Лаборатория, в которую ушло пол бюджета страны, но ничего хорошего это не принесло

— Ммм, в принципе всё отлично, Тарталья. Кроме сколиоза. — А?! На днях Аякс, как сука самое непоседливое существо в Тэйвате, опять стал участником жестокой бойни. Было ли это приказом с верхов, нуждой по распоряжению или молодой Предвестник просто развлёкся — одному богу ведомо. И ещё конечно одной рыжей женщине, уставшей от опасных проделок сына, и к которой он первый прибежал с разбитым носом рассказать, как «тут я его правой — на! а на меня уже второй прыгает — я ему — нана в пузо!!!» Но белый материнский платок, вытирающий кровь с лица и строгое наставление, сыночку медицинский осмотр не проведут. Хорошо, что у них есть Дотторе! Здорово, что однажды Пьеро притащил этого погорельца-бунтовщика и сказал: «Этот кусок интеллекта принадлежит науке». Тарталья можно сказать в какой-то мере восхищался доктором и его способность определять болезни одним взглядом на проблему. Его профессионализм он не оспаривал. Но, конечно, на месте, например, Розалины не явился бы к этому психопату ни на один гинекологический осмотр. «От греха подальше» Ладно. Суть. Внезапно, впервые за двадцать годиков, Аякс узнал, что у него сколиоз! Чтобы это ни было! Звучит страшно. — А что это? — Ничего особо страшного, — Доктор нагнулся к тумбочке, сидя на стуле, и вытянул откуда-то из-под завала книгу, — Смотри. Он любезно показал Аяксу рисунки каких-то костей и кучу текста. Мда… Одиннадцатый не хотел говорить о себе как о тупице, но и супер-гением он не являлся, надо признать. Но! Но. Где-то мать хранила его грамоту «снежнайский медвежонок». — Проще говоря, у тебя искривление позвоночника. На мой взгляд первой степени. Да… Первой, точно, — Аякса покрутили. — Это лечится?! — Да, но это не опасно особо. Не волнуйся, а то сдохнешь. — Что делать?! — Ну… Думаю тут поможет просто… — Дотторе неожиданно для себя заметил на шее Аякса неумело прикрытые засосы. Сука, новые! Такие знакомые… Хорошая ночка была, а? Мелкий сучонок. И что было в этих несуразных веснушках и взъерошенных волосах такого привлекательного… Такой гнев овладел им, но, точно маска помогла, он сумел это скрыть, — Обязательно снизить количество серьёзных физических нагрузок. Чистая ложь. Насрать ему на сколиоз товарища. Но вот с кем Аякс проводит ночи… — Что?! — Тарталья ахуел. Его работа — это одна большая физическая нагрузка! Он же не как эти — «ой я подписала так много бумажек, я устала, ой не могу… ой, я не могу держать это тяжёлое пёрышко в руке, устал, ах! как можно так жить… повыстье нам жалование!» — Ты же знаешь я не могу! — У тебя два стула: либо ты снижаешь физические нагрузки… — Либо.? — Либо сводишь все половые связи к минимуму, — Да, Иль Дотторе, герой своего времени, гений и выпускник академии! Аплодисменты! Когда-нибудь им непременно понадобится третий, ведь ведомо, что жалкой душонке в красивом теле надобно, и тогда Дотторе «случайно» подвернётся под руку. Хе-хе. Злобный гений. — Оу… — Чаилд погрузился в размышления, — А как это вообще влияет? — Ха! Ну как же? — Дотторе не подал виду, что понятия не имеет, как связать между собой сколиоз и секс, — Знаешь ли, это тоже огромная физическая нагрузка на организм. Выгибаешься ты, гнёшься… Я не твой родитель, чтоб говорить, как это происходит… Ну и страдают не только наружные органы и внутренние. Как ты будешь ровно держать спину при таком? — А… — Тарталья понимающе кивнул, — А… — Вот-вот. Поэтому я тебе пропишу корсетик, лёгкую зарядочку и побольше кальция. Пей молочко, ешь рыбку и зелень. — Да уж… Спасибо, Дотторе… — Тарталья