Сокол. Чернеющие тучи

Делеан Сивый склонил голову, пока стоял на одном колене. Вокруг него — ни души, только высокая, статная фигура ниврийки, которая была облачена во множество длинных зелёно-белых тканей, переливающихся на свету особенно красиво. При виде своего советника она, проведя острыми ноготками по струнам, при соприкосновении с которыми в стороны посыпались маленькие звёзды, сыграла лёгкую мелодию и отложила подальше от себя круглый инструмент, прозванный среди нивров ги́ндри. Её улыбка была подобна солнцу, касающемуся лица тёплыми лучами. И она была слишком редкой, чтобы Делеан успел её забыть. — Моя Королева… Анриэ́ль Угрюмая, строгая правительница, имеющая репутацию ниврийки, идущей по черепам ради достижения цели, сейчас казалась хрупкой и уставшей. Она сдержанно посмотрела на своего покорного слугу, отдающего ей дань уважения, и махнула рукой. Браслеты на её запястье звякнули, и Делеан невольно дёрнулся. — Довольно, Делеан. Я ценю твоё подобострастную натуру. Но я позвала тебя не ради того, чтобы ты лебезил передо мной. — Конечно, моя Королева. Его предшественник, Ке́нриэл Беспокойный, мог бы дожить до этих дней, если бы хорошо выполнял возложенные на него обязанности и не создавал много паники на ровном месте. Но, когда он, не вняв предупреждению, переступил границы дозволенного, Её Величество приказала ему передать необходимые знания Делеану и обучить его важному делу. Затем он исчез, а вместе с ним исчезла и его душа, которая не слилась с Хисо — их главным святилищем, жестоко уничтоженным людьми. — Гибель моего народа, продолжающаяся и по сей день, вынудила меня принять кардинальное решение, — она прошествовала мимо советника и не обратила на него никакого внимания. — Люди… эти гадкие существа возомнили себя главными в этом мире. Им было мало ослабить нас, растоптать наши души, выгрызть наши сердца. Они хотят полностью стереть нас с лица Эноте́ры! О, моя Создательница, почему они не могут успокоиться?! — Моя Королева, я бы хотел знать ответ на ваш вопрос. — Я не давала тебе слова, Делеан, — она излишне агрессивно повернулась к советнику в надежде прожечь в его ровной спине дыру. — Никто, даже сами люди, не знают, почему. Они — узурпаторы. Они — животные, после которых остаётся только гниль. У них нет ни капли интеллекта, ни капли сострадания. Они убийцы, которых обделили магией. А теперь… теперь даже мы не в силах им противостоять. Делеан молчал. Он немигающе глядел на белый пол, боясь сделать лишнее движение, за которое его сочтут некомпетентным лицом. Анриэль Угрюмая не выделяла его на фоне остальных, наоборот — относилась к нему даже требовательнее и более предвзято, чем к другим, вечно в чём-то упрекала и никогда и ни за что не хвалила. Она обращалась с ним холодно, как с потрёпанной и бесполезной вещью, как с мусором, который стоит выкинуть. Но, несмотря на явную неприязнь, она продолжала его терпеть, будто так и надо, будто что-то ей шептало, чтобы она не торопилась, пока не будет убедительной для этого причины. Делеан не был идеальным. И навряд ли вообще будет. Однако, что было в нём хорошо, он никогда ей не перечил, и этого было достаточно для той, кто ненавидел, когда её во что-то тыкали носом. Но как только он ошибётся, как только допустит промах, то она с удовольствием заменит его так же, как заменила им когда-то Кенриэля — нивра куда более опытного, чем Делеан, который был совсем юнцом, предпочитавшим лишний раз не дышать в обществе Анриэль, чтобы, не дай Создательница, не разозлить её раздражающим шумом. Королева села на трон, который давно потерял свой блеск. Она вальяжно откинулась на спинку, её золотистые глаза помрачнели, а пухлые губы сложились в тонкую линию. — Мой милый Делеан. — Да, моя Королева. — Смотри на меня, когда я с тобой говорю. — Да, моя Королева. Делеан поспешно исполнил её приказ. Он стойко выдержал на себе её сердитый взгляд и незаметно выдохнул, когда та отвернулась от него, увлечённая своими пальцами, а не каким-то глупым советником, старающимся произвести на неё впечатление. — Молодец, — Анриэль скучающе заправила белую прядку волос, в которых были серебряные крапинки, себе за ухо. — Я решила заключить мир с этими гадкими отродьями. Новость прозвучала как гром среди ясного неба. Делеан опрометчиво позволил себе потерять контроль над эмоциями. — Ч… что? — Ты осуждаешь моё решение? В её