человеческое отребье не поделилось с остальными своей Великой Победой над такими ужасными созданиями, как мой народ. Вся речь Делеана сквозила ядовитым сарказмом и желчью, режущей уши даже самого наивного. Стриго, например. Сокол в свою очередь почувствовал себя некомфортно от подобного обвинения, словно именно из-за него наступила так называемая Великая Победа, погубившая нивров. — Слушай, тебе следует расслабиться. Нелогично думать, будто все люди принимали участие в ваших непонятных распрях, — поделился мыслями Сокол, мило улыбнулся и поднял руки, показывая: он не настроен враждебно. — Я не в курсе, о чём осведомлены мои спутники, но лично я никогда не увлекался политикой. Серьёзно. Я хочу мира всему Солфасу. Не более. И мне очень жаль, что твою, э-э, стражу подкосило. Это не наша вина. Если бы не вы, то разбойники напали бы на кого-то другого. Им абсолютно плевать, кого грабить. Делеан остановился и издевательски медленно повернул голову. Все его движения больше не выглядели изящно, они стали хищными и опасными. Сокол сглотнул, когда заметил, как золотистые глаза нивра, ставшие ещё у́же, изучали его. — Мы не переходили на столь бестактное обращение, — после продолжительного гнетущего молчания, которому бы позавидовало даже кладбище, процедил Делеан. — В нашем обществе привычно обращаться на «ты», — вмешалась Медея, спасая шкуру совершенно безбашенного Сокола. — Это не показывает бестактность. У некоторых даже «вы» звучит оскорбительно. Делеан спустя время наконец-то — и к её моментальному огорчению, — приметил Лиднер, и теперь ей предстояло почувствовать себя ничтожеством. — К вышестоящим в вашем нелепом Королевстве вы так же обращайтесь? На «ты»? — Нет, но… Нивр, призывая Медею заткнуться, поднял указательный палец. — Я не желаю слушать про ваши отсталые привычки. Мы с вами не союзники, а временные и вынужденные попутчики. Поэтому было бы замечательно, если бы вы усвоили столь лёгкий урок своими мозгами и прекратили трепаться за моей спиной, — на одном выдохе высказался, без пауз, Делеан. — Благодарствую. Нивр, довольный выясненными отношения, ускорился, в многочисленный раз оставляя позади ошарашенную Медею, возмущённого Сокола и Стриго, расстроенного неудавшейся попыткой примириться.Даже он умудрился меня взбесить. Предлагаю прикончить его и дело с концом.
Ахерон, впрочем, радости тоже не выражал, и Сокол впервые его прекрасно понимал. — Я согласен, — нарушил наёмник очередное затянувшееся молчание. — Если так продолжится, я преподам этому кретину персональный урок этикета. Потому что меня откровенно корёжит от того, как эта тростинка на ножках обращается с теми, кто ему помог. Король ему, видите ли, насолил. Вот проблема века! — Сокол, успокойся. — Да ты что, Медея! Как я могу быть спокоен, когда нас унижают? В открытую! — Я к нему не питаю тёплых чувств, но, может, на то есть причины. Весомые, — предположила неуверенно Медея, разочарованная общением с Делеаном, никак не идущим на контакт. — Он же у чужаков. Я бы тоже агрессировала на всех. Сокол, огорчённый попыткой защитить неугодного нивра, показательно надулся. Он задавался вопросом, почему прежде Медея так же не защищала его, как сейчас Делеана, когда у них обоих — характер не подарок, а только нагло пользовалась добротой наёмника и применяла к нему силу. Не найдя ответа, он решил узнать другое: — Ты вообще в курсе про всю эту заварушку с Королём? — Нет, — не задумываясь, сказала Медея. — Мой отец, возможно, обладал информацией, только он никогда не делился со мной. Сейчас начинаю жалеть, что не просила на ночь рассказывать политические сказки. Сокол вяло посмеялся. Выходит, единственный, кто мог знать всю историю с враждой — это дух. Однако и он являлся тем ещё принципиальным гадом, навряд ли способным так просто чем-то поделиться. — Идите за ним, — небрежно бросил Сокол, намеренно обезличивая Делеана, не достойного, по его мнению, зваться даже «нивром». — Я догоню. — Мой с-спаситель? — Я быстро. — Твои «я быстро» заканчиваются печально, — резюмировала Медея многочисленный опыт, пережитый с Соколом, и скрестила руки на груди. — Да мне всего лишь сбегать в кустик! Если вы такие извращенцы, конечно, то за мной, но тысячу раз подумайте, прежде чем решитесь. — О Сущий, Сокол! Сам ты извращенец. — Лиднер, пристыженная словами наёмника, отвернулась от него. — Кошмар какой. Я не хотела знать этих подробностей. — Всё, идите давайте. — Сокол помахал руками, прогоняя Стриго и Медею со своей воображаемой территории. — Иначе он подумает, мы строим планы по его убийству. Лиднер, не отрицая подобный исход событий, схватила оуви за ладонь и повела подальше от Сокола, довольного почти что выполненным планом. Он набрал в лёгкие побольше воздуха и тихо произнёс: — Что произошло между людьми и ниврами? Ничего. Сокол прикусил губу, опасливо осмотрелся и вышел за пределы дороги, поближе к кустам. — Не прикидывайся, что тебя здесь нет, придурок. Ты всегда есть. Уж я-то прекрасно знаю. Очередное ничего. Сокол закатил глаза. — О всемогущий дух Ахерон, соизволь ответить на тупой вопрос смертного, — пафосным голосом начал наёмник, театрально возводя руки к небу. — Считай, на коленях прошу.Ты в курсе, что тебе не надо отходить от своих одарённых спутников, если тебе приспичило снизойти до меня? Я слышу не только твой голос, но и твои мысли, идиот.
— Ну великолепно! Фантазии мои тоже небось видишь? И сны?К сожалению.