задумчиво взял бумажку с рецептом и вышел из кабинета. Проще, чем ребёнка обмануть, ей богу! *** Впервые руки Дотторе дрожали перед пациентом. Не от страха случайно навредить, нет, от жаркого желания. — Да вытащи ты блять свои вонючие пальцы из моего рта! — Это медицинский осмотр. — Я уже давно не болен! Мне не нужно проверят горло!!! — Но как бы Скарамучча не возмущался, как бы не кривился от врача, «медицинский осмотр» продолжался. Но то действительно было проталкиванием пальцев в чужой рот, чтоб хотя бы так потрогать язык, зубы, провести по губам, представляя, как можно будет с ними поиграть и как хорошо они будут смотреться на его члене. Влажные, мягкие, тонкие и свежие… Губы Сказителя, в отличие от него самого и Тарталья, у которых губы всегда были либо разбиты, либо пересушены, либо обветрены, были просто невероятно ухожены и красивы. Возможно, легко быть прекрасным, когда тебя буквально вылепили таким красавцем. Ах, Богиня Гроз, для чего же эти идеальные пропорции, эти волосы, глаза, ножки… Для чего вы создали грех? Для чего обрекли своё дитя на похотливые, животные взгляды красных глаз, на внимание психопата-извращенца? Недовольно закатив глаза с того, что ему приходится покорно обсасывать чужие пальцы, Скарамучча держал руку доктора за запястье. Вот-вот сломает. Но тому всё равно. — Как твоё самочувствие? — Потрепав мягкую щёку, Дотторе наконец отъебался от его рта. — Нормально. Дай мне уже справку. Не желаю больше сюда приходить, — Шестой хмуро посмотрел на кафельный пол. Уж лучше работать, чем сидеть на кушетке и быть изнасилованным одним взглядом. Хотя, иногда действительно приятно побыть слабой, несчастной жертвой. — На спину ложись. — Тц, — Задрав рубашку, Скара посмотрел на учёного с явным отторжением, — Тебе работать врачом — всё равно что педофилу в детском саду. — Тут болит? — Слегка надавливая ладонями в разные места на животе, доктор действительно просто выполнял свою работу. А вот что мог придумать извращённый мозг мальчишки — его проблемы, — Тут? — Нет… — Холодные руки Дотторе заставляли дрожать при каждом прикосновении, — Ай! Глубокие синяки всё ещё болели. — Ну вот. А говоришь, что здоров. — Конечно! Ты меня чуть не выдавил! — Ваша миниатюрность — не моя проблема. — Миниатюрность?! Да это вы тут все просто переростки… И жирные ещё, — Он сложил руки на груди, но Дотторе убрал их, заводя за голову. Провёл пальцами по зашитому шраму. — Не плохо я владею иглой, да? Ха-ха! Чего это ты? Скарамучча хмурился. Хмурился, как ужасная, маленькая туча, единственная страшная и опасная среди чистого неба. — Ладно. Сейчас дам тебе справочку, — Он навис над маленьким телом, — За поцелуй, — Жуткая улыбка, полная острых зубов озарила комнату. Так мерзко это прозвучало. Шестой отвернул голову на бок, избегая его вытянутых губ. — Иди ты нахуй! Не буду я тебя целовать! — Хотя бы в щёчку, — Но было понятно, что щёчкой всё не обойдётся. Сопротивляться было бесполезно. Дотторе прижал его своим весом, фиксируя всякое движение. Может быть, прояви Скарамучча чуть больше сопротивления, он остановился бы, но сейчас тот только вздыхал, цокал и одаривал его существо разнообразной бранью. И Сказитель уже хотел было цапнуть его острыми зубками за губу, да так чтоб запомнил, но внезапный щелчок остановил его. — А… Блять! Чёрт! — Чуть согнувшись, Дотторе держал руку за спиной, болезненно мычал, тут же отстранившись от своей любимой «жертвы» и замер. — ХАХАХАХАХАХАХ!!! ХАХАХАХ! Почему рядом нет Розалины и Торта?! ХАХАХАХ! Старый изврат! Ой! Ой, спина-а! ХАХАХАХА! — Казалось, что от смеха Шестого полопаются