Прикасаясь ко льду губами

*** На страже души Поставлено доверие. Кошки не лают. (с) *** Апрель 2017 года, город Москва, Россия. Анастасия Скопцова любила проводить время со своей семьей. Прогулка по парку с сестренкой была обычным делом и доставляла огромное удовольствие. Погода была приятной, воздух пах землей и влагой после дождя, а подошва кроссовок размеренно постукивала по вымощенной камнем дорожке. Настя Москву любила, особенно когда в глубине городских джунглей зеленая зона прятала под сенью своих деревьев посетителей. Кроны деревьев солидно возвышались над головой, и вся природа готовилась к переходу на лето. Солнышко было капризным, каким ему и полагалось быть в апреле. Оно то выглядывало из-за облаков, то пряталось в них. Будучи на эмоциональном подъеме, Настя дышала полной грудью. Она наконец-то осознала, что их взаимоотношения с Кириллом должны идти по максимальной линии сближения. Так было лучше для всех. Это решение было связано с тем, как парень проявлял себя во время их вынужденного «расставания» вне льда. Он не был навязчив, но не давал девушке возможности о себе забыть и все знаки внимания оказывал своевременно, очень мягко и деликатно. Пока Настя мучилась противоречивыми чувствами, Алёшин был рядом, не задавая лишних вопросов о Косте и той ситуации, что произошла между ними. Кирилл не был злопамятным человеком, тем более после застолья пришёл к выводу, что многие в тот день были под градусом алкоголя. «Это могло способствовать их странному поведению», - думал молодой человек, а самому и в голову прийти не могло, что близкая его сердцу дама может испытывать какие-либо чувства к его другу. Настя их и не показывала. Уличить её в том, что она лукавила, было трудно, почти невозможно. Краткий, неловкий разговор с Костей в парке через несколько дней после случившегося – это море, состоящее из извинений и стыда. Девушка сразу уловила изменившееся к нему отношение, которое продиктовывалось осознанностью её чувств. Однако придавать значения всему этому она всё же не спешила. Дело было в том, что друг детства был для неё слишком особенной, трепетной первой любовью, которая чаще всего не сбывается, но оставляет неизгладимый след в сердце. Настя так и не смогла вспомнить его губы на вкус, а в один момент даже засомневалась, а может, и не было никакого поцелуя? Но покрасневшие уши Константина говорили об обратном, и, обходя острую тему по кругу, они лишь взглядом извинялись друг перед другом. Спустя какое-то время все между ними встало на свои места, а «забывшая» и «отпустившая» Костю Скопцова более плавно, но уверенно вошла в отношения с Кириллом Алёшиным во второй раз. - Давно Киря в гости не заходил, - ласково отозвалась о Кирилле Варя. Он очень ей нравился, и девочка смущаясь старалась это скрывать. Удавалось с трудом. Парень знал Варины вкусы и никогда не приходил к ним домой с пустыми руками. Это было чертовски мило с его стороны, что Скопцова отмечала знаком «+» в своей голове. - Мы постоянно на льду, а как есть свободная минута, по норам прячемся. Хочется отдыха всё-таки, - пояснила Скопцова. Варя покачала головой, как бы не соглашаясь, а потом и вовсе нахмурилась. - Ты чего, Вареник? – удивилась Настя. - А ничего. Думаешь, что я не догадываюсь, что вы поссорились? Я надеюсь, что это не ты инициатор ссоры, - по-взрослому рассудительно сказала девочка. Настя сунула руки в куртку и нахмурилась точно так же, как и её младшая сестра. - Зря ты так. Мы, между прочим, помирились. И вообще! Мала ты, чтобы такие разговоры вести, - тут же прикрылась «сестринской бронёй» Скопцова. Варя была любопытной, а ещё умной не по годам. В голове у неё вертелось множество мыслей, но не всеми она хотела делиться. - Позови его на чай. Киря обещал мне починить мой лунный макет. Я хочу, чтобы тот снова изнутри горел, как фонарик. Папа только хуже сделал вчера. Всё чуть не развалилось, - сетовала Скопцова-младшая. На самом деле Варя хотела, чтобы эти двое побыли вместе, а макет не был так уж ценен, как девочка это преподносила. - У тебя же есть его номер. Пригласи сама, - приподняла бровь Настя, догадываясь, что её младшая сестра заделалась сводницей. Девочка тут же извлекла из кармана сотовый и, набрав номер, уставилась на старшую так, словно собиралась восходить на гору Эверест. Блондинка смотрела под ноги, думая о том, что хотела бы проводить с Кириллом больше времени, чем удаётся. Пока неудачи на льду преодолеваются упорством день за днём, улучшать отношения оказалось не менее сложным. Варя позвала Кирилла, тот согласился сразу же, а затем, кинув смс своей девушке, посмеялся. - Предлог? - Конечно, - набрала ответ Скопцова. Тем не менее увиделись они не так скоро. Буквально к вечеру девушка приехала с семьей к своему дяде, и почти сразу же они получили приглашение от мамы Кости зайти к ним на чай. - Боже мой, я так давно не видела Катю, что поджилки трясутся. Вроде бы и на поправку шла, и навещали её, а как снова боли усилились, мы и не виделись… - тесно сжимая ладони, сказала мама Насти. Девушка ощущала тревогу из-за того, что впереди её ждал уже знакомый с детства дом. Они шли по привычным улицам и, когда добрались до нужного места, позвонили в звонок, что был размещен на внешней стороне забора. Несколько звуковых сигналов, и знакомый голос забасил: «Да?» Настя неосознанно вздрогнула и на короткое мгновение перенеслась в воспоминания из детства. Они сидят на длинном деревянном пирсе, что уже много лет служил для деревенских жителей декоративным сооружением. Небольшое озеро было глубоким и имело в своих пресных водах немало рыбы. Именно рыбалкой маленький Костя и занимался. Длинная самодельная удочка была не особо надежной, но рыболовные функции выполняла исправно. Их ноги были опущены в приятную прохладную воду, мальчик и девочка бесконечно о чём-то разговаривали. Карие девичьи глаза неотрывно наблюдали за тёмно-синим кровоподтеком под его глазом, и она всё собиралась с силами, чтобы спросить о его появлении. Когда наступила долгожданная пауза и настроение было более или менее спокойным, Настя, разглядывая тихую гладь водной поверхности, прошептала: - Кость… это папа тебя ударил? – искоса взглянув на друга, Скопцова постаралась не выдавать волнения. Худенький мальчик значительно напрягся и, сжав челюсть, вздохнул. Небольшой кивок головой, но и этого было достаточно. - За что он тебя так… - еле слышно уточнила она. - А ему не нужен повод. Ты же его знаешь, - ответил мальчик, не отрывая взгляда от поплавка. Девочка осторожно пододвинулась к нему поближе и аккуратно положила свою голову на его плечо. Ему было приятно, что она оказывает ему поддержку. Помолчав, он снова вздохнул уже чуть более обреченно. - Когда я вырасту, то обязательно дам ему сдачи. - Зачем, Кость? Это ведь неправильно. Мой папа всегда говорит, что силой дела не решаются. - А бить меня и маму, как боксерские груши, – это разве хорошо? - Нет… вовсе нет… - Вот и я так думаю. Березы, окружавшие маленькое озеро, зашуршали своей листвой от порыва ветра. Девочка поёжилась и прижалась к мальчику ещё ближе. Костя не растерялся: ощущая, что подруга замерзает, тут же снял с себя кофту и закинул её на плечи хрупкой малышке. Она улыбнулась и, поправив кофту, растянула её так, чтобы они вдвоём уместились под ней. - Ты сильный, а ещё умный. Думаю, что когда ты станешь большим и взрослым, то найдёшь способ папу проучить. Но только не сейчас. Постарайся быть тихим и не злить его, а в случае если он будет слишком драчливым, то прибегай к нам. Это не плохо, если ты будешь у нас. Моя семья тебя любит и защитит, - лепетала Настя, стараясь показать Косте, как многое для неё значит его безопасность. Он издал сдавленный смешок. - Я – настоящий мужчина. Если это повторится, то молчать не стану. Пусть бьет. Дурь из меня ему не выбить, - добавил он. Две одинокие фигурки маленьких людей сидели на пирсе с опущенными в воду ногами. Поплавок медленно покачивался на волнах, клёв не шёл. В уединении природной гавани мальчику и девочке было хорошо, и они ощущали друг в друге опору и поддержку. Когда дверь раскрылась, на её пороге стоял бледный черноволосый парень. По кругам под его глазами было понятно, что он не выспался и был чрезмерно уставшим, но мягкая улыбка не давала людям повода, чтобы что-то об этом сказать. - Добрый день! Я так рад вас видеть! – поприветствовал Константин друзей его семьи и, особенно радушно улыбаясь Насте, обнял её. Она тут же закрыла глаза и, вдохнув запах его парфюма, теснее сжала руки на его широкой спине. Он был высоким, намного выше, чем она, и, завлекая в объятья, буквально утопил в них. Как только они отстранились, Костя поспешил пожать руку отцу девушки и приобнять её маму. Скопцова наблюдала за этим, и сердце её сжималось то ли от радости, то ли от необъяснимой печали. - Что стоять? Зайдём в дом? Ужин начинает стынуть! – как-то по-хозяйски объявил брюнет. За столом уместились все, но напряжённые взгляды на пустой стул, который должна была занять хозяйка дома, не могли не обратить на себя внимание. В тарелке Кости было очень мало еды, а стакан с водой стоял нетронутым. - Маме стало нехорошо, но думаю, что после обезболивающего всё станет получше. Я настаиваю на том, чтобы она больше отдыхала, но разве её можно убедить в этом? Делает как хочет. И так всегда! – пояснил Костя собравшимся за столом. Ему вежливо кивнули, но обстановка и его выцветшее от усталости лицо говорили о многом. Настя не могла спокойно есть, глядя на друга, желала отвести его в другую комнату, сесть и поговорить, предложить помощь. Разговоры стали более расслабленными только после нескольких бокалов вина, которые гости степенно пили с