Так не бывает

Придя поздним вечером в лес, раздражённый и томящийся от медленного течения времени, которое отдаляло от него начало того загадочного завтрашнего дня, сулящего ему какие-то невзгоды, Соловей не узнал Аню. Даже через лисью маску была видна её задумчивость и даже лёгкая отречённость, будто за то время, пока она была с Антоном, произошло что-то страшное, что заставило её выпасть из привычного беззаботного состояния. -Как всё прошло? - нарочно бодро спросил Соловей. -Всё гораздо хуже, чем я ожидала, - мрачно ответила ему Аня. Её рассказ был длинным. Сначала, они с Антоном просто гуляли и, конечно же, дошли до леса. Естественно, Аня пудрила ему мозги так же, как и утром - Соловей рассмеялся, представив себе глупого и озадаченного Антошку. Потом Аня почувствовала, что грядёт нечто плохое и скрылась в лесу, оставив на открытом пространстве лишь Жульку. "Неожиданно" появились Семён, Рома и Бяша, и начали доёбываться до Антона. Рома, потроша Антонов рюкзак, нашёл там маску зайчика, которую туда "заботливо" положил Соловей, и тут же предложил её Антону, мол, станцуй-ка нам, Зайчик! Зайчик, к сожалению Соловья, вновь подтвердил, что он не терпила, и снова разукрасил жирную рожу Семёна. Его инициативу неожиданно поддержали Рома с Бяшей, добившие жиробаса, который в слезах ретировался с поля боя. Теперь они - Антоновы кореша. -Я скрытно следила за ними, но потом Антон куда-то от них ушёл, я пристроилась за ним, - рассказывала Аня, - и тут началось... Её главной ошибкой было то, что она вывела, по сути, неподготовленного Антона (тот ведь оказался далеко не терпилой), к Чёрному гаражу, где с Петровым уже успели познакомиться остальные Звери, в том числе и Хозяин. -И как всё прошло? - поинтересовался Соловей. -Я же говорю - он был ещё неподготовленный. Чуть не обоссался от страха. Но дальше ещё интереснее... Очередная превратность судьбы заключалась в том, что уже обломавшийся из-за неподготовленности пацана обряд ещё раз обломал отец Антона, который искал его в лесу и вышел на него в тот же самый момент, когда маска Зайчика уже была на лице мальчишки. Короче, зарёванный пацан был увезён домой, а звери на тот момент остались ни с чем. -Ну и всё! - в сердцах воскликнул Соловей. - Не Зайчик он, значит, не того вы выбрали! Терпила - да, это - Зайчик. А тут совсем не терпила! Или тебе Хозяин сказал, что он - Зайчик, так теперь ему уши, блин, скотчем приклеить?! Чего вы его так слушаетесь-то, мёдом вам у него намазано?!.. Вся ярость, которую Соловей почему-то обратил в сторону Хозяина леса, была на самом деле адресована удачливости Антона, который и сумел выстоять против зверей (хоть и по чистой случайности), и завлёк к себе Полину. -Тише ты! - шикнула на него Аня. - Они - рядом... -На хрена вы обе так за него боритесь? - с горечью спросил Соловей. -"Обе"? - переспросила Аня. - Кто-то ещё? -Полина. Не уходи от вопроса. Соловей заметил, что Аня поменялась в лице при упоминании симпатии Полины к Антону, но она, будто увидев это, тут же вернула себе прежнюю задумчивость. -У нас роли поменялись? - спросила она. - Сначала мне его жалко, ты хочешь, чтобы он был Зайцем, теперь наоборот: ты - не хочешь, а я - хочу. Хочу, потому что в нём дух звериный есть, и уж не знаю, почему я это чувствую, а ты - нет. -Дух - это понятие абстрактное, - произнёс в конец обиженный Соловей. - А дальше, как я понял, вы нашли себе добычу? -Да. - Аня хитро улыбнулась сквозь маску. - Я, знаешь ли, на зрение пока не жалуюсь, поэтому увидеть тебя с Полиной было для меня посильной задачей. Соловей густо покраснел (слава Богу, маска это скрывала), а она