Так не бывает

Утром Женя, не пошедший в школу и бывший дома один - отец ушёл на работу, понял для себя одну вещь: теперь его любовь почти всецело выражается только в ревности, которая была не простая, а какая-то особенная. Срок, назначенный Полиной, медленно, но верно подходил к середине, а там уже и конец был близко. Вчера Полина вроде бы говорила с ним по-обыкновенному, без холодности, но теперь и это стало казаться Жене подозрительным, и возбуждало страшное чувство. Все чувства, из которых состояла его ревность, были ужасны, но среди них было одно, которое было ужаснее всех, и которое Женя не мог определить или понять. Оно заключалось в том, что то самое, что было так блаженно, сладостно, выше всего в мире в применении к нему с Полиной, становилось мерзким и чем-то противоестественным, когда Женя думал о Полине и о другом человеке - об Антоне, например. Тогда Полина возбуждала в нём острую ненависть. Это было не в первый раз - уже полтора-два дня Женя мучил себя подобным образом. Всё, что он делал с ней когда-либо с глазу на глаз - телефонные разговоры, милые перешёптывания, редкие объятия - всё это было полно райской прелести и целомудрия, но как только он представлял на своём месте кого-нибудь другого, всё мгновенно менялось, - всё превращалось в нечто бесстыдное, возбуждающее жажду просто придушить Полину и, прежде всего, именно её, а не удачливого соперника... Завтра он, не выдержав такого состояния, всё же пошёл в школу - с лёгкой температурой и едва заметными кругами под глазами от недосыпа. Полина была с ним так же мила, как и обычно, мило общалась и с Антоном, с Ромой же, слава Богу, никаких контактов не было. Аня вообще не проявляла к нему никакого внимания - привет-как дела, и всё. Вчера, оказывается, к ним в класс приходил мент - участковый инспектор милиции Тихонов и расспрашивал по поводу пропажи Семёна. Благодаря сплетням Кати и скудным логическим рассуждениям одноклассников (все видели позавчерашний конфликт Петрова и Бабурина, и все знали о произошедшем в лесу - Антон был последним, кто видел Семёна, да и Рому с Бяшей он не выдал - они, кстати, действительно теперь были его корешами), Петров теперь был для всех главным подозреваемым, и это дало ему некий героический ореол в школе - места для столь желанного буллинга не было. Да и Женю бы никто не понял, если бы он сейчас попытался бы опускать Антона. "Интересно, а Антон меня ревнует к Полине? Он, вообще, подозревает о наших отношениях?" На уроке литературы Лилия Павловна стала проверять заданное вчера на дом стихотворение - что-то из старого, советского. Женей она не интересовалась - а что взять с человека, который на уроке вчера не был? - а вот остальным пришлось несладко, ибо стихотворение было весьма сложным. Наконец, вызвали Полину, и тут же будто подтвердилась вся правота Жениных мучений. Ему казалось, что Полина уже совсем не видела его, совсем не замечала, была вся чужая, публичная, "классная". И это было нестерпимо. Да, казалось бы, обычное чтение стиха перед классом, ничего такого. Но для Жени это было невыносимо, невыносимым было даже чтение - она умела выразительно читать, это нужно было в стихотворении, которое было про войну. Чувствовалось её смущение, иногда срывался тоненький голосок, не хватало дыхания, всё это было трогательно, очаровательно. Неожиданно, в её лице бедный Женя стал видеть смесь ангельской чистоты и порочности, которая была в ней, в школьном платье, в туфельках (слава Богу, не белых) и в обтянутых тонкими прозрачными колготками ногах. И ещё Женя чувствовал обострённую близость к Полине, - как это всегда чувствуешь в толпе к тому, кого любишь, - и злую враждебность, чувствовал он и гордость ею, сознание, что всё же ничего не произошло, что она принадлежит лишь ему, и вместе с тем разрывающую сердце боль: нет, уже не принадлежит!.. Снова настали "счастливые" дни. Женя уже не верил им с той лёгкостью, как прежде. Не напоминал он и о сроке, уже вступившем в законную середину. Он не мог забыть, что чувствовал тогда, на той чёртовой литературе, не мог и признаться себе, что те чувства не покинули его. Чувствовала его тайные чувства и Полина, с которой тоже всё было непонятно. Никаких продвижек