Прикасаясь ко льду губами

*** Так крепко уснул. Проснувшись на секунду Забыл кто я есть. (с) *** Апрель 2017 года, город Москва, Россия. Анна Погорилая и Евгения Медведева сидели в коридоре. Молчали. На удивление никого лишнего рядом, только две спортсменки, которые остались последними в очереди на беседу с президентом Федерации фигурного катания на коньках России Александром Горшковым. О таких беседах не распространяются, особенно когда такая крупная персона в мире фигурного катания желает лично пожурить спортсменов после недавних соревнований в Хельсинках. Аня плотно сжимала руки, переплетая между собой пальцы. Глядя в пол, нервничала, не могла представить, каким будет разговор с Горшковым. Тренеры девушек находились где-то в одном здании с ними, но не давали о себе знать. И Анна Царёва, и Этери Тутберидзе понимали, что если на беседу позвали Аню с Женей, то только они вдвоём там и должны присутствовать. Медведева не знала, как заговорить с Погорилой, чтобы это не выглядело как жалость или желание утешить. Хельсинки расстались с двумя фигуристками абсолютно по-разному – одна вернулась на родину с триумфом, «на коне», другая – с поражением, «на щите». И если Погорилая и «прославилась», то уж точно не удачным выступлением. Окрыленной Медведевой не было толком известно в тот день, что Аня потерпела тотальный крах. В отеле девушки не пересекались, счастливая Женя даже не обратила внимание на долгое отсутствие Ани в её окружении. Один ночной разговор поведал о переживаниях коллеги, но этого было всё же мало. Человек, находящийся на пике, не склонен замечать мучения тех, кто стоит ниже его головы. В этом есть самая большая ошибка, лукавый обман судьбы и непозволительно высокое тщеславие победителя. Жене понадобилось много лет, чтобы понять свои ошибки, но речь об этом конкретно сейчас она и не думала заводить. - Мне лишь хочется извиниться перед Анной Владимировной. Никогда не хотела, чтобы она видела меня в таком состоянии, - неожиданно сказала Анна. Женя вздрогнула от голоса Погорилой. Видимо, эти слова были вырваны из контекста мыслей Ани, поэтому произнесение их вслух выдало её сильнейшее волнение. - Думаю, что Анна Владимировна и сама всё это знает. Вы достаточно долго работаете вместе, поэтому твои мысли знает наперёд. - Это не совсем так, - тихо ответила Аня. Жене захотелось развить эту тему, но почему-то показалось, что сейчас это было неуместным. - У вас с Этери Георгиевной, например, всё иначе, чем у нас. Вы дружите семьями, она тепло к тебе относится, словно к дочери. У нас с Анной Владимировной чуть более формальные отношения, - дополнила Погорилая. Медведеву чуть ли не передёрнуло от слов «словно к дочери». Мозг настолько не переваривал такие сравнения, что тут же реагировал позывом тошноты на подобную нелепицу. - Лучше не унывать. Олимпиада… она где-то совсем близко, - тихо отреагировала Женя, стараясь перевести тему. Аня усмехнулась. - Не знаю, зачем позвал меня Горшков, но явно не для того, чтобы похвалить. И уж точно не подарить мне путевку в Пхенчхан, - нервный смешок. Женя посмотрела с сочувствием, но ответить ничего не успела, так как дверь напротив них открылась. - Прошу входить, дамы, - на пороге был сам Горшков, который почему-то решил позвать фигуристок лично, а не прибегать к помощи секретаря. Войдя внутрь, они расположились напротив его рабочего места, которое было завалено кучей документации. Мужчина вальяжно обошел острые углы стола, расстегнул пуговицу своего пиджака и, широко улыбаясь, сел в кожаное кресло. Евгения Медведева Горшкова не терпела и это даже мягко сказано. Рядом с ним она ощущала чувство тревоги, опасности, казалось, что этот властный тоталитарный мужчина может разломить позвоночник, словно соломинку, и при этом даже не произнести ни слова. От него пахло старомодными советскими духами, пиджак хоть и был чуть более современным, а на нём сидел совершенно куцо. Женю раздражали все десять миллионов морщин на его лице, блеклые, змеиные жёлто-карие глаза, бесформенные старческие губы, что чаще всего старались имитировать улыбку. Он был тем руководителем, с которым лучше не говорить ничего лишнего, иначе информация может быть использована против тебя. Анна нервно сглотнула и, сложив руки на колени, словно школьница, выпрямила спину. - Может быть, чай, девочки? Кофе? А может, сок? – заскрежетал его голос. По коже у обеих пробежали мурашки, Аня ощущала себя идущей на Голгофу. Ей было явно не до кофе. Отрицательно покачав головой, Погорилая задержала дыхание в ожидании чего-то нехорошего. - Тогда опустим формальности. Думаю, что вам понятно, по каким причинам я вызвал вас на беседу. Во-первых, это долг президента, более опытного и повидавшего в жизни старшего товарища. Я не буду хвастаться, но бесценного опыта в карьере у меня предостаточно, - растягивая губы в улыбке, Горшков углубил все свои морщины. Они словно лучики расходились от его глаз к вискам, создавали акцент на лицевых мышцах. «Ага, дед-пердед. Не будет он хвастаться. Вижу я!» - стараясь контролировать мимику, подумала Медведева. Горшков продолжил свою нудную лекцию. - Во-вторых, я как человек, прошедший ваш путь намного раньше, представляю, что вы чувствуете. Мы с Милой в свое время вывели танцы на льду на олимпийский уровень признания. Были первопроходцами! Так же, как сейчас Женечка, - улыбнулся мужчина, глядя на Медведеву. Женя напрягла губы, натянув улыбку, широко раскрыла глаза, из-за чего вид был скорее растерянным, чем довольным. - Мы с Милой были в Калгари, когда нас нагло и бесцеремонно отравили конкуренты. И это перед произвольным выступлением! Нас так проносило - стоять на ногах не могли, не то что выйти на лёд! Каких трудов стоило превозмогать себя… - размышлял Горшков, периодически глядя на совместное фото в рамке с Людмилой Пахомовой – его партнёршей на льду и в жизни. Женя слышала эту историю про отравление миллионы раз, но с каждым разом слушала снова и снова, потому что Горшков любил рассказывать её, как бы указывая, что такое поведение - это пример для подражания. Превозмогать себя, чтобы стать чемпионом. Тон мужчины начал меняться внезапно и еле уловимо для слуха. Брюнетка внимательно наблюдала за Горшковым со стороны и подмечала недобрый блеск в его глазах. Первое лицо федерации смотрело на Анну с пренебрежением, а сузившиеся глаза стали наполняться укором. - Меня считали недостойным моей Людмилы, она ведь тогда была уже трехкратная чемпионка СССР, а я кто? Выступал порой с риском для жизни, чтобы оправдать её ожидания и ожидания советской власти… это ведь большая ответственность, когда целая страна смотрит на тебя и ожидает, что ты отстоишь её честь… верно, Анна? – голос понижался, пока не дошел почти до вкрадчивого шепота. Погорилая начала слегка потеть и заерзала на месте, выдавая усиливающуюся тревогу. Евгения сидела рядом, но ощущала буквально кожей, как желто-карие змеи в радужной оболочке его глаз извиваются в причудливом танце, словно перед нападением. - Ну так, что это я? Всё о себе и о себе… а надо бы о вашем провальном выступлении, Анна, - стоило только сказать об этом, как Анины глаза забегали по комнате, стенам, дыхание участилось, стыд душил, причинял боль. Глубокий, досадный вздох со стороны Горшкова, он встаёт с места и, снимая очки, кладёт их на дубовый стол. Потирая переносицу пальцами, он снова вздыхает, как бы давая понять, что обсуждение это ему неприятно. Однако в дальнейшем Евгения лишь убедилась, что это была прекрасная актерская игра – он получал истинное наслаждение, морально мучая Погорилую. - С 2014 года я наблюдал за тобой. Уже 4 чемпионата мира – это достойное число. Твои стабильные прокаты заставляли меня убеждаться, что на тебя можно положиться и даже больше, чем на Лизу с Юлей. Номера яркие, я люблю, когда фигурист увлекает в своё выступление. Иначе зачем катание