продолжала: -Поэтому меня сопровождала Сова, которая сразу же и поймала Семёна, как только я ей об этом сказала. Сейчас в мешке валяется, как Вова. -Интересно взглянуть, - сказал Соловей, который теперь считал Семёна виновником разрушения всей стройной комбинации, выстроенной Хозяином, который как чёрт прицепился к этому несчастному Антону, которого, наоборот, следовало бы лишить такого внимания, раз у него в школе теперь полкласса в друзьях ходят. Единственный из его недругов, кто не стал ему другом, это Катя, которая даже в одиночку, без пацанов, могла устроить мальчишке "тёплую жизнь". И то, Женя не удивится, если и Катя, вслед за Полиной, начнёт ухлёстывать за Антоном... На поляне, как и в тот злополучный день, начавший всю ту несуразицу, продолжавшуюся и поныне, собрались все звери, посередине стоял сам Хозяин, державший в лапах мешок гораздо больших размеров, который, в отличии от случая с Вовой, трепыхался гораздо больше. Увидев зверей, Соловей вдруг вспомнил, что кто-то из них почтил своим присутствием и Полину, чего он не простил бы даже Ане, которая - это уже было очевидно - неровно к нему дышала. Но её, как возлюбленную, Соловей никогда не рассматривал и не будет рассматривать - не такой типаж девочек он любит, а пересиливать себя ради кого-то - нет уж, увольте. "Кто же был этим несчастным, потревоживший покой Поли? Из всех свободных зверей остались Медведь, Волк и сам Хозяин. Хотя, Полина же говорила, что силуэт был то ли лисий, то ли волчий... Волк, сучёнок!" Соловей сдержал себя, чтобы тут же не разорвать подлеца в клочья. Надо потом подойти, поговорить спокойно, а сейчас нужно разделаться с этим недоразвитым хряком... -Хозяин! - неожиданно высоко крикнул Соловей. Тот обернулся в его сторону, посмотрел неожиданно участливо, остальные звери и Аня - заинтересованно, не понимая смысла его оклика. - Позволь мне самому с ним разделаться. -Ты что, ополоумел? - рыкнул на него Волк. - Хозяин всегда сам... -Не надо!.. - спокойно остановил его Хозяин леса. - Пусть разделается, если хочет - его право... Он развязал мешок и с большим трудом вытащил оттуда тяжёлую тушу Семёна, который, походу, успел упасть в обморок, пока сидел в мешке. Либо просто очень сильно испугался зверей... От него, как и от Вовы, несло ссаниной, и это ещё сильнее распаляло гнев Соловья. Хозяин бросил Семёна на снег прямо перед Соловьём. Бабурин очнулся, что-то гнусаво пробурчал (у него был сильно расквашен нос), всхлипнул, испуганно поглядел на Соловья. Глаза у Бабурина влажно заблестели, голос дрогнул: -А г-г-где мыы? - спросил он. В его глупых рыбьих серо-водянистых глазах читалось откровенное безумие - он буквально сошёл с ума, попадя в звериные тиски. Но даже маленький мальчик Вова Матюхин не потерял рассудок, а ведь он был на полтора-два года младше этого жиртреста и наверняка был более впечатлительнее. Соловей, не отвечая ему ничего, взял Семёна за рукав дублёнки и повёл к ближайшему дереву. Других зверей он будто не замечал, не видел и испуганного взгляда Ани, на глазах которой её родной "Женечка" превращался в нечто ужасное. -З-з-зачем мы здесь? - речь Бабурина стала более связной. - Прошу тебя, не молчи, скажи что-нибудь! Его пропитанный отчаянием безумный голос растворялся, пропадал в пронизывающей воздух угрюмой тишине ночного леса. Соловей остановился и повернулся лицом к Семёну: -Слышь, ты, пидор жирный, а ты знаешь о том, что ты сегодня помешал одному важному делу?! Что Антон Петров, которого ты вздумал опустить - наш человек?! Соловей говорил эти слова нехотя - он ни в коем случае не считал Антона "их" человеком, просто так было