***
На самом деле его план был куда приятнее, чем могло показаться на первый взгляд. Пускай для своего возвращения в Инадзуму он бы не нашел ни одного позитивного прилагательного, показать Моне было что, ведь даже не располагая таким количеством времени, нужного для полноценного посещения новой страны, он мог позволить Мегистус отвлечься на пару дней. Но для этого могли подойти только такие места, которые отобрал лично он, Скарамуш. Ее последние дни должны были стать идеальными, под стать ее будущему. По крайней мере, так он размышлял в своей голове. Ведь Скарамуш заметил. Заметил, как голубые глаза зажглись при виде новых созданий, заметил, как чужие руки тянулись к столь привычным для него растениям, заметил, как девушка, очарованная новым местом, порывалась задавать вопросы. И он бы ответил. Не мог не ответить. Ему просто стоило взять себя в руки и сделать вид, что ничего не изменилось. Что все осталось таким же, как и было. — Ведьма, ты голодна? Они поднимаются по лестнице, заходя все глубже в столицу. Мона крепко обнимает бумажный пакет, на котором красивым шрифтом указано название издательского дома Яэ. В пакете — два первых выпуска "Легенды о Разбитой Алебарде". На ее сожаление у них не нашлось ничего ценного по астрологии, поэтому девушка решила остановиться на чем-то для души, нежели мозга. — Не стоит тратить время, — золотые украшения в конце ее хвостиков подрагивают в такт шагам. Солнечный свет преломляется, придавая им точно звездное сияние. — Лично я проголодался, — парень догоняет, перепрыгивая через две ступеньки. — А значит тебе придется подождать, пока я не пообедаю. Мона останавливается, вскидывая голову. Какая наглость! Есть, и без нее?! — Обедать в одиночестве может негативно сказаться на... твоем социальном статусе. К тому же, не могу же я бросить тебя одного в такой затруднительной ситуации, — она гордо приподнимает носик, мол, посмотри, какая я великодушная. Предвестник тихо хихикает в кулак, пытаясь не сорваться на полноценный смех. — Не переживай, я любезно закажу тебе стакан воды, чтобы не опускать свой драгоценный социальный статус, — будто ему было куда его опускать. — Если будешь хорошо себя вести, даже дам попробовать кусочек, — и только из его рук. — Кому нужны твои подачки? Я и сама могу позво-, — Мона хмурится, медленно осознавая, что неосмотрительно потратила весь сегодняшний бюджет, который выделила на каждый отдельный день поездки. Архонты знают, она — астролог, не счетовод! Мегистус лишь многозначительно хмыкает и уходит вперед, надеясь, что тему они успешно закрыли. Перед глазами же раскрывается центр города, усыпанный многочисленными лавками. Девушку созывают со всех сторон, предлагая попробовать необыкновенные яства, а главное, насладиться приятной ценой. Торговцы безошибочно принимают ее за чужестранку: милое лицо не скрывало удивления, а необычный костюм тем более выдавал по самый хвостик магической шляпы. Скарамуш наблюдает со стороны как ей с наивным видом пытаются продать какие-то глупые безделушки, призванные не нечисть отбивать, а, скорее, собирать пыль, да затеряться в ящике с барахлом. Он громко цыкает и, бросая грозный взгляд на старика, что почти что развел ничего не подозревающую Мону на крупную сумму, обнимает левой рукой женскую талию, утягивая за собой к деревянному мосту. Мегистус подозрительно не вырывается и даже не пытается отстоять свою независимость, а когда парень понимает, что произошло, становиться слишком поздно. — Неужели ты правда думал, что меня так легко развести? — Мегистус, не скрывая улыбки, перебрасывает хвостики за плечи. — Я бы даже обиделась, но твое лицо было до того смешным, что мое настроение сразу же поднялось! Предвестнику только оставалось закатить глаза. Они останавливаются над искусственно проложенной рекой, окруженные цветущими деревьями сакуры. Розовые пушистые лепестки летят, покрывая собой темное дерево моста и оседая в прохладной воде. Мона все продолжает мило хихикать, и