От лица Валентины…
Конец октября 2022. Москва — Западный Административный Округ — ЖК Фили Парк. Этим, не самым ранним и добрым, признаться честно, воскресным утром, ведь лучики, светившего за панорамным окном в пол, солнца, которое было уже достаточно высоко, что говорило о позднем часе моего пробуждения, пробираются сквозь токую, прозрачную, тюль, украшенную легким замысловатым узором, вынуждая меня начать просыпаться, отходя из прекрасного царства Морфея, возвращаясь в обыденные реалии, но далеко не с ощущением, приливающей ко всему телу, окрыляющей легкости, и желания жить, которое бегая по венам, согревает кровь, как и должно начинаться утро любого среднестатистического, а главное — нормального, подростка, а от острой головной боли, которая вытесняла все остальное, ставя на первый план себя и непреодолимое желание за раз выпить, как минимум, литр холодной освежающей воды, словно у меня в горле образовалась пустыня Сахара. Но стоило мне на какую-то долю секунды попытаться приоткрыть свои, чертовски сильно заплывшие отекшие глаза, которые натурально слиплись друг с другом, как я во всей красе почувствовала себя последним алкоголиком, не просто в этом бренном мире, но и на всей этой несчастной планете, сразу же пожалев, что родилась на свет, испытав весь спектр эмоций от первого в жизни похмелья, мне никогда не было так плохо. Голова так мучительно, словно раскалывалась на две ровные половины, затылок неприятно изнывал тупой болью, словно меня хорошенько отрубили чем-то тяжелым, в ушах чертовски раздражающе звенело, а солнечный свет, который с трудом постепенно проглядывал, пробираясь в темную комнату сквозь плотные занавешенные шторы, слишком сильно сказывался на, еще расфокусированных, не адаптированных к ярким краскам, глазах. От чего, я не сумев выдержать, нарастающего, теперь уже не только физического, но и ментального, напряжения, граничащего с начальным этапом проявления агрессии, со звериным полу-воем, полу-всхлипом, который вырвался из моей груди, накрыла свою бедную дурную головушку, в которой сегодня, помимо роя мыслей, гудели и все шестеренки, предельно мягким, будто бы ватным, одеялом, облаченным в шелковый пододеяльник цвета стального отлива, охлаждающий мою теплую кожу, трепещущую от легкой прохлады. Пододеяльник цвета стали? Что, простите? Моментально, как снег на голову, мне в голову приходит осознание всецело всего масштаба трагедии этой ситуации, в которой я, каким-то невероятным, неизвестным мне, образом, умудрилась оказаться, и я одним рывком сию секундно уселась на широкой кровати в позе лотоса, едва ли ни спихнув на пол одеяло, в которое была укутана, как в кокон. Эти необдуманные действия, о которых я пожалела моментально, отдались внезапными приливами крови, сравнимыми мощными импульсами, по моей расшатавшейся нервной системе, которая, уже окончательно, машет мне ручкой, собираясь уйти в закат, и я, в жалких, не увенчавшихся успехом, попытках опомниться, схватилась за голову, взъерошив спутанные, от сна, волосы. Какой же безысходный, невыразимый словами, ужас, вынуждающий волосы встать дыбом, я ощутила, каждой клеточкой своего тела, когда осознала, что из всего вчерашнего вечера не помню не только как тут очутилась, и впрочем ничегошеньки, кроме лишь того момента, когда вошла в дверь. Самое удивительное, я бы даже сказала подозрительно странное, от чего до сих пор не могу поверить в реальность этого абсурдного происшествия, так это то, что до сегодняшнего утра, в которое все пошло явно не по плану, я всегда знала меру в количестве, выпитого мной, алкоголя, и никогда не злоупотребляла им, неважно каким бы он ни был, крепким или нет, а в мыслях и не было желания в хлам напиться до потери пульса, так чтобы ничегошеньки не помнить на следующее утро, помирая от дикого головняка и сушняка, этому я обычно предпочитала ранние пробежки, ключевое слово: «обычно», но вся ирония заключается в том, что я ведь даже не помню пила ли вообще, хотя, посудим сами, по моему***
От лица автора…
