Гостеприимность

      Люмин проснулась от жуткого холода. Несмотря на то, что девушка была закутана в плотное одеяло, пальцы посинели, а кожа покрылась колючими мурашками. Дремота отчаянно пыталась забрать её разум, но тело уже было не силах согреться, задрожало и вывело блондинку из сна окончательно. Она распахнула глаза, оглядела свою спальню, в которой ещё толком не было мебели, лишь двухместная постель, и замерла; в темноте будто кто-то прятался и наблюдал. Внутренние органы подпрыгнули от непонятного испуга. Хоть глаз выколи, ничего не видно, а чувство, словно вот-вот произойдёт что-то плохое. Путешественница быстро вскочила с постели в чём была, зажгла почти истлевшую свечу, подставила к крохотному огоньку ладони. Тело встрепенулось от тепла, оно было щекотным и очень притягательным — хотелось залезть в него, укутаться и наконец уснуть после тяжёлого дня. Но нет, не время. Неужели воображение разыгралось или шестое чувство о чём-то предостерегало? Не заметив прямой угрозы, девушку стал беспокоить другой вопрос: что творилось с Усадьбой Ветров? Такой жуткий мороз не мог быть в Чайнике Безмятежности, ведь он находился в лагере, в землях Мондштадта. Хозяйка дома ринулась к дверям комнаты так стремительно, что ткань халата на какое-то мгновение подпрыгнула вверх и задержалось в воздухе. — Пухляш, — произнесла Люмин куда-то в темноту коридора. — Ты спишь? Появление Духа Чайника чуть не потушило слабое пламя. Он удивился здешнему холоду, какое-то время ещё попробовал привыкнуть, что посиневший клюв и дрожащие пёрышки выдали его, и Пухляш сам невольно прижался к небольшому огоньку, неуверенно отчеканив: — В-вы Чайник где оставили? — В Мондштадте, но таких холодных ночей там не бывает. Люмин снова взглянула наверх, будто хотела увидеть небо, но перед глазами возвышался лишь тёмный потолок ещё не обустроенной усадьбы. Девушка закуталась в халат теснее и вызвалась проверить, что же происходит там, снаружи, где должны были остаться костёр и Паймон, укрытая в небольшой палатке. За это время Пухляш обещал разобраться с камином в гостиной. Пару мгновений холода, стука зубов, и в лицо подул тёплый ночной ветер, а нос защекотал запах листвы и растущих рядом цветков-сахарков. Потухший костёр стоял в центре скромного, наскоро построенного лагеря, рядом с ним давно остыл чан с приготовленным рагу, которое Паймон съела быстро и, не попросив добавки, улеглась в своей халабуде. Люмин огляделась; взгляд зацепился за тотем, активированный Крио стихией. Но путешественница не могла этого сделать. Сердце испуганно застучало, стоило девушке представить, что кто-то нашёл их скромный лагерь среди кустов, окружённых небольшим склоном. — Эй, Паймон, — шепнула мечница и двинулась к палатке. — Просыпайся, у нас здесь… Люмин не успела договорить, как рот нагло закрыли перчаткой. Девушка успела уловить терпкий запах алкоголя и зафиксировать ногу так, чтобы хватило одного удара для освобождения из умелой, но не сильной хватки. Незнакомец неожиданно ахнул и был опущен хлёсткой подножкой на колени. В секунду ситуация обрела другой сценарий, и напавший выставил перед собой руки, признав поражение, а Люмин уже была готова его избить, если не хуже. Нормальные люди не хватают за лицо в лесной глуши и не поджидают в темноте, как какой-то маньяк! Но Кэйа Альберих оказался исключением. Мечница поправила халат, что слегка сместился на одну сторону и, скрестив руки, строго взглянула на мужчину, смеющегося на коленях. Его мелодичный голос никак не потревожил спящую в палатке Паймон, а вот Люмин не могла вынести того, что этот приколист ещё и хохочет над ней. Так рука и тянулась треснуть, но