Тёмное сердце

Это был тихий летний полдень. Солнечные лучи совсем невзрачно мелькали сквозь прорези густых серых туч. Дождь был тёплым, проливным. Капли воды звонко бились о неровную черепицу, обильно стекая с листьев и веток деревьев. Кадзуха сладко дремал на футоне у входа. Правое плечо было слегка прикрыто простынёй, но так как самурай ворочался время от времени, ткань постоянно сползала. Тихое беспокойное бормотание вновь привлекло внимание мальчишки и тот заботливо оправил смятую ткань, невольно засматриваясь. Каэдэхара был очень красив. Ровные скулы и острый подбородок, густые ресницы и сжатые в тонкую полоску губы — всё в его облике было прекрасным. Наверняка, Кадзуха очень многим нравился и пользовался неимоверной популярностью среди девушек… если он, конечно, с такими проводил время. Мальчик не знал, действительно ли самурая интересовали подобные вещи, однако в том, что в деле сердечных воздыханий за Каэдэхарой устраивались нескончаемые очереди, был уверен. Мальчишка испуганно вздрогнул, тут же отвернувшись, когда ронин тяжело вздохнул и перевернулся на спину. Не хотелось, чтобы Кадзуха снова застал его за столь неподобающим действием: без зазрения совести наблюдающим за чужим сном. Он невзначай покосился настороженно, перепроверяя, не проснулся ли Каэдэхара — тот как и прежде пролеживал бока в мягкой постели; лёгкий ветерок невесомо перебирал выступающие пряди, а грудь едва заметно вздымалась. Переведя взгляд, мальчик попытался сосредоточиться. Он должен был уже давно приступить к медитации. Последнее время упадок сил ощущался существенно. Повсюду преследовала невыносимая усталость, постепенно разъедающая, она переполняла поддающееся сознание — пренебрегать таким состоянием было весьма самонадеянно. Он не обладал глазом бога, о сердце не смел и мечтать, однако электро была подвластна ему всегда. Будучи созданным подобно Божеству вечности, он не испытывал трудностей в применении стихии. Электро каждый раз с незавидной лёгкостью подчинялась его желанию, наполняла тело и выплёскивалась с неимоверной мощью, сокрушающей и беспощадной. И всё же сейчас… мальчишка не мог создать даже простейший элементальный взрыв стихии. Ни искр на кончиках пальцев, ни переполняющего всю его сущность гнева небес — остались всего лишь безмерная тягость и мерзкое, страшное, давящее ощущение безнадёжности. Он чувствовал, что-то извне будто бы подавляло его способности, вытягивало все силы, цеплялось, тащило, утягивало на самое дно, полное грязи, непроглядного смога и глухой безмерной пустоты. И только с появлением самурая что-то в нём изменилось. Он не знал, что именно заставляло его тело меняться, а мысли путаться беспрестанно, однако влияние ронина почему-то казалось таким очевидным. Каэдэхара бесстыже отбирал себе всё внимание, интерес, взгляды и даже желания… Не испытывая необходимости в человеческой пище, мальчишка даже смог ощутить всю прелесть инадзумских лакомств, что успел опробовать за столь недолгий период времени: их ароматный запах, насыщенный вкус, чувство удовлетворённости… всё ранее запредельное теперь стало таким близким ему, осознанным, уловимым… Он смог бы обмануть себя, сказав, что стал чуточку ближе к ощущению настоящей жизни. Послышался шорох, отчего мальчишка растерянно дёрнулся, вынырнув из мыслей. — Ты смотрел на меня, — заметили тихим голосом. — Не отрицай, я всё видел, — Кадзуха лениво закинул ногу на ногу и мило улыбнулся. Мальчик склонил голову, чувствуя, как позорно к лицу подступает жар и сбивает дыхание. Он знал каким именно взглядом Каэдэхара сейчас пронзает его макушку и как по-дурацки от этого краснеют кончики ушей. — Тебе не кажется, что