на льду? Но… твоя психика… словно ты малое дитя… - Александр Георгиевич… - Нет, Аня. Помолчи, помолчи. Сейчас говорю я, - он сказал это мягко, но комфортнее от этого не стало никому. Старик подошел к окну, сунув руки в карманы, начал расхаживать вдоль него. Жене было неприятно обращать внимание, как всякий мужчина начинал засовывать руки в брюки при серьёзных разговорах, как бы акцентируя внимание на своём «достоинстве» и выпячивая его, даже если складки ткани ничего не могли продемонстрировать. Предполагаемый «жезл» вызывал у смотрящих чувство дискомфорта, потому что старался подчеркнуть, что влиятельная персона имеет вес и возможность раздавить тебя, словно букашку, и даже не посмотрит на твою «девичью беззащитность». Упиваться своей силой и мощью и лишний раз подчёркивать, что весь мир крутится только в руках мужчин. - Аню Царёву я знаю, уважаю. Да, не все тренеры подобны друг другу, но и среди прочего заслуги Анны Владимировны принесли федерации не меньше побед. Ты – это её звёздочка. Но что случилось? Твоя планка упала с грохотом, я был в полнейшем шоке от того, что увидел. Это просто немыслимо, Аня. Все тренировки проходили более или менее стабильно, но то, что случилось на соревновании… от тебя я такого не ожидал… особенно после твоих самоуверенных высказываний в СМИ относительно юниорок. Упрекаешь их в том, что они лезут на твою территорию, а сама не можешь отстоять её границы. - Вы жестоки, Александр Георгиевич! Я всегда боролась за место под солнцем! Всегда! Меня откровенно засуживали, так же, как и вы, считая, что мы с Анной Владимировной не на уровне звезд первой величины! Что мы не популярны, не влиятельны, пытаемся получить то, что не наше по праву! Разве это не так?! – непроизвольно при этих словах Аня бросила косой взгляд в сторону Медведевой. Неожиданно прорезавшийся голос Погорилой вызвал у Евгении легкую дрожь в руках и полный шок от того, что было услышано: «Это что? Зависть?» Сцепив ладони, Медведева сжала их теснее, так как осознавала, что Анна сейчас спорит с Горшковым, а это дело бесполезное. Мужчина вытянулся, словно кобра, зрачки сузились, а уголки губ стремительно поползли вниз. - Замолчать! Следует замолчать, Анна! Это просто возмутительно! Сколько надо иметь высокомерия, чтобы, придя на беседу со мной, выкрикивать о несправедливом судействе! Твоя неудача перевешивает твои успехи! В этом полностью твоя вина! – повысив голос, Горшков при всём этом так сильно разозлился, что покраснел от негодования. - А как же мои бронзовые медали! Моё серебро и золото! Я с 2010 года на льду и с 2012 работаю над собой и на благо страны! Я тоже выходила, превозмогая боль, тоже терпела неудачи, как вы и говорили. И вот мой промах, а на меня напали все! - Ань… тише… прошу… - тихо и пугливо пробормотала Евгения. Она потянула вскочившую на ноги Погорилую за рукав одежды, но та отмахнулась. Конфликт нарастал, и Женя не знала, что и думать, так как оказалась его невольным свидетелем. - Тебе следует сейчас закрыть рот и сесть на место. Как ты разговариваешь со старшими? И я тебе не просто прохожий! Я – президент Федерации фигурного катания! Я уважаемый человек! И подобный гонор в мою сторону от, простите меня, молокососки – это уже слишком! Не позволю относиться ко мне с пренебрежением! Сегодня ты пришла грубить мне, завтра ещё кто-нибудь подумает, что так можно делать! Нет и ещё раз нет! – это были грубые слова, но Горшков явно не заботился о том, что сейчас испытывала Аня, услышав их. Её глаза заблестели, она, закусив губу, села. Опустив взгляд в пол, блондинка склонила голову так, как склонилась бы осинка в ветреную погоду. Седовласый мужчина был так перевозбуждён, что, достав из внутреннего кармана пиджака платок, быстро смахнул со своего лба и губ проступивший от волнения пот. Далее его старческие руки промокнули пот на шее в области тесного контакта воротника рубашки с кожей. Краткая пауза, что мучительнее всего далась девочкам. - Просто уму непостижимо… то, что ты говоришь. Кто ещё из «смелых» фигуристов так думает и говорит? Может быть, и ты тоже, Женя? – неожиданно вовлекая в перепалку Медведеву, спросил Горшков. Женя значительно напряглась, так как понимала, что от её ответа многое зависит. Аня посмотрела на неё с надеждой в глазах, словно ожидала, что девушка поддержит её и подтвердит, что со спортсменкой были не всегда справедливы. - Главная задача любого спортсмена – это показать свой максимум. Всё, что нам остаётся, – это надеяться на благосклонность судей и на капельку удачи, - осторожно ответила Медведева. Аня не могла поверить своим ушам, тут же раскрасневшись и понимая, что к чему здесь происходит и кто на чьей стороне. Она отвернулась и больше в сторону Жени не смотрела. Уклончивый ответ тем не менее удовлетворил Горшкова. Он сначала аккуратно теребил галстук, поправив его, окончательно успокоился. - Женя, я рад услышать это от тебя. И рад, что более юные могут демонстрировать старшим пример для подражания, более воспитаны и обладают терпением и тактом. Вот, Анна, смотри и бери пример! Девочка берет и делает! Она – это спортивный борец! И ей не придёт в голову обвинять других в своих промахах! – услышав это, Женя покраснела с ног до головы. Ей было так стыдно слышать всё это. Девушка ощущала себя предательницей и подхалимкой. Погорилая смолчала, когда ей начали «тыкать» на коллегу. Последней фразой Горшков окончательно покалечил Анину психику. - Надо было дать шанс Родионовой. Просили ведь, а я на тебя понадеялся и на твою стабильность. Не знаю, что у тебя в голове, Анна, но желаю к лету не отдыхать, а плотно тренироваться и работать над собой. Советую не искать утешения у Баха, Ниинисте и любого другого представителя чужих государств. Им только в радость, когда русские спортсмены с таким треском проваливают соревнования. Как только под тобой лёд не провалился! Можешь быть свободна. И закрой за собой дверь, да поплотнее, - удобнее устроившись в кресле, сказал Александр. Он вновь натянул рабочие очки, взяв со стола какую-то бумагу, начал что-то писать на ней. Анна не проронила и слова. Покидала кабинет так, словно была опальным генералом, что убегает с поля боя. Женя смотрела ей вслед, прикусывая губу до крови, сжав пальцы до побеления, она корила себя за всё, что тут произошло: «Я должна была ответить иначе! Почему я так сказала? Теперь она думает, что я подлизываюсь к Горшку, но ведь это не так! Или… или так?» Они остались одни. Женя ощутила на себе ещё большее давление старого, грозного питона. Глядя на неё поверх очков, он мерзко улыбнулся. Неожиданно в голове промелькнуло опасение, что подобным конформизмом и податливостью она ранее не обладала. Жене стало противно от самой себя, ведь смысла лебезить перед Горшковым не было, но она всё же это сделала. - Женечка, я хотел поговорить с тобой лично. И похвалить. Знаю, что это не повредит тебе, не возгордишься, как другие. Ты девочка особенная. Только благодаря тебе нам досталось столько квот. Мы прекрасно «упакованы» на победу в Пхенчхане! И разумеется, надеюсь, что именно ты будешь той «золотой рыбкой», что принесет нам и нашей стране славу и величие! Весь мир склонится перед тобой и твоими заслугами! Но никогда не стоит забывать, что за твоей спиной стоят такие надежные люди, как я, Александр Рафаилович, Александр Ильич, Ренат Алексеевич и многие другие высокопрофессиональные персоны мира фигурного катания. Мы – это надежный пласт, а ты – это надежный двигатель, что ведет нас к победам! Твоё выступление было безукоризненным, а мировые рекорды порадовали меня. Очень! Твоя мотивация превосходит все ожидания! Надеюсь, что так будет и дальше! Год будет тяжелым, но не сомневаюсь, что с твоей целеустремленностью все вершины будут покорены! – оживлённо начал нахваливать Горшков, периодически тыкая ручкой в сторону Жени. Он и в самом деле