Скара хотел было сказать что-то колкое в ответ, но лепестки, в цвет щек Моны, путаются в длинных волосах, становясь нежным украшением, а дыхание перехватывает, точно у него самого сейчас начнется злосчастная болезнь. Однако вместо кашля вырывается громкий выдох. Его пальцы тянутся к тонкому запястью, и Скарамуш поражается сам себе: как же он мог продолжать влюбляться в нее еще сильнее? — У меня есть идея, тебе понравится, — и он тянет сияющую счастьем волшебницу за собой, крепко сжимая ее руку. В голове пульсируют две мысли: что же он творит? И... Он обязан увидеть ее в кимоно. Волшебница непонимающе следует. Ее запястья в теплом кольце, посылающим сладкие волны по всему телу. Мона клянется, это ощущение обязательно должно было вызвать очередной приступ, но этот ласковый жест вылечивал: растущая с каждым днем боль отошла на задний план, оставляя меланхолическую тяжесть глубоко под ребрами, хотя даже туда проникали слабые лучи дневной звезды. Левая рука прижимает купленные недавно книги к груди, боясь выпустить из ослабевших пальцев. Девушка прикрывает глаза, полностью вверяя себя Сказителю. Уши улавливают спокойное биение сердца, звонкое журчание воды и звук городских улиц, который монотонным фоном оживляет сказочную атмосферу. Чарующее ощущение отступает, как только руку отпускают. Голубые глаза открываются перед магазином традиционных тканей и одежды. — Какой шелк! — Ахает Мона, приближаясь к развешанным на стенах тканям. — Непревзойденное искусство... — К сожалению, подобного высококлассного шелка из Ли Юэ по-прежнему нет в наличии, эти лишь образцы, но у нас все еще осталось несколько готовых изделий. Если вас заинтересовало, не хотели бы примерить, Госпожа? Мона выбрасывает ладони и активно отказывается: она здесь оказалась случайно! Но перед ней оказывается спина Скарамуша, перекрывая обзор. — Мы посмотрим все, что у тебя осталось, Огура. — О, — женщина в удивлении открывает рот. — Молодой Господин Кунику- — Да-да, он самый, мы торопимся, — Предвестник устало машет ладонью, заставляя владелицу поторопиться. — Сделаю все в лучшем виде! Как только Огура Мио пропадает из зоны видимости, Мона взрывается возмущением: — В каком смысле, "покажите нам все"?! — В прямом, — Скарамуш подходит к темно-синим полотнам и оценивающим взглядом проходится по материалу. — В прошлый раз она мне посмела такую пургу подсунуть, что ее жалкая лавочка почти закрылась, — парень упирает руки в бока и ухмыляется. — Но я был великодушен, поэтому отпустил грешнице сей промах. С кем не бывает, правда, Мегистус? — Скара, — волшебница ядовито шипит его имя, еле сдерживая крик. — Это непозволительно дорого! — Необязательно же покупать, — обязательно. — Да и потом, за ней должок, — беззаботно пожимает плечами тот. Хмуря брови, Мона складывает руки на груди. — Ты ее запугал, — констатирует девушка. — Только чудеса переговоров, — парирует он. — Фатуйский беспредел. — Как скажешь, — Предвестник резко хлопает в ладоши, уставая ждать. — Ты еще долго собираешься возиться, Огура? Из-за угла тут же выбегает розоволосая владелица. Цепкий взгляд Скарамуша замечает подозрительно маленькое количество ткани, которую та держала в руках; женщина принесла не больше двух кимоно. — Прошу прощение за ожидание! — с невероятной аккуратностью Огура Мио кладет одежды на широкий стол, служащий ей упаковочной стойкой. — Изначально я планировала принести все, но, оценив статус Господ, решила, что тратить ваше время на большинство из наших кимоно — преступление. Женщина поправляет белые перчатки на руках, надетые специально для работы с первоклассным шелком. Она продолжила: — Молодая Госпожа, прошу, пройдемте со мной, я помогу вам переодеться, — Огура уважительно указывает в сторону небольшого коридора, что скрывался за стойкой. Сказитель, не терпя отказа, подталкивает спутницу в спину, заставляя прийти в движение. "Слишком долго", думает Скара: за все время ожидания, тот порывается чуть ли не ворваться в