Сокол. Чернеющие тучи

В Королевстве людей Ин-Нар почти каждый человек мечтал жить в столице Куллар. Дети в деревнях с упоением слушали рассказы родителей о прекрасном месте, где они могли бы реализовать себя в полной мере, где их талант заметили бы более богатые и направили его на благо общества. Они грезили переехать в Куллар и добиться таких оглушительных успехов, чтобы все в Королевстве о них узнали. Чтобы им начали завидовать. К сожалению, мало кто, обитающий за пределами столицы, догадывался о том, что Куллар — такая же деревня, которая отличалась от других разве что огромными размерами и которой в своё время придали неоправданно высокое значение. Здесь, где царствовал свой порядок, шанс, что у одарённого ребёнка будет достойное будущее, — равнялся нулю. Люди в столице делились на три сословия — бедняки, знать и средние, являвшиеся по своей сути мостом между первыми и вторыми. Средними были те, кто не боролся за крошки хлеба, как бедняки, но и не шиковал, подобно знати, устраивавшей ежедневно различные увеселительные мероприятия. Они просто существовали, торговали и пытались немного улучшить свою скудную на изыски жизнь. Бедняков презирали все два сословия. Они находились обособленно от них, без полноценных прав, и единственное, что им оставалось при обилии ограничений — это воровать в надежде прокормить себя и свою, если она есть, семью. Средние ненавидели, когда к их лавкам приближались чумазые дети и трогали вещи, которые им и не снились. После них приходилось избавляться от невыносимой вони, чтобы не распугать потенциальных клиентов, ведь чем меньше покупателей, тем меньше прибыли. Это была так себе перспектива для тех, кто цеплялся за каждую монетку. Бедняки ненавидели, когда с ними обращались как с помоями, будто они были не людьми, а животными. Они считали, что средние — такие же бедняки, обладавшие разве что замашками знати. Приезжие не относились ни к какому сословию, они были гостями, имевшими какое-то подобие свободы. Так, например, им нельзя посещать любые развлечения от знати, но при этом можно забредать в богатый район в качестве, разумеется, наблюдателей, чтобы воочию увидеть контраст между «высшими» и «низшими» и убедиться, кому по-настоящему благоволил Король. А вот территория бедных для них — запретная зона, не заслуживающая внимания и жалости. Она портила репутацию Куллара, однако была естественным, как дождь или гроза, явлением, от которого невозможно избавиться. Ещё приезжим разрешалось тратить глеты. Сомнительное удовольствие для тех, кто стремился прославиться, но отличный способ для Короля пополнить свою казну. Чтобы статус гостя перешёл в статус жителя — нужно найти работу. Чтобы найти работу — необходимо заверить свой статус в канцелярии, где человек, уполномоченный по этим делам, вынесет судьбоносный приговор, к какому сословию будет принадлежать несчастный. Торговцы чаще всего становились средними, в редких случаях — знатью, а семья с детьми, если один из родителей погиб или оба были простыми трудягами на поле, — бедняками. Что печальнее всего, редко кто из низшего сословия мог зарабатывать глеты. Их никуда не брали, выгоняли и желали им быстрее подохнуть, чтобы их никчёмные душонки больше никогда и никого не терроризировали. Это — замкнутый порочный круг, в котором они были бельмом в глазу, и чтобы разорвать его, надо было буквально разрушить всю столицу и построить на её останках что-то новое и цивилизованное. После сожжения человека прошло три дня. Три томительных для Делеана дня, тянущихся как несколько лет. Соглашаясь на этот поход, он, предполагая, какими гадкими бывают люди, не уповал на пышную встречу со всеми надлежащими почестями. Минимум, на что он надеялся, так это на подобающее отношение и на то, что его узнают и отведут к Королю. Но вместо этого он по неясным причинам унижался и тратил драгоценные часы на сущую нелепицу, раздражающую его своей бесполезностью. Делеан не понимал, почему продолжал носить неудобные мешки, отданные Медеей. Да, для защиты, но он советник своего Королевства. Ему незачем прятаться в столице, до которой он так долго добирался, чтобы обговорить важные вопросы. Здесь был Король, отправивший письмо Королеве, согласившейся на его мир и возложившей на Делеана непосильную ношу. Она обещала, что его появление вызовет среди людей ажиотаж, но выходило так, что о нём как будто никто не знал. Неужели это был намёк на войну? Но где логика? Если бы не Медея на пару с Соколом, то он бы давно взял всё в свои руки и потребовал аудиенции со всей свойственной ему решительностью. Лиднер утверждала, что выжидание — обязательное