«Ах, он талант! Ах, он талант!» — Кричали, хлопая в ладоши. И усмехался Музыкант, Когда к ногам летели гроши. В то время, как весь мир бурлил И накалялся до предела, К себе в каморку уходил, И скрипка плакала и пела.
Натаниэлю Веснински никогда не везло. В основном он полагался на свою живучесть, тягу выжить, ухватиться за жизнь всеми руками и ногами и не выпускать её из своих пут, пока наверняка не убедишься, что опасность миновала. Натаниэль Веснински не знал о безопасности и всегда находился в ожидании удара. Удара тяжёлой руки отца, когда тот снова попадался ему злому под руку, удара под дых от матери, которая в очередной раз разочаровывалась в своём «маленьком вундеркинде Натаниэле». Он ненавидел это слово. Он ненавидел, когда кто-то считал его талантливым. Его отец был с ним суров и строг, но Натаниэлю казалось, что так ведут себя с детьми все. Только когда он попал в приёмную семью, пусть и состояла она из двух женщин, то понял, что так, как было, бывает далеко не у всех. И что это совсем не норма или не то, на что стоит равняться. Нилу Джостену тоже редко везло.***
На звонок из деканата Нил никак не отреагировал. Вернее, замер на секунду и всмотрелся в экран телефона, гипнотизируя его вплоть до тех пор, пока мягкий голос женщины, ходившей рядом, не вывел его из транса. — Возьмёшь? Нил принимает вызов и хмурит брови. По его лицу Анна-Мария не может сказать абсолютно ничего, то либо нечитаемо, либо отображает совсем не те эмоции, которые сейчас испытывает Нил (последствия прошлой жизни, она понимала). Он пару раз тихо угукает в знак согласия с говорившим, а потом тихо благодарит. Жирар ничего не говорит, только ждёт. — Звонили из деканата. Наш ректор Чак просил передать, что может предоставить мне место в общежитии на этаже с филологами, литераторами и биологами. — Странный наборчик, — она хмыкает, в очередной раз протирая поверхность стола, будто пытаясь протереть его до дыр. — Да… Там вообще у них всё… Странно, — Нил неопределённо и вяло взмахивает рукой в воздухе. Насколько ему было известно, корпусов общежитий целых три, и только в одном всё чётко по этажам: в новом корпусе, находящемся ближе всего к корпусу университета №3. В этом общежитии располагались математики, юристы и экономисты. «Самые престижные профессии», — слышал он из разговора двух студентов, стоявших тогда в очереди к приёмной комиссии. Нилу же казалось, что это скорее потому, что в третьем корпусе университета проходит больше всего лекций для математиков и экономистов, а юристы так, за компанию. Старые же корпуса в основном не имели чёткой иерархии. Университет Пальметто был большим и предоставлял возможность выбора огромного количества программ, за счёт чего и вариаций студентов было огромное множество. Ему предложили место в первом корпусе общежития, и он ещё не знал наверняка, на каких этажах кто живёт, однако это было для него не так важно. Важно то, что тратить ежедневно около двух часов езды до университета ему определённо было теперь не нужно. — Ты согласился? — Нил поднимает на неё глаза. Так и не довёл до логического конца свою мысль и опять ушёл в прострацию, с огорчением думает тот. — Да. Завтра нужно будет подъехать в ректорат и оформить все нужные документы. — А почему именно завтра? Конец июня же всего. — Общежитие открывается с июня, и многие уже заехали в него, — он жмёт плечами. — Мне не принципиально, где жить и когда переезжать, ты же знаешь. Анна-Мария была не из тех гиперопекающих своё чадо мамочек, и Нил в первое время думал, что это всё потому, что он усыновлённый. Но потом до него постепенно стало доходить, что причина вовсе не в этом. Она просто была такой. Умела доверять и здраво оценивать возможности Нила, уважала его и его желания, всячески того поддерживая. Поэтому и сейчас она просто слабо улыбнулась ему вслед. — Хэй, — он медленно повернулся на звук. — Я горжусь тобой, родной.***
