Лаборатория, в которую ушло пол бюджета страны, но ничего хорошего это не принесло

— Это самое очевидное… Архонты, как можно не понять! — Дотторе, уже порядком измученный скучающими и точно на зло бестолковыми глазами Шестого, ещё раз потёр виски пальцами. — Что очевидного-то? — Переспросил который раз Скарамучча, вновь захлопывая книгу, носящую название «Основы хирургии и геноинженерии», — А есть что-нибудь попроще? — Букварь. Вообще-то Сказитель был каким угодно, но уж конечно не глупым. Дотторе тоже. Хотя Панталоне, выдающий деньги на бесчисленные «гениальные» эксперименты, уже хотел спорить с этим утверждением. Бюджет шёл на всё, но точно не на развитие. — Полагаешь, что я не знаю алфавита? — У меня нет энциклопедий для чайников. После всех «странных» событий, кои произошли на кануне в кабинете Предвестника, Дотторе, до сих пор не понимающий, что это был за порыв первобытной страсти, часто отводил глаза. Скарамучча тоже показался ему… Не смущённым, но каким-то неравнодушным. Сидя в библиотеке, доктор внезапно решил объяснить Шестому некоторые из его любимейших опытов. А именно — создание живых организмов своими руками. Кто же знал, что многовековое божество не любило выходить из «зоны комфорта» — магии и примитивного оружия, вроде сабли и косы, а из анатомии человеческой могло назвать только «ха, хуй». Спорный момент. Дотторе не верил. Скарамуш точно обманывал его своими мелкими познаниями. — Я не создавал тебя таким тупым. — Твой рот никак не может закрыться? Доктор только махнул на него рукой. Зевая, ведь уже давно холодную землю накрывало полотно ночи, Скарамучча посмотрел на часы, а потом вновь в книги. Пусть этот «мальчишка» идёт и обучает кого-то вроде Аякса. Внезапно вспомнив про рыжего, Шестой поинтересовался: — А где Чаилд, кстати говоря? — Уехал к семье сегодня днём. На ночь. — Тц. Тарталья такой человек. — Разве ты никогда не испытывал этого человеческого чувства тоски? — Не понятно почему, но Дотторе впервые за столько лет тянуло на душевные разговоры. — А зачем? — Скарамучча уныло улёгся головой на стол, — Мне и одному хорошо. — Ты врёшь. — Может быть… — Переставив песочные часы, он стал наблюдать за падающими крупицами песка, но песка сказочно, пугающе белого. Дотторе долго молчал, и, как казалось Скарамучче, смотрел в свои книги, абсолютно не обращая взгляд на последнего. Однако это было не так. Ресницы доктора взволнованно похлопывали, когда была возможность лицезреть голую шею Предвестника и поглядеть, как он болтает ногами под стулом. Ох, ноги… Тонкие, но не костлявые, аккуратные, как в подарочную упаковку завёрнутые в чёрные гольфы икры; как по мрамору идеально вырезанная создательницей боковая косточка на лодыжке, острая, чёткая; голые колени, тоже отточенные, подтянутые; и превосходные, худые ляжки, которые, увы и ах, но никак нельзя было подробней разглядеть из-за одежды. Новый импульс, разряд даже, разгромил нервную систему учёного. Снова. Внутренне задыхаясь и теряя сознание от такой красоты греховной, Дотторе не сразу заметил, что Шестой уже давно смотрит прям на него. — В чём дело? — Да… Да ни в чём… — После его голоса, он пришёл в себя, но не весь. Далеко не весь. Ибо руки его, большие, крепкие, сами потянулись под стол и аккуратно, как берут драгоценные, хрупкие вещи, взял мягкую икру. — Ты что?.. Эм… — Резко вырываясь из ладоней доктора, Скарамучча удивлёно посмотрел на того, но, кажется, уже понял в чём дело. В связи с этим, он поменял позу. Очень распутно, нагло сел на стуле, закинув обе ноги на одну перилку и друг на друга, а на другую опёрся спиной и локтем. Глаза его мерцали в приятном, полутёмном освещении свечей неожиданной похотью. — Что тебе так понравилось? — Расстегнув, словно случайно, несколько верхних пуговиц, Скара потянулся к обуви. Снял сандали на раз-два и они глухо, но громко ударились каблуками о пол, — Мои ноги? Но Дотторе не мог ответить. Теперь он увидел гибкие ступни, обрамлённые эластичной, чёрной тканью. Шестой дразняще провёл ладонью от колена до ступни, погладив себя и показав ещё раз, какая эта кожа идеальная и чистая. Пальцем он уже зацепил гольфу, но только зацепил — не снял. — Хочешь потрогать? Вдруг это поможет твоей геноинженерии. Садясь ровно, но всё так же спокойно, Скарамуш протянул ему обе свои ноги. Дотторе взглотнул. Насколько это было сильное притяжение. Он отдаст честь красоте. Сильные пальцы нежно обвили щиколотку. Тут же стал виден этот контраст. Насколько нога