проще донести мысль до этого обезумевшего, да и скрытый страх перед Хозяином леса (перед Аней он просто бравировал) не позволял ему проявить сепаратизм и неповиновение его воле. Семён страшно побледнел, это было заметно даже в темноте. Его гнилые жёлтые зубы отчётливо застучали: -Нет... Нет! Нет! Нет-нет-нет! - кричал безумец. Соловей снял маску - его прилипшие из-за пота ко лбу волосы взметнул вверх холодный ветерок. Стало лучше видно зверей - те стояли, замерев, в их глазах читалось яркое удивление; Аня смотрела с какой-то печалью, будто теряла старого друга; и только Хозяин леса наблюдал за этим с неприкрытым любопытством. -Ж-жека?.. - тоненьким голоском пропищал в миг "очнувшийся" от мрака своего разума Семён. Соловей медленно кивнул, вытащил из-за пояса короткий, но острый ножик - отцовский подарок на последний день рождения. Семён упал на колени и горестно, по-бабьи завыл: -Не надо, пожалуйста... Не надо!.. Ребята, я же... Я же ничего не сделал... На него снова напало какое-то помешательство. Он попытался было припасть к ногам Соловья, но тот сделал шаг назад. -Снимай дублёнку! - Соловью казалось, что это говорит не он, а какой-то незнакомый человек, а сам он лишь с ужасом наблюдает со происходящим со стороны. Не переставая выть и не вставая с колен, Бабурин снял дублёнку и положил её перед собой, оставшись в тоненькой рубашке, под которой заметно выпирал живот. -Её тоже... Соловей показал ножиком на рубашку. Семён снял и её, показав всем своё жирное уродское тело, всё в каких-то складках, отметинах от жира, с висящей "свиньей" грудью и терпкими капельками пота на животе. Соловей приблизился к нему, размахнулся и влепил "животному" хлёсткую пощёчину. Вой Семёна перешёл в икоту, а потом он с шумом обделался, снова. -Мразь, блядь, - процедил Соловей и два раза сильно ударил Бабурина в яйца - тот разинул рот и свернулся на снегу калачиком. Теперь он достиг того состояния, когда от сильной от боли не сможет кричать, а Соловью это было и нужно... Соловей бил его ножом, бил долго, лишь изредка останавливаясь, когда забивалась рука от частоты движений. Семён, как и предугадал Соловей, за всё это время не издал ни звука, лишь беззвучно закрывая и открывая рот, как рыба. То, что он испытывал адскую боль, можно было увидеть через вздувшиеся жилы на шее и на лбу... После очередного удара в глазах Семёна на миг проступили невероятные в такой обстановке ясность и свет, что Соловей, которого колотило так, будто это его самого исполосовали ножом, остановился, вытащил окровавленный нож из истерзанной плоти. На чистые джинсы (кровь, по иронии, не попала на самого Соловья) капнуло несколько липких и тёплых капелек... (Стоит сделать небольшое отступление. У каждого из детей-членов Стаи: Лиса-Аня, Соловей-Женя и Сова-Сеня есть маски, которые на каждого из них действуют по-своему, в соответствии с тем, как решил Хозяин. Сеню эта маска делает полностью Совой, у Жени появляется лишь оперение на руках - крылья и мелкие пёрышки по всему телу, опять же, по воле Хозяина. На Аню же маска вообще никак не влияет.) Соловей не помнил, сколько он простоял, вглядываясь в изтерзанное нагое тело Семёна, будучи не в силах пошевелиться. Наконец он очнулся, походкой пьяного дошёл до другого дерева - в стороне от места убийства. Осмотрел труп Семёна, будто запоминая его, фиксируя этот образ в голове. Звери, которые теперь смотрели на него с ужасом (даже для них это было слишком жестоко), ничего ему не говорили. Одна лишь Аня почему-то тихо всхлипнула. Хозяин леса, всё с теми же любопытными огоньками в глазах, подошёл к мёртвому Бабурину и откусил от него