#16_kisses

Совесть — штука сложная. Она как тигр-оборотень: если ты её не видел, не значит, что оной нет совсем. Мори смотрел в глаза напротив, и слова не сплетались в элегантное кружево, а незатейливо душили его верёвкой из озвученных Исполкому обещаний. После перемирья наступило затишье, но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Они впервые действительно столкнулись в отношении сотрудников, и вот, пожалуйста: если раньше речь шла только о Йосано, то теперь... Поймать Ацуши — работа Портовой Мафии, за которую организации нескромно заплатили. Принципы Агентства встали костью в горле, и самый острый край — директор — упёрся в кадык, разорвав гортань планам как босса, так и наглого американца позднее. У Юкичи достаточно длинные когти и зубы, а язык за годы сосуществования с Мори пропитался ядом. Привычка отстаивать интересы подчинённых и простых мирных граждан обточила грани непростого характера окончательно, и Фукудзава, некогда лучший мечник его императорского величества, в каком-то удивительном смысле перестал быть человеком. Люди ошибаются, в конце-то концов, люди потакают своим крошечным слабостям, люди предают незнакомцев и убивают близких ради мелочей, но это на той стороне, где обитает сам Огай. Коё-нээ-сан права: Мори набрал мощь и расцвёл именно в темноте, там ему и место, но, оказывается, в самом глухом углу теплицы бытия существовать... досадно. Юкичи меняет многое — всё, если захочет — возможно, поэтому так хочется порой выбраться за пределы знакомой грядки навстречу прежнему напарнику и начать с нуля. «Люди ошибаются. Наш сэнсэй, например, — запоздало осознал Мори, сидя за стойкой в том же самом баре, где раньше собиралось известное трио Исполнителя, шпиона и невероятно одарённого шестёрки. — Ты сам, к слову, а теперь вспомни, старый ты дурак, чем это кончилось четыре года назад. Особенно для тебя». С десяток стопок спустя — объяснение с Фитцджеральдом и разборки с Гильдией высосали все соки даже из Танеды, бегавшего на половину меньше, а мафия понесла существенные потери — Огай отбивал подушечками пальцев мотив игравшей джазовой композиции и собирался подпевать, потому что в голове наконец-то прояснилось, и плевать, что бармен кому-то звонил, наверное, госпоже Озаки, но... Утро — далеко, ироничная сестрица — того дальше, а одиннадцатая стопка — вот она, под руками. Якудза потянулся и, схватившись за край стакана, собрался опустошить сосуд и закусить обжигающий жар льдом, как пальцы накрыло нечто тёплое. — О, надо же, я-таки допился до белой горячки. Почему я не сделал этого раньше? Вы стали таким милым и сговорчивым. Приехали — и молчите, зато таращитесь без осуждения. Как это весело и приятно, да, Фукудзава-а-а-доно? — нарочно протянул бывший хирург, наглея. — Галлюцинация из Вас очаровательная. Ну, что ж, раз Вы тут, то выслушаете меня, как есть! — С чего Вы взяли, Мори-сэнсэй? — хрипло уточнило видение, прижимая кисть к полированному дереву. — Вы ж мне кажетесь, так что покажитесь, зараза Вы такая, очаровательным, как Элис, только без хвостиков, — болтал Огай, поднимаясь на локте и скалясь взбешённой собакой, от которой отпрянул бы любой, кроме Юкичи. — Вы же верный и чудесный плод моего воображения, а там Вы всегда-всегда меня слушаете, даже если я говорю Вам, что Вы — ёкаев каменный болван вроде статуи. Сколько ленточек и свечек в храме ни поставь, не улыбнётся и не протянет вечно занесённую в благословении руку, а ещё не поделится ничем, хотя ему всё-всё преподносят на блюдечке с голубой каёмочкой! Хочешь — пацана-вундеркинда, хочешь — разрешение на ведение деятельности одарённых, хочешь — офис в центре города, хочешь — крышу от Правительства! Хочешь — самых лучших моих людей, которых я собирался переводить на верхушку организации в будущем! Работаешь-работаешь, полируешь-полируешь, а у тебя алмазы отнимают и отдают! Сделки проворачиваешь, полгорода на дыбы ставишь, людей ищешь — арестовывают! Да кто угодно уже руки бы опустил, а я всё пашу и пашу, как проклятый, пока Вы чаи гоняете с детективами и маетесь от безделья! — Мори-сэнсэй, Вам хватит, — попытался образумить мафиози глава Агентства, скосивший глаза на бармена, предусмотрительно отодвинувшего подальше пару пустых бутылок. — Вы правы, господин галлюцинация, но не мне хватит — это с меня хватит! Почему все шишки — мне? Почему все планы в случае беды — на мне? Почему даже на Верлена, мать его, пустили моих людей в расход! Нечестно! Слышите, Вы, надгробная плита вместо человека, я не хочу так больше! Я категорически не согласен! Я не буду Вам молиться! — замахал руками вырвавшийся и отступивший на два шага одарённый. — Что Вы за божество такое, которое годами не слушает прихожан? Идите к