Простая вежливость.
— Эй! Это, между прочим, мило.Не обольщайся. Для тебя даже февульские помои будут милыми.
— Ой, какой ты умный и смешной. Ха-ха. Я валяюсь, — едко прокомментировал Сокол и умолк, чтобы не устраивать прилюдно полноценные дебаты с духом. Он проскочил множество переулков, столкнулся ещё с парочкой ребятишек, веселящихся на солнце, и сумел добраться до рынка, где можно было найти как еду, так и вещи. А для ценителей — что-то нелегальное, если пройти вглубь, куда не совался ни один стражник. Рынок разительно отличался от уже увиденного. Если в центре города в основном стояли привлекательные дома, чувствовался некий престиж, то здесь, где вперемешку встречались люди разных сословий, нет. Разумеется, имелось некое разделение бедных и богатых, но первых насчитывалось намного больше, из-за чего вся огромная территория, посвящённая торговле, превращалась в безумный балаган с невообразимым количеством самых экзотических, приторных, сладких, прокисших и сгнивших запахов. Лавки стояли вразнобой, некоторые пребывали в полуразрушенном состоянии, другие — более-менее цивильные. Отовсюду слышались ругательства и зазывания, младенческие плачи и недовольные выкрики. Носились воры, ещё совсем дети, и крали кошельки у зевак. Сокол сразу приметил таких бедолаг и, так как ему не хотелось заниматься благотворительностью, спрятал понадёжнее деньги. Его умудрились по неосторожности толкнуть, обругать и пожелать всего плохого за то, что он попытался протиснуться через людей, застрявших возле продовольственной лавки в плотной очереди. Из короткого разговора он понял, тут продавалось вкусное и дешёвое мясо, а другие лавки по сравнению с этой — дорогой хлам. Сокол, преодолев совсем короткое расстояние, успел морально вымотаться и устать. Солнце на рынке было не таким ярким и палящим — и всё благодаря растянутому по всему периметру навесу из плотной ткани, защищавшему покупателей и товар от дождя. Но он, к несчастью, не спасал от надоедливых горожан, не знающих простейших манер и позволяющих себе грубить остальным. Наёмник прошёл мимо ещё одной лавки, от которой несло чем-то мерзким. Он зажал нос, однако этот запах, игнорируя все препятствия, всё равно ощущался и вызывал рвотные позывы. Сокол торопливо, под чужие возгласы, пробежал целый длинный ряд. Ему было тошно смотреть на любые продукты, он рвался найти себе одежду и свалить отсюда далеко и надолго. Наёмник не представлял, как люди целыми днями кричали, торговали и выдерживали шквал негатива в свою сторону. Чтобы заниматься настолько сложным делом — надо обладать стальными нервами, чем Сокол не мог похвастаться. Когда ряды провианта остались позади, то наконец-то показался текстиль. Платки, головные уборы, платья, штаны — всё это терялось в ярких тканях, ужасавших Сокола. Наёмник предвзято обошёл несколько лавок. Каждый раз, замечая кофты с вышитыми цветами и прикидывая их на себе, он осознавал, что в такой одежде команда его засмеёт, и к нему подбиралось разочарование. Кроме того, Сокол ловил на себе немало любопытных взглядов, напрягающих его. Он был не в лучшем виде, тут не поспоришь, но зачем вести себя так бестактно и нагло рассматривать его спутавшиеся волосы, испачканное лицо и порванную куртку, словно он — какая-то экзотика? Это вопрос, на который Сокол навряд ли получит здравый ответ. В безрезультатных поисках наёмник добрёл до шатра, занимающего небольшую территорию. Он был красиво расписан золотистыми красками, от него исходил приятный травяной аромат, отличавшийся от всех противных запахов на рынке. Игравшая спокойная музыка также зазывала зайти внутрь, и противиться этому, тем более после утомительного приключения и пережитого стресса, совсем не хотелось. — Ух ты! — на выдохе сказал Сокол, внимательно изучая шатёр.Это место высасывает деньги из наивных глупцов.
— Пф, да уж прям! Откуда подобные выводы?Ха! Птенчик, ты меня недооцениваешь. Я пожил достаточно. Мир для меня — это зло, и потому я в курсе, что первое впечатление обманчиво.
Сокол не собирался слушать Ахерона, возомнившего себя всевидящим и всезнающим. Он вошёл внутрь, и в нос сразу ударил сладковатый запах духов. Везде горели расставленные свечи, из-за чего освещение по сравнению с уличным было значительно приглушено и добавляло некого интима. Повсюду стояли низенькие статуэтки, на импровизированном столе лежали замысловатые карты, а чуть сбоку находился шар, переливающийся сине-белыми всполохами. На подушках сидела молодая девушка в пёстрых одеяниях: чёрные волосы перевязаны узорчатой лентой, на руках висело немало браслетов. Она, оторвавшись от игры на флейте, с любопытством воззрилась на посетителя. — Здравствуй, путник. — Девушка улыбнулась, и Сокол почувствовал пробежавшую по спине дрожь.О нет, только не говори, что это…
— Я, э-эм… Я... — Садись. Сокол, растерявшись, встал как вкопанный. Эта девушка, кем бы она ни являлась, выглядела необычно. Её смуглая кожа, подкрашенные губы и подведённые сурьмой глаза, смотревшие пронзительно, нежная улыбка и лёгкий наклон головы — всё это вызвало в нём странный всплеск эмоций, который он не знал, как расценивать. Она ему… понравилась. Очень. — Как тебя зовут, путник? — Я… м-м… — Сокол прикусил губу и нервно хрустнул пальцами. — Сокол. — Сокол? Как интересно. — Её голос такой же мелодичный, как и игра на флейте. — Меня Тсе́ра. О Сущий, у неё даже имя красивое! Сокол хотел было похвалить Тсеру, но вместо этого неуверенно выдавил из себя что-то совершенно абсурдное: — Здесь довольно… здорово. Точнее… отличается всё. По сравнению… со всей этой... местностью. Он чуть не ударил себя за тупость. Впрочем, Тсера не осудила его, а тихо посмеялась, и Сокол отправился в полный нокаут. — Прошу тебя, садись. Тебе не стоит так переживать. Он, заворожённый, подчинился. Сокол аккуратно устроился на подушке и каким-то чудом поборол жуткую неловкость, превращавшую его в ненормального человека, не умеющего связывать слова в цельные предложения. — Я впервые вижу настолько привлекательное создание, — на удивление чётко проговорил наёмник и внутренне восторжествовал — всё оказалось не так плохо.Я не вынесу этого.