условие для того, чтобы попасть в богатый район, который из-за действий Пристанища был временно закрыт для приезжих. Но Делеан склонялся к мнению, что вся вина в Соколе, которого Медея почему-то покрывала. Наёмник был немощен и вял, его состояние не могло укрыться ни от одной, даже самой рассеянной, души. Пристанище отняло его силы, нанесло травму и подарило пожизненное уродливое клеймо, красующееся на молодом, пускай и туповатом, лице. При иных обстоятельствах Делеан бы, скорее всего, выразил ему своё сочувствие, но он был слишком убеждён в том, что всё произошедшее с Соколом лежало целиком и полностью на его совести: это он возомнил себя могущественным, он не послушал здравый голос, он проигнорировал предупреждения и потерял самую драгоценную в мире вещь — перо. Сокол был идиотом, и он каждый раз расплачивался за свои ошибки. Снова и снова. Жалеть его — значит, не уважать себя. Размышления о наёмнике заставляли Делеана злиться, терять контроль, которому его учила Королева. Он старался сторониться этих мыслей, но получалось, если честно, плохо. Ему не нравилось, что Сокол был совершенной его противоположностью: взбалмошный, неуправляемый и глупый. Ещё труднее было смириться с тем фактом, что о нём, при всех его недостатках, заботились, когда о Делеане, который был идеальнее Сокола, забывали. Медея тоже была другой, близкой Делеану по духу. Она — уравновешенная, понимающая и осознающая, как надо поступать, а как — нет. Настоящий лидер, который умеет укрощать эмоции. Конечно, он бы не пошёл за ней на верную смерть, но если их цели будут сходиться, то он готов был рискнуть. Стриго, по его скромному наблюдению, был самым слабым звеном в их команде. Из-за него происходило неприятностей ещё больше, чем из-за Сокола. По сути, вся проблема была именно в оуви, которого наёмник постоянно вытаскивал из неоднозначных ситуаций. Возможно, если бы не было Стриго, то Сокол перестал бы создавать им хлопоты. Стал бы нормальным, если изъясняться доступным языком. Все эти три дня Делеан спал на неудобной кровати, которая была настолько жёсткой и деревянной, что на ней вполне реально пытать любое существо, а не укладывать его за баснословные деньги. Сам по себе гостиный дом выглядел плачевно, но это, конечно же, никого не остановило. За всю жизнь нивр успел испытать предостаточно дискомфорта, но это место перебивало каждый зловонный уголок, в котором он когда-либо был. Под конец ему начало казаться, что улица — и то приветливее этого убогого заведения, которое следовало бы в срочном порядке снести, чтобы не позориться. Тем не менее, он ничего не мог с этим поделать. Его поставили перед фактом: ждать, пока в столице всё утихнет, или его запрут в комнате. У Делеана был и другой выбор, но, невзирая на его привлекательность, он предпочёл держаться рядом с командой и не возникать по поводу и без. Это было полноценное испытание для его выдержки. К счастью, любые мучения не длятся вечно, и после них наступает либо пугающая пустота, либо новый этап, за которым скрывается ещё больше трудностей. Они стояли на улице недалеко от гостиного дома. Сокол поверх куртки надел коричневую короткую накидку с капюшоном, которую любезно купила Медея. Он был здоровее и бодрее, чем сутки назад, хоть бледноватый оттенок кожи по-прежнему указывал на его болезненность. Делеан же, как прилежный нивр, не снимал своего плаща. Он не питал к нему тёплых чувств, но так было безопаснее для него. Стриго и Лиднер не волновались по поводу своей внешности — они не нивр и не одержимый духом человек, сбежавший от Пристанища, поэтому их передвижения по городским улочкам были практически не ограничены. Для Медеи, по крайней мере, ведь Стриго — оуви. Этим всё сказано. Но несмотря на некоторые преимущества, и Стриго, и Лиднер были невольно в одной лодке с Соколом и Делеаном. Никто из них не мог прыгнуть в воду, кишащую плотоядными и голодными монстрами, чтобы доплыть до берега и спастись. Все они были в опасности, даже если лично не сталкивались с Пристанищем или были людьми, а не нивром или оуви. У них была словно одна тайна, которая запретна для всего мира, и это связывало их в маленькую команду, настойчиво гребущую против течения. — Ты проверила? Медея развернулась к Соколу. — Да. Стража есть, но пройти можно. — Хорошо. Нам надо поскорее с этим разобраться, чтобы свалить отсюда, — он задрожал, будто замерзая. — Мне неспокойно. — Это можно было предотвратить, если бы ты был умнее, — отстранённо бросил Делеан. — Я уже наказан за свою оплошность, слепой ты говнюк. Не надо заново меня тыкать носом в мой же косяк. — Мальчики, — мягко