сочным стейком и овощами. Сам Костя алкоголь не пил. Настя в основном молчала и наблюдала за парнем, расстраиваясь, что оказалась в такой ситуации и ничего не может сделать. Ей хотелось облегчить его бремя, но после ссоры они всё же отдалились и были друг к другу настороженными. - Ты сильно похудел, - сказала Настя, когда у них получилось отойти в сторону от стола на кухню. Парень грустно улыбнулся, не отрываясь от протирки пятен на раковине, ответил. - Ну есть такое. Сейчас же «Великий пост». Я решил придерживаться. Стал ходить в церковь… в общем приобщился, - поделился парень. Настя с удивлением посмотрела на него. - Ты? И в церковь? - Ага… и не такое начнёшь делать в таком положении… - сдавленные связки с трудом пропихнули слова. Он замедлился в своём занятии, тряпка замерла в его пальцах. Это было неимоверно тяжело признавать, но казалось, что Костя находился в отчаянии. Без лишних слов Настя обняла его со спины, а он тут же опустил голову чуть ли не ниже уровня своих плеч. - Мне сказали, что рак прогрессирует. Более того, что может дать серьёзные метастазы. Я боюсь, потому что боли усиливаются, а, кроме обезболивающих, мне нечем ей помочь… - тихо, вкрадчиво прошептал брюнет. Настя была под впечатлением, несколько капель её слез упали на его аккуратную белоснежную майку. Обнимать его она не перестала и, тяжело дыша, постаралась взять себя в руки. - Мне кажется, что выход есть всегда. Главное - окружать тётю Катю заботой и быть в хорошем настроении рядом с ней, чтобы она не чувствовала себя больной. Ты это умеешь, я же знаю. А то, что ты решился держать пост и молиться о её здоровье, – это хорошо. С Божью помощью всё преодолимо, - отозвалась глухим шепотом Скопцова. Он улыбнулся этим мыслям. Он ценил в Насте этот оптимизм, что был в её исполнении пламенным и неутомимым. Парень обернулся, на его лице наметилась улыбка. - Да-да… согласен. Но на самом деле пост всегда держала мама, а сейчас она и так похудела на 15 килограмм, поэтому он ей не рекомендован. Зато я здоровый и могу поддержать её в этом. Да… дерьмово получается, что я обратился к Богу только тогда, когда мне что-то от него потребовалось. - Прекрати так говорить, Кость. Бог всё видит, всё понимает. И знаешь… я… я хочу тебя поддержать. Сколько ещё осталось времени до конца поста? - Чуть больше недели. Что ты имеешь в виду? Под поддержкой? - Я тоже буду соблюдать пост. Пусть и поздновато, но ведь главное – это желание, да? - Да, но я считаю, что тебе не нужно этого делать. Да и не надо думать об этом, я же знаю, как ты любишь поесть. Чтобы в пост войти, правильно нужно подготовиться и это не делается вот так, с бухты барахты, - удивился Костя. Настя недовольно нахмурилась, посчитала, что друг не верит в её способности. - Ну, знаешь, я тебя об этом не спрашиваю. Да и вообще, правильный пост полезен для организма. Вообще мне не помешает скинуть несколько килограмм и заодно очистить свою… ну… душу типа. Как это правильно говорить? Церковь такое не запрещает. - Ох, Насть. Зачем входить в пост для того, чтобы похудеть? Несерьёзный какой-то подход. - Серьёзный, когда цели благие! Я хочу тебя поддержать и тетю Катю тоже! Он приобнял её так, словно был старшим братом, что насмехается над младшей сестрой. Улыбка была насмешливой и грустной одновременно. Они медленно пошли в сторону стола и с облегчением заметили, что место хозяйки уже было занято. Екатерина Владимировна действительно сильно похудела, но розовые щёки дали понять, что чувствует она себя хорошо. *** Октябрь 2020 года, город Москва, Россия. Белое BMW припарковалось на парковке частного домовладения. Ворота были открыты, что означало лишь то, что хозяйка дома их ждёт и позволяет оставить машину на территории. Погода была хмурой, ветер спутал золотые локоны так, что длинные тонкие пальцы начали смахивать их с лица, словно надоедливую паутину. Пассажирская дверь открылась, и на улицу вслед за водителем автомобиля вышла невысокая темноволосая девушка. Пара стояла неподвижно, Этери с возмущением оглядела наружность частного дома. Спортсменка быстрым шагом обошла машину и встала рядом с женщиной. - Я не хочу туда идти, если честно. Чёрт знает… зачем я вообще согласилась? – ворчала Этери Тутберидзе. Женя внимательно посмотрела в её глаза. Осматривая черты лица любимой, она подумала о том, что как никогда нуждается в её поддержке. При индивидуальной работе с психологом оказалось, что терапия будет более действенной, если будут присутствовать оба партнёра. Психолог настояла. Женя уговаривала Тутберидзе долгие две недели, пока та наконец-то не сдалась напору. Дело было даже не в том, что Этери стала слишком сварливой в последнее время, а в том, что о своих проблемах придётся говорить с незнакомым для неё человеком. Женщина даже с матерью в своё время ничего не обсуждала, так почему должна была доверять постороннему сейчас? - Потому что я попросила. Потому что для меня это важно и я прошу твоей помощи, потому что между нами ещё есть недосказанность… и… я уже давно работаю с психологом. - То есть жалуешься на меня за деньги, - язвительно поправила Тутберидзе. Женя плотно сжала губы, опустив взгляд, прочувствовала на себе «укол» от самого близкого человека, но промолчала. Медведева стала старше, мудрее, и тем более старалась разобраться в своих проблемах и особенно личных взаимоотношениях. Объясняя это Этери, она всякий раз сталкивалась с насмешками и отчасти понимала, что возраст партнёра, её негибкость и резкость в высказываниях служат щитом разбитому сердцу. Поэтому всякий раз, как кудрявая блондинка упрекала Женю за походы к психологу, девушка молчала. - Мне бы хотелось, чтобы между нами всё стало предельно ясно, а ещё… чтобы мы уже наконец-то обо всём поговорили и нас рассудил кто-то беспристрастный. Мне очень не хватает беспристрастного лица, когда мы с тобой вступаем в словесные перепалки, - осторожно пояснила Женя. Этери сложила руки в замок на груди, лицо стало суровым. - Я считаю, что мы поговорили. Сидеть и жаловаться на пару с тобой мне не хочется. - А почему бы нам просто не поговорить? Спокойно? Без жалоб, без колкостей, без манипуляций. Помнится, что изначально, много лет назад, договаривались, что мы всё обсуждаем. Спокойно. Почему бы не возобновить этот уговор? – с надеждой в глазах ответила Евгения. Этери усмехнулась, закатывая глаза. Её улыбка, исполненная в подобной манере, ранила Женю всякий раз, как она её видела. Поёжившись на ветру, она поправила шарф так, как сделал бы это человек, которому за шиворот попали кусочки льда. - Потому что это дерьмо, а не уговор. Не сработал тогда и сейчас бесполезен. Не пытайся быть мягкой и изображать из себя «законопослушную» девочку. Веди себя естественно, как обычно, - нарочито жёстко сказала Тутберидзе. Между ними нависла тишина, причём такая острая, звенящая. Они молчали, а Этери лишь думала о том, что боится там узнать что-то такое, что было бы ей неприятно. Что ещё хуже – это сказать что-то отвратительное самой, тем самым ненамеренно обидеть этим Женю. Этери дорожила каждой минутой, проведённой с Медведевой, после их тайного примирения и официального возвращения Жени в её штаб. Это казалось чудом, избавлением от смертельной болезни, наградой за годы боли и страданий. Но мир между ними был слишком хрупок, и обиды буквально выдавливали стёкла окон, через которые эта пара научилась заново смотреть на мир и друг на друга. Язвительность и грубость стали для женщины очень удобным и элегантным оружием самообороны. Она намеренно держала между ними дистанцию, словно дула на место зажившего ожога. Не теряя бдительность, Этери научилась жить заново, прикладывала усилия, чтобы отношения между ними с Женей улучшились. Такие усилия, которые были ей по силам. - Хорошо. Я буду прямолинейна и «естественна», как ты этого и требуешь. От тебя я требую того же, - императивно заявила Медведева. Они снова посмотрели на дверь и на пороге увидели женщину приятной наружности. - Добрый день! Заходите, девушки, заходите, - поманила рукой женщина в возрасте. Пара медленным шагом двинулись в её сторону, а Тутберидзе удивлённо подумала, что представляла себе Жениного психолога совсем иначе. Обстановка в комнате для приёма была по-домашнему уютной. Придирчивые карие глаза осмотрели помещение и не нашли ни единого предмета, зацепившись за который смогли бы его раскритиковать. Приятные пастельные тона, удобная мебель, красивые и явно недешёвые торшеры, шкафы, столы и максимально высокие панорамные окна, что выходили на территорию лесного массива. Обрамлённые рамой, они напоминали огромную природную картину, что рисовала сама осень. Этери ощутила себя на удивление спокойно, но всё же старалась бдительность не терять. Напротив панорамного окна в полуразвернутом к нему виде стояло большое мягкое кресло, которое помогало севшему в него человеку поднять на него ноги и занять почти лежачее положение. Женщина с любопытством осмотрела его, подумав, что вот оно, то кресло, в котором её любимый человек проводит большую часть своего времени. - Я хочу предложить вам заваренный на травах чай. Он уже почти готов, вы непременно должны оценить его вкус, - ненавязчиво и весьма добродушно сказала женщина-психолог. У неё была приятная внешность зрелой, вдумчивой, образованной дамы, которая явно могла бы учиться в каком-нибудь из высших учебных заведений за границей. Приятный оттенок седины был явно тщательно продуман и подобран, чтобы отдавать благородными пепельными тонами. У неё были необычно яркие глаза изумрудного цвета, которые были ещё более выразительными при сдержанном, повседневном макияже. - Может быть, перейдём сразу к делу? Не до чаепития, - выдавая