— Весело… — Сокол сделался задумчивым, вспоминая все воображаемые картинки, вспыхивающие на протяжении пару дней. — Ладно. Потом об этом поговорим. Я хочу знать ответ на мой вопрос.Волшебным словам тебя не учили в детстве? Ах, прости. Я совсем забыл. Мне так жаль. Сейчас заплачу.
— Какая же ты мразь.А ты со стороны выглядишь как минимум безумным, как максимум — опасным для всего человечества. Но я же молчу.
Сокол подумал удариться о дерево и заставить духа таким образом осмыслить все ценности, только для этого пришлось бы пожертвовать здоровьем, что уже не так хорошо. Ради собственного благополучия за ним лучше лишний раз присматривать. — Пожалуйста.Что «пожалуйста»?
— Я хочу знать правду.А волшебное слово?
— Ты, твою… — Сокол злостно придавил траву, намереваясь уничтожить куст. — Пожалуйста, скажи, что произошло между людьми и ниврами.Я тут решил, одним волшебным словом не обойтись. Это так не работает. За ответы нужно предлагать что-то взамен. Это как заключать договор, чтобы некто выполнил твоё величайшее желание.
— Ты издеваешься? — сердито поинтересовался Сокол, понимая: да, его действительно мучили. — И что ты, о всемогущий, хочешь?Много чего. Как думаешь, что ты сможешь мне предложить?
— Я могу предложить тебе пойти в задницу. — Сокол выбрался из кустов, которым повезло не сгореть в нечестивом огне, и раздражённо потопал по дороге. — И ещё раз, чтобы ты там благополучно застрял.Мне так обидно.
— Сам узнаю ответы, понял? Без твоей помощи.Кажется, моё сердце не выдержит такого серьёзного удара.
Сокол хотел придумать большое и насыщенное оскорблениями предложение, где в подробностях бы уделил бесполезности Ахерона, который не сравнится даже с камнем, выполнявшем хоть какую-то функцию, но вовремя опомнился и перешёл на бег, догоняя спутников. К тому же бег его успокаивал. А спокойствие сейчас ему ой как необходимо — чтобы не разломать свой же череп о ближайшее дерево.***
Мавор выпивал уже по подсчётам Цирцеи третью кружку вонючего эля: тот баловался им регулярно, когда в жизни всё или плохо, или наоборот — хорошо. Сейчас, по мнению Виги, было ни так и ни этак, и на непонимающий взгляд Цирцеи Мавор предпочитал улыбаться и отмахиваться. Вига, как истинная аристократичная кровь, пила какую-то особо заморскую бурду, сделанную неясно где и точно из лучших ингредиентов. Для Мавора она ни о чём, потому что, во-первых, не пробирала так, как эль, а во-вторых, ну слишком уж сладкая. Как водичка, куда добавили целый стакан самого ядрёного сахара. Цирцее нравился её алкоголь, особенно после произошедшего в Верфидо и пережитого стресса, и Адъяр не смел сказать ей ничего против. Это её дело — пить, что она хотела, и отчасти Вига была очень благодарна за его молчание. Впрочем, молчание между ними наступать не собиралось, и Вига, размышляя на эту тему, догадывалась о влиянии Лидера, попросившего Мавора приглядывать за Цирцеей. Стоит отдать должное, Адъяр справлялся с возложенной на него ролью безупречно — он вспоминал всё: начиная от забавных ситуаций, когда-либо возникавших в Циннии с послушниками и адептами, и заканчивая реальной жизнью, где всё в итоге сводилось на Короле, славившемся распутством — при своих-то немаленьких габаритах. В конце концов, Мавор, не устав болтать, вернулся к теме, волнующей так или иначе каждого взрослого человека, — прошлое. — О! О-о! — Мавор сделал быстрый глоток и поставил кружку внушительных размеров недалеко от себя. — Я вспомнил прекраснейшую историю из детства. Цирцея, прекрасно осведомлённая о мужчине — по крайней мере, имея ту крупицу информации из уст не любящего лишний раз открывать рта Вестейна — лучшего друга Адъяра, и самого Мавора, обожающего почесать языком и от безделья, и от обилия занятий, — моментально решила, что речь пойдёт о птице, сумевшей приобрести таинственный подтекст и регулярно всплывающей, как страшилка, среди послушников. Конечно, личность Мавора в данной сказке сильно приукрашена ради сохранности его истинной сущности, поэтому каждый раз, когда Цирцее удавалось уловить наивные разговоры послушников, шугающихся Адъяра, она, зная правду, закатывала глаза. — Да ну? Надеюсь, не с птицей? Она уже мне изрядно надоела. — Что? Нет! Куда интереснее. — Адъяр хитро улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Самый сок. — И что же там произошло? — В общем, дело было возле берега... — Ты пытался утопиться? — беззлобно спросила Вига, поражаясь тому, какой одновременно просторной и тесной казалась комната, где она, как магистр, Адъяр и Лидер проводили совещания. — Или утопить… — Мавор сделал зловещую паузу, и Цирцея с недоумением уставилась на него. — Я шучу. Нет. Без потопления и утопления обошлось. Я хотел собрать для матери ожерелье. Я тогда мелким был, а моя семья, ну, не из богатых, поэтому я не мог просто пойти и купить украшение. Сама понимаешь. А красть мне совесть не позволяла. А ещё — суровое отцовское воспитание, не жалующее послаблений и особенно беззакония. Всё же его отец, пускай и не имеющий должного влияния в столице, являлся сержантом, строго чтущим закон. Мавор, равняясь на него, мечтая тоже пробиться в городскую