Лаборатория, в которую ушло пол бюджета страны, но ничего хорошего это не принесло

Тишина. Тишина давила мозг так, словно в этом была нужда. Только чёрканье перьев, редкий скрип стульев и еле слышное, сдавленное, но завораживающие, пение без слов. Однако ж скучно. Собрание, которое некоторые из их сослуживцев курьёзно, но ласково называли «девичником», даже близко не было похоже на те вещи, которыми Розалина обычно тешилась. Так уж получилось, что на заседания туда нужны были как раз главные представители их дел в организации. В народе появился анекдот, про который никто из них, конечно, не знал: «Собрались как-то вместе нянька, мизантроп-изобретатель, пропагандистка слепой веры и… «блять да она нихуя не делает. Чем она занимается? Чтоб я так жил, как та стерва!». И решали они вопросики. Вопросики скучные, но, по словам высших умов, невероятно важные. Важные ни важные, но Розалина устала сидеть и даже не слушать привычного тиканья… Какая неуютная атмосфера… Даже под столом никто не отлижет. — Боже, Скарамучча мелкая гнида, — Важно располагаясь на стуле, женщина положила обе ладони на стол, обратившись к их небольшому коллективу. — Рассказывай, рассказывай! — Коломбина, сидящая рядом забавно и нехарактерно быстро для неё похлопала в ладоши, склонив голову на бок. — Рассказываю, что он сделал… — Умоляю. Нам не интересно об этом слышать. Обсасывание твоих ярких половых приключений — низость. К тому же ещё есть дела… — Арлекино как обычно нахмурилась. Её рука грозно влепила печать на лист бумаги. Когда дело касалось какой-то работы, даже самой мелкой, она чётко выполняла её. Когда Розалина говорила, ей хотелось закрыть уши. — Ладно. А что ты скажешь? — Хм… Недавно мы проводили арест проституток на окраине столицы. У одной женщины помада была прям как у тебя. — Ха-ха, да что ты? — Широко и наиграно, улыбаясь через скрип зубов, Восьмая совсем неслышно выругалась на женщину, — Как забавно. — Да ладно тебе, Арлекин… Каждому своё ведь. Шестой, хочу сказать, смешной, — Сандроне, наконец поднимая спокойные, но всегда странно хитрые глаза, сложила руки на коленях. — О, он боится тебя. — Ха-ха, что? — Нет, я серьёзно. — Странно… Я всего лишь предложила прикрутить шарниры. Понимаешь… Ты… Мешаешь стать ему наконец совершенным, — Неохотно зевая, марионетка лишь удобнее уселась на руках своего механического слуги, — Я к тому, что ты делаешь из него человека. Типа Одиннадцатого. Но как по мне люди крайне ненадёжные создания. — Тебе бы всё в куклы играть… — Обиженно Розалина закатила глаза и положила подбородок на скрещенные ладони. — Как и тебе. — Арлекина, а можно чего-нибудь вкусного попросить? — Не интересуясь абсолютно их диалогом, состоящим из метафор и сложных сравнений, а только такой он у них и получался всегда, Коломбина своим тихим голосом и жестом наконец решилась попросить поесть. — И выпить, — Восьмая весело хлопнула ресницами. — И выпить, — Согласилась Коломбина, — Немного. Да ладно тебе! Один раз за весь рабочий месяц. — Только потому что ты просишь, — Арлекин всегда уважительно и как-то даже по добрее относилась к девушке. *** — Я потом отхерачила его, как следует, конечно. Но это воспитание у него ублюдское. Весь в мать. Я ей слово — она мне прострелила колено. — Я разделяю её мнение. На мягком, меховом ковре в комнате было тепло, а вот на улице, когда уже опустилась на Снежную туманная дымка холода и очень-очень спокойно посыпал снег — нет. Но туда и не надо. Розалина может и до завтра остаться, если милая Арлекин не выгонит её из своей усадьбы раньше времени. — Мне нравится, как пахнут… — Певуче растягивая слова, Коломбина ещё раз провела гребнем по белой пряди, — Чем вы моете? — Всякими штуками из Фонтейна, голубушка моя. О, кстати, я немного поною и мы поедем туда в театр. Там… — Тебе так нравится слово «мы», — Затягивая стяжёк на тряпичной кукле, Сандроне бросила загадочный смешок. — А? — Ты любишь говорить «мы». — И что? — Я хочу показать спектакль. Раз уж ты так любишь театр… — Ох, отлично! — Коломбина просияла. Ей тоже всегда скучно и