ты здесь задержался? — едва сдерживаясь процедил он сквозь зубы. — Хм… — задумчиво протянули. — Возможно, ты прав. Появились непредвиденные обстоятельства. Но всё ведь в порядке? Я приношу инадзумские блюда каждый вечер. Разве тебе не нравится? — Нравится… и дело не в этом! Ты прекрасно понимаешь о чём я. Кадзуха должен был понимать. Ему не стоило подолгу оставаться на одном месте, особенно, если у него были проблемы с сёгунатом. То ли самурай был столь глуп и преисполнен в сознании своей неимоверной удачи, то ли и вовсе думал, что сможет противостоять Трикомиссии во главе с Электро Архонтом. Неужто и прям вознадеялся, будто бы Сёгун Райден так просто оставит его? Как бы там не было, мальчишка смог прийти только к одному выводу — личность ронина представляла прямую угрозу стране. Его разыскивали повсюду, а то, что сёгунат всё ещё не добрался к старой забытой хижине на окраине заброшенной деревни у подножья горы Ёго, было всего лишь вопросом времени. Единственным противоречием в его заключении стали регулярные прогулки Каэдэхары. Неизвестно где именно пропадал самурай, однако традиционные инадзумские закуски постоянно были вовремя доставлены по заказу. К рассвету либо же позднему вечеру, Кадзуха возвращался, приносил свежеприготовленные, ещё совсем тёплые блюда, а значит действительно наведывался в город, не обманывая. Быть может, неприятности были улажены? Парень по-прежнему ничего не рассказывал, ловко увиливая от всевозможных вопросов, а может просто говорить не хотел. Ему ведь без надобности — так однажды сказал Кадзуха, вежливо обозначив границы дозволенного. Он понимал, самурай уж точно не стал бы делиться подобной информацией с таким как он и, конечно же, это было безоговорочно верным решением, но всё же мальчишка почему-то испытывал необъяснимую обиду и в тайне дожидался того самого момента, когда ему решат раскрыть все подробности. — Не беспокойся, — снова мастерски отрезали все пути нападения. А как же, ведь это вовсе не Сёгун Райден может порадовать своим визитом его скромную обитель в любое время суток. И это совсем не она придёт в бешенство от увиденного… по правде, всего лишь представить реакцию Госпожи было достаточным для того, чтобы испытать весь предстоящий ужас и её чудовищный гнев в полной мере. Клинок весомо звякнул, прячась в ножны. — Снова уходишь? — Да. Я вернусь к утру. Ложись без меня. — К-кадзуха! — Тайяки. Помню, — беззаботно прокричали в ответ. В самое сердце Инадзумы удалось добраться лишь к вечеру. Сочетание слишком резкого запаха цветущей сакуры и насыщенного влагой воздуха от недавнего дождя создавало головокружащее впечатление. Ещё будучи на окраинах города Кадзуха заприметил нечто необычное: слишком громкий, несвойственный спокойному городку шум, чересчур яркое освещение и почти опустевшие соседствующие деревни. Только миновав уставшую на вид парочку стражников, что едва ли не засыпали стоя в рабочую смену, столкнувшись с непривычным столпотворением у входа в город, он наконец вспомнил о причине столь странных изменений — жители отовсюду съезжались к предстоящему празднованию фестиваля фейерверков. Теперь Кадзуха понимал почему в столь поздний час здесь оказалось так людно. Уличных фонарей стало намного больше: вдоль ступеней, на крышах домов, у ограды и посреди переулков; у каждого заведения весёлые огоньки и красочные убранства заманивали к себе посетителей. Улочки наполнялись радостным смехом, обыденными беседами и ароматными запахами различных зажаренных блюд. Сладостные отголоски свежеиспечённого мяса, острых специй и душистых трав туманили рассудок. Прибавились и сувенирные лавочки. Обычно закрытые в ночное