Лаборатория, в которую ушло пол бюджета страны, но ничего хорошего это не принесло

— Давай. Я пишу. Начинай. — Кхе-кхе… Пусть этот Новый Год я планирую встретить не здесь, а со своей семьёй, я всё равно частичкой сердца буду с моими коллегами. Да, может я не понимаю их и считаю выродками, но общая беда, ненависть и стремление к служению своей стране сплачивает нас каждый день. Камера пишет складно. Дотторе зевая слушает воодушевлённый лепет Аякса. Ежегодная традиция — новогоднее обращение. Главным образом инициатором идеи выступили сами Её Высочество, дабы «сплотить выродков» хотя бы на праздник. Странно, но каждый год всё как-то оборачивалось в конфликт и драку. — Скара, только серьёзно. — Хм… Этот праздник кажется мне гораздо веселее, чем другие. Такая атмосфера, красота за окном и огромный вкусный стол. О! Пользуясь случаем хочу высказать мнение, что Синьоре в этом году стоит отказаться от настолько большого пиршества и точно убрать пару стейков из своей тарелки… Что смешного, Дотторе? Но, возможно, это действительно сплочает. Конечно, если взять в расчёт то, что кровать они давно уже поделили друг с другом, то план по «сближению» работает. Самый дружный коллектив в мире! — Ну… Начнём с того, что на мероприятие я уже подготовила платье. Ну да, Дотторе, речь с обращением к подчинённым тоже! Настроение отличное, только вот Шестой задолжал мне одну поездку в Фонтейн, две броши, несколько пар серёг, на которых он божи́лся, что непременно подарит на воскресенье ещё, колье, эм… И вытянется на два сантиметра. Дальше Аякс. Он обещал мне во первых несколько шарфов, и… В прочем не так важно. Дотте, я вижу твой взгляд, не смотри так. Я думаю они все успеют управиться с этими подарками к празднику. Сияние глаз и белых в улыбке зубов, вьющиеся локоны, горящие у костра веснушки, томные закатывания глаз и недовольное цоканье — всё запишется и останется на плёнке. — Нет, Дотторе! Ну ты видел этот пиздец?! Представь теперь, что вот этой отожранной жопой она садится тебе на лицо! Представил? А мне даже представлять не надо, лох! Но это кошмар вселенских моштабов… А… Это покажут Её Высочеству… Вырезай! Новогоднее послание в Новогоднюю ночь. *** «привет синора!!! ты очень кросивая и у тебя кросивое платье которое чорное в звёздачках. и волосы тоже очень. какие цветы тебя больше нравяца? я бы тибе каждый день дарил еслибы постояно не было холодно. весной падарю! ты добрая и милая и ты мне нравишся. я хачу с тобой дружить. пожалуста приди к нам на новый год вместе празновать. будет много салатов, пирагов, сладкие подарки и салют. салют это када в небо взрываюь краски вот. тебе я тоже подготовил подарок но не скажу какой приходи и увидиш! Тревкар Тевкр» Удивлёнными глазами Розалина смотрела на маленькое письмо, составленное кривым почерком из неправильно написанных букв, в углу которого красовался её «портрет» цветными карандашами. К счастью, после каракуль Дотторе это показалось для глаз раем. Скривив губы, она толкнула бумажку в урну. Тупые дети, что он, что брат его. Вспомнишь лучик — вот и солнышко. Аякс вошёл в кабинет не как обычно - прытко, резко, шумно, а даже очень почтительно, аккуратно. Словно ребёнок, который сейчас будет клянчить сладости. — Добрый день. Кхм… Могу я просить вас об одолжении? Розалина усмехнулась, развалившись важно на стуле. — Ах, то есть ты сначала кидаешь нас так просто, игнорируешь, избегаешь, не выполняешь своих