стражу, не мог его подвести и испортить себе репутацию. — Чтобы ты знал: пока это грустная история, — скептично резюмировала Цирцея, выпивая немного из своего бокала. — Будет какое-то положительное развитие событий или нет? — Меня потянуло на детали. Вечно ругаю себя за это. Постоянно как сболтну лишнего, так вообще кошмар… А. Ой. Вот снова. — Мавор, видимо, уже перебрав алкоголем, легонько ударил себя по лбу. — Я искал раковины с жемчугом, но везде эти раковины или поломаны, или без жемчуга. Ну я и решил зайти в воду. Перед его глазами пронеслись эпизоды, как он нащупал пару экземпляров и достал наиболее интересные, однако вместо чего-то стоящего встретил два огромных, круглых и до тошнотворного красных глаза. — И? Дальше? — постаралась поддержать диалог Цирцея. — Я вытащил монстра, и он клешнями впился в мою кожу, — без прежней бодрости в голосе продолжил Мавор. — Я махал этой животиной, пытался даже о землю бить, а она ни в какую. Чтобы от неё избавиться, мне пришлось всего лишь опустить руку обратно в воду, но до этого я додумался не сразу. Адъяр, уже не обрадованный получившимся рассказом, грустно усмехнулся, снял перчатку и показал воочию правую ладонь, пересечённую давно зажившими белыми рубцами. Он повернул её внутренней стороной, продемонстрировав средний палец, украшенный широким красным шрамом, даже спустя столько лет смотревшимся неприятно. — Жемчуг я так и не нашёл, да он уже был и не нужен… — с похоронной печалью сказал Мавор, намекая на больную мать, умершую раньше, чем наступил её день рождения. — А воду с тех пор предпочитаю обходить. Спокойнее на берегу. Цирцея в тишине наклонила бокал и понаблюдала, как жидкость медленно перетекала на стеклянные стенки и оставляла характерный красный след. Она, до глубины души поражённая рассказом, не подходящим для обычных посиделок перед тем, как уйти из каменного мира в реальный, вздохнула. — Это всё равно печальная история, Мавор. — Да-а, я как-то не подумал… — Он почесал щетину — его вечный атрибут, по мнению Адъяра придававший ему шарма. — О! У меня есть повеселее случай. На этот раз точно! — Слабо верится. — Не-не, зуб даю, история огонь. В общем, это случилось относительно недавно. Я торговался с одним засранцем, а мимо меня пробегал пацан. Мелкий совсем. Он украл у прохожей её сумочку и дальше помчался. — Адъяр с чувством жестикулировал, явно взволнованный данным происшествием, не отпустившим его спустя время. — Я, как человек на службе, в стороне не остался: всё ж у меня на глазах действо разворачивалось! Погнался за ним. Очутился в бедном районе: люди стонут, вонь страшная стоит, везде лужи, глубокие трещины… Ну, поэтому ни один стражник ненавидит там патрулировать. — Мавор опять отошёл от темы, начав в подробностях рассказывать, как его знакомые постоянно жаловались на бедняков. — Короче! Я догнал этого подлеца, забрал краденное, а он давай ныть про обездоленную семью. Я не поверил, естественно. Знаю таких. Даёшь им денег, а они вечно спиртягу покупают, будто этим можно… — Стоп-стоп, Мавор. — Цирцея, изрядно шокированная услышанным, сама невольно замахала руками, строго вперившись в мужчину. — Хватит. Адъяр, переполняемый гордостью, вопросительно обратился к Виге: — Почему? Сейчас ещё конец будет. — Нет! Никакого конца. Это ужасно. — Что? Вовсе нет... Цирцея, привыкшая заниматься благотворительностью, не могла так спокойно воспринимать речь Мавора, его безалаберность и несерьёзное отношение к нуждающимся. Она тратила целое состояние ради народа и вступила в Циннию тоже ради того, чтобы помогать, а не калечить. Такова была идея Элли́сы, её такой же самоотверженной подруги, создавшей Циннию, и Вига не имела права идти против её воли. — Я делаю всё, чтобы добиться нормальных условий в бедном районе, а ты навеселе заявляешь, что спокойно проигнорировал мольбы мальчика и не дал ни одной глеты на жизнь. Мавор, ты идиот! Ты не знаешь, для чего они покупают алкоголь. Вдруг им надо обработать рану? А может у них вообще мать и отец алкоголики и избивают их регулярно? Ты поступил, как последняя свинья, — добила она его нелестным сравнением. — Завтра же ты отведёшь меня к нему, и мы лично отдадим ему деньги. Адъяр, поражённый обвинениями в свой адрес, удивлённо заморгал. Быть пристыженным за поступок, по уставу считавшийся правильным, — это что-то новенькое для него. — Да я ж без злого умысла, Цирцея… — Ты думаешь не головой, а бумажками, — наседала она на него, не в силах игнорировать его откровенную жестокость. — Если тебе скажут прыгать, ты тоже прыгнешь? — Ну… — О Сущий! Ты реально рассматриваешь этот вариант. — Вига раздражённо помассировала переносицу. — Поставь себя перед выбором: смерть высокопоставленного лица за жизнь сотни невинных или смерть невинных за одну жизнь, а потом, когда до тебя дойдёт, скажи мне ответ. Аргументированный. Тогда и обсудим. — Если сотня хочет убить одного высокопоставленного, то это восстание, — отреагировал моментально Мавор так, как отреагировал бы любой, находящийся на его высокой должности. — Восстание надо подавлять. — Я не просила ответа сейчас. — Мне нужны подробности, — с мольбой