время магазинчики сейчас принимали посетителей и радовали глаз редкостным драгоценным товаром. Даже Каэдэхара приглядел себе один стальной изысканный меч, с резной серебристой рукояткой и тонким как луч света лезвием — с таким Кадзухе не было бы равных в честном в бою. Внезапно в живот парня что-то болезненно стукнулось. Послышался взволнованный всхлип, и он взглянул вниз — маленький мальчишка испуганно ойкнул, почесывая ушибленный лоб. — Простите! Я нечаянно! — глаза вдруг оживлённо забегали по сторонам, а затем игривый взгляд задержался, изучая обстановку. Ребёнок неосознанно потянул за рукав, неуклюже оступившись, и закричал громко-громко: — Догоняй! Догоняй меня скорее! — уши весомо пронзило радостным воплем детишек, что пробежали мимо подобно разрушительной буре. К счастью, после такого необычного бедствия Каэдэхаре удалось уцелеть, чего не скажешь о пошатнувшемся прилавке и парочке свалившихся книг. Хозяин ухватился за столик в последний момент, заботливо спасая свой товар и бессильно ругаясь на маленьких нарушителей правопорядка. Ронин побродил немного по узким улочкам, обошёл главную площадь и даже позаглядывал в большую часть магазинчиков с праздничными сувенирами. Один сильно общительный продавец во время обыкновенной беседы едва ли не втюхал традиционный сервиз для чайных церемоний — по самой лучшей цене, само собой. Тяжко было отказывать такой выгоде. Завернув в переулок, Кадзуха, наконец, остановился у широкой двери в «Призрачную беседку» — известнейший ресторан Инадзумы, прославленный первоклассной выпивкой и лучшим жарким. Самурай только сейчас задумался над тем, насколько неуместно было назначать встречу именно в этом месте. Посетителей, как и ожидалось, оказалось очень много. Кадзухе едва удалось протиснуться к барной стойке — в самом дальнем неприметном уголке высвободилось местечко. Ронин попросил налить немного саке и подать жаренный тото на закуску. Сам же устроился поудобнее, скинул накидку с плеча и прислушался к шуму главного зала. — Говорят, Архонт действительно погибла. Никто не видел её уже столько недель… — подали голос из соседнего столика. В той части зала обычно любили засиживаться постоянные клиенты. Парочка низких столиков у красочно расписанных стен пользовались неимоверным спросом среди посетителей, и сколько бы раз Кадзуха не появлялся в «Беседке», места были постоянно заняты авторитетными лицами. Этот вечер не стал исключением. В компании мужчин средних лет Каэдэхара узнал «важного» предпринимателя — хозяина старой закусочной с окраины города. Кажется, именно он в прошлом обманул его отца на весомую сумму и отказался выплачивать долг, втайне украв все расписки. Дурная слава порочным клеймом закрепилась за фамилией его рода, отчего предпринимательская деятельность долгое время терпела убытки. — Какой ужас! Что же делать… — И Верховная жрица из Великого храма Наруками куда-то исчезла, — добавил мужчина, разливая алкоголь в чаши. — Это так, о ней тоже ничего не слышно, а Трикомиссия всё медлит с объяснениями… Ронин перевёл взгляд. Иногда ему хотелось каким бы то ни было способом избавиться от особенности слышать всё без разбору. Не важно, были ли это заурядные сплетни, непристойнейшие секреты либо же обыкновенные отголоски ночной бури… это утомляло чертовски. Вероятно, именно поэтому ему очень нравилось отдыхать в неприметных спокойных местах, засыпать под шелест старых деревьев, успокаивающий шум дождя и тихое сопение под боком. Каэдэхара улыбнулся мыслям: сон в старой хижине был приятен и по-настоящему сладок. Принесли саке. С жарким обещали управиться как можно быстрее и подать следом. Кадзуха мгновенно опустошил чашу