тихо, а Сандроне устраивает прекрасные представления. К тому же отношения в их коллективе в целом были не очень удовлетворительные. Но ей хотелось говорить это самое «подруги» и употреблять по отношению к их собраниям, где решались вопросы о казнях, бюджетах и финансирование, «девичник». Если бы всё было так мило в их жизнях… — Вы можете воспринимать всё увиденное всерьёз, а можете пропустить мимо ушей. Кукловод тоже кукла. Марионетка для марионетки, — Слова Сандроне звучали настолько тихими и загадочными, что могло действительно показаться, будто они в театре. Комната — зрительный зал и он постепенно наполнялся полумраком и мёртвым светом луны. Казалось, что на мягкий ковёр опустилась белая дымка — настолько сильно чувство погружения. Продолжая поглаживать волосы Восьмой, Коломбина была в предвкушении. Сама Розалина ни чуть не меньше заинтересовалась происходящим. По крайней мере можно будет потом шутить, что их государство спонсирует творчество инвалидов. Хорошая идея. Только Арлекино посмотрела на всё скептично и как всегда скупо. Сидеть на полу?.. Серьёзно? — Я приду, — Женщина встала, скоро выходя из комнаты. Хотелось распорядиться, чтоб приготовили экипажи для её напарниц и побыстрее выгнать всех из дома. Сандроне только пожала плечами на её уход. — Эта кукла сделана из чистейших льна и шерсти. Её платье я шила в ручную из восточного, дорогого шёлка и бархата, а украшения — натуральный рубин и гранённые бриллианты, — Девушку показала всем подделку, поправляя недавно сделанный шов. — Красивая, — Коломбина одобрительно покачала головой. — Да. Но она набита изломанной соломой. У меня не осталось хорошего наполнителя, чтоб заполнить её… Она как с картинки. Но картины не могут любить. Эта девушка очень рано стала счастливой и слишком рано всё потеряла. Девочка малость свихнулась на своём горе. Думала, что теперь будет холодной и грубой, но со временем боль внутри забылась. У неё было очень много времени. Несмотря на то, что потерять любовь было тяжело, в один момент её образ жизни стал едва ли напоминать образ страдалицы. Она молода, красива и так грешно близка к земным наслаждениям… Потом появился он. Среди… Среди других, — Сандроне показала другую куклу, не менее красиво сделанную. — Он тоже был набит соломой? — Он? Он вообще ничем не был набит. У него внутри ничего не было и каждый мог вложить что-то своё. Простой лист бумаги. У них хорошо сложились взаимоотношения, лишь потому что она стала прививать своё виденье. — Может не только поэтому, — Уже понимая куда всё это идёт, Розалина закатила глаза. — Нет. Не может. И они действительно верили во всё это… В балы́, в веселье, в «мы», в постель. Но когда он уходил, то понимал, что он не муза, а просто еда для неё. И тогда горю не было конца… Марионетка не может любить, а чувства не боле, чем шутка. Чёрная дыра не между ними. Они и есть — чёрная дыра. Они мучаются, — Как дрель её взгляд остро упал на Восьмую, и поставил в конце предложения точку, терзая душу многозначительными словами. — И всё? Чем закончилось? — Коломбина расстроенно потёрла руки. — Ничем. Они просто мучаются, идиоты, — Куклы были положены на колени. Арлекин, наконец, вошла в комнату, видимо совсем не намереваясь успеть на «спектакль». — Ваши экипажи будут готовы через десять минут… Почему Розалина седая? *** «Девичник», по мнению Восьмой, прошёл никак. Но взгляд её, смотрящий за пролетающими мимо образами елей, снега и гор, был раздражён, печален и очень задумчив. Да кто она такая — эта Сандроне — чтоб ей указывать на такие глупости? Выучила побольше умных фраз для метафор и теперь разбрасывается. Они играют в шахматы… Но она не ходит. Не ходит, ха. Да и всё у них хорошо. Никто не мучается! А она просто не понимает всей сути отношений, от того и говорит всякую ахинею. Хотелось только одного — приехать домой, лечь спать и проснуться со светлой головой. Сандроне, в рот ебись… А ехать нужно было долго. И чем дальше они проезжали, тем безумнее злилось небо. Метель била в стёкла со всей силы — казалось, что сейчас вот-вот и