кусок мяса, давая пример остальному зверью... Под усиливающиеся радостные вопли от неожиданного угощения и хрустящий звук поедания тёплого мяса, Соловей повернулся и пошёл в чащу, всё время убыстряя шаг, - ему вдруг стало страшно, казалось, Семён догонит его, пухлой рукой схватит его за горло и утащит за собой, в чью-то звериную пасть... В небольшом овражке он остановился. Соловья бил озноб. Он пытался спрятаться от собственных мыслей, но они настигали его. "Зачем я убил его? Зачем я сам сделал это?" "Он, пусть и неосознанно, помешал их и моему планам. Он - пидор и негодяй, он терроризировал школу, он помогал нелюдям из числа старшеклассников и уголовников, он плохо выразился о Полине..." "Пидор - не преступление, а несчастье... Он ведь и не понимал, что чему-то мешает, он просто хотел опустить Антона, я сам ведь был не против это сделать... А что до Полины... Будто я сам никогда так не говорил, даже в шутку... Я убил его, потому что он мог узнать меня или Аню - маска не делает нас неузнаваемыми... Я просто сберёг себя от возмездия..." Соловей вновь вспомнил безмолвного, страдающего от боли Семёна, лужу крови, мгновенно замёрзшую на снегу. Его вырвало прямо на маленькие пятнышки пожухлой травки, выглядывающие из-под снега... Некоторое время он просто бродил по пустынному лесу. Он не хотел себе признаваться в том, что боится возвращаться на эту поляну, где он убил Семёна. Ему казалось, что стоит лишь на миг прикрыть глаза и забыться, как явится с того света Бабурин и будет протягивать к горлу скрюченные пальцы... -Женя! - донёсся до его ушей тоненький красивый голосок. Очень знакомый. Соловей вздрогнул, испуганно обернулся, вгляделся в висевшие перед ним густые еловые ветви. -Женя, милый!.. - снова его кто-то звал, снова появилось это наваждение. -Кто ты? - с каким-то надрывом крикнул усталый и вымотанный Соловей. К нему вышла Полина. Она была в своей школьной одежде, только почему-то с белыми туфлями. Под тёплым лунным светом она была ещё прекраснее, чем обычно, Женя не мог отвести глаз от этой бледной и гордой красоты. Полина подошла к нему, приобняла за плечи: -Женечка, родной, зачем?.. - жалобно спросила она. - Зачем ты сделал это?.. Женя уткнулся ей носом в плечо, начал плакать: -Поленька, я не хотел... Я не знаю, что со мной случилось... Я словно сам не свой... -Я так люблю тебя, Женя... Не губи себя, не губи меня, милый... Внезапно пошёл снег, мокрый и вязкий. Он, будто тонкие иглы, пронизывал всю душу Соловья. Полина отстранилась от него и, как шальная, побрела туда, откуда и явилась несчастному Соловью. "Ей нечего обуть?" - подумал с какой-то усталой радостью Соловей. Семён забылся, страх и ужас испарились, будто их никогда и не было. Тело стало каким-то чужим, неподвижным, только ноги шли и тащили за собой его. Полина оборачивалась и молча смотрела Соловью в глаза, и столько в её взгляде было любви и боли, что стало трудно дышать. А ещё в её взгляде был немой вопрос: "За что?"... Соловей смотрел в её огромные голубые глаза и растворялся в них. Ничего больше не осталось в мире, кроме них. Исчезли все звуки, остановилось время, остались только звёзды глаз. Он не понимал, что происходит, как здесь оказалась Полина, он просто шёл за ней, и для него эта ходьба была отпущением грехов... Вдруг она замерла, лихо повернулась на белых каблуках, снова взглянула на Соловья, но теперь в её глазах Соловей видел горечь и боль. -Женя, нет... Женя, не надо... На её глазах выступили слёзы, она отступала от него, выставила вперёд руки, будто защищаясь, жалобно кричала: -Женечка, милый, постой! Остановись!.. Она начала захлёбываться