— Давай я тебе погадаю. — Она проигнорировала комплимент и протянула свои руки к нему. — Это совсем не больно. — А разве, — Сокол указал на карты, — они не нужны? — Я предпочитаю обходиться без них. Тут свои тонкости, о которых, возможно, — она подмигнула, — я расскажу позже. Тсера легонько обхватила его ладони, без неприязни или ненависти, и уголки её губ дружелюбно приподнялись, будто ей нравилась мужская израненная кожа, грубая от рукояти меча и кинжалов. У неё же она нежная, напоминала дорогую ткань или объятия самого близкого человека, чья теплота мягко окутывала, защищала от всех неприятелей. Сокол не заметил, как задержал от восхищения дыхание. — Почему ты тут? У тебя… столько возможностей. — Он с любопытством огляделся, изрядно расстроенный тем, что девушка обитала в таком скромном месте. — Ты достойна большего. — Сокол, пожалуйста, не отвлекайся. — Да, я… — Он остановился на её карих глазах, напомнивших ему Медею. — Почему? — Ты много думаешь. Вдохни и выдохни. Медленно. Сокол последовал совету Тсеры, и ему взаправду стало куда спокойнее. К тому же вся обстановка, невзирая на маленькие размеры, благоволила безмятежности, и Сокол находился в шаге от того, чтобы распластаться на полу шатра и заснуть под рассказы Тсеры, под её игру на флейте. — Закрой глаза. Сокол сделал и это. — Кто ты, Сокол? — она задала вопрос в лоб, не считая важным ходить вокруг да около. — Ты можешь рассказать мне всё что угодно.Не смей.
— Я… был наёмником, — пожевав внутреннюю сторону щеки, ответил спустя короткое время Сокол и тут же добавил: — Но я не убивал!Да чтоб тебя. Как я ненавижу, когда меня не слушают.
— Был? — Тсера искренне удивилась. — Кем ты являешься сейчас? — Никем, — без промедления произнёс наёмник, и в груди что-то неприятно кольнуло. — Я просто человек, который пытается помочь своим друзьям. Только порой мне кажется, что я создаю им ненужные проблемы.Тебе не кажется. Так и есть.
— Кто твои друзья? Они тебя обеспечивают? — Нет, вовсе… нет. Они хорошие. — От всплывших в сознании образов Медеи и Стриго Сокол невольно улыбнулся — он успел по ним соскучиться, пускай и расстался совсем недавно. — Они намного лучше, чем я. — Ты утаиваешь от меня какой-то секрет, — прошептала девушка, что вызвало новые мурашки, пробежавшие по телу Сокола.Она меня раздраж-жает. Уйдём отсюда!
— Да. Возможно, я расскажу о нём после, — специально повторил манеру Тсеры наёмник, гордо выпрямившись. Она усмехнулась и покрепче взяла его ладони, отчего тот невзначай напрягся. — Всё хорошо, милый путник, — тихо, доверительно сказала она, и он позволил себе расслабиться. — Я собираюсь избавить тебя от всех невзгод, чтобы затем определить твою судьбу. Внимательно слушай меня. На десять ты уснёшь. Сокол, сощурившись, не спорил — отсутствовало желание как-то перечить той, кто так проникновенно говорил. — Да... конечно… — Раз. Одна её рука любовно, по-новому, обхватила запястье Сокола, вызвав вдоль его позвоночника приятный импульс, дошедший до пальцев ног, подогнувшихся от удовольствия. — Два. Сокол шумно выдохнул, когда её ноготок осторожно погладил его побитые костяшки, и фантомная боль, иногда донимавшая по вечерам и утрам, заменилась негой, обволакивающей быстро стучащее сердце. — Три. Он мог поклясться, что услышал неторопливую мелодию, ласкающую слух и отправляющую в такое состояние, где царили лишь радость и восторг. Его тело задрожало. — Четыре. Сокол желал, чтобы этот голос, гипнотизирующий, дарящий безмятежность, ни на секунду не умолкал. Он хотел, чтобы ничего, кроме него, в его маленьком мире не существовало. — Пять. Сокол, зацикленный на Тсере, рисуя в воображении женский образ, представил, как зовёт её с собой, как они вместе наслаждаются жизнью. Он почему-то подумал о будущем, в котором не было духа и в котором она принимала его таким, какой он есть — слишком чувствительным раздолбаем, совершающим порой неправильные поступки. Откуда у него вообще эти дурацкие мысли? Тсера его околдовала? Какая глупость! — Шесть. Стресс исчез, будто его никогда и не существовало. Недовольства собой, самообвинения — это пропало, сделалось смехотворным, незначительным. Сокол впервые в жизни ощущал себя так спокойно, и он не понимал, почему эта девушка оказывала на него настолько сильное влияние. — Семь. Всё отошло на второй план, сузило Солфас до маленькой точки, до шатра. Жестокость, следующая за Соколом, неотделимая от человека из-за духа, рождённого в смерти, осталась далеко за границами умиротворения. Черноты, пороков, крови — всего этого нет, как и нет проблем. Всё действительно хорошо. — Восемь. Тсера дотронулась его щеки, и Сокол, нуждаясь в любой, даже в самой малейшей нежности, неосознанно, как потерянный щенок, придвинулся к ней. Она провела по спутавшимся вьющимся волосам и запустила в них тонкие пальцы. Сокол позволил и это, потому что, будучи в таком разморенном состоянии, наивно доверился. — Девять. Левая рука под управлением духа грубо вырвалась из цепкой хватки Тсеры и угодила прямо по лицу мальчика, бесшумно рыскавшего в карманах Сокола. Раздался хруст сломанного носа, и мелкий воришка во всё горло завыл.Десять!
— О Сущий! — вскричала девушка, испуганно вскочившая и обнявшая себя в защитном жесте. — Монстр! Сокол, очнувшись от наваждения, уставился сначала на мальчика, плачущего и размазывавшего кровь по коже, а потом удивлённо на Тсеру, выглядевшую теперь не так прекрасно и очаровательно, как когда она изображала идеальную собеседницу, искренне взволнованную чужими бедами. — Ч-что…Она пыталась тебя обокрасть, остолоп. Что и требовалось доказать.
— Прочь, прочь отсюда! — завопила Тсера, схватившая шар, почему-то больше не светившийся так, как в самом начале. — Иначе я… иначе я вызову стражу! Сокол протёр слипавшиеся глаза, его жутко клонило в сон от этого приторного запаха, вызывавшего в голове дурман. Он прижал пальцы к своей щеке, куда недавно прикасалась ладонь Тсеры, и почувствовал щемящую боль где-то внутри груди. Сокол ненавидел предательства. И презирал людей, даже малознакомых, пользующихся чьей-то слабостью. Это подло. Гадко. И очень удручает. — Ты воровка, — безэмоционально заключил Сокол, горько усмехнувшись.Вау, поразительные выводы. Я аплодирую твоей гениальности.