В то время, как в одной из квартир панорамного жилого здания ЖК Фили Парк одна молодая парочка, если так можно назвать школьного учителя истории в компании своей ученицы, с громким задорным смехом, обсуждая вчерашние неурядицы направились на кухню, дабы приготовить на завтрак незамудренный холостяцкий завтрак, то бишь обыкновенную яичницу, который Булаткин привык видеть перед собой на белоснежной тарелке каждое утро, каждый подросток, который волей-неволей оказался вчера на этом разнесчастном приёме, во всей красе эмоций испытал своё «доброе» утро. Юля выслушала целую натационную лекцию от матери в сопровождении с трехэтажным матом ее, прежде просто невообразимо вежливого, отца, от которого она за все восемнадцать лет своей жизни не услышана столько нецензурной брани, сколько узнала за сегодня, и успешно пропустив все мимо ушей, не сказав никому и слова, отправилась на релаксацию в, недавно открывшийся, спа салон своей крестной, где блондинка где не успела опробовать все прелести отдыха в гордом одиночестве, дабы приподнять свое настроение, упавшее ниже плинтуса и насладиться массажем всего тела и успокаивающими масочками для лица. Димас же проснулся в незнакомом номере в каком-то элитном отклеив центре Москвы с сотней пропущенных от своего отца, но его это не особо волновало, ведь проснулся он в компании очаровательной рыженькой девушки, что не было для него ново. А Зарубин Александр с самой первой секунды своего безобразно опьянелого пробуждения даже не сразу понял, что находится не в своей кровати, а на жестком диване в квартире одноклассника, который даже не удосужился положить ему под голову подушку, от чего русоволосый умирая от позывных болей затекшей шеи, которая давала о себе знать на пару с, еще гудящей, головой, на которую будто бы свалился улей с, атакующими ее, озлобленными пчелами, уже буквально посекундно планировал, как наведается на, уже ставший привычным, воскресный обед, а если не выйдет, то на ужин, с угодливыми извинениями перед семьёй Карнауховых, в глазах которых пару часов назад он показал себя далеко не с лучшей стороны, в доме которых сейчас царил полный хаос. Исламия, даже не успев приступить к, практически остывшему, завтраку, уже носилась по всему первому этажу, в поисках документов, помогая своему мужу собраться на важную встречу, о которой он каким-то образом и не вспоминал до звонка, поступившего на его телефон на кануне вечером, а их старший ребёнок, незаметно вложив в одно ухо беспроводной наушник, покачивая головой в бит песни, практически не обращал на них внимания, не думая ни о чем, пытался просто спокойно поедать свой завтрак, приготовленный прислугой, из всех сил желая не вслушиваться в родительские разговоры, что к сожалению, или к счастью, у него не вышло. — Ты правда считаешь, что мы должны закрыть глаза на этот безобразный шабош, который он и учинил? — с весьма заметной иронией, затаившейся в приятном голосе, средних лет женщина, постукивая ногтями по массивному столу, покрытому узорчатой белой скатертью, уточняет у мужа, с которым в этом вопросе явно не согласна, но демонстрировать мужу свое недовольство она не желает, пока тот, выдерживая напрягающую, и без того накаленную до предела, обстановку, паузу в разговоре, усаживается на стул, расположенный во главе всего стола, символизирующее, что последнее слово именно за ним, и ожидая свою кружку эспрессо, пить который у него вошло в утренний ритуал для создания настроя на продуктивный день, мужчина потирает переносицу с такой силой, будто бы желает выколоть себе глаза, что говорит о том, что эти слова даются ему явно не так легко, как должны были. — Да, — кратко отзывается глава семейства, после чего вновь замолкает, то ли вновь добавляя нотки драматичной ауры, то ли действительно обдумывая, что сказать, — Попросить Булаткина оказать нам услугу и позаботиться о ней всего на одну ночь — было единственным верным решением, я так считаю, — пройдясь салфеткой по губам, он подвивается ближе к столу, взглядом буравя содержимое тарелки, в то время, как сбоку, появляется кружка с горчим черным молотым кофе, — Но этого больше не повторится. Егор Булаткин — солидный амбициозный мужчина, который ставит перед собой цель и идет к ней, это всё, конечно, замечательно, однако он