в слезах, а Соловей начал понимать, что идёт прямо на неё и не может остановиться, и в руках он снова держит ножик... Рядом с Полиной появился Антон. Она ахнула, испуганно спряталась за его спиной. Глаза Соловья налились кровью, пальцы впились в деревянную рукоятку ножа, дробя ногти... Этот сучёныш снова с ней... -Уйди от неё! - вскрикнул Соловей и вздрогнул от ужаса: голос был совсем не его - какой-то звериный низкий рык... Антон ему ничего не говорил. Они оба встали в боевую стойку, подняли сжатые в кулаки руки. Начали сходиться. Мельком Соловей успел заметить, что Полина куда-то исчезла, оставила их вдвоём. Что ж, тем лучше... Между ними оставалось около трёх метров, как вдруг Антон неожиданно плюнул самой что ни на есть настоящей слюной в грудь противнику. -Вот сучёнок!.. - задохнулся от ярости Соловей и рванулся вперёд. Он попытался с ходу ударить ногой, но Антон поставил блок, перехватил его ногу и с правого кулака въехал в челюсть сопернику. Соловей отлетел назад, упал, но тут же вскочил и снова пошёл в атаку. Пропустив оплеуху, он стал осмотрительнее. Сделав ложный выпад, Соловей всё-таки достал Петрова ногой в живот. Один-один. Бой шёл на равных. Ножик, который был у Соловья в руки, исчез, не оставив ему никакого иного выбора, кроме древней русской забавы - кулачной драки. Тем более, противник не был хиляком - это давало интерес... Откуда-то взялась Полина. Из-за белых туфелек, которые всё ещё были на ней, казалось, что она буквально выросла из снега. Она стояла за соседним деревом, улыбаясь, и улыбка её была непонятной: то ли торжествующая - за Антона, то ли желающая победы - для Соловья. -Да! Всыпь ему! - крикнула она, не называя имени. Каждый из соперников воспринял это на свой счёт. Удары сыпались один за другим. На лицах бойцов появилась первая кровь - у Антона была рассечена бровь, у Соловья - губа. От этого схватка становилась всё яростнее и отчаянней. Соловей был на полголовы выше Петрова и лучше действовал ногами, зато Антон был подвижней и быстрей. От большинства мощных ударов Соловья ему удавалось уходить. Соловью приходилось много двигаться, а выносливость у него была слабая. В какой-то момент они сошлись в клинче. Антон попытался применить удушающий захват, но Соловью удалось вывернуться. Оба вдруг резко почувствовали, что стали выдыхаться. Схватка всё больше походила не на изящную дуэль, а на безобразную драку пьяных мужиков. Сил на эффектные выпады и элегантные уходы уже не осталось. Всё чаще они просто дубасили друг друга - без всякой мысли, куда придётся, из последних сил, повинуясь лишь одному чувству - слепой ненависти. И всё же Антон оказался выносливее. Он завалил Соловья на землю и провёл свой долгожданный удушающий приём. Шея противника оказалась в тисках его неожиданно окрепших рук. Соловей захрипел, завертелся по-ужиному, стараясь освободиться, но Петров его прихватил капитально. От отчаянья Соловей нашёл неожиданный выход - может быть не только из-за отчанья, а ещё и из-за Полины, которая, казалось, желала победы только ему. В кармане его куртки нашлась жёсткая верёвка, которую Соловей тут же ловким движением накинул на шею Антона. В ту же секунду роли поменялись: теперь уже Петров беспомощно хрипел, уткнувшись носом в утоптанный снег. Оставалось только добить поверженного противника, и всё! Вдруг Антон, извернувшись каким-то странным образом, не глядя, врезал назад локтем, попав Соловью прямо в нос. У того в глазах заплясали весёлые звёздочки, потерялась бдительность, но неожиданно зрение прояснилось, появилось маленькое пятно, через которое он увидел, как Полина кинула что-то