Dance of two hearts on ice

      Непривычная для Моны картина открылась перед ее глазами, когда она вошла на каток. Там она заметила Люмин, сидящую на скамейке, и водившую голыми ногами по льду. Та, казалось, полностью погрузилась в момент и наслаждалась каждым движением.       Она была удивлена и в то же время ошеломлена увиденной картиной. Мона всегда считала, что люди должны соблюдать определенные правила, особенно касательно личной гигиены и безопасности. Но здесь, перед ее глазами, происходило нечто совершенно необычное.       Люмин продолжала наслаждаться холодом, как бы играя каждым движением, словно это было естественное занятие в мире. Вероятно, для неё это был способ выразить себя и найти свободу хотя бы внутри. Мона не могла понять, каким образом холодный лёд мог приносить такое наслаждение кому-то. Ведь было так просто обуться в теплые коньки и наслаждаться катанием, не подвергая свое тело риску.       — С ума сошла?! — не сдержалась и воскликнула Мона, подъехав к подруге. — Заболеть хочешь?       — От одного раза ничего не случится. Ты же знаешь, что когда человек теряет какой-то орган чувств, остальные обостряются до предела? Вот и сейчас, будучи лишённой зрения, касаюсь льда и чувствую какое-то блаженство. Как будто между мной и катком особая связь… Это так приятно… — Люмин запрокинула голову назад и еще раз провела голыми пальчиками ног по ледяной поверхности.       — В любом случае, тебе придется обуться, ведь мне нужно проводить тебя. Тренировка, к сожалению, окончена. С твоим тренером… Ммм… — протянула Мона, стараясь понять, как лучше ей сообщить, что её тренер полнейший кретин. — С ним возникли некоторые проблемы. Скорее всего, тебе поставят кого-то другого. А сейчас дай мне свою руку.       Люмин совершенно потерялась в пространстве — не понимала, через какую калитку они вышли со льда. Она давно не ощущала себя так глупо. Она могла передвигаться по дому и даже по городу с помощью навигатора, пользоваться интернетом, но стоило на минуту расслабиться и кому-то довериться, погрузиться в мысли, перестав рисовать воображаемую карту в голове, она сразу ощущала себя беспомощной.       Мона взяла руку Люмин и положила на её сумку, показывая где её вещи. Люмин стало ещё более неловко, ведь в данный момент она чувствовала себя каким-то реальным инвалидом, который ничего не может без чужой помощи.       — Вот. Надеюсь, что ты дальше справишься? Я сейчас пойду к директору, чтобы поговорить насчёт тренера Раяна.       — Да. Спасибо, Мона.       Люмин начала возиться рукой в сумке в поисках телефона, чтобы набрать номер Сайно. Вообще, с тренером договаривались, чтобы он провожал Люмин от холла до раздевалки, от раздевалки до льда, а после занятий проделывал такой же обратный путь. Теперь же Раян самоустранился, и Люмин могла бы доковылять сама, ведь примерный план Академии помнила, как свои пять пальцев, если бы не поток людей, который был в этом здании. С тростью она бы справилась без проблем, но та так и осталась одиноко стоять около входа на каток.       Раздевалка вдруг наполнилась множеством женских голосов, и Люмин окончательно растерялась. Она отвыкла находиться в таком обширном обществе людей, и сейчас такое разнообразие звуков было для неё подобно стрессу.       — Послушай, Люмин, — снова этот слегка грубоватый, уже неприятный голос раздался среди общего гама. — Лучше не появляйся здесь больше, иначе будет хуже. Тебе повезло, что рядом оказалась твоя подружка, в следующий раз тебе может не повезти.       — Розария, — в голосе Люмин чувствовалось раздражение, и она отчеканила по словам. — Что. Тебе. От меня. Нужно?! Чего ты привязалась ко мне?!       В раздевалке с каждой секундой становилось всё тише, пока хаотичные голоса не испарились вовсе, и Люмин с Розарией не остались один на один.       — Я знаю, чего ты хочешь, — презрительно процедила Розария. — Ты хочешь снова встать в пару с Сяо. Ведь как иначе объяснить то, что ты решила вернуться в спорт одновременно с ним…       — Сяо… Вернулся в фигурное катание? — это Люмин пробормотала почти шёпотом. Она чувствовала, как её сердце пропустило удар. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Она как будто снова вернулась в тот кошмарный день, в который она лишилась всего…       — Не делай вид, что ты не знаешь об этом. Все только о возвращении Сяо и говорят! У тебя плохо получается разыгрывать невинность, Люмин. В прошлый раз ты победила, но теперь… Ты более уязвима. И мой тебе совет: уйди с моей дороги, тебе больше не место в фигурном катании. Сяо нужна здоровая и опытная партнерша, не то что инвалид как ты. И я, думаю, прекрасно ему подойду. Не надейся, что Сяо до сих пор повторяет твоё имя по ночам.       — А ты, видимо, вообще не спишь, представляя, как Сяо обратит на тебя хоть толику внимания. Но факт в том, что с самого начала ты была ему неинтересна, Розария, — твёрдо сказала Люмин.       — Ты нарываешься… — прорычала та, и Люмин почувствовала, как Розария сделала к ней угрожающий шаг. А затем раздался звук падающей сумки, из которой вывалились все вещи Люмин.       Люмин, чувствуя себя несправедливо униженной, опустилась на холодный пол. Она наощупь искала свои разбросанные вещи, испытывая мучительное чувство беспомощности. С каждым движением ее руки она все более настойчиво искала телефон и кошелёк. Без телефона она просто не сможет связаться с Сайно и выбраться отсюда, а в кошельке были деньги. Но стоило нащупать мягкую поверхность столь необходимой вещи, как она снова ускользнула от неё — Розария с мерзким хихиканьем отпихнула кошелёк в сторону. А затем в раздевалке осталась лишь Люмин и мёртвая тишина, плотным кольцом окружившая её. Люмин ощутила, как горечь поднимается по ее горлу, а в груди разыгралась пульсация абсолютного отчаяния.       Люмин, судорожно ощупывая пол, пыталась найти свой телефон. Ком подступал к горлу, а на глаза наворачивались слезы. Она давно не испытывала такого унижения. Скорее хотелось позвонить Сайно, чтобы забрал её отсюда. На что она вообще надеялась? Вернуться на лёд было заведомо провальной идеей…       Руки её дрожали, когда она ощутила краем пальца гладкую поверхность экрана. Она нащупала кнопку включения телефона и тихо вздохнула с облегчением, чувствуя скорое спасение. Она отчаянно пыталась вытереть слёзы, но руки все еще тряслись от злости и отчаяния. Почему ее жизнь вдруг стала такой тяжелой? Ведь она была успешным и независимым человеком, пока судьба не сыграла с ней такую злую шутку. Она чувствовала себя себя как в ловушке, и единственная нить, связывающая ее с остальным миром, был этот проклятый телефон.       — Алиса, — дрожащим голосом произнесла Люмин, вызывая голосового помощника в телефоне. — Позвони Сайно.       — Сайно, звоню, — ответил механический женский голос, а затем в телефоне послышались гудки.        Ей стало немного легче. Вдруг она почувствовала, что не одинока. В ее сердце зародилась надежда, и она стала верить, что даже в самых темных моментах жизни можно найти выход.              — Сайно… — всхлипнула Люмин, не в силах сдержать собственных эмоций. — Пожалуйста, забери меня отсюда… Я в раздевалке. Не спрашивай ни о чём, просто забери меня!       Чем ей нравился Сайно как охранник, так это тем, что он тактичен и не будет лезть туда, куда его не просят, не будет допытывать лишними вопросами, если попросили не обсуждать ту или иную тему. Вот и сейчас, коротко ответив «сейчас буду», он отключился.       — Люмин, тебя всю трясёт. Что случилось? — не мог не поинтересоваться Сайно, приподнимая её за плечи и направляя к выходу.       — Неважно, но… Моя трость… Она осталась на входе на каток, — Люмин прикусила губу, чувствуя невероятный стыд.       — Не беспокойся, я сейчас же схожу за ней. Стой здесь, никуда не уходи, — приказал Сайно и в следующее мгновение Люмин услышала удаляющиеся шаги.       Когда Сайно вернул ей трость, Люмин почувствовала облегчение. Всё же эта вещь была необходимой для её передвижения в пространстве. Без трости она сразу же ощущала себя беспомощной. Сейчас, выдавив из себя улыбку, она высвободила свою руку из хватки Сайно и пошла самостоятельно вперёд, прощупывая тростью путь перед собой.       — Почему тренер не привёл тебя ко входу? Договаривались же…       — Я испугалась и сбежала с катка… — солгала Люмин.       В конце концов, работодателем Сайно была не она, а её отец. И если её охранник узнает, что на самом деле произошло, то непременно расскажет её родителям, а те устроят в Академии такой скандал, о котором даже подумать было страшно. Люмин не хотела чувствовать себя школьницей, которая ябедничает родителям, а те в ярости прибегают к классному руководителю или директору школы, чтобы выяснить, как это могли допустить, чтобы их ягодку кто-то обидел.       Она знала точно: ей следует забыть про лёд. Да, она сдаётся. Не из-за Розарии. Новость о возвращении Сяо слишком выбила её из колеи. Люмин не могла поверить, что Сяо снова вернулся в фигурное катание после трех лет. Он всегда был ее кумиром, а его возвращение притягивало к себе внимание всех. Но теперь Люмин уже не испытывала такого же восхищения после того, что произошло между ней и Сяо. Она не могла забыть предательство. Её сердце было разбито, а раны все еще не заживали. Теперь Сяо для неё не был великим фигуристом, а только парнем, который разбил ее доверие и сломал ее сердце.       — Ну как прошла первая тренировка? — нетерпеливо поинтересовалась мама, когда Люмин вошла в дом.       — Никак, — сухо ответила Люмин. — Это была плохая идея. Не хочу больше на каток.       — В смысле? — удивился папа, услышав такое неожиданное заявление. — Мы заплатили директору за твои тренировки за месяц вперёд, — он вышел в прихожую и заметил хмурое лицо дочери. — Что случилось? Упала? Или расстроилась, потому что не можешь сделать трюки, которые делала раньше? Это естественно, не стоит…        — Оставьте меня в покое! — с резким разворотом рявкнула Люмин. — Фигурное катание — больше не моё, ясно?!       Она быстрыми шагами прошла в свою комнату и заперлась внутри. Возможно, она вела себя как ребёнок в данный момент, но ничего не могла поделать. Люмин тихо вздохнула и погрузилась в свои мысли. Её сердце было полное боли и тоски, и она не знала, как избавиться от этого чувства. Три года прошло с момента расставания с Сяо, но боль не исчезла. Она прямо сейчас чувствовала, что не может справиться с этим. Каждый раз, когда она вспоминала прошлое, боль вновь охватывала ее.       Люмин знала, что ей нужно оставить прошлое позади и идти вперед. Сяо был ее первой настоящей любовью, и расставание с ним было самой тяжелой вещью, с которой ей пришлось столкнуться. Она не хотела повторять свои ошибки и снова ощущать себя разбитой. Каток, место, где они встретились и влюбились, превратился для нее в символ боли.       Никто не мог понять, что она чувствовала сейчас, прячась в своей комнате. Родители скажут, что она загоняется по ерунде. Но ей было сложно объяснить другим свою боль и страхи.       — Люмин… — слышится голос отца за дверью, а затем по комнате разносятся настойчивые стуки в дверь. — Сайно сказал, что ты убежала с катка. Что-то случилось? Тренер как-то грубо с тобой обошёлся? Скажи, я решу вопрос.       — Нет, всё в порядке, правда. Просто… Это сложно… Для меня это стресс. Мне надо побыть одной.       