Истина застывает на губах умирающих.
Нил скучающе оглядывает полулежащего на столе в клубе Кевина. Они не разговаривают уже три дня с момента их ссоры, и на каждой из репетиций Кевин отсутствовал. А на последней не было и Эндрю. «На репетицию иди один. Если ты, конечно, не поумнел и не помирился с Кевином.» 13:47 Нил морщит лоб, глядя на сообщение, пришедшее с неизвестного номера. На фоне профессор диктует основы философии, а Ники, сидящий рядом на совмещённой паре и почти засыпающий, вмиг оживляется из-за пришедшего на телефон Нила уведомления. — Это кто тебе написывает во время пар? — двусмысленно ухмыляясь, интересуется Ники. Нил слабо пихает его локтём, косясь на преподавателя. — Эндрю, — немного подумав и перечитав сообщение отвечает Нил. Ники было удивляется, но потом вспоминает, что тот может просто передать что-то от Кевина, ведь они с Нилом, как ему было известно, не разговаривают. — И что он пишет? — Нил выразительно на него смотрит, и Ники недовольно хмыкает, отворачиваясь и скучающе подпирая голову рукой. — Говорит, что сегодня на репетиции его не будет, — не то, чтобы Нилу особенно была интересна причина, но человеческое любопытство так и подмывает его спросить. Однако Ники опережает его, разочарованно фыркает, будто надеялся услышать что-то большее, и отвечает на незаданный вопрос: — Так он к психиаторше уехал, перенёс прием, чтобы в субботу успеть к врачу на регулярную проверку слуха, — Нил задумывается о том, могут ли они с ним в клинике пересечься. Он тяжело вздыхает, отодвигает телефон в сторону от Ники и набирает ответ:«Не одному мне нужно это примирение, и не только я веду себя как ребёнок, когда не иду навстречу» 13:50
Эндрю ничего не отвечает, а Нил называет контакт. Сегодня же Кевин вылакал особенно много, словно хотел отчего-то забыться. Но Нилу не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что именно послужило причиной. — Мне кажется, тебе уже хватит, — спокойно говорит он, когда Эндрю отходит покурить. — Если не хочешь провести всю ночь наедине с унитазом. — Я знаю меру выпивке, — даже почти трезво говорит Кевин. — а от того, кто не умеет пить, такое слышать вообще не мотивирует. — Я не пью не потому что не умею, — беззлобно фыркает Нил. — А если ты знаешь меру выпивке точно так же, как и эмоциям, то у меня для тебя плохие новости. Кевин наконец нормально обращает на него внимание. Он поднимается со стола и садится почти вертикально, его лицо покраснело из-за выпитого алкоголя, а брови сведены к переносице, вот только непонятно: это из-за разболевшейся головы, или же его разозлили слова Нила. Лицо Джостена встречает его со всей своей холодностью и отрешённостью, на которую только способен человек в глубокой депрессивной фазе. Понадеявшись на скорую ремиссию, Нил только больше загнал себя в угол, усугубив, кажется, и без того плачевное состояние. — Не смотри так на меня, я не собираюсь извиняться, — спокойно говорит он, покручивая стоящий на столе стакан с газировкой. — Я был прав насчёт того, что отрываешься ты на мне больше обычного из-за Алекса, — трезвый Кевин, может, как-то и ответил бы ему. Но пьяный Кевин может только смотреть и молча соглашаться со сказанным в ожидании продолжения. Нил прав, и он понимает это, а Дэй просто не хочет признавать. — Но нам стоит зарыть топор войны и продолжить занятия. В общем-то, я уверен, что ты и сам это понимаешь, — он расслабленно откидывается назад, опираясь на спинку дивана. — Как тебе идея? Кевин молчит какое-то время, но Нил понимает, что тот и не собирается сопротивляться, когда налегает на бутылку. — Ладно, — Нил неприятно морщится, лицезрея ещё более пьяного Кевина. Он бы так не убивался, будь дело только в их разладе, и это Нил понял с самого начала. Он склоняет голову на бок, наблюдая за Кевином, что выглядит будто бы как обычно, хотя на деле в глазах плещется тоска. — Тяжело это? — Дэй оборачивается на вопрос. — Бороться с самим собой, — Нилу искренне интересно, что он вообще ответит. А осознаёт ли он это? Может, он думает, что ничего и не происходит вовсе? — Я не понимаю, — возражает он, и Нил сужает глаза. По