что-то девушке подсказывало, что этот удар капитан кавалерии точно не пропустит. — Это ты активировал тотем? С ума сошёл, рядом же Чайник Безмятежности стоит! Я думала, в ледышку превращусь. — Ну, а что? — буркнул Кэйа, и Люмин нахмурилась. Неужели показалось? — Твой Дух меня не пускал, а я очень хотел… увидеться, — с трудом договорил мужчина, и путешественница злобно стукнула кулаком по бедру. — Да ты пьян. Альберих хихикнул, мол, да что ты говоришь, и поднялся с колен, отряхивая узкие брюки, как ни в чём не бывало. От него пахло алкоголем и немного мясом. Должно быть, пришёл сюда после посиделки в каком-то баре, только вот для чего бегал по всему лесу? Что-то Люмин подсказывало, что мужчина сделал это из скуки, ведь искать её и выманивать из Чайника Безмятежности с помощью Крио тотема, — намного интереснее любых поручений ордена. — Послушай, возвращайся обратно. В лесу может быть опасно, — Люмин сменила гнев на милость и подошла к Кэйе слегка ближе. — А что? Ходят тут всякие, наверное, в кустах сидят, выжидают. — Вот именно, бездельник. — Я? Бездельник? Ох, милая путешественница, ты ведь ещё слишком юна, чтобы понять всю прелесть состояния после алкоголя. Но ничего, я буду терпеливо ждать момента, когда в «Доле Ангелов» смогу выпить с тобой одуванчиковое вино, пройтись пешком до Шепчущего леса и отыскать спрятанный лагерь. А потом сесть подле кустов, облокотиться об дерево и попробовать не уснуть… — под конец капитан захлюпал носом, видимо, не выдержав монотонности собственного рассказа. Люмин не смогла остаться спокойной и тихо рассмеялась. — Вот так всегда: изливаешь душу, а тебе смеются в лицо. — Архонт мой, напридумал себе. Девушка обернулась на палатку; Паймон до сих пор спала и не очень-то хотелось внезапно потревожить свою компаньонку. Блондинка перевела взгляд на Чайник Безмятежности, и Кэйа это заметил. — Можешь возвращаться. Я лишь хотел тебя увидеть. Понимаю, что потревожил своей «шуткой», — Альберих по-ребячески дёрнул плечами, будто подросток, извиняющийся за невинную шалость. — Но, если вдруг, у тебя есть хоть капелька желания разбавить скучный вечер, возможно, немного выпить… Кэйа будто забыл, как говорить или капитан кавалерии впервые за долгое время почувствовал смущение, ведь Люмин смотрела на него, не отрывая взгляда и сама этого не заметила, пока Альберих не отвернул голову. — Я-то с радостью, — в словах девушки так и не хватало обезоруживающего и гадкого «но». — Дело в том, что я только обустраиваю усадьбу и у меня там нет выпивки. — Обижаешь, — Альберих отодвинул край пиджака и показал горлышко выглядывающей бутылки. — К тебе и без выпивки? Люмин лишь хихикнула, но так ничего и не ответила, хотя для Кэйи исход был очевиден. Путешественница теперь не могла представить, что после такого ночного потрясения, в лице капитана, просто погреется у камина и уснёт. В конечном итоге она уверенно кивнула, блаженно представляя каким вкусным окажется вино, выпитое в компании Альбериха. Усадьба прогрелась, это хозяйка заметила сразу. В халате она больше не дрожала, да и стала чувствовать себя более уютно. Одно волновало: прилично ли ходить так при капитане? Он вежливо молчал, делал вид, что не замечает пояс, норовящий каждый раз сползти с талии к округлым бёдрам. Но путешественница всё замечала, вот и осталась ходить в домашней одежде. Одна из причин: тот самый «незаметный» взгляд Кэйи на её тело. — Так, в кладовке есть сыр, фрукты, немного хлеба, мёд, кажется, — перечисляла Люмин, абсолютно игнорируя бардак из-за пустых коробок. — Ох, мяса совсем нет. — Да, не получится приготовить моё фирменное блюдо, — съехидничал Кэйа. — Только не плачь. — А