любимица твоих дьяволов

— Так убивай, — произнес знакомый хриплый голос над ее ухом, и обе девушки вздрогнули от неожиданности. Яркий аромат цитрусов мгновенно начинает щипать на кончике языка. Стальная Аня чувствует, как закипает, когда видит перед собой человека, появление которого заставляет кончики пальцев приятно покалывать, дыхание становится сбивчивым, а тело, будто на раз-два, готово сгореть от неистового желания быть под её руками. Анечка умная, понимающая и искренняя: осознала с самого начала, что оказанные знаки внимания, невероятной красоты букеты с романтичными записками, которые совсем не в характере её тайного поклонника, и томно-влюбленный взгляд, сопровождающийся прерывистым дыханием и постоянным желанием касаться — не просто так. Саша касалась грубо; старалась прижать как можно ближе к себе. Так, насколько позволяла ситуация. В офисе подходила как можно ближе — прикрывая глаза, наслаждалась сладостным ароматом карамели, исходящим от чужого нежного тела. Трусова была уверена, что кожа у юной Анечки — мягче шёлка; думала о том, как будет оставлять на ней чернильные следы. «Собираешься испортить это божество своим поганым ртом, а, Трусова?» — как некстати проносилось в мыслях; Саша лишь ухмылялась, хлопая себя по карманам в поисках зажигалки. Прикрывала глаза — и в мыслях появлялась только она: Анечка, скорей всего, сейчас с Камилой, нежно обнимает и очаровательно целует чужие вишневые губы, пропитанные сладостью и влюблённостью. У Трусовой дыхание сбивчивое, а глаза принимают непривычно тёмно-зеленый оттенок. Она понимает, что заебалась чувствовать. Аня стоит в комнате, смотрит на ухмыляющуюся Трусову, а страстные чувства, которые накрыли её с головой в первые секунды — улетучились; оставили место лишь для гнева, который заставил ладони сжаться в кулак, а тёмно-ореховые глаза — пылать огнём. — Саш, зачем ты здесь? — встревает Ками, бережно, совершенно невесомо касается ладони Ани, что не остается незамеченным Сашей; она криво улыбается, приподнимая бровь, прожигающие, даже ненавистно смотря на сцепление их рук; выглядит неловко, неправильно и не по-настоящему. — Поговорить хочу. Камила нахмурилась, выдавая своё несогласие с подобным заявлением; быть с Аней, казалось, для неё единственное, что имело сейчас значение — и Саша, чёрт подери, прекрасно её понимала. До сдавливающей боли в висках и частого дыхания, так неприятно стискивающего грудную клетку. — Не с тобой, — выплевывает Трусова, обращаясь к Валиевой, которая обескуражено переводит взгляд на Анечку; Анюту, которая ещё чуть-чуть — вспыхнет, как спичка. Трусова смотрит на Аню обжигающе; взгляд прожигающий Щербакова чувствует каждой клеточкой своего тела. Саша только и ждёт взрыва. — С тобой, — лукаво наклоняет голову, щурясь, как кошка, смотря в сторону Ани, кидающую в сторону листок, а следом — оказывается рядом с ней на расстоянии вытянутой руки, дыша громко, ароматом своим сладостным сбивая все настройки в голове Трусовой; чёртова Щербакова. — Поговорить? — теперь уже лукаво ухмыляется Аня, хватая ту за руку. — Ну, пошли, поговорим, — и тянет за собой в другую комнату под ошеломленный взгляд Валиевой; та кричит, что может помочь, а Аня шикает, словно злая кошка, что она сама способна вывезти конструктивный диалог без вмешательств, на что Трусова одаривает её ослепительной улыбкой и лёгким движением прижимает ближе к себе за талию, почти вплотную; Щербакова впервые чертыхается, легко ударяет её вбок, заставляя хватку той ослабнуть, и заводит её в комнату, запирая за собой дверь. Трусова не может взгляда от неё отвести, смотрит прожигающие, с нисходящей улыбкой на лице: как аура вокруг девушки наполнилась сладостно-томной атмосферой; как сбивчивое дыхание касается её щеки, а хватка на запястье — жёсткая, грубая, совсем неподходящая для нежной и тонкой Анечки, сотканную из самых ярких звёзд, фарфора и несбыточных мечтаний; Саша ухмыляется, а тёмно-зелёные глаза искрятся так, как никогда и ни с кем. — Тебе смешно? — Аня скалится, грубо отталкивая её от себя. — Что за хрень, Трусова? Ты совсем с катушек слетела? А Саша не может не улыбаться, смотря на озлобленно-очаровательную девушку на против: страстную, манящую, пылающую нежностью и превосходством от локонов волос цвета тёмного шоколада до самых кончиков пальцев. — Ай-яй-яй, какая вы плохая девочка, Анна Станиславовна, — цокает Трусова, складывая руки на груди, и осматривая её с прищуром, — разве такая как вы способна разговаривать подобным языком? — Саша