непримечательном вопросе было предупреждение. Угроза. Если он согласится, то его накажут. Он пойдёт следом за Кенриэлом, исчезнет из Энотеры и больше никогда не сможет посмотреть на ночное небо, усыпанное звёздами. Из-за этого ему всегда нужно было быть осторожным: подавлять себя, прятать своё мнение, чтобы не спорить с Анриэль, которая и без него была убеждена в собственной правоте. Она — мнительна. А ещё чересчур груба. С ней было так сложно вести диалог, часто превращавшийся в еë монолог, в котором она отзывалась о всех, в том числе о Делеане, весьма нелестно. — Ни в коем случае, моя Королева. Я удивлён. Только и всего. — Да, я тоже весьма удивлена. Но так будет правильно. Я давно общаюсь с этим… ничтожным людским Королём. Как там его? Бальдр? Какое убогое имя... — она чересчур нервно усмехнулась и резко мотнула головой, будто получив пощёчину. — Он предложил свои условия, и я отправила ему птицу с письмом, где согласилась. Понимаешь, Делеан, подписанный мир сможет обезопасить нас и даст людям на мгновение почувствовать себя победившими. Но, разумеется, это не так. Пройдёт достаточно времени, мы установим прочные доверительные отношения, чтобы они не сомневались в нашей покорности, и вот тогда… тогда, мой олеа́ндр, мы убьём тех, из-за кого мы страдаем уже столько лет. Делеану это не нравилось. Любое вмешательство понесёт за собой новые жертвы, а нивров и без того осталось катастрофически мало. Неважно, сколько пройдёт лет, людей всегда будет больше, и они задавят их числом, даже если действовать скрытно. Даже если убить только Короля. Это были сухие факты, которые Анриэль почему-то игнорировала, но Делеан не мог ей возразить. Он хотел перед ней выслужиться. Он хотел её внимания, чтобы она наконец-то увидела, на какие жертвы он ради неё шёл. Поэтому, проглотив своё недовольство, он медленно сказал: — Это неожиданно простой, но гениальный план, моя Королева. Анриэль поднялась. Она элегантной, полной собственного превосходства, походкой прошествовала до Делеана, с немым ужасом следящего за ниврийкой. Королева коснулась его серебристых волос, ласково взяла за узкое лицо и провела по узорам. Она смотрела на него с теплотой, но это был самообман, потому что она не знала, что значит любить. — Ты станешь моим голосом, Делеан. Ты доберёшься до их столицы, и Король организует тебе аудиенцию. Они будут осведомлены, что ты появишься на их территории, и они встретят тебя так, как того требует твоя должность. Предложи этим мелочным созданиям то, что они попросят, заставь им поверить тебе. Ты справишься с этой ответственной задачей? Я могу доверить её только тебе. — Да, моя Королева. Я сделаю всё, что вы прикажете. — Славно. Очень славно. Её прикосновения были обжигающими. Его словно окунули в кипящую воду и заставили находиться в ней долгое время, чтобы он плавился и превращался в бесформенное уродливое нечто, тошнотворное из-за своего отвратительного внешнего вида. Он мечтал отстраниться, всплыть на поверхность, но вместе с тем он рвался умереть в этом кипятке с мыслью, что был предан Королеве до конца, что она держала его, пока он корчился в агонии от беспорядочных фантазий и хрупких смехотворных надежд, где он был не просто советником. А фигурой, о которой Королева искренне заботилась. — Будь готов к отходу, мой олеандр. В любой день. И в любой час. — Благодарю вас за оказанную честь, моя Королева. — Совсем скоро мы все будем благодарить тебя, Делеан. Ты станешь нашим героем. Запомни это, когда будешь следовать своей роли. Делеан низко поклонился. Ему это было не нужно, но ему это пророчили. Возможно, после того, как он добьëтся необходимого результата, Анриэль перестанет воспринимать его как должное, и у него наконец-то появится шанс, чтобы она посмотрела на него без скрытой ненависти, а хотя бы с признательностью. Делеан не смел думать о чём-то большем. Конечно, у него была гордость, и быть оружием, пешкой в руках импульсивного кукловода, выстраивающего свою игру на поле боя, было унизительным для любого другого, осознающего эту очевидную истину. Но Делеана не волновало то, что творилось за его спиной и какие намерения скрывались за, казалось бы, невинным поручением Королевы. Он терялся, когда был рядом с ней. Забывал обо всём. Он помнил лишь об одном. О том, что у него не было права на ошибку — уже ровно с того момента, когда он только родился.