— Прочь! — навзрыд заорала девушка и истерично замахала предметом, потерявшим свою волшебную особенность. — Прочь! Прочь! — Почему? Почему ты так поступила? — не унимался Сокол, сделав один шаг к ней. — Я бы мог, мать твою, заплатить тебе! Неужели… — Стража! Стража! — В задницу тебя! Сокол выругался. Несколько раз для снятия напряжения — не помогло. Разозлённый, он, под плач мальчика, стонущего от боли, развернулся к девушке спиной и вышел из шатра, вокруг которого уже столпились любознательные зеваки. — Что случилось? — Она воровка! — умело играя роль пострадавшего, обескураженного преступлением, Сокол эмоционально указал назад. — Она хотела меня обокрасть! — Твою ж за ногу, я всегда это знал! — поделился один мужчина. — Мой дружбан к ней ходил и остался в итоге без кошелька! Она его соблазнила, а он, дурак последний, повёлся! — Надо стражу звать! — отреагировал старик, возможно, тоже когда-то пострадавший от Тсеры. — Нельзя больше это терпеть! — Да! — Точно! — поддержал мужчина, рассказавший про друга, и активно закивал головой. — Нужно прекратить беспредел! Пока люди решали, что они сотворят с Тсерой, Сокол резво ускользнул и направился дальше к текстильным лавкам. Ему было досадно на душе, невыносимо тяжко, но, по сути, он сам виноват. Поверить какому-то неизвестному человеку? Бред! И плевать, что она казалась… красивой, умной и понимающей. Это всё — умело созданный образ, ничего более. А Сокол — всего лишь один из тех, кто купился на этот сладкий обман. Как безмозглый придурок, жаждавший, чтобы его хоть однажды услышали. По-настоящему. Без притворства. Как жаль, что ничего не бывает просто. По щелчку пальцев. По одному маленькому желанию. Всегда есть какой-то подвох, который нужно вовремя углядеть. Он не сумел, зато Ахерон — отлично с этим справился. Неудивительно, учитывая его предвзятое отношение ко всем живым созданиям.Передряги — это твоя стихия. Если бы не я, то ты бы давно помер.
— Да, ты прав, — мигом откликнулся Сокол, пожав плечами — или скорее нервно дёрнув ими.Я поражён. Ты так быстро со мной согласился. Где твои пререкания, птенчик? Ну же, не расстраивай меня!
Действительно ли её звали Тсера или это тоже была деталь, относящаяся к её загадочному образу? Что побудило бедную девушку заниматься столь незаконной деятельностью? Стоило ли Соколу поднимать панику и так жестоко с ней обходиться? Он — не негодяй и не моральный урод. Сокол сделал то, что требовал от него закон — сообщил о воровстве. Но… что теперь с ней будет? Её прилюдно повесят?Птенчик, милый птенчик, я любезно напомню тебе: её не терзала совесть, когда она крала у тебя и у других. Выживает сильнейший. Научись выходить победителем.
— Я… я погубил её, — проигнорировав нравоучение Ахерона, с горечью признал Сокол.Рано или поздно её бы разоблачили другие. Считай, ты, как герой-недоучка, восстановил справедливость.
Люди приходят и уходят. Оставляют после себя осадок или, наоборот, приятное впечатление, которое затем бережно хранится в закромах памяти. Тсера его разочаровала, и вряд ли Сокол, при всём имеющемся желании, сможет так быстро её забыть. Однако он обязательно постарается. Ахерон говорил умные вещи: наёмник не виноват, что она попалась. Она выбрала свой путь, значит, надо уметь принимать последствия. Таков весь принцип жизни. Сокол, зарыв совесть куда подальше, сконцентрировался на более насущном — на поиске одежды, ради которой он сюда пришёл. Разумеется, найти что-то подходящее было сложно. За короткое время ассортимент лавок никак не поменялся, всё оставалось по-прежнему безвкусным и вычурным, неудобным в долгой дороге и просто непрактичным. Соколу пришлось сделать приличный круг, чтобы наконец-то наткнуться на что-то стоящее. Походная одежда являлась редкостью, что, по мнению Сокола, серьёзное упущение. Даже лавка, где он остановился, продавала товар, в основном предназначавшийся для города. Впрочем, эти одеяния, в отличие от других, были выполнены в более сдержанных тонах. Что ещё его порадовало — используемая ткань за счёт лёгкого материала пускай и ощущалась на коже, зато не сковывала движения. Короче, идеальный вариант. Сокол померил тёмные штаны. К сожалению, без карманов, как на его старых, но ему понравилось, как ненавязчиво они облегали ноги. Он сразу в них влюбился. Следующей в списке значилась верхняя одежда. Здесь изгаляться и выпендриваться наёмник не стал: нашёл обычную рубаху кремового цвета и шикарную, недлинную, всего лишь чуть выше бёдер, тёмно-коричневую куртку. Первый рукав, до локтя, опоясывали два тонких ремешка, на втором был только один, и Сокол решил его подвернуть, создав асимметрию. Для удобства он расстегнул две пуговицы на рубахе, которую перемотал на талии дополнительной грязно-светлой тканью, оставшейся со старого комплекта, надел кулон с расколотым черепом — подарок от Орла, покрутился вокруг зеркала и довольно кивнул. Щедро заплатив продавцу, за что, вероятно, его после прикончит Медея, Сокол навеселе взял курс на выход из рынка. По пути он надумал заглянуть в таверну — выпить для хорошего сна. Вариацию с утренним похмельем наёмник рассматривать отказался, потому как зарёкся не злоупотреблять. В любом случае ему необходимо в первую очередь убраться отсюда, а это представлялось не так просто. Ряды с воняющими продуктами Сокол помнил отлично. Как и агрессивных людей, которые, не дай Сущий, ещё и задавят ненароком. А Сокол, между прочим, стремился вернуться в гостиный дом живым и невредимым да похвастаться новинками перед спутниками и получить парочку комплиментов. Потому что его чувство стиля, как он считал, на порядок превосходило многих личностей в данном городе, и если это не оценят по достоинству, то он очень огорчится своей командой.***
Дверь за ним захлопнулась, когда на улице уже потемнело. Мало того, что Сокол убил приличное количество времени на рынок и поиск там хоть что-то адекватное, он потратил больше часа, чтобы сначала выйти из этого злачного места, а потом попасть в ближайшую таверну. Люди уже собирались в помещении, шумели, болтали ни о чём, выпивали и строили, если верить коротким отрывкам, грандиозные планы. Было душно, воняло дешёвым пивом, а тусклое освещение могло вызвать у особо чувствительных приступ паники. Как хорошо, что с психикой у Сокола всё в порядке. Ну, относительно. Только зайдя в здание, наёмник испытал дежавю. Разумеется, почти все заведения, работающие по ночам, продающие спиртное и впускающие самые разные слои населения, не отличались изысками и были практически одинаковы. Поэтому и эта таверна походила на ту, где он просидел год, пока уничтожал организм за тошнотворной бурдой, не приносящей ему никакого удовольствия. Теперь же наёмник ощущал неловкость от того, как бесцельно потратил тогда жизнь. Сокол сглотнул. Он, терзаемый противоречиями, оглянулся на дверь, но не отступил. Этот случай другой. Он намеревался расслабиться — вот и всё. Потом наёмник пойдёт спать, а на утро встретится с Медеей, Стриго и Делеаном, и вместе они отправятся в дальнейшее приключение. Всё будет хорошо, без всяких сомнений. Сокол, встрепенувшись, приблизился к стулу возле деревянной стойки, изучил сидевших рядом с ним людей и заказал себе такую же ядрёную смесь, что и они. За первой кружкой пошла вторая, за второй — третья, дальше четвёртая и так по возрастающей. Сокол, как правило, не пьянел быстро, однако конкретно в этот алкоголь, очевидно, что-то добавляли. Он был замешан с каким-то иным спиртным, может, с двумя, и подан под невинной оболочкой эксклюзива. Иначе объяснить лёгкость, появляющуюся чуть ли не с первого глотка, Сокол попросту не мог. Впрочем, он был не в состоянии вообще что-либо объяснять. Наёмник широко улыбался, водил пальцами по воздуху и изображал из себя художника, мыслящего глубоко и не как все. Он потрещал с кем-то за бытие, поспорил, выиграл и устал. Сокол лёг на стойку, покрутил уже пустой кружкой и решил, что ему срочно нужна добавка. — Ещё-ё-ё. Подошедшая хозяйка скептично его осмотрела, явно оценивая возможности человека перед собой. Её прогноз оказался неутешительным. Для Сокола, конечно. — Ты утром проснёшься с жуткой головной болью, — заметила она. Сокол прищурился. Зрение расплывалось, а женщина перед ним — двоилась, только эти иллюзии так поразили его! Возможно, она была старше лет на двадцать, но, Сущий, какая же она на фоне всех… волшебная! — Вам кто-нибудь, — он постарался принять наиболее кокетливую позу, — говорил, что ваш-ши родители искусные ювели-иры? Потому что такой драго-оценный алмаз — это р-редкость! — Конечно, малыш, но тебе лучше не пытаться так… заигрывать. Мне не нравятся маленькие мальчики, понимаешь? А ещё смазливые, с веснушками там, с серёжками, — скучающе перечислила она то, что видела на Соколе. — Ты, как бы это мягко сказать, слишком добренький для меня. Не серчай.Я устал наблюдать за твоим позором, и всё же признаюсь, я злорадствую, когда тебя отшивают.