тону ясно: всё он понимает. — Позволь себе хотя бы раз поступить не рационально, а так, как хочется, — слышать это от человека, каждый второй шаг которого выверен по линеечке, наверное, смешно. Хотя Нил за последние несколько дней чётко понял: рационально он не думает уже давно. Отказ от таблеток должен был привести к мощнейшему откату, к чему он и привёл. Удивительно? Нет. И только за счёт того, что он полностью сконцентрировался на предстоящем концерте, забивая голову чем угодно, только не этим, Нил держится на плаву из последних сил какое-то время. Ещё неделю без сна он так точно не протянет, поэтому вся надежда на Добсон, которая должна выписать ему снотворное. — Мы не всегда получаем то, что нам хочется, — Кевин поджимает губы и смотрит в стол. Нил подаётся вперёд, понижая голос: — А конкретно сейчас тебе что-то мешает? — Я не гей, — огрызается он, и Нил закатывает глаза. — Какая разница, гей ты или нет? — он косится на подходящего к ним Эндрю и на всякий случай переходит на французский: — Если тебе понравился какой-то парень — даже не думай отрицать — попробуй себя отпустить. Можешь меня не слушать, в любви я не лучший советчик, но я точно знаю, что ты будешь жалеть, если не попробуешь. Кевин недоверчиво смотрит на него и отвечает тоже по-французски, так как Эндрю уже подошёл и сел на своё место. От него пахло сигаретами и веяло холодом. — Тебе девятнадцать, даже со своей внешностью ты одинок, и при этом даёшь мне советы по отношениям? — Нил вскидывает брови, немало удивившись такому комментарию. — Тебе точно хватит, — он протягивает руку, и Кевин неохотно отдаёт ему бутылку, которую Нил отставляет на противоположный край стола. — Иначе ты осознаешь свою любовь к парням не так, как мне нужно. — Ты сам-то даже не определился… — Я не говорю тебе определиться, гений. Я говорю попробовать пустить в свою жизнь что-то новое, — он трёт глаза, — Ни один член в твоей жизни не изменит твою ориентацию, — и тут он понимает, что «сексуальная ориентация» по-французски звучит слишком понятно, и ему бы не хотелось вопросов от Эндрю, но сказанного уже не вернуть, поэтому спокойно продолжает: — Я говорил Ники, что не интересуюсь этой темой, потому что это правда. Но если бы я однажды почувствовал что-то подобное к парню, я бы не стал отказываться от этого только из-за того, что это парень. Нил одновременно сказал правду и соврал. Конечно, он бы и в самом деле спокойно согласился на новый опыт, вот только ему неинтересны отношения абсолютно ни с кем. И дело не в том, какой он ориентации, а в его прошлом. Не будь его, Нил уверен, что он поступил бы точно так же, как и сказал. И в какой-то момент до него доходит. — Если всё дело не в твоём травмирующем прошлом, конечно. Кевин вздрагивает и накрывает лицо руками. — Мне кажется, ты его до петли своими разговорами доведёшь, — спокойно замечает Эндрю. Нил переводит взгляд с него на Кевина и пожимает плечами. — Ещё посмотрим, кто кого.***
Последние сеансы у Добсон не вызывали у Нила дискомфорта. Конечно, с его прошлым довериться людям бывает достаточно трудно, однако постепенно волей-неволей начинаешь понемногу открываться, и Бетси была из тех, кто располагал к себе. Нил был, мягко говоря, не в лучшем своём состоянии. Синяки под глазами и бледная кожа, что были и так естественны для его вида, теперь выделяются ещё сильнее. Добсон сосредоточенно его осматривает, прежде чем задаёт осторожный вопрос: — Ты пьёшь таблетки, Нил? — неожиданный, и в то же время предсказуемый вопрос бьёт под дых сильнее удара ДиМаччио. Он поджимает губы и натягивает рукава толстовки до предела. Молчать или отвечать — нет разницы. Врать Добсон не имеет смысла, молчание сочтут за «нет». Та почти не выражает эмоций, хотя Нил тактильно ощущает, что она напряглась. — И как давно? — осторожно спрашивает она, открывая блокнот и перехватывая ручку удобнее. Нил ставит локти на колени и обессиленно опускает на них голову. — Я… Мне показалось, что так будет лучше, — он судорожно выдыхает. — Кошмары… Мучают меня, я не могу спать из-за тревоги, я подумал, что это побочный эффект таблеток, я же