и тут же скривился, чувствуя, как горечь подступает к горлу, мягко оседая на языке. В груди тягуче расплывался согревающий жар, обжигал щёки и шею. Глаза немного туманило, а в уголках появились слёзы. Вот уж, то ли алкоголь стал сильнее, то ли сам он терял выдержку к крепким напиткам. — Каэдэхара-сан? — подкрались незаметно. Ярко-голубые глаза незнакомца радостно засияли, а уши заинтересованно приподнялись, когда самурай обратил своё внимание: парень весь засветился от счастья, довольно завиляв большим пушистым хвостом. — Здравствуй? — вышло немного озадаченно. — Ох! Вы, должно быть, не слышали обо мне. Я Горо, — поспешили представиться. — Рад знакомству, — раздался глухой частый стук по стулу. — Ой! — парень смущенно вздохнул, пытаясь ухватиться за непослушный, виляющий во все стороны хвост. Лицо его залилось ярко-красным. Самурай насмешливо усмехнулся в кулак, делая вид, что откашливается. Хозяин ресторана преподнёс закуску. Каэдэхара попросил было подать ещё одну пару палочек для его нового знакомого, однако тот вмиг замотал головой, отказавшись. Что ж, Кадзуха равнодушно пожал плечами. Он не стал упрашивать — сам был до смерти голоден и перспективе съесть всё в одиночку, честно говоря, очень обрадовался. — Есть новые указания? Ухватив палочками несколько кусочков крупно нарезанных овощей, он запрятал выступающие пряди за ухо для большего удобства. Соус в этот раз вышел немного сладковатым, но от этого не менее жгучим. Добротно отваренные овощи хорошо сочетались с сушёной рыбой. Правду говорили, сколько бы ингредиентов не было в тото, оно всегда было сытным и неимоверно вкусным. — Боюсь, нам стоит ещё подождать. Трикомиссия увеличила количество стражи. Не понятно пока, обеспокоены ли они предстоящем фестивалем или же… — Горо устало вздохнул, уши чуть опустились, — как бы там не было, мы ждём помощи из Ватацуми. — Хорошо. Я понял, — Кадзуха задумчиво покрутил в руке палочками, оставил их на столе и приподнялся, прощаясь. — Мне нужно идти. Это было не тем, что он ожидал сегодня услышать. Напоследок ронин не позабыл захватить немного хрустящих пирожных тайяки. Ему посчастливилось выхватить последнюю партию. Ещё совсем горячие, свежеиспечённые, они болезненно обжигали руки. Сладость, сделанная в форме забавных рыбёшек, с неимоверной скоростью разлеталась с прилавка всеми желающими. Особенно их любили маленькие дети, поэтому проскочить в громадную толкающуюся и кричащую очередь стало тем ещё испытанием. Небо начинало светлеть. Светло-голубые краски с мягкими оттенками нежно-розового рассвета пятнали собой темноту уходящей ночи. Ноги взмокли от ранней росы. Утренняя прохлада приятно взбадривала сознание. Даже спать почти не хотелось. Каэдэхара внезапно нахмурился, поджав губы. Он бессмысленно ухватился за перебинтованную грудь, будто бы действительно мог предотвратить наступающую боль. Изредка рана давала о себе знать. Кадзуха вдруг вспомнил, что совсем забыл сменить повязки: сначала уснул, а потом… Похоже, с мальчишкой он мог бы позабыть обо всём в этом мире. Рана вдруг снова колко отозвалась острым жжением — как же вовремя, усмехнулся Каэдэхара, туго затянув узел бинта. Громовая сакура занудливо шелестела листвой. Лепестки с каждым дуновением ветра плавно опадали на землю. Цвет усыпал собой едва ли не всю местность в округе. Каэдэхара добрался к хижине с рассветом. Солнце уже успело должным образом разогреть воздух, поэтому каждый прятался от жары как мог. Маленький белый кот, к примеру, укрылся под ступенями; вальяжно развалившись, тот потянулся, вывалив пушистое пузико, и лениво завертелся в разные стороны, небрежно цепляя хвостом пыль. Каэдэхара лежал