— Зам-молчи-и, ду-у-ух! — наёмник отмахнулся от невидимого нечто. — Я общ-ща-аюс-сь с да-амой! Хозяйка, кивнув, догадалась, что с Сокола, ловящего приходы, точно хватит. Она переглянулась с другим посетителем, бывшим в относительной норме, и получила от него сочувственную улыбку. — Мадам! Я х-хочу… поделиться с вами... кое-чем... — Солнышко, тебе пора закругляться. — Женщина мягко улыбалась, хотя не испытывала удовольствия от общения с очередным бездарем, не следящим за своими похабными речами. — Н-нет… то есть… О-ой, как вы красивы…Ха-ха! Я даже не буду это прерывать.
— Я польщена твоим уникальным умением складывать слова в единое предложение, — сказала более твёрдым голосом хозяйка, — но давай-ка прекращать. У тебя вот уже, кажется, сурьма потекла… Ты что, действительно красишь глазки? Как мило. — Мы уже пер-решли на «ты»? — пьяно удивился Сокол. — Ох-х… я даже… ух-х. — И на «ты», и на «вы», и на «деткам пора спать» тоже. Сокол, летая в воображаемом мире, мечтательно подпёр щёку рукой. Он блаженно глядел на женщину и придумывал в голове, отказывающейся соображать, новый остроумный комплимент, как ощутил на своём плече тяжесть. Развернувшись, Сокол лицезрел перед собой крупного лысого мужчину, опасно возвышающегося над ним. — Ва-а-ау! Какой вы, м-м-м, огромный. — Дорогой, хвала Сущему. — Хозяйка игриво отправила мужу воздушный поцелуй. — Я думаю, с него хватит. — Он лез к тебе? — пробасил верзила. — Ты же знаешь, что я бы не позволила. К тому же он не в моём вкусе. — Слуш-шайте, — Сокол изучающе опустил взгляд ниже, на облегающие, на размера два, не меньше, штаны мужчины, подчёркивающие, — если бы что-то, конечно, выделялось, — паховую область, и его бровь неожиданно поползла вверх. — А там ты... в-вы, кажись, маловаты будете. Бедняж-жка-а. С-сочувствую… Мужчина тупо уставился на Сокола, в открытую пялившегося. Хозяйка, мысленно соглашаясь с утверждением наёмника, тактично кашлянула в кулак. — На са-амо-ом де-еле, это нор-рмально! Ну… нормально-о, что ты такой бугай, ур-р. — Сокол похлопал мужчину по его мышцам и икнул. — А там природа тебя, э-э, обделила. Прикинь, это р-распр… стр-р… частый, во! Частый случай. — Чё ты ляпнул?! Я те сейчас зубы выбью, кастрат сраный! — Милый, — ласково позвала мужа хозяйка. — Это в стельку пьяный дебил. Выгони его, пока он не устроил драку. — Меж-жду пр-рочим, — с глупым видом Сокол поднял указательный палец, — надо уметь пр-ризнавать недостатки. Я в-вот тоже их имею. Н-не таки-ие, разумеется, ха-ха… другие.Ой, да уж прям.
Мужчина беспардонно схватил Сокола за ворот и грубо поставил на ноги. — Эй, э-эй! — Наёмник успел схватить кружку, но та оказалась пустой, и он без жалости швырнул её в человека. — Силой проблемы не ре-ешить, буга-ай! Тем бо-олее такого х-характера, ха-ха! — Я советую тебе заткнуться. — Да как ж я это, заткнусь-то? — Сокол сжал зубы. — Вфот так, а? Муж хозяйки раздражённо закатил глаза и потащил кривляющегося наёмника на улицу, чтобы легко, будто Сокол ничего не весил, вышвырнуть его из таверны. Тот больно плюхнулся на задницу, только это не помешало ему прокричать: — Напиши мне, м-мы… э-э… реши-им, — он подавился и рассмеялся, — тво-ой недуг! Как-нибудь! Мизи-инцем твоей матушки клянусь! Ха-ха! Мужчина взревел и зло закрыл дверь. Сокол, лишившись публики и утихомирившись, лёг на землю и принялся изучать мрачное небо, находить какие-то образы и при помощи фантазии создавать созвездия. Видимо, он и правда сильно перебрал.Ты не там разлёгся, птенчик.
— О-о-о… — Сокол промычал что-то невнятное, однако это определённо было связано с радостью, вызванной появлением духа. — Ахер-ро-он… Ахеро-ончи-ик…Какая отвратительная интонация! Прекрати.
— Я та-ак соску-учился. Хочу-у сказа-ать тебе… — Он застрял взглядом на невидимой точке на небе, отключился на пару секунд, встрепенулся и бодро продолжил: — Э-э… ты… ты-ы… тво-я… ох-х… твой г-голос в моей голове-е та-а-ак заводит меня.Ужас.
Сокол перевернулся на грудь и встал, чуть не свалившись. Его шатало, но он целенаправленно куда-то шёл и распевал придуманные на ходу песни без рифмы и смысла. — И во-от, мо-ой бе-едный, бедны-ый Ахеро-он, позна-ал все жизненные невзгоды…Заткнись, Сокол. Прошу, заткнись! Ты не умеешь петь.
— Рыда-ал он, маленький слизня-як, навзрыд. Та-ак долго и протя-яжно. Ах!Меня нет.