Отец ничего не говорит, но Люмин услышала его тяжелый вздох, а через некоторое время то, как он отходит от её двери.       Люмин была поглощена своими мыслями и не обращала внимание на время. Однако вскоре в доме раздался звонок в дверь. Люмин нахмурилась, но предпочла остаться на своем месте в комнате, игнорируя неожиданных гостей. Дверной звонок усилился, но она оставалась неподвижной. Дверь открыли родители, и из прихожей раздался голос Итэра и Ноэлль.       Сердце её забилось чуть быстрее, ведь Итэра ей очень не хватало в её жизни. Полтора года назад Итэр объявил о своей свадьбе с Ноэлль. Люмин была рада за них и желала им счастья, но в то же время чувствовала, как будто она что-то теряет. Итэр погрузился в свою новую семейную жизнь и стал приезжать в родительский дом редко, особенно в последние полгода, когда Ноэлль ждала ребёнка. Каждый приезд Итэра был как праздник, как яркая краска на серых картинах её будней. Однако сейчас, пребывая в паршивом настроении, Люмин не желала видеть даже его. Люмин нерешительно подошла к двери и приложила ухо к поверхности, прислушиваясь.       — Где Люмин? У себя в комнате? — услышала она вопрос Итэра.       — Да. Но сегодня она не в настроении, хочет побыть одна, — растерянно ответил отец. — Никого не пускает.       — Что это ещё такое?! — в голосе Итэра звучало недовольство. — Сейчас разберемся.       После этих слов Люмин смогла расслышать, как быстрые шаги Итэра становятся отчётливее с каждой секундой и отпрянула от двери, быстро усаживаясь на кровать, как ни в чём не бывало. А через минуту к ней постучались.       — Эй, сестрёнка! Покажи, как ты рада видеть своего близнеца! — игриво пролепетал Итэр через дверь.       Люмин судорожно рассуждала, что ей делать. Может, притвориться, что она спит? Но тогда в следующий раз встреча с Итэром произойдёт не скоро. Люмин решилась. С тяжелым вздохом она снова подошла к двери и повернула замок, впуская близнеца внутрь.       Тут же она оказалась в крепких тёплых объятьях Итэра, которых ей так не хватало, Люмин обняла его в ответ и почувствововала, как её переживания и проблемы становятся чуть менее значимыми.       — Рассказывай, чего это ты тут бунтуешь? Что за тяга к одиночеству? Мама сказала, что ты на лёд решила вернуться. В этом всё дело, да?       — Нет, нет… — отрицательно замотала головой Люмин, сдвинув брови к переносице. — Это было ошибкой. Я попробовала один раз, больше не хочу. Фигурное катание в прошлом. Мне и правда нужно найти другое занятие. Нет у меня больше такой тяги к катку. Не испытываю такого же удовольствия.       — Уж сама-то себе не ври, — укоризненно пробормотал Итэр. — Ты уже три года терзаешь себя тем, что не можешь заниматься фигурным катанием, а теперь, попробовав раз, заявляешь, что готова отказаться от этого. Бред. У тебя что-то случилось, когда у тебя была тренировка, я прав? И ты не хочешь говорить родителям.       Проницательность Итэра иногда настораживала, но это было и неудивительно, они раньше были не разлей вода, тем более говорят, что между близнецами особая связь.       — Если я расскажу тебе, ты расскажешь родителям, а если даже не расскажешь, то будешь пытаться сам разрулить ситуацию. Мне надоело получать помощь от всех вокруг, хочу самостоятельности. Ты прав, на тренировке кое-что случилось, но… Дело не совсем в этом. Точнее, в этом тоже, но это не главный фактор.       — Выкладывай уже.       — Сяо вернулся в фигурное катание… А это значит, что мы рано или поздно столкнемся. Я не хочу возвращаться в прошлое, тревожить старые раны, понимаешь? Я… Я не хочу снова погружаться в счастливые воспоминания и терзать себя тем, что всё давно уничтожено и разбито… Я боюсь того, что я почувствую, если мы с Сяо встретимся вновь.       — Ты боишься, что чувства ещё не остыли? — предположил Итэр.       — Мне кажется, они никогда не остынут, Итэр. Сяо был для меня всем — кумиром, любовью, причиной моего существования. Я больше никого не любила так, как его. У меня больше и не было чувств с тех пор, как мы расстались. Но в то же время я ненавижу его за то, что он оставил меня. Любовь и ненависть разрывают меня как будто изнутри на части. Без зрения я ощущаю всё намного ярче. И если я столкнусь с Сяо, я думаю, что меня охватит какая-то эмоциональная атака от этих противоречивых чувств…       — Но фигурное катание — твоя жизнь, — возразил Итэр.       — Значит, Сяо, оставив меня три года назад, не только разбил мне сердце, но и лишил самого дорогого — фигурного катания…       — Знаешь… Не мучай себя, если не хочешь на лёд. Может быть, позже ты передумаешь, особенно когда тебе зрение вернут.       — Это когда-нибудь случится? Сколько лет я ещё проведу в темноте? Итэр, я прекрасно знаю, что даже после пересадки роговицы моё зрение будет оставлять желать лучшего, но я хочу видеть хотя бы что-то, хотя бы силуэты, хотя бы очертания лиц. Это так больно, Итэр… — Люмин не смогла сдерживаться больше и всхлипнула. — Я не могу видеть ни тебя, ни родителей, я не смогу увидеть твоих детей… Я каждый день просыпаюсь и цепляюсь за образы своих дорогих людей. А что, если мне зрение так и не восстановят? Что, если донор не найдется? Я навсегда останусь слепой и со временем забуду, как вы все выглядите…       Люмин не могла сдержать слез, горячие ручьи стекали по ее щекам. Она сжала кулаки, пытаясь сдержать волну безысходности и беспомощности, которая пронзила ее до глубины души. Весь ее мир казался обреченным на темноту, на непроницаемый мрак, который отнял у нее возможность видеть красоту и любовь, что окружали ее.       С каждым прошедшим днем Люмин все больше теряла надежду на восстановление зрения. Ее безутешная боль переплеталась с мыслями о будущем, где она не смогла представить даже лиц своих родных. Каждая дорогая ей черта лица, каждая эмоция на лицах родителей и друзей постепенно выцветали из ее памяти.       Люмин прижалась к Итэру, брат обнял ее покрепче, быть может, желая передать свою любовь и поддержку через объятья. Это был момент, когда слова были излишни, их сильная братско-сестринская связь только усиливались в молчании.       — Люмин, не думай о таких печальных вещах, — сказал он мягко, нарушая тишину. — Мы все верим в лучшее, ты должна бороться с плохими мыслями. Знаю, что это трудно. Но ты сильная и умная девушка, ты прекрасно знаешь это, не правда ли?       Теплота слов Итэра проникла в её сердце, чуть-чуть смягчив боль и страх, которые охватывали ее.       — Но даже если тебе не удастся восстановить зрение, это не значит, что ты потеряешь тех, кого любишь, — продолжал он. — Ты знаешь нас и любишь нас не только через глаза, а сквозь сердце, через те моменты, которые мы провели вместе, через наши слова и поступки. Мы останемся рядом с тобой, навсегда.       — Спасибо, что всегда поддерживаешь меня, Итэр, — проговорила Люмин, сжимая его руку. — Я попытаюсь не думать о плохом.       — Вот и правильно. Ну-ка не раскисать. Кстати, Ноэлль купила тебе вкусняшки. Я её позову. Поболтаете.       Люмин кивнула и морально подготовилась к беседе о её возвращении на лёд. Однако, Ноэлль даже не затронула тему фигурного катания, зато рассказала как проходит её беременность. Особенно заострила в своём рассказе внимание на том, что она уже ощущает первые шевеления своего малыша. Эти нежные прикосновения дарят ей неописуемое счастье и радость. Каждое движение ребёнка внутри её живота наполняет ее сердце любовью и бесконечным ожиданием.       — Скоро мы узнаем пол малыша, — с трепетом поделилась Ноэлль, жуя шоколадное пирожное. — Я не могу дождаться этого момента.       