Нил почти вышел из ректората, когда в дверь, сильно её распахнув, влетел смуглый юноша, примерно на голову выше его самого, с прилипшими к вискам волосами и в бледно-жёлтой рубашке. Тот явно бежал, а учитывая то, какая жара была за окном, его можно даже пожалеть. — Простите, мистер Чак! — кажется, ни его самого, ни ректора ничуть не смутило то, что он ворвался в кабинет без стука. — Я правда хотел прийти вовремя, честно-честно! — он строит умоляющее лицо, на что Чак невозмутимо вскидывает бровь. — Да ну? — Правда! Я просто… Проспал немного, — он неловко прочёсывает пальцами волосы, убирая намокшие пряди от лица. Судя по спокойствию Чака и этого парня, тот был здесь частым гостем. Нил с ректором практически синхронно покосились на настенные часы, показывающие 15:17. Нила это не то чтобы удивило. Да и Чака, видимо, тоже. — В этом семестре мы вам таких опозданий на пары прощать не будем. — Я исправлюсь! Обещаю! — кажется, только сейчас импульсивный юноша замечает Нила. Его лицо моментально меняется с самую малость виноватого на довольно-воодушевлённое. Тот переводит взгляд с Чака на Нила, видимо, ожидая немого подтверждения своих догадок, но, судя по всему, не дождавшись, спрашивает вслух: — А это случайно не тот самый новенький студент-лингвист, которого подселят ко мне? Глядя на его довольную хищную улыбку, Нил почти жалеет о своём решении жить в общежитии. — Именно, — Чак указывает рукой на парня, обращаясь к Нилу, — Это Николас Хэммик, сегодня он твой гид по общежитию. — Можно просто Ники, — он протягивает руку для рукопожатия, и Джостен внутренне напрягается, понимая, что эмоции на его лице меняются слишком быстро. Теперь и следа от той хищной улыбки, которая немного напугала Нила, не осталось. — А ты у нас… — Нил Джостен, — он жмёт протянутую ему руку, внутренне коря себя за то, что позволил себе зависнуть так не вовремя. Ники оказался… Очень громким. Всю дорогу от университета до общежития он щебетал что-то о предыдущем и будущем учебных годах, успел пожаловаться на свою программу, и в то же время похвалить её. Нил не скажет, что запомнил даже треть из его рассказов, но примерно на половине пути Ники всё же замолчал. То ли понял, что собеседник не настроен ни на диалог, ни даже слушать, то ли просто устал говорить, во что Нилу верится с трудом. Их комната располагалась на четвёртом этаже шестиэтажного общежития. Пока они поднимались на лифте и шли к их комнате, Ники успел рассказать про всю их «иерархию» первого корпуса общежития. — На первом этаже живут наши спортсмены, независимо от того, на каком факультете они учатся, — Нил видел рядом с одним из корпусов стадион. «Футбольное поле», — догадался он. — Футбольная команда, боксёр и каратистка, в основном скучные ребята, хотя есть и нормальные, — он небрежно отмахивается куда-то в сторону. — На втором и третьем у нас ребята с разных направлений дизайна, а остальные три этажа — хуй пойми что, — он красочно разводит руками, улыбаясь Нилу, когда они уже подошли к дверям их комнаты. — Изначально сюда хотели заселить ребят с филфака и экологов, но в итоге всё пошло куда-то не туда… — Мне сказали, что меня подселят к литераторам. — Ой, да чё там они могли сказать! — Ники презрительно хмурится. — Болтают слишком много, вот что. Нет тут почти никаких литераторов. — А кто живёт на нашем этаже? — Мм, дай подумать… — лифт и лестницы располагались посередине корпуса, поэтому при подъёме наверх этаж «делился» на два крыла. С каждой стороны лестницы находилось по шесть комнат друг напротив друга, и те были достаточно просторными, чтобы вмещать в себе до трёх человек. Их комната располагалась в правом крыле, вторая дверь справа. Из монолога Ники он уже услышал что-то про некого Сета, так что догадался, что третий их сосед по комнате именно он. — Знаешь, не то, чтобы я тут со многими