пью их без чёткого рецепта, и… Я слез с них, — он тяжело вздыхает, но не может вдохнуть полной грудью. Тревожное предчувствие не позволяет сделать лишнего движения и вдоха. — Недавно совсем… Позавчера. А до этого… уменьшал дозу в течение недели. Неосознанно. Я просто… забывал. В кабинете воцаряется тишина, и Нил даже слышит звук от плавно пишущей по листам бумаги ручки. — Это синдром отмены, — она выдыхает, перелистывая страницу. — Кошмары были до или после? — И до, и после… — Нил поднимает на неё глаза. — Я хотел… Попросить, вы не могли бы выписать мне снотворное? Такое, чтобы было совместимо с антидепрессантами, — Добсон медлит с ответом. — Пожалуйста… Я правда очень хочу спать… Я не сплю нормально уже неделю, сначала тревожность, потом эти кошмары, они… Он замолкает. — Что ты чувствуешь, Нил? — Мне плохо, — его плечи дрожат, он смотрит в пол и сжимает челюсти. Он обещал никогда и никому в подобном не признаваться вот так открыто, он не хотел, чтобы кто-то мог подумать, что он слаб, но он просто не выдерживает. Он ухватился за последнюю ниточку, держащую его над пропастью, надеется, что скрипка сможет его спасти, вытянуть со дна наверх, заставить поверить в ценность жизни, но каждый раз… С каждым разом он всё больше убеждается в том, что это того не стоит. — Мне… я… — он не может подобрать слов, наиболее полно описывающих весь тот сумбур в голове, что творится в ней последние несколько лет. Жизнь круто переменилась, и теперь он не может просто выживать как раньше, не задумываясь о смысле и ценности жизни. Он не может больше на вопрос «зачем» отвечать «так нужно», и уж тем более не может позволить себе и дальше плыть по течению без смысла. Он уже не тот, много воды утекло. Он попросту не справится со всем этим один. — Мне тяжело. И сейчас я не могу думать ни о чём, кроме сна. Я просто хочу выспаться, а дальше… «Будь что будет», — машинально хочет добавить Нил, но понимает, что по такой установке жить больше не сможет. — Нужно возобновить приём лекарств, Нил, — Добсон тяжело вздыхает, доставая листок, на котором она обычно пишет рецепты. — Без них… Ты впадёшь в тяжёлую депрессию, как только отоспишься, если можно так сказать. — Я понимаю. Он не возобновит. И вполне уверен, что Добсон и сама это понимает. Покидая кабинет Бетси, Нил не рассчитывает на встречу с кем-то из знакомых в коридоре больницы на первом этаже. Около регистратуры стоит Эндрю, и тот моментально ловит взгляд Нила на себе. Стоит ему направиться в сторону выхода, куда неизбежно придётся проходить через стойку регистратуры, как Миньярд преграждает ему путь, глядя испытующе. — Один раз совпадение, два раза — закономерность, — он внимательно осматривает Джостена с ног до головы. — Это огромная клиника в Колумбии, где живёт моя матушка. Разве удивительно увидеть меня здесь? — Эндрю косится на лист в руке Нила. — В прошлый раз ты был с таким же листком, — он поднимает взгляд на Нила. — Бумагу, на которой мисс Би пишет рецепты, я узнать могу, — сердце Нила падает вниз. — По-моему, на тот вопрос ты мне так и не ответил… — Она выписала мне снотворное, это ещё не значит, что я псих, — Эндрю тихо хмыкает, и тень злой улыбки мелькает на его лице. — А я псих, — говорит он без излишней эмоциональности. — И советую тебе помнить об этом. — Молодец. Можешь как обычно выключить слуховые аппараты и абстрагироваться от мира, — беззлобно говорит Нил. — А теперь дай мне пройти. Эндрю не двигается, поэтому Нил делает шаг в сторону, и когда понимает, что путь ему уже не преграждают, спокойно идёт своей дорогой.***