обещаний, а теперь хочешь просить? Не велика ли наглость? Тарталья мог бы конечно начать наезжать, но просьба его действительно была важной. — Пожалуйста… Ничего серьёзного. — Кому ты говоришь «пожалуйста»! Ха-ха! — Женщина посмеялась, посмотревши в зеркало. — Своей дорогой и горячо любимой коллеге. Последний раз, пожалуйста. Синьора покачала ногой, подумала, повела глазами туда-сюда и сложила руки на столе. Перед Новым годом нужно быть милосердней. — Ладно. Что у тебя там? Аякс просиял от счастья, завёлся, точно юла, и сам стал подобием игрушечного заводного болванчика. *** — Не могу поверить. Я опять здесь! — Шагая через непроходимые ухабы снега, Розалина поднимала подол тёплого сарафана. Безвкусица! Если бы не умоляющий взгляд Тартальи, то она никогда-никогда в жизни ни надела бы эти меховые сапоги с завёрнутым носом и бело-голубую шубку, совсем не на уровне соболиного меха, застёгивающуюся на пуговицы, нелепый сарафан, который, она была уверена, был сшит где-то в месте для выращивания «культурных, правильных» девиц или в церки и со стороны, кажется, полнил. Цвет отвратен. Большая народная бандурина на голове, усыпанная стразами, бусинами и лентами — кокошник. Конечно она негодовала всю дорогу! Но Аякс был и того хуже… ох, пардоньте, смешнее. Смотреть, как он дома старательно приклеивал длинную бороду к лицу, как прятал рыжие волосы под шапкой и как упрашивал загримировать его веснушки — забава, больше чем вертеть хвостом перед Дотторе, а потом уходить, не оставляя ответов на вопросы и желания. — Да-да, идём. Повторяла текст? Просто подыгрывай мне. — Я детей блять ненавижу. Как я должна быть им «Новогодним чудом»?! Твоя мать знает, что я чудовище! И твой план — провал! — Ну извини! — Аякс перекинул палку — посох в другую руку, — Просто девушка, которая должна была быть снегурочкой повесилась вчера… — Интересно. Я устала уже идти через эти сугробы! Если ты такой крутой и сильный, то взял бы лопату и почистил всё!!! А...! Её гнусный лепет и придирки надоели. — Не иди! — Подхватив женщину на руки, Аякс уложил её на плечо задом наперед. Но и тут она не заткнулась. — Нахал! Отпусти меня! — Избивать его спину и возмущаться Розалина долго не стала. Ну и ладно… Хотя бы не грести мокрыми ногами по этим ухабам. Скучающе подперев голову рукой, она лишь смотрела прямо — на протоптанную дорогу и вниз — на более интересные вещи вроде... Нет! Более интересные вещи были закрыты красным тулупом! Разочарование на разочарование… И так пока до избы не дошли. *** Вот кто не был джентльменом, так это Тарталья. Поставив её возле окна, чтоб можно было наблюдать за спектаклем, ожидая своей очереди, Аякс уже зашёл в тёплый дом, разумеется вызвав восторженный визг ребёнка. А она блять должна стоять в минус сорок на грёбаной улице! А могла напиваться сейчас дома… В кармане сигарета. Всё стало немного лучше и радостней в этом мире. Интересно, видел ли Тевкр когда-нибудь курящих снегурочек… Аякс начинающий клоун, — Думалось ей. Но ребёнок в весёлом деде брата упорно не узнавал. Может это семейное… Но мёртвая тишь ночи была куда приятнее громкого крика «Сне-гу-роч-ка!». Розалина встрепенулась от неожиданности, выкинула сигарету в снег. Ну давайте, ура… — А кто здесь хорошо себя вёл? — Она заходит с натянутой улыбкой, с каблучка, громкая и праздничная, как и просил Тарталья. В отличие от него она может выполнить обещание. — Синьора! — От радостного восклика