общаюсь… Но могу точно сказать, что в нашем крыле первая дверь слева — комната девушек. Там живут Дэн, Элисон и Робин, — он щурится, прикладывая палец к губам. Они уже подошли к их комнате, и Ники открыл её ключом. — С Дэн ещё можно нормально поболтать о чём-то, знаешь… Ну, терпимо. Хотя она та ещё идеалистка, — он фыркает, но без презрения, скорее с досадой или скрытой обидой на что-то. — Она наша каратистка. Планирует продолжить карьеру спортсменки, поэтому особо не парится из-за учёбы, хотя она, вроде как, на истфаке. — Ты же сказал, что все спортсмены на первом? — Все, да не все. Там в футбольной команде как раз три девушки, и комнаты для одной Дэн не нашлось. К парням подселяться она не стала, — он усмехается, — Хотя, думаю, Мэтт был бы не против… Нил пропускает комментарий мимо ушей, разглядывая комнату. Общая комната просторная, в ней есть три рабочих стола, телевизор и диван, и даже молочного цвета ковёр на полу. Налево ведут две двери: ванная и спальня, как догадался Нил, направо — кухня. Просто проход без дверей. — Элисон… — продолжает Ники, — Сомнительная персона. Она у нас на экономистку учится, — он проводит пальцами по спинке дивана и встаёт за ним, скрестив руки на груди. — Разве экономисты не в третьем корпусе? — Ники жмёт плечами. — Так-то оно так… Чёрт бы её знал, зачем она здесь. Зачем она в принципе учится в этом универе, когда может поступить в лучшие заведения страны, — не то, чтобы Пальметто был плохим университетом, но и в пятёрку лучших не входил. Нил это понимал, однако, ему в целом было скорее всё равно, куда поступать. Он даже в школу толком не ходил, вернее, всю жизнь просидел на домашнем обучении… — Богатенькая девочка, короче. Нил принимает эту информацию, думая, что хотя бы о соседях по этажу ему стоит узнать побольше. — А Робин… — А, так, тихая девчонка. Моя однокурсница, списать часто даёт, — он довольно улыбается. — Ну, и я ей иногда… — А кто наш сосед по комнате? Это Сет, про которого ты говорил? При упоминании Гордона лицо Ники мгновенно изменяется. Тот морщит нос и хмурится, бросая взгляд на один из столов, видимо, Сета. — Редкостный хуесос, — лаконично, а главное, неинформативно. Нил никак не меняется в лице, и Ники понимает, что тот ожидает немного больше информации от него. — Математик наш, четвёртый курс. — А почему он здесь? — Ему было лень переезжать, — Ники пожал плечами. — Раньше математики и здесь жили, только в прошлом году всё изменилось. Больше в нашем крыле… Я особо ни с кем не общаюсь. Текучка такая, сам понимаешь, только Дэн да Элисон как приехали, так тут и живут. Ну и я с Сетом, да ещё парочка не особо интересных лиц. — Понятно… — Ты, кстати, за вещами ещё поедешь? — Нил кивает. — Здесь комендантский час после одиннадцати. Ещё успеешь, — Нил слабо кивает. — Я завтра приеду. — Как знаешь, — Ники жмёт плечами.***
Нил Джостен рос во лжи. Люди, которых принято считать близкими, с рождения обманывали его, утаивали любую мелочь, которая для него могла быть очень значима. Ещё с пелёнок он понимал, что его отец не такой уж и простой человек. Он понимал, что тот замешан или в каком-то серьёзном бизнесе, или в каком-то деле, о котором принято говорить на двух языках параллельно. Натан был высок и широк в плечах, он устрашал одним своим видом, однако, Натаниэлю он всегда казался скорее просто очень серьёзным. Как один из тех мужчин, что часто посещали их дом, а за выпивкой болтали по-немецки и по-английски, будто бы не находились на территории Франции. Отец часто его бил. Бил за оплошности, когда был зол, по причинам, которых Нил до сих пор не знает, однако он был слишком мал, чтобы понять, что это ненормально, а мать лишь сдержанно улыбалась, стоило Натану нанести очередной удар. Ему казалось это правильным. Ему казалось, что у них обычная семья. Его мать с детства внушала ему идею того, что он должен стать