Добычи здесь нет

      Как и следовало ожидать, Охота сорвалась. Раскат смог встать на ноги, лишь когда светило закатилось за горизонт, — и это только встать. Ни сохранять равновесие, ни тем более во что-то целиться он был не в состоянии еще почти сутки. Коварство напитка мягкотелых поражало, хотя и он тоже хорош… Сам же ведь постоянно твердил об осторожности с незнакомой едой, а тут взял и выхлебал полкувшина не пойми какой браги… Для аборигенов, возможно, в этом пойле не было ничего особенного, но ведь их обмен веществ значительно отличался. Например, они ели много фруктов, часть из которых могла оказаться подбродившей, а значит, с детства были привычны к определенному содержанию спиртов в пище. Не то что яутжи, способные потреблять максимум соки некоторых плодов при отсутствии воды в свободном доступе. Зато теперь сын Зноя хорошо понимал причину запрета алкоголя на корабле. Страшно себе представить, что могло произойти, если бы даже часть экипажа пришла в состояние, которое довелось испытать молодому воину. Ему еще сказочно повезло, что в минуту телесной слабости сюда не пришли товарищи или местные воины или… Инженеры, не приведите боги, конечно.       Но что могло так повлиять на обычно собранного и рассудительного Раската? Ответ лежал на поверхности, но признать очевидное было не так просто. Эта самка… Она совершенно сбила весь его охотничий настрой. Неизвестно, что она могла вытворить в следующий момент, и потому наблюдать за ее поведением становилась крайне любопытно. С одной стороны, данные о мягкотелых были полезны, и этим сын Зноя пока оправдывал все затраченное на взаимодействие с аборигенкой время. Но проблема заключалась в другом: самцу как будто бы передавалась мальковая непосредственность малявки. И что-то подсказывало, что это не есть хорошо.       Последние двадцать лет своей жизни Раскат только и делал, что подчинялся правилам и строгому распорядку. Его график был завязан на графике тренировок, а расслабиться сын Зноя не позволял себе даже во сне. Кроме шуток: по ночам ему также часто виделись боевые задания. Но здесь… Здесь он как будто вернулся во времени назад, в ту счастливую и беззаботную пору, когда был детенышем и учился охотиться, воспринимая каждый новый день как захватывающее приключение. Но то тогда, а сейчас… Сейчас-то он какого Жесткача вздумал прохлаждаться? От этой Большой Охоты зависело слишком много!       У Раската, так-то уже все было распланировано. Через два года он собирался перейти в статус Кровавого, ну, в крайнем случае, через три. Потом попытаться обзавестись хотя бы маленьким гаремом. Далее, получить Старшего, добрать наградных колец до необходимого минимума, сходить на Матку Священной Дичи. Затем уже посвататься к более-менее знатным самкам, увеличить количество жен хотя бы до пятнадцати, отстроиться получше, планомерно перебраться в касту Высших…       — Ну что тебе, горе ты мое? — Мягкотелая с десятой попытки все-таки ухитрилась прерывать его размышления и обратить на себя внимание. Сын Зноя вяло протянул к мелкой руку. Самочка увивалась вокруг и хотела непонятно чего. Видимо, чтобы приласкали. Зря он, наверное, все-таки позволил ей остаться. Теперь вот не отвяжешься. А тут и без домашних животных проблем хватает…       Малявка весело пискнула, схватила его ладонь и начала тянуть. Ну что за щенячьи игры…       — Ну-ка фу! — шикнул Раскат.       Тогда самочка отцепилась и попыталась что-то объяснить словами, но воин, разумеется не понял ее лепета. Однако мягкотелая не сдалась. Она подбежала к выходу и, отодвинув занавес, который сама же недавно соорудила из двух покрывал, позвала за собой.       — Я здесь не затем, чтобы тебя развлекать, — отмахнулся самец и взялся за проверку вооружения. Вечером предстояло выходить на промысел.       Когда он в следующий раз поднял голову, то увидел, что вертлявой соседки и след простыл. Возможно, она отправилась на поиски пищи или приключений на свой маленький зад. Неважно. Раската это не касалось.       Исчезновение черепа мягкотелого из выделенной под трофеи ниши он заметил далеко не сразу.       Хамаш явно дал понять, что идти в деревню к людям он не намерен. И ничего удивительного. Тенок сделала глупую ошибку: это ей следовало привести народ к нему на поклон, а не наоборот. Где видано, чтобы боги за смертными бегали? Хамаш и так проявил к своей земной нареченной гораздо больше терпения, чем можно было ожидать от грозного божества, и не следовало испытывать его дальше. Солнечный великан желал полагающихся ему почестей и даров, достойных его величия, причем от всей деревни, а не от одной нищей сиротки. А роль Тенок заключалась в том, чтобы стать его устами и глазами в мире живых. Хамаш выбрал ее, и его доверие нельзя было обмануть.       