в тени старого дерева. Понемногу начинала давить усталость. Последствия бессонной ночи проявлялись жутковатыми синяками под глазами, однако он всё не смел прервать свою непринужденную речь: на него смотрели с интересом в глазах. Как он мог расстроить столь преданного слушателя? — Правда настолько большая? — утвердительный кивок в ответ. Мальчишка восхищённо сжал в руках хрустящую рыбёшку, из-за чего из откушенной головы вытекло немного начинки. Он тут же поймал варенье языком, спешно проведя ровную дорожку от кончика указательного пальца до выпирающей острой косточки на запястье, жадно облизнувшись. Запястья. Они были неимоверно хрупкими. После прикосновений на этой коже появлялись следы: едва заметные светло-розовые пятна и такие же маленькие тонкие царапины. Одна из них всё ещё оставалась на шее. Это был ровный, почти исчезнувший след от меча — самурай оставил его ненароком в их первую встречу. Ранка соскальзывала на острые ключицы, таинственно прячась в блеклой ткани хаори. Каэдэхара как мог боролся с изредка вспыхивающим желанием оголить эти маленькие тонкие плечи и искусать мягкую, податливую нежную кожу, до крови, до утолённой жажды… Черт возьми, он был так жалок. — Больше этой? — тихий голос оторвал от мыслей. Мальчик поднял голову, вглядываясь в густые кроны листвы старой сакуры. Лучи утреннего солнца игриво выглядывали сквозь цветы, оставляя замысловатые узоры на лице. — Намного. — Ничего себе… — пробормотали отстранённо. Кадзухе нравилось делиться своими историями, хотя больше его, конечно, забавляла неподдельная реакция мальчика. Каждая незначительная деталь приводила его в дикий восторг. Любопытный, пытливый, наивен и безмерно впечатлительный, он порой напоминал своим поведением маленького ребёнка. Самурай рассказывал о своих сражениях: маленьких победах и поражениях, о сложных испытаниях и путешествии на острова Ватацуми. Парнишка до последнего не верил, что трава может быть лазурно-голубой, а святилище Сангономии состоять из огромных перламутровых ракушек. Он подолгу засматривался прямо в глаза, терпеливо выжидая чего-то. Смотрел так обиженно, поджимая губы, и затихал, не смея шевельнуться. От этого у Каэдэхары всё внутри болезненно сжималось и обдавало волнительной горькой тяжестью. Должно быть, не стоило так много подшучивать над ним… Впрочем, больше всего мальчику нравилось слушать об Инадзуме: о маленьких красочных улочках, ночных фонариках, о жителях, их досуге и… просто о том, что рассказывал Каэдхара. Ронин, казалось бы, успел поведать обо всём, что знал, однако мальчишка не унимался — выпытывал, бывало, по несколько раз. — …Как-то в детстве мне удалось выловить из пруда две огромные рыбы, — самурай выставил руки вперёд, обозначая размер своей добычи, — но комиссия Тэнрё быстро поймала меня и отругала, — рядом послышался звонкий заливистый смех, Каэдэхара посмотрел в ответ так жалостливо, будто бы перед ним стояли те самые большие грозные солдаты. — Ха-ха! Оказывается, ты с самого детства был таким непоседой! — Хм? — парень недовольно нахмурился, поднимаясь. — Вот как? — Н-нет! — вскрикнув, мальчишка вцепился за рукав и потянул так сильно, что показалось, вот-вот и ткань порвётся. — Куда ты? Расскажи ещё! Кадзуха! Ну, пожалуйста! — красные глаза опасливо блеснули, однако напор мелкого бездельника никак не убавился. Привык что ли? — Я больше не буду смеяться, честно-честно! — Кхм. Не ухожу я. Успокойся. Всего лишь хочу сменить повязки. Мальчишка вдруг замолчал. Опомнившись, он дал возможность высвободить руку и отстранился немного, смущенно потупив взгляд. Скинув верхние одежды, Каэдэхара бережно отложил кленовые одеяния, оголяя