гением. Конечно, теперь Нил понимает, почему она так этого жаждала: считала, что тот заслужит право на жизнь у собственного отца, если сможет стать выдающимся. Иначе сыну босса-психопата мафии было просто не выжить. Ему не нужен был наследник, не такой. Не Натаниэль. Если бы тот не стал выдающимся, то его бы просто убрали, как мусор. Выбросили бы, как пригоревший пирог. А самое главное, убрали бы и мать, как не справившуюся с воспитанием сына. Поэтому она так отчаянно и цеплялась за идею гениальности. В момент осознания Натаниэль понял простую истину: хочешь жить — будь достойным этой жизни. Вот только он… был абсолютно обычным. Нил просыпается от громких звуков, и уже в полудрёме до него доходит, что это чьи-то голоса. Обладатель одного их них явно Ники, и тот явно злится, а вот второй Нил, кажется, слышит впервые. Он рефлекторно подскакивает на кровати, чуть не ударяясь о потолок с непривычки, — он никогда раньше не спал на втором этаже двухъярусной кровати, но первый этаж уже был занят Ники, а кровать у противоположной стены — Сетом. Нил шарит рукой рядом с собой и вытаскивает из-под подушки нож, быстро и бесшумно спускается по лестнице с кровати, параллельно пряча в длинном рукаве футболки оружие, придерживая его за рукоятку так, чтобы в случае чего его можно было быстро вытащить, но при этом, чтобы тот не был заметен. Дверь в главную комнату была приоткрыта, поэтому Нил быстро отворил её, не создавая лишнего шума. В главной комнате стояли двое: Ники и низкий светловолосый парень, кажется, он даже ниже Нила будет. Оба жарко о чём-то спорили, но Нил не мог понять, почему в его голове это звучит как набор звуков, а спустя пару секунд до него дошло: ругались они на немецком. Ники говорил что-то о том, что он пришёл слишком рано, и ему следовало бы подождать хотя бы немного, прежде чем вломиться в его комнату в десять утра. Незнакомец фыркал на него, утверждая, что тот предупреждал заранее. Нил не заметил, как оба замолчали. Спустя мгновение до него дошло, что этот парень, стоявший всё это время к нему лицом, потому-то, видимо, и заметивший Нила в первую очередь, выжидающе и как-то напряжённо смотрит прямо на него. — Чёрт, Ники, ты опять? — парень страдальчески вскидывает бровь, из-за чего Ники резко разворачивается. Он сначала удивлённо, а потом несколько виновато смотрит на Нила, возвращая на лицо свою привычную улыбку, вот только теперь она сквозит виной. — Прости, Нил, разбудили? — в голове Нила проносятся пара бранных слов. Конечно, разбудили, да они, наверное, весь этаж разбудили своими криками. Вот только до него вовремя доходит, что, наверное, проснулся он вовсе не из-за громких звуков. Он просто слишком чутко спит. Поэтому он качает головой и слабо отмахивается, собираясь пройти на кухню, как слышит тихое шипение Ники на немецком: — Он не «опять», — Нил косится в их сторону, но гость не обращает на это внимания, видимо, свалив всё на то, что они говорят по-немецки, и Нила это просто удивило. — Он мой сосед. Наш новый сосед. Не позорь меня, а… — Да ты сам себе позор, — он фыркает, разворачиваясь, чтобы выйти из комнаты. — У тебя есть пять минут. Дольше Эндрю ждать не будет, ты знаешь, сам потом за учебниками попрёшься. Ники недовольно от него отмахивается. Нил запоздало понимает, что всё ещё держит в руке рукоятку ножа, поэтому, войдя на кухню, быстро прячет его, засовывая под резинку домашних штанов. Так он хотя бы сможет свободно двигать руками, не вызывая подозрений. — Всё нормально? — Ники выглядит подавленным, заходя на кухню и наливая себе стакан воды. — Да, конечно, — Хэммик всё ещё выглядит виноватым, но быстро умывается проточной водой и завязывает лезущую в глаза чёлку резинкой, висящей на руке. — Мне показалось, что вы с ним немного повздорили, — не то, чтобы Нил действительно переживал за ментальное состояние Ники. Вот только ему нужно было