Тёмное сердце

Яркие краски расплывались на горизонте. Над Инадзумой восходило красное солнце. Гроза поутихла к раннему утру. Через настежь открытые сёдзи теперь свободно проникала бодрящая утренняя сырость. Первые солнечные лучи незатейливо проскальзывали в хижину, ластились к коже, согревая почти невесомым теплом, будто бы окутывая от всех тревог и беспокойств мира. От дуновения ветерка узор из тени ветвей громовой сакуры слабо дрогнул на юном лице. Кадзуха недовольно нахмурился. Проблеск света весело забегал по щекам, иногда задевая кончик носа, и соскользнул на губы, настойчиво обжигая кожу ощутимым ласковым жаром. От неаккуратного движения волосы непослушно упали на зажмуренные глаза, и ресницы трепетно задрожали. Ещё одно неуловимое мгновение спокойствия бесследно исчезает, и Каэдэхара Кадзуха резко подскакивает на простынях, подмечая своё полураздетое тело и грязную окровавленную повязку на груди. Рана тут же отзывается болью. В глазах темнеет — самурай сдавленно охает, сжимаясь всем телом. Бинты наложены небрежно, скорее, даже бездарно, благо кровь, похоже, удалось остановить. И славно. Он сможет. Сможет привести всё это в порядок, как только… Взгляд останавливается. И всё вдруг будто бы замирает. Каэдэхара только слышит тихое-тихое сопение. И листва — она всё ещё шелестит. Не так громко, как прежде, потому что Каэдэхара Кадзуха замирает и ничего больше не слушает. В тёмном укромном уголке мальчишка спит спокойным непробудным сном, сжавшись подобно зверьку и укрываясь руками от яркого света лучей, неровная чёлка прикрывает глаза, мягко покачиваясь от дуновения ветра — худой и темноволосый, тонкий… и невероятно костлявый. Пожалуй, Кадзуха бы по неосторожности даже смог его спутать с девчонкой. Широко зевнув, Каэдэхара тихонько приподнялся, стараясь не потревожить чужой крепкий сон. Его волосы всё ещё оставались растрёпанными, неряшливо торчащими во все стороны, а верхние одежды бесследно исчезли — Кадзуха подозревал, что именно из себя представляли те самые лоскуты ткани, беспорядочно обмотаны поверх его тела и кое-как перевязаны, однако принимать то, что любимая кленовая накидка теперь не более, чем тряпка совсем не хотелось. Ронин уж было засобирался выбираться на улицу. Он не знал сколько дней и ночей пролежал без сознания и сколько ещё времени предстоит истратить на восстановление сил, ясно было лишь, что засиживаться здесь подолгу не стоило. А особенно не стоило подвергать опасности это милое, пускай и жалкое недоразумение, что удосужилось выходить его, любезно вытащив с того света — Кадзуха не хотел причинять ещё больше неудобств. И всё же Каэдэхара склонился поближе. Пальцы замерли у растрёпанной макушки, боясь спугнуть зашевелившегося в дрёме мальчишку. Тот засопел и потянулся нахмурившейся мордочкой вперёд, к холодку чужой тени, и, кажется, даже немного расслабляясь. Теперь мелкий оказался так близко, что Кадзуха мог отчетливо слышать чужое неровное дыхание. Ветви сакуры снова жалобно задрожали, спугнув парочку синиц, так сильно напоминающих комки хлопка, а утренняя прохлада вновь пронзила ветхие стены, проникая через небольшие отверстия. Казалось, непрочное строение не выдержит следующего проявления гнева Архонта. Погода в последнее время бушевала, а грозы всё не давали насладиться ночной тишиной и сосчитать звёзды на безоблачной пелене. Издали вдруг послышался странный неразборчивый шорох. А затем раздался характерный стук тяжелых копей и крики. Кадзуха насторожился и растерянно оглянулся, будто бы имел возможность увидеть, как