не для нашей дочери, а вот Саша — весьма перспективный молодой человек, подающий не малые надежды, имеющий при себе немалый достаток. Деньги. Деньги для нашей семьи. Только он сумеет обеспечить Валентине достойную жизнь, в которой она никогда не почувствует нужды, поэтому никто иной, как он, станет её законным супругом, и это моё последнее слово, — неумолимо чеканит Василий, настаивая на своем, делая глоток обжигающе острого, ровно такого же острого, как и его слова, кофе, стекающего по его горлу. Будто бы закрывая тему, он ударяет ладонью по массиву стола, глядя в окно. Эти слова, и в особенности признание обычного школьного историка, не каким-то вторым сортом, как порядком считал бизнесмен, сгребая всех под одну гребенку, а личностью со своими амбициями и стремлениями, которая не боится выйти из толпы, или наоборот, оказаться в тени. Он достойный и Василий Карнаухов это понимал. Игорь, ранее никогда не вклинивавшийся, и даже не вслушивавшийся, в родительские дебаты, лишь усмехается, откладывая из рук столовые приборы, наблюдая за таким занимательным монологом отца, чем и привлекает его внимание, — И Вале ни слова, — все члены семьи задумчиво покачав головой, кивнули, соглашаясь с тем, что несмотря на всю жестокость этого поступка, так действительно будет лучше. Будет лучше для всех. И рассуждая об излишней эмоциональности девушки, которая свойственна ей в пору юного возраста, они приступили к завтраку, обмолвившись парой любезных словечек, но никто и не догадывался о том, что отрезая кусочек, только что поданной, творожной запеканки с изюмом, Исламия сама не понимая зачем, приводит аналогию своей свадьбы с мужем, почему-то в глубине души очень не желая, чтобы дочь пошла по ее стопам. Как видишь, малышка Валюша, последнее решающее слово, которое в корни изменит твою судьбу, разделив жизнь на «До» и «После», только что сказали за тебя. Берегись, пока ловишь за хвост столь редкую возможность с должным упоением насладиться, вроде бы таким простым, но приготовленным, этим манящим мужчиной, именно для тебя, что не может не сделать этот день лучше, завтраком, в маленькой, но уютной, квартире своего школьного историка, которая заменила ей просторный особняк, за пару месяцев став настоящим дом, чем не смогло стать то роскошное просторное здание, в котором она провела бóльшую часть своей, пускай и недолгой, семнадцатилетней жизни. Но знали бы все ту чистую правду, которую хозяин этих апартаментов упорно хранит уже несколько лет втайне ото всех, кроме своего лучшего друга, с которым он породнился так, что без угрызений совести может с легкостью назвать его братом. Возможно тогда все в корне бы изменилось и столь интеллигентное семейство Карнауховых, славящееся своей требовательностью и завышенными стандартами, а в особенности его глава, сочли бы этого мужчину наилучшим претендентом на роль руки их единственной дочери, и ни о каком Саньке речи бы и не шло, ведь все в том мире, где живет волей-неволей Валентина и ее близкие, решает, нет, не статус, а только деньги. Деньги, которых, кому, как не Егору, не занимать, только, почти, никто об этом и не догадывается. А может оно и к лучшему? Только вот для кого… Однако эта публичная огласка, вся эта красочная мишура, кричащая из заголовков, все липовые друзья-однодневки, как и сами деньги, да и приличное количество нулей на карте и чеках из банков, ему были даром не нужны, ничто из этого не стоит того, чего делает его счастливым на самом деле, чего он привык добиваться сам. Вот например и того, как это хрупкое юное создание, сидящее за барной стойкой на его кухне, в его толстовке, которая больше самой девушки на несколько размеров, что она просто «утонула» в теплой ткани, пахнущей терпким мужским одеколоном, автомат которого был не просто знаком ей, а уже стал привычным, будто бы родным, от чего-то до одури смущенно глядя на мужчину из под серных густых ресниц, за которыми прячутся карие глаза и поджав под себя одну ногу, девушка уплетая за обе щеки свой завтрак, который он приготовил собственноручно для нее, своей тонкой рукой заправляя за ухо длинный локон темно-каштановых, будто бы цвета шоколада, волос, который так и норовил вырваться из «плена». А блондин, с легкой, немного глупой, но такой счастливой, улыбкой, расцветающей на, обычно хмуром, как гробовая туча, лице, от души наслаждался её компанией, рассматривая каждую черту её столь притягательного юного тела, которое он по праву,***