был впечатлён, понимал, что девушка может принести сборной ещё больше результатов, если правильно обозначить курс. Тем не менее в конце своего монолога его брови нахмурились. Старик снова взглянул на брюнетку поверх очков и после паузы добавил. - Очень надеюсь, что результаты не поменяются в течение этого года. А то таких, как Погорилая, Липницкая… их ведь полно, - с некой усмешкой сказал он. Женя вздрогнула от циничности в голосе собеседника. Несмотря на то, что Липницкая вызывала у Медведевой неоднозначные эмоции, ей бы не пришло в голову подумать, что бывшая олимпийская чемпионка может быть не на очень хорошем счету в федерации. - Но ведь Юля до сих пор катается… - осторожно сказала Женя. - Разве? Где она вообще, эта Липницкая? Вон, в клинике. Дело гиблое. На лёд она больше не выйдет, я не сомневаюсь в этом. Помяни моё слово, что до конца этого года спортивную карьеру девочка закончит. Это я тебе говорю, а мой глаз на спортсменок наметан! Опыт как-никак! Если бы Юля больше доверяла Этери Георгиевне, то смогла бы продлить свой спортивный путь. Но кто их поймёт? Девочек, которым на голову выпадает слава? Она не была к ней готова, уж больно загордилась, хотя мне казалась очень серьёзной и глубокой! А после золота и вовсе ленилась продолжать работу. Знаю я эту историю. Этери рассказывала мне о ней многое по секрету. Думаю, что и ты знаешь не меньше. Всё-таки подмечу, что между вами с тренером хороший уровень взаимоотношений. Я это поощряю. Юле такое и не снилось. Может быть, поэтому она и вылетела, - неожиданно откровенно заявил Горшков. Женя смотрела, не моргая, её мозг работал словно сумасшедший, не успевая анализировать поступающую информацию: «О какой клинике речь? Что с ней? И что за секреты рассказывала Этери? Как она могла? Да ещё и Горшкову?! Как это вообще понимать?» - Простите мне моё любопытство… в клинике? Вы сказали, что она… в клинике? – задумчиво повторила Медведева. Горшков снял очки и непроизвольно сунул кончик дужки в свой рот. Видимо, он обдумывал, стоит ли делиться информацией. - Вроде того. Здравье лечит. Но там не над телом надо думать, а над головой, - растянув губы, он начал пожёвывать дужку зубами. Женя смотрела на это, не в состоянии отвести глаз. Горшков впервые за много лет показался ей чрезмерно опасным. - Это не общеизвестная информация, поэтому настоятельно прошу о ней не распространяться, Женечка. Но… какая там разница, что с ней? Главная наша фаворитка теперь – это ты. Помни об этом и осознавай всю ответственность. Летом не ленись, форму не потеряй, - начал свои нравоучения седовласый. Медведева послушно закивала головой, а сама ощутила, словно на её плечи лег неподъёмный груз из чьих-то ожиданий. Она и без его слов знала, чего хочет, но никогда не задумывалась, что последствия её проигрыша могут быть столь неприятными. Ей не хотелось оказаться на месте Ани Погорилой, не хотелось проходить лечение, как Липницкая, не хотелось, чтобы её звезда померкла. С ней и до этого общались на подобные темы, но почему-то именно сейчас услышать такие слова было тяжелее всего и скорее деморализовало, чем мотивировало. - Ну да бог с ним! Что я лезу? Этери Георгиевна лучше меня умеет с тобой обращаться. Уж она-то тебе спуску не даст! – посмеялся мужчина. Женя шла по коридору. Плечи были опущены, голова болела, в горле пересохло. Чувства были столь отвратительными, что казалось, что от послевкусия будет избавиться сложнее, чем ей изначально казалось. В помещении был странный тягучий, густой запах какой-то жженой каши, словно рядом была столовая и повар в ней что-то сжёг. Воздух проникал глубоко в ноздри, раздражал рецепторы, вызывал легкие рвотные позывы. Катастрофически хотелось вздохнуть полной грудью, но вместо этого приходилось вдыхать спертость воздуха из помещений. Девушка бросила взгляд на окна и подумала о том, что они даже не были приоткрыты. Удушающая обстановка усугубила и без того тяжёлое впечатление от посещения кабинета Горшкова. Когда Женю окликнули, она даже не услышала с первого раза, пока чья-то рука не легла на плечо. Обернувшись, Женя увидела напротив себя знакомую высокую фигуру. Почему-то впервые за долгое время возникло удивление и восхищение, словно из детства, когда они встретились в первый раз: «Какая же ты высокая...» - Что случилось? – без предисловий спросила Тутберидзе. По общему виду Этери стало понятно, что она встревожена тем, в каком состоянии вышел её спортсмен. Женя растерянно посмотрела по сторонам в надежде найти в коридоре помимо них двух Ань. Ей непреодолимо хотелось извиниться, хотелось оправдать свою двуличную подлость. Кудрявая поняла, кого ищет взглядом любимый человек, поэтому тут же пояснила. - Тут вообще целая трагедия, достойная пера Шекспира, происходила. Аня вся в слезах выбежала, они с Царёвой быстро уехали. Я бы даже сказала, что убежали, - объяснила Тутберидзе. В её голосе не было издёвки, скорее немного горькой правды. Женщина понимала, что простым разговор Погорилой и Горшкова не будет, и скорее ожидала, что он доведет спортсменку до слёз. Поэтому срывающаяся на истерику Погорилая и обескураженная Царёва, что побежала за ней, были закономерной сценой в ожидаемом сценарии печальной пьесы. Эта полушутка про «перо Шекспира» совершенно «не зашла» расстроенной Медведевой. То ли от того, что смешного в этой ситуации ничего не было, то ли от того, что теперь любые отсылки на Шекспира напоминали про Буянова и вызывали негативный отклик. Этери тут же замолчала, сделав лицо максимально серьёзным. Евгения молчаливо посмотрела в карие глаза, которые показались ей темнее, чем обычно. Её выражение лица было неопределённым, поэтому женщина не смогла считать с него переживаемые эмоции. - Он что-то сказал тебе? Обидел? – уточнила Этери, не убирая руку с Жениного плеча. Девушка продолжала смотреть молча и отвечать, не подумав, не торопилась. Эта длинная пауза показалась такой весомой, что вызвала у Тутберидзе напряжение. - Нет, - кратко ответила брюнетка. Этери этому не поверила, но решила, что давить расспросами сейчас не стоит: «Сама расскажет, когда появится настроение. Там явно что-то случилось. Надеюсь, что она не будет отмалчиваться». Они сели в машину и достаточно долго ехали без разговоров. Высокие, как горы, дома начали прерываться низенькими. Из-за скорости авто их разнобокость стала напоминать неаккуратный забор, который периодически разбавлялся мрачными деревьями. Расплывчатыми пятнами проносились люди, идущие по улице, яркими вспышками мелькали автомобили приметных цветов и дорогих марок. Этот город был калейдоскопом разных эмоций и противоречивых сочетаний. Такую неоднозначную консистенцию было сложно воспроизвести даже самому искусному алхимику, но ещё интереснее было то, что тем самым Москва напоминала человеческую душу. Этери то и дело поглядывала на необыкновенно апатичную Евгению. Это было редкое для девушки состояние, и от того воспринималось Тутберидзе с настороженностью. Тысяча предположений толпились в голове Этери и сменяли друг друга. Однако, выбирая путь осторожности, женщина молчала. Музыка, передаваемая по радиоволне, была ненавязчивой, спокойной. Женщина вспоминала себя после каждого посещения кабинета начальства в молодости. Сначала ужас, затем привыкание к постоянному стрессу, а затем безразличие и даже буддийское спокойствие. Чтобы быть уверенной рядом с такими людьми, нужно было научиться говорить с ними на одном языке. Этери Тутберидзе этому научилась. - Ты знала, что Юля лежит в какой-то специализированной клинике? – наконец-то начала разговор Медведева. Этери совершенно не ожидала подобного поворота: «Что? Ты расстроилась из-за Липницкой? Не может быть. Явно было что-то ещё». - Слышала, - ответила Тутберидзе, не отрывая взгляда от дороги. - От Горшка? - В том числе и от него, - ответ был осторожным. Жене это не