собственное напряжение, ответила Тутберидзе. Сидевшая рядом с ней Медведева бросила на неё косой взгляд. Расстояние между ними казалось огромным, как пропасть. Этери сидела на одной стороне дивана, а Женя на другой. Женщина напротив мягко улыбнулась, прикрыв глаза лишь на минутку, она стала похожа на добрую сказочницу, что радовалась непосредственности сидевшего напротив неё ребёнка. - Тогда позвольте мне представиться. Я - психолог высшей категории, практикую более 50 лет. О моём образовании узнать более подробно вы сможете, глядя на стену позади меня. На ней размещены мои дипломы о высшем образовании и повышении квалификации. В мои задачи входит только одна цель – это помочь людям разобраться в хитросплетении собственных мыслей, вернуть им спокойствие и возможность жить, получая максимум удовольствия. Ко мне можете обращаться по имени – Марта. Родом я из Санкт-Петербурга. В молодости уехала учиться по обмену сначала в Лондон, затем в Венгрию. Жила в Нью-Йорке, затем решила сменить обстановку и перебраться для тихой жизни в Торонто. До встречи с Евгенией я уже прожила там достаточно продолжительное время и периодически приезжаю в Россию к своим детям. Вот и сейчас тот же период. Правда, при нынешних ограничениях я застряла тут, и похоже, что надолго. Наша встреча с Женей состоялась при неожиданных обстоятельствах, но думаю, что она расскажет вам об этом сама, если захочет, - голос психолога был спокойным, размеренным. Он был приятен на слух, максимально нейтрален и не вызывал к себе никакого негатива. Услышав его, Тутберидзе поняла, что в сравнении с этим чарующим женским тембром, её голос был слишком взвинченным. Испытывая неловкость, кудрявая сцепила руки на своих коленях и кинула испытывающий взгляд на стену, которая с пола до потолка была увешана многочисленными дипломами. Все они не казались пустым звуком, потому что водяные знаки британских топовых высших заведений там были. Всем своим видом Марта давала понять, что настаивать на чём-то или вырывать информацию щипцами не будет. Тем не менее Этери, которая постоянно находится в тревожном положении духа, вернула сосредоточенный взгляд на седину сидевшей напротив собеседницы. Марта внимательно осмотрела Этери как врач, что осматривает пациента, и, мягко улыбнувшись, оценила её настроение. - Вы оказались здесь по моей просьбе, Этери Георгиевна. Я просто захотела познакомиться с вами лично, побеседовать. И если можно, Женечка, я бы попросила тебя спуститься в гостиную и подождать, когда я вновь позову тебя к нам. Есть вещи, которые мы будем обсуждать с вами обеими, а некоторые по отдельности. Это допустимо для вас? Вызовет ли беспокойство? – уточнила Марта, глядя попеременно на Женю и Этери. Им и в голову не пришло спорить с ней, настолько положительно она преподносила эту информацию. Евгения встала с места и, кивнув психологу, не глядя на Этери, покинула комнату. Две женщины остались друг с другом наедине, но дискомфорта от этого Тутберидзе не ощутила. Пауза не тяготила, кудрявая снова осмотрела психолога с головы до ног, теперь оценивая её одежду. Лаконично, строго и неброско. Мягкий удобный пиджак и широкие брюки в комплекте с ним. Белоснежная рубашка выглядела невесомой, а брошь в виде птички была выполнена из изумрудных камней, что хорошо сочетались с цветом глаз Марты и поблескивали в свете, что окружал их. Помещение казалось наполненным воздухом из-за окна, и Этери снова бросила взгляд на кресло рядом с ним. - Приглянулось кресло? Между прочим, удобное. Некоторые из тех, кто предпочитают лежать, занимают его и любуются пейзажем, - подметила психолог. - А… Женя? – с какой-то осторожностью промямлила Этери. Улыбка в ответ была ещё более тёплой, чем все предыдущие. Создавалось впечатление, что психологу нравится что-то подмечать в новом пациенте. - Она в том числе. Женя любит природу, но думаю, что вы об этом знаете. Она часто рассказывала мне о том, что хотела бы купить загородный дом где-нибудь в лесу, рядом с озером, и жить там, словно на необитаемом острове. - в ответ на это Этери неосознанно улыбнулась, однако улыбка получилась скорее болезненно-грустной, чем довольной. Опустив карие глаза, Тутберидзе всмотрелась в одну точку. - Мы вдвоём хотели. Часто отдыхали в подобной манере где-нибудь за городом, - прошептала женщина и словно осеклась. Взглянув на Марту, она выглядела ещё более тревожной, чем по дороге сюда. Казалось, что всё её нутро натянулось, словно струна, словно ей хочется извиниться за то, что она говорит что-то подобное. Женщина напротив не выглядела растерянно или напуганно и излучала мощнейшее спокойствие, невозмутимость. Тутберидзе прикинула в голове, сколько лет могло быть Марте, и подумала, что она вполне может быть ровесницей её матери. Эта крошечная деталь успокоила и ввергла в грусть одновременно. - Ни о чём не беспокойтесь, Этери Георгиевна. Говорите или не говорите о том, что считаете нужным. То, что мы будем обсуждать, полностью конфиденциально. Я не даю этому негативное оценочное суждение. Всё, что нужно, – это выслушать вас и разобраться, что вас тяготит. - Меня ничего не тяготит, - тут же ответила Этери. Марта смотрела на неё прямо, без вызова. - А Женю? - Вы и расскажите мне об этом, - парировала Тутберидзе. Психолог загадочно улыбнулась. Ей было несложно считывать собеседника, и вполне логично, что специалист с таким стажем делала это быстро и уверенно. - Вся эта обстановка, я и просьба Евгении. Они вызывают у вас неприятные ощущения? - Нет. Скорее я не люблю, когда копаются у меня в голове. - А вы этого никогда не делаете? - Делаю. Все так делают, - пожала плечами кудрявая. - Но не у многих получается привести свои мысли в порядок, и они обращаются к специалистам. - Полагаю, что за деньги навести порядки в чужих головах сомнительное мероприятие, - не унималась в своих оценочных суждениях Тутберидзе. - Это не сомнительное мероприятие – это моя работа. Каждую работу принято оплачивать, что же здесь зазорного? – расслабленная поза психолога демонстрировала, что вести подобные беседы для неё не составляет труда. Этери была упёртой и своё неверие в психологию отстаивала неистово. - В том, что лично я не просила лезть в мою голову. Мне не хочется делиться ни единым своим словом или мыслью. Я тут только потому, что меня попросили. - Да… Женя попросила. - Нет, это вы сказали ей, чтобы она привела меня сюда. Зачем? Что вам хочется из меня выудить? – тело Этери было максимально сгруппировано. Она не могла усидеть на месте спокойно и то и дело ерзала, словно оказалась на допросе. Марта не давила, скорее присматривалась к манере поведения Тутберидзе. - Подсказку о том, что нужно сделать, чтобы помочь Жене двигаться дальше. - Разве это не ваша работа? Давать советы, подсказки? Зачем вы перекладываете её на меня? Я не специалист. Марта заняла ещё более расслабленную позу, словно поняла, в чём дело. Поправив очки, она сделала небольшую паузу. Этери выжидала её слов так, словно загнанная в клетку пантера. - Понимаете, я бы не просила у вас помощи, если бы не увидела, как Евгении важно ваше присутствие. Наша терапия проходит успешно, но уровень её тревоги из-за того, что ваши отношения так стремительно возобновились, он ведь не исчез. В том смысле, что ваши совместные разговоры… они не достаточны для неё. Полагаю, что распутывать этот клубок без самого главного человека в её жизни невозможно. Она должна ощущать, что вы на её стороне. Что касается вашего выпада относительно денежной оплаты, то хочу поделиться тем, что Женя сама выбирает меру. Эти рамки никогда не фиксированы, потому что уровень оплаты должен быть пропорционален внутреннему ощущению пациента. Если он не чувствует улучшения, то платить тут не за что. Лично от вас мне ничего не нужно. Я лишь хотела бы рассказать немного о том, что она переживает всё это время. Вам, как близкому её сердцу человеку, было бы неплохо об этом узнать. Может быть, это поможет вам увидеть что-то в ином ракурсе. Только вы вдвоём сможете помочь друг другу. Я лишь немного направлю вас. Трудно быть объективной, когда в вопросе задействованы чувства, верно? – объяснилась Марта. Этери скрестила руки на груди и посмотрела в окно. Зерно логики в речи психолога было неоспоримым, но ожидающая подвоха Тутберидзе была слишком напряжённой. Женщина тоже посмотрела на пейзаж и, слегка улыбнувшись, встала с места. - Вы простите меня? Клиентов я принимаю на дому, поэтому периодически могут возникать бытовые вопросы. Я приношу за это извинения, мне нужно отлучиться. Это не займёт много времени, а пока… выпейте чаю. Он и правда хорош. - женщина налила в чашку горячий напиток и, взяв ее на блюдечке, поставила на невысокий пуфик около кресла, что располагался рядом с панорамным окном. - Можете не стесняться и осмотреть комнату, трогайте и разглядывайте всё, что желаете. Вдруг у вас возникнут вопросы, или вы увидите что-то такое, что вызовет внутренний отклик… - загадочно пояснила Марта и вышла из помещения, прикрыв за собой дверь. Сначала Этери напряжённо наблюдала за стрелкой часов, висевших на стене. Отметила, что они были бесшумными. Она была вся на иголках, не могла расслабиться и чувствовала себя так, словно ей предстоит взять микрофон и вещать на огромную аудиторию людей. Заламывая пальцы, женщина суетливо поправила подушку за своей спиной и снова взглянула на часы. Прошло не более пяти минут, а Тутберидзе показалось, словно они были вечностью. Стало интересно, когда к ним присоединится Женя и каким будет этот диалог на троих, да ещё и в такой обстановке. Пошарив по карманам, кудрявая поняла, что оставила телефон в машине и спускаться за ним было бы глупо. Так