Уна

Рёв десятков человек дрожал над стадионом. Марлин рядом то и дело вскакивала с места, покрикивая «Давай!», «Быстрее!» и, конечно, «Ну кто же так играет!?». Уна не вскакивала и уж тем более ничего не кричала, а сидела смирно, спрятав руки в карманы и дыша в шарф. Марлин и Лили пригласили её поболеть с ними, и ей было неудобно отказываться. Девушка с тоской представила камин в своей гостиной. Красные и зелёные фигуры кружились над полем, как мухи, и кто кому забивал, Уна не знала, и ей, если честно, было слишком холодно и всё равно, чтобы спрашивать. Лили мёрзло жалась к ней, предварительно деликатно спросив разрешения. И всё же ей с трудом пришлось подняться с нагретого места, когда после очередного взрыва оваций комментатор объявил, что снитч пойман, и Гриффиндор победил. На поле они втроём, взявшись за руки для сохранения тепла, спускались со скоростью спящей черепахи – на лестницах с трибун образовалась пробка из кричащих детей и подростков. «Скорее! Скорее!» - весело лепетала Марлин. Спустя вечность и, казалось, тепловую смерть, они выползли на поле, где гриффиндорцы уже взяли свою команду в плотное кольцо. Марлин со смехом ускорилась и потянула их с Лили в самую гущу. Они проникли к Мародёрам и остальной команде, Лили кинулась в объятья Поттера, Марлин тоже хотела было оставить её посреди безумно орущей толпы, когда показалась растрёпанная Мэри МакДональд. Девушки наблюдали, как она, окрылённая победой, помчалась прямо на светящегося Блэка и впилась ему в губы, как голодный вампир. Уна забыла, как дышать. Её ударило чувство, что у неё нет права видеть это. Она краем глаза заметила, как Марлин разворачивается и несётся вон из толпы. Смотреть на то, как МакДональд пытается сожрать Блэка, когтевранке почему-то не очень хотелось. Она побежала за подругой. Несмотря на усилия Пивза, гонка по замку и Почти Безголовый Ник привели её в коридор на третьем этаже. Одна из дверей была приоткрыта, и Уна робко её толкнула. То, что произошло дальше, она запомнила на всю свою жизнь, и даже в самые тёмные часы Магической войны, когда, она, казалось, забыла, как чувствовать что-то кроме скорби и боли, когда хотелось просто перестать мыслить и забыться, это воспоминание теплилось в груди огоньком надежды и любви. Она сидела на полу, голова опущена, плечи дрожат, и, услышав скрип петель, обернулась. - Я не знаю, что сказать, - Уна запнулась, - хочешь, я посижу с тобой? Марлин кивнула. Уна осторожно примостилась рядом и обняла себя за плечи. Ей тоже хотелось плакать. - Я знаю, каково это… - голос оборвался. Она была права. Блэк никогда ничего не чувствовал к ней: всё, что, казалось, было между ними, оказалось не больше, чем его жестоким розыгрышем. Как она посмела надеяться, что он полюбит её? Уна себя ненавидела. И, судя по тому, что они сидели здесь вдвоём вместо того, чтобы праздновать победу, Марлин проходила сейчас через нечто похожее. - Никаких больше мальчиков, да? – Уна слабо улыбнулась. Глаза щипало. - И девочек, - шмыгнула носом гриффиндорка. Девочек? - Разве девочки виноваты в том, что Блэк – козёл? Судя по непонимающему лицу Марлин, Уне всё же удалось сказать какую-то глупость. - По-твоему, я плачу из-за него? Пауза. - Д-да? Они неловко уставились в глаза друг другу, прежде чем дева грустно покачала головой. - Он мой друг, а вот Мэри… Воистину, откровение на откровении. Посидели, наслаждаясь тишиной и друг другом. - Значит, ты поэтому была так дружелюбна? – догадалась Уна, - Чтобы Сириус занялся мной, они не сошлись, и Мэри была с тобой? Видимо, она опять сказала что-то не то… - Прости пожалуйста, - её лицо укрыла тьма, но по голосу когтевранка поняла, что та опять плачет, - я не хотела никого использовать… Уна могла понять человека, ослеплённого чувством. На секунду она задумалась, прислушиваясь к всхлипам в тоскливой тишине комнаты и думая о том, что кто-то сейчас отчаянно веселится где-то в Башне Гриффиндора, достала палочку и любовно прошептала заклинание. Из бледного света ей в руку упала серебристая флейта. Девушка сделала пару глубоких вдохов, успокаиваясь, и заиграла. Музыка светлой грустью поплыла по воздуху, а Уна думала о своей неудавшейся любви, об одиночестве, и, как не странно, о надежде. Марлин, так доверительно прижавшаяся к ней, как сейчас никто другой понимала её. Девушка не знала, была ли это дружба, сестринство, или же это называлось иначе – пропорции условны, границы размыты. Всё, что сейчас имело значение – они были вместе, они понимали одна другую и доверяли, греясь от своей близости. Когда музыка растворилась в темноте, Марлин снова шмыгнула носом. - Не думала, что ты играешь на флейте… - Почему? - Не знаю. Просто тебе больше подошел бы тромбон… Они посмотрели друг на друга (глаза у Марлин были и правда чудесные), и та ей улыбнулась. Уна никогда не ответила на эту улыбку. Боль раскалённым хлыстом стеганула по глазам, флейта выпала из рук. Кто-то закричал, и она перестала слышать. Это была не их уютная комнатка на третьем этаже. Она сидела на полу в незнакомом доме, небо в проломанной крыше закрыло глаза звёзд зеленоватой пеленой, дождь падал стеной. - …на! Марлин лежала у неё на руках и пыталась что-то сказать, но изо рта выходила лишь горячая кровь. Самой Уне пережало горло, глаза жгло, вода растворяла красную жидкость на её руках, но та снова откуда-то наливалась. - Уна…! Зелёные тени уродовали детское лицо. «Ты убила её, - шептало что-то, - ты её убила…» Уна впервые в жизни захотела умереть – что угодно, лишь бы только боль ушла! - …мар… Кровь размазалась по щекам, жгла руки, пропитала мантию. Марлин больше не содрогалась и не боролась. Глаза слепо устремились к зелёному небу. Она слышала флейту.