Раскрепощенный

Найти Глоина в Эреборе не составляло никакого труда. С самого начала он получил одну из высших должностей — должность главного казначея. Эта работа была одна из самых почетных, равно как одной из самых трудных. Все время от рассвета до заката Глоин проводил в своем кабинете рядом с сокровищницей, принимая посетителей: торговцев, глав гильдий, послов, снова торговцев и так до бесконечности. У него было несколько секретарей, которые помогали ему вести дела, но каждый из них, несмотря на почет и весьма немаленькое жалованье, хотя бы раз в месяц подумывал о том, чтобы подать прошение об отставке. Все время, что не занимала работа, Глоин посвящал своей семье: маленькому сыну Гимли и любимой жене Риг, носившей под сердцем еще одно дитя. Поэтому найти его можно было в двух местах: в кабинете или дома. Бильбо долго раздумывал, как бы ему обратиться к гному так, чтобы не оторвать ни от работы, ни от, упаси Эру, семьи. Не сумев сам разрешить эту загадку, он направился к одному из его секретарей, тому, что заведовал списком просителей, что желали получить аудиенцию казначея, и их порядком. Едва Бильбо зашел в кабинет, юный Нарви подскочил со стула, да так резво, что он упал у него за спиной. — Ва-ваше Вел-личество! — хриплым голосом пробормотал он, склоняясь перед хоббитом в почтительном поклоне. — Чем я могу быть Вам полезен? Бильбо невольно поморщился. Гномы из Компании относились к нему по-прежнему с легкой, необидной насмешкой и снисходительностью, однако те, что знакомились с ним уже после освобождения Горы и воцарения Торина, превозносили королевского супруга едва ли не выше самого Короля. Бильбо это смущало, но, как он понял, изменить мнение этих гномов, не могло ничто. Поэтому он бросил попытки уговорить их обращаться к нему просто по имени и старался стоически терпеть. — Здравствуй, Нарви, — Бильбо улыбнулся, чем заставил молодого гнома залиться краской. Нарви было до дрожи приятно, что консорт помнит его имя и что относится к нему, простому гному, столь доброжелательно. — Я бы хотел попросить тебя передать лорду Глоину, что я желаю поговорить с ним. Если у него будет возможность уделить мне время, пусть пошлет за мной, я приду к нему. — Ваше Величество, я мог бы сейчас доложить о Вас и… — Нарви был готов рвануть к казначею, но был остановлен жестом Бильбо. — Нет, Нарви, сейчас не нужно. Пусть Глоин позовет меня, когда у него будет время. Сейчас не стоит заставлять господ просителей ждать, — Бильбо снова мягко и, как он надеялся, успокаивающе, улыбнулся. — Передашь ему мою просьбу? — Да! Конечно, Ваше Величество! — Нарви был растерян, но одновременно в груди у него растеклось приятное чувство гордости за их консорта. Восхищение хоббитом выросло стократно, а любовь и желание служить всем, чем только он сможет, и вовсе не знали границ.   Нарви разыскал Бильбо тем же вечером и, вытянувшись по струнке и безнадежно заикаясь от смущения, доложил, что лорд главный королевский казначей может принять его. Хоббит поблагодарил гнома за службу и отпустил отдыхать, насилу убедив, что сумеет добраться до сокровищницы и сам. Проходя мимо огромной залы и глядя на горы золота, Бильбо невольно залился краской. Несколько месяцев назад они с Торином помогали разбирать тот кавардак, который учинил в сокровищнице Смауг. Было нужно отделить золото от серебра и драгоценных камней, а также монеты от слитков, кубков, украшений и остальных творений гномьих мастеров. Торин тогда увлекся, примеряя на Бильбо то кольцо, то ожерелье, а Бильбо смущенно отмахивался и уворачивался, мол, не девчонка он, столько побрякушек на себе таскать. На самом деле, Бильбо тогда все еще боялся, что драконий недуг вернется, и Торин вновь будет смотреть лишь на золото, удостаивая испуганного хоббита лишь коротким и почти презрительным взглядом. Бильбо то и дело заглядывал Торину в глаза, опасаясь разглядеть в них алые искры алчности и жажды золота. Но нет, в глазах его возлюбленного ровным теплым светом горела синева, и глядели они с любовью и восхищением, но не на золота, а на хоббита. Последней каплей для Торина стала золотая тиара с изумрудами. Бильбо не сумел увернуться от нее, и золото мягко опустилось на его волосы. От поднятого на него взгляда у Торина перехватило дыхание. Изумруды, вставленные в тиару, казались тусклыми стекляшками по сравнению с горящими изумрудами глаз его возлюбленного. За то, что последовало после, Бильбо долго ругался на Торина. Гном не сдержался и повалил хоббита на кучу монет, что они успели разобрать. В какой-то момент Бильбо осознал себя лежащим на Ториновом плаще, выстанывающим имя любимого гнома, содрогаясь от наслаждения под его мощными толчками. Руки Торина безостановочно гладили его тело, губы сталкивались с губами, а глубокие синие глаза смотрели с любовью и страстью. После, уже в их спальне, на границе между явью и сном, Бильбо услышал тихий