— Отец, пожалуйста, не надо! Он помнит, как высокий мужчина отвечает что-то на непонятном языке. — Прошу, не трогай его! Я виновата! Я! Он помнит стальной взгляд человека, глаза которого точь-в-точь его. — Отец, прошу! Он помнит, как содрогалось её тело под взглядом карих глаз. Как смотрели на мужчину её испуганные тёмные болотные глаза, такие большие от ужаса. Он помнит громкий звук хлопка — отец дал ей пощёчину, — а потом уже на понятном языке крикнул: — Учи свою собаку манерам, иначе ты мне больше не дочь, а такая же собака! Это всё, что было у него перед глазами. А потом глубокий разрез над ключицей, звон в ушах и обморок от болевого шока. Он просыпается. Как всегда, в холодном поту. Проводит рукой по коротким влажным волосам, опускает руку на шею и с болью сдавливает — вызывает панику другого рода. Ему всегда было легче, когда он доставлял себе иную боль — так было действительно легче выйти из того состояния, в котором он находился до этого. Он проводит по лицу ладонью, стирая с него капли пота. Тело на кровати, находящейся неподалёку, переворачивается с тихим ворчанием на другой бок, и он просто не может сделать ничего, кроме как уйти в ночи на кухню и заварить себе крепкий кофе.***
Из-за того, что концерт состоится в Колумбии, на него спокойно могут приехать и Анна-Мария, и Элисон, для которых Нил уже приготовил специальные места, а Ники с Аароном как-то незаметно присоединились к ним. Вернее, из-за того, что концерт должен проходить в пятницу, у них банально не было выбора, если они хотели остаться в клубе, как обычно. Элисон сказала «не страдать хернёй» и садиться к ней в машину, чтобы не ютиться в тесной машине Эндрю, раз они всё равно выезжают одновременно. По дороге они слушали классическую музыку и со скуки вели беседы ни о чём. Приехали они, к слову, на три минуты позже, однако Кевин смерил Нила таким взглядом, будто десять лет на парковке ждал. Только Джостен проводил Элисон и Аарона с Ники в особую ложу, как обычно, полупустую, как ему пришло сообщение от Анны-Марии, гласившее, что она уже подъехала, поэтому Нилу пришлось возвращаться туда и обратно. Эндрю почему-то остался с Кевином, но Нил старался не придавать этому значения. Он бегло познакомил Ники с Анной-Марией, а тот отвесил уйму комплиментов и бросил «вы очень похожи!». Нил с Элисон многозначительно переглянулись, а женщина лишь в своей манере улыбнулась. Эндрю, которого он было уже потерял, оказывается в гримёрке с Кевином. Тот сегодня не выступает — отменил выступление, сказав, что неважно себя чувствует, ещё неделю назад. Вот только что-то подсказывает Нилу, что дело вовсе не в плохом физическом состоянии. — Ты разве не должен быть в зале? — спокойно спрашивает Нил, прикрывая за собой дверь и глядя на Эндрю. Тот сегодня не постарался даже одеться подобающе — натянул футболку и рваные чёрные джинсы. Миньярд встречается с ним взглядом и жмёт плечами. — Мне и здесь нормально, — Нил настороженно смотрит на него, но решает не забивать подозрениями голову. Кевин сидит до необычайного белый, так что Нилу даже интересно, что могло вывести его из состояния равновесия. — Рико… снова на концерте? — Кевин едва заметно вздрагивает при упоминании его имени, но поджимает губы. — Конечно… Он же не оставит меня в покое, — Эндрю, несмотря на факт наличия здесь Рико, почему-то необычайно спокоен. — В Чикаго его не было. — Он не на каждом концерте бывает, — как само собой разумеющееся, говорит Эндрю. — В Чикаго и на паре предыдущих концертов его не было, но сегодня он посещает его в качестве участника. — И, позволь угадаю, его гримёрка эта? — Эндрю кивает, а Кевин закрывает уши руками. — Интересное соседство. — Если у тебя были какие-то секреты в прошлом, — Кевин криво усмехается, — то сегодня же можешь с ними распрощаться. Он наверняка нарыл о тебе достаточно информации, и… — И не посмеет с ней ничего сделать, — Нил слабо подбадривающе улыбается Кевину. — Да ладно тебе, до выступления он всё равно ничего со мной не сделает. — А после? Ты совсем идиот, или просто самоубийца? — Нил усмехается. Сколько раз ему задавали этот вопрос?.. — Одно другому не мешает. К тому моменту, как Рико приезжает, троица уже сбегает из гримёрки и прогуливается по коридорам театра, в котором они и выступают, лишь бы не пересекаться лишний раз с ним. Неизвестно как, но Кевину удаётся уговорить ведущую пустить всех их за кулисы, хотя выступает Нил всего лишь пятым (с учётом того, что четверо из них играют по два-три произведения сразу), а Кевин с Эндрю и вовсе не выступают. Когда очередь доходит до Нила, земля валится у него из-под ног. Где-то в зале сидят его друзья и Анна-Мария, за кулисами