Последующие строчки остались без должного внимания, и Сокол замолчал. Он добрался до длинного дома, не сумев в ночи его как следует рассмотреть, открыл калитку, прошёл внутрь и упал на что-то мягкое и тёплое. Нечто легло рядом с ним, и он благополучно отрубился.***
— Делеан! Наступило утро. Медея без стука вломилась в комнату нивра, где также оставили Стриго в целях контроля его состояния. И оуви, и Делеан одновременно перевели внимание на источник шума, и если первый испугался, то второй сохранил совершенное хладнокровие. — Вы не встречали Сокола? — невинно полюбопытствовала Медея. — Я расспросила владельца, и он заявил, что никто не заходил. Делеан, ожидавший подобного исхода, закатил глаза и промычал что-то нечленораздельное, а Стриго чуть приподнялся в кровати и с мольбой обратился к Лиднер: — М-мой спаситель… его… н-надо найти! — Разве в этом есть смысл? — без интереса уточнил нивр. — Он приносит неприятности. — Просто… — Медея, упустив из виду колкость Делеана, нервно топала ногой. — Сущий, как можно во что-то вляпаться в городе? Я же отправила его на рынок! — Тем, кому не благоволит удача, не надо даже пытаться искать проблемы. Те сами их находят, — глубокомысленно изрёк нивр. — Делеан, я ценю твою поддержку, но она не помогает! — Это не поддержка. — Тем более! — Медея плюхнулась на стул и судорожно потёрла виски, разболевшиеся от нервов. — Необходимо его отыскать. В срочном порядке. — Советую про него забыть, — не сдавался Делеан, поставивший чёткую цель избавиться от общества Сокола, бесившего одним своим присутствием. — Тогда наш путь будет коротким и безмятежным. — Мы так не поступаем, — упрекнула Лиднер. — Он наш друг. А друзей не бросают. Особенно если те попали в беду. — Д-да! — вдохновлённо согласился Стриго. — М-мой спаситель бы нас не ос-ставил! — Стриго, — Медея с искренним волнением окинула его взором, — ты как? — Я давал ему настойку, — взял слово Делеан. — Состояние не ухудшилось. — Д-да! — весело подтвердил оуви. — Я готов от-тправиться на поиски! — Ладно. Хорошо. — Медея хрустнула пальцами, сделала вдох и медленный выдох, собираясь с мыслями, напоминавшими рой беспокойных насекомых. — Нам нужен план. Какой-то. Иначе, клянусь, я свихнусь. — Как много звуков… — раздражённо прошептал Делеан. — Если он был на рынке, значит, он по-прежнему может там торчать, верно? — задала риторический вопрос Медея. — А вдруг он вздумал, не знаю, кого-то обокрасть? Тогда он может быть и в тюрьме. Твою ж… — Ты — на рынок, а я пройдусь по северной стороне города… — скучающе предложил Делеан. — А я п-по южной! — вызвался Стриго. — Замечательно! — энергично кивнула Медея. — Улица — тоже важна. Он способен затеряться где угодно! Это же Сокол, чтоб его... Ему постоянно неймётся. Дурак! Полоумный кретин! — Настоятельно советую прекратить. Лиднер вопросительно обернулась к нивру, невозмутимо рассматривающему свои длинные ногти. — Паниковать, — пояснил он, не удостоив недоумевающую Медею взглядом. — Это делает тебя глупой. Она, стиснув зубы, стоически проглотила возмущение, пускай побороть эмоции, рвущиеся наружу в виде ответного оскорбления, оказалось делом сложным. И всё же рациональная часть Медеи не хотела ругаться с напыщенным нивром, тем более когда Сокол не пойми где. Ей требовалась любая помощь, дабы спасительная операция увенчалась успехом. И она была готова пойти на риски, даже если это означало вести себя дружелюбно с тем, кто того не заслуживал. — Отправляемся сейчас, — скомандовала Медея. — Стриго, пожалуйста, не напрягайся сильно. Будь осторожен, договорились? Ты всё ещё слаб. — К-конечно! Лиднер ласково потрепала его по макушке. На душе — полноценный ураган, она нервничала и вместе с тем осознавала, что ей не следовало поддаваться негативным чувствам, чтобы не уподобиться Соколу. Медея взяла себя в руки, спустилась на первый этаж и дождалась, пока все соберутся. Она понятия не имела, где Сокол и реально ли за день обыскать каждый уголок Гиндро, однако она точно знала, что ударит его, стоит ему только появиться в её поле зрения.***
Голова ожидаемо болела, во рту всё пересохло, а ориентироваться в пространстве было сложнее, чем летать. Сокол открыл глаза и первым, что увидел — это пугающе близко морду свиньи. Он громко вскрикнул, вскочил, его качнуло вбок, и он столкнулся со стеной, не вписался в поворот и повалился обратно в грязь. Свиньи, забегав и завизжав, создали оглушающий, тем более после похмелья, шум и гам. Сокол закрыл уши, однако этот гул не прекращался ни на секунду и вызывал неконтролируемый гнев. В мозг лезли навязчивые мысли, как он разбирается с этими несносными животными, как заставляет их истекать кровью и как… Сокола тряхнуло. Наёмник снова оказался на ногах, только в этот раз он был собранным и сконцентрированным. Насколько, конечно, это возможно в его случае. Не наступая на грязь, подальше от свиней, Сокол, забыв про калитку, неуклюже перебрался через забор и вышел на улицу. Солнце не выглядывало, серые облака окутали всё небо. Кожу холодил знойный ветерок, помогавший более-менее прийти в себя. Эпизоды в таверне Сокол не помнил, и всё же ему стало не по себе от того, что он вообще туда попал. Мысль, что наёмник не ночевал в гостином доме и даже не предупредил спутников о визите в сомнительное заведение, задела его. Сокол, потерев переносицу, представил, как Медея выскажет ему всё, о чём думала, как Стриго, наверное, заплачет, и как Делеан грубо пошутит. Пожалуй, конец света ему только предстояло пережить. Какая радость. Не теряя времени, он, как человек, заставший всевозможные катастрофы мира, наобум поплёлся в центр города, чтобы уже оттуда как-нибудь сориентироваться. На словах — легко, а на деле — трудно. Соколу приходилось откровенно плохо в физическом плане: тошнота донимала его, как и слабость во всём теле, отчего подгибались ноги, а руки совершенно не подчинялись воле хозяина. Наёмник тысячу раз проклял себя за проявленную тупость, приведшую его в итоге к чумазым свиньям, беспардонно задевших чувство собственного достоинства. Право слово, почему он не отговорил себя? Зачем злоупотребил алкоголем? Теперь Сокол, скитаясь подобно попрошайке, пожинал свои плоды, а лучше бы лежал в мягкой кровати и мирно спал до обеда. Наёмник, периодически зевая, героически не сдаваясь, пускай желание бросить всё мастерски склоняло его лечь на дорогу, вышел на главную улицу и сразу же словил парочку пытливых взглядов. Н-да уж, новая одежда, купленная с таким трудом, в мгновение ока стала грязнее, чем старая. Прогресс, ничего не сказать. Отряхнув штаны и рукава, Сокол пригладил волосы, — их ожидала безрадостная участь быть неопрятными и слипшимися, — и гордо потопал