рыбу я сегодня доела… — девушка вновь включила режим «игнора», но уже по отношению к капитану, которого это только рассмешило. — Может, на соседнем острове что-нибудь поискать? — А что на соседнем острове есть? — Виноград мог поспеть. — Я бы не тратил на это время. — А ты что, куда-то торопишься? Мужчина ничего не ответил, лишь забрал поднос с немногочисленными закусками и понёс их в тёмную гостиную, к камину. Треск от брёвен слышался даже около кладовки. Этот звук успокаивал, а присутствие капитана кавалерии добавляло в дом некую живость и наполненность, словно именно его здесь и не хватало. Люмин неуверенно двинулась за Кэйей, чувствуя себя почему-то гостьей, и неоднократно поправила пояс на талии. Не хватало ещё, чтобы с ним случился неожиданный конфуз, хотя, если взглянуть на Альбериха, он, наверное, этого и ждал. — Ты сегодня мой официант? — И бармен, и дворецкий, и много кто ещё. — Питомец? — Ну ты и пошлячка, — Кэйа улыбался. Ему нравилось их общее настроение, в которое каждый добавлял новую пикантную нотку. Странно, но нахождение рядом обладателя Крио Глаза Бога согревало намного лучше большого камина. — Как тебе фуршет? — Фуршетом это сложно назвать, — Люмин оглядела стол, и на нём девушку особо ничего не привлекло. А Кэйа постарался: сделал нарезку из различных сыров и фруктов, взял немного мёда и наполнил им красивое блюдце, положил в середину этой композиции и радовался — какой же молодец! Больше трепета путешественница испытала, когда Альберих достал из-под пиджака заветную бутылку одуванчикового вина. Пальцы мужчины красиво обхватили горлышко, скользнули по стеклу и ловко поймали пустой бокал. Аж дыхание сбилось. Люмин поручила это нелёгкое дело (открытие бутылки) своему «бармену», а сама опустилась на диван, приобняла подушку и мечтательно уставилась на огонь, задавая ему немой вопрос: «Куда делась былая усталость?» Вдруг стало так спокойно и тепло, забылись холод и все трудности, ранившие путешественницу. — Ты часто пьёшь? — спросил Кэйа и протянул девушке бокал. — Не то чтобы. Про тебя спрашивать ведь необязательно? — Почему же? Я уже… — он взглядом попытался найти часы, но, не найдя, споткнулся об хитрое выражение лица звездной путницы. — Часа два где-то. — Зачем ты так часто пьёшь? Это разве хорошо? — А не пить - это хорошо? Только взгляни на Дилюка: ходит угрюмый постоянно, на боль в теле жалуется. Теперь взгляни на меня, — мужчина подался вперёд, давая возможность Люмин увидеть, как блестят его глаза. — Здоровый, красивый. Со мной ты улыбаешься. А рядом с угрюмым непьющем Дилюком разве хочется улыбаться? — Может, причина моей улыбки не в том, что ты пьёшь? — Я уверен, что это одна из причин. Люмин не нашлось, что ответить. Кэйа развернулся, наливая себе почти полный бокал тёмно-бордового напитка. Непонятно, что творилось в его голове в этот момент, как глубоко он спрятал свою душу, но путешественнице не терпелось поскорее узнать. — Давай выпьем за вино, — предложила девушка. — Что это за тост такой? — Альберих даже не улыбнулся. — Вино объединяет. Если бы не оно, мы бы здесь с тобой не сидели, глядя на камин, наслаждаясь фуршетом. — Не умеешь ты тосты делать, — Кэйа фыркнул, выдохнул, залпом выпил содержимое бокала и потянулся подлить себе вновь. Люмин отпила совсем чуть-чуть, в изумлении глядя на капитана, желающего напиться в гостиной Чайника Безмятежности. Дело было даже не в том, ГДЕ именно, а с КЕМ именно. Если бы хотел напиться, то остался бы в баре и заснул там, но нет, ему почему-то хотелось отыскать путешественницу и уже с ней вкусить это вино. Девушка не заметила, как за размышлениями сама опустошила бокал и невинно