не было, и всё это, вкупе с неопределённостью (уж лучше бы прямо всё сказала), и являлось тем, что мучило Женю. Он сам не понимал, за что любит Полину, хотя чувствовал, что любовь его не уменьшается, а возрастает вместе с той ревнивой невидимой борьбой, которую он вёл с Антоном, борьбой за Полинину любовь, за её силу, которая всё больше возрастала из-за Жениной несносной требовательности. Что это значит вообще - любить? - задавался вопросом Женя. Ответить на это было невозможно по той причине, что не было ни одного определяющего слова про это, ни в том, что слышал Женя, ни в том, что он читал. В книгах и в жизни все будто условились говорить о какой-то бесплотной, платонической любви, или же о том, что назыывается страстью. Его же любовь была непохожа ни на то, ни на другое. Что он испытывал к Полине? Любовь или страсть? Полина доводила его до обморока, до какого-то предсмертного блаженства, когда во время их редких совместных разговоров, - не важно, очно или по телефону, - она раскрывала ему свою душу с какой-то потрясающей душу покорностью, чистейшей невинностью... Прошло девять дней. Остался один. Женя уже весь истомился и даже не мог спокойно сидеть на уроке - весь ёрзал и искрутился, чем вызвал тихие смешки Ромы. На перемене он вдруг спокойно принял то решение, о котором давно думал - поговорить с Антоном так же, как и с Ромой когда-то. С Петровым у него, кстати, отношения так и остались на уровне приятельских - дружить с этим шапоголиком Женя просто бы не смог. Как назло, Антошка куда-то запропастился, и вместо него Женя "коптился" в Анином обществе. У неё, похоже, тоже назревал какой-то важный разговор, потому что на все Женины реплики она почти никак не реагировала. -Ань, всё хорошо? - осведомился Женя. - Ты сама не своя. -Я люблю тебя, - совершенно спокойно сказала она, будто это было частью их разговора. До Жени не сразу дошёл смысл сказанного ею: -Ч-чего? -Я люблю тебя, - повторила Аня. Женя глупо захлопал глазами: он, конечно, ожидал такого от Ани, но совершенно не думал о том, как же ей помягче... отказать. Менять Полину на Аню - что за бред? -Я... мне приятно, конечно, но... -Полину не хочешь предавать? - так же спокойно осведомилась Аня, хотя Женя заметил, что у неё в глазах уже что-то блестела. Полина бы не стала давать волю эмоциям, а вот Аня... обычная маленькая девочка. - Зря. Она ведь с Антоном, забыл? -Так ведь... - запнулся окончательно потерянный Женя, не в силах придумать какой-либо ещё аргумент, но их неловкое признание тут же прервала Полина, точнее, её скорое явление. Женя заприметил её шаги (у неё они были особенно лёгкие, единственные такие среди всех остальных одноклассников), заранее отстранился от Ани, чуть ли не выпрыгнул из класса, закрыв за собой дверь и встал в коридоре. Она трогательно стояла в уголке. Всё в ней было прелестно - её милое, хорошее лицо, тонкая фигурка, её свежесть, смотрящие на него сияющие глаза, сжатая в руках тетрадка, в изгибах которой была некая изящная задорность, и даже тёмно-белый школьный костюм, в котором Женя с обожанием чувствовал всю материю. Он стоял худой, нескладный, в серой рубашке и потёртых джинсках, в лишённой всего изящества сменке. Взгляд у Полины был с какой-то лёгкой грустью, будто она расставалась с какой-то давней, проникшей в сердце, но не очень нужной сейчас вещью. -Женя! - окликнула она его. -Да? -Я сказать хотела... Женя глупо улыбнулся - сегодня он прямо в центре женского внимания! Если Аня ему была неинтересна, то сейчас любое Полинино действие он расценивал по-своему, в лучшем виде, и сейчас он с трудом сохранял невозмутимое выражение лица, дабы не показать Полине своего чудовищного волнения, которое царило в нём все эти девять дней. -Говори, - невозмутимо предложил он ей. -В общем, я решила не ждать десятого дня, потому что не хочу понапрасну мучить и тебя, и себя. Нам лучше остаться друзьями, Женя. Внутри всё резко потухло. Странно, но поначалу Женя испытал необычайное облегчение, с души свалился камень - ему больше не придётся изъедать себя бесконечными вопросами и предположениями, что же не так? -Что изменилось? - спокойно осведомился он. -Прости, но... ты не подходишь мне, как пара. -А Антон? -Антон? Он - подходит. Ты же это хочешь услышать? Лучше прямо, Женя, чем намёками - тебе же будет потом легче. Не хочу, чтобы между нами остались недомолвки. -А чем он лучше? В глазах Жени что-то сильно-сильно защипало, но он держался, сцепив руки перед собой. -Ты бы смог дать отпор Семёну? Смог бы выстоять против всего класса? Конечно же, Женя ответил на этот вопрос, которым тоже порой задавался после всех этих долгих дней и после столь же долгого наблюдения за Антоном, максимально честно: -Нет. Наверное, не смог бы. -А он - смог. Она подошла к нему, приобняла, но сделала это, слегка отстранившись, не так, как прежде. -Жень, друзьями тоже быть неплохо. У тебя ведь никогда не было лучшего друга - я им готова стать. Нам будет хорошо и в таком положении, правда. Поверь мне. Ты сейчас на эмоциях, можешь думать всё, что тебе угодно, но, уверена, вскоре ты поймёшь меня. А уж принять мой выбор или нет - дело твоё. Прозвенел звонок. На уроке Женя себя больше не смог сдерживать. Пока тощий высокий историк что-то говорил про какого-то московского князя, успешно боровшегося с Золотой Ордой, Женя сидел на одной из задних парт, закрыв лицо руками. Он, на удивление, не плакал. Просто пытался понять: что он сделал не так? Ведь было же всё хорошо... Он даже не думал об Ане, которой он столь грубо отказал и о чём сейчас сильно жалел - а прошлых отношений между ними не вернуть, он прокручивал в голове все те счастливые моменты, которые произошли между ним и Полиной, и искал там ту точку, после которой их отношения пошли под откос. И после каждого рассуждения он приходил к выводу - этой точкой было появление в их школе Антона Петрова, оказавшегося более удачливым и более сильным, чем он - Женя... По новому он теперь воспринимал и Полину, к которой почему-то не проникся мгновенной чистой ненавистью, которую он испытывал по отношению к Антону уже давно. Что вообще такое, эта любовь? Страсть, душа, тело? Это что такое? Ничего этого нет, - есть что-то другое, неуловимое, совсем другое! Этот лёгкий запах Катиных духов - разве это не Полина, не любовь, не душа, не тело? И Рома с Бяшей, Аня, остальные одноклассники, Лилия Павловна, этот историк, мерцающий школьный свет, утренние сумерки - всё любовь, всё душа, всё мука, всё несказанная радость... Очнулся он только на большой перемене, когда почти весь класс опустел. Полина, не смотря на него, куда-то вышла, бросив на парту Антона какую-то бумажку. Тот прочитал её, мгновенно изменился в лице и дал дёру из класса. Женя остался один, вместе со своей возбуждённой ненавистью. Спокойствие прошло, теперь ему - парадокс! - хотелось видеть развитие их отношений, и тем самым извести себя окончательно. Посмотреть, что мог бы испытать он, если бы был на месте Петрова... Они уединились в тупичке. Антон смешно влетел в Полину, та испугалась, выронила из рук ту тетрадку, которую держала, разговаривая с Женей. Женя наблюдал за ними из коридора и медленно сгорал, потому что его абсолютный слух, желая своему хозяину лишь самое лучшее, исправно доносил до него каждое слово их неловкого разговора. Каким-то образом их болтовня дошла до музыки, и Женя отчётливо услышал Полину, будто она сейчас стояла рядом с ним и говорила это ему: -Ты как блюзовая импровизация... Кулаки сжались до хруста. Снова Женя был в беспомощном положении наблюдателя, снова он ничего не мог сделать - на этот раз не только по этическим причинам, но и потому что не имел на это права - ему ведь уже всё было сказано. Появилась Катя, которая искала очередной источник для своих сплетен, и Женя, прежде непонимавший её отношение к Антону, сейчас мысленно взмолился, чтобы у неё тоже вдруг появился острый слух, и она тут же бы услышала разговор двух влюблённых... -Катя! - Женя решил не таиться и подбежал к ней. Та ойкнула, удивлённо взглянула на него: -Да, Женечка? -Не ходи туда... - он кивнул на тупичок, всё ещё слыша сбивчивые слова Антона - теперь они разговаривали про анкету - ту самую тетрадку. - Я... -Чего такое, Женя? - удивлённо взглянула на него Катя. - У тебя глаза на мокром месте... Что-то случилось? Сбивчиво, не заботясь о конспирации и желая, чтобы те, кто были в тупичке у раздевалки, его услышали, Женя рассказал ей