понравилось, потому что ощущалось, что Тутберидзе юлит. Эта тактика вызывала у девушки неодобрительные чувства, но она не позволила им нахлынуть и забрать над рассудком контроль. Женя молчала. Ей было любопытно подметить, что Этери знала намного больше, чем говорила. - Почему не рассказала? - Разве это значимо для нас? – спокойным тоном спросила женщина. Это углубило задумчивость у Медведевой: «Вроде и нет, но ведь это чисто по-человечески взять и обсудить, что у твоей ученицы в жизни черная полоса. Причем обсудить не как сплетню, а скорее выражение своего сочувствия её положению. Юля ведь и правда пропала после того неудачного выступления. Неужели это так сильно её подкосило?» - Ну нет, но она же твоя бывшая спортсменка. Неужели не переживаешь? - Да. Бывшая. Уже достаточно давно она для меня посторонний человек. У неё другой тренер, так почему лично я должна волноваться о её моральном и физическом состоянии? Вкладываться эмоционально в переживания о человеке, который так повёл себя со мной – это не рационально. Я узнала, что у неё неприятности, но далее этого меня не интересует. Да, бывшая спортсменка. И в связи с этим повторяюсь, что я в курсе, что она проходит лечение от анорексии. Зачем это обсуждать? Нам с тобой всегда есть, о чём поговорить, кроме этого. Разве не так? – в ответ на это Медведева вздохнула. Отчасти она согласилась со сказанным, но беспокоило её не это. - А ты вообще часто обсуждаешь каких-то спортсменов с федерацией? Бывших, настоящих? Возникло неприятное ощущение от того, что говорил Горшков. Ты бы слышала, с каким пренебрежением он сказал о Юле, я просто не могла поверить в то, что услышала. Он и до этого не вызывал у меня восторга, но после этой странной беседы появилось желание никогда с ним не пересекаться. А как он… Аню… размазал… мне было больно находиться с ними в этот момент, - объяснила Женя. Машина размеренно ехала по своему ряду и никогда не играла в «шашки». За окном суетился город, а в салоне царила индивидуальная атмосфера. - Ну я обсуждаю своих спортсменов, конечно. Это ведь моя работа. Относительно Юли мне сказать нечего, а вот насчет Ани советую не волноваться. Если посмотреть объективно на то, как она выступила, то реакция федерации весьма ожидаема. Горшков вообще нетерпим к проигрышам. Если медали утекают от него в другие страны, то он словно маньяк рвёт и мечет. Я уже привыкла. - А ты знала, что у Ани были травмы перед выступлениями? – спросила Женя, заглядывая в лицо Этери. Задавая подобный вопрос, девушка словно пыталась оправдать Погорилую в глазах Тутберидзе. - А у кого их нет? Ты, если помнишь, вообще со сломанной рукой как-то каталась, но тем не менее заняла достойное место. - То есть физические травмы не оправдывают падение морального духа? – насторожилась Евгения. Пожалуй, позиция Тутберидзе и так была ясна, просто Женя никогда глубоко её не обдумывала. Брюнетка вообще старалась не анализировать слишком пристально поведение любимой. Может быть, из-за страха, что поймёт что-то не то, что следовало бы. Этери фыркнула прежде, чем ответить. - Этот вопрос слишком философский, чтобы вот так просто на него ответить. Столько факторов, столько работы и труда, что без травм тут не обойтись. Главное, чтобы спортсмен умел собрать себя в кучу в нужный момент и сделать рывок. Да, сквозь боль и травмы, да, может не получиться. Но ведь главное – это внутренний запал. Если начинаешь себя жалеть, то движение вверх становится невозможным. Фигурное катание - это вообще тема из области «прыгнуть выше головы». Это касается любого спорта. Те, кто не готов к подобным усилиям, они всю жизнь сидят на скамейке запасных. А спортсмен…он меняется. Его тело, кости не всегда могут вынести такие нагрузки. Нужно уметь распределять рабочий процесс, нужно уметь чередовать отдых и работу. Видимо, у Ани этого сделать не получилось. - Мы с тобой работаем больше, чем другие, и ты об этом знаешь. Но ведь и наша команда даёт осечки, и дело далеко на в настрое на победу или распределении нагрузок. Вспомним Полину, например. Вопросы с травматизмом не всегда можно предугадать и перетерпеть. Я могла себе позволить переждать боль настолько, насколько хватало сил. Даже сумела прыгнуть, как ты говоришь, выше головы. У меня не было выбора, потому что травма могла лишить меня счастливого билета и украсть возможность на реализацию. Но болевой порог у всех разный, а ещё есть наследственность. То же самое может касаться и Ани, разве ты можешь вот так рассуждать, что неудачное выступление – это только её заслуга? Там же много факторов, сыгравших свою роль. Может быть, даже Царёва этого не ожидала. - Жень, а кто интересуется тем, что со спортсменом, даже если он приносит медали? Это важно только его тренерам и семье. Остальные люди не задумываются о том, каким трудом достается совершенство. Каждый делает, что может, но в суровом мире спорта никто не смотрит на твой путь. Только на результат, - ответила Тутберидзе. Снова неловкая пауза, и от этого женщине стало не по себе. Ей было трудно понять, к чему клонит Медведева, потому что прямых «обвинений» вроде бы не звучало, но каждое слово Этери словно подвергалось сомнению и находился контраргумент. - А к чему это сейчас, Жень? Это упрёк, или мне кажется? Я даю мало отдыха? – голос Этери не повысила, но градус напряжения слегка подскочил. - Нет, не упрёк. Дело не в этом. Просто бывают такие состояния, когда духом падаешь…вот Аня… видимо, перегорело у неё. - И что? Все перегорают, я согласна. Главное до этого момента многое успеть, - пояснила свою точку зрения Тутберидзе. Эти слова начали оседать в голове у Евгении так аккуратно и незаметно, как образуется копоть на внутренней стороне металлического подсвечника. Слой за слоем он покрывает поверхность, а с каждым новым взаимодействием с огнём и воздухом копоть чернеет и въедается в сами атомы металла, становится их неотъемлемой частью. Эффект от слов Горшкова вкупе со словами Этери был неизгладимым. Женя и Этери провели время вместе, но не было и секунды, чтобы на фоне состоявшегося утром разговора не проистекали мысли. Они были холодными, резвыми, но скрытыми, словно горный ручей. Девушка не могла собраться с мыслями, чтобы подготовить уроки, ей нужно было приложить усилия, чтобы не запороть предстоящие экзамены. Все эти события были схожи с пока что лёгким воздействием «испанского сапога», такого незначительного, но с каждым разом всё сжимающим свои тиски. Пока что Женя этого не понимала и, затыкая необъяснимо тревожные мысли поглубже, жила, двигаясь вперед. Остановка – это неминуемая смерть. 19-24 апреля 2017 года, город Токио, Япония. Насыщенный на даты апрель не давал возможности отдохнуть так, как Жене хотелось бы. Этот месяц был последним предолимпийским рывком, который нужно было совершить максимально элегантно и эффектно. Оставалось не так много времени до долгожданного лета, поэтому Медведева выложилась по максимуму. Участие в командном турнире «World Team Trophy 2017» было запланировано к середине месяца в Японии. Женя продолжала находиться на пике своих возможностей, и ни у кого не возникло сомнений, что именно она поедет в женском составе российской команды. Пару ей составила Елена Родионова, о которой совсем недавно упомянул Горшков в частном разговоре. Акценты со второстепенных лиц сменились, Погорилая ушла в тень, а президент федерации быстро нашёл ей замену. Ковтун и Коляда были неизменными представителями мужского состава, словно двое из ларца выпрыгивали на передовую почти синхронно. Тарасова и Морозов страховали парное фигурное катание, а почётное место капитана сборной досталось Кате Бобровой, которая в танцевальной паре с Димой Соловьевым очень нравилась Горшкову и Когану. Вот такой ожидаемый российский микс, где роли были заранее определены, и вставал лишь вопрос о медали, которую эти чемпионы оттуда