выбьет, снесёт экипаж. Гнетущий, пробивающий мороз нарастал. Снег крупными хлопьями мельтешил так, что было решительно ничего не видно. Всё белое. И всё так же клонило в сон. Пол часа прошло, час, два. Ехали и ехали. — Эй, — Окликивая кучера, Синьора зевнула, хотя было уже не до спокойствия. Они уже давно должны были быть на месте, — Что так долго? — Моя госпожа, мы заблудились. Изначально она никак не отреагировала на его дрожащий голос — промолчала. Но потом, когда поняла значение фразы, резко взбодрилась. — Мы… Что?! Ты куда меня завёз?! — Выглядывая в окно, женщина едва ли могла разглядеть замёрзшее озеро и многочисленные маленькие избы. — Я не знаю… Метель та… — Боже, просто заткнись. — Единственное, что мы можем сейчас… Это переждать в деревне, а утром отправиться домой. Извините… — Да, меня же народ обожает! — Известный факт, народ любит тиранов и убийц у власти, — Тебе повезло, что я устала. В деревню заезд был через озеро. Можно было не бояться — лёд толстый. Ближе к середине, сгорбившись и укутавшись в большой тулуп, сидел человек. Ловля рыбы в столь поздний час… Чем себя только эти бедняки не развлекают. — Эй, уважаемый, не скажите ли… — Аккуратно подъезжая к нему, кучер наклонился с козел, — Нельзя ли здесь у кого-нибудь переночевать? — Ага, буду я ещё спрашивать. Слушай сюда… — Резко выходя из кареты, Розалина уверенно ступила на лёд, посмотрев на рыбака, — А… Эти рыжие веснушки, так нелепо разбрызганные по всему лицу, она узнает даже тёмной ночью. — Привет. Ты что, мать, заблудилась? — Аякс только кивнул кланяющимся ему кучеру и достал удочку из проруби. На сегодня хватит. — Какого чёрта ты тут делаешь?! — Розалина от неожиданности, возможно, забыла, что в присутствии подчинённых им нужно общаться на уровне «коллеги». — Рыбку ловлю. — Ночью?! — А ты почему не дома? — Спокойно зевая, Аякс встал и отряхнул от снега дырявый тулуп, наверное, принадлежащий его отцу когда-то и уже весь изъеденный молью. — Захотелось. Ты здесь живёшь? — Здесь моя семья. Вооон тот дом, — Предвестник показал пальцем на крайний домик у самого берега озера, — Слушайте, сейчас не безопасно ехать куда-то. Ты можешь остановиться у меня на ночь. Синьора хотела возразить и выпендриться мол «спать на сене она не будет», но ветер дунул ей в лицо, накатывая мокрым, холодным снегом. Вдох суровой реальности, сука. — Пошли. — Чуть дальше по дороге за углом есть небольшой трактир. Ты можешь оставить там лошадей с экипажем и лечь спать, — Пошарясь в карманах, Тарталья протянул кучеру небольшую горсточку монет. Тот поблагодарил его, вновь учтиво кланяясь, — Не волнуйся, я присмотрю за твоей госпожой. — Да пошёл ты. — Да, пошли мы. *** — Розалина, я… Ну извини, что сказал тогда… Я не думал, что ты обидишься. Ну… Ведьмы ведь и добрые бывают… — Я добрая? — Женщина рассмеялась. Видеть как рыжий пытается извиниться за буквальную глупость было невероятно забавно. Аякс немного подумал. — Нет… — Значит, получается, что я злая, старая ведьма? — Получается так… Ой! — Мне не терпится посмотреть в глаза женщине, которая тебя воспитала. — Ну прости, бога ради! — Только ради Её Высочества. *** В этом доме пахло хлебом, теплом и пассивной неприязнью к ней. Розалина была готова поклясться, что слышала, как его мать тихо спросила «зачем ты привёл этот ужас в наш дом..?», пока они искали ей постельное. Что ж, справедливо… Так… Мило, что все в семье Аякса рыжие. Она знала, что здесь должно быть много детей, но благо те уже спали, поэтому обошлись без глупых вопросов. — Да я сам постелю, мам. — Да где ты постелешь? — Ну со мной, — Замечая недоверчивый, удивлённый взгляд матери, Тарталья тоже засмущался своим словам, — Мы… Мы коллеги. Службой запрещены любые… Интересы. Услышав такое заявление, Розалина неслышно посмеялась. — Делай, как знаешь, — Потрепав рыжие кудри, женщина всучила сыну одеяло и, пожелав спокойной ночи, ушла к детям в комнату. — Ну и где ты спишь? — Вот здесь и сплю, — Указывая на большую печь, Тарталья постелил тонкий матрас и покрывало. — Здесь?.. — Во́йну не нужны перины. — Да-да. А