прошло ещё пять минут и ещё. В какой-то момент ей стало скучно, и она решила с осторожностью обойти помещение, ведь это было не запрещено. Меряя шагами комнату, Этери подошла к стене и более пристально разглядела то, что там написано. Перейдя к полкам с книгами, она провела пальцами по их корешкам и, особо не задерживаясь, прошла ещё дальше. Так предмет за предметом ею были осмотрены. Оставалось только манящее своей загадочностью кресло и чай, что всё ещё был на удивление горячим. Осторожно подойдя к нему, Тутберидзе остановилась и встала напротив окна. Желтые листья срывались с деревьев и словно оторванные от корней падали, но, не достигая земли, подхватывались игривым ветром. Один листок, второй и вот уже целый вихрь кружит где-то высоко. Карие глаза осмотрели вид, и сердце необыкновенно затрепетало, когда знакомая худенькая фигура вышла в куртке на улицу. Чуть ли не прильнув к стеклу, Этери с интересом наблюдала за Женей. Её руки были в карманах, голова опущенной, ноги начали пинать листву, которая, словно жёлтый ковер, раскинулась перед ней. Жёлтые пятна разлетались от её стопы в стороны, как вода под веслом, а падающие с дуба очередные листья всё же могли достигнуть Жениной головы. Один из них упал прямо на волосы, и был неловко скинут вниз. Этери еле заметно улыбнулась. Её по-настоящему золотая чемпионка сердца, окружённая такой же золотой осенью, вписывалась гармонично. Женя блуждала под деревом, и, хотя лица её было не разглядеть, Этери не сомневалась, что оно задумчиво. Их примирение в своё время казалось абсолютно неочевидным, особенно после того с каким ужасом они разошлись. С тех пор, как Женя уехала в Канаду, она сильно изменилась. Между ними осталось много нерешенного, и Этери вдруг как никогда захотелось забыть об этом, переступить черту и начать всё заново. Именно здесь, именно сейчас. Неосознанно женщина присела на чёрное полураскинутое кресло и, посмотрев на чашку чая, испытала умиротворение. Руки сами потянулись к теплу, и, взяв в ладони, Этери отпила приятный, ароматный напиток. Внутри души разлился жар, вздохнув с облегчением, она продолжила наблюдать за Женей. К вечеру Этери вздрогнула от прикосновения рук к её лицу. Она ничего не поняла спросонья и, посмотрев на сидевшую рядом с ней Женю, удивилась. - Я что, уснула? – спросила Тутберидзе. Девушка улыбнулась так нежно и уютно. Кивок в ответ. За окном вечерело. - Но как же так? Где Марта? - Она решила тебя не беспокоить. Считает, что лучшая терапия – это отдых. И ещё очень рада, что ты наконец-то расслабилась. - В чае что-то было? – взглянув на кружку, покачала головой Тутберидзе. - Ничего такого. Ромашка. Я сама часто сплю в этом кресле. Особенно это мне помогало, когда в Канаде у меня были проблемы со сном… там… почти такая же обстановка была. Так что… рада, что тебе было так же комфортно тут, - пояснила брюнетка. Этери с интересом слушала и недоумевала, что вот так, на первом же визите, просто уснула, сидя в кресле. Она ожидала жаркие дебаты, ссоры, готовила оборонительные аргументы, но ничего такого здесь не случилось. Только огромные панорамные окна, Женя, словно образ ангела в иллюминаторе, и горячий чай с ромашкой. Карие глаза зацепились за перышко, что застряло в Жениных волосах. Догорающее осеннее солнце было ярким, и его лучи быстро добрались до ровного лица Тутберидзе, кудри заиграли золотым цветом, а радужная оболочка окрасилась золотисто-медовыми оттенками. Это был волшебный переход, который вызвал у Жени учащённое дыхание и необъяснимое чувство ностальгии. Непреодолимое желание дотронуться до волос любимого человека Этери поборола не сразу, даже слегка приподняла руку, но тут же одёрнула себя. - Пёрышко… в волосах запуталось, - пояснила блондинка. - Так убери, - спокойно ответила Женя. Ловкие пальцы достали пёрышко, а затем задержались на щеке. Они молча смотрели друг на друга. - Спасибо, что пришла. Я надеюсь, что… придёшь ещё, - тихо поблагодарила Евгения. Этери убрала руку, положив на живот, усмехнулась. - Почему бы и нет? Терапия на ромашке в кресле неплохая вещь. - Не шути. Для меня это важно, Тери. - Я знаю… знаю. Поэтому я здесь, - вздохнула Тутберидзе. *** Апрель 2017 года. Отделение «Хрустальный», школа «Самбо-70», город Москва, Россия. Черноволосый парень шёл в сторону кабинета заслуженного тренера Российской Федерации – Этери Георгиевны Тутберидзе. Он был чрезмерно взволнован, потому что слишком сильно хотел стать частью её команды. Ходатайство друга заставило непреклонную женщину передумать, дать шанс молодому новичку. Он знал, что навыков у него мало и предложить ему абсолютно нечего, но надежду всё же теплил. Скромная тоненькая курточка не по погоде, стриженная аккуратная причёска, дрожащая нижняя губа. Сергей Розанов был на нервах и, отмеряя шагами расстояние до злосчастной двери, испытал апогей тревоги. Постучав, замер. Ответа не последовало, тогда он попробовал слегка подтолкнуть дверь вперед, но она не поддалась. - Закрыто… - шепнул Розанов и, встав напротив, не знал, что делать. Начал нетерпеливо расхаживать из стороны в сторону, то и дело поправляя сбивающиеся темные пряди. В голове был хоровод спутанных мыслей, и одна хуже другой. Он слышал о том, какой жёсткой была Тутберидзе, многие её методов побаивались. Розанов о них не знал, но хотел бы узнать ближе и использовать так же умело, чтобы достигнуть высот и уважения в мире спорта. Он не был избалованным с детства, хотя любви и заботы в семье ему хватало. Самой главной его чертой было неустанное стремление к честолюбию. Сергей с досадой вспоминал о неудавшихся возможностях в одиночном фигурном катании, мечтал взять реванш. За спиной послышались шаги, он тут же вздрогнул и, приглядевшись, заметил своего друга – Даниила Глейхенгауза. - Твою мать… я думал, что она, - по-братски обняв Глейхенгауза, посмеялся Розанов. - Офигеть, мы ведь с ней одно лицо, почему бы не перепутать, да? - Всё, харе глумиться. Где она? - Ты больно рано пришёл. Этери никогда раньше обеда не является, - в ответ на это Розанов присвистнул, заснув руки в карманы спортивных штанов. - Ну и нравы… - А то. Мы завтра с Женей улетаем в Японию, поэтому я тут быстренько тебе всё покажу, думаю, что она против не будет. - Точно? – приподняв бровь, уточнил Розанов. Даниил похлопал его по плечу. - Не ссы. Она не страшная, если её не злить. - А если мы прогуляемся тут без её ведома, то это не будет считаться тем, что мы её злим? - Хер знает. Давай осторожно пробежимся, да и всё, - подмигнул Даниил. И они быстрым шагом направились просматривать владения школы Самбо-70. Глейхенгауз рассказывал всё воодушевлённо, на эмоциональном подъеме, так как «Хрустальный» он очень любил. Розанов серьёзно, сдвинув брови, слушал. Им попалось не так много людей, что было весьма выгодно. Выйдя на уровень второго этажа, парни облокотились о перила и начали сверху наблюдать за льдом. Даниил рассказывал о графике работы, стиле тренировок, о своих коллегах и учениках. Внимательный взгляд Розанова зацепился за девочку, которую он уже видел ранее, и, прервав друга, он спросил: - Напомни её имя? Мы же с ней в кафе сидели. - А-а-а. Это Алёнка Косторная. После первенства обиделась на Жгун и на себя в том числе, мол, могла бы показать результаты и получше. С января крутилась у нас, мне кажется, что присматривалась. Она ведь со всеми дружит и с Алиной тоже, как ты понял. - Ммм… а тут как оказалась? - Изъявила смелое желание. Всё ещё на испытательном сроке, но он условный, если честно, так как Этери уже приняла решение взять её к нам. - Вот это везение… - сложив руки плотнее, кареглазый Розанов следил за Алёной и каждым её движением. Они были не идеальны, но ему почему-то понравилось за ней наблюдать. - Иначе и не назвать. Когда Этери даёт шанс, то упустить его – это большая глупость. Вот поэтому нам и требуется новый тренер. Штат юниоров расширяется, мы набираем новеньких, а рук не хватает. Ты был бы кстати, - рассуждал Глейхенгауз, который сам неотрывно смотрел на Загитову. Татарка достигла немалых успехов, и это не могло не радовать Даниила. - Я не упущу шанс. Попасть к Этери – это всё равно что выиграть в лотерею. - Ты только перед ней комплиментами не сори. Она этого не любит, когда неуместно. Аккуратно так за нитки дёргай. Так или иначе Этери - всё же женщина. Одно правильное слово, второе, и, может, прислушается. На мой взгляд, настроена она серьёзно. Ну чтобы взять тебя. Зная её целеустремлённость, она не упустит возможности научить тебя так, как ей надо, чтобы ты приносил ей золотых юниоров на блюдечке. - И я принесу… поверь, - твёрдо заявил Розанов. В какой-то момент Алёна остановилась у бортика, чтобы перевести дыхание. Протирая лицо перчаткой, она откинула сбившиеся пряди светлых волос и подняла взгляд выше, к потолку. Заметив фигуру хореографа и загадочного Сергея Розанова, которого она прекрасно запомнила ещё в кафе, замерла. Несколько секунд их взгляды друг друга изучали, и в какой-то момент Алёна продолжила скольжение. Видя боковым зрением, что за ней наблюдают, она нарочито старательно исполняла знакомые ей элементы. Они были незамысловатые, но выглядели вполне неплохо. - Интересная у неё внешность. Для ребёнка-то, - задумчиво пробормотал Розанов. Глейхенгауз улыбнулся и ничего другу на это не ответил. Ближе к обеду в коридоре возникла высокая худощавая женская фигура. Сергей оторвался от стены, выпрямился, как солдат. При каждом шаге Этери ему навстречу он ощущал, как учащается от волнения сердцебиение. Когда она подошла к нему почти вплотную и поравнялась, парень оценил достаточно высокий для женщины рост. - Вы ко мне? - Добрый день, да. Я – Сергей