сказал Адъяр, не рвясь задеть Цирцею. — Тут суть не в подробностях. Их вообще знать не надо! — А как же тогда… Дверь в каменную совещательную комнату, ставшую параллельно местом для обычных разговоров, не связанных с делом, отворилась, и к Цирцее и Мавору забежал вспотевший и растрёпанный адепт — мужчина небольшого роста, со светлыми волосами, спадавшими на белый материал, прикрывавший его лицо. Он нервно осмотрел помещение в поисках кого-то и испуганно уставился на Вигу, успевшую быстро нацепить маску — вслед за Адъяром. — Лидер… Где он? — Занят, — ответила Цирцея. — Ой… Тогда… Амулет р-разрушили… — плаксивым голосом пролепетал адепт, кажется, нёсший довольно ответственную роль, а именно — хранить и защищать все найденные Циннией волшебные побрякушки, в чужих руках способные много кому навредить. — И-и погром… Ветер… сильный… О Сущий, мы все умрём! Зачем я пришёл! — Хватит. — Цирцея уверенно поднялась, а следом за ней и напрягшийся Мавор. — Панике в Циннии не место — одно из основных правил. — Простите, магистр, я... — Он глубоко вдохнул и выдохнул. — Вы должны разобраться с проблемой. Адепт дрожащей рукой указал на дверь, и Цирцея, приказав Адъяру не высовываться, прошла в безлюдный коридор, освещённый прикрепленными к стене факелами, подпитанными магией, — поэтому они никогда не гасли. Её незакрытую шею сразу же обдал прохладный ветер. Она услышала неподалёку шум и крики, которые что-то заглушало. В сердцах ругнувшись на Лидера за его вечные отсутствия по, бесспорно, важным делам в реальном мире, она бесстрашно направилась прямиком в эпицентр событий. Адепт, тихо прикрыв дверь, опустился на пол, прижался спиной к стене и начал раскачиваться и что-то щебетать себе под нос. Если Адъяр, следивший за ним, не ошибался, то этот человек за пределами Циннии обладал влиянием, и когда-то был, как и многие люди в организации, спасённым от краха лично Лидером. — Будешь? Мавор протянул ему свою кружку эля, и адепт с благодарностью её принял. Адъяр бы помог Цирцее с решением новоявленной проблемы, но та сама сказала оставаться ему здесь. И потому он не предпринял ничего. Откинувшись на спинку стула, Мавор закинул ноги на стол и задумался. Пока Лидера нет поблизости, он мог позволить себе всё, за что тот его ругал. И это стоило многого.***
У оуви есть длинные чёрные ногти, которые совсем не похожи на острые когти хищников. Они питаются травой, корнями, фруктами и овощами, иногда покупают семена у людей. В основном они — травоядные, но при этом они умеют охотиться на насекомых, не представляющих для них угрозы. Ещё у оуви есть крылья, чтобы летать или просто спасаться от приближающейся опасности. Они — их главный атрибут, но даже с ними у них нет шанса спастись от более сильного и высокого врага. Когда Стриго надолго заперли в темноте, а потом он впервые вышел на чистый воздух, то ему стало на душе очень тяжело. Он чувствовал перьями ветерок, лёгкость и желанную свободу, но что-то внутри, плотно засевшее, мешало ему наслаждаться всеми мирскими радостями. Стриго думал: его жизнь кончена. Оуви полагал, что станет обузой для Сокола и Медеи, ведь как такое немощное птицеподобное существо, постоянно от всего шарахающееся, вообще сможет принести им пользу? Он жалкое и до жути хрупкое создание, которое считали никчёмным, бесполезным — бельмом в глазу. Считали все, кроме Сокола и Медеи. И это придавало ему сил. Они относились к нему как к равному, словно это нормально, что оуви высказывал мнение, а не просто прислуживал. Они не обзывали его и не обижали, ни к чему не принуждали. Может, Стриго и оставался наивным дурачком, но оуви прекрасно видел: Сокол и Лиднер — исключительные люди, принимающие его таким, какой он есть. Даже родное племя, приди к ним, да ещё и с подрезанными крыльями, посчитало бы его ущербным и навсегда бы отказалось от глупого Стриго, угодившего в человеческую ловушку. Наверное, это был повод поклясться верности двум созданиям и отречься от тех, рядом с кем он рос. Старейшина бы точно посчитала Стриго предателем, узнай она о его неблагодарном отношении. Как жаль. Застряв в реальности в лесу, не ограниченный в передвижении, Стриго, обладая бескрайней волей, не имел ни малейшего понятия, что же подтолкнуло его достать плод с высокого дерева. Вероятно, он хотел всеми возможными способами отблагодарить Сокола, поскольку, по его мнению, тот заслужил это именно сегодня и сейчас. А, может быть, оуви сам хотел перекусить — всё же шли они уже довольно долго, а привал из-за нивра не наблюдался и в помине. Поэтому Стриго, выставляя себя не в лучшем свете, прыгал, как ненормальный, махал крыльями и руками с целью схватить манящий фрукт, висевший на неприступном для него расстоянии. Он пробовал также забраться по дереву, только данные действия оказались ещё более провальной идеей, чем прыгать и ждать чуда. Вскоре устав от жалких попыток добраться до потенциальной пищи, Стриго остановился, поднял вверх голову и мысленно начал умолять плод упасть. Ему очень хотелось его заполучить и увидеть в глазах своего спасителя бескрайнюю благодарность вперемешку с гордостью. Вполне адекватное желание