Сокол. Чернеющие тучи

Можно было подумать, что этот человек сходил с ума. Он нервно петлял по кругу, шептал себе что-то под нос, теребил и несколько раз бросал маску, из-за чего на ней появились трещины, а затем как ни в чём не бывало поднимал её и оттряхивал от несуществующей пыли. Перо нифина, от которого буквально зависела его жизнь, было по-прежнему не у него. Оно вообще, откровенно говоря, находилось неизвестно где. Лидер пожалел миллион раз, что был так занят, что не расставил приоритеты правильно и не разобрался с преградой, не подпускавшей его к храму слишком близко. Но как решить эту серьёзную задачу, если вся проблема была в магии, которой они владели, и, чтобы от неё избавиться, нужно было как минимум убить себя, а как максимум — найти людей без сил? Однако в Циннии любой, даже самый убогий послушник, имел магическую частицу, подаренную Древом, поэтому единственное, что оставалось Лидеру, это нанять обычных наёмников, которые, по идее, должны были быть профессионалами в своём деле. Но он не знал, что нечто, державшее его на расстоянии, — было сильным противником, тем более для простых людей. Этот дух, помещённый в ниврийский храм, запертый, без сомнений, в каком-нибудь ниврийском артефакте, — агонизировал от ежесекундного давления на свою душу. Удивительно, что, вырвавшись на свободу, он не погубил от переполнявшей его ненависти весь мир. Впрочем, Лидера не волновало, в каком состоянии был монстр из храма. Его не заботило и то, у кого сейчас было его перо — у духа или у человека, у нивра или у паршивого февула. Он готов был заставить страдать каждое существо в Солфасе, чтобы все, без исключения, в полной мере почувствовали то, что испытывал каждый день Лидер. А это были невероятные мучения, часто доводящие его до беспамятства. Он смёл записи со стола, впечатал кулак в деревянную поверхность, опрокинул стул и изнеможденно упал на пол. Эта боль, сжирающая его изнутри, убивала. Она расползалась ядовитыми корнями по всему организму, отравляла его и вынуждала по ночам, когда гадко-очаровательное проклятие любило напоминать о себе, срывать в исступлении горло. Лидер хотел вырвать своё сердце, растоптать его или сжечь — ему было неважно, лишь бы насовсем от него отвязаться. Он страдальчески повернулся к белоснежному Древу. Оно было как всегда небывалой красоты — такое идеальное, без изъянов, свойственных людям, а его магия, оплетающая смертную душу, внушало спокойствие, погружало в блаженство и дарило удовольствие, которое сложно было с чем-то сравнить. Но Лидер был неподвластен этой чужеродной силе. — Скажи, что мне делать? Он вскочил, подошёл к Древу и осторожно дотронулся до его белого ствола. Ветерок, подувший из ниоткуда, мягко коснулся его лица, и Лидер, подобно ребёнку, надеясь, что его утешат, прижался лбом к коре. — Прошу тебя, дай хотя бы намёк… хоть что-то… Ну же! Ветер, словно распаляясь, постепенно набирал обороты. Он усиливался, поднимал валявшиеся бумаги и крутил их по каменной комнате в опасной близости от человека — то ли для того, чтобы навредить, то ли предупреждая. Холод начал пронизывать, пробираться сквозь лёгкую чёрную одежду и вызывать мурашки. Лидер, задрав голову, увидел, как листва, громко шурша, опасно раскачивалась. — Не смей опять меня игнорировать!.. Я... — тонкая длинная ветка задела его щеку, и он отпрянул. — Прости меня! Поток воздуха вскружил стол и кинул его в стену, отчего тот разломался — и во все стороны полетели щепки. Та же самая участь постигла и бедный стул, который всего лишь оказался не в том месте и не в то время. Маленькие смерчи, образовавшиеся недалеко от Лидера, хватали предметы, попадавшие в поле зрения, и безжалостно их разрушали. Они были неживыми, и они не ведали ничего о сострадании, чтобы остановиться и не прикончить случайно того, кто попросил бы их о пощаде. Но Лидер не собирался унижаться. Как и умирать. — Я же стараюсь не ради себя! Ветер заглушал его дрожащий голос. Мини-смерч подобрал маску с записями и поразительно покорно двинулся к Лидеру, чтобы в следующий миг, рядом с ним, развеяться. Предметы, которые он тащил в себе, упали, и теперь Лидер мог разглядеть в бумагах рисунок пера. Завывающий шёпот, отражаясь от стен замкнутого помещения, тягуче медленно прошелестел: — Ск…о-о…ро-о-о… И всё тут же, как по щелчку пальцев, прекратилось. Древо, чья крона теперь была безмятежна, величественно, как и раньше, стояло на невысокой платформе. Об учинённом инциденте говорили только разбитая мебель и наведённый бардак, но Лидеру было на это плевать. В нём хлестали эмоции. Он не верил, что после стольких лет Древо ему ответило, и хоть этого было мало, он радовался, что не свихнулся. Однако не было никаких гарантий, что произошедшее — не злая шутка его воспалённого мозга. Лидер благодарно погладил ствол Древа и отстранился от него, чтобы не докучать. — Спасибо. Другие подумают, что он сумасшедший. Отчасти они будут правы, но в остальном — Лидер осознавал свои действия и понимал, к чему они могли его привести.