***

Люди говорят, что оуви появились из когтей Сущего, они ничтожны и, по своей сути, представляют из себя ничто иное, как бесплатную рабочую силу, которой можно без зазрения совести распоряжаться как угодно. Их призвание — прилежно подчиняться приказам тех, кто осознаёт, что такое власть на самом деле. Они обязаны терпеть боль, если их хозяин — жестокий человек, и они обязаны защищать своим костлявым, маленьким и пернатым телом господина, если на него посмеет кто-то напасть. Даже с тем условием, если господин — самый ненавистный на белом свете монстр, для которого садизм — это само собой разумеющееся явление. Оуви — это живой щит. Оуви — это домашний питомец, над которым разрешено издеваться. Оуви — это животные без прав, неспособные поднять восстание, чтобы доказать всем, что они чего-то стоят в этом несправедливом мире. Их настоящий дом — это дикая природа, где они охотятся на насекомых, где они создают небольшие поля и сады, на которых растёт еда, специально предназначенная для их хрупкого организма, с трудом справляющегося с тяжёлой пищей. Они живут, подобно птицам, и Сущий наделил их крыльями, чтобы они могли летать. Сущий позволил им чувствовать силу ветра, он подарил им ловкие лапы и удобные руки с четырьмя пальцами, чтобы те эффективнее справлялись с повседневными заботами. Но, к несчастью, он забыл про одну маленькую, с первого взгляда, деталь, которая свела на корню все его усилия. Сущий погубил своих детей, когда не дал им смелости. Он не предусмотрел, что другие его создания, его родные дети, вышедшие из тела и головы, будут охотиться на оуви, чтобы приручить их и подчинить своей воле. И какая же была неожиданная новость для жадных людей, впервые столкнувшихся с полностью парализованными птицеподобными существами, которые не предприняли никаких попыток самообороны, что без боя их готовы беспрекословно слушаться. О таком трудно не мечтать. Сущий был слишком горд, чтобы наделять всех своих детей одинаковыми дарами. Человечество — вот что было венцом его творения, они были для него всем. Всё остальное — лишь дополнение, чтобы сделать жизнь людей чуточку многообразнее. Оуви — сопутствующий ущерб, созданный забавы ради. Но так думали люди. А им свойственно возносить себя до Небес, чтобы быть выше остальных. Чтобы считать себя приближёнными к Сущему. Только нивры ведали об истинном положении дел. Они знали, что оуви — это прóклятые люди, которые перешли дорогу белой деве. Что один мужчина и одна женщина, любившие друг друга страстно и безумно, погубили друг друга внезапным предательством, непростительной ошибкой и гадкой клеветой. Женщина заключила сделку с духом, с презренным Гри́цием, чтобы отомстить мужчине и показать ему невыносимую боль, режущую её днями и ночами, но поплатилась сама и стала первой белой девой — подводным созданием, бесконечно плавающим в тёмных и холодных глубинах океана. Другим женщинам из той деревни также не повезло, и была им уготована судьба стать следующими белыми девами, это было их проклятие, насланное в качестве платы Первой, посмевшей просить что-то похуже, чем смерть. Мужчины же превратились в оуви, в маленьких и невзрачных существ, умеющих хорошо разве что летать. И если белые девы приспособились к своей жизни, они со временем адаптировались к открывшимся новым возможностям, то оуви — нет. Они вымирали, и пришлось им просить Гриция о продолжении рода, о выживании, которое было оплачено их смелостью и свободой. Эта история — пример для ниврийского народа и настоящий позор для человеческого. Но во всей этой путанице, так умело поданной ниврам и людям, была упущена самая важная деталь, где Гриций — злобный дух, скучающий в своей Тюрьме, на самом деле подставил влюблённого мужчину, чтобы устроить долгое и удивительное представление, в котором он был главным участником. Ему нужна была сила и вера извне, и он смог это получить, чтобы возвыситься над другими духами. Но власть — слишком скоротечна, и Гриция совсем скоро свергли. Новым правителем духов стал Ахерон — слишком великодушный, чтобы убивать своих предшественников. К тому времени он даже не догадывался, что этот благородный поступок будет его главной ошибкой, которой Гриций воспользуется, чтобы навсегда от него избавиться.