Люмин улыбнулась и задумалась. Она всегда избегала темы о фигурном катании, и Ноэлль это прекрасно понимала, но сейчас Люмин почему-то захотелось поговорить с ней об этом. Всё-таки они с Ноэлль были чем-то похожи: обе были вынуждены покинуть фигурное катание, только по разным причинам.       — Ноэлль, а ты переживаешь из-за того, что тебе пришлось прекратить карьеру фигуристки в связи с беременностью? — спросила Люмин внезапно.       Ноэлль была ошеломлена. Она не думала, что её подруга решится на эту больную для нее тему. Но раз она сама её подняла, значит, ей действительно нужно поговорить об этом.       — Знаешь... Нисколечки. Я выбрала семейное счастье. У нас с Итэром будет ребёнок, разве не это главное?       — Да, понимаю твои чувства и счастье, пусть они мне и не знакомы пока, — усмехнулась Люмин. — Но что насчёт будущего? Когда немного подрастет малыш, ты вернешься на лёд?       — Я сама размышляла об этом, — с улыбкой начала Ноэлль. — Но сейчас я могу ответить без сомнений. Нет, я не вернусь. Я люблю фигурное катание — это факт. Быть профессиональным фигуристом - это огромный труд и преданность спорту. Но быть родителем - это еще больше ответственности. Ребенку нужна мать, здоровая и любящая, которая будет рядом. А фигурное катание требует огромного количества сил и времени, которые я не могу посвятить полностью своему ребенку. Когда-то я была готова испытывать свой организм адскими тренировками и усилиями, но сейчас мои приоритеты изменились. Я не хочу напрягать свой организм тяжелыми тренировками и нагрузками, как раньше. Я хочу сохранить свое здоровье, чтобы быть рядом с моим ребенком и уделять ему все свое внимание. Но фигурное катание навсегда останется в моём сердце, как напоминание о моей счастливой юности.       — Ты откажешься от всего, к чему ты стремилась, ради ребёнка? — удивилась Люмин, но для Ноэлль, кажется, в этом не было ничего особенного.       — Я понимаю твоё удивление, Люмин, — Ноэлль положила руку ей на плечо. — Потому что у нас разное отношение к фигурному катанию. Для меня оно было больше как хобби, от которого не так трудно отказаться ради чего-то более стоящего, важного. Для тебя, Люмин, это вся жизнь. Ты всю себя отдавала фигурному катанию. Я помню, когда ты попала в больницу на две недели, ты изнывала, потому что тебе хотелось скорее на лёд. И мой совет — как бы тяжело не было, в какие бы рамки ты себя не загоняла, занимайся тем, чем нравится. Что скрывать, я знаю о твоем решении вернуться в спорт, даже будучи без зрения, и я полностью поддерживаю тебя. Ты сильная, ты справишься. Не сдавайся. Сдавшись и отказавшись навсегда от фигурного катания, ты откажешься от половины себя и потеряешь свою истинную личность. Подумай над моими словами. Ладненько, спасибо за приятную беседу, нам с Итэром пора ехать. Эти кексики я оставлю тебе, кушай на здоровье.       Попрощавшись с Ноэлль и Итэром, Люмин снова погрузилась в размышления, параллельно уминая пирожные. Может быть, Ноэлль права, но в то же время Итэр советовал не заставлять тебя. Возможно, ей нужно еще немного времени. Из мыслей её вырвал мамин голос, который прокричал:       — Люмин, к тебе тут пришли...       Не успела фраза долететь до сознания Люмин, как дверь в её комнату с грохотом распахнулась. Она не смогла сдержать смеха, ведь так может заходить — чуть ли не с ноги открыть дверь и зайти как в собственный дом только один человек — Паймон.       — Эй, что-то я не поняла, почему ты сидишь и жрешь эти кексы, — в следующее мгновение из рук Люмин вырвали половинку ароматного десерта. — Будешь так продолжать — лезвия коньков под твоим весом сломаются и ни в один костюм для выступления не влезешь. Я слышала, ты тут раскисла. Сейчас Паймон быстро тебе волшебный пинок под зад даст, чтобы и не думала унывать!