***

— Медея! Стриго! Сокол выбежал из леса, позади него — Делеан, крепко держащий свой меч. Нивр сразу же осмотрелся, но не заметил ни врагов, ни оставленных спутников. Данная новость посеяла ещё больше волнительных мыслей, и Сокол, как подстреленный зверь, принялся наматывать круги, словно это было способно решить его новоявленную проблему. — Где они?! — задал он в пустоту вопрос. — Неужели мы опоздали? — Тебе стоит собраться. Медея не позволила бы… — Медея! — заорал во всю глотку Сокол, чем перебил Делеана. — Стриго! — Ты выдаёшь наше… — Они там! Сокол помчался к кустам, разворошил их со свирепым выражением, но, к своему величайшему огорчению, не обнаружил ничего полезного. Взлетели только надоедливые жужжащие насекомые, которых он потревожил. Пожалуй, было и правда глупо полагать, что здесь, в этих низкорослых кустах, поместятся высокая девушка и маленький пернатый оуви. Настолько нелепо, что даже жаркое из февула звучало до странного логично и вкусно. — Сокол… — Может… может, они там? — он трясущейся рукой указал на дерево. — Они должны быть… где-то… — Их тут нет. — Бред! — взвинченный Сокол излишне сердито развернулся к Делеану. — Мы слышали их! — Прекрати паниковать. Если их забрали, то уже, скорее всего, увели. Я бы так и поступил. Их поймать проще, чем нас. Сокол грубо взял Делеана за грудки, но нивр был на голову выше человека, из-за чего Сокол выглядел на его фоне отчасти смехотворно. Он агрессивно потряс его, будто пытаясь или прикончить, или заставить заткнуться и извиниться за гнусные слова, неосторожно вырвавшиеся из рта. Первый вариант, когда Делеан умирал, Сокол мечтал воплотить в жизнь уже очень давно. — Ты мразь! Почему ты ещё не подох?! Делеан перехватил запястья Сокола и с силой, но без злоупотребления ею, дабы не сломать хрупкие человеческие кости, скрутил их. Наёмник крикнул от боли, отшатнулся и чудом не свалился на землю. Он прижал ладони к груди и тихо застонал, чем удивил даже нивра. — Тебя стоит научить манерам. — Пошёл ты… в… задницу… — Я не верю, что тебе плохо. — Я тебе сейчас мозги расплавлю, а у твоего трупа спрошу, как ты себя, урод чешуйчатый, чувствуешь. — Очевидно, ты в порядке. — В прекраснейшем… — Эй! Мы здесь! Сокол встрепенулся. На дорогу, из другой части леса, выскочила Медея, а за ней, кое-как поспевая, Стриго. Она, широко улыбаясь и призывая Сокола и Делеана подойти к ней, помахала им рукой. Судя по их внешнему виду — они были в порядке, и у Сокола, задержавшего дыхание, отлегло от сердца. Не дождавшись, пока спутники опомнятся, Медея сама кинулась к ним и на ходу, своим звучным голосом, предприняла попытку оправдаться: — Простите, что не откликнулась, когда вы звали — у нас произошёл небольшой казус… Однако! Стриго летает! — Ну… я и д-до этого умел… — Он летал, представляете! — Эт-то н-не п-повод для г-гордости... — стушевался оуви. — Все м-мы… умеем. — Потом его занесло, и он застрял на дереве. Мне пришлось вытаскивать его. — Я с-совсем р-разучился… — неловко посмеялся Стриго и отвёл глаза вбок. — Я т-такой н-непутёв-вый... — Дело практики. Потренируешься — и будешь бороздить просторы. — Я б-бы хотел, но я с-сомневаюсь… Сокол, пока