для оуви. — Что ты делаешь? Стриго, спрятав ладошками клюв, испуганно крутанулся на месте и встретился с Соколом, наблюдающим за его мучениями со странной эмоцией. Оуви неожиданно устыдился. — Мой сп-паситель! Я… Я-я подумал, ч-что… тот ф-фрукт очень п-питателен, а вы небось п-проголодались с-совсем и-и… — Но ты же его не достанешь, — выразил скептис наёмник, скрестив руки на груди. — Даже я не достану. — Я хотел п-попробовать… В-вот. Сокол почесал макушку. Мыслительные процессы очень активно работали и старались найти наиболее рациональное решение в столь непростой ситуации. Самое адекватное — это забить на всё и пойти дальше с оуви за ручку, но с другой стороны — какой нормальный человек откажется от бесплатной еды? Никакой! — Ладно. У меня есть план. — Сокол шкодливо обернулся, проверяя, что поблизости нет Медеи и Делеана, решившего тактично уйти вглубь леса и изучить местность, а на деле преследуя определённо другие цели. — Ты забираешься ко мне на плечи, я встаю на носочки, а ты тянешься за своим фруктом. Можно рассмотреть вариант, когда ты становишься на мои руки. — Ч-что… М-мой спаситель? Я же… — Ты хочешь, чтобы я встал на тебя? — Сокол притормозил, понял, как ужасно это звучало, и поправил себя: — На твои плечи, то есть. В смысле… О Сущий, ты же не выдержишь мой вес. Я об этом. — Может, мисс п-поможет? — Не-не, она засмеёт нас, ты чего. — Представляя, как та выразится, наёмник скривил недовольную мину. — Давай как-нибудь сами. Я буду тебя крепко держать. Честное человеческое. — Н-не очень убедительно, м-мой с-спаситель… — Давай, давай, Стриго! Не тормози. Дело плёвое. Сокол опустился на корточки и мягко улыбнулся сомневающемуся оуви, переминающемуся с ноги на ногу. Тот, поколебавшись пару секунд, всё же решился на нереальное, вздохнул и выдохнул для смелости и неловко забрался на спину наёмника, после чего тот неспешно, стараясь не уронить Стриго, встал в полный рост. Сокол дождался, пока оуви, то хватаясь за одежду, то за волосы, выпрямится и привыкнет к высоте, и осторожно обхватил Стриго за талию, чтобы тот не свалился и не ушибся. — Ты держишься? — для справки уточнил наёмник, и без того осознавая, в каком шатком положении находилось птицеподобное существо. — М-мне страш-шно! — Смотри на цель и думай о ней! — подбодрил Сокол, пожалев об отсутствии каких-нибудь более убедительных кричалок. — Соберись. Всё хорошо. Стриго, дрожа, на свой страх и риск глянул вниз и застонал. — Ай! — Он захныкал, боясь упасть и сломать себе кости — очень хрупкие, между прочим. — Я... — Я ж говорю тебе: смотри наверх! — Д-да, мой с-спаситель… — не в состоянии спорить, согласился на всё Стриго, чувствуя подступающее головокружение. — Только мне и б-без т-того не п-по себе! — Соберись! Если ты повалишься, то я тебя сразу же словлю. Тебе не будет больно. Оуви, не веря полностью в слова Сокола, сглотнул образовавшийся в горле ком. Он потрогал руки наёмника, убеждаясь: это не галлюцинации и его правда держат, и потянулся к заветному плоду. Не вышло. Не хватало буквально совсем чуть-чуть. — Я не д-дотягиваюсь… — с поражением признался Стриго, ощущая себя действительно самым никчёмным. — Я уже начинаю думать, это моя самая провальная идея.Птенчик, все твои идеи — провальные. Ты же человеческое ничтожество.
— П-простите, м-мой с-спаситель… — слезливо взмолился оуви, не справляясь с бурей негативных эмоций внутри груди. — Я такой б-бесполезный! — Давай без этого, пернатый. Всё ты полезный. Это мой план был продуман не до мелочей.План? Ха! Если бы ты знал, какие планы придумывали мы, духи, ради достижения своих грандиозных целей, то ты бы зарыдал от своей ущербности.
— Вы встали на н-носочки? Сокол сделал это, и оуви потянулся ещё раз. Он касался отросшим ноготком нижней части фрукта, однако его усилий не хватало, чтобы сорвать плод с ветки. Тот держался довольно крепко и не собирался так просто падать — как стремительно исчезающее терпение наёмника. — Ну что? — Не п-получается, м-мой с-спаситель… — с поражением прошептал Стриго, уже не надеясь добиться желаемого. — Клянусь, я сейчас лично срублю это проклятущее дерево! — М-моя старейшина г-говорила, что ког-гда срубают дерево, то ему очень б-больно, — поделился оуви, с грустью глядя на несбыточную мечту, так соблазнительно притягивающую всё внимание. — А пен-ньки, к-которые остаются, от-тмирают. И даж-же если уб-брать их, то почва всё р-равно не даст н-новые ростки. — Печально, — кивнул Сокол. — До такой степени печально, что я сейчас разрыдаюсь. — Д-да… Оч-чень г-грустно! — Но знаешь, — наёмник выждал паузу, формулируя мысль, где будут не только ругательства, — я не позволю, чтобы какое-то дерево насмехалось и издевалось над нами! Да я его не только срублю, я его сожгу! — Мой спаситель, огонь м-может рас-спространиться на весь л-лес и тогда… Тогда мы… А-а-а! Стриго закричал, заметив, как в него летело что-то острое и опасно блестящее. Он не удержался и повалился набок, и Сокол, не ожидавший такой прыти, тут же постарался его перехватить. В итоге, каким-то чудом прижав оуви к себе, он рухнул на землю. А неподалёку от наёмника, как по мистическому