***

— Что тебя беспокоит, малыш? Стриго вяло перекатился с одной подушки, принадлежавшей Соколу, на другую, укутался почти с головой в одеяло и громко зевнул. Он плохо спал, может, часа три от силы. Явно не больше. Стриго выглядел крайне потрёпанно и болезненно, и Сокол очень переживал за него. Если оуви всерьёз простыл, то у кого просить помощи, чтобы его вылечить? Здесь, на чужой территории, он был для всех отщепенцем, собственно, как и сам Сокол, Медея и Делеан. Они могли полагаться только друг на друга, но какая от этого будет польза? Они были одиноки, несмотря на людей и оуви, бродящих по дворцу. — П-по м-меркам с-своего племени я ещё не д-достиг… этой… как её там… з-зрелой стадии! Для них я р-ребёнок, но я чувствую себя т-так, словно… п-пережил старейшину. — Это как? — С-старейшина не в-выходит за пределы племени. Н-не изучает… местность в-вокруг. Она г-главная и она д-действительно м-много знает, но п-по с-сравнению с добытчиками, которые п-представляют, что н-находится в лесу, она неопытн-на. А я… сейчас я знаю б-больше… всех? У меня такое ощущение… Мне надо его с-стыдиться? — То есть ты пытаешься сказать, что телом ты ребёнок, а умом — взрослый? — Д-да! Да... Н-наверное... это более полно описывает м-моё восприятие… в-всего. Сокол, раздумывая над ответом, который мог бы правильно передать его мысли по этому поводу, подвинулся к кровати. Он не хотел задевать Стриго своими сумбурно сформулированными предложениями и неловкостью, возникающей всегда, когда дело доходило до того, чтобы кого-то утешить. И он вовсе не желал всё идеализировать, чтобы оуви угомонился раз и навсегда и больше никогда не поднимал эту тему, почему-то встревожившую его сейчас. К сожалению, Сокол не был мастером слов, оратором или образованной личностью, хвастающейся количеством прочитанных книг. Но он был Соколом — человеком, который, как правило, не любил ложь. — Малыш, тебе не надо стыдиться того, что неминуемо. Когда ты познаёшь мир, то ты меняешься. Ты встречаешься с опасностями, которых в твоей прежней жизни не было, и ты учишься их преодолевать. Постепенно. Это закаляет тебя, делает сильнее. Поэтому нормально, если ты понимаешь, что твои взгляды... э-э... слегка изменились. — Выходит, я… и п-правда оп-пытнее старейшины? — Ты опытнее всех в своём племени. Я сомневаюсь, что они так же, как и ты, подвергались пыткам поехавшего безумца, пересекались с огром, монстрами и нивром. Ты можешь гордиться своими достижениями. Да Сущий дери! Ты будешь даже лучше вашего героя. Ну, который ещё вульфов поборол. Большие янтарные глаза Стриго заблестели. Ещё через секунду он начал плакать, отчего растерялся даже Сокол, не ожидавший подобной реакции. Он, насколько мог судить, не ляпнул что-то обидное, чтобы из-за этого проливать слёзы. Или он всё-таки где-то облажался? Как всегда. — Стриго... эй, ты в порядке? — Да… да… я-я… просто… — оуви вытер глаза, с теплотой и преданностью посмотрел на наёмника, пребывавшего в полном недоумении от ситуации. — Меня... н-никто не х-хвалил... Я-я не знал, что это бывает так… п-приятно. Я всегда стыдился того, что меня н-назвали в честь… в честь г-героя. Самого, н-наверное, х-храброго среди н-нас. Надо мной ч-часто насмехались… было… б-больно. — Стриго… — Н-нет, пожалуйста… мой спаситель, я должен эт-то с-сказать! Надо мной насмехались те, кто был младше м-меня. Они считали меня слаб-баком… оуви, н-нзванный в честь р-реального героя… полной моей п-противоположности… б-боится в-всего… это такой п-позор! Мне было н-невыносимо. Сокол схватил ладонь Стриго, осторожно сжал, чтобы выразить ему свою поддержку. Он был здесь, он его внимательно слушал, и он сделает всё, чтобы защитить его. Что бы не произошло в прошлом, пусть это останется в прошлом. Сейчас было относительно безмятежное настоящее, а дальше — будущее, ещё более спокойное и безопасное, определённо без унизительных издёвок, которых никто, тем более бедное пернатое создание, не заслуживал. По крайней мере, Сокол не позволит, пока он дышит, чтобы Стриго снова кто-то оскорбил, даже если для этого ему придётся кого-то убить. — А сейчас в-вы… вы мне говорите… что я л-лучше… Я могу доказать в-всем, что я лучше! — Стриго, тебе не надо никому и ничего доказывать. — Нет… я м-могу… Я могу доказать! М-могу… — Что ты собираешься делать? Вернуться и обижать их в ответ? Это неправильно. Ты