Медея шла к нему, успел встать на ноги и натянуть на лицо беззаботную улыбку. Невзирая на то, что запястья продолжали ощутимо пульсировать, он радостно подхватил Стриго и поднял его над своей головой. — Ты огромный умничка! — М-мой с-спаситель, — Стриго взвизгнул и зажмурился, — н-не н-надо… Я б-боюсь в-выс-сот-ты! Сокол думал над этим признанием долгие пару секунд. Он опустил оуви, тут же обнявшего себя за плечи, и непонимающе на него уставился. Оуви, имеющий крылья для полёта, боялся высоты? Это был какой-то нонсенс, абсурд. Как такое возможно? — Что? — почти одновременно спросили Медея и Сокол. — Я н-не з-знаю… — занервничал Стриго от повышенного к своей скромной персоне внимания. — Это с-с р-рождения у меня… все с-смеялись над моей… н-над этим… над этой м-моей огран-ниченностью. Делеан фыркнул. — Но ты же полетел. — Я н-не с-специально… это с-случайно вышло! Просто мои крылья… они в-восстановились после… — оуви мельком посмотрел на Медею. — Одних с-событий. Я решил их размять, н-но… п-полетел… как-то… — О Сущий, малыш, не оправдывайся, — Сокол присел на корточки, чтобы поравняться ростом с оуви. — Я тоже высоту недолюбливаю. И темноту. Это нормально. — В этом п-правда н-нет н-ничего… пост-тыдного? — Слабаки со страхами умирают сразу, — добавил свою лепту Делеан. — Но только лгуны будут утверждать, что они бесстрашные, — парировал Сокол, сверля Делеана гневным взглядом. — Потому что каждый чего-то боится. — Необычно слышать столь длинную жизненную речь про ложь от того, кто мастер в ней. — Говорит тот, кто избивает ни в чём не повинные души, хамит, манипулирует и давит на тупую жалость. — Мальчики, — Медея мило улыбнулась. — Вы забываетесь. — Короче, малыш, — Сокол, послав Делеана, вернулся к Стриго. — На нет и суда нет. Боишься летать — и Сущий с ним. Ты всё равно самый смелый и лучший. — Полностью поддерживаю, — ласково сказала Медея. — А те, кто тебя обзывал, сами имели кучу комплексов, которые вымещали на тебе. В янтарных глазах оуви начали собираться слёзы. Он быстро вытер их и с благодарностью прижался к наёмнику. Медея присоединилась к ним и обняла их обоих. — Какой кошмар, — Делеан с негодованием отвернулся, лишь бы не видеть эту слащавую сцену. — Тебе необязательно быть такой букой. — Терпеть не могу эти телячьи нежности. — Жаль, — взгрустнула Медея. — Ни капельки, — довольно усмехнулся Сокол. — Здесь всё равно нет места. — Сокол, ты жестокий придурок. — И ты меня таким любишь. — Больно ты нужен. — Что, вообще не прониклась ко мне? — искренне поразился Сокол и невинно поморгал. — Я же чудо. — Ч-чудо! — охотно согласился оуви. — Вот Стриго меня любит. И я его тоже. А тебя — нет. Медея шутливо пихнула наёмника, отчего тот, проявив весь свой актёрский талант, захныкал, как перед смертью. Лиднер передразнила его, и в итоге оба рассмеялись. Сокол поцеловал Стриго в макушку и показал неприличный жест Делеану, который на это ребячество повёл носом и покрепче сжал губы, чтобы не уподобиться наёмнику. Оставшаяся часть пути прошла бодро. Если не считать, конечно, унылого нивра, дувшегося без причины на окружающих его созданий и на природу в том числе.