оборвала их Медея. — Не сейчас. Сокол настороженно склонил голову набок, фыркнул и вернул всё внимание к Лиднер. Он крепко сжимал крохотную ладонь Стриго и всем своим строгим видом предупреждал оуви, чтобы он не смел повторять недавнюю ситуацию. Ему совершенно не хотелось испытывать себя на прочность. И Ахерона — тоже. Сокол невзначай перекинулся со Стриго ободряющими базовыми фразочками, пообещал защищать его от всех напастей, ещё раз глянул на Делеана, подозрительно утихнувшего, и кивнул Медее. Вчетвером они направились к открытым воротам, за которыми была главная площадь, соединявшая средних и знать. Дорога к ним была самой длинной, широкой и идеально прямой; она предназначалась как для людей, так и для повозок с лошадьми. Возле ворот всегда патрулировала стража, и этот день был не исключением. Они сторожили периметр и, к слову, исполняли обязанности весьма недурно: они не спали на посту и не болтали, как раньше. Вероятно, выговор за проявленную некомпетентность, которая привела к смерти человека, повлиял на них отрезвляюще, и теперь они всячески старались отработать упущенное. Как только команда показалась в поле зрения и стало ясно, куда они собирались пробраться, стражники моментально преградили им путь. — Приезжие? Медея гордо выпрямила спину, ненароком вспоминая отца, который делал точно так же, когда ему было неуютно. — Да. — Пропуск. — Ч… что? Какой пропуск? — Что вы, дамочка, меня не обманываете, — недовольно ответил высокий мужчина с густой бородой. — Без него дальше нельзя. Сокол легонько ударил Делеана локтем. — Прямо как ты. Такой же мразотный. Нивр на этот выпад закатил глаза. — И как нам получить ваш пропуск? — невинно поинтересовалась Медея. — Он выдаётся при входе. — Но… нам не дали. — Значит, вы не приезжие, — заключил стражник. — Нет пропуска — гуляйте. — Послушайте, — Медея вежливо улыбнулась. — Произошла, очевидно, ошибка. Мы прибыли три дня назад. Тогда и речи не было о вашем пропуске. Нам что, покинуть Куллар и зайти обратно? Вы же понимаете, что это бред? — Я повторяю ещё раз специально для вас: нет пропуска — валите. — Эй! Но это нечестно. Почему вы твердите одно и то же и ничего мне не объясняете? Я буду жаловаться на вас! — Да пожалуйста. — Вы грубиян! У меня есть права, между прочим! А вы их нарушаете! — Бла-бла-бла. Нам постоянно так говорят. Точь-в-точь. Думаете, нас это заботит? — Вас должно это заботить! Второй стражник, глубоко наплевав на разворачивающийся перед ним конфликт, пристально наблюдал за Соколом и Делеаном, скромно мнущихся позади Медеи. Они, в таком странном виде, не вызывали у него доверия. Многолетний опыт неоднократно доказывал, что люди, прячущие свои лица, были скользкими типами, желающими навредить невиновному населению из своей жажды мести или ещё из-за какой-то нелепой и банальной ерунды. Его чутьё, ни разу не подводившее, так и вопило о том, чтобы допросить их и не оставить ничего подозрительного за своей спиной, и поэтому он, нарёкший себя добросовестным защитником столицы, больше не мог медлить. — Снимите капюшоны. Бородатый мужчина и Медея прекратили ожесточённую перепалку, перешедшую на личности. Он, проследив за взглядом лысеющего товарища, заприметил спутников девушки и резко помрачнел. — Пожалуйста, — заступилась Лиднер, — их вера не позволяет… — Есть только одна вера, — перебил второй стражник. — Всё остальное — придуманная чепуха. Живо снимайте капюшоны! — Это незаконно! — Ты хочешь поспорить с нами, — он снисходительно улыбнулся, обнажив желтоватые зубы, — что законно, а что — нет? Медея заслонила собой Сокола и Делеана и убийственно уставилась на двух мужчин, так некстати — как, однако, удивительно! — прикопавшихся к ним. Нахмурившись, она попыталась избавиться от дрожи, выдающей её страх, в угоду искусственному хладнокровию, что вызвало у первого стражника только смешок. — Медея… — Сокол нежно опустил на её плечо ладонь. — В этом нет необходимости. — Прямо сейчас мы уходим, — чётко произнесла Лиднер, отмахнувшись от Сокола. — Мне всё равно на ваш пропуск. Я могу находиться хотя бы в этом районе. Это не возбраняется. — Чтобы вы уничтожили что-то? Нет уж. Мы — закон, и мы охраняем порядок. — И если мы что-то требуем, то нам не стоит перечить, — закончил за второго первый. — В противном случае вы отправитесь в тюрьму как нарушители. — Клянусь, я выцарапаю вам глаза, если вы нас не отпустите. — Это тянет на угрозу. Не абы кому, а нам — важным людям. Какое там нынче наказание за эту невоспитанность, а, Мун? — Повешение, Э́дмон. — Значит, повешение. Это вроде как самая мучительная смерть. — Да-а, ты дрыгаешь ногами, пока