Петрову через всю поляну. Тот поймал диковинку и неожиданно нахлобучил её на лицо - это была заячья маска. Антон, будто преисполнившись новой, невиданной до этого силой, начал зверски бить оглушённого Соловья, вколачивать его лицо в своё колено. -На! На! На! - истошно вопил Петров при каждом ударе. Лицо у Соловья распухло, боль причинали даже текущие по лицу слёзы, кости носа безнадёжно хлюпали, во рту что-то мешалось - Соловей выплюнул на снег два выбитых зуба. Антон словно не уставал - он бил и бил, где-то на заднем плане восторженно кричала Полина, пропала чувствительность лица - Соловей теперь слышал только звуки ударов, которые уже начали приходиться по глазам - на правом глазе резко ухудшилось зрение, заплясало кроваво-красными пятнами... Внезапно всё прекратилось. Соловей всё так же лежал на снегу, но рядом с ним никого не было. Он полежал ещё секунду, прислушался к себе - пульс был рваный, будто он сейчас от кого-то бежал. Лицо не болело, как и всё тело. Соловей осторожно дотронулся рукой до носа - тот был цел, с наслаждением принимал в себя морозный воздух. "Неужели мне всё это привиделось?" Он огляделся - там, где стояла Полина, снег был чистый, без следов. Лес был тих и таинственен, и казалось, что каждая веточка, каждая еловая иголочка охраняли Соловья от нахлынувшего на него видения... Верёвки не было, как и ножика. До ушей донёсся далёкий звук флейты, и Соловей понял, что в этом лесу он всё же не один. Где-то там Стая, где-то там Аня, а он убежал от них. Интересно, они ищут его? Шатаясь, усталый Соловей побрёл на звуки и через несколько минут вышел на поляну, где звери танцевали в очередной раз. Аня не танцевала - она стояла у того дерева, рядом с которым был убит Семён, и смотрела в сторону чащи, ожидая выхода Соловья. -Жень, нормально всё? - как-то печально спросила она. -Да, устаканился, - сделал рукой неопределённый жест Соловей. - А чего ты такая печальная? -Только что я потеряла друга - Женю, и обрела брата - Соловья, настоящего зверя, и не могу понять, что для меня - Лисы, лучше?.. Она протянула ему кусок мяса, с явной прослойкой жира. -Будешь? -Угу. Она положила ему голову на плечо, взъерошила волосы. -Будем вместе выживать, да, Женечка? - тихо спросила Аня, глядя на беснующихся зверей. - Они - сами по себе, мы - сами по себе. Когда-нибудь это время настанет... Он легонько поцеловал в её макушку, совсем забыв про Полину. -Дай Бог... -У тебя же ничего не было с Морозовой? - тихо поинтересовалась Аня. -Нет... - гладко соврал Соловей. От зверей отделилась Сова, подошла к Ане. -У меня, уху, очки Зайчика остались, уху. На удивление, упоминание про Антона не вызвало у Соловья никакой реакции. -Ну отнеси ему, только не переусердствуй, не пугай никого, - вяло отмахнулся от неё Соловей, умиротворённо смотря куда-то вдаль. -Уху, хорошо! - бросила Сова, разбежалась и медленно взлетела в небо. В её глухом тихом голосе почти не осталось ничего человеческого, и Соловей, если бы не знал её, даже не предположил бы, что раньше это была не Сова, а маленькая и милая девочка Сеня... Нужно было завершить ещё одно дело. Соловей подошёл к Волку, осторожно отвёл его за дерево. -Где ты был вчера? - холодно осведомился Соловей. -Какая р-р-разница? - грубо рыкнул Волк. Соловей резко схватил его за грудки, да так, что треснули пуговицы зимней одежды. -Девочку пугал, пёс?! -Ну пугал, и что? - Волк ощерился в ответ, оскалил зубы. - Ты должен быть с нами, а не с ней, Соловушка... Соловей выдохнул, быстро размахнулся и неожиданно сильно ударил Волка в морду - аж пара клыков из пасти вылетела. На секунду замер, отдышался - много