Розанов, я… - Ах, да-да. Помню. Заходите, - сунув ключ в замок, прохрипела Тутберидзе. - Располагайтесь, - указывая на стул напротив её стола, сказала она. Пытаясь взять над собой контроль, он несколько раз незаметно вздохнул, достаточно глубоко, чтобы унять пыл. Этери неспешно подошла к шкафу и начала снимать верхнюю одежду, и, пока она это делала, он оглядел помещение. «Клоповник», - подумал Розанов. Кабинетом это было назвать сложно, и он даже удивился, как у такого титулованного тренера может быть столь скромное место для работы. Его взгляд упал на еле заметный сейф за её спиной, который был накрыт какой-то блёклой тряпкой: «Что у неё там может быть? Плётка для дрессировки спортсменов?» - Итак… - начала она, усаживаясь на своё место. Её вводное слово отвлекло Сергея от глупых мыслей. - Я всё о вас узнала, не прошло и года, - без стеснения констатировала она. Под её пристальным чёрным взглядом Розанову стало некомфортно. Он не мог считать настроение собеседницы и почувствовал себя неуютно. - Что вы можете мне предложить, Сергей Александрович? - Трудолюбие. Несгибаемую волю и желание узнавать как можно больше нового. И прошу, обращайтесь ко мне просто по имени, - с жаром в голосе ответил он. В своих словах Сергей был уверен. Он искренне собирался предложить всего себя ей на суд. Она приподняла бровь и, слегка вздёрнув уголки рта, усмехнулась. - Разве этого мало? – внезапно дерзко поинтересовался Розанов. Этери бросила на него взгляд, что собирался смирить парня. Угольно-чёрное облако было густым, плотным, испытывающим, словно собиралось задушить в своём тумане нового знакомого. Он этот взгляд выдержал спокойно, казалось, что даже не напрягся. Эта невозмутимость Тутберидзе понравилась. - Что умеете? - уточнила она. Сергей задумался прежде, чем ответить. Стараясь быть честным и правдивым, он не желал слишком расхваливать себя, но и принижать не собирался. - У меня неплохо получаются прыжки. В том смысле, что я бы мог обучать юниоров прыжковым элементам. - «Неплохо»? Этого недостаточно, - возразила она. Сергей выпрямился, сидя на стуле, сделал лицо более серьёзным, но ответить ей не успел. - Понимаете, Сергей Александрович… - она запнулась, вспомнив о его просьбе. - Сергей. Так вот. Понимаете ли, Сергей, для того, чтобы быть в моей команде, недостаточно делать что-то просто «неплохо». Нужно быть выше всех остальных на голову. Вы так умеете? - Да. - она усмехнулась, услышав его ответ. Вальяжно откидываясь на спинку стула, она поправила кудрявые локоны. - У нас впереди ответственный сезон. Он предолимпийский, и максимум моего внимания уходит на чемпионов, которые вероятнее всего поедут в Пхенчхан в феврале. Мне важно понимать, что юниоры за этот сезон не будут брошены на произвол судьбы и не будут находиться в руках непрофессионала. Не будем друг перед другом юлить. Вы тут, потому что о вас замолвил словечко ваш друг Даниил Маркович, но этого недостаточно, чтобы быть тут. Можно сказать, что от меня требуется поверить ему на слово. Это огромный риск. - Мне не нужна чья-либо протекция, Этери Георгиевна. Да, я был посредственным спортсменом, но это не имеет никакого отношения к моей тренерской деятельности. Я уже работал с фигуристами, и да, их результаты не были высоки, но это только потому, что масштаб работы был мизерным. Тут совсем иное. Тут ответственность, и я её осознаю. Работать с утра до ночи я не боюсь и в себе уверен. Рекомендации Дани мне были нужны только для того, чтобы попасть к вам на личную беседу. Сделать это просто так сложно, сами понимаете, а так к вам пришёл не человек с улицы, а хороший друг и надежный товарищ проверенного вами хореографа. Я благодарен ему за то, что он просил за меня, но в дальнейшем я – это отдельная личность, он тоже, - объяснил свою точку зрения Сергей Розанов. Этери задумалась. Было видно, что она очень сомневается в нём, и, решив, что час пришёл, парень добавил ещё парочку слов, которые должны были склонить Тутберидзе на его сторону. - Я давно хотел поработать с вами… Даня много рассказывал о вас, вашей совместной работе, тому, чему научился рядом с вами. Для меня – это ценно, потому что без самосовершенствования в этой профессии делать нечего. Да, я никудышный одиночник, но, может быть, хотя бы на ставке тренера добьюсь чего-то большего. Вы ведь и сами в своё время хотели стать одиночницей, насколько мне известно, но, даже не сумев реализовать свой потенциал там, не опустили руки и сменили курс. Я тоже хочу пройти этот путь. С вами. И под вашим чутким руководством. Эффект от сказанного не заставил себя долго ждать. Этери горделиво выпрямилась, опустив взгляд на стол, постаралась скрыть, что удовольствие от признания её таланта она всё же получила. Сергей ощутил, что попал в точку, особенно когда на щеках Этери появился лёгкий красноватый румянец: ей было приятно. - Хорошо… - неожиданно легко и просто согласилась она с ним. Сергей с облегчением выдохнул, но не расслабился окончательно. Этери помедлила прежде, чем сказать что-то ещё. - Прыжками в моей команде целиком и полностью занимается Сергей Викторович Дудаков. Он в этом деле мастер. Однако это не означает, что его навыков хватает всем нашим ученикам. Сергей Викторович уделял больше всего времени Полине Цурской, но по стечению обстоятельств её показатели начали, к сожалению, ухудшаться. Это не означает, что другие спортсмены должны страдать от отсутствия его участия. Я поговорю с ним о том, чтобы он присматривал за вами и передавал свои знания постепенно, чтобы вы могли составить ему достойную компанию на льду. Конкретно мой курс относительно юниорок прост – это Олимпиада, которая будет в 2022 году. Да, ещё есть время, но упускать из виду маленьких перспективных фигуристок нельзя. Во всём должен быть порядок, особый подход и стратегия, - объясняла она. Взяв в руку карандаш, она начала разрисовывать ближайший лист бумаги узорами. Сергей слушал внимательно. - Алиной Загитовой и Анной Щербаковой занимается Даниил Маркович, но также он работает с Дашей Паненковой, нашими мальчиками вроде Самсонова. У нас есть Саша Трусова, которая делает большие успехи, исполняя сложные для её возраста прыжковые контенты. Это нужно отслеживать и прорабатывать. Также у нас появилась новая девочка – Алёна Косторная. У неё есть характер, устремления вполне благие. Я считаю, что у них у всех есть потенциал. Самое главное – это не говорить им об этом, чтобы ни в коем случае не подумали, что максимум достигнут. Стоит им только понять, что всё хорошо, и плохие результаты не заставят себя долго ждать. Понимаете? Замотивировать довольного собой спортсмена сложно. Он не будет лишний раз напрягать себя, ведь у него, по его мнению, и так всё хорошо. К каждому спортсмену нужен свой подход. И вы как тренер, что будет рядом с ними даже чаще, чем мы, должны всё это понимать, - поясняла Тутберидзе. Сначала Розанову показалось, что он ослышался. Однако в ходе беседы всё же стало ясно, что решение взять его в штат уже принято. И ни когда-либо в другое время, а здесь и сейчас. Брюнет испытал ни с чем не сравнимую эйфорию, но лицо старался держать собранным и сосредоточенным. Тутберидзе записала что-то на бумаге, затем задумчиво сунула карандаш себе в рот. В целом её вид был строгим, но этот крошечный жест выдавал в ней человека любознательного. По крайней мере так подумал Сергей. - Решено. Сейчас сезон подходит к концу, и вводить вас в штат моей команды было бы не совсем разумно. Ваш дебют выпадает на межсезонье. Поедете с нами в Новогорск, а пока будете приходить сюда и на добровольных началах общаться со своими будущими коллегами. Они будут подсказывать вам, направлять в нужное мне русло. Хочу сразу предупредить, что меня не интересуют недисциплинированные сотрудники. Лень, ханжество и попустительство не должны быть в этих стенах. Только 100% отдачи и стремление двигаться к новым вершинам вместе. При этом главное условие – это никому не распространяться о стиле нашей работы, не делиться секретами с посторонними тренерами. Это главное условие. Обучая вас, я делаю вклад прежде всего в свой труд, а не в чей-либо другой. - Я понял вас и согласен. Даю слово, что буду предан исключительно вам. - Дай бог… время покажет, - задумчиво пробормотала Этери. Посмотрев на него, она снова продолжила разговор: - Мера вашей работы должна быть оценена в результатах наших спортсменов. Конкретно вы должны будете уделять чуть больше внимания новой фигуристке Косторной и нашей девочке Саше Трусовой. Первую вы должны научить новым прыжковым элементам, а вторую поддерживать и оттачивать имеющиеся навыки. Если Алёна сможет достичь с вами высоких результатов, то моя благосклонность к вам не заставит себя долго ждать. Это понятно? - Да, да. Мне всё предельно ясно. То есть я буду их наставником? - Можно и так сказать. Работать будете со всеми, но им двоим уделяйте чуть больше внимания. - Так и будет,- закивал Розанов. - Если за лето Алёна не достигнет прогресса, то мы будем вынуждены с вами распрощаться, Сергей. Приступить к работе с нами вы можете завтра, а пока можете быть свободным. - Мне подходят эти условия, Этери Георгиевна. - Вот и отлично. Условились. В принципе, у меня всё. Ко мне есть какие-то вопросы? - Нет-нет. Мне всё ясно. Спасибо, что уделили мне время для беседы в своём плотном графике, - поблагодарил он и, вставая со стула, многократно кивнул головой, словно болванчик. Этери осмотрела его ещё раз и легким наклоном головы поблагодарила в ответ. Глейхенгауз был в полном восторге от того, что пересказал ему его друг. Сергей и сам был на седьмом небе от счастья. Уходя с катка, он встал у бортика и взглянул на лёд. Алёна Косторная продолжала работать