специально отведенную комнату, настолько невтерпеж. Но он прилично сдерживается, заставляя себя считать падающие лепестки вишни. Астролог возвращается спустя некоторое время — он понимает по тихому шепоту за спиной и шуршанию ткани. Поворачиваясь на пятках быстрее, чем во время неожиданного нападения, парень не был готов к ожидающей его красоте. Сказать, что Мона смущена было бы гнусным недооцениваем спектра ее эмоций. У нее те самые злосчастные бабочки в животе и электро кристаллы на подушечках пальцев, у нее лепестки сакуры на щеках и легкая горечь на языке, в напоминание об истинном положении дел. На Моне свободно сидящее шелковое кимоно, чуть возвышающееся над полом, сотканное из аметистового неба Инадзумы. Акценты прошиты золотыми нитями, словно созвездия на небосводе, под стать ее сережке в ухе. Рукава и подол уходят в темно-синий градиент, на котором виднеются темные очертания облаков. Девушка ожидала, что мгновенно почувствует жару из-за большого количества слоев, но каждый из них был невероятно тонок и сидел на коже прохладным течением реки. К тому же, как ей шепнула на ухо владелица, тяжелыми делали только церемониальные кимоно, призванные показать роскошь и богатство семьи во время важных мероприятий. Это же, пускай могло посоперничать по красоте с ними, все же было сделано для более ежедневного использования. — Ведьма... — Е-если мне не идет, то так и скажи, — она хочет добавить емкое обзывательство, но физически ощущает, как краснеет, поэтому только опускает лицо в пол. — Мне лично очень нравится, — тихо добавляет она. Предвестник бы и рад был что-то сказать, но на языке кроме влюбленного бреда ничего не находится, того гляди в любви признается, да замуж позовет, прямо здесь и без шанса отказаться. Он открывает рот, пытается двигать языком, вроде даже что-то собирается в осмысленное предложение. На одном дыхании получается выдавить: — Терпимо. Его глаза расширяются в неверии. Что за бред он сейчас сморозил? С каких пор он превратился в жалкое подобие засахаренного желе из слайма? Парень прочищает горло: — Тебе даже идет. Мона вскидывает глаза, не веря своим ушам. Она хочет кинуться ему в руки, ощутить крепкую хватку на талии, хочет слышать эти слова у самого уха, прося повторять их бесконечно, пока не надоест. Архонты, ей не надоест никогда! Но вместо этого девушка прокрадывается к зеркалу, чтобы посмотреть на себя еще раз. Волшебница была обязана запомнить, как она выглядела, когда получила столь важные слова. На последок, выходя из магазина, Скарамуш кидает тяжелый мешочек на стол Огуры, благодарно кивая. В этот раз владелица постаралась на славу.***
— Как пожелаете, — скользящая фусума закрывается, оставляя молодых людей одних. Отдельная комната ресторана, в которой их только что любезно оставила официантка, была освещена напольными лампами, погружая пространство в теплую уютную дымку. Мона, чувствуя легкий дискомфорт, медленно гуляет по комнате, разглядывая интерьер. Ее движения ничуть не смущены новым обликом, она передвигается, словно по водной глади, размеренно и грациозно. Молочная кожа дотрагивается до плотного материала перегородки, служащей, скорее, прекрасной картиной, и подушечками пальцев ведет по алым карпам, изображенных на ней. Расписанные рыбы, точно живые, плавают в кристально-чистой воде, поблескивая закатным солнцем. В один момент ей даже мерещится, что ладонь окунули в прохладный пруд. Девушка проверяет пол на прочность, немного пружиня на светло-коричневом материале. Уставшие ноги приятно отзывались на новую текстуру, Мегистус только надеялась, что ее колготки не зацепятся за случайно выступающий кусочек тростника, из которого было сделано покрытие. Переодетый в традиционные одежды, Скарамуш удобно устраивается около стола, совершенно не стесняясь наблюдая за спутницей. Она, с необыкновенно милым выражением лица, исследовала каждый угол комнаты. На его лице расплывается умиротворенная улыбка, словно над ними не нависало мрачной