дальше. Он чувствовал себя грязным, а ещё почему-то всесильным, вдохновлённым на новые свершения и подвиги, хотя после свинарника его настрой должен был слегка... испортиться. Та бурда, кажется, не отпускала ни на минуту. — Сокол! Он, подавившись от неожиданного женского голоса, позвавшего его, закашлялся и увидел бегущего к нему через толпу Стриго, искренне радостного и довольного, что нашёл человека, до недавнего времени пропавшего без вести. Оуви накинулся на Сокола, и тот, подняв его, покрутил вокруг себя. — Мой с-спаситель! — захохотал Стриго, пока в больших янтарных глазах скапливались слёзы. — Приве-ет, малыш! Сокол, не способный больше как-то иначе выразить счастье от встречи, опустил оуви. Стриго вновь полез обниматься, но принюхался и резко передумал. Он скривился, закрыл ладошкой лицо и виновато зажмурился. — Мой с-спаситель… в-вы… где вы п-пропадали? За Стриго показались Медея и Делеан, и если по виду второго эмоции оставались загадкой века, то первая не только тревожилась, но и злилась. Значит, Сокола ожидала гневная тирада. — Привет? — пискляво поприветствовал их наёмник, неуверенно улыбнувшись дрогнувшими кончиками губ. — Сокол, — произнесла Медея, угрожающе чётко выговаривая каждую букву. — Куда ты, придурок, убежал? Что с тобой?! Я отправила тебя на рынок! Неужели так сложно было вернуться назад?! Мы уже решили переворошить весь город, чтобы тебя, идиота последнего, отыскать! Она, грозно дыша, подошла, планируя его ударить, и, как Стриго, отстранилась, так и не проучив наёмника. — Сущий, Сокол! — Я купил новую одежду. — Сокол, прочистив горло, почесал затылок, щеку, лоб, нос, а затем макушку. — А потом я посетил таверну, чтобы… э-э… расслабиться, и вот теперь я тут после того, как поспал в свинарнике... Не очень там удобно, если честно. Не советую. Медея, изменившись в лице, стараясь успокоиться и не ляпнуть ничего лишнего, внезапно развернулась и прижала ко лбу ладонь. Соколу, пристально следившему за ней, подобная странная реакция не понравилась. — Браво. — Делеан саркастически похлопал в ладоши. — Иди в баню, Сокол, — выдавила сквозь стиснутые зубы Лиднер такой пугающей интонацией, что у наёмника задрожали коленки. — Живо. И только посмей потом опять пропасть! Я тебя живьём закопаю! — А что делать… — попытался полюбопытствовать Сокол, до конца не понимая, как поступить с одеждой и со зловонной грязью. — Промой водой! — Но я буду ходить мокрым… — возразил Сокол и разом погрустнел — влажность ни у кого не вызывала восторга. — До какая разница! — Не провоцируй судьбу, — усмехнулся Делеан, наблюдая за диалогом Медеи, державшейся из последних сил, и наёмником, то ли притворявшимся неразумным, то ли действительно являясь таким недалёким человеком. — Тебя ещё тут, гения, не хватало! — огрызнулся Сокол, не переваривая, когда кто-то указывал ему, что делать, особенно когда этот «кто-то» — напыщенный нивр. — Замолчи, Сокол. — Медея кончиком пальца ткнула в наёмника. — Ты накосячил. Признай, смирись и исправляй проблемы, которые сам же создал. — Ладно, — он безропотно поднял руки. — А куда мне хоть идти? Медея, во избежание долгих дум Сокола, вышла вперёд. За ней последовал Делеан, а Стриго держался рядом с наёмником. Он почти замыкал эту вереницу, и при иных обстоятельствах можно было подумать, что он следил, чтобы его спаситель не исчез. Баню они нашли не сразу, пришлось у проходящей мимо девушки уточнить направление. Зато когда они оказались прямо перед ней, Медея смело подтолкнула Сокола и посоветовала не вляпаться в новые приключения, иначе, дословно: «Я лично выкопаю тебе могилу». Запомнив предупреждение, Сокол с досадой поплёлся внутрь, а Стриго, Медея и Делеан, не имевший иного выбора, заняли скамейку неподалёку от бани. И они, под руководством Лиднер, начали долго и упорно ждать наёмника, мало отличавшегося от несмышлёного дитя, не умеющего принимать взвешенные и, самое главное, безболезненные для окружения решения.***
Прошёл уже час с момента, как Сокол пропал из виду. Медея наворачивала круги, периодически массировала виски и пыталась сохранять хоть что-то отдалённо похожее на самообладание — выходило из ряда вон плохо. Стриго, не доставая до земли, сидел и махал ногами, тревожно бдил за Лиднер и терпел. Он не знал, почему Медея так нервничала, но он скромно, чтобы никого не бесить, представлял, как расскажет Соколу о своём самочувствии и безграничном счастье от присутствия наёмника в его жизни. Делеан, укутанный в плащ, медитировал. Медея тоже была не прочь этим заняться для расслабления, однако любая релаксация — дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Нужна концентрация, подготовка. Если Лиднер начнёт в таком взбалмошном состоянии познавать тело и дух, то она, без сомнений, ещё больше раздражится и тогда уж точно задушит бедного Сокола, неудачно попавшего под руку. — Он так долго там… — поделилась Медея, совершая очередной круг. — Наседка. — Что? — уточнила Лиднер, обратив всё внимание на нивра, сидевшего на скамейке с идеально ровной спиной. — Ты как наседка. — Что за бред? Я просто волнуюсь, — объяснила она, хотя подумала, что все эти подробности без надобности Делеану. — Тебе хочется лишний раз вытаскивать его задницу из неприятностей? Делеан, закинув ногу на ногу и сцепив пальцы обеих рук на колене, издал смешок. — Я уже говорил. Нет необходимости. — Эт-то не очень… п-правильно, — пискнул Стриго, поджав ушки. — С-создания, которые н-нам д-дороги, мы х-хотим защ-щищать. Даже если с-сами… не м-можем. — Нелепо. — Нивр небрежно махнул рукой, не воспринимая всерьёз оуви. — Конечно, тот, кому наплевать на всех, не будет этим заниматься, — язвительно заметила Медея. — Только и сам он долго не живёт. — Опыт показывает обратное, — сказал нивр, внимательно глядя на девушку. — Доверие приводит к саморазрушению. — А твоя стража? — Это их обязанность. — Если бы ты им не доверял, — напирала Лиднер, желавшая доказать свою правоту, — то ты бы не подпускал их к себе. Не позволял бы им защищать себя. — Нет. Это нелогично. — Поясни. — Ты подпускаешь. Но ничем не жертвуешь ради них. — Делеан наклонил голову набок. — Это обычное взаимовыгодное сотрудничество. Много существ — реальнее шанс выжить. Очевидные факты. — Ты спас Стриго, Делеан, — выкинула последний аргумент Медея, начинавшая разочаровываться в нивре. — Да, — безучастно пожал плечами нивр. — Оуви тушка для отвлечения внимания. Минус он — минус шансы. Неужели ты не догадывалась? У всего есть смысл. Уж ты-то должна понимать истину. Стриго, навострив ушки, вопросительно глянул на Медею, пребывавшую в ошарашенном состоянии, и тоже невзначай удивился. Лиднер же, на короткую секунду скривившись, показав осуждение, поспешно