стечению обстоятельств, упал плод. — Я-я к-каж-жется ум-мер… — с трудом вымолвил Стриго, заикаясь сильнее обычного. — Я походу тоже. — Я зад-дых-хаюсь… Сокол ослабил хватку, и Стриго, перед глазами которого пролетела вся жизнь, глотнул воздуха и тут же закашлялся. Сокол, прищурившись, приняв сидячее положение, оглянулся и увидел Делеана, потиравшего свой кинжал необычной закруглённой формы. Сзади него стояла Медея, пытавшаяся замысловатыми телодвижениями сообщить наёмнику, что нет повода злиться. Сопоставив пазл, Сокол пришёл к такому мнению: именно чешуйчатый кинул эту острую штуковину и испугал Стриго. Значит, их хотели средь белого дня убить. Произвол! — Ты вообще соображаешь своей тупой башкой, что ты творишь, урод недоделанный?! — Сокол, напрочь забыв про кашляющего Стриго, вскочил и кинулся к Делеану высказать всё, что он о нём думал. — Или ваш народ окончательно отупел вдали от нормального общества? Лиднер, до последнего рассчитывая на здравомыслие наёмника, потерпела полный крах, окончательно в нём разочаровавшись. Представляя ближайший конец света, она хлопнула себя по лбу. — Боюсь, что именно ваш народ, — нивр сделал особый акцент на последнем словосочетании, — окончательно отупел. — Ну да, — Сокол взмахнул руками, — это же я разбрасываюсь идиотскими кинжалами и пытаюсь убить! — Я не разбрасывался. Я кинул его целенаправленно. — Ошалеть! Ещё лучше! — наёмник, не в силах подавить захватывающие с головой эмоции, зло, несколько раз, ткнул пальцем в грудь Делеана. — Если ты, недоношенный советник, ещё раз посмеешь напасть или кинуть что-то «целенаправленно» в моего напарника, я тебе к духам глотку перережу, ты понял меня? Губы Делеана насмешливо исказились, что только больше рассердило Сокола, испытывающего ненависть к нивру, не воспринимавшему угрозы всерьёз. Наёмник, планируя ударить его в смазливое лицо, замахнулся, но Делеан, среагировавший молниеносно, перехватил руку человека и сам нанёс точный удар прямо в живот. Сокол, задержав от боли дыхание, согнулся и осел на траву. Медея вскрикнула и подбежала к наёмнику, осмотрела со всех сторон, приобняла и принялась успокаивать. К ним подтянулся и Стриго, чувствовавший себя намного лучше. Однако мысль, что он мог умереть, по-прежнему вызывала тошноту. — Приближение ко мне — раз. Беспочвенные обвинения — два. Оскорбления — три. Попытка нанести физическое повреждение — четыре. Неуважительное обращение — пять, — монотонно перечислил Делеан, взирая на Сокола сверху вниз. — Если бы ты был в моём Королевстве, то тебе бы прилюдно отрубили голову. Считай, тебе крупно повезло отделаться малой кровью.Ха-ха! Невероятно! Я прежде никогда не поглощал нивров. Давай попробуем!
— Делеан, так нельзя, — осуждающе сказала Медея, вперившись хмурым взглядом в нивра. — Можно было спокойно пояснить. Без насилия. — Конечно. — Делеан, выставляя себя снова с самой выигрышной стороны, гордо выпрямился и завёл руки за спину. — Но, очевидно, у вас, людей, так не принято. Пытаться что-то доказывать нивру — бесполезно, и Медея, испытывая боль от беспомощности, замолчала. Она переглянулась со Стриго, также не особо радовавшимся произошедшему, и попросила Сокола, всё не унимавшегося и мечтавшего запихнуть фрукт в глотку Делеана, в следующий раз сохранять самообладание. В противном случае они доберутся до столицы искалеченными и душевно, и физически, а этого никто не хотел. Тем более Сокол, задумавшийся над новым планом под названием «Медленная и очень болезненная смерть куску февульского дерьма».***
Темнело быстро, и если некоторое время назад ещё можно было хоть что-то рассмотреть, то после — только черноту. В связи с такими природными особенностями даже Делеан согласился, хоть и неохотно, на привал. Всё же идти, когда ничего не видишь, это настоящее самоубийство для любого существа, какими бы способностями оно ни обладало. Стриго достал запасы из сумки Медеи, — поскольку одного фрукта, агрессивно съеденного Соколом, не хватило надолго, — где находились: небольшие копчёные колбаски, которые не надо даже поджаривать на огне, чтобы получить вкусную еду, и овощи, чей вид вызывал сомнения по поводу их съедобности. Нивр на подобные изыски скривился, и Сокол испытал злорадное удовольствие, что этот чешуйчатый придурок будет голодать. Может, наёмнику не придётся даже пытаться его прикончить — Делеан сам доведёт себя до жалкого состояния. Медея не стала настаивать и перечислять пользу пищи. Она просто взяла и начала есть, ибо голод, как правило, всегда брал своё. А ещё очевидная логика. Не поешь — лишишься сил на дальнейший пеший путь. И никто не будет тебя тащить: ты превратишься в обузу и с тобой не будут возиться. Делеан прятался в тени и точил свой меч. Его практически не было видно, но отчётливо ощущалось его присутствие, отдающее напряжением. Никто не забыл о случившемся днём, и, возможно, всё это так наложилось друг на друга, что все предпочитали сидеть в гнетущей тишине, нежели разговаривать. Так, по крайней мере, решил для себя Сокол, без остановки прокручивавший эпизод со Стриго и Делеаном. Наёмник молча поедал копчёную колбаску и изредка поглядывал