широкую грудь и впалый живот. Не в силах отвернуться, мальчик затаил дыхание, внимательно разглядывая каждую часть тела, что так открыто была предоставлена на обозрение. Аккуратные соски мгновенно затвердели от прохладного ветерка. Мышцы живота напряглись, когда Кадзуха потянул за кончик ткани, разматывая узел. — Эй, чего замер? — Каэдэхара выпрямился, обратив внимание на паренька, застывшего на месте и откровенно пялищегося на его тело. Чёрт возьми, и что только у него на уме? — Помогать не собираешься? — М? — мальчишка невинно приподнял брови. — Бинты, — самурай не был многословен. Кажется, покраснели даже его уши. Парнишка понимающе охнул, спохватившись. Бинты. Нужно было отдать бинты. Чистые, совсем белые, из прочной хлопковой ткани. Каэдэхара однажды самолично притащил их с собой. Пускай, самурай редко использовал их, предпочитая позабыть о проблеме, рана не позволяла такого безразличного отношения к себе, время от времени отчаянно отзывалась, требуя должного внимания. Мальчик замечал, как сложно порой ронину было попросту найти удобное положение для сна и как болезненно искажалось лицо Кадзухи от малейшего неосторожного движения. Тем не менее, о помощи никогда не просили; об инициативе с его стороны и речи не шло — следствием какого либо безобидного предложения была насмешка, скрываема лукавой улыбкой. Поэтому и в этот раз он, тихо вздохнув, протянул бинты, нечаянно касаясь чужой ладони. Каэдэхара не шевелился. Стоило только мальчишке приподнять голову — и его прожгли выжидающим взглядом. Ох, должно быть… — На самом деле, ты весьма плох в этом. Мне пришлось перевязывать рану в прошлый раз, — это звучало как оправдание. — Вот как? — возмущенно резануло по ушам. — Быть может, тогда ты сам позаботишься о себе как следует? Хм? — Э-это… — Кадзуха на мгновение растерялся, — не то, что я имел в виду. Ты же знаешь, мне сложно сделать это в одиночку. Мальчик выхватил из рук бинт, провёл рукой, осторожно касаясь кожи и всматриваясь сосредоточенно. Он знал: у людей оставались шрамы. Отвратные, изломанные кривые раны, они навсегда впивались в тело, рассекали кожу, оставляя мерзкие следы, рубцы, отметины. Всё это, должно быть, служило тем ещё напоминанием о пережитом кошмаре, о страшной боли, о бесконечных мучениях и страданиях… У Кадзухи было много шрамов. Небольшие, тонкие, слегка изогнутые линии рассекали грудь и живот. Мальчик смел предположить, что их было намного больше, чем ему предстояло увидеть. Однако эти следы не вызывали должного отвращения, мальчишке они почему-то казались… особенными? Каждый рубец выделялся на молочно-нежной коже, проступал неровностями и плавно растягивался, сокращаясь в концах. Кадзуха вдруг улыбнулся. — В чём дело? — Н-ни в чём! — мальчика будто бы электрическим зарядом прошибло: он резко отскочил, отрицательно замотав головой. Помолчав немного, прошептал неосознанно: — просто… твоё тело такое красивое… — Хм? — А ещё ты очень сильный! — вскрикнул он, переволновавшись. К лицу вновь подступил жар. Что он творит, чёрт возьми? — Это так. Я с детства усердно тренируюсь. — Кадзуха… — с придыханием прошептали. — А эти шрамы тоже болят? — Нет. Вовсе нет. Они уже совсем старые, — Каэдэхара дотронулся к одному из них невзначай. Его оставил Томо. Многие шрамы доставались именно от него. Их ребяческие стычки и шуточные драки порой приводили к подобным последствиям. Конечно же, больше всего отметок получал именно Кадзуха. Если Томо довольствовался простым ушибом, Каэдэхара набивал пунцовые синяки, Томо получал незначительный вывих, парень — перелом какой либо конечности, друг отделывался мелкой царапиной, а Кадзуха захлёбывался слезами от