вернула прежнее нейтральное выражение лица, боясь разозлить Делеана, которого не могла видеть. — Как ты... можешь быть таким равнодушным? — беспомощно спросила она. — Ты задала мне вопрос. А я не лгал. Этот ужасный ответ портил всё впечатление от его поступка. Медея не рассчитывала на какое-то чудо, пусть она и надеялась, что Делеан помогал Стриго хотя бы по доброте душевной, а не из корыстных целей. А теперь выяснилось, всё было спланировано наперёд. Здорово. Великолепно! И без того взвинченная Медея раздосадовалась ещё сильнее. Она больше не могла воспринимать нивра как члена команды и общаться с ним. Она не желала слышать его хладнокровный голос без намёка на сострадание. На человечность. Хоть на что-то! Всё это так отвратно. Ужасно. Лиднер прежде никогда не пересекалась с представителями ниврийского народа, но если они все такие — мерзкие создания, думающие только о себе, то тогда они даже хуже людей. К несчастью, в одно мгновение стало до жути тяжко на душе — ещё отвратительнее, чем до общения с нивром. Медея отсчитывала секунды, превращавшиеся в минуты и тянущиеся бесконечно долго, и мечтала провалиться под землю. Делеан, невзирая на провинность, отрицаемую им, стоически молчал. Стриго — тоже. Со стороны казалось, будто они враги, собравшиеся на импровизированном поле боя и замыслившие погубить друг друга тишиной. Вроде бы смешно, а на деле — грустно до слёз. Медея глубоко вздохнула. И выдохнула. Воздух был лёгким, чистым — таким, каким обычно бывал после дождя. Лиднер любила мёрзлую погоду, обожала стоять под каплями и ощущать, как они стекают по лицу, как холодят кожу. Ей нравилось бегать по лужам, но она ненавидела простывать и пить противные травяные отвары, которыми поила её мать или сестра. Она скучала по их легендам, сказкам, тосковала по отцу. По человеку, не сошедшему с ума и не державшему еë при себе, как какую-то зверушку. Медея хотела вернуть прежнюю жизнь, детские года — время без печалей. Почему сейчас всё шло наперекосяк? Она где-то провинилась? Ошиблась? Медея была не хуже остальных. Она заслуживала счастья и того, чтобы с ней, как раньше, жила сестра, заботящаяся, подобно матери, о её благополучии. — Ребя-ят! Медея, отогнав возникшие мысли, встрепенулась. Выскочивший Сокол, с мокрой головой и улыбкой до ушей, нарушил гнетущее молчание. С его появлением вся атмосфера вновь пришла в норму, пропала неловкость. По крайней мере, по мнению Медеи, задышавшей без прежнего дискомфорта. Позади него, более сдержанно, шёл мужчина, одетый в нелепый балахон до самых пят. Его заросшее лицо и полная запущенность во всём внешнем виде изрядно настораживали. — Это Дéрти! — Кто? — учтиво уточнила Медея. — Я познакомился с ним в бане! И он лекарь. Он бы мог, — Сокол бросил высокомерный взгляд на Делеана, — профессионально осмотреть Стриго. — М-мой спаситель? — Именно он! — Сокол, считая себя самым главным молодцом, принял героическую позу. — Дерти уже в курсе всех событий, мы с ним шустро поладили. Крутой мужик. — Сокол, на минуточку. Наёмник, кивнув подозрительно спокойному Дерти, приблизился к напряжённой, если судить по позе, Медее. Она выждала некоторую паузу и выпалила: — Это какой-то нищий попрошайка. — Вовсе нет. — Ты видел его? — поинтересовалась Лиднер, порядком уставшая от эмоциональной нагрузки за весь день. — Как… как вообще можно иначе подумать? — Я разочарован, что ты зациклена на оболочке, — недовольно цокнул языком Сокол, принявший деловитый вид. — Он очень эрудированный. И он разбирается в медицине. — А потом он вытрясет с нас кучу денег и оставит ни с чем. — Медея. Расслабься. — Сокол положил на её плечо ладонь. — Он не такой. — Ага, не такой. Сокол, открой глаза! — Прошу прощения. Вмешиваться в диалог — подло, — Дерти встал неподалёку от Сокола и Лиднер и низко поклонился. — Подло. Недостойно. Я понимаю. Но заблуждение — высший грех. Всякая броская одежда уничтожает меня. Так удобнее. Широко открытые глаза Медеи с потрохами выдавали её недоумение от манеры речи незнакомца. Она бессмысленно пялилась на этого мужчину и сдерживала подбирающийся к горлу нервный смех. Пожалуй, на сегодня хватит приключений. — Я нуждаюсь в исправлении ситуации. Следуйте за мной. Не бойтесь. Осмотр вашего спутника — моя главная задача, — поведал Дерти. — Но гости — не менее важны. Я покормлю. И вы будете счастливы. Сокол легонько ударил Медею локтем и прошептал: — Халявная еда! Соглашайся! — Почему мы должны идти? — Делеан, уставившись из-под капюшона на незнакомца, скрестил руки на груди. — Я вас не знаю. Вы не внушаете мне доверия. — Ваш страх — закономерное явление. Да. Я понимаю. И всё же вы — странники. Вы должны быть в дороге. А также вы обязаны отдыхать. Впереди у вас долгий путь. — Я не испытываю страха. Уж точно не перед вами. — Не будь придурком. — Сокол хлопнул возмутившегося Делеана по спине. — Быстро сходим в гости и уйдём. Я ручаюсь. К тому же надо Стриго проверить. Всё складывается как нельзя кстати. Дерти — отличный человек. Зуб даю. Мы с ним на такие темы говорили — закачаешься. — Именно это меня и волнует, — процедил нивр. — Ты ненадёжен. Медея не разделяла восторга Сокола, но была не против позлить Делеана, успевшего надоесть предвзятостью и особенно скотским отношением к команде, когда-то спасшей его. Чтобы это провернуть, надлежало всего лишь согласиться с наëмником, взбудораженным встречей с Дерти. — Сокол, — она тяжело вздохнула, — прав. Лекарь сможет дать настойки, которых у нас с собой нет. — У нас есть всё необходимое, — возразил Делеан, явно потерявший веру в её здравость. — Нет, — сердито отозвалась Медея. — Стриго, ты согласен сходить к Дерти? — Ес-сли мой с-спаситель не п-против… — Что ж, трое против одного, — заключила подавленная и уязвлённая Медея, предполагая, как Делеан сейчас её ненавидел. — Ха! — Сокол выстрелил в нивра, наверняка стиснувшего зубы и проклинавшего людей, из воображаемого лука. — Дерти, погнали! Тот скромно улыбнулся и снова, как прилежный слуга, уважающий господ, поклонился. Медея взяла Стриго за руку, Сокол без умолку болтал с Дерти и вёл в основном какой-то монолог, а нивр, обозлённый на всех, плëлся в конце. Лиднер, несмотря на испытываемую вину, в глубине души злорадствовала над Делеаном. С еë точки зрения, это представлялось вполне оправданным, что к нему не прислушивались, а его способности недооценивали. Медея затаила обиду на нивра, и она намеревалась Делеану как-нибудь подгадить, чтобы тот уяснил простейший урок: надо доверять тем, с кем идёшь. Её поведение, без сомнений, было гнусным, но Медея ничего не могла с собой поделать. Её утешала мысль, что Сокол, узнай обо всём, обязательно бы поддержал её. Ему очень не