за сегодня он подрался. Подошёл к Волку, вытянул его морду за уши вверх, шикнул ему: -Ещё раз увижу тебя у её дома - всё говно вытрясу, псина! Хозяину расскажешь - вообще убью на хер, таким же псинам скормлю! Понял?! -Понял... - спокойно ответил Волк, будто случайно сплюнул на снег прямо рядом с ботинками Соловья. -Молодец. Но закрепить придётся, - Соловей наотмашь ударил Волка по челюсти, "нокаутировал" его. Вышел обратно к зверям: -Хозяин! - окликнул его Соловей. - Волку плохо, он на месте упал! Ты разберись, а мне лететь надо. Маску, так и лежавшую в снегу, он захватил с собой в последний момент, когда уже взлетал высоко-высоко, прямо к небу, и почему-то от него не отступало неуловимое ощущение, что соловьиная маска сильно тянула его обратно к земле, не давала взлететь к звёздам... Женя в комнате был один. Он кругами ходил по скрипучему полу, не находя себе места. Подошёл к книжному шкафу, забитому всякими научными книгами, "Огоньками" и увесистой "Историей ВКП(б)". Со своей добычей (не такой желанной) Женя завалился на диван. Но то ли чтение оказалось слишком скучным занятием, то ли мысли его были слишком далеко - ни книга, ни журналы не смогли отвлечь его от навалившихся проблем. Более того - прочитанное вообще не достигало его сознания. Жене было тоскливо и одиноко, его точили две неотвязные мысли. Жизнь его после сегодняшнего никогда не будет прежней - это очевидно. Сто процентов Семён ещё будет ему сниться в ночных кошмарах. Ещё та хрень с Полиной... Хоть это и было лишь видение, не основанное на правде, всё-равно у Жени было горько на душе. В довершение всего где-то по соседству что-то пиликало, заунывно и монотонно. Полежав ещё минуту, до Жени дошло, что это - скрипка. Обычная скрипка, на которой кто-то с маниакальным упорством повторяет пассаж. Для мозга, разгорячённого сегодняшним днём, эти звуки вскоре стали невыносимы, и Женя уже порвался встать к окну, чтобы увидеть несчастного музыканта, как вдруг понял - кроме Полины и играть-то больше некому. Они как раз жили рядом. У окна лежал старенький телескоп, подаренный отцом на шестилетие. Женя его особо никогда не использовал, да и сейчас сомневался, что его можно будет использовать на таких маленьких неастраномических дистанциях, но заняться всё-равно было нечем, да и интересно было взглянуть на Первую Скрипку Школы в домашней обстановке. Подтащив треногу к окошку, Женя водрузил на неё трубу и направил телескоп в сторону Полининого дома. Ему пришлось довольно долго крутить колёсики на окуляре, но, в конце концов, он отчётливо, словно на расстоянии вытянутой руки, увидел кусок стены с облупившейся краской. Осторожно двигая трубу, Женя стал заглядывать в окна. Полину он обнаружил в окне второго этажа - умный архитектор догадался бы поместить там балкон или что-то вроде этого. Невысокая худенькая Морозова была одета в серый домашний халатик. Она стояла в глубине комнаты, спиною к окну и, изредка поглядывая на пюпитр с нотами, сосредоточенно повторяла одну и ту же музыкальную фразу. Теперь Женя мог видеть её лицо. Полина сидела абсолютно неподвижно, откинув назад голову и закрыв глаза. Её утомлённые руки свободно свисали с подлокотников кресла, худые плечи были опущены, подбородок поднят. На лице была заметная тень усталости, но, несмотря на это, Женя всё же поймал себя на мысли, что уже минут шесть просто любуется ею. Тут кто-то её позвал (дедушка - решил Женя), Полина поднялась и вышла из комнаты. Женя стал спешно обшаривать окна дома и увидел, как на первом этаже Полинин дедушка - Харитон - накрывал на стол, несмотря на то, что был в коляске. На кухню вошла