ребёнка, женщина чуть не подпрыгивает. Все в доме, кроме Тевкра, напряглись не на шутку, — Я так и знал, что придёшь! Чуть ли не прыгая на неё, ребёнок хлопал в ладоши, дёргал за рукав, приглашая пройти в дом. — Ну что ты, мальчик! Это же… — Аякс, погоди! — Чаилд встал на месте, как вкопанный. Лицо матери не предвещало ничего доброго, — Леди, проходите, прошу. И Тевкр, с такой любезной улыбкой словно это был не деревенский мальчик, а благородный молодой человек из высшего общества, принял её тяжёлую шубу и, предложив руку, потянул в глубь дома. Тарталья смотрел на брата опешив, стянул бороду. — Ты знал, что это я?.. Что Дед Мороза нет?.. — Конечно знал! Я уже взрослый вообще-то, — Он отодвинул для Розалины стул рядом с ёлкой и столом. Та не сопротивлялась, села, искренне улыбаясь с этой ситуации и жестов ребёнка, — Я думал тебе нравится наряжаться так каждый год, вот и подыгрывал. Это моя любимая! Попробуйте, — Он сунул руку в мешок под ёлкой, протягивая женщине конфету. — Спасибо… — Аякс. Можно тебя на минуточку? — Сложив руки на груди, мать скрылась за углом кухни. Ни о каких «можно» речи не было. Здесь уместно «нужно тебя на минуточку». Ещё раз поражённо оглядев радостного брата, Чаилд прошёл за ней. — Да, мам? — Мальчик мой, какого хуя?! — Мат с её уст никогда не был чем-то привычным, — Я тебе прошлый раз сказала об этом. Я твоих знакомцев на дух не переношу и в своём доме терпеть не намерена! — Её шёпот был грозен, суров и строг. Он помнил его с детства, — Води её сюда хоть каждый день! Пусть мать на старости лет каждый день бегает за папо́м дом освещать, да? — Мам, ну это уж лишнее… — Что «мам»? Что «лишнее»? Скажи спасибо, соседи ещё про то ничего не говорят. Такие грехи, а ты! А может у тебя такие же, — Она опасливо, сердечно посмотрела на него. — Надеюсь, ты хотя бы не стыдишься ещё ходить в храм! — Спокойно… Всё в порядке, — Ласково взяв мать за плечи, Аякс улыбнулся ей, — Зато Тевкр вон какой весёлый! — Ах, это! Дитё ничего не знает, а ты и рад молчать. Расскажи ему уже обо всём. Где ты работаешь, чем она увлекается! Возьми и расскажи. — Мам!!! — Тевкр прибежал на кухню протягивая матери ладони, — Смотри! Снег, который не тает! Ещё Розалина умеет держать в руках огонь и ей совсем не больно! Младший сын выглядел особенно счастливо сейчас. Портить праздник своему ребенку женщине не хотелось. *** Тесная кладовая пестрила банками солений, старой летней одеждой, завёрнутой в бумагу посудой. Среди всего этого неприглядного сельского убранства выделялся расписной мешок, полный коробок и свёртков. — Думаю… Нет смысла теперь тайно класть это под ёлку. Когда он успел вырасти, Роза? — Тарталья настольгически печально смотрел на старые игрушки, часть из которых когда-то давно была его самым ценным и дорогим сокровищем. У него не было детства — оно, проведённое в яме, ушло куда-то и не помахало, лишь накрапало кровью на глаза и шрамами на тело. А Тевкр он ведь такой… Он ведь как он. Его мысли не должны знать зла этого мира и жестокости людей. Даже если это самое зло — твой старший брат. Быть может он боится, быть может лицемерит, но ради чего? Ради счастливых детских глаз. — Только не разводи здесь демагогику, — Допивая предложенное вино, Розалина рассматривает фарфоровые статуэтки животных на полке и другую домашнюю утварь. Состояние её пьянеет, ведь предложили бокальчик для веселья, а пропускался уже десятый, — Заебалась я тут