выведать побольше информации об этом парне, чтобы знать наверняка, стоит ли его опасаться. — Пустяки, — он делает глоток. — Это же мой кузен, — он жмёт плечами. Нил вскидывает бровь, и тут до Ники, видимо, доходит, что за пять дней его пребывания здесь, он и словом не обмолвился о своих родственниках: — О, это Аарон. Аарон Миньярд. Он живёт с нами на этаже, кстати, в левом крыле. С экологами, — он морщится. — И часто у вас эти «пустяки» случаются? — Нил выглядит абсолютно безучастным, что, кажется, смешит Ники. — Да ладно, вообще, они спокойные! Я просто проспал, вот он и злится, — Нил не стал спрашивать, кого Ники назвал «они», хотя и напрягся всем телом. В комнате был не только Аарон? А есть ли там кто-то сейчас? Неужели он его не заметил? Кажется, Ники заметил замешательство на его лице, и поспешил сообщить: — «Они» — это мои кузены. Эндрю и Аарон, — он усмехается. Нил корит себя за то, что, кажется, ступор отразился на его лице. — Завтра, кстати, должен Сет приехать. Познакомитесь, — кричал он уже на выходе, и по его голосу Нил понял, что тот был этому не очень-то и рад. Нил тоже. В последний раз он жил с незнакомцами и ровесниками бок о бок в пятнадцать лет. Тогда их группировку, в которой Нил работал всего лишь «подкидышем», играя роль распространителя наркоты, и накрыли. Это было не первое его важное задание, на которое его назначил лично ДиМаччио. Он был уверен, что тот уже достаточно взрослый, сообразительный и сильный, чтобы выстоять против взрослого сорокалетнего мужика, которому должен был толкнуть дурь под видом наркодиллера. Шайка подростков не вызовет подозрений среди покупателей, — в криминальном мире таких полно, работающих в низах, проданных в услужение группировкам собственными родителями, или сбежавшие из приютов. Натаниэлю нужно было лишь остаться наедине с одним из таких покупателей, слишком бедных, чтобы покупать качественную дурь, но слишком богатым, чтобы не хотеть спустить куда-нибудь «лишние» деньги. Заказанные убийства, грабежи, фальсификация, — всё это лишь малая доля того, во что втянули Натаниэля люди Натана, люди, считавшие его маленьким гением преступности, считавшие его будущим Натаном, который пойдёт по стопам отца. Который станет столь же опасным и кровожадным боссом их организации. Они говорили ему о том, что у него потрясающее криминальное будущее, что с такими навыками он продвинется всё выше по «карьерной лестнице», полностью состоящей из трупов. Они растили из него психопата, стоящего своего отца. Что ж, нужно отдать им должное. У них это получилось. Нил научился водить в двенадцать, когда Лоле понадобился водитель «из своих», кто мог бы вовремя подъехать, когда нужно будет незаметно уйти, и чтобы при этом не переживать о том, кинет этот водитель, или нет. Сейчас у него уже были официальные права, он сдал на них уже в более взрослом возрасте. Просто кому-то нужно было возить Анну-Марию туда, куда ей нужно, чтобы та не перенапрягала ногу. Травму ноги Жирар получила незадолго до смерти Вивиан. Просто упала с лестницы, но умудрилась повредить копчик и сломать бедренную кость так, что срастись она правильно так и не смогла, поэтому теперь Анна-Мария хромала. Ходьба не приносила ей боли, но это было жутко неудобно, к тому же, периодически из-за неправильно сросшейся кости, у неё происходило защемление нервов, из-за чего общее состояние ухудшалось. В такие моменты её лечащий врач назначал ей покой. Единственное хорошее, что Нил может вспомнить из тех дней, когда он работал на людей своего отца, это его подруга. Что с ней стало? Где она сейчас? Наверное, убита давно. Или умерла. Кто её теперь знает?.. — Нил, знаешь, я бы и сама могла съездить за продуктами, — Анна-Мария тяжело вздыхает, глядя на Нила, который без слов закидывает на заднее сиденье несколько тряпичных сумок. На её слова он лишь скептично вскидывает бровь. — Да