всё, что произошло сегодня. -Кать, я не понимаю, что произошло... Она сама не своя. Что она нашла в этом... уроде, в этой сволочи?! Катя сочувственно взяла его за плечи, перед Женей заплясали её ясные зелёные глаза, тонкий носик, мелькнул тот едва уловимый аромат духов (откуда только у Лилии Павловны деньги на такие?), и он вдруг ощутил то блаженное спокойствие, которое всегда было с ним в момент общения с Полиной, с прежней Полиной - для него теперь это были два совершенно разных человека. -Я тоже не понимаю, Женя... Вы всегда были такой прекрасной парой, и... и я совершенно не вижу Антона рядом с ней, вот не вижу! -Да! - почти вскричал Женя, легонько отводя её в сторону - в тени тупичка мелькнула Полинина макушка, через секунду показался и Антон, державший Полину за плечи и что-то весело говоривший. - Что на неё нашло?! Ты должна знать, вы же, - девочки, - так хорошо чувствуете друг-друга!.. -Жень, ты же меня знаешь - я всегда на страже настоящей любви! - твёрдо сказала ему Катя и заговорщицки подмигнула, совсем как Полина. - Её логика мне неизвестна, да и никто её не знает, кроме самой Полины, но я попытаюсь поговорить с ней, узнать... Ты только не переживай, не загоняйся, ладно? -Хорошо... - Женя неожиданно для себя притянул Катю к себе и крепко обнял её, уткнувшись носом в её золотистые волосы. Серёжка, блестевшая у неё в ухе, больно кольнула его щёку. - Катенька, я так рад, что ты на моей стороне... -А как может быть иначе? - смеясь, сказала она ему. Увидела бы эту картину Лилия Павловна - прибила бы обоих, в первую очередь - Женю. С каким-то свистом в Женином ухе отдался звонок, и он резко отдёрнул Катю в сторону, не разрывая объятий - из тупичка выбежали весёлые Антон и Полина, совершенно не замечая их. -А теперь, Женечка, нам с тобой самое время поторопится, - она легонько отстранилась от него и кивнула в сторону лестницы. - Не хватало нам ещё на урок опоздать. -Да, ты права. - Женя разомкнул объятия и вместе с ней торопливо направился по коридору, весело наблюдая то, как Катя, всегдашняя стерва и "вамп", сейчас бросала на него смущённые взгляды и ничего не говорила. "Верно говорят, нет худа без добра." Но мысли о Полине всё-равно не бросали его... Договорившись с Катей (он теперь постоянно называл её "Катенькой" - в ответ на её всегдашнего "Женечку") созвониться вечером, Женя весело сбежал по лестнице, пытаясь не думать ни о чём плохом и не столкнуться с мрачной Аней (о ней он, как ни странно, совсем не думал), но кое-что привлекло его внимание. Впереди него разговаривали Бяша с Антоном, которые через секунду уже шли на задний двор, причём Бяша шёл быстро, а Антон неохотно, но на его лице ещё можно было разглядеть следы той неожиданной радости, которая его сегодня настигла. Женя подошёл ко двору позже, когда ждавший их во дворе Рома уже раздавал обоим какие-то команды: то Бяша вдруг должен был стать тёлочкой, то Антону вдруг вручались какие-то обломанные цветы, то вдруг Антон ни с того ни с сего с силой толкнул Рому, да так, что тот больно приложился рукой об лёд. Из доносившихся обрывков разговора Женя понял, что Рома репетирует с друзьями подкат к какой-то девчёнке: Антон был злобным маньяком, Рома - героическим спасителем, а Башя играл роль девочки, которая, наверняка, даже не подозревала о такой тщательной подготовке. Уверенный, что Рома обязательно добьётся своего - тот слыл в классе дамским угодником, Женя уже хотел идти домой, как вдруг он услышал имя... вернее даже не имя, а обозначение той, к кому Рома собирался подкатывать: "Первая скрипка школы". Внутри Женя всё снова всколыхнулось, радость от неожиданного обретения Катеньки испарилась, вновь вернулась пожирающая всё на своём пути ревность. Женя вспомнил робкие Ромины взгляды, которые тот бросал на Полину, вспомнил и его анкету, на которую до этого почти не обращал внимания. Чёрт возьми, их теперь трое... Неудачливый пианист, красавец-гопник и загадочный новенький - хороша команда! Если раньше их ситуация была, по сути, более-менее разумным любовным треугольником: два пацана и одна девочка, то теперь это был уже придурковатый "четырёхугольник". Квадрат какой-нибудь или прямоугольник, и непонятно, что лучше? Почему-то вся