Я прекрасно себя чувствую

Шастун не улавливал ни слова Арсения Сергеевича, откровенно залипая на его голубые глаза. Он смотрел на него, как кот на гирлянду. Собственно, глаза учителя и напоминали ему мигающую гирлянду. Сначала загорались ярко голубые огоньки, а когда они гасли, то были похожи на мраморных гурами — аквариумных рыбок светло-синего цвета. У Антона были как раз две такие, пока не погибли от «дедовщины» более крупных старожилов. Шаст бы и дальше утопал в невероятных глазах и воспоминаниях о своих питомцах, если бы ему не прилетела увесистая пощёчина, возвращая в реальность, где физрук в двадцати сантиметрах от его лица орал: «Шастун, что случилось? Что-то болит?» Что случилось, Арсений Сергеевич примерно догадывался. Судя по весёленькому Илье, трущемуся рядом, и вьедливому запаху, исходящему от обоих, они курили что-то нехорошее. Вот только более крупного и опытного Макарова почти отпустило, а субтильного Шастуна накрыл хороший приход. — Я прекрасно себя чувствую, — убедительно заявляет Антон. — Не пизди, Шастун, — злится учитель, — Ты только что облизывал пальцы, чтобы снять кольца, а потом развешивал эти же кольца на вешалку для одежды. — А что кольца не одежда, ну если глобально смотреть, — встревает Илья, защищая товарища. — Антон, ты меня слышишь, мама дома у тебя? — Я прекрасно себя чувствую, — не унимается парень. — Она на сутках сегодня, — отвечает Илья. — Замечательно... Пошли по домам вас развезу, — обращается больше к Макарову Арсений Сергеевич. Он снимает аккуратно развешанные на крючки кольца и ссыпает всю груду в карман куртки ничего не одупляющего пиздюка. Берёт его за руку и выводит из школы. Где-то сбоку плетётся уже протрезвевший Макар — а что делать, получить люлей от родителей совершенно не хочется. В машине Антон теряется — за окном в замедленном, очень сильно замедленном режиме проплывают дома и пешеходы, при этом за рулём Арсений Сергеевич переключает передачи со скоростью света, словно он самая быстрая рука на диком западе. Макар что-то бубнит о том, где поворачивать, а Шаст уже переключает внимание на ароматизатор с запахом моря, весело покачивающийся перед лобовым стеклом. Он, кстати, тоже голубенький, как глаза, которые до сих пор стоят в памяти. — Шастун, ключи хоть не посеял? Антон апатично хлопает по карманам, но находит таки ключи. Они поднимаются в квартиру без происшествий. Не обнаружив на своих пальцах колец, Шаст снимает многочисленные браслеты и также цепляет их на вешалку, по два на крючок. У Попова уже закрадываются мысли, что это нормальная процедура для него, мало ли. Он расшнуровывает ботинки беспомощному парню и уже почти собирается уходить, но... — Арсень Сергеич, а ваши родители случайно не производители медицинских масок? Арс снисходительно хмыкает и качает головой, ожидая невероятно остроумную шутку. — Тогда почему я хочу вас себе на лицо? Лицо Попова мгновенно меняется на офигевшее, а глаза начинают источать ярость. — А твои родители случайно не чайлдфри? Антон добродушно улыбается, глядя самым наивным взглядом и резко мотает головой, заставляя кудряшки на ней танцевать. — Жаль. — пренебрежительно кидает учитель и моментально осознаёт, что это достаточно обидно. — Прости. До Шаста доходит не сразу. Его мимика буквально отражает весь мыслительный процесс. Искренняя улыбка потихоньку сходит, рот приоткрывается в удивлении, а и без того красные глаза становятся влажными. Он не отрывает взгляда от Арсения Сергеевича, а по щекам начинают катиться слёзы. Кто бы мог подумать, что обкуренный Шастун такой ранимый. Арсений беспрерывно извиняется и усаживает ученика на диван. Тот совершенно не сопротивляется, как шарнирная кукла, продолжая при этом рыдать. Кажется, у него начинается истерика. Физрук убегает на кухню, бурча что-то про чайник. Попутно находит в аптечке Персен и возвращается с чашкой крепкого чая. Он ставит всё это на подлокотник и уговаривает укурыша выпить хотя бы таблетку. Шаст резко прекращает рыдать, поворачивается и, глядя на блистер с успокоительным, уверенно говорит: — Пошёл нахуй. Я прекрасно себя чувствую. Кому были адресованы эти слова — Персену или учителю — непонятно. Если учителю, то в принципе, заслуженно. Поэтому Арсений Сергеевич всё это хавает, у него нет выбора. Да и надо как-то выводить парня из этого состояния. — Антош, давай ты сейчас поспишь. — вкрадчиво говорит учитель. — У вас всегда были такие глаза? Они как плесень на сыре. — Мне очень льстят такие сравнения, Антон, но надо ложиться спать. — он укладывает парня и накрывает пледом. — Нет, вы не понимаете, как голубая плесень на очень дорогом сыре. Вы пробовали такой? — Да-да, Антош, давай закрывай глазки. — Нет, я ведь тогда перестану видеть вас, — всё это время парень не отрывается от манящих глаз. — Ты меня каждый день видишь, я твой классный руководитель. — Ага, только вам обычно похуй на меня, а сейчас я подумал, что нужен... — в уголках глаз снова скапливается влага. Антон быстро моргает, и реснички склеиваются от слёз. — Я буду спать, Арсений Сергеевич. Попову никогда не было похуй на Шастуна. Если он и любил свой класс, то только из-за шутливого и доброго Антона. Да, Арс был из тех учителей, у которых есть любимчики. Точнее, один. Он закрывал глаза на несданные нормативы, иногда разрешал сидеть на скамейке вместо уроков. Да даже сейчас он, наверное, должен был позвонить матери Антона, но не сделал этого. Но Арсений Сергеевич, ведь, никогда не признается, в первую очередь, себе, что Шаст дорог ему. И даже сейчас он не отрицает слов Антона. Он просто желает ему спокойной ночи, прощается и уходит.