на нивра, убеждаясь: тот не планировал вновь кого-то покалечить. Медея невольно повторяла за Соколом и тоже посматривала на Делеана. Она размышляла, как бы снизить градус напряжения, и ей с трудом удавалось придумать способ, который мог бы убедить нивра, что они желали ему только добра. Делеан был с придурью, с невозможной для человека логикой и со своим мнением. Вкупе получался взрывной коктейль, не поддающийся исправлению. Это очень усложняло ситуацию. Как и Сокол, не желавший примириться и вести себя взросло. Стриго никакой гнетущей атмосферы не улавливал, однако все молчали — и он тоже молчал. Ему не хотелось опять выставлять себя посмешищем, пусть оуви и жаждал чем-нибудь поделиться. И неважно даже, что в присутствии Делеана, относившегося к нему как к отбросу — как и весь мир. Нивр же тоже стал их своеобразным спутником, верно? Ему было сложно втянуться в их компанию — совсем как Стриго, тоже поначалу испытывавшего сложности. Зато потом, когда он узнал людей получше, они стали ему невероятно близки! Резко послышался вздох. Медея, Сокол и Стриго, прекратив бесцельно страдать, мигом развернулись к нивру. — Я никого бы не убил. — Ага, как же… — Сокол! — прервала его очередные гневные тирады Медея, дававшая нивру шанс оправдаться. — Я представляю, как это выглядело со стороны, — продолжил Делеан, проигнорировав колкость наёмника. — Это была моя помощь. — Отправить на тот свет? — язвительно полюбопытствовал Сокол, походя на ребёнка, собравшего команду, чтобы поиздеваться над сверстником, выделявшимся среди массы. — Сокол, прекрати! — А потом врезать мне до дракончиков перед глазами, да? — Ну Сокол! — попросила Медея. — Я знал, куда целился. Я бы не попал в… — Делеан небрежно указал на оуви. — Ударил лишь потому, что не собирался терпеть к себе столько претензий. — Его зовут Стриго, чешуйчатый ты придурок. — Мой народ не признаёт... это. Стриго, так и не сумевший получить расположение нивра, погрустнел, и Медея, сидевшая рядом с ним, крепко обняла его. — Он такой же, как и ты, — защитила оуви Лиднер, не намереваясь спускать с рук поведение нивра, открыто унижавшего её друга. — Возможно, — пожал плечами Делеан, — но оуви появились от проклятия. Прежде это были такие же люди, которые как всегда перешли дорогу могущественным созданиям. — Эт-того не может быть! — пискнул Стриго, заморгав большими янтарными глазами, где скапливались слёзы. — Н-наша стар-рейшина ут-тверждала, н-нас с-создали д-драконы. — Ваша старейшина вам врала, — спокойно ответил нивр. — От драконов появился мой народ, а ваш, как я и сказал, всего лишь магическое недоразумение.Магическое недоразумение? Интересное определение.
— А откуда ты знаешь, гений? Из книжек своих вычитал? — Сокол, мечтая прожечь в Делеане приличную дыру, смотрел убийственно. — В придуманных книжках любой может найти информацию. Да только не факт, что правдивую. — Люди бы тоже являлись более осведомлёнными, если бы не поклонялись падшему созданию и не забывали своё прошлое. — Ах, так у тебя и свой Создатель есть, получается? — не унимался наёмник. — Тенéрия — вот кто создала наш мир из тьмы, — не догадавшись об открытом издевательстве, ответил нивр. — Первый дракон, от которого пошли остальные. А ваш Сущий ничто иное, как очередной способ отгородиться от всех и жить по нелепым правилам. — Это натуральный бред! — Я не настаиваю верить мне. У каждого своя правда, но только одна может быть истинной. Сокола невыносимо бесили спокойствие и уверенность нивра. А ещё его раздражало, что Делеан куда осведомлённее, чем он. Сокол ненавидел неведение, хотя, с другой стороны, если не знаешь, то крепче спишь? — В-выходит, — подал голос Стриго, взволнованный открытой правдой, — моё п-племя не д-должно б-было сущ-ществовать? — Именно. Впрочем, сейчас много рас, образовавшихся, скажем, искусственно. Это уже никого не удивляет. — Я б-бы мог б-быть… другим, — безрадостно заключил Стриго, рассматривая себя по-новому. — Милый, это не значит, что ты хуже. — Медея нежно погладила его по перьям. — Ты всё равно остаёшься особенным. — Но нас ис-спользуют как… рабов? Люди! Ес-сли его п-превосходительство прав, т-то… Как-кой ужас! — Стриго, мы не монстры и не используем тебя как раба. Мы тебя уважаем. — Сокол подполз поближе к Медее и оуви. — И вообще я сомневаюсь, что у нивров дела лучше, чем у нас. — У нас все равны. — Ой, ну тогда пойдёшь ты в задницу, — махнул на Делеана Сокол. — Короче, пернатый, ты можешь быть первым, кто докажет, что оуви — самый прекрасный народ. Лучше нивров и людей. Делеан прыснул. — П-правда? — Милый... — Медея потрепала Стриго по голове, и тот, прильнув, издал тихий довольный звук. — Запомни: то, что сделали наши предшественники, не имеет никакого значения в настоящем. Ты тот, кем ты являешься. Ты несёшь ответственность только за себя. — И, между прочим, это касается также дурацкой вражды между ниврами и людьми, — поддержал Сокол. — Мы ничего тебе не сделали, чешуйчатый. Мы тебя спасли! Не надо нас ненавидеть.Вау, человечишка, я восхищён. Так быстро сменил гнев на милость! Что ж, в доверие ты втёрся, осталось дело за малым — убить. Всех.