ненависть в этот момент перелилась на Рому, который, по сути, не подозревал об удачливости Антона и наверняка решился на подкат, видя Женины промахи, да и информации у него было больше - в его информаторах ходило полшколы. Если уж Антона Женя пропустил, то этому гопарю, этому быдлу, он Полину ни за что не отдаст... Из рюкзака медленно выскользнула маска, опустилась на лицо. По телу что-то медленно пробежало, замкнуло где-то в сердце, в руках что-то кольнуло - появились крылья. Вместо Жени у заднего двора стоял Соловей, который тут же взмыл ввысь, дабы его никто не заметил. На душе было невероятно спокойно, всё куда-то пропало, осталось лишь одна мысль. будто полученный приказ, обязательный к исполнению и не требующий рассуждений: Рома не должен получить Полину. По крайней мере, постараться не допустить этого. Антон ушёл со двора, - они все договорились встретиться вечером, - Бяша потоптался с минуту и тоже смылся. Рома остался один. Насвистывая что-то тягучее (Соловью почему-то был уверен, что это - Шуфутинский), он пошёл в противоположную от друзей сторону - к маленькой калитке, с выходом на западную часть посёлка. Соловей следил за ним с воздуха, готовясь спикировать в нужный момент. Внутри всё ещё ничего не клокотало, Соловей не чувствовал себя зверем, он словно был Божьим посланником, который должен был покарать грешника, не испытывая каких-либо чувств - Бог ведь против ненависти. Наконец, Рома оказался в безлюдном месте. Соловей на автомате спикировал и пинком ног сшиб Рому в снег. Тот даже не успел понять, что произошло, как Соловей взял его за волосы на затылке и с силой вколотил его рожу в ближайший фонарный столб. Рома сразу обмяк и упал без сознания. Соловей перевернул его на спину, осмотрел - не случилось ли ничего с ним страшного? Нет, не случилось: нос был разбит, на правой скуле расплывался синяк, из губ и рассечённой брови шла кровь, через маску Соловей чувствовал мерное дыхание Пятифана. Тот был без сознания - очнётся где-то через полчаса. Соловей же хотел, чтобы это выглядело так, будто Рома внезапно упал и разбил лицо - поплохело резко, со всеми может случиться. Поэтому Соловей применил старый способ - засунул пальцы руки в Ромины ноздри, тут же испачкавшись в крови, и резко дёрнул на себя. Рома вздрогнул, зашевелился, слабо застонал, но рядом с ним уже никого не было - Соловей резко взлетел и уже летел к своему дому. На душе всё ещё было спокойно... Соловей думал о Роме, об Антоне, о Полине, перед ними всеми мечтательно и мягко улыбалась Катя, промелькнуло всё то, чего он достиг за все эти года с Полиной, и всё слилось в одно, - Полина, Катя, день, зима, сладкий снежный запах, запах промёрзлой земли, терпкий запах его собственного пота и воспоминание о Катиных духах... -Соловушка! - ухнула Сова под его окном. Женя испуганно зашевелил плечами, взглянул на стекло, почувствовал, как по спине бегут мурашки от блестевшего в темноте жёлтого глаза. - Хозяин зовёт!.. Женя тихо выругался, полез за маской... Соловей с Совой приземлились на поляну одновременно. С присущим себе злорадством Соловей оглядел побитую челюсть Волка, который теперь и взглянуть на него боялся. Аня же не оставляла его без внимания, в каждом её взгляде читался немой вопрос: "За что ты так со мной, Женя?!". Что ж, к Ане он всё ещё ничего не ощущал, и менять свои предпочтения не собирался. В руках Хозяина снова был мешок, и Соловей внезапно ощутил недовольство, вызванное неким пресыщением: не многовато ли добычи за неделю? И всё снова без него... Интересно, кто же это? Раз Аня сегодня на него была озлоблена, то тут два варианта: либо Полина - отомстить конкурентке, либо Антон - доказать Жене свою преданность. Оба варианта были интересны, оба варианта были желанны. -Давай! - Аня махнула рукой Хозяину. Тот как-то странно рыкнул, в глазах блеснули те самые любопытные огоньки, и вытряхнул на снег содержимое мешка. Перед Соловьём будто в замедленной съёмке сначала пронеслась грязная домашняя одежда, потом спутавшиеся золотые локоны, висевшие совсем некрасивыми и ужасными паклями, тонкогубый рот, изящный носик и ясно-зелёные глаза, заплаканные и жадно осматривающие окружающий мир. Из горла сипло вырвалось: -Катя!..