облизывает губы, что не скрывается от изучающего взгляда Щербаковой. Раз — и Аня оказывается в шаге от неё. — И что ты сделаешь? Пожалуешься моему начальству? — ехидство сочится с уст Анечки. — Сашенька, понимаешь, если бы на то была моя воля, то я бы никогда не взялась за твой чёртов клуб и работу с тобой. И никогда бы не знала тебя. Саша хватает её за локоть, резко притягивая к себе. Чувствует, как озлобленно дышит Аня. Часто. Горячо. Обжигая её кожу, и разжигая костры желания во всём теле; достаточно маленького намёка или томного взгляда Ани — Саша готова встать перед ней на колени. — Я бы заткнула тебе рот, — шепчет Трусова, почти шипит, в губы Ани, наблюдая, как взгляд её лицо изучает: она в волосах ярких тонет, да в глазах цвета листвы летней и самого кислого яблока зелёного. — Отпусти, — полушепотом говорит Аня, пытаясь вырваться из железной хватки, но безрезультатно; кажется, что с каждой попыткой Щербаковой освободиться от её касаний, та притягивает её ещё ближе — вплотную; грубо, горячо и совершенно обезумевше; Аня не хочет признавать, что начинает гореть вместе с ней. — Зачем? Зачем ты пыталась найти информацию обо мне? Ещё и личную! Тебе это знать необязательно. Ты — никто! Аня буквально выплевывает эти слова, наблюдая, как огни ярости начинают пылать в ярких глазах напротив. — Ты никогда не будешь для меня чем-то большим! Шипит, пытается задеть, до неприятных мурашек и боли в висках. Щербакова помнит, что говорила ей Косторная. Каждое слово. «Держись подальше». «Она убьёт тебя». «Ничего, кроме работы, Ань». «Она разобьет тебе сердце». «Она сделает так, что ты дышать больше не сможешь без её присутствия». «Она уничтожит то, кем ты являешься». Аня не может принять свои чувства. Да лучше бы она вообще ничего не чувствовала. Никогда. — Хватит молчать! Ты… Трусова грубо притягивает её за затылок, сжимает шёлковые волосы в ладони и врезается в её губы своими. Жарко. Мокро. Возбуждающе. Отдающе током в каждой клеточке тела. Ощущает, как резко обмякла в её руках Аня; чувствует, как задержала дыхание, а губы начали отвечать лишь через несколько секунд; ощущает, как тонкие пальчики пробираются к её шее, обхватывая, притягивая ближе; слышит, как она громко дышит, опаляя её ещё больше; как мокро, совершенно дико, язык Ани встречается с её; целует, не может насладиться; мягкие губы, влажные поцелуи и тихий стон, срывающий крышу. Саша улыбается сквозь поцелуй. Это даже лучше, чем она могла себе представить. Трусова касается ладонями её спины, притягивая к себе; чертит языком влажную дорожку от шеи до ключиц, наслаждаясь, как та реагирует на её прикосновения; от одного взгляда на запыхавшуюся, с тяжелым дыханием и блеском в глазах Щербакову Трусова готова отдать всё, что угодно. «Ань, кроме работы — ничего» «Она для тебя — никто» «Просто работа» «Она не будет любить тебя» Аню опаляет. Она чувствует себя так, будто наконец-то протрезвела: сильное помутнение прошло, а глотку сдавливают непонятные эмоции, отдающие тяжестью в грудной клетке. Господи, какая же ты дура, — шепчет внутренний голос, без насмешки, лишь грустный вывод происходящего. Щербакова в стороне оказывается, будто её кипятком ошпарили; смотрит на непонимающую ничего Трусову, прикрывает глаза, сглатывая откуда-то появившийся ком в горле. Не чувствовать. Не надо. Больно. Больно. Открывает глаза — и перед Трусовой, как в самом начале, стоит ледяная леди с непроницаемым взглядом. — То, что сейчас было — минутная слабость. Нас с тобой связывает только работа. Прошу, уходи. Саша в ответ ничего не говорит — исчезает, будто её и не было здесь. Трусова впервые чувствует, как у неё разбивается сердце. *** — Ань, о чем вы говорили? — спрашивает Камила, ставит приятно-пахнущий горячий напиток на столик, возле Ани. — Всё решили? Щербакова прикрывает глаза, рука с кисточкой зависает в воздухе; считает до десяти — вдох-выдох. — Не хочу говорить о ней, Ками, — отрезает Аня, продолжая работу. — Остановились на том, что мы с ней коллеги. И на том, что бы она подходила ко мне только тогда, когда дело касается клуба. Камиле приятно. Она кивает, целует Аню в макушку и смотрит на предстоящую перед ней эстетически-прекрасную картину. — Что рисуешь? — Камиле действительно интересно; она оставляет влажное касание губ на оголённой ключице и следит за движениями тонких пальцев. — Сама ещё не понимаю. Аня рисует девушку: волшебную, яркую, неземную, с дерзким характером и решимостью во взгляде. С янтарными волосами и ярко-зелёными глазами.