ну? Женщина открывает рот, чтобы что-то возразить, но понимает, что аргументов у неё и правда нет. — Почему ты не возьмёшь машину себе? Нил не любил водить машину. Да, он выступал в роли водителя для Анны-Марии, но делал это лишь из необходимости. На деле же, он терпеть не мог садиться за руль. Он не скажет, что конкретно послужило этому причиной. Может, его роль водителя для криминалов, или же миссия, на которой ему пришлось сбить своего сообщника «во имя предотвращения утечки информации»… — Возьму. — Вот и славно, — та улыбается. — Будет обидно, если такая малышка будет стоять все четыре года практически без дела. Да и до меня добраться будет легче… Нил почти не слышит ни её, ни её слов. Он просто нажимает на газ и везёт их в сторону любимого магазина Жирар. Помимо прочих неудобств Нил не хотел банально привлекать к себе внимание. Вивиан занимала не нижние позиции в полиции, и получала приличные суммы, Анна-Мария до сих пор работает дизайнеркой одежды, и за счёт их стабильного дохода, впроголодь они не жили и не живут. После смерти Вивиан все её вещи по праву наследства перешли к Анне-Марии, в том числе и её любимая мазерати, которую она купила буквально за два месяца до смерти. Машина явно не из дешёвых, и точно привлечёт ненужное внимание. Нил не любил выделяться, по нему в принципе не скажешь, что он сын дизайнерки. Его одежда никогда особо не выделялась среди другой ни стилем, ни экстравагантностью. Безусловно, одевался он всегда прилично, вот только «до невозможного скучно», как успел уже не раз прокомментировать его стиль Ники. Нила не то чтобы не привлекала мода. В обычное время он даже мог куда-то выйти в яркой одежде, которую шила специально для него Анна-Мария, не столько из чувства уважения к её труду, сколько из интереса. Видеть на себе что-то яркое, ощущать себя не просто серой массой было забавно, необычно, ново. Он смотрел на себя в зеркало и видел не того побитого Натаниэля, которого пытался забыть, а Нила. Нила Джостена, приёмного сына дизайнерки и полицейской. Покойной полицейской. И только на подкорке что-то напоминает ему о том, что он обычный. Одежда не делала его другим, и под ней был всё тот же Нил, бегущий не то от своего прошлого, не то от себя самого. Всё тот же Нил, которого на самом деле зовут Натаниэль, и который хочет стереть это имя из своей памяти вместе с именами Лолы, Ромеро, Патрика… Единственное, что успокаивает его, так это чёрный BMW, стоящий на парковке их общежития, и белый кабриолет. Рядом с такой техникой, его мазератти, может, и не заметят. Но ошибался он и раньше. — Сука, — Нил снова проснулся от какого-то резкого шума. Кажется, кто-то громко обо что-то ударился. Сначала он подумал на Ники, имеющего привычку ударяться обо что ни попадя, но заслышав внизу с его кровати копошение, напрягся. — Ёбаный рот, какого хуя здесь это делает? Кажется, их внезапный гость с собственными ключами был недоволен. Вот только Нил особо не напрягался: будь этот человек опасен, он бы не стал так выдавать своё присутствие. — Вот уёбок, — Ники шарит рукой по прикроватной тумбе, пытаясь отыскать телефон. Тычет по экрану, пытаясь увидеть время, а когда видит, недовольно рычит, — Сет, уёбок ты недоношенный, какого хуя так рано припёрся?! — А тебя никто не спрашивает, пидор, — они перекрикиваются через дверь, и Нил искренне надеется, что хотя бы соседи этого не слышат и могут и дальше спать спокойно, ведь его сон уже беспощадно нарушен. Он свешивает ноги вниз и спускается с кровати спустя пару секунд после того, как трёт глаза. Ники, кажется, вставать не собирается, поэтому Нил спокойно доходит до двери в гостиную один. Брайан Сет Гордон — по словам Ники, редкостный уёбок, пьяница и дебошир. Терпеть не может всех людей, кроме себя, а главное, постоянно по поводу и без ссорится со всеми на этаже и ниже. Со студентами сверху он бы тоже