все колбы, — Спину прихватило! — Он театрально согнулся, дразнясь, покряхтел. — Да заткнись ты! — Ты уже по частям разваливаешься! Ха-ха! А зубы у тебя тоже — протезы? — Смешно смеяться над человеческим естеством, понимая, что тебя это никогда не коснётся, — Ах, Дотторе! Бедный, пф! Дай я тебе помогу. Что сделать? — Скарамучча был уже готов надавить ему куда-нибудь или стукнуть, чтоб разогнулся старче, но его предложение грубо отклонили. — Ничего. Дилетант, — Дотторе, скребя зубами, больше не от того, что больно, а от того, что упустил такой шанс, выгнулся, пару раз наклонился, размял спину. — Ну и всё тогда. Давай справку и я пошёл, — Даже обидно. — Ты считаешь меня плохим доктором? — Дотторе?! — Нет… Ты… Ты прав… — Такая трепетная, взволнованная дрожь в голосе учёного, услышанная впервые блять за всё совместное существование, поразила Скарамуччу, так что он даже сел обратно на кушетку. Но поразила не так сильно, как искренние слёзы, из глаз хлынувшие уже не ручьями — реками, — Все эти грамоты… Труды… Это такая мелочность, глупость… Хотелось конечно спросить, какие нахуй грамоты и какие труды он там себе придумал, но Скара не стал. Не мог. Забавно, что в этой ситуации ни его, ни ту же Синьору абсолютно не волновали душевные терзания Дотторе. Все реакции — скорее шок, удивление нестандартной ситуации, а не внезапная милость к ближнему, грустному товарищу. Ну… Они бы точно так сказали. А что действительно происходит в их душе в такие моменты, увы и ах, неизвестно доподлинно никому. Может действительно что-то нежное, человеческое и сострадательное, ласковое даже. Но они этого не признают. — Да успокойся ты… — Когда Дотторе упал на стул, «раскиснув» на нём, Шестой совсем потерялся. Сейчас надо уйти? Или… — Это так… Ну хватит! Я приказываю! Но с приказами доктор только громче выл, закрывал лицо, опперевшись локтями на стол. Солёные капли горя, казалось такого натурального и действительного, падали на множество листов, размывая чернила. — Не надо-о… Не надо меня успокаивать… Я всё понял! Такое некчёмное существо! — Дотторе! А! Какой ты бесячий! — Скарамучча подёргал его волосы, — Смотри! Вот! Это же грандиозно! — Он тыкнул на какой-то чертёж, о котором доктор рассказывал ему в прошлую неделю очень увлечённо и восторженно, но он не слушал тогда. — Хлам! — Врёшь. Отличная же штука, — На самом деле он понятия не имел, что это такое, — Успокаивайся! Вон — вылечил меня. Чем не доктор? Его не слушали. — А ну-ка заткнись! — А Скара сам был готов зареветь. Это казалось бы в двойне сумбурно — два взрослых, серьёзных Предвестника рассплакались — один потому что не поцеловали, другой — из-за него. Уже в панике, не зная что делать, Шестой с силой пнул стул, чтоб тот повернулся к нему. Буквально запрыгнул на колени к Дотторе. Кажется, что сидеть у кого-то на коленях — его любимое дело, что он конечно тоже не признавал. Нет, ну а как было бы, коли к нему на колени сел бы какой-нибудь Тарталья, тот же Дотторе или, упаси господь, Розалина? Плохо наверное… — Всё! Смотри на меня! — Сжимая его шёки обеими руками, Скара нелепо, но больно врезался в губы, — Ты совсем конченный! Ус-по-кой-ся! Лёгкое тело Шестого на нём. Наконец жмётся, целует, кусает шею, одаряет теплом и странной заботой. — Ты тупой идиот, но доктор завидный, понял? — П-понял… Да. Такой он несчастный, ранимый, печальный — слова не скажи! Где-то теперь в представлении Скарамуччи. Забавно… На самом деле руки уже сжимают чужие бёдра, гуляют по спине и незаметно улыбка, хитрая, щегольская, довольная светится на лице Дотторе. Проще, чем ребёнка обмануть.