°°°

Оставить обдолбанного и обиженного одиннадцатиклассника одного определённо было плохой идеей. Попов пожалел об этом, как только отъехал от его дома. Он переживал — мало ли, что взбредёт в его кучерявую головушку. На следующий день с утра пораньше Арсений Сергеевич собрался обратно к Шастуну, потому что тот не отвечал ни на звонки, ни сообщения. Именно в этот момент Арс поймал себя на мысли, что не простит, если с парнем что-то случится, а он так и не скажет насколько тот ему важен. Несколько раз позвонив в дверь, Попов услышал как в недрах квартиры что-то бумкнуло, а затем протопало по коридору. Это что-то открыло дверь только минуты через три. Видимо, попить — было сейчас основной потребностью Шаста. Слава богу, живой-здоровый, изрядно помятый, конечно, ну а как без этого. — Чё хмурый такой, ты же прекрасно себя чувствовал вчера. Шастун начал рассматривать интерьер вокруг себя, ожидая, что дальше скажет учитель. — Ещё раз подобное увижу — ты у меня без ушей останешься, понял? «У меня» — несколько раз проносится в голове Антона. Но нет. Нельзя размякать. Он серьёзнеет, а его лицо не отражает и капли страха. Он кивает с мыслями: «Да, понял я, чё бубнить-то» и чуть ли не закатывает глаза. — И прости, пожалуйста, за то, что сказал вчера. Антон, ты мне дорог. Правда. — теперь Арсений уже не такой самоуверенный. — Арсений Сергеевич, не надо... — «врать», хочет сказать Шастун, но проглатывает последнее слово. — Если вы до сих пор не поняли, для меня это серьёзно. Не надо давать мне надежду. — сегодня Шастун не выглядел таким дружелюбным. Арс понимает, что Антон совсем не верит ему. Это и неудивительно, особенно после того, что наговорил вчера и того, что не сказал, хотя должен был. — Антош, посмотри мне в глаза... — Вчера насмотрелся, — перебивает парень. Очень хочется в них снова утонуть, но нельзя. — Ты даже не представляешь, что значишь для меня. — Арсений берёт Шаста за руку, а тот всё-таки поднимает ланьи глаза, в которых читается удивление и мольба о жалости. Антон делает шаг, становясь почти вплотную к учителю и обнимает его, утыкаясь носом в шею, а Арсений Сергеевич поглаживает его по спине. — Вы мне нравитесь, — еле заметно бормочет Шаст, надеясь что его не услышат. — Ты мне тоже. Антон заглядывает в лицо Попову, мельком пробегается по очерченным губам и захлёбывается в синеве глаз. Арсений Сергеевич тянется к чужим пухлым губам и легонько целует, улыбаясь, когда Антон начинает отвечать. Оторвавшись друг от друга, Арс ведёт кончиком носа по его щеке и притягивает сильными руками к себе ещё ближе. В бедро Арсения упирается утренний сюрприз — стояк. Антон снова прилипает к губам, целуя уже более уверенно и напористо, чуть ли не вылизывая рот. Ну что поделать, не целовался он ещё с языком, но, кажется, теперь быстро научится. Попов слегка прикусывает его нижнюю губу и играет своим языком с чужим. Руки от путешествия по спине переходят к штанам парня. Он гладит член через ткань, наслаждаясь редкими сдавленными стонами Антона. Арс подталкивает его к ближайшей стене, чтобы у того была опора, расстёгивает ширинку, запуская ладонь прямо в трусы. Тёплыми пальцами он собирает выступившую смазку и размазывает по всей длине, несколько раз нарочно задевая чувствительную уздечку, отчего парень немного подрагивает и начинает дышать громче и чаще. Арсений не отрывается от долгого поцелуя, при этом начиная дрочить Антону. Шаст и сам двигает бёдрами навстречу, а руками хватается за шею и широкие плечи физрука. Рука на члене ускоряется так, что парень тихонько скулит, неосознанно отстраняясь от поцелуя и кончает, запрокидывая голову и восстанавливая дыхание. — Всё хорошо? — ласково спрашивает Арс. — Я прекрасно себя чувствую.