спорил, вот только подниматься ему выше лень, тем более, желающих пободаться и здесь хватает. Но, несмотря на это, он даже сумел завести себе компанию друзей. В основном, это всё выпускники с разных потоков, при чём некоторые из них даже вполне себе сносные ребята. Мотивов такого поведения Гордона Нил ещё не понимал, но надеялся, что поймёт после встречи, ведь только так он сможет обойти его желание поссориться и с ним. — А это ещё чё за молокосос? Пока Нил рассматривал новоприбывшего, тот рассматривал его в ответ. Тот был явно не в духе, но Нил не мог сказать наверняка, вызвано это долгим перелётом, или же он всегда такой. Он выжидает долгую паузу и зрительный контакт, пока на его лице не дрогает ни единый мускул. Нил склоняет голову чуть на бок, прежде чем начинает говорить: — Мне кажется, ты устал с перелёта, — его голос спокоен и не выражает абсолютно никаких эмоций, хотя Сету кажется, что тот говорит это с долей сарказма. — Приляг, отдохни. — Будешь ещё меня тут учить? — Нил жмёт плечами и исчезает в спальне. Ники уже не спит, полулежит, опираясь на локоть. — Не церемонься с этим уёбком, Нил, — он морщится, явно огорчившись столь скорым приездом соседа по комнате. — Он этого явно не оценит. — Да я и не церемонюсь вроде, — Ники хочет было что-то возразить, но в комнату влетает Сет. Осматривает обоих тяжёлым взглядом, опять задерживает его на Ниле, хочет было что-то сказать, но Ники его перебивает: — Чё разорался-то? — Какой-то еблан занял моё парковочное место! Так и хотелось расцарапать ему его мазератти, очередной сыночек богатеньких родителей, наверное… — Не знал, что парковочные места подписаны, — Нил выглядит невозмутимо, и Сета, кажется, это злит ещё больше. — Тебя вообще не спрашивали, — он оборачивается к Ники, и обращается уже к нему, цедя сквозь зубы. — Я же просил тебя по-хорошему, — его глаза так и горят, словно он увидел ну просто что-то отвратительное и уму не постижимое, — хватит таскать в нашу комнату своих дружков! — Совсем кретин? Когда я их таскал-то, — Ники кажется невозмутимым, вскидывает одну бровь и спокойно препирается с Гордоном. Не знай Нил его уже больше недели, подумал бы, будто всё в порядке. Но Ники никогда ещё не был столь напряжённым. — Сначала таблетки свои с алкашкой перестань мешать до галюнов, тогда и поговорим. — А это тогда что?! — Сет гневно машет рукой в сторону Нила, а сам даже не оборачивается. Будто бы и за человека «это» не считает. — Я не «это», — подаёт он голос, не скрывая в нём раздражения. Оба неожиданно оборачиваются и смотрят на Нила, как на привидение. — Я Нил, и, к сожалению, я здесь не на одну ночь. — Что это, блять, значит? — он снова поворачивается к Ники, который заметно повеселел после едкого комментария Нила. — То, что это наш сосед по комнате, дебил, — Сет зависает на мгновение и тяжело смотрит в сторону Нила. Он снова выдерживает этот взгляд, точно так же, как и предыдущие, на что Сет только прыскает. — Надеюсь, хоть ты-то не повесишься, как предыдущий… — Сет! — Что, он тебе ещё не рассказал? — он смотрит на него с наигранной жалостью, делая шаг в направлении к нему. Нил с досадой думает, что нож остался под подушкой. — Предыдущий жилец самую малость… Коньки тут отбросил. Прямо на этой кровати. Призраков не боишься? — Призраки не страшнее людей, — Сет щурится, снова выжидает. Выжидает, когда тот дрогнет, проявит слабость, трусость или испуг, чтобы Сету удалось довольно захлопнуть капкан на своей добыче. Но тот стойко держится, поэтому Сет усмехается. — А ты забавный. — Смотри не влюбись. — По краю ходишь, Нил, — он бросает чемодан с вещами на кровать, а сам удаляется из комнаты, отсалютовав напоследок. — Чао! Буду поздно, нужно отпраздновать прилёт. Когда дверь за ним закрывается, Ники страдальчески стонет, снова падая на кровать. — И кто может радоваться приезду этого ебаната, — он снова