стоят Эндрю и Кевин. И вот перед ним сотни глаз, что вновь устремлены только на него. Спустя годы, спустя долгий и тернистый путь жизни, он снова на сцене. Но теперь не потому, что от него ждут лучшего выступления, а потому что он этого хочет. Он хочет кайфовать от игры, наслаждаться овациями, слышать льющуюся словно издалека из-под собственных пальцев и смычка мелодию. Но теперь этот концерт — последняя надежда. Последняя ниточка, что держит его над пропастью. Он касается струн, и всё вмиг становится не таким важным, отходит на задний план. Пронзительное крещендо бьёт по ушам, и Нил хмурится, отдаваясь игре. Он прикрывает глаза, пытаясь не отвлекаться на свет прожекторов, фонарики телефонов и редкие перешёптывания из зала и за кулисами. На миг ему стало понятно желание Эндрю заткнуть уши и не слышать никого и ничто, полностью погрузившись в ощущения. Смычок плавно идёт по струнам, а мелодия всё нарастает. Нил чувствует каждой клеточкой своего тела вибрации инструмента, глаза словно у хищника открываются и внимательно смотрят в одну точку. Он сосредоточен. Но этого мало. Этого катастрофически не хватает. Нил, абсолютно не делая передышек, наращивает темп, всё ускоряясь и не щадя рук. Желая забыться в бурном дуэте со скрипкой, он отдаёт всего себя, не идя на уступки, не жалея сил. Эндрю внимательно наблюдает за тем, как смычок быстро, словно в агонии ездит по струнам. Он поджимает губы, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Он так струны порвёт, — шепчет с непонятной эмоцией Кевин. «Он в отчаянии», — вертится неозвученное на кончике языка Миньярда. А потом Нил заканчивает, поставив резкую ноту, и, тяжело дыша, кланяется. А потом словно проходит сотня лет, он встречается взглядом с Эндрю, и… Он никогда прежде не видел такую агонию в глазах, действиях, музыке. Он не находит себе места. Он разочарован. Нил ошибся, глубоко, блять, ошибся, наивно полагаясь на то, что это чувство признания кучки незнакомых ему людей может спасти его. В глазах темнеет, в ушах звенит. Он потерян на этой сцене и не может найти выход. Ни из этой ситуации, ни с этой сцены. Звук хлопков оглушает, и он думает, что его или вывернет, или он вырубится на этой сцене от паники прямо сейчас, но потом… Голубые, отравленные жизнью глаза загнанного зверя встречаются с не менее отравленными, но до чёртиков спокойными карими, а их обладатель без лишних эмоций смотрит прямо на него и будто чего-то ждёт. Пульс в висках замедляется. Он делает вдох, и вместе с ним шаг навстречу Эндрю. Тот не шевелится, а Нил, абсолютно ничего не видя вокруг, идёт на спасительный маяк. А потом, не задерживаясь, уходит со сцены прочь, желая перевести дыхание в гримёрке. И плевать ему, будет там Рико или нет. Он не самая главная его проблема сейчас. Ему нужен чёртов кислород. Нил открывает дверь в гримёрку и почему-то не удивляется, увидев там Морияму. Тот, словно не замечая его, поправляет бабочку на рубашке, и только когда Нил кладёт скрипку на столик и прислоняется к стене, включая телефон, Рико удостаивает его вниманием. Пульс ровный. — Знаешь, ты вовсе не так плох, как я думал, — Рико усмехается, поворачиваясь на стуле к Нилу. — Ты ещё хуже. — Если ты считаешь мою игру отвратной, могу интерпретировать это как комплимент, — в привычной манере уже спокойно бросает Нил. Рико щурится и странно улыбается, будто зная что-то, что не знает Нил, но уходит, не удержавшись и толкнув Джостена плечом. Тот никак не реагирует на детский жест и решает не терять времени и переодеться. Если Морияма уже ушёл готовиться, скоро за ним вернутся Эндрю с Кевином. Нил пробегается взглядом по комнате, предчувствуя что-то неладное, но скинув всё на постоянную паранойю, он всё же подцепляет пальцем свои джинсы и переодевается в них. Нил расстёгивает почти все пуговицы на рубашке, когда слышит звук открывающейся двери — странно, ему показалось, что он запирал её… Или это было в прошлый раз? Он оборачивается на звук и видит вошедшего в гримёрку Эндрю. Тот ничего не говорит и опирается плечом на внутренний угол стены. Нил спокойно отворачивается и расстёгивает последние