взглянула на своего «бармена». Он довольно улыбнулся, элегантно подлил хозяйке усадьбы и облокотился на мягкие подушки. Мышцы лица Альбериха расслабились, и мужчина блаженно уставился на огонь, что напоминал ему о многом; Люмин видела тоску в тёмных глазах, но спросить не решалась. К чему вскрывать эту рану, вновь распарывать швы, если девушка не уверена, что сможет их зашить? Пусть лучше всё останется, как есть. — Живёшь одна, в таком большом доме… И тебе нравится это? — спросил Кэйа, глядя не на собеседницу, а в бокал. Люмин почувствовала, что от её ответа зависит, напьётся капитан или нет, поэтому глубоко задумалась. Мужчина взглянул на неё и нетерпеливо потребовал: — Отвечать будешь? Или мне произносить следующий тост? — Нет. — Что нет? — Мне не нравится жить здесь, — девушка отложила бокал, и Альберих последовал её примеру. — Много места, комнат, но пустовато. И на душе как-то… — Гадко? — Гадко от того, что с этим ничего не поделаешь. Даже если поставить мебель, дом не станет уютнее. — Станет просто гадко, но с мебелью. — Ты меня понимаешь. Путешественница сильнее прижала к себе подушку и обернулась на камин. В нём девушка пыталась разглядеть до мурашек знакомый силуэт, чью-то спину или же затылок. Она напрягла зрение, попыталась вытащить из собственного воображения желаемый ответ, но получила лишь новую порцию вопросов: «Откуда взялась эта безмятежность? Её ведь не было. А она останется, если Кэйа вдруг уйдёт?» Люмин почувствовала страх; взглянула на капитана, готовясь в любой момент уговорить его остаться на ещё чуть-чуть. Но Альберих и не собирался пока уходить. — Камин выглядит уютно. Это же сколько камня ты собирала, — мужчина восхищённо повысил тон. — И никто не помогал? — Не каждый привыкнет к моему ритму. Бегаю по Тейвату, выполняю задания, собираю ресурсы, останавливаюсь где-то в укромных местах, а утром опять в путь. Хорошо, что у меня появилось постоянное пристанище. — В котором тебе не нравится, — подметил Альберих. — Это ведь поправимо! Не хватает немного упорства, дерзости какой-то. — Дерзости в чём? — Кэйа подвинулся ближе, сбагрив подушки куда-то на край дивана. — Твой уют зависит от того, что ты дерзко кому-то что-то предложишь? Или дерзко совершишь непоправимую глупость?.. — Чего ты прицепился к этой «дерзости»? — Люмин растерялась и прижала подушку сильнее. — Я ведь ещё говорила про упорство. — Упорно совершишь глупость. Путешественница нервно засмеялась и отодвинула лицо Кэйи подальше. Слишком близко, это смущает, но это так согревает. Стоило мужчине вновь развернуться к камину, бокалам, как холодок прошёлся по голым пальцам девушки. Блондинка подтянула ноги на диван, прикрыла голую часть небольшим пледом и с удовольствием приняла из рук «бармена» новую порцию вина. — Второй тост за тобой, — напомнила хозяйка. — С твоим умением говорить речь, может, я теперь всегда буду тосты говорить? — Сейчас домой пойдёшь, юморист. — Я уже как дома, — уверенно произнёс Кэйа и чокнулся с Люмин бокалами. — За то, чтобы всегда было, куда вернуться. Девушка изумилась словам капитана, от этого так быстро и выпила содержимое, лишь бы заглушить чем-то лишние мысли. Альберих часто шутил, говорил ужасные и прекрасные вещи несерьёзно, но путешественница разволновалась, будто ей только что в любви признались, и ей нужно дать ответ. В голову ничего не лезло из-за выпитого вина, Кэйе уже было очень хорошо; он почти развалился на диване, невольно тянулся к девушке, ютящейся на краешке. — Хотя, «как дома» не описывает полностью, как я себя чувствую. Оказавшись здесь впервые, я был удивлён. — Неприятно удивлён? — Что? Нет! Это был очень приятный сюрприз, — взгляд