От лица Валентины…
Западный район Москвы — Одинцовский — Красногорский район — Рублевка. Не могу удержаться, чтобы не запустить руку в шелковистые волосы Егора, зарываясь своими холодными поддрагивающими пальцами в его, немного волнистых светлых волосах, и немного оттягиваю пряди, накручивая кудряшки на палец, запутываясь в них, попутно отвечая на очередной, такой необходимый мне, словно глоток свежего воздуха, поцелуй, отказаться от которого я просто была не в силах, отчего я вновь прижимаясь своими, уже опухшими от поцелуев, губами к его такими алым и манящим, который должен был стать прощальным, но что-то шло не так, и он стал одним из таковых, в счете которых я уже потерялась. Его теплые, ставшие уже такими родными, губы встречаются с моими, слетаясь в своеобразном танце, от которого импульсы разносятся по всему телу, разливаясь обжигающим теплом внутри, и мне кажется, что с каждым разом его прикосновения становятся все слаще и слаще, а оторваться от мужчины, отказавшись от его властных губ, теперь граничит со словом невозможно. Я ни оттянуть историка от себя, ни отпрянуть от него самой, тем самым, застряв в теплом кожаном салоне его машины, припаркованной за углом моей улицы, где нас никто не мог бы застукать и поймать с поличным, вот уже порядком пятнадцати минут, если даже не больше. Всем сердцем не желая расставаться с ним ни на минуту, я тянусь за каждым прикосновением учителя, выгибаясь дугой в его руках, все еще переваривая последние события в свету которых количество пищи для размышления увеличивается с геометрической прогрессией, но это утро было воистину волшебным, будто бы из какой-то сказки про принцесс, которые я любила читать в детстве. Несмотря на то, что я в полной мере убедилась в своей правоте о том, что этот мужчина, что сейчас с новой волной нарастающих эмоций, накаленных до беспредела, завладевающих рассудком, так пылко целует, оттягивая зубами мою нижнюю губу, что-то вполне осознанно недоговаривал, однако даже не рыпалась, словно борец за справедливость умер во мне, или же еще спит крепким сном, отходя от вчерашнего бухича, но нет дело в другом. Привыкла. Просто привыкла. Отстраняюсь от Булаткина в последний раз вдыхая этот терпкий парфюм полной грудью, и не могу сдержать улыбки, когда заглядываю в его голубые глаза и вижу в них ту безмятежность, которую он излучает, рассылая импульсы по моей коже от одного только легкого безобидного прикосновения. От чего-то сегодня все идет так невообразимо хорошо, что мне в серьез начинает казаться, что я живу во сне, где становлюсь собой, сбрасывая прочь все маски, представая перед голубоглазым блондином такой чертовски безрассудной, такой легкомысленный, недальновидной, чего мне следовало бы избежать. Но, когда Егор рядом со мной, просто так, абсолютно неважно зачем и как, а его холодные пальцы перебирают пряди моих волос, заплетая их в небрежный колосок, или сплетают в замок наши ладони, мне совершено не хочется думать ни о чем другом, кроме как о нем, а тем более мыслить здраво. — Ты сильно нужна дома? Может необязательно возвращаться сейчас? — томно шепчет прямо в ухо, шумно выдыхая из легких весь воздух и прикусывая мочку, обводя языком контур сережки, опаляя кожу своим горячим сбившимся дыханием, пока я пытаюсь унять дрожь, пробивающую все тело, — Мне совсем не нравится вот так вот шкериться с тобой в машине, и шарахаться от каждого шороха, боясь, что нас застукает какая-нибудь соседка-сплетница или, черт возьми, твои родители, довольствуясь малым, только лишь твоими пухлыми губами и сладкими поцелуями, а хотелось бы вернуться в квартиру и завалить тебя на кровать, вытворять самые разные грязные развязные вещи, слушая твои томные стоны под стуки в дверь от соседей, и взвывания о богохульстве от религиозной старушки сверху, — ресницы взлетели вверх от одного