Решив более не медлить ни дня, девушка взяла чудесным способом выбеленную и блестящую как раковина со дна озера голову кочевника, бережно завернула ее в ткань и пустилась в дорогу. Путь до деревни невеста бога-охотника преодолела быстро и легко, оберегаемая благословением своего небесного суженного. Ступив на землю тиууака, она сразу же направилась к жрецу, не обращая внимания на подозрительные взгляды и шепот соседей.       Старик Коатл сперва встретил ее неласково. Он готовился к ритуалам в своей хижине и подумал, что Тенок принесла ему новые коренья и травы, лишь потому не прогнал сразу.       — Где ты так долго пропадала, несносная девчонка? — хватая ее за руку, прошипел жрец. — Даже самый дальний поход за растениями для духов не требует столько дней и ночей. Покажи, что ты прячешь там?       С этими словами он попытался забрать сверток, но девушка увернулась от костлявых пальцев и с почтением склонившись, заговорила:       — Выслушай меня, Старший, я была в Больших Хижинах. Меня привело туда видение, и там я встретила спустившегося на землю бога Хамаша. Он возжелал сделать меня своей супругой, и я не посмела отказать. Он пришел, чтобы оберегать наш народ, я должна быть подле него и передавать его волю. Собери людей, Старший. Мы пойдем вместе и выразим божеству свое почтение. Хамаш очень терпелив, но мне ли объяснять тебе, Старший, что будет, если его разгневать.       — Ты говоришь уверенно, девчонка, но слишком уж уверенно, — прищурился Котал. — Почему я и все племя должны тебе верить? Почему боги не сказали ничего мне? Чем заслужила ты честь называться женой божества?       — Хамаш не объяснил свой выбор, он просто призвал меня, — спокойно ответила Тенок, не удивившись захватившим жреца сомнениям. У солнечного великана был свои причины поступать так, как он поступил, и он имел право оставить их при себе. Либо сам Коатл уже стал слишком стар и глух к воле небесных покровителей. — Чтобы доказать свои слова, я принесла вот это. Посмотри, мудрейший, и скажи, где ты видел, чтобы кто-то так обрабатывал кость? Она сияет, как перламутр. Солнце так не отбеливает кости, и вода не шлифует так гладко. Между тем, этот кочевник умер всего несколько дней назад — от руки Хамаша. Это произошло на моих глазах. Злодей хотел перерезать мне горло, но бог-охотник спас меня, покарав его и обратив его сородичей в бегство.       Развернув череп, девушка передала его старику. Некоторое время Коатл вертел его в руках, а затем сказал, немного смягчившись:       — Мне нужно подумать, дитя. Подумать и спросить у богов.       — Но бог уже говорил со мной, — возразила Тенок.       — Я этого не знаю, — жрец остался непреклонен.       Тогда девушка, как будто перестав осознавать, что делает, отняла у старика череп и выбежала из хижины, подняв жуткий трофей своего божественного жениха высоко над головой. Она начала кликать народ, призывая последовать за ней и поминая недавние знамения. Толпа собралась в мгновение ока и зашумела, и старый Коатл, что вышел следом, уже не смог вразумить и утихомирить взбудораженных соплеменников.       — Мы знали, что огни в небе появились неспроста! — кричали одни.       — Кочевники уже напали на дальние деревни, пусть бог защитит нас! — вторили другие.       — Она вернулась из Больших Хижин живой, значит и правда избранная? Что ты молчишь, жрец, подтверди! — требовали третьи.       Но вот вперед вышла матушка Итоти, повитуха, одна из старейших и уважаемых жительница племени, и взмахнула клюкой.       — Полно вам галдеть, — прикрикнула она на собравшихся и дальше уже обратилась к Тенок: — Дай мне этот черепок, деточка. Его нужно показать вождю. Ты и Коатл пойдете к нему со мной, и ты расскажешь все, что было наяву, и все, что явилось тебе в видениях. Если и впрямь бог-охотник хочет взять тебя супругой, мы все пойдем ему поклониться и принесем дары, и я проведу меж вами ритуал, потому что даже бог не может взять тебя в обход обычаев. Если же ты обманываешь или сама пребываешь в плену хитрого обмана… Вождь решит, что делать.       Тенок послушалась Итоти, и Коатл тоже не стал перечить, хотя и ворчал себе под нос, отправляясь к вождю. Вождя звали мудрый Яотл, и народ не зря дал ему такое прозвание, ибо слыл тот самым справедливым и рассудительным правителем за много поколений.       