Кэйи опустился на непослушный пояс, но надолго на нём не задержался. — Здесь оказалось красивее, чем я представлял. Теперь мне очень комфортно, будто моё место именно здесь. Кто бы мог подумать… — Ты выглядишь уставшим. Хотел бы прогуляться или заняться чем-нибудь? — Ты рядом со мной, общаешься, развлекаешь. Чего ещё желать? Впрочем, должен спросить, тебе не нужна помощь? Пока я здесь, я бы мог взять обязанности мужчины на себя. — А ты всё так же красноречив, — нахмурилась Люмин. — Ты мне льстишь, — неловко хихикнул Кэйа и сполз ещё ближе, словно не мог удержать собственное тело. — Я всегда говорю только от чистого сердца. Если ты позволишь мне помочь, я буду уверен, что ты доверяешь мне и хочешь, чтобы я… помог… — капитан замямлил почти неразборчиво и плюхнулся на подушку, лежащую на коленях хозяйки. Девушка ойкнула, но мужчину не выгнала, лишь застыла, боясь, что он, как дикое животное, почувствовав опасность, сбежит. Тогда путешественница больше не сможет ощущать эту приятную тяжесть, запах чужих волос, слышать тихое сопение рядом с собой. Люмин на свой страх и риск положила ладонь на подушку рядом с лицом Кэйи и почувствовала, как тёплое дыхание обдало кожу и продолжило её несносно щекотать. Альберих поёрзал, устроился поудобнее и уткнулся носом в мягкую ладонь, как зверь к своей хозяйке, и от этой ассоциации по коже путешественницы проступили заметные мурашки. Девушка услышала, как капитан хмыкнул, но ничего не сказал, лишь блаженно закрыл глаза, засыпая на подушке, у ног звёздной путницы. — Подобные встречи подразумевают, что гость рано или поздно должен уйти, — выдохнул Альберих. — А мне так не хочется. — У тебя ведь много обязанностей, на тебя все рассчитывают. Несмотря на безответственность, ты капитан, значит, люди доверяют твоему мечу. Он вершит правосудие и восстанавливает порядок. — Не всегда, — пробубнил Кэйа. — Что? — Неважно. Смуглое лицо спряталось в ткани подушки, и дыхание больше не грело девичью ладонь. А ведь капитан, когда выпьет, был безумно похож на себя прежнего, каким Люмин не успела его застать, но в такие моменты она будто знакомилась с ним заново. И каждый раз Кэйа становился всё тоскливее, не желая погружаться в эти воспоминания, но неосознанно заталкивая себя в них снова и снова. Путешественница могла лишь попытаться вызволить его. Девушка положила ладонь на его голову, скользнула кончиками ногтей по затылку до ушей, вызвав у капитана яркую неожиданную дрожь. Он на мгновение поднял взгляд, потом вновь спрятал в подушке, позволив гладить себя, успокаивать и любить. Ноги Люмин начали затекать; она оглядела гостиную, будто ища в ней посторонних наблюдателей, задержала взгляд на недопитой бутылке вина. К ней точно больше не стоило притрагиваться. — Хочешь полежать на мне? — предложила блондинка. — В таком положении у меня ноги затекают. — А мне точно можно? Вместо ответа Люмин приподняла мужчину, убрала подушку и сама поудобнее устроилась на диване. Кэйа нежно, даже как-то жадно оглядел тело под собой, наклонился и мягко положил голову на девичью грудь. Одной рукой капитан не крепко приобнял блондинку, другую прижал к себе, уставившись на огонь и пустоту в нём. Скоро брёвна должны были дотлеть, а гостиная — погрузиться в приятный полумрак, в котором Альберих не сможет увидеть лица звёздной путницы, пройтись взглядом по изгибам и шаловливому поясу, который был прямо перед ним. — Сколько ты уже так не отдыхал? — Люмин вновь зарылась в его волосы, и Кэйю совсем разморило. Он не смог ответить сразу, лишь, придя в себя, зашептал. — Целую вечность. — Теперь тебе тепло? — Можешь не верить, но мне жарко сейчас. — Неужто из-за