Жена на никого

• ────── ✾ ────── •

      С момента отъезда Аюми в аэропорт общая атмосфера в особняке успела поменяться: стало совсем тихо после того, как распустили прислугу; вместо затхлой старины в воздухе витал запах чистоты, тусклое допотопное освещение сменилось на яркое современное, а ранее пустынная прихожая теперь была украшена праздничными декорациями, включая стоявшими при входе крупными кадомацу с пушистыми сосновыми ветками и длинными бамбуковыми стеблями.       Когда Саске и Аюми зашли внутрь, госпожа Шимура, мать Аюми, открыла дверь из кухни для шедшей за ней Сакуры с блестящим кагами-моти на небольшой деревянной подставке в руках. Харуно внимательно следила за тем, чтобы угощение для богов оставалось в сохранности, но стоило девушке завидеть вошедших и встретиться взглядом с мужем, волнение взяло верх над Сакурой, и она тут же засуетилась. Небольшая башенка из моти опасно качнулась, и, если бы не вовремя пришедшая на помощь госпожа, сладость точно оказалась бы на полу. Но несмотря на почти произошедшую оплошность, супруга лишь прибавила темп, чтобы поскорее оказаться рядом с избранником.       Хорошо, когда жена любит своего мужа; хорошо, что любовь бывает слепа.       Поэтому, подойдя ближе к любовникам: к Аюми с мокрыми следами на джинсах, что появились после того, как Учиха посадил девушку во время их жарких ласк на заснеженный капот, и к Саске с растрёпанными влажными волосами и ещё легко алевшими щеками, — Сакура не заметила ничего необычного. Она видела лишь лучшую подругу в приподнятом настроении и, хоть и хмурого, но горячо любимого мужа, только-только приехавшего из аэропорта.       — Вы припозднились, — Сакура с улыбкой шагнула вплотную к Саске, как только тот переступил небольшой порожек, отделяющий гэнкан от общей комнаты. — Остальные уже сидят за столом.       Не дав никаких объяснений, Учиха сухо поприветствовал будущую тёщу и жену и сразу ушёл в глубь дома, оставив дам вести пустые разговоры.       — Извини, это из-за меня, — Аюми коснулась горячей щеки подруги своей, холодной от мороза, — я плохо рассчитала время.       — Но добрались вы без приключений? — обеспокоено спросила Сакура, растерянно смотря вслед мужу.       — Вроде того, — в ту же секунду недавние приключения с любовником промелькнули в голове у Аюми, и она едва заметно улыбнулась. — Дороги замело.       Подобного ответа было для Сакуры достаточно. Ещё до отговорки Аюми, Харуно уже придумала своё оправдание хмурому поведению мужа: в преддверии праздников движение на дорогах было сумасшедшим и могло вывести из равновесия даже самых хладнокровных. Так что не важно, что сказала бы Аюми, жена одним или другим путём нашла бы для себя подходящее объяснение.       Совершенно позабыв об украшении в руках и что то нужно было отнести в общую комнату, желавшая как можно скорее воссоединиться с мужем Сакура ещё раз приобняла подругу и упорхнула прочь.       И если влюблённая Харуно не заметила ничего, то от внимания госпожи Шимура не ускользнула ни одна деталь. Она бесцеремонно потянула дочь к лестнице, ведущей на второй этаж.       Пока они взбирались по ступенькам вверх, женщина шёпотом бросала ругательства Аюми на ухо, при этом больно дёргая дочь за предплечье. Хоть в грубой силе не было нужды — девушка сама без сопротивления и словесных препирательств следовала за суетящейся матерью, — женщина продолжила до боли сжимать руку дочери. И лишь когда обе оказались в комнате для гостей, где на время каникул разместилась Аюми, госпожа отпустила девушку или, точнее сказать, разжав пальцы, толкнула ту внутрь. Затем матушка коротко оглядела коридор, и, не найдя случайных свидетелей, тут же спряталась в комнате, тихонько прикрыв дверь.       Едва сдерживая довольную ухмылку, девушка вальяжно села перед небольшим туалетным столиком и взглянула на своё отражение. Растрёпанная, со смазанным местами макияжем, удовлетворённая она оправила сбившиеся пряди всё ещё мокрых волос. Аюми гордилась своей выходкой, поэтому, когда госпожа потребовала, чтобы дочь немедленно переоделась, девушка довольно улыбнулась: мать злилась, а значит она сделала всё правильно.       