увезут. Когда Женя ехала туда, то компанию ей составлял Даниил Глейхенгауз ввиду личной занятости Этери Тутберидзе. Девушку это расстраивало, но ни взглядом, ни словом она об этом никому не давала знать. Для неё безусловно сложными в эмоциональном плане становились любые выступления без Этери, но приходилось работать в любых условиях, даже если они были не по нраву самому спортсмену. При перелёте девушка не страдала бездельем. Она общалась с друзьями и коллегами, активно занимала себя просмотром скачанного аниме и предвкушала свою программу «Сейлор Мун». Глейхенгауз был отзывчив на креативные идеи, Женя постепенно забывалась рядом с ним и начала полноценно доверять его мнению и профессионализму. С ней он был заботлив, весел, и это создавало неимоверный контраст с Этери, которая при других старалась быть более холодной и сдержанной. Спортсменка и хореограф слушали музыку, обсуждали фильмы и кино, бесконечно смеялись, и время в полете прошло незаметно. Задремав почти перед приземлением, Женя увидела во сне их совместное времяпровождение в Сайтаме с Этери. Это был настолько яркий сон, что казалось, что они снова вместе с 2016 году гуляют по окрестностям городка, едут на машине вдоль неимоверных осенних красот, строят планы о дальнейшей совместной поездке сюда и желании попасть на праздник «цветение сакуры». Пока девушка дремала, она непроизвольно улыбалась сквозь сон. Даниил это замечал и улыбался этой забавной реакции. Проснувшись уже во время посадки, она наспех пристегнулась. Спросонья показалось, что любимая рядом с ней, и девушка неосознанно коснулась руки Глейхенгауза, чем вызвала немалое удивление. Это был нежный, интимный жест, парень почувствовал это и немало смутился. Отведя взгляд в сторону, он сам вспомнил, как во время одного из перелётов Алина неожиданно уснула на его плече. - Извините, - тут же прошептала Женя и отвернулась к иллюминатору. - Ничего-ничего. Видимо, сон хороший был. Ты улыбалась, - ответил Даниил, не поворачивая к ней голову. Это смутило Женю, потому что возник страх, что сквозь сон она могла ещё и болтать. Это говорило о том, что не следует терять бдительности. Комнаты были распределены между спортсменами мужского и женского пола. Евгению заселили с Женей и Катей, что говорило о том, что о ночных телефонных беседах следует позабыть. Как только все заняли свои места, приняли душ и переоделись, они направились гурьбой пообедать. Тяжелее всего смена часовых поясов давалась Максиму Ковтуну и Жене Тарасовой. Парень был бледным, а девушка сонной, но к назначенному времени все сидели за одним столом. - Как себя чувствуешь? – шепнула Женя, по правую руку которой сидел Ковтун. Парень храбрился и старался не выдавать слабость. - Нормас. Жить можно, - пробасил Максим. В целом настроение в команде было приподнятым. Особенно говорливыми были Боброва и Соловьев. Они развлекали тренеров и спортсменов, все шутили и улыбались. Огромная разница в шесть часов не давала возможности переписываться без наблюдения за часовым поясом, поэтому, когда пришло смс от Этери, Женя значительно «посветлела» лицом. Она понимала, что для этого сообщения женщина наверняка поставила себе будильник, так как в такую рань по собственному желанию никогда не вставала. Бросив косой взгляд на Ковтуна, девушка проследила за тем, чем он занят. Поняв, что парень не наблюдает, она открыла смс. - У нас всё хорошо. Дни рождения «щелкаем как семечки», очень жаль, что ты не с нами, - гласило смс. Девушка тут же набрала ответ. - Мне тоже, сёгун. Япония без тебя слишком скучная. - Не сомневаюсь, что найдутся люди, которые эту скуку развеют, - почти тут же пришел ответ. Темные брови сдвинулись, написанное не вызывало одобрения у Медведевой. Подоплёка сказанного была очевидна, и, оглядевшись по сторонам, девушка решила выйти из-за стола на пару минут. - Далеко? – тут же спросил Ковтун. - Бабушке перезвоню, - не глядя на него, ответила Медведева. Выйдя как можно дальше, она побрела вдоль коридора и нашла укромный уголок. Звонок, и на той стороне моментально подняли трубку. - Собираешься играть дистанционно на моих нервах, Тери? – с серьёзным голосом спросила Женя. Послышался хриплый смешок, перемешанный с зеванием. - Да. Чтобы не расслаблялась, - пробурчали в ответ. - Послушай. Чем дальше мы находимся друг от друга, тем проще должно становиться наше общение. Ругаться на огромном расстоянии – это совсем не дело. У тебя никогда не было ни одной причины, чтобы не доверять мне. Прошу относиться к этому серьёзно. - Для московского времени твои тягостные рассуждения слишком мудрёные. Я с трудом въезжаю, - потягиваясь, ответила Тутберидзе. Женя злобно вздохнула и решила, что проигнорирует эти издёвки. - Мы заселились с Катей и Женей, поэтому разговоры будут не столь частыми, как мне бы хотелось. - Очень жаль, - Этери сказала это так, словно Женя упускает лакомый кусочек. Сжимая кулак, девушка легко поддавалась на провокации, но вида не подавала. - Что ты за человек такой? Я вышла из-за стола, чтобы услышать тебя, а вместо этого ты пытаешься меня цеплять. - Любимый человек. Разве нет? – промурлыкала Тутберидзе. - Ребёнок… ей-богу… - вздохнула Медведева так, словно 17 лет было Этери, а не ей. Послышался смешок, и они проговорили ещё несколько минут прежде, чем вынужденно расстались. Открытие турнира и последующие выступления проходили на волне воодушевления. Этери видела их, но в целом относилась к командному турниру несерьёзно. Тем обиднее было, когда она видела довольную мордашку Жени по телевизору и обнимающегося с ней Глейхенгауза. Суматоха, кокошники, абсурдное поведение в K&C вызывало у Тутберидзе усмешку. Задумка турнира была неплохой и реализовывала себя уже с 2009 года точно, но лично для Этери это была трата времени и физических ресурсов. Тем более удивительным стало то, что Евгения обновила свой мировой рекорд с чемпионата мира в Хельсинки. За прокат произвольной программы в Токио она получила 160,46 балла, что более чем на шесть баллов превышает ее же мировое достижение. Наблюдавшая за этим Тутберидзе была довольна, так как понимала, что основательное и серьёзное отношение Жени к любому соревнованию – это путь к саморазвитию. Именно за это тренер ценила свою ученицу, но говорила об этом довольно редко, хотя думала постоянно. Периодически к вечеру после соревнований компания из разношерстных спортсменов собиралась вместе у кого-нибудь в номере. Они обменивались историями, смеялись, танцевали и смотрели фильмы. Особенно близко Евгения начала общаться с Юдзуру Ханю, который привлекал её своим талантом, неординарной внешностью и интересными беседами. Этот знаменитый на всю планету фигурист был скромен, вежлив, с особенным чувством юмора. Все разговаривали на английском, большую часть речи девушка прекрасно понимала, хотя свой уровень произношения ей ещё следовало подтянуть. В какой-то из таких вечеров Юдзуру собрал около себя много людей. Женя села напротив него и разглядывала, пока тот что-то говорил. - Обожаю его рассказы про японские суеверия. Некоторые до абсурда смешные, - шепнул Фернандес, который сидел по левую руку от спортсменки. Женя кивнула, улыбаясь, желала узнать что-то новое о культуре Японии. Хави был полной противоположностью Юдзуру. Средний для парня рост, курчавые волосы, громкий голос и смех. Этим двоим было комфортно друг с другом, и любое пересечение на турнирах и соревнованиях вызывало максимум восторга. Он отпил сок из стакана и, не отрывая взгляда от Ханю, спросил у Жени. - Так обидно, что нам всем не удалось провести больше времени в Хельсинки. Я планировал прогуляться с тобой по городу, обсудить три серии «Fantasy on ice» на май и июнь, узнать, что думаешь о выступлении на них, - шепнул испанец. Брюнетка заёрзала на стуле от нетерпения. - Я наслышана! Но дай мне больше информации! – оживилась Медведева. - Это