Яотл не без удивления рассмотрел череп, выслушал речи Тенок и сомнения жреца, после чего сказал:       — То, что вижу я сейчас — кость, выделанная способом, не знакомым нашим лучшим охотникам, и вернувшаяся из города богов невредимой дева. Познания жреца велики, но коли он не может объяснить то и другое, то до´лжно ему отправиться и увидеть все самому. Я даю вам шестерых сильных воинов. Возьмите подношения — мясо и рыбу, ткани и вино — и идите туда, куда поведет дева. Если вы найдете там бога, почтите его и зовите остальное племя. Если же нет, съешьте и выпейте все сами, с сиротой же потом поступим в зависимости от ее умысла.       К вечеру малявка не вернулась, и Раскат невольно отметил, что даже немного скучает по ней. Хотя ее исчезновение было к лучшему — самец более не мог позволить себе отвлекаться и терять время. Наверное, мягкотелая ушла к своим. Что ее заставило позариться на чужой трофей, оставалось лишь гадать, но сын Зноя решил сильно не расстраиваться — в конце концов добыча и правда была так себе. Просто разминка. Он должен был отыскать лучше.       На закате охотник облачился в доспехи и покинул пирамиду. Однако спуститься к подножию не успел, так как замер на полпути. То, что он узрел с высоты, повергло самца в полнейшее недоумение. Из леса выдвинулась процессия аборигенов, состоящая из особей мужского пола, вооруженных дубинками и копьями. Двое из них были нагружены какими-то тюками. Еще один шагал без оружия и налегке, но, судя по виду и манере движения, был то ли больным, то ли слишком дряхлым, чтобы поднимать тяжести или сражаться. А возглавляла данную делегацию… пропавшая, как Раскат думал, малявка!       Решив проверить, что за воины такие, сын Зноя снял маскировку и разложил перед собой копье. Но аборигены не приняли его вызов (или просто не поняли, что это был вызов?), а дружно пали ниц. И пока яутжа тщетно пытался сообразить, что происходит, старая знакомая, щебеча, резво взбежала по ступеням и встала подле него, с торжеством взирая на своих сородичей.       — Может, объяснишь? — строго рыкнул Раскат, под маской подозрительно сощурившись на мягкотелую. Та с готовностью объяснила, но понимания это, как обычно, не добавило.       Самец рассеянно почесал загривок и снова поглядел на аборигенов, которые до сих по не решались поднять голов.       — А зачем ты их привела, если они сражаться не хотят?       Самочка дружелюбно оскалилась и затараторила пуще прежнего. Затем повернулась к остальным и принялась что-то им кричать.       — Дальше, может, без меня? — с надеждой спросил сын Зноя, начиная подозревать кое-что неудобное.       Самочка преданно вытаращилась и, не отводя от маски воина взгляда, начала на ощупь распутывать какой-то сверток из тряпья.        — Вот спасибо… — только и смог выдавить охотник, когда малявка протянула ему недавно украденный трофей. Всеобщий восторг, последовавший след за тем, как череп перекочевал из тонких пальчиков местной жительницы в когти яутжа, привел Раската в окончательное замешательство. Но странности на этом не закончились.       Старый мягкотелый сделал носильщикам знак, и те развернули тюки. Насколько мог видеть и чуять с такого расстояния самец, внутри оказалось мясо…       — Да нет, дурные аборигены, какой я вам бог, вы откуда упали?! — рассердился сын Зноя, когда старик и двое молодых самцов поднялись к нему и попытались вручить пищу. Отказ никакого эффекта не возымел: упертые мягкотелые попросту уложили подношение к ногам воина, после чего начали пятится назад, едва не скатившись со ступеней кубарем.       В сердцах махнув рукой, Раскат повернулся и направился обратно в пирамиду, где вознамерился дождаться ухода посторонних и заодно обдумать ситуацию. Но понял, что просчитался, когда снаружи донесся запах паленой плоти.       Выглянув наружу, самец с трудом удержался от желания прикрыть глаза рукой. Аборигены истолковали все по-своему, сделав вывод, что божество не может есть так, как едят они. Недолго думая, примитивные твари собрали из камней алтарь и спалили на нем все свои дары. Руководили процессом малявка и старик.       Некоторое время сын Зноя уныло наблюдал за странными кривляньями у ритуального костра, сложенного, теперь уже без всякого сомнения, в его честь. Затем его вернул к реальности писк наручного устройства.        «Приколись: они меня тут за бога приняли», — пришло сообщение от Пожара, решившего, как видно, забыть про конфликт.       Раскат тихо застонал и захлопнул крышку коммуникатора. Это было уже не смешно.