меня? — Прошу меня простить. Альберих притянул запястье к себе и коснулся его губами, вызвав у Люмин целый табун предательских мурашек. Глазу капитана они были чересчур хорошо видны, и это только раззадорило его; поцеловав один раз, он не удержался от второго, потом третьего поцелуя и прошёлся так до локтя. Девушка молча сглотнула, не веря, что огонь мог так украшать лицо обладателя Крио Глаза Бога. В его зрачке блестело пламя, играло с блондинкой злую шутку. Чтобы не сойти с ума от этого взгляда, Люмин спускалась ниже, к шее, задерживалась на выступающем кадыке и тонула где-то ниже груди. Именно в тот момент она поняла, что вино подействовало. — Мне стоит поблагодарить тебя за гостеприимство. — До звёдочки с неба далеко идти. — Член мой, вряд ли, в состоянии удовлетворить тебя, но вот язык… Люмин чуть не поперхнулась собственной слюной. Не успела она ничего сказать, как Альберих забрался наверх и уже смотрел на неё по-другому, выжидающе, хитро и безумно хищно, особенно на этот злосчастный пояс. Пальцы мягко сжали кончик этого недоразумения, приподняли к губам, чмокнули, как вежливо джентльмен прощается с леди, и потянул выше, развязывая слабо закреплённый узел. — Утром ты ведь уйдёшь. Альберих застыл, изумлённо взглянув на девушку. Люмин чувствовала себя странно; хотела, чтобы Кэйа прикоснулся, приластил, сделал то, что планировал, но не желала потом оставаться одной. Привыкнув к теплу, безумно сложно вновь дрожать на морозе и вспоминать, как когда-то было хорошо. Уж лучше тогда не начинать, чтобы потом не разбиться об этот неприступный лёд. — Нет, не уйду. Я останусь с тобой, когда ты проснёшься. — Кэйа, ты врун, и это знают все. У тебя самого проблемы, и я никак не смогу помочь тебе забыться. Люмин начала мечтать, чтобы Альберих переключился на вино, он ведь так его любил, принёс его, подливал неприлично много, чтобы напиться, а сейчас вдруг решил, что именно девушка способна ему помочь. Почему так? Оставалось лишь наблюдать, как Кэйа преданно целует руку, обжигает взглядом и улыбкой, вырывающейся также неожиданно, как прерывистые выдохи путешественницы. — Тогда выгони меня. А если тоже хочешь забыться, то предоставь всё мужчине. — Дьявол… — Твоя душа останется в целости и сохранности, — Альберих спустился ниже, держа с девушкой зрительный контакт и не выпуская из пальцев кончик пояса. Холодные руки огладили щиколотку, пробежались по икрам и остановились на сомкнутых коленях. Какой же всё-таки врун. Душа Люмин уже сломлена вином и этим невероятным мужчиной. Пояс струйкой приземлился на ковёр. Халат наконец раскрыл то, что с трудом удалось скрывать от внимательного взгляда капитана. До чего же смущало это молчание, подтекст которого был известен только мужчине. В его стеклянном взгляде столько неизвестного, столько секретов, глубины которых выдавали нетерпеливые и однозначные движения рук. Кэйа наклонился к горячей груди, пощекотал губами, пальцами коснулся сосков и сжал аккуратно, почти до щекотки. Люмин прикрывала вспыхнувшие румянцем щёки, спрятала в них свои глаза, мечущиеся от лица мужчины до шеи и ниже… И так по кругу. Приятное безумие, из которого изредка выводили слова над ушком, прикосновения к нему мокрым языком и потрескавшимися губами. — Принцесса, ты вся в нетерпении. Ноги-то как дрожат. Путешественница желала сказать что-то едкое, лишь бы Кэйа разубедился в своих словах, но сладко-тягучее прикосновение к животу, переходящее ниже, не давало выровнять дыхание и произнести хотя бы звук. В конце концов Люмин позволила окончательно овладеть нижней частью своего тела; мужчина пристроил голову между ног, стянул бельё и довольно, как чеширский