тянется за телефоном, смотрит на время и разочарованно стонет, видя незавидные цифры. Нил даже не понимает, что так и зависает, стоя, оперевшись на подоконник, пока Ники его не окликает, усаживаясь в более-менее стабильное положение. Нил поднимает взгляд на него и всматривается в лицо. Кажется, оно выглядит слегка виноватым, но он не может сказать наверняка. — Слушай, а та тачка… Реально твоя? — кажется, он хотел сказать что-то другое, но Нил решает не заострять на этом внимание. — Какая? — Ну, та, мазератти… Я её не видел, но судя по названию, там любая будет стоить дороже, чем всё это общежитие. — Ты преувеличиваешь, — он слабо усмехается. — Это машина моей матери, раньше она ей пользовалась, а теперь ей не нужна, — уклончиво отвечает он. — Вот она и перешла ко мне, чтобы без дела не стояла. Но я всё равно не особо люблю ездить за рулём. — Вот как… Твои родители, наверное, какие-то важные шишки, — он говорит это с удивлением и интересом, но без грамма презрения, которое звучало в голосе Гордона недавно. Нил жмёт плечами. — Да нет, обычные. Просто сумели накопить. Это была давняя мечта матери, иметь крутую тачку. — Странно. — Что странного? — Что она тебе её тогда отдала. Нил снова жмёт плечами, желая не развивать тему. Он не стыдится ни того, что живёт в приёмной семье, ни того, что у него было две мачехи. Однако почему-то все карты раскрывать вот так просто не особо-то и хочется. Очередная причуда из прошлой жизни. — Ты не подумай… — спустя минуту молчания неуверенно начинает он и так же неуверенно трёт предплечье другой рукой. До Нила, кажется, доходит, что хочет сказать ему Хэммик, поэтому решает ненавязчиво перевести тему в немного другое русло: — Так он у вас гомофоб, значит, — он говорит это скорее утвердительно, кивая в сторону гостиной, где Сета уже, на самом деле, давно нет. Ники замирает на секунду с нечитаемым, но каким-то печальным выражением лица, а потом снова расплывается в улыбке. — Знаешь, я даже рад. — Чему? — Что ты не такой. До Нила запоздало доходит смысл его слов. Хэммик так часто бывает на взводе, так часто улыбается невпопад и смеётся со всего подряд, что Нилу казалось, будто он просто не умеет испытывать других эмоций. Но нет. В такие моменты, видимо, особенно важные для Ники, его маска трескает, и Нилу кажется, что впервые за всё то время, пока они с ним знакомы, он видит его искреннюю, спокойную улыбку. Нил жмёт плечами. — Мне он уже не нравится. — Он на всех такое впечатление производит, — Хэммик отмахивается, собираясь было слезть с кровати, но резко замирает. — А, и да… Я не вожу сюда парней. Нил как-то обречённо вздыхает, и Ники даже чувствует себя полным идиотом, вот только понять, где он накосячил, не может. — Да плевать мне на то, какой ты ориентации, я это с самого начала понял, — Ники удивлённо таращится на него. — Как?! — А ты разве скрывал? — Нил тоже удивляется. Сводит брови к переносице и не понимает. Для него многие вещи кажутся до жути очевидными, хотя он понимает, что в большинстве своём это вызвано его прошлой жизнью, в которой внимание — главный залог выживания. Если ты не будешь внимателен к деталям, тебя будет легко обмануть или убить, а в криминальном мире и обман практически всегда равноценен смерти. Мелочи во взглядах Ники на других парней, проходящих мимо, его двусмысленные статусы в соцсетях, общение с другими парнями под постами в инстаграмме, — всё это по отдельности может показаться простой шуткой, манерой речи человека, но Нилу оказалось достаточно пожить немного с ним в одной комнате, чтобы понять окончательно, что парни ему определённо нравятся. — Да нет, — он жмёт плечами. — Просто не афишировал, — его губы вновь расплываются в довольной и почти хищной улыбке, которую Нил видел в день их встречи. — Теперь же я могу со спокойной душой сказать, что ты красавчик? Нил закатывает глаза. — Да пожалуйста.