задыхаешься, стараешься спастись, а всё, поздно. Ты бессилен перед судьбой. Полагаю, паршиво осознавать, что скоро сдохнешь. — Но и когда голову отрубают — тоже так себе. — Пожалуй. Первому человеку везёт. А вот последнему я не завидую. Сокол, набравшись смелости, снял злополучный капюшон и, поддерживая Медею, аккуратно подтолкнул её к Делеану, чтобы принять весь удар на себя. Он, после ночи, полной кошмаров, устал от этих откровенных издевательств, от насмешек и от отвратительного отношения. Они всего лишь хотели попасть в богатый район — без всякого злого умысла, а в итоге вместо того, чтобы свободно гулять по площади, позорились и унижались. Почему им вообще докучали? От нечего делать? Что ж, Сокол мог посоветовать им поубивать друг друга. От этого, как ни парадоксально, будет и то куда больше пользы для Солфаса, чем от их бесцельного существования. — Мы не преступники, чтобы кого-то трогать. Мы обычные путешественники. Прошу вас, давайте разойдёмся мирно. — А что это у тебя на лбу, а? — спросил Эдмон, второй стражник, начавший эту белиберду. — Напоминает символ Пристанища. — Если это и правда Пристанище, то его нужно вернуть туда. Сокол сжал кулаки до побелевших костяшек. У него не было настроения ссориться или устраивать потасовку с тем, кто в будущем был в состоянии знатно подпортить ему жизнь. Но и терпеть эти возмутительные выходки, задевающие его достоинство, было всё сложнее и сложнее. С трудом контролируемая злость кипела внутри него, готовясь вот-вот вырваться наружу. Сокол вдохнул. Выдохнул. Специально неспешно, чтобы расслабиться. Главное сохранять спокойствие. При любых обстоятельствах. — Пусть второй тоже покажется. — Мы вам заплатим, если вы от нас отстанете, — сказала Медея, доставая мешочек с монетами. — Десять глет? Двадцать? Назовите свою цену. — А ну-ка, Мун, мы разве продажные? — Нет. — Вот именно, — усмехнулся Эдмон и с притворной жалостью оглядел сверху вниз Медею. — Если ваш неразумный дружок так и продолжит изображать из себя глухого, то я лично сдёрну с него капюшон, а затем засажу вас, всех четверых, в тюрьму. А если додумаетесь убежать, то вас объявят изменниками. За ваши тощие тушки будет назначена огромная награда, и каждый в Королевстве будет рваться вас поймать... М-м, какая славная выйдет охота. Я бы поучаствовал. Медея вновь заступилась за Делеана. Она несла абсолютную небылицу про веру и про её нюансы, про запреты и катастрофические последствия, если нарушить простейшие правила. Сокол присоединился к ней и активно предлагал деньги. Но чем яростнее они прикладывали усилия, чтобы переубедить стражников, тем больше просыпалось в тех любопытство. Они были на грани от того, чтобы оттолкнуть надоедливых говорливых лгунов и самостоятельно выяснить, кто же от них прятался. Делеан, скучающе смотря на спутников, не видел смысла в их убогих трепыханиях. Он не видел никакого смысла и в том, чтобы скрываться. Он был советником своей Королевы. Стражники должны оправдываться перед ним, а не наоборот. Неужели Медея и Сокол этого не понимали? Неужели им было в радость пресмыкаться? И почему он, будучи рядом с этими отбросами общества, призванными защищать население от бед, позволял им втаптывать себя в грязь? Он совсем размяк! Не мешкая, Делеан в привычной изящной манере потянул тёмную ткань, и солнечный свет озарил его ниврийские идеальные черты. Он поправил волосы и равнодушно глянул стражнику в глаза, который от шока не закрыл рот. — Нивр! — спустя секунды опомнился ошеломлённый Эдмон. — Сущий мне свидетель… это нивр! — Делеан… — с ужасом прошептала Медея. — Зачем?.. — Отныне я больше не буду жертвой. Я советник Королевы, а не монстр, и я требую аудиенции у вашего Короля! — Сущий! Да это же ниврийский шпион… они все ниврийские шпионы! Они хотят убить нашего Короля! Хватай их, Мун! Хватай! — Нет! Стойте! — выкрикнула выскочившая Медея и напоролась на Муна, который мигом повалил её на асфальт и даже не позаботился о том, что причинил ей боль. — Умоляю, выслушайте его! — Заткнись, предательское отродье. Ты недостойна говорить. Сокол, оценив свои мизерные шансы на победу, примирительно поднял руки, чтобы сдаться на попечение стражников. Если он вмешается и убьёт их — начнётся розыск. Им придётся жить в лесах, в отдалении от цивилизации, и бродяжничать, как дикие животные. Они навсегда забудут про миссию Делеана и про сумку, оставленную в Пристанище, и нивр будет вечно пилить его за очередную совершённую на эмоциях ошибку. Стоило ли оно того? Нет, определённо нет. Мун грубо поставил Медею на ноги, прижал её запястья друг к другу и перевязал их