Разные цветы, соответствуют разным глазам

      Их прижали, это была засада. Те люди, за которыми их послали, оказались не так просты. Слабые, не истинные, не живорожденные, а обычные превращенные. Но они были сильнее людей. И их было больше.       Сначала их швыряли от одного к другому, отвешивали пинки и удары. Они падали – их поднимали. А как наигрались – отпустили. Ненадолго.       И теперь они гнали их по заброшенной фабрике, потешаясь над их слабостью. Улюлюкали, не отставали, шли по пятам. Парни, уже будучи значительно потрепанными, не сдавались и бежали, надеясь на то, что те наконец отвалят. У Вей Ина было сломано пару ребер, рука болталась плетью. Цзян Чен тащил его за собой, уже еле передвигая ногами – путался, но не падал, четко осознавая, что этого делать нельзя. Только дашь слабину, допустишь мысль, как свалишься и больше не встанешь.       Они почти добежали до выхода. Откуда-то сверху свалился вампир, роняя Усяня на землю – тот отделился от брата и с воплем повалился на грязный бетонный пол. Цзян Чен не устоял, припадая на колено, но почти тут же поднялся.       Послышались выстрелы, полетели осколки разбитых стекол. Цзян Чен рефлекторно прикрыл голову руками и пригнулся. Быстро осмотрелся и вдруг осознал – вампиров отстреливают. Отстреливают люди, мать его, Бориса!       «Кусок говна, он послал нас как наживку!» - пролетела в голове яростная мысль.       В нем мгновенно проснулось желание убивать – еще большее, чем он обычно испытывает к Борису. Разобрать этого старого козла на части, развезти в разные уголки страны и сжечь, а потом закопать. Развеять по ветру – слишком романтично, эта мразь такого не заслужила.       Взгляд Цзян Чена мечется, находя лежащего и стонущего от боли Вей Ина. Над ним нависал вампир, разевая рот и явно намереваясь пообедать его братом. Он при всем желании не успевал помешать и в бессилии, будто в замедленной съемке, рванул туда. В голове закрутились мысли о том, что будет, если он сейчас не успеет спасти его? На миг появились ужасающие картины похорон, где Ваньинь во всем черном, сидит у фотографии улыбающегося Вей Ина. И как рыдает сестра…       Брызнула кровь, Усянь заорал так, что барабанные перепонки в страхе задрожали. Цзян Чен бросился всем весом на это чудовище, сбивая с ног и наваливаясь сверху. Зажатая в руке пушка тут же пошла в ход – он ударил ею в висок. Затем еще, еще, еще, полный ярости и гнева, с кровавым туманом перед бешеными глазами. Или это кровь вампира залила ему глаза?       Ваньинь ничего не видел, его руки просто делали это, превращая все в фарш. Что-то теплое и щекочущее текло по лицу, но он этого не замечал, перед глазами была картина порванного горла Вей Ина. Руки были какие-то липкие, слишком темные для его привычного оттенка кожи. Сердце бухало в груди, дыхание было ни к черту.       — … Цзян Чен! – донесся четкий громкий голос, словно сквозь толщу воды.       Молодой человек вдруг остановился, занеся приклад над раздробленным лицом. Зрение сфокусировалось. Вампир под ним дернулся, все еще будучи живым. Ваньинь тут же среагировал, снимая пистолет с предохранителя. Дуло было наставлено прямо в лоб, но палец не шевелился, а рука дрожала от напряжения. Что-то не давало завершить начатое.       Где-то на фоне постанывал зажимающий рану на шее Вей Ин. Раздавались звуки выстрелов – с ними же постепенно становилось все меньше вампирских голов. Все вокруг было в крови и ошметках плоти. Ваньиню перестало хватать дыхания. Он впервые… это первый раз, когда он…       — СТРЕЛЯЙ! – заорал Борис.       Палец дернулся. Глухой звук выстрела раздался подобно набату в ушах Ваньиня. Тело под ним прекратило дергаться. Стало как-то резко тихо и… спокойно. Теперь этот ублюдок не тронет его брата. Не доберется до него. Не выпьет всю его кровь. Никого больше не убьет и не ранит.       Убивать оказалось… Приятно. Странное ощущение восторга и какого-то мрачного удовлетворения от того, что ты забрал эту жизнь, не испытывая при этом страха и мук совести.

      Он всегда был таким…?