и в какой-то момент заметила, что таинственный брюнет снова за ней наблюдает. Это будоражило, заставляло задумываться о том, что же он мог делать в «Хрустальном» так много времени. Когда Сергей уходил, он обернулся на лёд уже у самой двери. Алёна уловила его взгляд и, кивнув, отвернулась. Он улыбнулся, подумав, что им ещё предстоит познакомиться поближе. *** 8 апреля 2017 года, город Москва, Россия. Этери Петровна сегодня была центром внимания. Она много улыбалась, шутила, принимала поздравления от близких и друзей. Сидя во главе стола, женщина была не просто символом женской натуры в роду Тутберидзе, но и его прямым олицетворением. Красивое вечернее платье, укладка, маникюр и макияж - всё это создавало потрясающий образ сегодняшней именинницы. Обстановка и её внешний вид поднимали настроение не только ей, но и окружающим её людям. Очередной уютный ресторанчик принимал огромное количество гостей в закрытом зале. Они могли спокойно передвигаться по помещению, беседовать, что в целом составляло позитивную и хорошую обстановку. Валентина Лаврентьевна, Жанна и Евгения тоже были приглашены на день рождения. Во всём этом действе присутствовал тамада, который веселил публику, были танцы под музыку и море вкусной еды. Этери с Женей сидели друг напротив друга и старались не перекидываться взглядами слишком часто. Обилие родственников не способствовало появлению романтического флёра, а только настраивало на проявление большей осторожности. Диана в этот день от бабушки не отходила. Этим девочкам было друг с другом хорошо, и казалось, что Этери Петровна выделяет и любит Дишу больше остальных своих внуков. На самом деле так и было, но вслух о таком, разумеется, никто не говорил. Внегласно знали. - Мы с Федей в Новогорск поедем. Вместе! Я так рада этому! – поделилась Диша с бабушкой. Этери Петровна засияла, всплеснув руками, смотрела на внучку во все глаза. Тревога за спортивные достижения Дианы поубавилась. - Ах, девочка моя… наконец-то! Какая же это хорошая новость! Дай бог вам успехов! Тебе с ним спокойнее кататься? - Да! Он внимательный и собранный. Как мама любит, - улыбнулась девочка и мельком бросила взгляд на маму. Этери в этот момент разговаривала с Мариной и неотрывно что-то писала в телефоне. Этери Петровна даже вздохнула легче - настолько ей было приятно узнать, что внучка наконец-то сможет снова выступать на льду. - Приводи Федю к нам в гости. Обязательно! – погладив Диану по плечу, предложила женщина. Дэвис закивала. Пользуясь заминкой, она задумчиво посмотрела на приборы на столе, а затем на бабушку. - Слушай. Папа завтра улетает во Владивосток, как поняла, по работе. Он знает, что у тебя день рождения, бабуль, хотел к тебе на пару минут заехать и поздравить. Но говорит, что не хочет, чтобы его видели, и просит, чтобы ты к нему вышла. Это плохие новости? Тебя они расстроят? – с осторожностью бормотала Диана. Вопреки её ожиданиям на лице Этери Петровны появилась улыбка. Женщина мельком взглянула на дочерей, а затем, наклонившись к внучке, шепнула. - Никому об этом не скажем, да и не касается это кого-либо, кроме меня. Я же именинница. Как приедет, скажешь, я выйду, - вот так просто ответила Этери-старшая. Отношения между ней и Сергеем Буяновым складывались на удивление хорошо. Так как чаще всего Этери была на работе, а Диша не стеснялась проводить больше времени с отцом и братом, он частенько привозил её обратно домой. Правильнее сказать, чаще к бабушке. Учитывая то, что на носу у Евгении Медведевой было выступление в Японии, Тутберидзе проводила с ней больше времени. Как бы сильно не очень нравился турнир Этери, падать своей лучшей спортсменке лицом в грязь она не позволит. Куче свободного времени предоставленная самой себе Диана Дэвис и не расстраивалась. С некоторых пор отец уделял ей в три раза больше внимания, тем самым компенсируя отсутствие главного человека в жизни дочери – мамы. Если бы раньше Диана впала из-за этого в сильный стресс, то сейчас наличие заботливого отца помогало сгладить разрушительный эффект от невнимательности к жизни дочери от Этери. Бабушка это видела. Несколько приездов на авто Буянова и Диши она лишь наблюдала. Потом решила, что следовало бы для приличия позвать его на чашку чая, затем стала предлагать это чаще, и вот уже в очередной раз план действий был такой – Буянов едет с Дишей пить чай к Этери Петровне. Буянов не стремился занять чьё-то место в жизни Этери Петровны, ему вообще было безразлично то, как его видят окружающие. Первые разы приглашения от лица матери Этери он игнорировал, помня, что та может на него злиться. Затем подумал, что ничего такого в том, чтобы выпить чашку чая в гостях, нет, а в процессе общения с Этери Петровной понял, что хотел бы делать так чаще. Им двоим было друг с другом весело. Пётр и его семья приезжали к матери не так часто, как ей хотелось бы, а у Сергея умерла мать. Как две частички пазла, их потребности в друг друге совпали. Сергей косвенно напоминал Этери Петровне о том, что сыновья могут приезжать чаще, а она ему напоминала маму, которую он потерял. Они любили обсуждать кино и живопись, особенно Этери Петровне нравились его советы дачного плана. Мужчина любил работу с землёй и часто обустраивал огород лишь от того, что ему это доставляло положительные эмоции. - Я недавно придумал особый механизм для полива на лето и с нетерпением жду, когда им можно будет воспользоваться, - с довольным лицом рассказывал он. Этери Петровна слушала, разинув рот, настолько ей нравились хозяйственные мужчины. - Дишу фиг заставишь копаться с землёй, но я её вполне понимаю. Для их возраста подобная деятельность слишком монотонная. Это нам с вами земля в радость. - отпивал осторожными глотками горячий чай, а его голубые глаза открыто и искренне смотрели на Этери Петровну, как смотрели когда-то на собственную мать. Она это считывала и радовалась получаемому вниманию. - Даже и не говори, Серёж! Я как вспомню, как Гоги такие же установки мастерил, так диву даюсь до сих пор! Петя такого не делал. Просто не любил, - ответила она и, произнеся имя покойного супруга, тут же притихла. Сергей помрачнел. Каждый из них прекрасно понимал, что подобное общение не было бы возможным, будь Гогий Тутберидзе жив. Этери Петровна испытывала муки совести ранее, но сейчас, когда она начала хорошо узнавать Сергея, все противоречия постепенно утихли. О Этери они никогда не разговаривали, лишь при этом разговоре женщина решилась спросить. Поняв, что отца и бабушку нужно оставить одних для взрослого разговора, Диша деликатно вышла из-за стола и ушла в другую комнату. Мужчина и женщина посмотрели друг на друга как-то пристыженно. - У меня к тебе только один вопрос, Серёжа. Теперь я могу спросить и увидеть по твоей реакции, соврешь мне или же ответишь правдой. Мне просто важно это знать для себя, чтобы понять. Как видишь, я совсем не похожа на своего Гоги. Мы с ним всегда были разными. Он более серьёзный, суровый, человек, придерживающийся правил и не меняющий решений, которые когда-либо ранее принял. Я же более… мягкая. И сама понимаю, что это не хорошо, но поменять свою натуру не смогу, - поправляя очки, оправдалась она. Сергей наклонился чуть ближе к столу, лицо стало непроницаемым, собранным, ответственным. - Почему с моей дочкой у вас не сложилось? Как вы вообще попали в эти отношения? – шепотом спросила она. Сергей испытал жгучее и неприятное чувство, словно его поймали за воровством. В последнее время он чаще обдумывал то, что случилось в прошлом между ним и Этери, поэтому многое понял сам для себя. Где-то свою вину осознавал, а где-то нет. И сейчас этот вопрос в лоб от самого близкого для Этери человека – это болезненный момент. Ему стало страшно от того, что придётся рассказать этой хрупкой пожилой женщине, что вот когда-то давно они с её дочерью состояли в сомнительных отношениях. Это больно ранило, но после глубокого вдоха Буянов начал тщательно подбирать слова. Он осознавал, что следует брать на себя ответственность за ошибки прошлого. - Я буду предельно честен, потому что сам себе слово дал. Если что-то из того, что я скажу, вас ранит… я заранее прошу у вас прощение. Именно у вас. Потому что услышать такое для матери очень больно, а я прекрасно знаком с этим чувством, когда маме больно или неприятно… - издали начал он. Этери Петровна кивнула и, тоже вздохнув, собралась с силами. Ей было важно узнать эту сторону личности своей дочери. - Мы познакомились много лет назад на катке. Случайно. Я тогда уже был женат, у меня был Ванька. Тем не менее Этери при первой встрече понравилась мне с первого взгляда, я тут же позабыл обо всех своих семейных обязательствах… я был молод и глуп. Общение завязалось быстро, но она тогда жила в Америке и была в… отношениях. Столь же серьёзных, как мои. Из-за своего ханжества и высокомерия я не желал раскрывать ей подробности своей личной жизни и до последнего о них умалчивал. Так получалось, что на фоне неё я выставлял себя в более благовидном свете. Что-то вроде: «Ну это же ты занята, а не я, так чего ты хочешь? Следует выбирать». И она в один прекрасный день выбрала. И выбрала она меня. Мне не стоило разрушать её личную жизнь в угоду своим прихотям, но я был эгоистично ревнивым и вспыльчивым. Когда она вернулась из Америки в Россию, я был обескуражен и впервые столкнулся с тем, что за свои слова нужно нести ответственность. Моё малодушие отказывалось рисковать, и я ещё долгое время умалчивал о браке. Так, обманом, я заманил её в свои сети… и был доволен этим, - с запинками и паузами он всё же проталкивал горькую правду через слова. Этери Петровна менялась в лице, он понимал, что ей больно и неприятно это