успеется. Я, конечно, понимаю, что всё это должно быть согласовано с твоим тренерским штабом… федерацией… но я просто хотел узнать, что ты думаешь об этом. - Ты шутишь? Даже спрашивать меня об этом не надо! Я в полном восторге! И хочу, хочу там быть! - Ты пользуешься большой популярностью у японских фанатов, а мировые рекорды сводят планету с ума. Грех это не использовать для повышения интереса к шоу, - подмигнул темноволосый парень. Девушка еле заметно посмеялась, прикрыв рот рукой. - Твой тренер очень серьёзный. Побаиваюсь её. В Хельсинки она всюду была рядом с тобой, - еле слышно рассказал Хави. Женя забегала взглядом по окружающим предметам, старательно подбирая в голове слова, вздохнула. Она прекрасно помнила, что из-за напряжённого отношения Этери к посторонним провести времени больше положенного с заграничными коллегами не получалось. Это и расстраивало, и радовало одновременно. С одной стороны, Хельсинки всецело дали влюбленной паре максимум совместного времяпровождения. С другой стороны, кроме Этери, пообщаться с кем бы то ни было ещё было почти не реально. - Да, я знаю-знаю… такая уж Этери Георгиевна. У неё серьёзный взгляд на жизнь и на работу в том числе. Меня это устраивает, потому что подобное держит и меня в рамках. Думаю, что без неё я бы просто расклеилась. - Правда? Ты всегда такая собранная, и мне казалось, что дело в том, что и ты на одной волне с тренером. - Так и есть, Хави. Мы подходим друг другу, иначе не работали бы вместе, - улыбнулась девушка, а сама возгордилась ещё и тем, что помимо работы между ними было что-то большее. Парень почесал голову, задумался о чём-то и нерешительно отвел взгляд в сторону. Любопытная Женя обратила на это внимание сразу. - Что? – спросила она. Он улыбнулся и пожал плечами. - Но ведь сюда она не приехала. Неужели сочла, что японский турнир - ерунда? - Ну… я бы не хотела комментировать её позицию относительно турнира. - Понял, извини, неучтиво с моей стороны такое спрашивать, - сконфуженно извинился Хавьер. Женя тут же замахала руками. - Нет-нет, что ты! Ты не выглядишь плохим из-за этого. Просто не всё я могу тебе объяснить… - пояснила девушка. Сидевший рядом с ними Джейсон Браун частично слышал разговор. Он с интересом поглядывал на них, хотя в беседу не вмешивался, особенно когда пара начала перешёптываться. Медведева посмеялась, глядя на то, как усиленно Джейсон делает вид, что не слушает их. - Джей… сколько можно подслушивать? – шлепнув Брауна по плечу, пристыдил испанец. Длинноволосый парень наметил улыбку, затем прикрыл глаза ладонью. - Чёрт… да, я сплетник. Уж больно нравится то, что обсуждаете. То тут фразу услышал, то там… как тут не подслушать-то? – шепнул еле слышно Джейсон. Женя с Хави закатили глаза и, сдерживая смешки, притихли. - Я понимаю, что мой вопрос будет не совсем культурный и корректный сейчас… но ведь я могу рассчитывать на то, что моё любопытство когда-нибудь утолят? Но только так, чтобы никто не узнал об этом… - заискивал американец. Женю это слегка напрягло, так как что-то ей подсказывало, что Джейсон ступил на скользкую дорожку. - Ты меня пугаешь, - пробормотал Хавьер, косо глядя на Брауна, а тот в свою очередь неотрывно наблюдал за Женей. - Валяй. Не знаю, что у тебя за вопрос, но я постараюсь быть откровенной, - рискнула девушка. Джейсон тут же оживился, поменяв положение тела на кровати, он взял подушку и, словно ребёнок, зажал её между своих рук и ног. Под всеобщий гул разговоров его голос прозвучал максимально тихо. - Евгения… твой тренер… она ведь не замужем? - Нет, - группируясь, ответила Медведева. Она постаралась держать лицо максимально невозмутимым, но легкая дрожь в руках могла её выдать. Переплетая пальцы, она сжала их в замок. Джейсон оглянулся так, словно за ним могли наблюдать. Вернувшись всем телом в сторону собеседников, он так тихо сказал, что слух пришлось максимально напрягать. - А у неё кто-то есть? Может быть, бойфренд? - Джей! – осёк его Хавьер, но Женя махнула рукой, дав понять, что всё хорошо. Девушка неосознанно поправила волосы и, стараясь изобразить невозмутимость, ответила: - Вроде да, - голос предательски захрипел, и девушке пришлось прокашляться. Заволновавшись, она и не обратила внимание на то, как слегка покраснели её щёки. Браун не унимался. - Это хорошо, а то я было подумал, что она это… ну… по девочкам… - Боже! Что ты несёшь? Мне стыдно это слышать! – смутился даже Фернандес. Джейсона уже было не остановить, поэтому горящие от интереса глаза заискрились, словно гирлянда на новогодней ёлке. - Просто я никогда не слышал о том, что у неё кто-то есть. Я бы и не обратил на это внимание, но она же часто ездит с Женей на соревнования и постоянно мелькает передо мной, а у меня на «такое» глаз заточен! Тери Тутберидзе настолько загадочная, что в голову лезут разные мысли. Это притягивает и отпугивает одновременно. Например, Брайан Орсер. Вы ведь все знаете, что он гей, а про историю 98-го года и говорить не стоит… просто Орсер этого и не скрывал, и на соревнованиях он не только тренирует, но и… - Прекрати, стоп! Джейсон! Какой же ты сплетник! – занервничал Хавьер. Женя слушала, не подавая вида, что волнуется с каждым словом всё больше. - Но ведь Тери… она ведь… - продолжил Джейсон, но девушка его прервала. - Постой-постой. Говоришь, что взгляд намётан. Почему ты решил, что она может быть… что… ну… ты понял, - поинтересовалась Медведева, деликатно обходя запретное слово. Парень словно ждал этого вопроса и тут же приблизился к её лицу на несколько дюймов. - От неё прям веет скрытой эротикой. Ни за что не поверю, что такая женщина ложится спать в одиночестве на соревнованиях. С мужчинами я её редко вижу, значит остаётся вариант, что… - Нет-нет, Джей. Ты глубоко не прав. Я её знаю много лет… Этери Георгиевна и… и… то самое… нет-нет. Это невозможно. Ты же мне веришь? Я-то врать не стану? – покраснев до неприличного оттенка, ответила Медведева. Она завиралась по-страшному, но другого стиля поведения выбрать не могла. На кону стояла карьера и статус её любимой, а это значило, что следовало быть осторожной. - Это только твой личный вопрос, или кто-то ещё так размышляет? – спросила девушка. - Нет! Многие! Но я никогда не вступаю в такие беседы, а ещё никогда не распространяю сплетни. Это мой честный ответ. Поэтому я решился и задаю этот вопрос только тебе, так как доверяю и хочу слышать опровержение этим догадкам, - на этот раз раскраснелся уже Браун. Он и в самом деле не был сплетником, но черты любопытства было тяжело скрывать в таком порочном мире, как фигурное катание. Он не общался со многими и выбирал в друзья и соратников только проверенных людей. Подобное не вызвало у Жени отторжения, скорее заставило задуматься о том, как они с Этери выглядят со стороны. И было огромным везением, что вот так напрямую её спрашивал только Джейсон Браун, а не кто-то, кто может навредить им. - Я развею твои домыслы раз и навсегда. В Москве за ней на каток часто приезжает мужчина, и, как я поняла, у них отношения. Мне кажется, что всё серьёзно. Просто у Этери Георгиевны такой характер, и она не любит выставлять что-то личное напоказ. Я эту тактику полностью разделяю. То, что относится к личной жизни, не должно быть достоянием публики. Это моя мера честности, и я буду придерживаться её всегда. Она тоже научила меня этому. Не знаю, что должно произойти, чтобы я сама нарушила данное себе обещание. Может быть, только что-то веское, - объяснила Евгения. Джейсона такой ответ удовлетворил, он даже успокоился и принял более расслабленную позу. - Как же скучно вы живёте в России. Сколько ограничений для себя ставите! Вот в Америке всем глубоко плевать, кто с кем спит. Разве это может чему-то навредить? – сказал Браун. - Конечно. Репутации. Это ведь самое важное, - удивилась девушка. Хавьер слушал пару с красными ушами. Для него было