кот, облизнулся, глядя хозяйке усадьбы прямо в глаза. Он ждал разрешения, которое девушка уже давно дала, но ему необходимо было подразнить податливую уставшую леди. Путешественница не поддалась и, зарывшись в густые пряди, потянула Альбериха к себе, прикрыв уста свободной рукой. Первый стон она не смогла сдержать от неожиданности; Кэйа нежно провёл кончиком языка от клитора и по всем половым губам, испробовал на вкус, вяло двигая языком, но старательно, как позволяло собственное пьяное тело. Люмин проигнорировала эту несдержанность, уставилась в потолок, наблюдая, как на нём танцуют тени от камина, но надолго увлечь её они не смогли; янтарные глаза уставились на лицо капитана между напряжёнными бёдрами. Приятно до дрожи, которую девушка пыталась сдерживать и каждый раз дёргалась, сдавливая слегка голову Альбериха, на что тот лишь посмеивался. Путешественница ощущала мужское превосходство над ней; оно приковывало к постели и приказывало получать удовольствие. Именно внимание к эрогенной зоне, нежность языка производили на Люмин особое неповторимое впечатление. Треск брёвен в камине почти затих. А вот стоны девушки только усилились. Капитан ловко подключил собственные пальцы, ввёл сначала один, насладился изгибом девичьей спины и продолжил ласкать клитор кончиком языка, нажимая на него с разной скоростью и амплитудой. — Ты так внимательно смотрела на мои пальцы, когда я наливал нам.. Извращенка, ты думала об этом ещё тогда? — Кэйа добавил второй, и Люмин, сама того не осознавая, согласилась с наблюдениями мужчины. — Я не мог нормально смотреть на твой халат. Этот пояс… — он неестественно фыркнул, почти зарычал и присосался губами к внутренней стороне ноги, оставляя небольшие розовые отметины. — Издевательство над капитаном — это одежда на тебе. — Предлагаешь ходить без неё? — пальцев было мало, Люмин вся изнемогала о члене Альбериха, к которому она неоднократно тянулась, но получала в ответ крепкое объятие за своё запястье. — Я нужна тебе сверху, Кэйа, ты сам это понимаешь. — Понимаю, — он нетерпеливо сорвал девушку с подушек и притянул к себе. Путешественница изумилась с его мокрых губ и подбородка, стало на мгновение стыдно, но слова темноволосого застыдили ещё больше. — Поэтому сядь мне на лицо. Она не была готова к такой просьбе, ещё больше не была готова её выполнить, но, глядя на Кэйю, его уверенность и желание, мечница согласилась и молча, чтобы не выдать смущения, позволила партнёру лечь. Дальше дело за ней. Путешественница продвинулась на коленях ближе к смуглому лицу, стараясь смотреть сквозь него, не видя ехидства и пошлости, которыми только и были наполнены взгляды и речи Альбериха. В конце концов мужчина просто приказал: — Ближе, давай. И Люмин не стала противиться; ткань халата сползла с рук и осталась на торсе капитана кавалерии. С любопытством изучая покатые плечи, острые ключицы, Кэйа проникал глубоко шершавым языком, доставляя тем странное, накатывающее удовольствие своей партнёрше. Руки не держали её бёдра, девушка могла сама двигаться в нужном темпе, наседая на мужчину с той силой, с которой посчитает нужным, и это возбуждало их обоих. — Ещё, — прошептал он, причмокивая. — Прошу тебя, грубее со мной. Главное, чтобы тебе было приятно. Кэйа даже не представлял, на какой тонкой грани была Люмин, но сдерживалась, пускай и неосознанно. Ведь если она кончит, они уснут, и утром Альберих уйдёт, не дождавшись пробуждения своей партнёрши. Такие мужчины, как он, не привязываются, не ищут пристанища, блондинка просто не верила красноречивости этого обаятельного пьяницы, но верила в его желание довести девушку до оргазма. Ноги начали трястись без