глубоких ран. Было странно, но самурай искренне дорожил каждым малейшим следом, оставленным Томо. Все те события бережливо хранились в его сердце; спокойные беззаботные дни давно ушли, оставшись лишь тёплыми воспоминаниями о былом. — А здесь останется шрам? — парнишка постарался дотронуться к ране мягко, пальцы едва задели бинты. — Кто знает… — задумался Кадзуха, — может быть? — О… — печально протянули. Они молчали некоторое время. Мальчишка неторопливо затягивал узел, стараясь сделать так, чтобы новые повязки не принесли лишнего дискомфорта, позволяли спокойно дышать и давали свободу движением. Отстранившись немного, мальчик хотел было окликнуть ронина, однако тот тихо вздохнул, слегка опустив голову. В этот момент лёгкий ветерок сдвинул выступающие пряди с лица, открывая взору прикрытые глаза. Замешкавшись, парнишка накрыл мерно вздымающуюся грудь ладонью. Реакции от Каэдэхары не последовало, а потому он придвинулся ближе и затаил дыхание, надеясь ощутить биение сердца. Тихий, едва сбивчивый стук глухо отозвался прикосновениям. Мальчик замер, увлечённо бегая взглядом по непринуждённому выражению лица, тонким сжатым губам, белёсым волосам, небрежно собранным в низкий хвост. Рука волнительно дрогнула перед тем, как дотронуться к животу. Кажется, его прикосновения были холодны: мышцы немного напряглись, на коже выступили мурашки. Щекотливо пробежавшись кончиками пальцев, оцарапав ноготками несколько шрамов, он прерывисто вздохнул — рука лишь на мгновение замерла в области паха, столкнувшись с тканевой преградой. Мальчишка слышал как отчетливо срывалось дыхание Кадзухи, как учащалось биение сердца, когда он, слепо следуя неведомому доселе желанию, задевал пояс хакама, справлялся с замысловатыми застёжками, проскальзывал дальше… Слышал и не останавливался. Томное удовлетворительное мычание трепетом отдавало в ушах. Мальчик ловким движением обхватил возбуждение, чувствуя, как приятно пульсирует, обжигает едва ли не до беспамятства горячая плоть. Кадзуха вдруг мучительно застонал, отчаянно толкнувшись навстречу. Мальчишка не помедлил с поощрением: сжал основание посильнее, небрежно размазывая по головке предэякулят, и задвигал ладонью ритмично, ускоряя темп. Кадзуха вздрогнул, вновь срываясь в хриплом приглушённом стоне. Рвано толкнувшись ещё несколько раз, он задрожал весь, бессознательно побуждая продолжать свою сладкую пытку. Мальчишка впервые довольствовался подобным. Он заворожённо наблюдал за выступающими капельками пота на истощенном лице: они скользили ветвистыми тоненькими дорожками к острому подбородку, теряясь в тени. Брови Каэдэхары чувственно изогнулись, а влажные губы зазывающе приоткрылись в сладостном стоне. Кадзуха выглядел просто немыслимо… разгоряченный, жаждущий и отчаянно требующий долгожданной разрядки. Такой преданный и нуждающийся в ублажающих прикосновениях. Палец соскочил ненароком, слегка оцарапав нежную кожу, отчего самурай измученно выгнулся, обильно изливаясь в ладонь. Из уст Каэдэхары внезапно сорвался резкий приглушенный хрип, рука тут же одёрнулась будто бы обожженная, однако в последний момент запястье сжали крепкой хваткой, не позволяя высвободиться. — Ах! — мальчишка болезненно нахмурился, пытаясь скрыть упавшей на глаза челкой пылающее лицо. — К-кадзуха… От дрогнувшего голоса и сбивчивого дыхания всё внизу вновь налилось томящей тяжестью. Хватка была так сильна, что, казалось, вот-вот и захрустят кости. Каэдэхара мог бы и вовсе переломать эту грязную ручонку ко всем чертям. — Прости! — закричали встревоженно наконец выдернув запястье. — Я нечаянно! — послышалось уже издалека, когда сёдзи с громким хлопком сдвинули к стенке.