Терпение же госпожи начало подходить к своему пределу, когда на замечание, что жених мог увидеть, в каком виде безрассудная дочь притащилась в его дом, Аюми прыснула. Матушка снова схватила девушку за предплечье и несколько раз хорошенько встряхнула ту, но и это не помогло сбить спесь с наглой дочери: девушка ответила ничем и просто продолжила как ни в чём ни бывало разглядывать себя в зеркало.       Тогда мать тыкнула Аюми в бедро, указывая на улики в доказательство. Дочь же лишь рассмеялась своему отражению. «Поскользнулась на гололёде, — с саркастичной усмешкой заявила девушка. — Так что не выдумывай».       — Ты — бесстыжая паршивка, — зло прошипела госпожа, больше не желая учувствовать в забавах дочери. Мать вмиг схватила невысокий ворот на блузе дочери, резко дёрнула ткань вниз, открывая рдевшуюся явно не от снега шею, и потянула поганку в сторону зеркала.       На открывшееся подтверждение недавних приключений дочь не сказала ни слова. Девичье лицо посерьёзнело. Тогда госпожа отпустила край тонкой материи и отвела руку. Аюми снова оголила покрасневшую шею и повертела пару раз головой из стороны в сторону, осматривая побагровевшие отметины, убеждаясь, что те останутся надолго. Отражение стало нравится ей даже больше прежнего.       — Если тебе не нравится старший Учиха, это ещё не повод позорить его, тем более перед семьей, — произнесла госпожа. Казалось, от злости её крупные круглые глаза вылезут из орбит, а голова надуется и лопнет от подскочившего давления.       — Все они мне не семья. И этот холодный индюк даже не заметит, что вместо него меня любит его брат, — Аюми в очередной раз наиграно рассмеялась.       Мать зло одёрнула девушку за плечо, чтобы та повернулась к ней лицом, и схватила шкодницу одной рукой за щеки так, что губы девушки невольно выдвинулись вперёд, от чего поморщившаяся Аюми стала похожей на обиженного ребёнка.       — Ты глупее, чем я предполагала, если думаешь, что молодой господин ничего не замечает, — зло сощурив глаза, прошипела госпожа Шимура. — Или для тебя всё — весёлая игра?       — Для меня это вовсе не игра, — Аюми презрительно фыркнула, вырвалась из рук матери и злобно зашипела в ответ: — Меня насильно отдают в качестве выкупа как какую-то козу чванливому родовитому наследнику взамен на его фамилию и дозу спермы.       — С учетом того, что ты и на это с трудом годишься, тебе стоило бы хорошенько подумать, прежде чем вести себя так опрометчиво! — разъярённо рявкнула будущая тёща родовитого наследника, от чего Аюми вздрогнула. Обыкновенно непроницаемое моложавое лицо матушки безобразно исказилось от ярости: тонкие брови сошлись на переносице, образовав глубокие морщины, вокруг рта залегли жесткие линии, глаза запылали диким огнем, готовым сжечь острую на язык поганку, которую она звала своей дочерью. — Ты должна быть благодарна за старания родителей обеспечить тебе счастливую и безбедную жизнь. А ты что?! Только портишь всё, к чему прикасаешься!       — Не правда, — отвернувшись, буркнула осаженная Аюми и отсела от госпожи подальше.       — Не правда? Тебе своими выходками даже почти удалось сорвать собственное поступление в университет. Или ты уже забыла? — продолжила наступать матушка. Дочь плотнее сжала губы и скрестила руки на груди. — Ты этого и со свадьбой хочешь? Хочешь забавы ради разрушать жизнь не только себе, но и родителям, бесстыжая эгоистка?       Ещё недавно преисполненная дерзостью Аюми теперь не смела даже смотреть на мать. Больше девушка была не в силах терпеть прямого разъяренного взгляда. Ранее её грудь раздирало от обиды и злобы, что родительница лишь сыпала оскорблениями, вместо того чтобы встать на сторону дочери и оказать поддержку. Теперь же, после напоминания о прошлых проступка, на место дерзости пришла вина.       — Ты — сплошное наказание, — бросила последним госпожа Шимура, тем самым окончательно приструнив дочь.       Без желания более перечить, девушка понурила плечи, молча сидя перед туалетным столиком на полу, бесцельно перебирая свои густые спутавшиеся волосы. Уставившись в одну точку, она слушала, как дыхание матушки, вначале быстрое и отрывистое, теперь глубокое и спокойное, становилось ровнее.       — Ты всегда была такой хорошей девочкой, — немного смягчив тон, вновь заговорила госпожа Шимура. Заметив, что вместо строптивости к её дочери пришло смирение, она продолжила нежно: — Всегда, когда я тебя о чем-то просила, ты именно так и поступала. Что же стало теперь с этим послушным ребёнком?       Аюми, взяв мать за руки, жалобно взглянула той в глаза и тихо произнесла:       — Мама, мне противно, когда он говорит со мной, когда смотрит на меня, да даже просто находиться с ним в одной комнате невыносимо! Я боюсь его. Мне кажется, что ночью он перережет мне горло во сне, если мы останемся лишь вдвоём в одном доме…       Ком подошёл к горлу. Аюми со слезами уставилась в такие же, как у неё самой — лишь с одним отличием, что госпожи Шимура они были с серым налетом лет, — большие бирюзовые глаза, умоляя матушку, сделать… Сама не зная что. Просто хоть что-то, лишь бы она была свободна.       Легко поглаживая дрожащие пальцы дочери, госпожа прикидывала в голове, что ей сказать далее. Она не торопилась ни ругать дочь, ни утешать её.       — Дорогая моя, подумай вот о чём, — растягивая слова, начала её мать издалека и взяла расческу с туалетного столика, — ты молодая, красивая и богатая. Ты можешь иметь, кого захочешь, — сделав небольшую паузу, она добавила, — даже будучи в браке.       Ох, как знаком был этот тон. Боясь услышать, что последует, Аюми оцепенела, внемля каждому слову матери, пока та аккуратно, прядь за прядью расчесывала ей волосы.       — Мы столько раз уже обсуждали, что нашей семье даже выгоднее, чтобы ты поддерживала связь с двумя братьями, — госпожа Шимура глубоко выдохнула, будто устав объяснять такие простые истины. — Но не забывай, пожалуйста, вот о чем: прежде всего ты должна укрепить позиции нашей семьи, а в таком консервативном обществе, как в нашей стране, это сделать невозможно без хорошей фамилии.       «Прошу тебя, не говори того же, что и отец…» — прошептала про себя Аюми.       — И Итачи-сан обладает не только необходимой нам фамилией, но и имеет хорошее приданое и широкое влияние. К тому же он красив, умён и обходителен. Всё это делает его наилучшей кандидатурой для тебя.       Не ново было для неё слышать, насколько перспективным был договорной брак, но более желанным от этого замужество не становилось. Всё внутри девушки восставало, когда она думала о свадьбе. И если бы не родители, она бы уже давно порвала помолвку, но долг перед семьей и верность отцу и матери вынуждали девушку подчиниться и пойти под венец.       — Аюми, дорогая… С твоим отцом у нас других детей уже не будет, — ища сострадания в душе дочери, горько произнесла госпожа Шимура.       Ни один любящий ребенок не смог бы смотреть на мучения родителя. Так и Аюми, зная, каким несчастьем для матери была невозможность больше иметь детей, теперь утопала в раскаянии. Не стоило говорить, как тяжело ей было с Итачи, ведь мать чувствовала себя ещё хуже.       — Ты наш единственный ребенок, — госпожа нежно погладила щеку дочери, и Аюми прикрыла глаза, отдаваясь редкой ласке матери. — Прошу, пожалей свою бедную мать и сделай все, как нужно. Ты ведь всегда была такой хорошей девочкой.       На последнем высказывании сердце Аюми болезненно сжалось, и она, закусив губу, поглядела в молящие глаза матери. Амуниция из дерзости окончательно спала, воля девушки надломилась. Ничего больше госпоже говорить было не нужно.       Отчаяние.       Безысходность.       Два слова.       Одна Аюми.       Мать чувствовала, как дочь медленно переступала через себя, подчиняясь её воле. Уже улыбаясь, госпожа смотрела на Аюми, будто гипнотизируя, ожидая положительного ответа. Мягкое сердце девушки было у матери в руках, и она была готова направить дочь на верный путь — на путь, который укажет она, госпожа Шимура.       — Я попробую… — не в силах сопротивляться, едва слышно прошептала Аюми.       — Вот и славно, — словно по щелчку настроение матери улучшилось, будто всего разговора и не было, и она воодушевленно защебетала: — Тебя надо поскорее подготовить для вечера. Времени осталось немного, уж очень вы задержались с младшим господином.