остановки, а бёдра Люмин сами тёрлись об язык и насаживались, прося всё больше ласки и удовольствия. Путешественница сорвалась на крик, потому что наконец-то почувствовала желаемый оргазм, ударивший аж до самой макушки. Удержаться на коленях было тяжело, но Альберих держал крепко, подхватив девушку за талию. Он не остался смирно лежать, выполз из-под тела воительницы и мягко обнял, гладя волосы и мокрую спину. От этой заботы после процесса хотелось выть, лишь бы капитан не уходил и, будто бы прочитав мысли партнёрши, Кэйа успокаивающе прошептал: — Я останусь с тобой. Когда ты проснёшься, я буду рядом, — мужчина отстранился и вдруг рассмеялся из-за уставшего и «помятого» лица девушки. — Тебя будто хорошо трахнули сейчас. Скажи, на моём лице было удобно? — Люмин не успела никак отреагировать, как Альберих потянул её за собой, на подушки, и обнял сильнее, как дети обнимают своего верного плюшевого друга. — Прости меня, ты устала, а я тут со своими шутками. Давай спать, уже поздно. — Мне было удобно, — в такой же шутливой манере ответила светловолосая и действительно попыталась заснуть. Но сон шёл неспокойно, не потому что два тела ютились на тесном диване в гостиной, в которой уже потух камин. Чувство небывалой тревожности окутало некогда расслабившееся тело Люмин подобно рукам Альбериха, обнимающим талию и взъерошенную макушку. У беспокойства не было причины, но были крохотные предпосылки, нарушающие крепкий сон девушки. Объятия медленно ослабли к приближающемуся рассвету, потом вновь нагрянули с новой силой и жаром, в какой-то момент Люмин почувствовала, что задыхается, а потом приятная прохлада окончательно столкнула её в небытие, из которого она вышла, когда из окон уже светило солнце. Девушка не сразу поняла, что проснулась. Сладкая нега дремоты никак не хотела выпускать спящую из своих рук, поэтому путешественница и не помнила, где она, кто, какая у неё цель, лишь была в состоянии позволить утопить себя в этом блаженстве, приятном послевкусии холодной ночи. Точно, Люмин ведь была не одна на этом диване. Это осознание заставило распахнуть глаза; перед ними лежали белые руки, они будто тянулись к кому-то, но впереди стоял всего лишь кофейный столик, а на нём — поднос со скромными закусками и бутылкой вина. Камин давно потух, но отчего-то было очень тепло. Люмин опустила взгляд и обомлела; на ней был меховой пиджак капитана кавалерии. Только после этого девушка почувствовала чьё-то присутствие в доме, а именно — в стороне кухни. Не одеваясь, схватив с собой только пиджак, хозяйка усадьбы стремглав последовала проверить свою догадку, в которую до конца не могла поверить. Кэйа не мог остаться, это на него не похоже. Но пиджак здесь, бутылка вина тоже, так чему же верить: разуму или сердцу? К чёрту, нужно просто открыть дверь кухни! Как Люмин и думала — пусто. Чьё-то присутствие — лишь воображение, а пиджак — подарок? Какой же Кэйа подлец, Люмин до конца не могла поверить в уровень его предательства. Ушёл бы с концами, зачем было так издеваться над девушкой, которая голову теряла, чувствуя этот терпкий запах алкоголя, пропитавший меховой воротник? С другой стороны, в этом весь Альберих. — Тебе не холодно, принцесса? Девушка вздрогнула и обернулась назад, не поверив собственным ушам, а следом — и глазам. Перед ней, голой, одетой только в элемент мужского облачения, стоял Кэйа с корзиной разных съестных припасов. И улыбался. — Я прогулялся по острову, но теперь я дома. Будем завтракать? Я приготовлю своё фирменное блюдо, а ты… — Альберих взглядом всё-таки сакцентировал внимание на внешнем виде путешественницы. — Ты уже выглядишь, как лучшее фирменное блюдо.