неприемлемо любое обсуждение людей за спиной, и он всячески старался этого миновать. - Может, всё-таки поговорим о весенне-летних японских шоу? – с надеждой спросил Фернандес, заглядывая в глаза Медведевой. Но не успели они сменить тему, как Юдзуру отвлёк всех своими рассказами. - Есть одно жуткое поверье… о цветке «паучья лилия». На японском звучит как «хиганбана». Так вот. У нас в Японии хиганбана ассоциируется с умершими. Цветок расцветает в период август-сентябрь. Считается, что в это время души умерших предков возвращаются на землю. У нас даже есть праздник почтения предков под названием «хиган», в честь которого и взял своё название этот цветок. Раньше в Японии был обычай закапывать умерших в землю, а не кремировать, и, чтобы разные животные, такие, как вороны и крысы, не растащили могилу, на неё высаживали «паучью лилию». За счёт того, что цветок ядовитый, разные животные к могиле не подбирались. Поэтому у нас есть суеверие, что если сорвать хиганбану, то это к смерти. Если принести сорванный цветок в дом, то это к пожару, потому что потревоженные души захотят живому отомстить… - зловещим тоном рассказывал Ханю. Все слушали с замиранием сердца, а Женя думала совершенно не об этом. Беспокойство не отпускало её, взгляд вроде бы был фиксирован на Ханю, но мысли были далеко за пределами этой комнаты. Джейсон больше не расспрашивал ее до самого отъезда, но периодически наблюдая за Медведевой, понимал, что уж больно напряженной была её реакция на вопрос. - Где была сегодня? – поинтересовалась Боброва, когда к вечеру все девочки собрались в своём номере. Женя скучающе пролистала новостную ленту, поедая остатки йогурта. - У Ханю. Посмотрели аниме, попили чай, поболтали. - Ты у них любимая гостья. Это приятно, - улыбнулась Женя Тарасова. - Почему? – спросила Медведева. - Ну турниры такого рода сближают. Это же всегда прибавляет позитива, - ответила Тарасова. Женя улыбнулась ей, будучи совершенно согласной. Для девушки было необычно осознать, что при проведении времени почти со своими ровесниками ей было максимально комфортно и спокойно. Можно было глупо пошутить, посмотреть что-то лёгкое, без особого контроля выпить чуть большее количество энергетических коктейлей и при этом не переживать, что тебя осудят. Боброва оторвалась от книги, которую вертела в руках уже минут пятнадцать, читая одну и ту же страницу. - Ханю классный парень. Смотрю, он и Миша постоянно кружатся около тебя, – кокетливо поинтересовалась подруга. Женя снова ощутила довлеющее над её головой напряжение, которое, словно вуаль, закрывало обзор на реальность. Куда бы она не пошла, её пытались «выдать замуж» за каждого мальчика, что оказывался в радиусе метра от неё чаще, чем раз в сутки. Она не знала, справедливо ли такое делать с Ханю, так как отчасти считала, что он девушками не интересуется в той же степени, как Женя не интересуется парнями. Однако сам Юдзуру ничего такого не говорил, и уличить его в правде было сложно. - И что? Это к чему-то обязывает? – слегка грубовато ответила Медведева. Тарасова тут же отвела взгляд, а Боброва свой сощурила. - Нет, но ведь в твоём возрасте интересоваться парнями вполне обычно, - пожала плечами Катя. - Мне всего семнадцать, - отозвалась Евгения. - Тебе уже семнадцать, Женька! Прекрасный возраст, чтобы влюбляться впервые и не только влюбляться… - Кать, да что ты такое говоришь? Сравниваешь разные поколения. Тебе двадцать семь, а ты ровняешь свой первый опыт с Жениным. Ну, например, Дима женился в семнадцать лет и что? Это слишком рано для отношений и брака, даже первая любовь не будет серьёзной. Поторопился, развёлся. С таким не нужно спешить. Жене правда всего семнадцать лет, и она абсолютно от нас с тобой отличается. Её поколение умнее, они хотят вдумчивые взаимоотношения, - защитила Медведеву Тарасова. Брюнетка мягко улыбнулась, подумала, что приятно, когда её мысли озвучивал кто-то ещё помимо неё. Боброва задумалась над этим, и было заметно, что с Тарасовой она не согласна, но развивать тему дальше не стала. Ночью Женя непрерывно смотрела на экран собственного телефона. Время было слишком ранним для Москвы и достаточно поздним для Японии. Женя с Катей мирно сопели, а уставшие янтарные глаза то и дело наблюдали за заставкой экрана. Она начала перечитывать то, что написала. Сначала мельком пропустила описательные моменты минувших дней, а когда дошла до самого важного, с большим вниманием пробежала глазами по строчкам. «И ещё… Тери… мне предложили задержаться в Японии на один день… «Асахи» подготовило для меня экскурсии по достопримечательностям. Я бы хотела задержаться. Ты же знаешь, как я люблю Японию! Наконец-то спокойно смогу посетить японский храм, узнать культуру… скажи мне, что ты не против?» Перечитывая эту просьбу снова и снова, девушка вдруг поймала себя на мысли, что боится неодобрения, которое всё чаще сквозило в словах Тутберидзе во время её нахождения на турнире. Ей не нравилось то, что Этери с пренебрежением отреагировала на сам факт того, что она летит в Японию, что уж говорить о ином. Женщина скрупулёзно просматривала бесконечные Женины фотографии с участниками соревнований, эфиры, новостные ленты на эту тему. Всякий раз неосознанно раздражалась, когда видела довольное лицо Медведевой. Чувство ревности было колючим, как морской ёж, и с трудом поддавалось корректировке. Женин триумф в прямом эфире вызвал усмешку, но не потому что Этери была не рада за неё, а потому что не находилась рядом. Да, Тутберидзе могла поехать с ней, но упрямый нрав поборол мягкое сердце. Тренеры были на созвоне двадцать четыре часа в сутки, но и этого не хватало для полного успокоения Тутберидзе. Наконец-то Женя увидела, что её сообщение прочитали. Задержав дыхание, она начала ждать. Пока длились эти томительные минуты, девушка решила, что не сообщит по смс о своих планах участвовать в японских шоу. Чтобы суметь добиться своего, она должна поговорить об этом с Этери лично. Только так получится заручиться её благосклонностью. «Почему ты спрашиваешь меня об этом, если уже приняла решение? Даниил сообщил мне, какая неразбериха была с обменом билетов на рейс до Москвы после этой новости. Для тебя уже всё подготовили, значит решение остаться было принято без моего согласия. Какие ещё комментарии от меня требуются?» - прочитала Медведева. Сжав челюсть, она выругалась внутри головы на человека, что допустил утечку информации. Да, показательные выступления были только завтра, но получается крайне некрасивая ситуация, в которой Тутберидзе словно оказалась обманутой стороной. - Блять… ты не должна была так об этом узнать… - А как ты хотела, чтобы я узнала, Жень? Создать видимость выбора? Не хорошо с твоей стороны. Неприятно. - Прости меня, прошу. Мне просто так хотелось остаться тут! - Да оставайся! Ты уже остаёшься! Что я, тебе мамочка, чтобы с моего разрешения ты что-то делала. Взрослая девочка. Сама разберёшься, - гласило смс. Женя прекрасно понимала: «Я прокололась. Обидела тебя. Чёрт!» Сделав паузу, она попыталась обдумать ответный текст, но смс от Этери пришло быстрее. - Меня лишь поражает то, что ты пытаешься выкручиваться и врать. Зачем? Я всё равно всегда всё узнаю. Но неприятнее только то, что не от тебя. Как нам не ругаться после этого? Да и ссорой это не назвать. Я просто испытываю максимум негатива сейчас и не настроена на то, чтобы общаться. Зря только проснулась так рано. Тут уже расстроилась Женя. Чтобы не утратить контроль над ситуацией окончательно, она вскочила с кровати, наспех надела халат с тапочками и вышла в общий коридор из номера. Дойдя до дальнего угла к окну, она набрала Тутберидзе, но та несколько раз сбросила. Медведева была непреклонной. Пытаясь дозвониться, она повторяла последний звонок снова и снова, пока не вывела тем самым Этери из себя. - Что ты названиваешь мне?! Я не хочу сейчас