тучей небо, пугая задавить под собой. Словно они просто решили пообедать вместе, подобно старым друзьям, подобно влюбленной паре. Ленивым движением руки он откидывает челку назад, после чего опускает подбородок на ладонь — локоть правой руки опирался о колено. Тихий голос зовет по имени, совсем невесомо, желая лишь заставить обернуться, посмотреть на позвавшего. Девушка вздрагивает и, поворачиваясь, сталкивается с клубящейся в чужих глазах дымкой. Ее первая реакция — взбросить руку и защищаться, подобный взгляд никогда не обещал ничего хорошего. Но стоит ей замешкаться на одну миллисекунду, как картина принимает противоположный оборот. Потемневшая радужка действительно напоминала ту, что сулила смерть всему в округе, но плескалось там что-то еще, не имеющего ничего общего с хищным взглядом охотника. Скара смотрел на нее совершенно новыми глазами, заполненными тихим океаном потаенного желания. Точно магниты, нет, точно самый спокойный уголок во всем мире, волшебницу вело к ним, притягивало, обещая полнейшее умиротворение. Там, вдалеке, сверкали молнии, шли многолетние дожди и бури, но именно здесь, в этих глазах, было то, в чем она так нуждалась. Ее звездное небо стало бы идеальным дополнением, думает Мона. Оно бы мягко освещало, как прикроватный ночник, распугивая дурные сны и составляя компанию спокойным волнам. Девушка открывает рот, чтобы что-то спросить, но ее прерывает шум за стеной: — Господа, ваша еда подана, — фусума тихо скользит в сторону и комната наполняется ароматом свежеприготовленных блюд. Изначально теряясь, Мегистус в одно мгновение оказывается у стола, чинно складывая конечности в максимально правильной позе, безупречно выпрямляя спину. Ритуальность этого места, выточенные до идеала манеры, искусные картины и вазы, которые украшали коридор, все это, без всяких сомнений, не могло не восхищать. Мона наслаждалась с каким вниманием и точностью в Инадзуме подходили к любым вопросам. Единственное, что смущало юного астролога была вероятность сойти невежественной грубиянкой. Не изменяя себе, Шестой Предвестник даже не шелохнулся, продолжая сидеть в расслабленной позе, раскинувшись перед спутницей. А еще этот взгляд, проникающий в самые дебри души, связывающий руки, ноги, а главное — дыхание. Перехватывающий все внимание на себя. Опасный, но такой необходимый. Как только их снова оставили одних, пожелав приятного времяпрепровождения, Скара выпрямляется и заливисто смеется. — Расслабься, а то от твоего вида обед убежит, — он аккуратно подбирает красиво украшенные деревянные палочки и, приподнимая ими желтоватый прямоугольник, кладет кусочек на маленькое блюдце перед астрологом. — Это омлет с овощами, попробуй. Волшебница смотрит с недоверием на ухмыляющегося Предвестника. Вокруг них распускалась какая-то слишком интимная атмосфера, не заметить которую мог разве что ребенок. На ощупь находя точно такие же палочки, девушка смело подбирает их, но вот что делать дальше — теряется. — … Одежды шуршат, отзываясь на движение парня; и Скара медленно опускается рядом с астрологом.Слишком рядом
Опрокинутое небо Инадзумы целует черный шелк мужских одежд, на которых расцветают лотосы. Под темной накидкой, украшенной цветами, скрывается белоснежная ткань нижней рубахи и широкие, издали напоминающие юбку, штаны, темно-телесного оттенка, под цвет лотосов на накидке. Мона чувствует себя не в своей тарелке, ведь здесь она — гость. Ей не знакомы традиции этой дивной страны, и, пускай она стремилась и горела желанием узнать как можно больше о, как она предполагала, родных краях своего возлюбленного, подобная атмосфера слишком сильно натягивала струну внутри ее тела, не давая задышать полной грудью. Скарамуш дотрагивается до темно-синего рукава и невесомо ведет вверх по руке, к пальцам, задерживаясь на прохладной коже лишь на мгновение дольше, чем то, что можно было бы считать приемлемым. Он сгибает чужие пальцы, как глину, призывая подчиниться мягкому нажиму. Другой