Сказителя казалась по сравнению с рукой Дотторе маленькой, хрупкой, тонкой… Как это было внушительно, возбуждало страшно. Поглаживая ладонью лодыжку, доктор коснулся губами колена, а потом спустился ниже по ровной, прямой кости. Слегка рука сжимала гладкую голень, вторая уже проникла под шорты снизу — добралась до ляжек. — Ух, кто-то разыгрался… — Скарамучча погладил учёного по вьющимся, светлым кудрям. Поддевая пальцами, достаточно проворными после различных, сложных хирургических операций, гольфы, Дотторе стянул их, обнажая наконец пальцы. Через светлую кожу кое-где можно было увидеть чуть заметные венки. Тут же доктор припал губами к щиколотке, целуя и оставляя мокрые следы. Шестой странно, смешно задрожал. Щекотно. А когда шершавый язык коснулся его боковой косточки и прошёл к пальцам, то с уст Предвестника и вовсе слетел тихий, медленный стон. Облизывая и целуя снова и снова, Дотторе всё пытался придумать причину, почему это было так приятно и почему так сильно заводило, порождая в голове ещё больше похабных, распутных образов. Ничего не получалось. Ну и не надо. Зато очень хорошо получалось смущать Сказителя, заставлять его тянуть пальцы и вздыхать. — Ты хочешь большего… — Я хочу объяснить вам основы геноинженерии, только и всего, — Усмехнулся учёный, когда ногу у него забрали. — Тогда объясни их… В грубой форме, — Уголки губ дрогнули, застыв в улыбке. На Шестого буквально накинулись, прижимая к креслу. Бледные губы Дотторе тянулись к шее, а руки уже очень быстро и спешно снимали верхнюю одежду с желанного тела. Но Скарамучча внезапно остановил его, а точнее попытался, схватив за запястье и оперевшись ногами в его живот. — Дверь закрыта? — Наверное. Вцепляясь в обивку кресла ногтями, доктор врезается губами в губы Шестого. Что-то говорило ему прикусить, но Предвестник почувствовал, как Сказитель нежно облизывает его губы, стараясь пропихнуть язык в рот. Игривая, самоуверенная улыбка не сползала с наглого, милого лица. Дотторе не может поверить. Они целуются! — Знаешь, это выглядит так, словно ты специально завёл меня сюда, чтоб надругаться. Ха-ха, мы ведь не знаем, чем ты так долго у себя в лаборатории занимаешься. Долго это планировал? — Только во сне, — Учёный оголил в кокетливой, довольной улыбке свои острые зубы. Тут же они вцепились в шею парня, так, словно он мог сделать это один единственный раз. Да и когда ещё представится такая возможность? Скарамучча громко вскрикнул от острой боли. В глазах помутнело. Зубы мужчины действительно могли разорвать его шею. Кровь испачкала белый медицинский халат. — Что ты намерен со мной сделать? — Но несмотря на страдания, Скарамуш только улыбался, закатывая глаза уже от восторга и остроты ощущений. Он любил жестокость во всех её проявлениях. И не важно уже — тебя или ты — пусть будет больше слёз и романтичной боли. Но «романтичной боли» с Дотторе, резким из-за своей бешенной страсти, и непоследовательным, не получалось. Хотя было и в этом что-то «своё». Неожиданность. Вот он вроде расстёгивает свои брюки, и Скарамучча уже вострит взгляд вниз — посмотреть, но вот Дотторе уже меняет направления и опять терзает его тело, глубоко царапая ноги. А потом и вовсе скидывает с кресла на ковёр. — Эй! Удивительно, как легко он мог швырять его, поднимать, нагибать. Шестой видит, что мужчина не намерен извиняться. Он уже был готов перевернуть его на грудь, чтоб голова встретилась с полом и побыстрее засадить. Пусть. Шорты слетели легко и за ними же полетело нижнее бельё. — Что? Приступай к делу. Но Дотторе только погладил ладонями израненную спину и сообразил, что к счастью, Сказитель не любит нежностей. Да… Он расскажет ему о геноинженерии в грубой форме… Дрожь пробила измученное тело, когда мокрый, горячий член коснулся его худого бедра, однако внутрь ещё не входил. Стоять раком — на коленях и на локтях — было ужасно неудобно на этом ковре. — Лучше бы мы в комнату пошли… Знаешь, вообще-то меня Розалина приучила к роскоши, так что..! — Внезапно он почувствовал как между его ляжек трутся всё сильнее и сильнее. Точнее сказать, Дотторе даже сам не двигался — он просто притягивал и отталкивал от себя бёдра Предвестника. И с каждым разом всё быстрее. — Тебя просто избаловали… Блять… — Дотторе нахмурил брови, но было видно, как ему хорошо сейчас. Одной рукой он вцепился в тёмные волосы, другой за талию товарища. — Что ты делаешь, мать твою?! Ты, вроде, хотел меня трахнуть! — Что? Зачем? — Дотторе показывал такое