далеко сейчас находились приспешники сёгуната. Самурай крепко сжал рукоятку клинка — они искали его. Врождённый острый слух позволял отличать звон оружия досинов из Тэнрё и их оживлённый грубый говор от шумящего звучания бегущего неподалёку ручья и шелеста листвы старых деревьев. Даже две округлые синицы, прижавшись друг к дружке, затаились где-то у самой ограды. То же дыхание мальчишки отзывалось чутким ритмом в ушах, и Каэдэхара снова задумался о последствиях своего пребывания здесь. Ему изначально стоило убираться по-тихому. Он не должен был быть так беспечен. Самурай уже хотел было аккуратно подняться, вот только руку его внезапно поймала чужая, не позволив и дёрнуться толком. Теряя равновесие, Кадзуха чуть ли не завалился на худющее тело — мальчишка сжал его ладонь цепкой хваткой, что-то взволнованно шепча и притягивая к себе, как будто Каэдэхара на самом деле был каким-то лакомым кусочком поджаренной кацу. Вот уж теперь и не сбежать, и не спрятаться — сам ведь себе проблем нажил. Так и быть, помрёт в хижине. Только бы мелкого пощадили. Шаги сёгуната звучали всё громче, пока сердце несдержанно колотилось в груди. Каэдэхара как мог пытался, не потревожив чужой сон, высвободить треклятую руку — всё это не удавалось. Мальчишка только снова зашевелился и сильнее ухватился за Кадзуху. Если бы самурай смог закричать от безысходности, он непременно это бы сделал. Трава под ногами сминалась, беспорядочно отскакивали камни, копья грубее пронзали землю. Ну же! Скорее! Скрипнула ограда — два белоснежных комочка упорхнули на ветки старого дерева. Под тяжестью осели сухие доски. Бежать стало поздно. Кадзуха устало вздохнул, виновато поджав губы, и встретился с испуганными широко раскрытыми глазами взглядом. Мальчишка непонимающе встрепенулся, шумно ахая. Самурай только и успел зажать снова раскрывшейся рот ладонью, заглушая возмущённый вскрик и оказываясь прямо поверх ошарашенного бедолаги. — Эй! Вы слышали это? — Там! Пошевеливайтесь! У шеи блеснул стальной тонкий клинок. — Не двигайся, — Каэдэхара так сильно придавил мальчишку к футону, что тот, казалось, если и хотел бы, ничего громче задушенного хрипа изо рта не издал. — Нас не должны найти здесь. Ты должен молчать, понял? Мальчик беспомощно застонал. Резко брыкнувшись, ему удалось уцепиться за ткань, безрезультатно пытаясь оттянуть самурая от себя, но Каэдэхара только сильнее прижал лезвие к бледной коже. Он чувствовал сбившееся дыхание рукой, а сдавленное хныканье неприятно щекотало ладонь. — Не-е-ет! — раздался разочарованный вой одного из досинов. — Это всего лишь кошка! Проклятье! В ответ послышалось озлобленное шипение, и самурай тихо хмыкнул. Он даже мог представить, как зловеще комок шерсти вытянулся, примечательно изогнувшись, как забавно сплющилась и сощурилась котячья мордашка, опустились ушки и показались острые коготки. Правда представлять особо и не старался, он вспоминал — так на него всегда реагировали кошки. — Ох, я так и думал! Никого здесь нет! Говорил же командиру, а он всё заладил… — Постойте, а как же этот дом? — Ха?! Ты серьёзно? Кто станет прятаться в этой убогой лачуге? Смотри, вот, даже крыша дырява, — от глухого удара о стены хижина тяжело задрожала. — Поспешим скорее завершить осмотр и устроимся на привал. — Давай быстрее, Амано. Не валяй дурака! Этот самый Амано всё же некоторое время постоял. Затих: видно, тоже прислушивался есть ли кто, позаглядывал в прорези. Вскоре убедился, что в таких условиях не то что человек — животина прятаться бы не стала, поспешил удалиться. И