Гроза

Стоило Амриту покинуть кафетерий, напряжение спало. Дышать стало легче, только в носу осел тяжелый дурман благовоний. Амала уставилась в пустой дверной проем — встреча теперь казалась странным видением, хитрой уловкой подсознания, и, если бы не растерянно-испуганный взгляд Лимы и подозрительно-настороженный Киллиана, то Кхан бы решила, что разум окончательно ее покинул, сдавшись перед родовым проклятьем. Но все было реальностью, и слова Амрита теперь нарочно путали ее мысли. Какую цель он преследовал, зачем рассказал об этом, почему назвал Амалу госпожой? Девушка рассеянно оглядела друзей, не отмечая никаких перемен, кроме цвета одежды, сменившегося на траурный черный. Она и сама выбрала черное сари, расшитое золотыми нитями. Взгляд снова прошел по футболке Киллиана и рубашке Лимы. Коллеги выглядели инородно в типичном индийском кафетерии, одетые по британской моде. Конечно, в Лондоне бы они слились с толпой, но здесь казались диковинкой, а если учесть неприятную историю Индии и Великобритании, то воспринимались как вандалы-захватчики, решившие учинить свои порядки. Амала поправила черное, расшитое золотистыми нитями, сари и улыбнулась. Руки все еще дрожали, и Кхан не осмеливалась поднять чашку, хотя чай наверняка остыл за время беседы с Амритом и теперь нужен был новый. — Все в порядке, Амала? — поинтересовалась Лима, шагая навстречу к подруге, и приобняла ее за плечи. — Что он здесь делал? — невежественнее бросил Лайтвуд. Он потер запястья и подошел к окну, стараясь разглядеть что-то через дождливую простыню, но не увидел ровным счетом ничего. — Отель принадлежит ему, он сказал, что заканчивал здесь какие-то дела, — отмахнулась Амала, будто это было совсем неважно. — Со мной все хорошо, Лима. — Этот Дубей крайне неприятный тип, — губы Киллиана скривились от отвращения. — И мне не нравится, что он все время ошивается вокруг нас. — Куда подозрительнее было, если бы никто не обращал на нас здесь внимания, — противоречила Берг. Амала согласно кивнула. Пальцы ее снова скользнули по чашке, а очередной грозовой грохот вместе с молнией воскресил перед глазами хищную ухмылку Амрита. Он точно пытался ей что-то сказать. В словах не было предостережения — Дубей не склонен заботиться о незнакомцах. Амала застучала ногтями по керамике. «Улицы Калькутты во время грозы крайне неприветливы». Как будто они приветливы в другое время для индийской британки. Амалу здесь не то что в грош не ставят, ее считают предательницей, а с таким клеймом вряд ли ее будут хоть где-то ждать с распростертыми объятиями. — Давайте сядем, я сделаю нам всем кофе, — предложил Киллиан, приглашая девушек за столик. Он отодвинул стул для Лимы, и та, скромно улыбнувшись, села. Второй, рядом с Берг, Лайтвуд со скрипом потянул по полу для Кхан. Но девушка не двинулась с места, уставившись невидящим взглядом в чашку. — Амала! — окликнул Киллиан. — Амала, ты с нами сегодня? «Вы не так безнадежны, как можете показаться». Что же он хотел сказать? Неужели просто играл в кошки-мышки, привлекая внимание молодого индолога и очаровывая своей таинственностью. Амала отвлеклась на голос Лайтвуда и захлопала глазами. — Я… — она остро почувствовала себя лишней. Киллиан переводил взгляд то на Кхан, то на Берг, а Лима, наоборот, старалась не смотреть на атташе. Между ними двоими происходило что-то странное, и Амала не хотела становиться свидетельницей зарождающихся чувств, особенно когда в ее душе был полный раздрай. — Нет, я что-то устала, — взгляд ее блуждал по помещению, пока мозг лихорадочно придумывал правдоподобное оправдание. — От грозы у меня разболелась голова. Я лучше отдохну сегодня, — для убедительности девушка театрально качнулась и тяжело задышала. — Я провожу, — Киллиан распрямил плечи. — Лима, подождешь? — Не надо. Я в состоянии дойти до комнаты, это не так сложно, — поспешила успокоить коллег Амала. — Расскажете мне утром, о чем договорились, ладно? — она приподняла уголки губ в едва заметной улыбке и так неторопливо, как только могла, вышла из кафетерия, через пару шагов пускаясь на бег. В лобби было пусто, администратор покинул пост, видимо, решив немного передохнуть после ухода начальства. Но Кхан это было только на руку. Чем меньше людей будет знать, где она, тем проще поддерживать ложь. Короткими перебежками она добралась до двери и задержалась, дрожа от очередного раската грома. Нужно ли было проверять безумную теорию или стоило остаться в тепле и понежиться в мягкой постели? В глубине души Амала знала верный ответ. И шла ему навстречу. Дверь скрипнула, поэтому пришлось быстро прошмыгнуть на улицу, чтобы особо любопытные сотрудники