верёвкой, проделал то же самое с Соколом и оуви, который, как и его спаситель, не сопротивлялся. Он толкнул их в спину, отчего Стриго чуть не упал, и Сокол, расстроенный столь зверским к ним обращением, огрызнулся. Его любезно предупредили, что ещё одно слово — и его сразу, без лишних вопросов, пошлют в Пристанище, и это заставило наёмника умолкнуть. В это время Эдмон разбирался с Делеаном, который, совершенно не переживая о своём поступке, невозмутимо и бездвижно следил за стражником. Он знал, что правда была на его стороне. Зачем ему волноваться? — Это прямое оскорбление. Я не стерплю его. — Ага, как же. Испугал, мерзкий чешуйчатый сопляк. О чём ещё поведаешь? Что в детстве обоссался от страха? Тебя вздёрнут, как и твоих дружков. Вот это будет потеха, не так ли? — Если со мной потеряют связь, то это расценят как объявление войны. Ни один здравомыслящий правитель не пойдёт на такие риски. Эдмон ударил нивра по животу, отчего у Делеана перед глазами поплыли нечëткие круги. Он закашлялся и согнулся, и стражник, стукнув его по шее, принудил того опуститься на колени, чтобы путём насилия убедить в своей правоте. Эдмон был удовлетворён. Он никогда не встречал нивров, но он слышал о них немало, чтобы ненавидеть этот бездарный народ, проклинать его и выплёскивать на него свою агрессию. Ему очень понравилось стирать с их прекрасного лица эту приторную идеальность, понравилось видеть, как они страдали от боли, как морщились и стонали. Это было так по-человечески, так несвойственно для нивров, привыкших доминировать над всеми детьми Сущего. А теперь доминировали над ними. Нивр был в полной власти своего врага, который мог убить его в любую секунду. Эдмон довольно оскалился. Он предвкушал, как Король лично вручит ему мешок с глетами, похвалит за отличную службу и выделит перед всеми завистниками, по глупости уклонившихся патрулировать ворота возле площади. Может, его повысят до новой должности — так, дополнительный бонус за поимку предателей, помогающих убогому чешуйчатому созданию. Почему они его укрывали? В чём был подвох? Эдмон рассматривал ситуации шантажа, но это было нелогично. Несомненно, здесь было что-то иное, то, что было скрыто от него. Не сказать, что его это вообще тревожило. Да, ему было интересно, но он будет спать спокойно, если так и не узнаёт. Эдмон небрежно подхватил дезориентированного Делеана за локоть и повёл его, как преступника, за Муном. В первую очередь, они посадят всех четверых в тюрьму, а потом, когда дождутся приговора, будут с наслаждением лицезреть, как те задохнутся в петле. Это будет самый лучший день в однообразной жизни Эдмона.

***

Не зря утверждали, что тюрьма в столице — злосчастное место, которое следовало избегать всеми возможными способами. Если надоумило украсть и наткнуться на стражников — надо мчаться без оглядки, прочь из Куллара, в другие города, в деревни, а если потребуется — и вовсе в другое Королевство. Лучше умереть от нивров, чем испытать на себе все прелести столичной тюрьмы, не щадящей виновных. Она была действительно чудовищной. Клетка, похожая на куб без единого светлого окна, невыносимо воняла мочой, затхлостью и кислинкой, отдающей прямиком в голову. Со склизких стен равномерно капала мутная вода, а пол, уже порядком влажный, безжалостно мочил обувь. Тут можно без проблем скончаться и до казни. Достаточно постоять несколько часов — и обеспечена болезнь, которая скосит за считанные секунды. Не мудрено, что те, кто выживал в тюрьме, воспринимали повешение как благодать, как спасение от всех мучений. Единственная узкая скамейка, располагавшаяся возле стены, была насмешкой над присутствующими. Она была ветхой и грязной, как и вся камера, и сесть на неё — сродни самоубийству. Делеан, будучи в тени, изучал Медею, державшую на руках хнычущего Стриго, чтобы тот не заболел. Он был без обуви, без одежды, у него — только перья, но что они по сравнению с холодной водой? Лиднер казалась обречённой, она смотрела вниз, на свои ноги, и наверняка прикидывала в уме, сколько ещё протянет. — Мы уже во второй раз заперты, — подал голос, в котором была вселенская печаль, Сокол, коснувшись прутьев и тут же с неприязнью отдёрнувшись от них. — Превосходно. Всегда мечтал быть изменником. Ему не ответили. Настрой у всех был унылым и безрадостным, ни у кого не было идей, как быть дальше. Шанс выбраться отсюда уменьшался со стремительной скоростью, и даже дух — и то не мог им помочь. Побег заметят, и они попадут в новое затруднительное положение, которое сведëт на нет их утомительный поход до столицы. — Делеан, — позвал его Сокол, — что ты натворил? Ты подставил