***

Стуча в дверь, Мавор не представлял, как отреагирует на этот визит Цирцея. Насколько он знал, та не переваривала незваных вечерних гостей, но зато лелеяла спокойствие и равномерное течение жизни. В общем, всё то, что так любезно нарушал Мавор, которому приспичило именно сейчас и именно сегодня прийти к Виге. Когда никто ему не ответил, Адъяр постучал ещё раз, куда сильнее, чем в первый. Любому здравомыслящему человеку стало бы некомфортно от своей настойчивости, но Мавор был слишком упёртым, чтобы так просто отступить от цели. — Цирцея, ты дома? Он поудобнее подхватил приличный букет, купленный у одной хорошей женщины, которая соизволила его обслужить, а не выгнать из-за позднего времени. Ещё он держал светлую коробку каких-то чрезвычайно вкусных, по выражению продавца, конфет — и вот готов набор настоящего джентльмена, желавшего извиниться, покорить и просто осчастливить одну особенную женщину. — Для тебя — нет. Цирцея неохотно отворила дверь. Она была одета в своё безупречное лёгкое платье, а не в тот брючный, отчасти походный чёрный костюм, который она предпочитала носить в Циннии, и Мавор, заглядевшись на неё, одобрительно присвистнул. — Вау, да вы во второй раз пленили моё сердце, чудесная дама! Но спешу вас огорчить! Вы, увы, арестованы за свою красоту. Я настоятельно требую отправиться со мной для составления отчёта! Цирцею это не впечатлило. Она не повела даже бровью. — Что тебе нужно, Мавор? Она опустила глаза вниз, увидела цветы и вздохнула. Адъяра это заставило напрячься и задуматься над тем, что он где-то крупно облажался. — Тебе не надо было так изощряться. — Ты давно упоминала, что это твои любимые цветы. Он протянул ей букет с фиолетовыми фирци́нами, кончики лепестков которых были обрамлены чёрной тонкой линией, а серединка выделялась насыщенно красным цветом, но Цирцея отошла и шире открыла дверь. — Через порог ничего не дарят. Заходи. Мавор улыбнулся, поспешно кивнул и протиснулся с подарками внутрь. Его сразу встретил коридор, не отличающийся многообразием оттенков. В основном присутствовали коричневый, красный, чёрный и где-то серый с белым. Эта скудная и тяжёлая цветовая гамма никак не сочеталась с Цирцеей, одевавшейся всегда в более светлые тона, делающие её фигуру довольно изящной и хрупкой. — Будь любезен, сними свою обувь. И не забудь про тапочки. Мне не нужна грязь в доме. — Да! Без проблем, красотка. Ради тебя и на коленях не грех поползать. Адъяр, оклемавшись от изучения интерьера, послушался Вигу и надел тапочки, стоявшие рядом с придверным ковриком. Цирцея обошла лестницу, ведущую на второй этаж, и проследовала в огромный обеденный зал, где был крупный стол. Для одной персоны он казался весьма одиноким. — Ты не держишь слуг? — Это не слуги, Мавор. Они выполняют работу, за которую я им плачу. Они здесь не живут. И они точно не работают ночью до потери сознания. — Ух ты, — на выдохе прошептал Адъяр. — Довольно… неудобно. — Зато правильно, — Цирцея достала из одного шкафчика бокалы, а из другого — новую бутылку вина, принесённую до этого с погреба. — То, как поступают богачи, — это возмутительно. Они обращаются с людьми, которые ниже их по социальному статусу, как с животными. Я не удивлюсь, если и для тебя бедняки — мусор, призванный только пахать. — Нет, вовсе… — Мавор прикусил внутреннюю сторону щеки — врать было стыдно. — Прости. — Не надо извиняться. Это устоявшийся менталитет. Но это отвратительное неравноправие, рушащее весь наш мир... как же оно меня бесит! Адъяр, вежливо натянув улыбку, не знал, как правильнее ответить, чтобы не задеть Вигу. Но та, очевидно, и сама поняла, какую ошибку допустила, когда затронула эту щекотливую тему. — Извини, — Цирцея устало потёрла виски. — Я не хотела тебя этим нагружать. — Всё нормально. — Нет, не стоит меня успокаивать. Сегодня был тяжёлый день, и я взвинчена. Давай поговорим о чём-нибудь другом? Мавор посмотрел на цветы, потом на Цирцею, затем снова на цветы. Он протянул долгое «а-а», виновато отвёл глаза, нашёл в себе храбрость, приблизился к Виге и протянул ей букет и конфеты. — От чистого сердца. — Уже решила, что не додумаешься, — она усмехнулась. — Благодарю. — Он тоже приносит свои извинения. А ещё попросил передать, что полностью разделяет твоё мнение. — Я, бесспорно, уважаю его, но давай обойдёмся без него? Цирцея отдала один бокал Мавору и сдержанно ему улыбнулась. — Да, ты права. Прости. — Перестань бесконечно извиняться. Ты сам на себя не похож. — Зараза, изви… Проклятье! Цирцея рассмеялась, и этот смех, звонкий, редкий, развеял всю неловкость, испытываемую Мавором. Он переживал как-то облажаться, совершить промах, за который его бы осудила Цирцея, но именно эти попытки действовать по правилам всё и портили. Виге нужен был Адъяр, которого она называла придурком за его косяки и глупые комплименты, который не беспокоился из-за неуклюжести и не старался подбирать правильные слова. Да, он пришёл к ней с подарком в её дом, но это ничего не меняло. Он был прежним, она — прежняя. Это была такая же обычная, как и в Циннии, встреча. Ему пора прекратить волноваться тогда, когда в этом не было смысла. Цирцея пригласила его сесть рядом с ней, без соблюдения каких-либо приличий, и Адъяр с удовольствием согласился. Она подлила ему и себе вино и, глядя прямо на Мавора, сказала: — За то, чтобы вечер прошёл куда лучше, чем день. — За хороший вечер, — произнёс следом за Цирцеей Адъяр. И оба одновременно сделали маленький глоток, чтобы закрепить свой тост.