славно. У самурая уже долго чесались руки и, если мальчишку он прибивать пока ещё не планировал — этого бы прирезать счел за честь. Возможно, с решением он поторопился. Мальчик не позволил так быстро забыть о себе. Внимание привлёк необычно: стукнулся лбом прямо в лицо — у парня аж в глазах побелело, а затем почернело… и даже покраснело. Вот же паршивец! Прямо по носу попал! На ресницах появилась влага. — Э-эй! — самурай оттолкнул мальчика от себя так, что тот полетел вперёд, едва ли не проехавшись по полу. — Ты что творишь?! — На этот вопрос должен отвечать ты! — озлобленно прокричали. — Безумец! Сдурел, что ли, с мечом на людей бросаться?! Мальчишка приподнялся, отряхивая одежды, и дрогнувшей рукой провёл по следу от меча, тонкого, почти незаметного. — Я всего лишь… — самурай вздохнул, не желая рассказывать незнакомцу подробностей. — Это… долгая история. Не думаю, что тебя стоит посвящать во все детали, — в ответ зло сверкнули взглядом. Должно быть, мальчишка посчитал себя оскорблённым. — Если коротко… меня ищет комиссия Тэнрё, — Каэдэхара смолк на мгновение, но, увидев, как влажный блеск в глазах опасливо задрожал, поспешил добавить: — и я не преступник! Просто… так уж сложились обстоятельства… Мальчик всё еще глядел недоверчиво. Точно раздумывал, сумеет ли он в одиночку справится с Кадзухой. И не поздно ли позвать на помощь досинов из Тэнрё. Переступив с ноги на ногу, тот нечаянно оступился, чуть ли не споткнувшись о смятые простыни. Рука Каэдэхары сама собой среагировала на неожиданный шорох и дрогнула, притронувшись к стальной рукоятке. Мальчишка потупил взор с отчетливым опасением. Кадзуха даже услышал, как тихо задрожал воздух от неровного вздоха. Мелкий вдруг двинулся, но тут же был остановлен — самурай потянул тонкую ручонку за локоть и не дал возможности отстраниться. Конечно, предполагать, что тот выкинет… ну, что-то очень прям неожиданное вряд ли было уместно. Он же не дурак? По крайней мере, так думал Каэдэхара. — Куда-то собрался? — изогнул бровь самурай, не обращая внимание на отчаянные попытки высвободиться. — Не твоё дело, — зло прошипели, вновь дёрнув локтем. Каэдэхара не отступал. С каждым отчаянным трепыханием в груди только вскипало жгучее раздражение. Не вытерпев, Кадзуха прижал мальчишку к стене и придвинулся ближе, шепнув в самое ухо: — Прекрати. Это тебе никак не поможет. Тёмные глаза выжидательно посмотрели. С Каэдэхары будто бы кожу сдирали живьём этим возмущенным обжигающим взглядом. Рука, казалось, вскоре треснет от давления грубой хватки ронина — мальчика всего трясло. — Отпусти… — радужки заблестели от подступающей влаги. — Отпусти меня, — снова раздалось тихим разбитым голосом. Каэдэхара будто бы от долгого сна пробудился и с озадаченностью взглянул на мальчишку. Тот в ответ нахмурился, отвернувшись. Стало заметно, что мелкий был перепуган до смерти. Однако Кадзуха задумался об этом должным образом лишь только, когда режущий уши тон сменился едва слышным и мягким. Подобно звонкому шуму улиц столицы, который утихал с приходом ночи, подобно шелесту листвы поздним одиноким вечером, что притихал без участия ветра, так же, как затихало море после долгой протяжной бури, стих и стал приятнее голос мальчишки. — Я не стану никого звать. Каэдэхара кивнул. Кивнул и промолчал. Хватка ослабла, давая наконец мальчику отстраниться и усесться на футоне, взявшись расправлять смятые одеяла. Солнечный свет мягко падал на спину, нежно оседая на прямых волосах. Они были очень длинными, казалось, дотягивали до самых колен. Самурай не