— Делеан, если ты хочешь быть в нашей команде, то, пожалуйста, уважай нас так же, как и мы тебя. Мы все равны, хорошо? Сокол согласно кивнул, а оуви крепко и благодарно обнял сначала наёмника, а затем и Медею. Делеан не проявлял бурных эмоций, но было видно: он стоял на распутье. Если нивр колебался, то это значило: два человека смогли дать трещину в ледяном барьере, полном ниврийского самомнения. За это стоило выпить. — Хорошо. Я вытерплю к себе обращение на «ты», однако не позволю оскорблений в свой адрес. — Ура-а, — вяло протянул наёмник и отсалютовал Делеану. — Это уже прогресс. В этот миг Медея готова была сказать, что они — замечательная команда, и даже Сокол, ищущий на пятую точку приключения, мог иногда затыкать внутренний голос и делать всё на благо спутников, нуждавшихся в спокойствии, а не в извечной нервотрёпке. Вместе они, будто читая мысли друг друга, смогли переступить через обиды, даже самые незначительные, и признать, что ошибались, и в этом состоял первый уверенный шаг, сделанный ими для улучшения отношений с Делеаном. — Слушай, чешуйчатый, — позвал его внезапно Сокол. — Меня всё вопрос один волнует... Кого ты звал тогда? Ну, ещё молился за него. Или провожал в мир иной — неважно. Нивр особый? — Тебе показалось. — Делеан убрал меч и устроился в спальном мешке Медеи. — Доброй ночи. Мешок Сокола перекочевал к Медее, и в связи с этим Стриго пришлось делить место с наёмником. Было очень тесно, и Сокол пообещал купить себе новый спальный мешок почти сразу же, как только у него появятся свободные глеты. Для этого, впрочем, ещё надо потерпеть, пока Медея и Делеан наслаждались уединением, которое Соколу и не снилось. Снова. Как и раньше — с Вороном. Как же он, однако, ненавидел свою жизнь.***
— Лидер! Звуки равномерных шагов раздавались по всей каменной винтовой лестнице, вызывавшей ужас у послушников, а иногда и у адептов, не привыкших за всю службу к таким экстремальным спускам и подъёмам. Цирцея шла навстречу и ей пришлось резко изменить свои планы, спуститься и дождаться, когда он сам появится в её поле зрения. Лидер не заставил себя долго ждать. — Ты пропустил всё самое «интересное», — сразу же заговорила Вига, намереваясь вывалить на него всю имеющуюся информацию и вызвать хоть какие-то эмоции. — Двое адептов поругались из-за ерунды и разбили один амулет… Ничего существенного, но в амулете была заключена сила урагана. Нас вовремя оповестили, и я смогла предотвратить катастрофу. Он внимательно оглядел Цирцею, сохранявшую всегда ровную осанку, и улыбнулся. Только Цирцее не суждено было этого увидеть — маска всё скрывала. — Их следовало убить. Вига, не веря своим ушам, замерла от накатившего на неё удивления. Она тактично кашлянула в кулак и задумалась, как бы правильнее оформить мысли и убедить Лидера в импульсивности и нерациональности этой идеи. — Они люди. Наши люди, — мягко намекнула Цирцея, не отрывая цепкого взгляда от безликой маски мужчины. — Мы не вершим личный суд — наше правило. К тому же не произошло ничего серьёзного. Они же случайно. Лидер, погружённый в себя, а не в проблемы адептов — даже не людей, а обычного безликого материала для достижения главной цели, — амулетов и прочего, обошёл Цирцею. Он вяло кивнул и не предпринял попытки переубедить, хоть с его точки зрения это следовало бы сделать. Если они допустили один раз промах, то где вероятность, что они не допустят его ещё раз в будущем? А если в важный момент? Однако сказал он только: — Значит, пусть живут. Цирцея снова поразилась его равнодушию. Она ужаснулась его логике, противоречащей ценностям Циннии, призванной спасать жизни и никогда не убивать, если это только не монстры, с которыми не в состоянии справиться обычные люди. Заметив настроение Лидера, Вига поравнялась с ним и заглянула через прорези маски в потемневшие глаза. — Что случилось? Ты сам не свой. — Это проявление уважения или действительно — волнение? — Давай без сарказма. Мне Мавора хватает с его великолепными историями. Лидер помедлил, размышляя над тем, делиться или нет собственным гневом с женщиной, верившей в него и считавшей чуть ли не спасителем всего Королевства. Забавно, однако он никогда не стремился защищать человечество и вынужденно поддерживал этот возвышенный образ, заявляя о благих намерениях их деятельности, пока занимался иным. Даже сейчас, зацикленный на другом, на более важном лично для него, Лидер тактично объяснил настроение заботой о людях: — Король, — с презрением выплюнул он, отыгрывая роль. — Эта сальная мразь на полном серьёзе думает, что спасать северную деревню от огров — неправильное распределение ресурсов. А то, что огры плодятся со скоростью света, его не волнует. Столица же защищена от вражеского удара. На самом деле, Король чхал и на столицу, и на города, и особенно на деревни. И Лидер это знал, как и Цирцея, всё же полагавшаяся на ум Его Величества. — Как он может?! — Ему давно следовало уйти на покой. Как жаль, что это произойдёт ещё не скоро… — Если не он, то мы должны спасти Королевство, — отреагировала Цирцея — ожидаемо для Лидера. — Ради этого мы существуем! — Да, пожалуй… — Он внутренне торжествовал, ощущая облегчение, что не придётся тратить время на пустую болтовню. — Поставь Мавора в известность. Пусть найдёт наиболее опытных адептов. Завтра они отправятся исполнять свои обязанности. — А что будет, если кто-то нас увидит? — Деревня разрушена. — Лидер развёл руки, а вместе с ними взметнулся, как крылья, и его чёрный плащ. — Как, скажи на милость, о нас узнают? Мавор не новичок. Он умеет работать на благо дела. — Могут быть выжившие. — Их добьют, — отозвался мужчина, раздражаясь. — Это противоречит нашим правилам! Их надо спасти! — Иногда надо рисковать. Один за десять. Один за сотню. Всё просто, не так ли? В любом случае я сомневаюсь, что в деревне будут люди. Огры уничтожают всё на своём пути. Цирцея была наслышана о губительной силе этих монстров, но, к счастью или к сожалению, она также понимала: всегда есть исключения из правил. Вдруг там и правда будут выжившие, нуждающиеся в помощи? Она должна попросить Мавора не убивать их, как приказал Лидер, а спасти. В конце концов, они не могли пренебрегать своей миссией, иначе они ничем не лучше разбойников — разве что с необычной силой. — Хорошо. Да… я… Ты прав. Я сообщу Мавору. Лидер, оставшись довольным ответом, направился вперёд по длинному коридору, казавшемуся всем послушникам бесконечным, а Цирцея, прислонившись к холодному камню, подняла взгляд на безжизненный потолок. С каждым днём ей становилось тяжелее, и с этим трудно было спорить. Пожалуй, ей надо выпить. И в этот раз действительно что-то покрепче.