нас. — Разве было бы иначе? — Да! Да, Делеан, было бы иначе, если бы ты верил нам! Твою мать... Мы бы… мы бы выбрались из передряги, но ты всë испортил! — Нет, — Делеан вышел в центр камеры, чтобы все были сосредоточены исключительно на нëм. — Это было предначертано судьбой. Что бы вы не сделали — всё в итоге приведёт нас сюда. Я просто ускорил события и не лишился в процессе своей гордости. — Делеан… — Медея выдохнула облачко пара — еë кожа уже покрылась мурашками. — О какой гордости ты постоянно твердишь? Нас скоро казнят. Казнят, Делеан! Если судьбой нам уготовано умереть именно так, то я отказываюсь от неё. — Вы не понимаете. — О нет, мы понимаем. Ещë как... — Сокол присел на корточки и вновь коснулся прутьев. — Надо валить. Если их немного… — И что потом? — Медея, не нагнетай. Сначала настоящее, а уже затем будущее. — Нам нужен план, Сокол. Мы должны продумать всё до мелочей, а не то мы снова во что-то вляпаемся. Если мы кого-то, не дай Сущий, опять раним или убьëм, то это будет конец. Делеан не доберётся до Короля, а ты не отомстишь Святому и не заберёшь сумку, — если бы не Стриго, то она бы обязательно обняла себя. — Моя сестра, Сокол, она... Я... Я не хочу умирать! Медея несколько раз быстро моргнула, чтобы избавиться от подступавших слёз. Спёртый воздух пагубно на неё влиял, ей становилось тяжко соображать. Разумеется, она не сдавалась, но все её силы уходили на то, чтобы не паниковать. Сокол поднялся. В отличие от Медеи, он не был таким пессимистичным. Его мало устраивала перспектива зачахнуть в тюрьме, и у него было довольно много прыти, чтобы бороться за всех. Сокола часто бросало из крайности в крайность, но сейчас он был человеком, который скорее умрёт в бою, каким бы бессмысленным он не был, чем даст своим врагам насладиться его смирением. — Итак, Делеан, поделись, на что ты рассчитывал? Как они врубятся, что ты — советник Королевы, а не шпион, кровожадное чудовище и так далее? — Птица доставила письмо от моей Королевы, поэтому он осведомлён о том, что я прибуду. Кроме того, ваш Король был инициатором, так что он не будет трогать меня. И вас. Удивлённое лицо Сокола было неописуемым. Он бы поспорил касательно всего, в чём был уверен Делеан, потому что всё намекало на то, что никакого письма для Короля не существовало и в помине, но вместо этого, сославшись на здравость, прикусил язык. Он, формулируя следующий вопрос, открыл и закрыл рот, напоминая рыбу на суше. — Ага... хорошо, допустим. Давайте чисто предположим... ну, почему и нет, да? Короче, давай предположим, что наш чудеснейший Король слегка забывчив. А стражники те ещё твари и специально не сообщат ему о нас. Что тогда? — У меня есть копия в сумке. — Получается, если мы будем орать и требовать вышестоящих, если кто-то из них сжалится над нами и покажется, то мы отдадим ему письмо и не помрём? Делеан вздохнул. Его не слушали. — Да. — Ух ты... — кратко подвёл итог Сокол. — Замечательно! Звучит несложно. Где твоя сумка? — Её забрали. — Да чтоб это всё… — в сердцах выкрикнул наёмник и пнул стену, за что сразу поплатился. — Зараза! И как быть? — Я буду настаивать на встрече с Королём. Если у ваших стражников есть мозги, то они не казнят меня. Если ваш правитель разумный, то он не устроит моим убийством войну между людьми и ниврами. Медея горько усмехнулась. Она давно осознала, что человечество было слишком заносчивым, чтобы признавать и исправлять свои ошибки, и слишком глупым, чтобы не наступать на одни и те же грабли вновь и вновь. — Мы обречены. — Медея… — Сокол, мы обречены. — Я же доступно объяснил… — раздражительно собирался было высказаться Делеан, но Медея его прервала. — Нет! Нет… всё бесполезно. Никто не будет этим заниматься. Нас повесят. Это намного легче, чем тратить на нас время, чтобы выяснить, кто мы на самом деле. — Ваш Король сам предложил заключить мир. — Делеан, очнись! До него не дойдёт информация! Да даже если случится чудо, то ему будет глубоко на нас наплевать. Я вообще сомневаюсь, что он… он! — был инициатором. Его прозвали Бальдром Развратным не просто так. Он чхал на политику. Ему интересны только женщины, еда и развлечения. Некоторые и вовсе называют его садистом. Делеан поджал губы. Если народ так презрительно отзывался о собственном Короле, то это был позор на голову монарха. Правителю надлежит быть таким, чтобы его уважали, чтобы его почитали, иначе зачем он нужен? Чтобы пользоваться благами своего положения? Недопустимо. Его Королева была бы в культурном шоке, если бы ей довелось узнать всю правду. — Ясно. — И это всё? — разочарованно уточнила Медея. — А что мне ещё добавить? Мне