я дипломат, а не воин. Мне в постель обязательно нужны мягкие перины и красивый мужчина. — Это всем дипломатам так? — Залезая на печь, Чаилд подпёр подушку и лёг на бок. — Всем, — Розалина легла следом. Неудобно… Непривычно. Голова всё болела, а на душе скребли кошки. И что её так вывело из себя? Факт того, что она спит с Одиннадцатым на какой-то побеленной печи или Сандроне со своими высказываниями? — Ну… Красивый мужчина у вас уже в постели, — Аякс улыбнулся, закусывая губу. — Скарамучча дома так-то… Сейчас наверняка греется в своей мягкой кроватке и десятый сон видит. А я здесь. Сволочь. — Я обижен в самое сердце, — Тарталья потушил свечи, когда женщина оголила плечи, а потом и вовсе осталась в тонком подъюбнике. — Да красавец ты, не переживай, — Восьмая подтолкнула его локтем, подбадривая. — Да? Розалина уже отвернулась от него, показывая, что не намерена больше вести беседу. Какой-то невероятный, ребяческий восторг посетил мысли Аякса. И так же внезапно он поцеловал шею женщины. Потом ещё раз. Нежность что-ли… От неожиданности она вздрогнула, поворачивая на него голову. — Ты что? — Да так… Ничего, — Его улыбка светилась, как яркое солнце. — Прекращай. — Хорошо-хорошо. Через несколько секунд парень сделал тоже самое, но тут же отвернулся, претворяясь спящим. — Эй! Балбес, — Розалина толкнула его в спину, прекрасно понимая, что это он сделал. Немного поёрзая на месте, чтоб он подумал, что она вновь отвернулась, женщина облизала губы. Как и ожидалось Тарталья резво повернулся, намереваясь вновь поцеловать её шею, но встретился с Розалиной губами. Это было так курьёзно и неожиданно, что Аякс опешил сначала, но потом понял, что случилось и отстранился от неё. — Кхе… — Он неловко покашлял и покраснел, когда увидел, как девушка смотрит на него. — Ну и что? Всё? — Нет… Нет? Закатив глаза от его юной глупости, Розалина подвинулась ближе. Ближе к губам. — Не стыдно перед мамой? — Пальцы её спустились по плечам, медленно стягивая лёгкий шёлк платья и обнажая пышную грудь. — Да я же играл, что ты?.. — Рыжий смутился, но несмотря на это, взгляд его стал куда заинтересованнее смотреть под одеяло. — Я тоже играю. Она шептала тихо, прям на ухо, чтоб никто не услышал их. Только больше заводила. Белые волосы слегка растрепались и Тарталья потянулся к ним губами. Притянув женщину к себе за талию, ведь уже было понятно, что в эту игру надо играть вместе, он поцеловал её ключицы, обдавая грудь горячим дыханием. — Доигрался, — Посмеиваясь, Розалина позволила себе провести пальцами по торсу Аякса вниз, но отвлеклась, когда последний стал мокро целовать её грудь, — Значит не стыдно? — Можем тихо? — Можем. У меня было во время собственных похорон и никто не… — Не хочу об этом знать. — Как скажешь, — Приподнимаясь, Восьмая давит на широкие плечи парня и прижимает его к кровати. Сама садится сверху, накрывая его волосами и одаривая игривым взглядом. Руки Аякса гладят её спину, талию и бёдра, пока сам он целует её губы, наклонив к себе. И кажется, что это самое приятное. Розалина выглядит такой свежей, весенней, тёплой, что Одиннадцатый даже вспомнить не мог, почему называл её старой ведьмой. Исследуя пальцами тело Предвестника, Синьора гладила шрамы и бесконечные, весёлые веснушки. Все плечи были усыпаны ими. — Ты был не плох в прошлый раз. — Я и в этот буду хорош, — Не желая больше отрываться от её губ, он вновь целует, сам проявляя инициативу. Уже не слышно было, как метель бьёт в окна, как страшно воет ветер и как трескают дрова в печи. Только их тела, сопение и тихие постанывания. — Братик? Но голос брата Аякс услышит всегда и не важно какая ведьма его будет соблазнять. — А?! Тевкр?! Быстро слезая с парня, Розалина прикрылась одеялом и собрала волосы. — Что за тётя? А мама знает? А что вы делали? Женщина заметила, что это была почти точная, уменьшенная копия Аякса. Такие же глупые вопросы задаёт. — Мы просто боролись. — Тебя победила девчонка?! Ха-ха-ха! — Так всё! Задира! Иди спать! Маме не слова, что меня победила девочка! И что мы боролись тоже, понял?!