только представления этой картины перед глазами, от которого, всего лишь за секунду, мышцы в низу живота свело в тугой узел, моментально затянувшийся внутри, от чего руки и колени задрожали так, словно началось землетрясение не меньше четырех баллов, а кровь резко начала волнами подливать к щекам, приобретающим пунцовый оттенок, выдавая мужчине моё крайнее смущение, вперемежку с замешательством, так стремительно рвавшееся наружу, — Я просто так чертовски сильно не хочу отпускать тебя, принцесса, — а вот эти слова уже не были похожи на мистера Егора Николаевича, которого я успела достаточно неплохо узнать по прошествию времени, и действительно целых четыре месяца моей, теперь уже, не такой уж и скучной, серой и однообразной жизни, какой она была до встречи с Булаткиным, пролетели по щелчку пальца, и этот мужчина-загадка не перестает меня удивлять, из раза в раз сбивая с толку нравами своего характера, но чтобы там ни было, что бы он не натворил, что бы не сказал, от чего-то он остается моему сердцу самым родным и с этим ничего не поделаешь, приходится мириться, и не сказать, что я сильно против тонуть в его хрустальных очах. Приходится по-немногу возвращаться на свое сидение, с которого я благополучно почти что пересела на колени историка, откинувшего спинку комфортного кожаного сидения назад, отодвигаясь от желанного мужчины, парфюм которого просто дурманит рассудок, дабы заглянуть в его темно-синие глаза-омуты, так ярко выделяющиеся на лице, но от моих махинаций-манипуляций он даже и бровью не повел, а даже наоборот, кажется, что блондин находится в абсолютно безмятежном расположении духа, что говорит о том, что он полностью уверен в каждом своем слове. Иногда кажется, что Егор абсолютно слеп, раз не видит той боли, что он мне приносит своим молчанием, своим недоверием, и вправду говорят, что молчание — самый громкий крик, потому что он рвет не уши, а сердце, но иногда Булаткин все видит насквозь, как опытный психолог невооруженным глазом подмечая, даже самые малейшие, мысли, едва уловимые, проскальзывающие в моей голове, затаившиеся в далеких глубинных недрах головного мозга, всегда чувствует меня, понимает причины моего же настроения, что не подвластно мне самой, он знает меня намного лучше, чем я его, однако мне также удалось уловить некоторые детали манеры поведения, присущей именно ему. Одна из них заключалась в том, что, когда Егор говорил что-то лишнее или же был не уверен в собственных словах, он всегда немного прищуривался, зрачки голубых глаз бегали по потолку, а их обладатель начинал хмуриться, сводя густые брови между собой на переносице в ровную линию, но сейчас же его лицо было полностью спокойным. Мужчина был расслаблен и, кажется, в должной мере наслаждался временем, проведенным в моей компании. От столь безумных мыслей в животе начинают порхать, давно умершие, бабочки, а голова кружится, словно переливающийся диско шар на школьном балу. Мне действительно чертовски приятно слышать такие слова, произнесенные таким голосом, они словно услада для моих ушей, тем более понимая, что они от него, от такого родного, но в то же время чужого, мужчины, который стал моим всем. Моей Вселенной. — Не получится, как бы мне ни хотелось остаться с тобой прямо сейчас и позволить тебе прикасаться к себе, я никак не могу, — последние слова вырываются их моих губ тихим шепотом и летят прямо в его уста, сразу после чего наши губы встречаются в легком, почти что невесомом, но таком желанном и теплом, согревающим душу в этот пасмурный день октября, поцелуе, — Родители, — одно не длинное, но такое многогранное, слово в миг проясняет ситуацию, а мой тяжелый вздох сотрясает горячие струящиеся потоки воздуха, исходящие из обогревательной системы автомобиля, и в кожаном салоне за доли секунды становится невообразимо жарко, как будто в Долине Смерти, — Да и завтра в школу, а у меня полно дел, — мужчина недоверчиво сужает свои небесно-голубые, постепенно темнеющие и приобретающие более насыщенный и глубокий оттенок цвета индиго, глаза, сводя русые брови между собой на переносице, от чего-то недовольно хмурясь, словно грозовая туча, а на