пуговицы, стягивая с себя рубашку. — Ты что-то хотел? — без интереса спрашивает он. — Это такой необычайный жест доверия или честности? — Нил оборачивается к нему в непонимании, и тогда Эндрю кивает на его туловище. — Для человека, постоянно прячущегося, чтобы переодеться, ты необычайно сильно палишься. — А смысл мне от тебя прятаться, если ты и так знаешь достаточно о моём прошлом, чтобы не задавать вопросов, — он ищет взглядом свою толстовку, потому что там, где он её оставил, её по какой-то причине нет. — Твой интерес был основан на безопасности близких тебе людей, — Эндрю щурится, но Нил этого не видит, уходя в другой край гримёрки и наконец находя толстовку там. — Ты услышал слишком много и не задал лишних вопросов, поэтому, думаю, и сейчас не задашь. Эндрю смотрит на его шрамы. Нил почему-то не надевает найденную кофту, а вместо этого прислоняется спиной к тумбе перед зеркалом и внимательно осматривает элемент одежды со всех сторон. Нил находится к нему полубоком, и Эндрю может отчётливо видеть шрам от ожога, тянущийся по косым мышцам с живота на спину. Он видит порезы внизу живота, более длинные и более короткие следы от лезвий по всему туловищу и рукам. С этого ракурса из-за вытянутой перед ним толстовки Эндрю совсем не видит его спину и грудь, зато отчётливо видит шрам от пулевого в плече… — Ты хочешь что-то спросить? — Нил напряжённо выворачивает толстовку и продолжает ощупывать её подкладку. — Откуда эти шрамы? — Нил, кажется, не услышал его вопроса. Его брови быстро поползли вверх, и он отцепил что-то сначала с рукава, а потом с нижней части кофты. — Вот урод, — Эндрю видит, что это жучки. Нил прекрасно помнил, где оставлял одежду, поэтому сразу почувствовал неладное, стоило ей оказаться в другом месте. Он подошёл к маленькому окошку в стене под потолком, кое-как открыл его и выкинул устройства. — Ты что-то спросил? — уточнил Нил, вернувшись к зеркалу и выворачивая кофту. — Откуда эти шрамы, — Нил замирает, прислоняясь тазом к тумбе. Он думает несколько секунд, а потом слабо улыбается, поворачиваясь к Эндрю и скрещивая руки на груди. — «Правда за правду»? — А тебе есть что спросить? — Можно и так сказать. — Ладно. Сначала ты ответь, — Нил вбирает воздух через плотно сомкнутые зубы и тяжело выдыхает. — Получены на заданиях, — Эндрю недоверчиво выгибает бровь и косится на шрам от ожога на боку. Нил пожимает плечами, — ну, почти все. — Чем тебя обожгли? — Попал в горящее здание, остался ожог. Ещё на икре есть. — А внизу живота и на руках? — Нил замирает, а потом быстро натягивает на себя толстовку. — Смысл спрашивать, если и сам знаешь, — безэмоционально бросает он. Эндрю внимательно смотрит на него и только потом отворачивается. — Спрашивай, — Нил складывает костюм, чтобы убрать его в спортивную сумку, и не меняется в лице, когда задаёт вопрос: — Те шрамы у тебя на руках — селфхарм или попытка самоубийства? Эндрю молчит какое-то время, а Нил, полностью погружённый в собственное занятие, даже не обращает на это внимания. Только когда костюм и скрипка сложены, а сумка, в принципе, готова к уходу, Нил поднимает на него взгляд. Лицо Эндрю мрачнее обычного, он пристально на него смотрит, и Нилу что-то подсказывает, что отвечать он вовсе не собирается. — Подожди, а где Кевин? — вдруг понимает Нил. — Ты же не оставил его там с… — Нет, — обрывает Миньярд. — С чего ты взял, что у меня есть шрамы? — Повязки, — как что-то само собой разумеющееся говорит Нил. — Есть много способов спрятать ножи, при том менее обнаружимых. А значит, повязки изначально не ножны. И не смотри так на меня, будто я раскрыл тайну человечества, я с самого начала это понял. Эндрю отводит взгляд в сторону. — И то и то. У тебя? Нил игнорирует тот факт, что это уже второй вопрос. В конце концов… Разве сейчас это имеет хоть какое-то значение? — Первое. Они молчат почти минуту, пока до них доносятся звуки скрипки. Оба думают о своём, и Нила слишком резко отрезает от мыслей голос Эндрю: — Кевин в машине. Концерт скоро закончится, можешь присоединиться к нам. — Я подожду ребят у выхода из ложи. Эндрю пожимает плечами и уходит.