сразу осознал, что не может отвести взгляд, уже долгое время разглядывая стройную спину и худые узкие плечи. — Если хочешь убить меня, не стоит медлить, — Каэдэхару будто напополам разрубило от этого дрожащего голоса. — Уж прости, денег никаких нет. — Что… Эй! — опешил ронин. — Что я говорил тебе? Я не преступник! Мальчишка взглянул через плечо с явным недоверием. — Тогда… тогда почему с мечом накинулся? Разве не для того, чтобы убить и украсть деньги? — Конечно же нет! — вскрикнул Кадзуха, возмущаясь. Вскоре в хижине повисло неловкое молчание, вот только мальчишка, похоже, этим очень даже довольствовался, больше не обращая внимания на своего незваного гостя. И это было бы к лучшему, если Каэдэхара бы и правда удачно обо всём позабыл и поспешил уйти, как и хотел изначально. Ведь кто он такой, чтобы ещё и встревать с кем-то в спор, к тому же зная, что затея эта явно из бесполезных? Но Каэдэхара Кадзуха не звался бы Кадзухой, если бы, не смотря ни на что, не следовал своим внутренним побуждениям — он как листва стремился быть пойманным ветром, как корабль жаждал преодолеть шторм, выбраться из пучины, пронестись через просторы бескрайних вод Инадзумы и как отчаянный пьяница желал опустошить чашу сакэ. Тихо задрожали кроны старой громовой сакуры. Ласковый ветерок коснулся лица приятной нежной прохладой. И самурай сделал шаг вперёд. — Кто ты? — оборвал тишину Кадзуха. — Я тебя никогда не встречал прежде. Показалось, или на него и правда покосились с презрением? — Я Каэдэхара Кадзуха, самурай, странствующий по всей Инадзуме, а ты— — У меня нет имени, — отрезали с явным раздражением. — Ч-что? — Ты не должен быть здесь. Они… они могут вернуться. Поэтому поспеши. Поспеши. Поспеши исчезнуть из глаз. Убирайся прочь и больше не возвращайся. Никогда здесь не появляйся и забудь дорогу, которой пришёл. Всё это Каэдэхара уже слышал множество раз. И встречал тот же отблеск недовольства во многих глазах. Однако сказанное таким приятным ласковым голосом почему-то звучало странно и даже взволнованно. Кадзуха растерялся: — Но я… Я… хочу отблагодарить тебя. — Всё в порядке, — улыбнулись уголками губ. — Не нужно благодарностей. Мне достаточно того, что ты остался жив. Поэтому уходи, не стану повторять трижды. Кадзуха чуть сдвинул сёдзи и вышел на улицу, приподняв голову — лицо тут же обожгло тёплыми лучами. Солнце уже подходило к зениту. — Мне и правда нужно возвращаться, — согласился Каэдэхара. — Но я всё ещё хочу отблагодарить тебя — это мой долг чести. Ты спас мою жизнь. Я не смогу забыть об этом так просто. За спиной громко рассмеялись и крикнули: — Ну так вперёд! Хочу стать великим сёгуном Инадзумы! Поскорее исполняй моё желание! Кадзуха фыркнул и развернулся: — Это не так уж и легко! Поменяй желание! — Не стану! Больше всего я хочу стать именно сёгуном! Разве не ты только что обещал меня отблагодарить? Каэдэхара молчал и не знал, как ответить. Скорее всего, над ним попросту насмехались, а сам он волей случая оказался в невыгодном положении. — Да брось уже дуться, Каэдэхара, — чужая рука крепко сжала плечо. Кадзуха не заметил… как он так быстро здесь сумел очутиться? — Я передумал. Просто принеси мне то, что сам посчитаешь нужным, ладно? Самурай кивнул, засматриваясь в тихую гладь иссиня-черных глаз. Завораживало — красиво и даже слегка грустно. Полотно, исписанное неприхотливым художником. Небрежные мазки синевы впитывали собой тёмную ночь и пытливый взгляд Кадзухи жадно и ненасытно. Пожалуй, Каэдэхара даже бы смог утонуть. — Тогда… До встречи? — Удачной дороги.