слышать. Однако она слушала и не прерывала. - Я старался помочь ей так, как умел. У неё были проблемы с трудоустройством - я подёргал за ниточки, и на неё обратили внимание. Это всё, что мне удалось, дальше она действовала уже сама и весьма успешно. Спустя какое-то время она уже была на хорошем счету в федерации. Её знали как молодого тренера с большими амбициями, что тоже немало значило. Мы продолжали общаться, и я прекрасно понимал, что нужно переходить к следующему этапу взаимоотношений, но предложить мне ей было нечего. Я уже был женат. В какой-то момент просто подумал, что, может быть, если скажу ей, что у меня есть семья, Этери сама захочет разорвать отношения. Тем самым хотел переложить вину за наше расставание на неё… подло, знаю. Но я правда так думал, - продолжал он. Этери Петровна неодобрительно покачала головой и, сжав губы, опустила голову. Буянов не стал останавливаться и решил, что окончить этот рассказ всё же нужно. - К моему удивлению, гордая Этери не отказалась от отношений, даже узнав правду. Для меня это было поразительно и совершенно не вязалось с её характером. Подумав, что она прекрасно осознавала, на что подписывается, я успокоился. Даже в голову не пришло, что у неё уже был план и были ожидания, что она сможет донести до меня мысль, что семья с ней будет лучше, чем та, что у меня уже имелась. Я переживал. Потому что разрывался на части. Лену к тому моменту уже не любил, скорее всё по бытовухе текло. Но не успел я сообразить, что делать, как Этери и Лена начали внегласное соперничество. Всё это обострялось тем, что моя мать, безбожно любившая Лену, настаивала на том, чтобы она рожала второго ребёнка, причём девочку. Моя мама очень трепетно относилась к дочкам и всегда хотела дочь, а родился я. Не было ни одного семейного вечера, чтобы за столом она не намекнула нам с Леной, что хочет внучку. Это стало проблемой, особенно Лене, которая уже знала, что у меня есть связь на стороне. Я не стеснялся жаловаться об этом Этери всякий раз, как мы с ней виделись. Мамин напор мне было выдержать сложнее всего, потому что я любил её и не хотел разочаровывать, но понимал, что с Леной наши отношения ухудшаются и доверие подорвано. Так я метался между Этери и Леной… в какой-то момент уже раздумывал, что жить так невозможно и нужно принять решение, но решение за меня уже приняли. Этери задала мне прямой вопрос: «Либо я, либо семья». И я струсил, запаниковал. Потому что всё это означало, что мне предстоит тяжкий бракоразводный процесс, который будет обременителен с юридической и бытовой стороны, а мама эту новость не переживёт. Я ответил, что выбираю семью. Так было проще. Я был человеком, что боялся трудностей и не брал на себя никакой ответственности. Вот в чём моя вина перед вашей дочерью. Вряд ли я когда-то попрошу у неё прощения, лишь оттого, что оно будет слишком незначимым после той боли, что причинил ей. Мне прощения и не надо. Потому что с этим бременем мне следует жить до конца своих дней. Это расплата за мою трусость и за то, что я разбил две семьи… - тягостно заключил Буянов. Он опустил глаза на остывающую чашку чая и с какой-то грустью посмотрел в сторону комнаты, где была его дочь. Этери Петровне стало не по себе, ей было мучительно больно услышать всё это. Без лишних слов она встала с места и ушла в сторону кухонных ящиков. Сергей увидел, как она достаёт из шкафчика капли для сердца и, отсчитывая нужную меру, наполняет ими бокал. Он ощутил себя совершенно отвратительно, прикрыв лицо руками, покраснел, как ребёнок. Этери Петровна вернулась за стол молча и, сев на своё место, вздохнула ещё тяжелее, чем прежде. - Это очень тяжёлые слова, но я вижу, как и тебе больно от них. Многое стало для меня понятнее… но. Расскажи мне про то, что случилось, когда ты узнал о рождении Дианы. - мужчина почти без паузы, страстно и возмущенно зашептал. - Я был выбит из колеи, был зол, что узнал об этом от посторонних лиц, а не от неё. Если бы она только дала мне понять тогда в том кафе, что носит под сердцем моего ребёнка, я бы задумался о том, чтобы покинуть свою семью. Да, было бы сложно, но меня не оставляет мысль, что с ней у меня получилось бы построить действительно счастливую семью. Однако сейчас я уже осознаю, что, разрушая одно счастье, другое не построить. Мне стоило больших трудов вернуть общение с Иваном, как только всё это произошло. Ему было больнее всего узнать, что у него есть сводная сестра. Да ещё и сестра, о которой его бабушка твердила без умолку. Да ещё и от кого? Не от его матери! Я виноват перед ним, виноват перед Леной, перед Этери. Прекрасно это понимаю. Но всё сложилось так, как сложилось. Этери не раскрыла мне всей информации, поэтому я принял скоропалительное решение и очень скоро об этом пожалел. После её исчезновения я пытался её найти. Думаю, что это вы помните. Даже приходил к вам домой, но ваш супруг… он молчал, дрался, он защищал дочь. На катке все разводили руками, никто не знал, где она и куда пропала. Прошло очень много времени прежде, чем я узнал, куда она уехала, да и ещё в каком положении… я был в ярости. Бросить всё и скрыться беременной в штатах, рисковать всем и рожать там одной – это рисковать своей жизнью и жизнью моей дочери. Я прекрасно понял уже после, что её за связь со мной в вашей семье осудили… правильно осудили… но ей тогда нужна была поддержка, а меня рядом не было и собственный отец от неё отвернулся. Она была уязвима, а я даже не знал об этом! – растирая руки до красных следов, объяснил он. - Гоги был в бешенстве, ты прав. Я была в шоке, но догадывалась, что между вами что-то есть. Сердце матери почуяло это… оно многое чует. Мы не оказывали ей поддержку только от того, что Гогий был против. Мне было страшно ему противоречить, а ещё было больно за дочь. В порыве отчаяния она твердила, что хочет от ребёнка избавиться, что не хочет быть матерью-одиночкой… но я уговорила её. Моей девочке было всего 27, она была подавлена и растеряна, но Дианочку она сохранила. Хотя всё то, что было уже после… слишком болезненная история для нашей семьи… - призналась Этери Петровна, и по её щеке потекла слеза. Лицо Сергей скривилось от боли и жалости, ему стало неимоверно стыдно от того, что эта добрая женщина пережила столько тягот из-за его безответственности. Он осторожно положил свою руку на её руку и мягко погладил. Она слегка улыбнулась сквозь слёзы и, накрыв уже своей ладонью, похлопала. - Сынок… жизнь такая сложная у моей семьи. И у моей дочери. Каждый божий день для неё – это испытание. Не знаю, почему так происходит, но значит, так и должно было быть. Не было бы вас - не было бы у нас сейчас Дианы. За один факт наличия моей внучки я тебе благодарна. А остальное сказанное тобой… осуждаю. Очень. Но понимаю, что молодость — это то время, когда каждый шаг может быть ошибкой. Мы все их делаем… мой Гоги… он тоже совершал ошибки… - прошептала она и в конце еле заметно вздрогнула. Сергей слегка приоткрыл рот, так как всё понял. Это был для него как гром средь ясного неба, и вот так узнать об этом из уст Этери Петровны – это горько. Казалось, что весь мужской род глуп, самонадеян, безответственен. Сергею стало стыдно, как за самого себя. - Но Гоги никогда и ничего не говорил мне… я и не спрашивала. Ни к чему это. Я очень его люблю и несмотря ни на что доверяла до последних дней. Лучшего мужчину, чем он, не найти. Всё остальное – это ведь мелочи, да? Главное - это то, сколько тягот пережили бок о бок, а мы их пережили очень много, - смахивая слёзы, сказала она. Они молчали, держась за руки. Женщина пришла в себя и, поняв, что чай давно остыл, решила заварить новую порцию. Пока между ними было молчание, они обдумывали то, о чём поговорили. Когда новая горячая чашка была поставлена перед Сергеем Буяновым, Этери Петровна села и внимательно посмотрела ему в глаза. - Я бы хотела, чтобы когда-нибудь и дочка услышала все эти слова от тебя. Ей это важно, я знаю. Столько лет хранить в сердце обиду, эту тяжесть. Ей нужно жить дальше и нужно завести семью, - сказала она. Он удивлённо вскинул брови. - Разве ей это нужно? - А какой женщине это не нужно? Диана могла бы расти с отцом, а все заботы Этери легли бы на плечи супруга. Разве это не то самое «женское счастье»? – в ответ Буянов пожал плечами. - Насколько мне известно… у неё ведь кто-то есть. - И где же он? М? Нет его. Как можно говорить о серьёзности отношений, когда её избранник не представлен семье? Мальчики для увеселения ужасно… и мне ужаснее осознавать, что Этери думает иначе. Я с детства её учила, что основа всего – это семья, но она удивительным образом этот урок не впитала. Из всех моих детей только она не построила долгосрочных семейных отношений, и меня это расстраивает. Мне хочется ей счастья, понимаешь? – кивнув в его сторону, ответила она. Сергей понял. Глубоко задумался. - На руинах не построить империю. Доверие утрачено и восстановить его после той боли, что я причинил… невозможно. Не сказать, что я не хотел бы, если честно. У нас с Леной отношения умерли сразу же, как я расстался с Этери. Брак сохранить не удалось. Мы долго жили вместе, но между нами уже давно не было чувств. Когда мы разъезжались, снова задумались о юридической стороне вопроса и пока Лена категорически не захотела всё так разрывать. Мне было всё равно. Но если я буду знать, что у меня будет возможность хотя бы на каплю вернуть расположение Этери… я бы уже осознанно и смело бросил всё и всех. Лишь быть с ней и с нашей дочерью… - признался он. Этери Петровна сначала улыбку сдерживала, но потом поняла, что не стоит. Уголки губ поползли вверх, сердце с облегчением забилось: «Вот оно. Те слова, которые должен