рукой он поддерживает палочки. — Держи крепко, — тихий смешок. Сказитель отпускает ладонь Моны и смотрит цепко, с нетерпением ожидая, когда первая попытка провалится. Едва несчастный омлет поднимается над тарелкой, тот тут же грустно шлепается обратно; одна из палочек шумно падает вниз, ударяясь об фарфоровую чашу. — Я случайно, — шепчет девушка и закусывает от напряжения губу. Воздуха в комнате становилось все меньше, но на сей раз расцветающие в легких хризантемы не были тому виной. — Как же так, — наигранная досада так и льется с его губ. — Теперь мне придется кормить тебя, ведьма. Девушка вздрагивает, расширяя глаза. — Ха-ха, я оценила шутку, Скара. Нам принесли ложки, уж ими я есть умею. Право, не стоит затруднять себя. Предвестник даже не пытается сделать вид, что его волнуют ее слова. Он уже поднял новый кусочек омлета, призывающе держа его у самых губ Моны. — Ну же, Мегистус, скажи "А". Астролог скептически переводит взгляд с растянутых напротив губ на еду, потом обратно на лицо мучителя. Голова становится такой тяжелой, а взвешивания "за" и "против" столь запутанными, что девушка решается просто приоткрыть рот, надеясь, что ее хотя бы не заставят съесть разом весь кусок.О, он наслаждался этой картиной.
Скарамуш аккуратно протискивает край омлета между красноватых губ, терпеливо ожидая, пока волшебница откусит половину. Мегистус, не останавливая упрямую войну в гляделки, все же решает откусить золотистый прямоугольник. На вкус он неожиданно сладковатый, яичный и невероятно мягкий. Ее глаза загораются от понимая того, что даже простой омлет здесь оказался изумительно хорош. — Я же говорил, тебе понравится, — Скарамуш по-доброму приподнимает уголки губ, а после съедает оставшуюся половинку от яичного рулета. Сказитель возвращается на свое место, все же разрешая девушке прибегнуть к ложке. Мона тут же оживает и начинает потихоньку пробовать каждое принесенное блюдо. — Селестия, это сногсшибательно! — угорь на гриле прямо-таки таял на языке. — Рад стараться, — сам Скарамуш почти не ел, в конце концов, его тело — нечеловеческий сосуд, поддерживать едой который смысла не было. — А кто-то говорил, что предпочитает салаты... — Я до сих пор так считаю, но порой стоит расширять свой кругозор, дорогой Предвестник, — девушка гордо вскидывает подбородок. — И не придирайся к словам, Архонтов ради! Девушка активно жует, успев полностью расслабиться и отпустить излишние манеры. Металлическая ложка направляется к блюдцу с очередной закуской, когда волшебница неожиданно замирает, поднимая глаза на Сказителя. — Кстати... — начинает она. — Что-то не так? — Ты же сказал, что голоден, — ложка тихо опускается на стол. — Прости, я так на все накинулась, даже не подумав. — Мне не нужна еда, — Скарамуш ухмыляется и, лениво подобрав свои палочки, подцепляет закуску из корня лотоса, перекладывая несколько кусочков на тарелку Моны. — Я искусственно создан, если ты не забыла. Девушка раскрывает от шока глаза. — То есть это все для меня?! — ладонь делает круг над столом. — Я же не могу себе это позволить, Скара! — Ведьма, — его тон становится привычно холодным и жестким, не терпящим возражений; глаза опасно сужаются. Почуяв неладное, Мона замолкает в ожидании продолжения фразы. — Просто наслаждайся едой, женщина, не думай о таких мелочах. Волшебница послушно замолкает и, заново подобрав столовый прибор, продолжает есть, периодически кидая короткие взгляды исподлобья. Хрустящий корень лотоса и правда удался повару на славу.***