ясно, что ваш Король — никчёмный. Или ты хочешь, чтобы я вам посочувствовал? — Нет, Делеан, мне хочется, чтобы ты что-то придумал. Где твои запасные планы? Где хоть что-то путное? Мы же тут сгниём! — Я не имею никакого отношения к военному делу, если ты ведёшь к этому. Я не главнокомандующий. Я могу только договариваться. — Ну так договорись! Договорись, а не будь высокомерным говнюком! — Тише, — резко вклинился в их диалог Сокол. — Кто-то идёт. Уверенные шаги и громкие голоса, обладатели которых буднично общались между собой, свидетельствовали о том, что люди в узком коридоре тюрьмы забрели сюда намеренно. Сокол прижался щекой к прутьям, чтобы разглядеть хоть какие-то очертания незнакомцев, и прислушался к звону, характерному для доспехов. — Это стражники? — Вроде да… Факелы, прикреплённые к стенам, искажали помещение беспорядочными тенями. Преступники, находясь здесь, путались в том, какое время суток было на улице — тусклое освещение создавало тут вечную ночь. Из-за отсутствия как такового света было, к сожалению, непросто рассмотреть и тех, кто приближался к камере. Сказывалось также зрение, которое из-за влажности и плохого самочувствия ощутимо ухудшилось. Сокол протёр глаза. Он ненавидел, когда был в проигрыше. Мало того, что их посадили ни за что в тюрьму, так ещё и его тело делало всё, чтобы он нервничал. Но ладно он, а что касается Стриго? Медеи? Они были смертельно напуганы. Если им действительно назначат казнь, то они увянут до момента, когда их поведут на плаху. — Никогда не любил это место, — поделился мнением один голос. — Оно негуманное. — Ага, размышлять о счастливой жизни здесь явно не выйдет. — Как будто ты будешь о ней размышлять, — мягко посмеялся первый человек. — Что-что, но это определённо последнее, чем ты займёшься. — Да ну! Как тебе не стыдно? Ты преуменьшаешь мои умственные возможности! Сокол вопросительно обратился к Медее, затем — к Делеану. Лиднер не шелохнулась, а нивр бесшумно поравнялся с наёмником. — Так ты говоришь, что твои нашли ниврийского шпиона и предателей? — Ага, прямо сказка, не так ли? Двое прятались под капюшонами. Один оказался помеченным Пристанищем, второй вот нивр. Ещё девушка и оуви. Весёлая компашка. — Подожди… Помеченный Пристанищем? — Так точно. Думаю, это какая-то очередная шутка Его Преосвященства. — Вот как… — Мы уже почти пришли. Сейчас сам всё увидишь. Сокол отстранился и от прутьев, и от Делеана, который с нетерпением ожидал прихода людей. Наёмник его энтузиазма не разделял. Он, шмыгнув носом, удручённо погладил пальцами холодную кожу. Не хватало ещё на полном серьёзе заболеть. — Приготовьтесь, — шепнул Делеан больше для себя, чем для других. Их шаги были всë громче и громче, они нагнетали раскалённую атмосферу, словно принадлежали бессердечным палачам, срубающим своим громадным топором чьи-то головы. Их слова были более различимы, пока в один миг они не замолчали и не предстали во всей красе перед арестованными. — Вот все четверо, — указал на них высокий мужчина, облачённый в лёгкий доспех, хорошего телосложения и с зачёсанными назад тёмными волосами, которые густыми локонами спадали ему на плечи. — Как тебе? Он отрешённо почесал двухнедельную щетину и вернул руку обратно к мечу, висевшему у него на поясе. Очевидно, это было предупреждение: если кто-то резко пошевелится и ему придётся это не по душе, то он не пожалеет воспользоваться своим оружием по назначению. Рядом с ним был другой мужчина, чуть ниже ростом. Его зелёные глаза лениво обводили каждого застрявшего в камере, пока не остановились на Соколе. На него взирали достаточно долго и с явным недоумением, чтобы наёмник понял, что его узнали. Его неожиданно затошнило. — Приношу извинения, — Делеан низко поклонился, дабы выразить своё уважение к людям, и осмелился шагнуть к ним, — но я... — Живо отойди назад, — приказал тот, у кого был меч. — Прошу вас, я не враг вам, — нивр неохотно, но подчинился. — Я советник ниврийского Королевства, и я прибыл к вам, чтобы заключить с вами полноценный мирный договор. Ваш Король писал моей Королеве. Она отправила птицу с письмом, где согласилась на его условия. — Впервые об этом слышу, — настороженно сказал тот, у кого были светлые волосы и седина на висках. — Что? Но... У меня есть копия. Она в сумке. Но её конфисковали! Советник повернулся к стоящему рядом с ним человеку. — Можешь принести? — Конечно. Дозорный должен знать, какая его. Он ушёл, оставив советника один на один с арестованными. Мужчина, не задерживаясь ни на ком дольше положенного, чтобы не смущать, сделал для себя какие-то выводы и приветливо улыбнулся нивру, надеясь