Полина, села за стол, и дедушка поставил перед ней дымящуюся тарелку с супом. Ноги сами принесли Женю к телефону, руки сами взяли его, притащили в комнату, включили в розетку и набрали номер. При этом он продолжал смотреть в телескоп. В доме, видимо, услышали трель. К телефону, как и хотел Женя, подошла Полина - он был в прихожей, поэтому она пропала из его поля зрения. -Да? -Привет! - выкрикнул Женя в трубку и в который раз за день испугался своего голоса - теперь он вдруг стал каким-то писклявым. -Ой, Женечка! - воскликнула она. - Привет!.. -Извини, что так поздно, - запыхавшимся голосом произнёс Женя. - Я тут давно слушаю, как ты играешь - мне очень нравится, я буквально наслаждаюсь! А что ты играла? -"Каприз" Паганнини. А ты только ради этого и звонил? - засмеялась Полина в трубку. -Ну да, я же чувствую - что-то капризное, - не слишком удачно сострил Женя и сознался: - А ещё очень хотелось твой голос услышать. -Польщена, - Женя представил себе далёкую Полину, на лице которой сейчас наверняка блуждала рассеянная улыбка из-за усталости. - Как ты? -Нормально, уроки делаю. А ты? -Играю, как видишь. Ты по фортепиано что учишь? Женя замялся - все эти дни он и не думал про свои музыкальные занятия. Из маленьких обрывков, затаившихся в памяти, Женя постепенно составил важное для его музыкальной карьеры словосочетание: -"Либертанго" Пьяцоллы. Более ничего. -Красиво, - мечтательно вздохнула Полина. - А у меня, как ты правильно заметил, одни "капризы". Ладно, мне бежать надо. Пока! -Секунду! Подожди! Я ещё хотел сказать, что... - Женя замялся, совсем не зная, что говорить, и вдруг неожиданно зачастил скороговоркой: - Я помню море пред грозою, как я завидовал волнам, бегущих бурной чередою, с любовью лечь к твоим ногам. Я, это... люблю тебя. В трубке наступило секундное молчание, затем оттуда с Женей попрощались во второй раз: -Женечка, как я рада, что ты у меня есть... Мне правда бежать надо. Пока, Женя! Запиликали короткие гудки отбоя. Женя до упора прильнул к окуляру телескопа и увидел вернувшуюся Полину. Та ещё минуту поболтала с дедом на кухне, а потом поднялась к себе. Там она взялась за шторы, но не задёрнула их сразу, а замерла, с весёлым недоумением и какой-то нежностью оглядывая окружающее её пространство, попадая взглядом и в Женино окно. От этого Жене стало радостно и как-то по-особенному грустно. Спустя пару минут она всё-таки закрыла окно, и сквозь голубую ткань занавесок Женя увидел её колеблющийся силуэт - она, совершенно не таясь (хотя, чего ей было таиться у себя в комнате?), раздевалась. Кровь тут же ударила в голову, в ушах зашумело, он едва сдерживался, чтобы не закричать от обуревающего его неизвестного чувства - чудовищного возбуждения. Наконец, свет в её комнате погас. Женя застонал и, обхватив голову руками, заметался по комнате, боясь разбудить отца. Всё внутри него бушевало, мутило разум, искало выход. Да уж, многовато было приключений для сегодняшнего дня... Чтобы дух обуздал тело, Женя рухнул на пол и начал с неистовой силой отжиматься всеми возможными способами. Этой ночью ему не спалось. Как минимум из-за усиливающейся боли в груди и в горле - похоже, он заболевал, причём не слабо - долгие зимние прогулки дали о себе знать. Походу, в школу ему сегодня не суждено было пойти, да и в ближайшие дни - тоже. Он то ложился, то вставал, то тайком выходил на улицу и вдыхал прохладный и чистый январский воздух. А потом сел к телескопу и навёл его на невыносимо яркий диск Луны. И долго, очень долго вглядывался в загадочный и затейливый рисунок лунных морей и океанов, стараясь угадать в нём знакомые черты...