ёкаям! Вы не выполняете свою работу! Вы отвратительный напарник, слышите, да? Ну наконец-то, Ками, наконец-то! — Мори-сэнсэй, сядьте. Я вызову такси, день был тяжёлый, — повторил Юкичи чётко и жёстко, но у замаявшегося оябуна были совсем другие планы. — Идите лесом, я сам себе всё вызову! Мне от Вас ничего не надо! — рявкнул Огай. — Есть ли за Вашими то ли голубыми, то ли Ками весть какими глазами хоть немного — щепотка — признательности? Почему я должен вечно уступать и прогибаться под Ваши непререкаемые «хочу»? Надо ли мне это, мне, смотрящему сверху и на Вас, и на Ваших детективов? Какой прок вообще от Вашей богадельни, если всё в этом городе решает Портовая Мафия? Закрывайтесь! Вы... Вы! Фукудзава потемнел лицом, молча сцапал за шиворот якудза, выпихнул того в туалет, силой наклонил к раковине и, открыв на полную кран с холодной водой, под громкую ругань, смешанную с короткими вскриками, стал умывать. — Если бы мы не были знакомы больше десяти лет, честное слово, вот об эту стенку я бы Вас и приложил, — прорычал глава Агентства. — Проспитесь — я подробно объясню, кто, что, кому, сколько и как задолжал. Наговорили Вы мне предостаточно. — Вы, — прошипел в ответ Мори, мокрый, как мышь, и безумно злой, но осёкся: в дверях стоял Чуя, немного заспанный и растерянный. Возвращались в тишине. Машина тряслась, пространство качалось. Юкичи — за рулём, они с Накахарой — позади, служебный водитель — на переднем пассажирском сидении. Подъем в апартаменты Огай не запомнил, но утром пришёл в себя почти живым и здоровым. Голова, конечно, гудела. Капельница, закреплённая на вешалке для одежды, вовсю работала, но ощущение тяжести нависшего стеклянного баллона и не было так остро, как взгляд невыспанного главы Агентства, сидевшего рядом. — А теперь, когда Вы проснулись, Огай-доно, — начал Юкичи, лёгкой фамильярностью акцентируя внимание босса мафии, — пройдёмся по пунктам всего Вашего монолога, поскольку озвученное Вами вчера не даёт мне права задерживаться здесь. Во-первых, прежде чем разрешение на ведение деятельности было получено Агентством, это самое Агентство успело немало проработать в лицах Вашего в прошлом покорного слуги и его нескромного подчинённого. Поиск Нацумэ-сэнсэя не был лёгкой и безопасной задачей для незаурядного ума Рампо даже с моей поддержкой. Про бюрократические формальности молчу. Во-вторых, каждый из нас несёт ответственность за своих подчинённых, и то, что от Вас оные бегут, может служить сигналом: дело не в них. Оставьте в покое Йосано, Дазая, Накаджиму, Изуми и не смейте, слышите, не смейте тащить их назад силком. Они сами пришли в Агентство по доброй воле. Сочтут нужным — уйдут. В-третьих, видят Ками, я всего-навсего человек, и мне нерадостно ощущать, как кто-то ждёт от меня чудес, поскольку я их определённо не делаю. Припоминаю, впрочем, что Вам от меня ничего не надо, потому позвольте напомнить, Мори-сан, что мне от Вас надо одно — исполнение Ваших обязанностей по договору о трёх временах. Да, он устный, да, ни у кого нет бумаг, но, с тех пор как Портовая Мафия провернула финт с разрешением, мы, третья сторона, наблюдаем всплеск проблем, связанных и с пришлыми эсперами, и с якудза. В-четвёртых... С чего Вы взяли, что я не реагирую адекватно? Озаки-сан долго гостила у нас, однако ничего с ней не случилось, да и прочие, не раз нападавшие на офис, отделывались минимальными травмами при всём разрушительном потенциале моих подчинённых, то есть, переломами и ушибами, которые, впрочем, не выводили их из строя. Юкичи повёл плечами и, набрав побольше воздуха в грудь, тихо закончил. — В-пятых... Почему Вы ничего не сказали? Почему не предложили ни единой сделки и не попробовали решить неприятные для Вас вопросы? Я никогда не мечтал быть статуей будды, если Вам угодно, но такова моя роль, согласно плану сэнсэя, и этой роли я обязан следовать вопреки всему, особенно — прямым желаниям своего сердца. Я не знаю, как правильно. Сделанного не воротишь, да, но... С чего Вы взяли, что ничего нельзя изменить? С чего, Ками, если до этого мы вполне успешно находили общий язык? — Немало времени утекло, — Мори прочистил горло, но внутри всё равно першило. — Мы оба стали другими, Фукудзава-доно. Я не узнаю Вас, а Вы — меня. Наверное, так и должно было случиться однажды по плану сэнсэя? — Нет. Точно нет, — Серебряный Волк покачал головой, прислушавшись, коротко поклонился, едва задев своим носом чужой, и отступил. — Полагаю, правда, что у каждого из нас теперь есть пища для размышлений. Мне пора. — С чего бы это? — Огай попытался подняться, и вот тут-то его словно ударили в висок. — Высоко, знаете ли, с такой крыши падать, — измученно усмехнулся глава Агентства и, не оглядываясь, вышел за дверь.