Лунный свет мягко освещает фигуру девушки, только что вышедшей из постоялого двора. Мона любовно разглаживает ткань кимоно, удивляясь тому, насколько прохладно в нем было днем, и как тепло сейчас, когда на улице значительно похолодало. Волшебница слабо улыбается, вспоминая события прошедшего дня и не может поверить своему счастью. Ее почти не мучила болезнь, а Скара вел себя лучше, чем когда-либо. Ее настолько удивила смена его поведения, что девушка решила не упускать возможность и насладиться ускользающим моментом полностью, ведь кто знает, может завтра от такого радушия останется лишь одно воспоминание. Поэтому, после небольшого отдыха, она невзначай позвала волшебника на вечернюю прогулку, напрашиваясь на короткий тур по сияющим городскими огнями улочкам. Шестой Предвестник не заставляет себя ждать. Он появляется следом, и тихая улица, на которой находилось их временное пристанище, наполняется раздраженным бормотанием. — И чем ты опять недоволен, м? — Мона поворачивается к парню и вскидывает бровь. — Ведьма, — обращается он к ней. — Ты не можешь оставить свою позорную шляпу в комнате? Хотя бы на один день! Девушка, не понимая причины недовольства, кривит лицо. — Это моя гордость, моя визитная карточка, мое все! И я же молчу про твою дражайшую занавеску! Что за претензии? — она обижено разворачивается. Но слабое давление на голову пропадает и Мона к своему ужасу замечает, что ее головной убор сейчас находился в чужих руках. Астролог не спешит прибегать к грубой силе, поэтому лишь смотрит с вызовом, складывая руки на груди. — И что ты собрался с ней делать? К твоему сведению, это магический артефакт — она не горит и не тонет. Хмыкнув на слова Мегистус, Предвестник крутит в руках шляпу и, не обнаружив ничего особенного, произносит: — Оставлю в комнате, потом заберешь, — и удаляется внутрь здания. Девушка устало трет лицо. Ничего не поделаешь, иногда спорить с Фатуи было бессмысленно и слишком энергозатратно. Когда Сказитель возвращается, тоже оставив свой головной убор где-то по дороге, Мона сразу же хватает его за рукав накидки, приглашая следовать за собой. Не отпуская темную ткань из цепкой хватки, астролог начинает болтать обо всем, что видит. Она начинает с упоминания наэлектризованного воздуха, что, как выяснилось, было нормальным делом для всех островов в стране, затем Мона задает много вопросов о местной фауне, проявляя исключительный интерес к лисам, и Скара обещает показать поляну, где их особенно много. Мона хвалит местную еду, радуясь, что здесь не принято есть столь острую пищу, как в Ли Юэ, и еще раз благодарит за угощение. Предвестник замечает, что ее щеки слегка краснеют, но он не придает этому должного внимания. Волшебница продолжает вываливать весь тот круговорот эмоций и потрясений, что успел скопиться всего за один день нахождения в Инадзуме. На душе так хорошо, и это видно невооруженным взглядом. Ее лицо сияет, а ладони переодически поглаживают мягкую ткань кимоно, стараясь держать его в лучшем виде. Вся эта ситуация, эмоции на чужом лице, вздохи восхищения и благодарности грузом вины отзываются в сердце Скарамуша, не разрешают прочувствовать даже доли гордости за свои старания. Его выражение мрачнеет с каждой улыбкой Моны, словно она забирает его жизненные силы, а не наоборот. Но Мегистус было не остановить. Она лишь вырывается вперед, хвостики танцуют в такт быстрым шагам, и пропадает из виду, спускаясь по лестнице. Волшебник, приказывая себе вынырнуть из пучины мрачных раздумий, шумно выдыхает. Он находит ее у небольшого скопления лепестков сакуры, сияющей фиолетовой сферой, парящей в воздухе. Женская рука тянется к ним, но в ответ лепестки лишь расширяют поле, в котором кружились, не разрешая себя поймать. — Скара, — шепчет Мона. — Что это? — Лепестки, упавшие со священной сакуры храма Наруками, — объясняет Сказитель. — Они парят в воздухе из-за воздействия энергии электро, просто так взять их невозможно. Мона пытается ухватиться за маленький лепесток еще раз, но тот ловко уворачивается, слабо касаясь тыльной стороны ладони. Не замечая, куда наступает, девушка входит в самый центр скопления, полностью окружая себя светящимися в темноте цветами. Астролог завороженно ахает. — Отойди, — мягкий голос Скары слышен у самого уха, и Мегистус нехотя делает несколько шагов в сторону, полностью покидая цветочную сферу. Волшебник поднимает руку, и Мона замечает, как на его пальцах начинают играть