не выглянули проверить, что стало источником шума. Потребовалось несколько долгих секунд — набраться смелости выйти из-под козырька в холодный дождь. Девушка уже решилась повернуть обратно. Лучше она останется вздорной британкой с индийской внешностью, чем вымокнет и сляжет с воспалением легких. Но любопытство пересиливало. С убийствами все было непросто, и только кто-то влиятельный, тот, кто знает обо всем происходящем в городе, мог пролить свет на интересные подробности. А значит, нужно было принимать правила игры. И не просто играть по ним, но еще и победить. Холодные капли студили кожу, в темноте приходилось двигаться на ощупь — от одной стены к другой. Кое-где в окошках горел свет, и тогда Амала спокойно вышагивала по улицам, ища, куда мог уйти Амрит. Ноги сами вели ее к храму Кали, стоявшему в центре города. Ночью в непогоду он навевал на индолога ужас, но примешивалось к нему что-то еще, какое-то странное благоговение. Сердце забилось в груди сильнее, когда сбоку послышались голоса. В тонком девичьем она распознала храмовую танцовщицу, молодую девадаси, которая вилась вокруг Амрита и томно вздыхала каждый раз. Амала стиснула кулаки от внезапной вспышки ревности. Обычная девушка, влюбленная до сумасшествия в представителя высшей касты — она не была ровней Дубею. Как не была и Амала. Может, богиня нарочно показывала Кхан положение, которое девушка сможет занять рядом с почтенным мужчиной. Только воздыхательница, перебивающаяся крохами внимания. Всегда восхищенная созерцательница и никогда достойная спутница. Индолог отмахнулась от странных мыслей, не вовремя пришедших в голову, и заторопилась следом, пока группа из нескольких человек окончательно не скрылась. Она прошмыгнула за ними в сад, задержалась у дальней колонны, чтобы короткими перебежками от одного куста к другому следовать за Амритом. Подол сари цеплялся за ветки и колючки, поэтому пришлось его приподнять, чтобы хоть как-то спасти наряд. Дубей скрылся за едва заметной дверью, и Амале пришлось юркнуть за ними, рискуя быть обнаруженной. Внутри оказалась лестница, ведущая вниз. Пахло сыростью, на языке оставался припыленный кислый привкус. Они спускались в подземелье, и свежий воздух стремительно таял, оставляя суровую тяжесть. Кхан замедлилась — ноги ее дрожали от страха. Вряд ли в пещере происходило что-то приятное. Ни к чему прятаться, если занимаешься благим делом. — Он здесь? — раздался голос Амрита. — Да. Больше никто не говорил. В конце лестницы был большой зал, почти такой же, как главный зал в храме наверху, но этот выглядел мрачным. На полу были темные разводы, в углах висела плотная паутина, а вместо свечей помещение освещалось факелами. Амала поежилась — по спине пробежал неприятный холодок. Мысли побежали вперед, представляя, что здесь могло происходить. Кхан юркнула за огромный камень и, заняв удобное положение, выглядывала в зал. Некстати появилось видение — она помнила этот зал в своем сне. Здесь убили Роуза. Догадка полоснула спазмом по сердцу, девушка охнула и оступилась, толкая россыпь мелких камней. Она тут же нырнула вниз, надеясь, что никто не пойдет проверять. Подобрала сари, к которому охотно липли пыль и грязь, и затаилась. — Опять крысы? — недовольно спросил Амрит. — Простите, господин, — зазвенел голосок девадаси. Все быстро забыли о шуме, и Амала вновь поднялась. Посреди храма, прямо у алтаря богине, на коленях стоял мужчина средних лет. Он что-то бормотал себе под нос, из глаз его лились слезы, подбородок дрожал. Кхан часто заморгала и пару раз резко вдохнула, потому что в носу начинало щипать. Она знала, что здесь произойдет. Мужчина протянул к Дубею руки, но тот отбросил их, словно мусор. Амала не слышала, что сказал Амрит, до нее долетали только обрывки слов, в которых она разобрала «долг». Мужчина, услышав, смиренно опустил голову и опустил руки, которые повисли тяжелыми плетьми вдоль тела. Он больше не издавал ни звука, смиренно принимал все, что должно было произойти, а значит, приносил себя в жертву добровольно, и от этого по коже Амалы пошли мурашки. Жуткий ритуал разыгрывался перед глазами. Девадаси услаждала богиню танцем, жертвенник молился, а Амрит, как глава церемонии, готовился к главному действу. Амала не могла отвести взгляда — настолько завораживающе неправильным было действо. Тайное и оттого еще более притягательное, не предназначенное ее взору, но по случайности (а может, Амрит так все и задумал с самого начала) увиденное. Сари, давно промокшее под проливным дождем, морозило кожу, но девушка только качнула головой, радуясь, что не придется объясняться с Приянкой, которая этот наряд ей и