сгладить между ними острые углы. — Как так вышло, что советник ниврийского Королевства в компании людей и оуви? В его голосе была ирония, и Делеану не понравилось это уместное, но крайне неприятное наблюдение. — Мою стражу убили. Эти люди помогли мне добраться до моей цели. — Правда ли, что один из вас, — советник не показывал пальцем на Сокола, но по его хитрой интонации было ясно, что он в курсе, у кого была метка, — связан с Пристанищем? — Я не считаю… — Нет. Я не связан с Пристанищем, — перебил нивра наёмник. — Они пытали меня, но мне повезло, что один человек спас меня. Я ему обязан по гроб жизни. Медея заметила, каким серьёзным был Сокол, пока играл с советником в гляделки, и как тот участливо и неторопливо кивал головой. Складывалось впечатление, что они уже пересекались раньше. — Ах, вот оно что. Я рад. Очень рад. — Если вы обладаете полномочиями, — Делеан выпрямился, чтобы не быть жалким, — то не допустите моей смерти. Я не желаю вам зла. Клянусь! — А смерть ваших спутников вас волнует? Обычный вопрос застал Делеана врасплох. Он медленно сглотнул, не ведая, как правильнее будет объясниться, чтобы не вызвать у человека напротив какое-то негодование, которое, бесспорно, повлияет на то, вытащат его из тюрьмы или нет. Всё же спутниками нивра были люди, значит, посмей он не согласиться, то его осудят. Поэтому ему нужно строить из себя дурака и не быть эгоистом. Тогда, возможно, всё будет хорошо. Но Делеану было не суждено ответить. Пришёл высокий мужчина со своим мечом, шумевшем при быстрой ходьбе. Он передал сумку советнику и обвёл строгим взглядом заключённых. — Вот она. Опасного в ней ничего нет. Проверяли. — Какие красивые на ней узоры. — Это традиционная роспись, — прокомментировал Делеан. — Она описывает мою роль. Советник просунул между прутьями сумку, чтобы отдать её нивру. Делеан, ожидая какой-то подвох, отнёсся к этому недоверчиво, но, к облегчению нивра, его не последовало. — Достаньте мне письмо. — Зачем ты… — Ты чересчур мнительный. Ты сам убедился в её безопасности. — Мало ли что! Делеан, абстрагировавшись от всех, схватил завёрнутую в трубочку бумагу, оплетëнную узкой шёлковой ленточкой. Он протянул её советнику, который с вежливой улыбкой принял небольшой свёрток и развернул его. По краям бумаги красовались тонкие линии, складывающиеся в крошечные рисунки природного происхождения, по которым мужчина заворожённо провёл подушечкой пальца. Буквы, сложенные в понятные для человека слова и выведенные с изящной точностью, восхищали его своей каллиграфической аккуратностью. Если не знать первоисточник, то он бы назвал обладателя этого почерка гением. Сокол, утомившись от процесса чтения послания, приблизился к Медее. Он взял у неё Стриго, чтобы Лиднер не таскала лишний раз тяжести, и ободряюще ей подмигнул. Та кивнула ему, таким образом молчаливо поблагодарив его за заботу. Она, как и он, боялась издать хоть звук. — Да, — нарушил спустя время томящую тишину советник, — печать Королевы. — Ты уверен, что она подлинная? Он посмотрел на своего товарища так, словно тот сморозил какой-то настоящий бред. — Отпустить их. Воодушевившись, Делеан забыл про всякую дистанцию, из-за чего получил от мечника новое предупреждение. — Когда мы начнём переговоры? Это дело не требует отлагательств! Бровь советника укоризненно поднялась вверх. Он не видел в этом нивре того, кто представлял Королеву. Это был по человеческим меркам неуравновешенный, наивный и некомпетентный во многих областях юнец, полагающий, что каменное лицо и контроль эмоций — главный путь к успеху. — Сначала вам следует отдохнуть в наших горячих источниках. Они — идеальный способ расслабиться после дороги, — терпеливо пояснил мужчина, сложив перед собой руки. — К тому же мне необходимо переговорить с Королём и поставить в известность Совет. — Это долго? Советник вздохнул. — Достаточно, чтобы вы набрались сил. Вы все — наши почётные гости, поэтому вам выделят во дворце подобающие комнаты. — Для оуви, — подал голос Сокол, — тоже? Зря наёмник привлёк к себе внимание. Теперь мужчина изучал его, и куда дольше, чем любого присутствующего в помещении. Усталая улыбка сменилась плотно поджатыми губами, и Сокол, чувствующий себя виноватым и неблагодарным перед ним, позорно опустил глаза. Ему не хотелось, чтобы этот человек считал его преступником или отъявленным негодяем. Всё же если так подумать, то он ничего у него не украл, верно? — Да. Для оуви тоже. После этого дверь камеры со скрипом отворили, и все четверо, ещё секундой ранее обречённые на казнь, приобрели статус свободных граждан. Но это было лишь началом конца.