нравился Делеан. Дерти, петляя, привёл их почти на самый край города в неприметный домик. Он находился в бедном районе, славящемся грязью, жуткими запахами пота и протухшего мяса, а также исхудавшими, костлявыми людьми, падающими прямо средь белого дня. Медее пришлось закрыть нос рукой, дабы хоть как-то притупить тошнотворный смрад. В доме Дерти же оказалось довольно… уютно. Здесь не воняло, в воздухе витал приятный травяной шлейф, перемешанный с чем-то сладковатым. Всё было уставлено различными статуэтками, висели даже картины, написанные в весьма специфической манере, а на полу лежал ковёр — большая редкость для бедного района. Он пригласил их на кухоньку — маленькую, но комфортную. Усадил, как настоящий хозяин, и опять поклонился. — Сначала путники почивают, — изрёк мужчина в лохмотьях. — Потом — ранения. Прочие дела умеют ждать. Дерти шустро и при этом крайне изящно, будто занимался этим всю жизнь, разлил в четыре миски остывший суп и поставил их перед своими гостями. Он сел напротив, выпрямил спину и прилежно положил руки на колени. — Вы — превыше всего, — кивнул мужчина. — А ты разве не будешь? — невнятно спросил Сокол, вовсю уже хлебавший чудо кулинарии. Дерти вежливо улыбнулся. — Гости важнее. Медея с подозрением принюхалась к жидкости. Это — совершенно обычный суп, приготовленный из имеющихся скудных продуктов: не слишком мерзкий, но и не шикарный. Терпимый. Желудок издал чересчур громкое урчание, и она, осмелев, немного подчерпнула ложкой еду, поданную столь щедро, и медленно поднесла ко рту. Было вполне вкусно. И даже не возникло ощущения, что пища испорчена или, не дай Сущий, отправлена. Удивительно. — Получается, вы — лекарь? Дерти повернулся к Медее, неожиданно увлёкшейся его родом деятельности. — Моё призвание. — И вы в курсе, что у нас ранен оуви? — она, осведомлённая, как другие относились к птицеподобному народу, задала крайне провокационный вопрос. — Вы за него возьмётесь? Мужчина не отреагировал. Он смотрел не моргая на Лиднер и ничего не говорил, что выглядело откровенно пугающе. Медея, поелозив, помешав ложкой жидкость с плавающими в ней кусочками овощей, переспросила ещё раз. — Ущемление одних другими — ужасно, — подал голос Дерти, улыбаясь как прежде — спокойно, дружелюбно. — Осуждаю. Никто не заслуживает того, чтобы быть невылеченным. — Он имеет в виду, что Стриго такой же, как все, — заключил с умным выражением Сокол и махнул ложкой на оуви, который, вопреки своим принципам приступать к трапезе после удовлетворённого пищей спасителя, тоже медленно поедал порцию. — Поэтому ему без разницы, кому помогать. — Вы лечите и здешних людей? — уточнила ради приличия Медея, не принимая факт, что есть такие добрые люди. — Да. — Часто обращаются? — Да. — И они… удовлетворены? — Лиднер предприняла последнюю попытку разговорить мужчину. — Да. — Ага… Медея, прекрасно поняв, что полного и подробного ответа не добьётся, отстранённо хмыкнула. Сокол рядом с ней, громко чавкая, почти выпил весь суп. Делеан же, относящийся к Дерти скептично, как к отбросу, способному в любой момент навредить, похлёбку отодвинул, как и деревянную кружку с водой, похожей на лужу грязи. — Дерти, а как ты относишься к ниврам? — Сокол, пойдя по стопам Медеи, тоже не унимался, хотя он не отставал от мужчины и в бане, когда впервые пересёкся с ним. — Живые создания. Все равны. Все ходят под одним Создателем. Нельзя пренебрегать. Плохо. Сокол подмигнул Делеану, закатившему в ответ глаза. У нивра не получалось — да и он не хотел — как-то адекватно реагировать на подобное утверждение, сказанное странным человеком. Оно могло быть как намеренным отвлечением внимания, так и бредом сумасшедшего, помешанного на своих безумных идеях. К тому все люди — всегда и везде — представляли опасность как для самих себя, так и для других, и Делеан, немало повидавший их за короткое время, убедился в данной истине неоднократно. Его Королева, презиравшая чужой народ, всё же делала это не без причины. — Ты… гениален, — хихикнул Сокол будто пьяный и, заваливаясь, подпёр подбородок ладонью. — Спасибо. Мужчина, опять не моргая длительное время, скромно кивнул. — Оставайся всегда таким… чудесным! — добавил наёмник, резко возжелавший в первую очередь бессмысленно о чём-то болтать, нахваливать каждого встречного, а затем, когда туман в голове стал невыносим, завалиться спать. — И лучшим... таким как... птички на веточках. Они ещё так поют мило... О-о, кужары очень... ну... да... Сокол, широко зевнув, хрипло рассмеялся. Медея, размешивая суп, вдруг заметила, что всё начало как-то подозрительно сливаться и плыть. Она подняла ложку с капавшей непривычно цветной жидкостью и вытерла слезящиеся глаза. Всегда ли так было? У неё галлюцинации? Лиднер, не в силах думать, тронула Сокола, но тот уже почему-то валялся лицом в глубокой посуде и издавал характерный храп. Послышался звук падающего стула. Медея кое-как разглядела Делеана, вскочившего на ноги, и Дерти, кинувшего в него тарелку, чьё содержимое испачкало плащ. Нивр, толком не опомнившись, молниеносно ринулся на мужчину, и тот, ловко успев перехватить его, подтолкнул к стене, из-за чего Делеан сильно приложился затылком. Капюшон спал, и теперь все видели его серебристые чешуйки. Дерти, не удивившись нивру в собственном доме, быстро подошёл к нему, пока тот ещё оправлялся после серьёзного удара. И хоть Делеан наобум брыкался и не сдавался, старался даже вытащить меч, мужчина зарядил ему в пах, оттолкнул и снова жёстко впечатал в деревянную поверхность. Потом, когда задетая по случайности картина отлетела на пол, он грубо прижал к себе ослабленного Делеана, схватил за шею и принялся душить, пока противник не перестал полностью двигаться. Лиднер встала, и её лёгкое тело казалось чужим. Она села обратно на стул, нащупала Стриго, сложившегося в три погибели — и тоже без сознания. Дерти больше не улыбался. Он страшно скалился и напоминал плотоядного монстра, собирающегося насытиться мясом пойманной жертвы. Медея открыла рот, и вместо крика вырвалось жалкое шипение. Вся еë энергия испарилась, и отныне наступила лишь вселенская усталость, тянущая куда-то в пустоту. — Вопли — это страх. — Дерти откинул от себя Делеана, повалившегося трупом на пол. — Страха тут нет. Это судьба. Вы — избранные. Медея опëрлась руками о стол. Она опрокинула миску, суп полился во все стороны, а сама она, превозмогая истому, попыталась рассмотреть идущего к ней Дерти. — Судьбу надо принимать. Она — смысл всего. Все мы равны. — Я-я убью… т-тебя! — Все мы когда-нибудь умрём. Ты — дитя. И ты должна смириться. Последнее, что запомнила Медея перед тем, как провалиться в небытие, это руки мужчины, гладившие её по рыжим волосам.