подарила. Она охнула, когда лезвие в умелых руках Дубея очертило ровную линию на горле, и, опомнившись, зажала ладонью рот, чтобы не оказаться на месте грешника, принесенного в жертву. Но отчего-то в груди медленно разогревалась уверенность, что Амрит не причинит ей вреда. Кровь полилась по телу, шлепнула на пол и заструилась по желобку. Амала сочувственно смотрела на умирающего мужчину: на губах его была мученическая улыбка. Он знал, что не выйдет из подземного храма живым, но смиренно принимал судьбу, не издавал ни звука, чтобы только получить шанс на перерождение. Амрит зачитывал тантры, которые Кхан, пребывая в шоке, не могла разобрать. Взгляд жертвенника мутнел, он покачнулся раз, затем второй, а после упал замертво. Дубей не запнулся — продолжил читать мантру и благодарить Кали. Больше здесь Амале делать было нечего. От резкого запаха крови девушку начало мутить. Она поспешила к лестнице, надеясь уйти незамеченной. Нужно было вернуться в гостиницу и добраться до своего номера, по пути никого не встретив. Кхан, больше не задерживаясь, развернулась и тихо прокралась к выходу. Тело била крупная дрожь. Одно дело видеть трупы и другое стать свидетельницей настоящего жертвоприношения, разрушившего все моральные устои в ее голове и сердце. Еще в университете Амала поняла, что нрав у ее родины жестокий. Здесь господствовали суровые порядки с сущим беззаконием. Строго порицались проступки и никогда не прощалось невежество в отношении богов. В Индии был культ религии, а любая религия требует крови. Европейцы пролили свою еще во времена крестовых походов. Индийцы же продолжали искуплять грехи кровью, ища милости Кали. Стремглав она донеслась до гостиницы, остановившись только у фонтана во внутреннем дворике. Вокруг не было ни души, и Кхан смело вошла внутрь, оставляя мокрый след до самого номера. Ее трясло как в лихорадке. Амала стянула сари — ткань затрещала под напором — и направилась в ванную. Горячая вода должна была помочь привести мысли в порядок и расслабить перенапрягшееся тело. Она повернула кран и прикрыла глаза, ожидая теплый поток из душевой лейки, но вместо этого послышалось печальное шипение. Девушка выругалась и обнаженной дошла до телефона. Набрала номер, надеясь, что в поздний час ей ответят: — Доброй ночи, госпожа Кхан, — поприветствовал звонкий голос на другом конце трубки. — Что-то случилось? — Да. В моем номере нет горячей воды. — Такое бывает. Напора в трубах недостаточно, чтобы добраться до верхних этажей. Но мы можем предложить воспользоваться нашим банным комплексом. Он работает круглосуточно и располагается на первом этаже, где всегда есть вода. Пойдете? Амала поджала губы. Она надеялась до утра не выходить из номера. Возможно, к рассвету ей бы удалось уснуть, особенно после релакса в горячей ванне. Теперь же придется делать вид, что она в порядке, или ждать, что в ближайшее время вода появится и ей удастся принять душ. — Да, пойду, — ужас произошедшего хотелось смыть с себя немедленно, поэтому Кхан особо не задумывалась. — Хорошо, мы будем ждать вас внизу. Амала быстро переоделась, прихватила с собой махровый халат и пошла на первый этаж, где ее встретила миловидная миниатюрная девушка и пригласила идти следом. Они миновали длинный коридор и наконец оказались в бане. Здесь было светло и тепло, пахло благовониями, среди которых особенно чувствовался аромат кунжутного масла. — Душевая там. Сполоснитесь, а потом проходите вон в ту комнату, там у нас бочки с паром. Кхан не задавала вопросов, только кивала головой. Горячие струи ласково скользили по телу, Амала забылась, припала лбом к плитке и размеренно задышала. Спокойствие медленно разливалось под кожей, напряженные мышцы расслаблялись, а в голове светлело. Она больше не переживала из-за ритуала, не гадала, почему это произошло, и не стремилась отыскать ответы. Амала жадно вбирала в себя безмятежность, которую приносила вода, пока за тонкой дверцей что-то не загрохотало. Ковши полетели на пол, а следом послышалась ругань. Амала, закутавшись в полотенце, поспешила выйти на голос. Наверняка ей показалось, и это просто девушка уронила ведра и плошки. — У вас все в порядке? — выглянула Кхан, замечая у умывальника знакомую фигуру. Амрит стоял, склонившись над раковиной, и рьяно тер руки мылом. — Господин Дубей? — в голосе смешались удивление и страх. — Что вы здесь делаете? Амрит поворачивался неторопливо. Сначала выпрямился, а после, будто это не его застали врасплох, обернулся, тут же вскидывая подбородок. — Госпожа Кхан, какая неожиданная и приятная встреча, — усмехнулся он, и Амала увидела, как в его глазах блеснули опасные искры.