должен быть умнее. Иначе ты станешь таким же, как они. Стоит ли оно того? — Н-нет… — Верно. Не стоит. Пожалуйста, подумай над этим, прежде чем действовать. Поспешные решения — твои враги. Уж поверь, я убеждался в этом неоднократно, и я не вытерплю, если ты тоже будешь совершать такие же оплошности, как я. Стриго, невольно соглашаясь с Соколом, медленно кивнул. Ему не надо было долго решаться, чтобы отказаться от перспективы покрасоваться перед другими тем, как он обновился благодаря Соколу, и убедить их в том, что они ошибались на его счёт. Если его спаситель заявлял, что это — неправильно, то кто он такой, чтобы с этим спорить? Его ушки довольно навострились, и Сокол ему нежно улыбнулся. Это было простейшее проявление понимания и уважения, и наёмник был рад, что сумел поставить Стриго на путь смирения, где никому не надо было мстить за ранее причинённую боль. В противном случае он был бы очень разочарован тем, что даже оуви, это невинное дитя, было подвержено негативным сокрушительным эмоциям, оставляющим после себя только горечь и пустоту. — М-мой спаситель… К-когда всё закончится… в-вы пойдёте со мной к старейшине? Я не с-собираюсь… вредить им… Мне надо уб-бедиться, что с п-племенем всё хорошо. — Да? — пространно переспросил Сокол. — Да, конечно. Это мило, что ты заботишься об их благополучии. — Они м-моя с-семья... н-но... н-но вы, м-мой с-спаситель, и мисс... а ещё м-мистер... в-вы моя с-самая-самая г-главная семья! Сокол, отвлечённый воспоминанием, когда общался с Медеей и предлагал ей временно присмотреть за Стриго, почувствовал, как что-то невидимое кольнуло его в сердце. Вероятно, это была совесть, появившаяся именно в тот момент, когда оуви ни о чём не подозревал и чуть ли не признавался им всем, а особенно ему, в любви до гроба. Конечно, в поступке Сокола не было ничего ужасного. Он планировал его уберечь от себя, пока не разберётся с духом, а не бросать его после того, как тот так сильно привязался к нему. Но разлука может быть долгой, и к тому времени, когда проблема разрешится, Стриго просто-напросто умрёт от старости в бессмысленном ожидании своего спасителя, который даже не вернулся, чтобы с ним попрощаться. Всё это так наваливалось друг на друга, что Сокол считал себя последним негодяем, который нагло пользовался доверчивостью оуви. — Стриго, это... я... я тоже очень ценю тебя, — Сокол рассеянно потрепал его по перьям на макушке. — И... и я хочу в кое-чём тебе признаться. Это глупо... очень глупо, но мне нужно сказать это вслух. Ты позволишь? Оуви стянул одеяло, поудобнее уселся, несколько раз быстро поморгал и в конце концов широко открытыми глазами уставился на Сокола. Он никак не двигался и был больше похож на статую, чем на живое существо, и эта полная концентрация при иных обстоятельствах могла бы напугать. — День от-ткровений! Л-люблю откровения! К-конечно! В-выкладывайте, м-мой спаситель! Наёмник неловко отвёл взгляд и потёр шею. Почему он так тушевался? Это же не предательство, в самом-то деле! — Я хотел тебя оставить с Медеей. До тех пор, пока не найду способ, как избавиться от духа. Это нелепо, да, но я боюсь причинить тебе боль. Или разочаровывать тебя и пугать. Ненамеренно. Контроль... иногда он теряется против моей воли, и я беспомощен перед тем, что творит моë тело, когда я без сознания. И как, Стриго, я буду твоим спасителем, если не могу спасти даже себя? Но теперь… теперь всё стало так запутано. Навалилось столько проблем, и как я вас оставлю? Совсем одних? Вы ведь тоже для меня как вторая семья, и я не хочу вас потерять. Но дух… — М-мой с-спаситель… — Стриго обхватил ладонями лицо удивлённого Сокола и прижался своим лбом к его. — В-вы слишком строги к с-себе. Я з-знаю, что в-вы н-никогда не причин-ните н-нам в-вреда, и поэтому в-вам н-не н-нужно отд-даляться от н-нас. П-пожалуйста, н-не б-бросайте меня! Эт-то с-самый простой с-способ избежать н-неприятностей... но... он т-такой б-болезненный... — Стриго, я… — Сокол накрыл его маленькую ладонь своею и зажмурился. — Да, ты прав. Я не должен от вас отдаляться — вы мой стимул. Ты — мой стимул. Клянусь, когда мы будем наконец-то свободны, то начнём странствовать. Только мы вдвоём. Зайдём к твоему племени, чтобы они ахнули от того, каким ты стал взрослым, потом навестим Медею. Может, Делеана тоже получится встретить. У нас будет грандиозное путешествие!