уже. Могли дома сейчас по-человечески накатить, нормально отпраздновать. Не хочу быть нянькой твоему ребёнку. — Ты вообще мало что хорошего хочешь. — Вот ты мне скажи, почему у тебя брат больше вежливый в свои шесть, чем ты в двадцать с лишним? — Просто он пытается произвести на тебя впечатление. — Ха-ха. Ну знаешь… Я ведь могу его подождать… — Задумчиво и сладко протянув эти слова, женщина ловит на себе гневный взгляд. Аяксу становится противно от пьяной речи и от заявления. Он оскорбляется, хотя сам не понимает почему. — Сука, не вздумай! — Руки! — Дивясь как резко он отреагировал, Розалина придерживает его сжатый кулак у своего лица, — А что тебе? — Никогда не ввязывай его во всё это. Ты знаешь, я хочу ему другой судьбы. — Ты такой хороший братик! — Восьмая садится на какой-то высокий, большой ящик, смотря как старательно Аякс запихивает оставшиеся коробки в мешок, — Жаль, ты сам по себе уже не такой хороший… — Это из-за вас тварей. — Ах, какие мы плохие. Во всё виноваты фатуи! Давай честно уже… Предложи я тебе сейчас что-нибудь плохое, ты бы согласился. — Нет. Боже, Синьоры, ты… — Хыхы… Иди сюда, — Тарталья резко реагирует, роняя мешок на пол, когда женские руки обхватывают его за талию со спины. Сейчас сидя она ему в спину дышит, греет пьяным дыханием. — Блять! Роза, выкинь всё это из головы! — Ну давай… Твоя мамочка и братик ушли же. А мы быстро справимся, — Она жмётся к нему, нежно поддевая пальцами ремень штанов. — У тебя одна отрада! Неужели ты вообще больше ни в чём не видишь веселья, кроме как в грязи? — Тарталья упирается. Поить её было абсолютно провальной идеей. — Я живу так давно и могу сказать тебя, малыш, в этом мири ничего хорошего и весёлого кроме грязи нет! — Значит ты плохо живёшь, — Она смотрит хмуро, но несерьёзно. — Ладно… Хорошо. Ты притащил меня сюда, когда я могла дома насладиться праздником. Я помогла, устроив этот самый праздник твоему чаду. Неужели моя жертвенность не заслуживает похвалы или оплаты? — Спасибо, Розалина. — Ах, нет, дорогой! Это не пойдёт! — И она резко разворачивает его к себе, целует грубо и терпко, — Закрой дверь. — Отстань от меня! Не могу! — Почему?! — Ну болен я из-за этого... Из-за вас. — Чем блять ты болен?! Никогда в жизни я ничем таким не болела! — Так Дотторе сказал! Сказал, у меня из-за вас позвоночник кривой! Восьмая посмотрела на него с минуту, углубив молчание. — Не кривится от такого позвоночник… Просто зарядку делать надо, плавать и больше кальция есть… Дотторе тебя наебал! Боже, какой идиот ты! Ха-ха! Тарталья не знал, стоит ли верить, но с другой стороны… Верить Дотторе?.. Похоже его правда наебали. Нахмурившись, он закрыл щеколду на двери. О чём думает? Это его дом, он тут рос. В этой кладовке его запирали за детское хулиганство и проступки, а теперь он сам заперся здесь. И для каких мерзких целей… В святом месте, в святой праздник. И пачкается всё больше и больше, заполняя мерзостью сердце. — Что ты хочешь? Розалина просияла, улыбнулась, расстёгивая пуговицы сарафана. Когда свет погас и её фигуру освещал только тонкий луч свята из дома, подглядывающий в щёлочку, вид уже привычных голых ключиц, приоткрытых губ и густых волос стал слишком загадочным, скрытым. Она не снимала одежду, лишь спустив низ, и оставила грудь закрытой так, что хотелось смотреть, хотелось самому снять. Такой трюк. — Ну не знаю… — Протянула она, словно действительно не знала чего хочет, — Встал