удивление, словно Шестой спросил, а не колится ли он? Но продолжал так единолично пользовать стройные ноги. — Ну… Чтобы получить удовольствие..? — Я получаю. — Так а я — нет!!! — Да мне насрать. — А?! — Скарамучча совсем не хотел сохранять былого спокойствия. Нет, он был крайне возмущён! То есть как это?! Все хотят его выебать, а он — нет?! Да ещё и так глупо пользуется им! Да ещё и он сам уже был возбуждён немилосердными прелюдиями, — Я повторю ещё раз… Я в твоём распоряжении. Делай, что хочешь. — Я делаю. — Нет! Ты должен делать так, как хочешь ты, но как надо мне! Понятно?! — Как ты орёшь, боже… Ужасно разбаловали… Если хочешь, чтоб я вставил тебе, то продолжи сам. Скарамучча прикусил губы, когда Дотторе перестал его прижимать. Придётся. — Чтоб ты сдох… — Процедил он сквозь зубы, когда самостоятельно передвинул корпус тела назад, сжимая член учёного ляжками. По ягодице его громко шлёпнули. — Энергичнее… Это любовный процесс. — Блять какой же ты конченный. — Теперь на бок, — Толкая его, Дотторе тоже уложился. Скарамучче нужно было двигаться в ещё более неудобном положении. — Какой ты прекрасный… — Доктор прикусил его ухо и зарылся носом в волосы. Всё восхитительно. Особенно недовольное, старательное личико. Конечно, самое приятное было внизу, но посмотреть, как Сказитель дрожит от ласкающих пальцев и мокрых звуков поцелуя, довольно ленивого, но грязного — бесценно. Простой смертный может нагнуть бога. Ну и кто ты в ловушке своей похоти, Шестой из Предвестников Фатуи? — Ах… Дотторе… — Когда его член, наконец, потрогали, Скарамучча тихо застонал в губы учёного. Целуя шею и плечи, доктор продолжал надрачивать парню, иногда горячо шепча что-то невнятное и бессмысленное. Этим он выдавал, что на пределе. — Всё, ах! Давай… Ха-ха… О боже… — Скарамучча плотно сжимал ноги от удовольствия и щекотки, заставляя Дотторе только сильнее хотеть, — Давай уже сделаем это нормально… Ах! — Мх… блять, какой ты… — Доктор уже тоже не мог сдерживать стонов, всё энергичнее толкаясь, — Сука, я бы убил тебя! — Дрожь уже пробивала все части его тела. По бёдрам Скарамуччи стекала вязкая жидкость. Дотторе бессовестно кончил между его ног. — Ну всё! Теперь сделай это нормально! — Скарамучча старался отдышаться, но принял нужную позу. — Так зачем? Я всё. Что… Возмущению Шестого не было предела. Как это «я всё»?! — А, блять?! — Знаешь… Я не так молод, как вы. — О боже, не оправдывайся! Разве это не должно было быть типа «наказание» за то, что я выебал тебя в рот?! — Вроде нет… Это как-то тупо - наказывать мазохиста болью. Да даже если и так, то у меня нет ничего, чтоб смазать тебя. — Некоторые и без этого обходятся, — Скарамучча насупился, словно был глубоко обижен, ранен в самое сердце. Его ожидания не оправдались. Особенно, когда Дотторе встал с пола, застёгивая ширинку и уже собираясь уйти. Какой странный этот учёный! Страдает от одиночества, но когда ему дают возможность близости, то тут же убегает, не успев проникнуться тем самым, что некоторые люди назвали бы любовью. Но Сказитель это так называть не любил. Уходит… Но ведь главная суть такой ночи ещё не вступила в силу. — Теперь стой, — Шестой зацепил его за рукав, чуть натягивая и останавливая. На дрожащие ноги он поднялся легко и потянул доктора обратно к креслу, — Садись. Самостоятельно усадив Предвестника за стол, Скара боковым зрением заметил одеяло, покрывающее небольшой диван. Сойдёт. — Я не собираюсь что-то менять сегодня, только потому, что ты несоциальный сумасшедший учёный, — Он сел на колени к Дотторе, укладывая голову на плечи и накрыл их одеялом. Доктор ахуел. Что это? Зачем? — Теперь начинай гладить меня по голове и рассказывать идиотские истории из прошлого, а я не буду их слушать. Пока не засну! — Твою мать! Ты серьёзно? Это… Блять это похоже на… Всякие нежные, студенческие штуки влюблённых. Мне плохо… Ты не мог сам это придумать. — Не важно, кто это придумал… Важно, что прикольно. Каждая ночь должна заканчиваться так. Давай, начинай. Треск камина и еле слышная метель за окном аккомпанировали голосу мужчины. Это какая-то дикость… Слишком… Слишком огромный контраст. Скарамучча буквально десять минут назад подставлял свою окровавленную шею и махал бёдрами, а сейчас просит о таком… О таком мирском, человеческом? Кто сотворить мог такое с ним?.. Дотторе забыл, что это — нежность искренняя и тепло. Только холодные души, холодные мысли, холодные тела. Сейчас… А сейчас Шестой такой тёплый… — Это было в академии…