А как же я? Я не вхожу в твой список посещений? Не забывай о нашей сделке, птенец.

— Какая от-тличная идея! — Стриго вскочил с кровати, радостно запрыгал и повторил за наёмником: — У н-нас б-будет гран-ндиозное п-путешествие! — Да, малыш. Именно так всё и будет. Мы можем себе это позволить, верно? — Д-да! — Значит, договорились? — К-конечно! Т-только больше не р-расстраивайтесь, мой с-спаситель. В-вы в-всегда мож-жете положиться на н-нас. И н-на меня! Сокол улыбнулся, с трудом подавляя крик отчаяния. Иногда наивность Стриго поражала. Он был таким удивительным созданием, поистине безгрешным и открытым, что делало его слишком ранимым и чувствительным. Бесспорно, он заслуживал всего самого лучшего. — Я надеюсь, что всё это не затянется надолго. Особенно эти переговоры. Делеан так озабочен ими. — Я в-видел, что м-мисс с ним. Наверное… в-вместе с ней он м-меньше в-волнуется. — Медея… с ним? — В его к-комнате. Да! Он очен-нь зол… а ещё он-н п-проклинает людей… Я с-слышал!

Считай, твоя подружка как сдерживающий фактор, чтобы война между ниврами и людьми не разразилась из-за очередной глупости.

— Вау... это... неожиданные новости, — Сокол нахмурился. — Главное, чтобы Медее не было из-за этого дискомфортно, иначе чешуйчатому несдобровать. — Не п-переживайте так, м-мой спаситель! — Я скорее удивлён. Ей бы отдохнуть, а не быть с этим... с Делеаном в одной комнате. Какой кошмар! Даже звучит ужасно.

Ты всегда можешь к ним присоединиться. Будет весёлая компания, полная неловкого молчания, потому что ты — третий лишний.

— Зато я с в-вами! — О да, малыш, ты чудесный собеседник. И в этом не было не было ни капли сарказма, пускай тон Сокола и был довольно неоднозначным. Отказываясь размышлять об этом дальше, он откинул голову назад и прикрыл веки, которые в данную секунду были необычайно тяжёлыми. Когда всё устаканится, ему надо в срочном порядке поговорить с Медеей. Может, расспросить её о планах. Он чувствовал себя перед ней виноватым, хотя все недопонимания, произошедшие между ними, они благополучно оставили в прошлом. А потом, пожалуй, пообщаться из вежливости с Делеаном. Если будет хорошее настроение, то извиниться. Возможно, перед ним извинятся в ответ — и больше не будет никаких распрей. Орёл всегда учил его тому, чтобы среди людей, с которым ты долго, были установлены полные доверительные отношения. Это предотвратит все будущие конфликты, которые всегда тормозили команду. Сокол, мысленно обещая себе заняться чем-то полезным, не заметил, как задремал. Это были самые мирные минуты — или часы? — в его жизни, которые внезапно и безжалостно оборвали противные стуки в дверь, а следом — чересчур громкий голос. — Ребята! — Мой с-спаситель… — Стриго потряс его. — Там, кажется, мисс… — Да чтоб… Сущий, я слышу... слышу, что это она. Сокол раздражённо замычал, произнёс всякие невнятные и негодующие из-за резкого пробуждения ругательства. Он схватился за голову как раз тогда, когда Медея, не дожидаясь ответа, вошла в комнату, закрыла за собой дверь и прижалась к ней. На её лице читалась неясная эмоция, но это точно было что-то между испугом и радостью. — Вы не поверите! Делеана наконец-то вызвали на переговоры! И именно тогда Сокол окончательно проснулся.