на колени. — Роза, ты… — Давай. Закатив глаза, он всё-таки приземлился на пол. Может быть с виду он и думает как пень, но понял что конкретно надо от него. По мере того, как юбка поднималась выше и как раздвигались соблазнительно сладко колени, Тарталья начал подумывать, что он вообще-то молодой, страстный и глупый, так что имеет право на подобную выходку. — Ты уверена, что это не повлияет на мою спину? — Аякс! — Но не давая впасть в медицинскую философию, Чаилда прижимают за затылок, грубо давят, тягая волосы. Ну да… Не нежная девочка. Но лучше Пьеро к ним привести не мог. И не надо. Так курьёзно «упав» губами на половые губы женщины, Тарталья сначала прочувствовал всем телом её дрожь от смеха, а потом только, более менее обосновавшись, понял и оставил горячий, самый что ни на есть «рыжий» поцелуй где-то… блять да хуй знает где. Он не Дотторе, чтоб разбираться во всяких анатомических штуках. Тут, он считал, главное нежность и чувства. И хоть чувства его сейчас были «блять что я делаю… какой позор», какая-то часть их была занята чем-то любовным, бунтарским. Когда-то он воровал у матери сигареты и курил за сараем. Похожее чувство. — Аякс… — Не понятно было, шепчет она от удовольствия или от опьянения и просто бредит. Но он старался, быть приятней, чем алкоголь. Возможно, местами язык его был немного груб и неосторожен, но то, как он бережно посасывает клитор губами, немного прикусывая и лаская, не мог оставить её равнодушной. Розалина стонет тихо, и он не знал, всегда ли она так сдержана. Может быть и сдержанна, но пальцы её тянули волосы так, словно стремились оторвать. Чем ей не понравилась его причёска? Потому что он рыжий?! — Блять, какой ты… Ха-ха-ха… — Сжимая свою грудь, женщина изогнулась в спине, облокотилась на стену, становясь для него ещё более открытой. Её нервное хихиканье создавало атмосферу, а в воздухе уже чувствовалось то самое «преступное», аморальное. Блядское, может быть… Ой, нет, он не хочет её оскорбить! Или… — Блядь… — Отрываясь от неё, смотрит секунды две в закатывающиеся глаза, и снова — сюрпая, присасывается. — Чего?! — Подняв на себя его голову, сжав наглое, но сейчас, как забавно, испуганное лицо ладонями, Розалина вопросительно и устрашающе смотрит на него. — Ничего, милая, — Тарталья мотает головой в разные стороны и лишь показывает ей язык. — Ещё раз такое будет, Чаилд… — Сурово опуская его голову обратно вниз, Восьмая расслабляет тело, что в какой-то мере, если конечно воспринимать всё это как соревнование и игру, было ошибкой. Парень пусть и аккуратно, бережно, но всё равно неожиданно вставляет в неё, намокшую и раскрепощённую весельем, алкоголем и похотью, свой палец. Под её томный стон движения идут как по маслу. Ненавязчивые толчки в край выводят её. В хорошем смысле. — Подлец… — Запрокинув голову назад, девушка отдаётся полностью его нежности. А Тарталья, времени зря не теряя, уже облизывает, играет с набухшими сосками, сам постанывая от перевозбуждения. — Ещё какой. — Аякс, вы долго там будете сидеть?! — Стук в дверь маленького кулачка потревожил, напугал даже. — Тевкр?! Мама пришла?! — Не, она сказала, что пойдёт поздравить соседей. Когда подарки? — Голос ребёнка заведён, восторжен и возмущён. — Сейчас… Сейчас. А… — Старший брат заметался, не зная, что делать. Пока Розалина не схватила вновь его за волосы и не уткнула обратно в себя. Всё как слепым котятам покажи. — Тевкр, солнышко, сейчас… ха… Сейчас