разряды молний, в цвет парящим лепесткам. Всего на секунду сверкающая стихия электро врывается в самый центр скопления, шустрыми змейками разбегаясь в стороны. Уже через мгновение лепестки притягивает друг к другу и они повисают в воздухе, почти не движимые даже ветром. Волшебница восхищенно размыкает губы. — Теперь можешь попробовать еще раз. Мона, не собираясь ждать ни минуты, тянется обратно к сфере, в этот раз сразу же прикасаясь к бархатным лепесткам. Те, почувствовав теплое прикосновение, опадают на женскую ладонь, оставаясь на ней невесомым поцелуем. — Это так красиво, — шепчет волшебница и аккуратно убирает лепестки в карман одежды, стараясь не помять. — Спасибо. Она переводит взгляд на застывшего картиной парня и смотрит не моргая, с каждым ударом сердца погружаясь глубже в индиго глаз напротив. Скарамуш молчит, не смея прервать тишину. Его пальцы пропитываются острым желанием обнять, они дрожат так сильно, что ему приходится стиснуть кулаки, лишь бы не сорваться в это же мгновение. Астролог стоит так близко, что Сказителю даже не пришлось бы полностью вытягивать руки, краткое движение, и она была бы в его объятиях, так идеально утыкаясь носом в плечо. Мона готова заплакать из-за вязкого напряжения, в которое она стремительно падала, словно на дно океана, привязанная к тяжелому камню и полностью забывая как дышать. Растущее чувство в груди цунами накрывает по самый нос, с невероятной силой вторгаясь в легкие и схлопываясь там в морскую пену. Ее тело пронизывает болезненная дрожь, сковывая мускулы и пробирая страшным пониманием того, что выдержать это состояние не получится. Острая боль пробивает грудь, и вся ее любовь, что по каплям скапливалась внутри, врывается в горло, застревая упругими хризантемами. На голубых глазах проступают слезы, но Предвестнику недостаточно времени, чтобы осознать это. Сухой кашель застает врасплох: Мона устремляется на холодную траву, болезненно сдирая кожу об острые камушки. Ее горло дерет на части, разрывает непрекращающимися схватками мускулов, забирая малейшую возможность заглотить хотя бы немного воздуха. Руки впиваются в землю, сжимаясь до побеления костяшек. Скарамуш реагирует в момент, кидаясь за ней вниз и опрокидывая на себя. Волшебница упирается лбом об его плечо, ровно так же, как он и желал моментом ранее, и тянет за одежды, сразу же пачкая светлую ткань грязными пальцами. Волны кашля все пребывали, становясь только напористее и разрушительнее. На отголосках сознания она чувствует, как ее крепко прижимают к груди, мягко поглаживая по спине, будто стараясь вывести проклятые бутоны вместе с нежными касаниями. Но от подобной заботы сердце сжимается, а внутренности наполняются кровью. Девушка хочет оттолкнуть от себя Скару, но получается только жалко сыпать слезами и содрогаться, без возможности вдохнуть. Ей что-то шепчут в самое ухо, просят быть сильной и потерпеть еще чуть-чуть, просят не паниковать и что-то еще, что даже не разобрать, ведь весь мир всасывается в одну огромную горькую черную дыру, поглощающую все на своем пути, великодушно оставляя Моне только разрушающиеся легкие и отвратительный вкус крови. Она из последних сил стискивает руки Сказителя, за которые успела слепо зацепиться, и молится всем Архонтам этого чертового мира, прося о полнейшем погружении в забытье. Мону рвет бутонами хризантем, окрашенных в кровавый закат. Алые пятна расходятся по белой рубахе Предвестника, оставаясь на ней кленовыми листьями, словно они были частью листопада Рито. Тонкие скомканные лепестки хризантемы вылетают следом за каплями крови, пачкая мужские ключицы и грудь. Девушка болезненно содрогается, ярко ощущая, как каждый лепесток, каждый бутон проходится по ее клеткам, царапая по пути слизистую, не оставляя живого места. Обессилив, Мона расслабляется в теплых руках, о которых мечтала целый день, и проваливается в желаемую пустоту, так и не успев достать медовый леденец, запрятанный специально ради подобных случаев.