шепот Торина: — Ни одно из этих украшений недостойно тебя… А еще через несколько дней Торин преподнес ему подарок: искусно выполненный венец из сплава золота и меди с драгоценными камнями. Он напоминал венок из цветов, а сплав был подобран столь точно, что металл терялся в волосах Бильбо, и казалось, что сверкающие полевые цветы просто вплетены в его кудри. Теперь, когда им доводилось вместе встречать гостей в тронном зале, на голове Бильбо красовался этот венок, что сплел для него Торин. Предаваясь сладким воспоминаниям, Бильбо не заметил, как дошел до дверей кабинета Глоина. Постучав и дождавшись ответа, хоббит зашел. — Ну, здравствуй, Твое Величество! — Глоин добродушно улыбнулся и сжал Бильбо в медвежьих объятиях. У Бильбо мелькнула мысль, что Нарви бы удар хватил, увидь он эту картину. — Здравствуй, лорд Глоин, — Бильбо похлопал гнома по плечу и отстранился. — Ты быстро управился сегодня с твоими посетителями. — А, попались из людей хитрецы. Говорят, мол, мастеровые из Дейла, просим золота на восстановление города… Ха! — Глоин гневно ударил кулаком по столу, да так, что чернильница подскочила, — как будто я не знаю всех их мастеровых в лицо! Да ещё и без приказа Барда! — Вот наивные, — Бильбо улыбнулся. Именно из-за таких случаев Глоин и был лучшим кандидатом на пост казначея. — Уж точно, — Глоин довольно усмехнулся и внимательно посмотрел на хоббита. — Поговорить-то о чем хотел? — Меня к тебе Балин отправил, — Бильбо замялся. У него было достаточно времени, чтобы придумать, как повести разговор, но ничего путного хоббит так и не сообразил. — Он сказал, что ты можешь рассказать мне об одном ритуале. Это ритуал… — Ритуал любовной жертвы, да? — Глоин расплылся в довольной улыбке. — А ты, значит, добрался до нашего «Искусства творения любви», а?! Бильбо не знал, куда себя деть от смущения. Такая прямолинейность гномов в этих делах все еще была для него непривычной. Благо, Глоин не ждал от него ответа. — Все верно, Бильбо, я один из тех немногих, кто был удостоен этого дара, — гном улыбнулся еще более мечтательно. — Когда-то мне преподнесла его моя любимая Риг. Мы были еще совсем молодыми, Гимли тогда еще и в планах у нас не было. Мы только-только поженились, и… — Глоин, — Бильбо умоляюще посмотрел на него. Он знал, уже был научен горьким опытом: если Глоина не остановить, о своей семье он может говорить днями напролет. — Прошу тебя. Ритуал. — Верно, прости, — Глоин откинулся на спинку кресла и уставился в никуда мечтательным взглядом. — Ритуал. О, Бильбо, это величайший дар, который только может получить гном. Суть этого ритуала в том, чтобы отдать себя в волю своего возлюбленного. Мы ведь очень скрытны и недоверчивы, как ты мог заметить. А этот ритуал могут провести лишь двое, что безоговорочно доверят друг другу и жизни, и души, и даже смерть. Тот, кто его начинает, должен предложить себя и свою волю. Он лишает себя свободы двигаться, видеть, говорить и решать, что будет происходить дальше. Тот же, кто готов принять этот дар, берет на себя всю ответственность за него. Эти двое должны заняться любовью. По идее, принимающий дар волен делать с дарителем все, что его душе угодно, не оглядываясь на его чувства. В действительности же, он должен взять дарителя так, чтобы не причинить ему ничего, кроме наслаждения и сладкой неги. Я помню мою милую Риг. О, как она была прекрасна тогда, скованная и беспомощная, и как я держал ее в своих руках. Она казалась мне такой хрупкой, что мне страшно было даже обнять ее сильнее. Казалось, только прикоснись не так — не рассыплется, нет, много хуже. Но каким же наслаждением было взять ее такой, почувствовать, как ее шелк и жар окутывает меня, и как она подается ко мне, не страшась, но прося защиты от всего мира в моих объятиях. Глоин закончил говорить и потянулся к краю стола, где стоял кувшин с вином. Сделав несколько глотков, он продолжил: — Я так понимаю, что ты желаешь преподнести этот дар Торину. Так вот, хорошенько подумай об этом, Бильбо. Сможешь ли ты довериться ему настолько, чтобы отдать все, что у тебя есть, всего себя без остатка, даже жизнь свою, не страшась, что он причинит тебе боль? Бильбо же сидел не шевелясь, пытаясь осознать услышанное. Воображение охотно подкидывало ему картины, как Торин с яростным рычанием вдавливает его, связанного, в перину. — А разве я уже этого не сделал, Глоин? — спросил Бильбо с улыбкой. Невольно вспомнился момент, когда жизнь хоббита была в руках его гнома. Когда Торин едва не скинул Бильбо с бастиона. Вспоминлся его взгляд: яростный, обжигающий, бьющий больнее любого хлыста. Но даже тогда хоббит не боялся за себя. И если бы руки Торина тогда подарили ему смерть, он бы безропотно принял ее. — Что ж, — тяжело вздохнул Глоин, — тогда я расскажу тебе поподробнее, что делать. И тебе, пожалуй, придется обратиться к Бифуру. В свое время именно он сделал оковы для моей Риг.