разговаривать! Что бы ты не сказала, я отвечу грубо, и мы поссоримся! Тебе это надо? Или ты так уверена, что можно налепетать мне в трубку, чтобы я сразу оттаяла? Нет, ни хуя это так просто не будет! – злилась Тутберидзе. Женя сжала кулак до побеления, раздражение начало брать верх. - Да что ты всегда бесишься? Ты была сама не своя ещё до моего отъезда. Не стоит удивляться, что я прибегаю к подобным ухищрениям лишь бы не опиздюлиться от тебя! Такое себе, знаешь ли! – парировала Медведева. - Так. Всё. Разговор окончен. Если я сейчас не повешу трубку, то мы наговорим друг другу много лишнего. Меня это не устраивает. Нужно остыть, а когда ты названиваешь, как сумасшедшая, сделать это трудно, - и, не дожидаясь ответа, женщина сбросила звонок. Женя вся сжалась, дыхание стало частым, поэтому потребовалось много сил, чтобы вернуть себе спокойствие. Она брела по коридору и, зайдя в номер, легла в постель с тяжёлой головой. Неожиданно перед сном пришла мысль, что такой хороший день с друзьями закончился так плохо от одного разговора с Этери. Это расстроило ещё больше, но из-за усталости Медведева не успела докрутить эту мысль. Проваливаясь в сон вместе с ней, подсознание получило и все негативные переживания. - Просто я никогда не слышал о том, что у неё кто-то есть. Я бы и не обратил на это внимание, но она же часто ездит с Женей на соревнования и постоянно мелькает перед глазами, а у меня на «такое» глаз заточен! Тери Тутберидзе настолько загадочная, что в голову лезут разные мысли. Это притягивает и отпугивает одновременно. Например, Брайан Орсер. Вы ведь все знаете, что он гей, а про историю 98-го года и говорить не стоит… просто Орсер этого и не скрывал, и на соревнованиях он не только тренирует, но трахается с кем попало, - оживлённо говорил Джейсон. Сидящий рядом Фернандес захлопал в ладоши. - Да ладно? Слушай, а тебе в голову не приходило, что этот русский тренер спит с самой Женей? – предположил испанец. Стоявшая за углом Медведева еле дышала. Её сердце зачастило от ужаса, когда она услышала эти слова. Послышался смех. - Да! Я так и думал! Просто не мог поверить в это! А недавно я и сам увидел, как они трахаются! Прикинь! - Что?! - ДА! Да вон же, смотри! – воскликнул Браун, указывая пальцем на Женю, которая стояла за углом. Он точно знал, что она там, поэтому перепуганная девушка выскочила оттуда, но тут же упала. - Что… что происходит… - промямлила брюнетка. Её талии коснулись ледяные длинные пальцы. Они медленно проскользили по спине к шее, запутались где-то в распущенных каштановых волосах. В животе начало лихорадочно гореть, Женя сжала ноги сквозь сон и ощутила, как два изящных пальца другой руки проникают в её лоно. Легкий вскрик, закрыв глаза, Евгения задышала чаще. Её рта коснулись любимые губы, они были нежными, но требовательными. Суматоха усиливала обороты, они начали сплетаться, словно змеи, очень тесно, почти болезненно. Кожа горела, что напоминало летний знойный ожог, к которому нужно было срочно приложить что-то холодное. Этим спасением становились губы Этери, что лечили и одновременно кусали чуть ли не до крови каждый сантиметр Жениного тела. - Сделай это сзади. Хочу, чтобы видели. Хочу тебя, - неожиданно жалобно попросила женщина. Медведева впала в ужас от просьбы, внутри неё эта просьба вызвала стыд, перемешанный почти с животным желанием. Трудно было проанализировать то, что было сказано, поэтому в следующую секунду сильные руки девушки уже развернули Этери к себе задом. - Тебя ожидает хорошая трепка. Тебе нужно подумать над своим поведением… - неожиданно даже для самой себя сказала Женя. Ей закивали. Поскольку Этери держала голову опущенной в знак покорности, она не могла точно видеть, что происходит сзади, но заметила, что Медведева тяжело дышала, измученная тем, что начала с силой ударять ладонью по ягодицам возлюбленной. Каждый шлепок был наполнен силой и энергией, которая захлёстывала перевозбуждённую девушку. - Ну, чего же ты ждёшь? – сладко прохрипел голос. Не веря тому, что происходит, брюнетка на несколько секунд предалась панике: «Что происходит?! Этого не может быть! Но мы же так не делали! Я ничего не знаю и не умею! Как же так?! Что мы творим!» Рука непроизвольно опустилась вниз, и сквозь собственный испуг янтарные глаза вспыхнули – между её ног что-то находилось. Причём Это было частью её тела и дико пульсировало. Теперь она уже неожиданно перестала испытывать стыд. Всё показалось таким реальным и естественным, что Женя сладко простонала сквозь сон, не беспокоясь о том, чтобы показать свое удовольствие Этери. - Позволь сделать это для тебя прежде, чем ты трахнешь меня… - произнесла кудрявая и, нечеловечески быстро спустившись вниз, положила себе в рот то, что было недавно обнаружено Евгенией. - Прекрати… боже… - вновь сквозь сон простонала девушка. Она скомкала всё одеяло и наволочку, запихнув их меж своих ног, подушка упала на пол. Эти звуки были достаточно негромкими, но в звенящей тишине номера потревожили сон Екатерины Бобровой. Не раскрывая глаз, она приподняла голову. Женино тело было сковано, словно оковами, и, глядя на то, что вытворяла Этери ощущалось, какой большой и твердой становится обожжённое тело внутри её рта. Почти пиком на грани с окончанием стали золотые диски радужной оболочки, что снизу вверх посмотрели на Медведеву. - Нравится? – спросили девушку. - Да… - простонала она, и стон этот стал более явным в тёмной пустоте номера. Боброва удивлённо приподнялась. - Мне не терпится… - прошептала женщина, притягивая к себе Медведеву и разворачиваясь к ней спиной. Сердце начало клокотать где-то в горле, ладони вспотели, состояние ужаса и желание было предобморочным. - Смазка? – пробормотала брюнетка. - Тут не нужна, - ответила партнёрша. Осознавая всю ответственность, Женя взяла в свои руки её ягодицы и начала пристраиваться сзади. - Давай же, ну-ну! – просили её во сне. - Я не могу… я… просто кончу… - изнемогала девушка. Всё тело вспотело, вертясь на кровати, её пальцы начали касаться собственных ног. Катя Боброва не верила в то, что происходит, и, приоткрыв рот, так растерялась, что не знала, что делать. - Давай! Дай! Дай мне это! Я хочу! Я хочу тебя внутри! Хочу вбирать тебя в себя и выталкивать одновременно! – переходя почти на крик, требовала Этери. Женя с ужасом замерла, когда помимо её голоса послышалось многочисленное эхо. Девушка наконец-то оторвала взгляд от любимой. Посередине огромного катка стояла их кровать, и вокруг было полно зрителей на трибунах. На них светил яркий свет, а где-то за бортиком Браун и Фернандес стояли, разинув рты. - Этери! Они смотрят, как мы трахаемся! – ахнула девушка и тут же отпрянула к другой стороне кровати, на ходу прикрывая свою наготу. Это был такой неимоверный стыд, который вряд ли способна выдержать человеческая душа. Все вокруг буквально замерло, а затем поплыло, потому что прямо рядом с кроватью, на которой были Женя и Этери, прозвучал голос полный шока: «Женя…» Спортсменка оглянулась и увидела перед собой свою подругу. - Жень? – снова позвал голос. Иллюзия тут же рухнула, словно хрупкий дворец, и, открыв глаза, девушка вскочила с кровати. В комнате было темно и душно. Женя тяжело дышала и, широко раскрыв глаза, смотрела на то, как Катя смотрит на неё. В глазах Бобровой даже сквозь темноту было видно неподдельное удивление. - Я во сне болтала? – быстро спросила Женя, осознавая, что вопрос был глупым. - Нет-нет, я… ты… это был какой-то кошмарный сон? Я так испугалась, - тут же соврала Катя. Они смотрели друг на друга, понимая, что случившееся – это слишком интимно. - Это был лишь сон, Кать… я… - Нет-нет… не говори ничего. Я так и поняла, что кошмар, - отрицала Боброва. Они легли спать ещё нескоро. Каждая лежала в постели, мучаясь мыслями и догадками. Сложная ситуация, но на утро обе сделали вид, что ничего не произошло.