мы завяжем последний подарок и выйдем, — Он впервые слышал такую нежность в голосе женщины. — Леди Розалина, я вам хотел ещё сюрприз отдать! Помните? Из письма. — Да-да, хорошо… — И не понятно было с кем она говорит. — Розалина блять! Давай завязывать, — Еле шепча, Аякс прислонил ладонь к замочной скважине. — Заткнись просто! И так ему стыдно стало, когда он вышел с этим мешком, пропустив весёлую Розалину вперёд, и посмотрел в ясные глаза брата, что, кажется, жизнь возненавидел. Почему? Их ведь не поймали… Брат кружился вокруг женщины, еле стоявшей на ногах и ехидно улыбающейся его матери, прыгал, сувал в руки ей коробку. — Вот такое! Я сам сделал! — Бумажная фенечка, раскрашенная карандашами, но сделанная довольно прочно и аккуратно, увы и ах, после роскоши переливчатых многогранных камней и блеска золота впечатления не произвела. А что он хотел? Надо уметь произвести на даму впечатление не только манерами. Но посчитав, что должна обрадоваться, Восьмая приняла украшение на свою руку. — Аякс! А ты что будешь дарить Розалине?! — Тевкр сердито глянул в задумчивое лицо брата. — Он уже подарил, не бойся, — Женщина усмехнулась, покосившись на него взглядом, а Аякс почувствовал себя так мерзко, так отвратительно, когда взглянул на непонимающего Тевкра. Наверное, в этом недостаток такого сладкого греха — стыд. И нет ему прощенья, нет раскаяния, а лишь отчаяние. — Выйдем, Синьора? *** На улице сыпал снег, укладывался сугробами на прочищенную дорогу к дому. Аякс посмотрел в окно. Счастливые мама и брат у ёлки открывают подарки. И он здесь. Отстранённый, разрушающийся постепенно из-за такой низкой слабости. — Домой надо, — Зевая, но чувствуя себя крайне бодро, Восьмая распустила волосы, — Не только ты один ведь хочешь мне подарок сделать. Это заявление и пагубная улыбка на её лице, были последней каплей. — Роза! Что ты делаешь?! Просто вдумайся, как ты живёшь! — Хватая её за плечи, чем встревожил, Аякс грозным, напористым шёпотом пытался ей что-то донести, вбить, — Мы неправильно поступили! Это ведь позорно, Роза! А ты ещё дальше гнёшь, не краснеешь! — Пытаешься учить меня жить? — Хватая его руки, она невозможно близко подошла, выдыхая в лицо чёрный дым, — Не рано ли? Что ты хочешь? — Ты не понимаешь, ты самая настоящая моя гибель! Наша! Мне никогда не было так стыдно. — И всё из-за меня, хочешь сказать?! — А из-за кого ещё? — Извини, конечно, но я тебя к себе в постель силком не тащу и становится «падшим маминым ангелочком» не призываю! — Розалина возмутилась, вмиг отстраняясь от него. — Ты специально соблазняешь! — Быть может даже если специально, что тебе мешает уйти?! — Да всё! Потому что ты только для греха и живёшь! Ты только для этого и сделана и нужна только за этим! Они замолчали. Было слышно даже как снежинки приземляются и таят на меховых воротниках. — То есть… Ты хочешь сказать, что я для вас не товарищ, а вроде шлюхи…? — Если тебе так больше нравится как звучит, — Холодно и обиженно сложив руки на груди, Аякс ещё раз задумался о сказанном. У него вспыльчивый характер… — Вроде дырка, да? — Ну… Да, получается… Возможно. И только пощёчина освежила наконец ход его мыслей. — Ой, Роза, я имел ввиду…! — Посмотрев секунду, как она стремительно уходит, нахмурив брови и опустив взгляд, Аякс стал догонять. — Карету мне! — Но она не слушала его, кидая какому-то кучеру монеты. — Погоди, успокойся! Мам! Мам, я вернусь сейчас! ***