его, прежде безмятежном, лице, проскальзывает доля непонимания, после чего я кратко и доходчиво поясняю, — Домашней работы. — Как же я мог забыть?! — притворно восклицает историк, вскидывая брови вверх, и ударив раскрытой ладонью по кожаному рулю своего автомобиля, чуть не задевая его центр, — Это же золотая девочка, самая что ни на есть послушная дочь и круглая отличница Валентина Карнаухова, — на душе скребут кошки от этих насмешливых слов, так неосторожно вырвавшихся от Егора, тем самым, ненавистным мной, тоном, которые не просто немного задели меня, но и вынудили проснуться старых добрых тараканов в голове, которые вновь так добродушно согласились по просьбе Егора составить мне компанию на ближайшие парочку дней, которую они просто не могли обойти стороной. И в голове эхом разносится вопрос, который сам собой напрашивается: «Неужели я действительно такая скучная и никчемная?», — Но, кажется, в этот раз именно я должен уступить? — усмехается историк, немного неловко улыбаясь на одну сторону, скатываясь побелевшей ладонью с поверхности руля, который он крепко сжимал, и заправляет выбившеюся прядь волос мне за ухо. Прикрываю глаза, до мурашек по коже ощущая, как его холодная рука задерживается на моем лице, указательным пальцем очерчивая линию подбородка, и я, правда, больше не могу злиться и устаивать ему вынос мозга по всем фронтам, как планировала минутой ранее, — Историю, так уж и быть, можешь не утруждаться и не делать, — наклоняется к уху и соблазнительно шепчет, опаляя кожу своим жарким дыханием, заставляя одним махом вытолкнуть из легких весь воздух, — Но на дополнительных все придется отработать в двойне. — Как скажите, Егор Николаевич, — в глубине души та самая правильная девочка, о которой только что вспоминал Булаткин, загорелась в порыве возмущения, и желала начать протестовать и во весь голос твердить о том, что это нечестно, однако я вовремя прикусываю язык, запихивая ее очень глубоко и надолго, закрывая глаза на все эти формально-определенные «честно» и «нечестно». На самом деле, мне не очень то и хотелось усердствовать над никому не нужным рефератом, так еще и эти таблицы по истории полночи чертить, вместо того, чтобы поспать лишние пару часов. Хотя почему лишние? Пару часиков крепкого здорового сна еще никогда лишними не были. А таблица… Кому нужна? Никому. Думаю, это не самое интересное занятие, поэтому это предложение звучит, как никогда заманчиво, и, пожалуй, я соглашусь. В первый и в последний раз, но всё-таки соглашусь. С этими словами, окончательно покидаю плен манящих голубых очей, которые не отпускают меня, пристально наблюдая за каждым неловким движением, и пока я не успела передумать, хвастаюсь за ручку двери и выхожу из машины, покидая общество нашего дорогого учителя, все так же без повода, глупо улыбаясь сама себе во все тридцать два зуба, и отдергиваю край своего коротенького атласного платья немного ниже, пытаясь хотя бы прикрыть свои голые, подкашивающиеся от дрожи, пробирающей кости, колени в эту, почти что ноябрьскую, стужу. Все-таки у меня голове не укладывается, как моя многоуважаемая матушка пришла к тому, чтобы выбрать мне — то бишь своей единственной и любимой, я надеюсь, дочери, — такое платье, если эту обрубленную короткую тряпочку можно назвать платьем, которое достойно, только лишь девушки лёгкого поведения, и это еще мягко сказано, но явно не меня. Так что, как бы это странно не прозвучало, но я была бы даже согласна с Егором, если бы тот и вправду написал мне на лбу ту самую фразу, о которой мы говорили с утра, но если без шуток, то мне до одури льстило такое внимание с его стороны. Возможно именно сейчас у меня уже есть то, чего бы я хотела больше всего на свете, находясь на данном этапе своей жизни. Быть может, в последнее время я и была, не просто легкомысленной, как обычно, а чертовски безрассудной, но я, во всяком случае, оставалась по-настоящему счастливой, а не это ли главное?О молодость! Молодость!..
Может быть, вся тайна твоей прелести состоит не в возможности все сделать, а в возможности думать, что все сделаешь.
©️Тургенев И. С.
...so stay tuned for further to the continued…