произнести настоящий мужчина, который осознаёт то, что значит строить семью правильно». - Но хочу сказать вам, что ничего намеренно делать не буду. Она взрослая, самодостаточная женщина, и вести себя с ней как с той двадцатипятилетней девочкой я не буду. Пока у меня есть Диана и возможность проводить вместе время и помогать, то меня всё устраивает. Это не охота за расположением её матери. Меня это не интересует. Пусть всё идёт своим чередом. Может быть, Этери всё же приведёт к вам в дом своего избранника, - честно ответил он. Этери Петровна кивнула ему, но для себя уже поняла, что такой зрелый, ответственный и богатый мужчина, как Сергей, мог бы составить идеальную пару с такой же сильной, умной и красивой женщиной, как её дочь. Вот так и проходили их совместные беседы за чашкой чая. Женя от бабушки отходила редко. Всё старалась не выглядеть двусмысленно рядом с Этери и заранее с ней это обговорила. Близился вечер, когда она наконец-то решила встать из-за стола и прогуляться по помещению. Пока она отвлекалась, ей позвонила Настя. - У нас с Кириллом более или менее наладилось общение. Это радует и успокаивает. С Костей мы всё недавно обсудили… мне кажется, что предельно ясно, что между нами не бывать ничему более дружбы, - рассказывала Настя. - Но ты же Костю любишь? – эти слова от Жени смутили Скопцову. Спустя паузу она пояснила: - Понимаешь, я устала делать что-то вопреки. Ну, не складывается у нас с Костей, понимаешь? Зато с Кириллом у нас намного больше общего, и он открыто тянется ко мне. Я хочу, чтобы тянулись ко мне, а не я к кому-то. Всё-таки прерогатива девушки быть завоёванной, а не завоёвывать. На этих словах Женя отошла ближе к окну и задумалась. В словах Насти было губительно много реализма, который был так не свойственен её авантюрному складу ума. Жене хотелось бы, чтобы Настя жила по зову сердца, но понимала, что не всегда такой подход оправдан. - Неужели Кирилл не чувствует твоего отношения к нему? Не понимает, что ты влюблена в Костю? - Я этого не знаю, но, даже если и знает, он просто ждёт, что сможет завоевать моё сердце. Я очень этим довольна, и это не может не вызывать к нему ответных чувств, - ответила Настя. Пока они разговаривали, брюнетка в какой-то момент подняла взгляд и посмотрела на улицу. Прямо на её глазах знакомый ей автомобиль припарковался у входа. - Подожди, - промямлила Женя, прерывая Настины монологи. Из авто вышел высокий мужчина с огромным букетом цветов. Это был Сергей Буянов. - Папа приехал? – подскочив к окну рядом с Женей, спросила Диана. - Что? Какой ещё папа? – удивлённо спросила Скопцова, которая услышала то, что сказала Диана. Женя молча наблюдала. Из кафе вышла довольная Этери Петровна и, оглядываясь по сторонам, подошла к Буянову. Они лучезарно улыбнулись друг другу, и мужчина начал что-то говорить, явно поздравлять. - Папочка приехал. Ура, - прошептала Диана. Оглянувшись на стол, она нашла взглядом маму и успокоилась, когда поняла, что та занята болтовнёй. - А почему он приехал? – мрачно спросила Медведева у дочери своей возлюбленной. Диана, прикрыв рот, захихикала. - Поздравить бабулю, а зачем же ещё? - А они общаются? – недоумевала Женя. Настя на той стороне трубки замерла, задержав дыхание. - Да. Папа часто заходит к бабушке на чашку чая. Мы с ним много времени вместе проводим, так что всё в порядке, - объяснила девочка. Женя не отрывала взгляда. Солидный мужчина и очаровательная именинница по-домашнему тепло обнялись. Этери Петровна с широкой улыбкой приняла букет. Покопавшись в кармане, мужчина извлёк коробочку в подарок и протянул её женщине. Сказав что-то ещё, он получил в ответ явно довольный смех и поцелуй в щеку. - А Этери в курсе? – необдуманно дерзко спросила Женя. По ушам Диши такое фамильярное обращение резануло, но она постаралась на это не реагировать, как если бы услышала досадную ошибку в речи. - Да, мама в курсе и совсем не против, - тут же наплела Дэвис Медведевой. Недолго думая, она поспешила к ним, оставив Женю стоять около окна в полном отчаянии. - Жень, Женя! – кричала забытая трубка телефона. Брюнетка вздрогнула и, поднеся динамик к уху, обреченно вздохнула. - Ты слышала? – спросила Женя. - Блять! Да! Я всё слышала! Что… что происходит?! Буянов крутится около семьи Этери? - Как ты слышала… да, - еле дыша, ответила Женя. Настя запаниковала. - Чёрт, чёрт… послушай. Мы можем не совсем верно всё понимать, и я думаю, что… - Да что тут думать? Всё же на лицо! - Не делай поспешных выводов! Это тебе Диана сказала, а она ещё та брехушка. Лучше поговори с Этери! - Может быть… может быть, - ответила Женя, прикрыв ладонью лицо. У неё нестерпимо заболела голова, и, окончив разговор, она вернулась на своё место. - Женечка, что с тобой? – спросила Валентина Лаврентьевна. Женя устало покачала головой. - Болит голова. - Погоди, у меня есть таблетка. - Спасибо, ба, - прошептала девушка. Этери сразу же заметила, что с Женей что-то стряслось, но в течение оставшегося вечера узнать причину не удалось. Они поговорили ночью по телефону, но Женя так и не сказала ей о том, что увидела. Просто не захотела. Ей не хотелось из раза в раз обсуждать Буянова. Когда она улетела в Токио, то загнанная в угол мысль была запечатана под замком и томилась в заключении без выхода. Это не должно было повлиять на выступление, не должно было затмить её разум. Так и было. *** Этери нервничала, когда Женя и Даниил вылетели в Токио. Она не могла найти себе место, не могла себя занять, то и дело смотрела на экран телефона, и даже работа не помогала отвлечься от необъяснимой тревоги. Новый тренер Сергей Розанов помогал рассеивать скуку, и блуждающее из-за растерянности сознание немного приходило в форму. В один из вечеров Этери очередной раз набрала номер Даниила Глейзенгауза. - Дань, как ваши дела? – с напряжением уточнила она. Даниил был в хорошем расположении духа и стал рассказывать, как проходят их с Женей будни. Этери слушала и парня не прерывала. - Значит, скоро домой? – уточнила она. В ответ на это Даниил замешкался. Реакция Этери была неоднозначной, но он почему-то был этому только рад. Осознавая, что чрезмерная внимательность Тутберидзе к ученице продиктована не только спортивным интересом, он вновь испытал чувство тошноты. - Признаюсь. Ей предложили остаться на дополнительный день в Токио. Как только пройдут все выступления, мы заменим билеты. - Что?! Зачем ещё? Почему не согласовали со мной? – её тон повысился. Даниил смекнул, что посеять между ними разлад вполне себе неплохая идея. Он как никто понимал, что этот несокрушимый тандем силён только тогда, когда между ними полное взаимопонимание. Поэтому, предполагая такую реакцию Этери заранее, он сам предложил Жене остаться в Токио. Сначала она отнекивалась, но ему удалось убедить её, что идея это вполне не плохая. - Не знаю. Женя просила меня не говорить об этом, так как хотела сама об этом рассказать, но… вы так расспрашиваете. Разве я мог соврать? – юлил он. Этери пришла в бешенство. Расхаживая из стороны в сторону, она метала гром и молнии. - Она всегда делает всё так, как ей взбредёт в голову! Уму непостижимо! Я что, какой-то посторонний человек, которому о таком знать не следует?! Я её тренер! Как ты мог такое поощрять? - Я не поощрял, Этери Георгиевна! Наоборот уговаривал, чтобы она прежде всего обсудила это с вами, но вы же знаете, какая она упёртая! - Блять! – зарычала Тутберидзе, задевая на ходу углы домашнего стола. Глейхенгауз был этим доволен и решил довести эти переживания до предела вишенкой на торте. - Ну… она же подросток. Бог знает, что у неё в голове. Тут она неплохо проводит время с друзьями и новыми знакомыми. Ханю, Браун, а Фернандес у неё на особом счету. Это же к нему она умчалась на Новый год помогать с организацией шоу. Думаю, что там не просто дружеские интересы могут быть. Ну, не знаю. Предполагать не буду, что уж тут… - в ответ на это ему ничего не сказали. Слышалось, как тяжело дышит Этери, как трудно ей было совладать с гневом. Даниил откинулся на спинке кресла и, прикрыв глаза, улыбнулся. - Подростки… фавориты. Они не всегда являются надёжной субстанцией. Увы, - заключил он. Находящаяся под впечатлением Тутберидзе спорить с ним не стала. *** Конец апреля 2017 года, город Токио, Япония. На обеде Катя и Женя неосознанно обменивались взглядами. После случившегося ночью им обеим было неловко смотреть друг на друга. Женя не понимала, как много услышала в её сонном бреду Катя, а вторая не понимала, что делать с тем, что узнала. Весь день они ходили вокруг да около, пока наконец-то не оказались в номере одни. Женя Тарасова ещё где-то ходила, поэтому не нашлось бы более удачного момента, чтобы всё обсудить, чем сейчас. Катя села в кресло и задумчиво глядя в стену молчала. Женя осознавала, что убегать смысла нет. - Мы же можем с тобой поговорить? Честно? – начала Боброва, и у Жени от волнения вспотели руки. - Да, - набравшись смелости, ответила Медведева. Она села в кресло рядом с ней, но так, чтобы подруга не видела её лица. Пауза затянулась, говорить было сложно. - То, что вчера было… - сказала Боброва, и Женя тут же её прервала. - Это просто ночные бредни. Не относись к этому серьёзно, прошу, - попыталась оправдать себя брюнетка, но судя по настрою Бобровой это была неосуществимая миссия. - Я бы поверила в это, но понимаешь… я ведь давно за тобой наблюдаю. Ты впечатлительная творческая натура и проводишь больше всего времени только с Этери Георгиевной, и я, пожалуй, догадывалась, что всё не так просто, - при этих словах Женя закрыла глаза и покраснела. Ей так не хотелось слышать этого от Кати, но выдавать своего волнения было нельзя и так просто сдаваться бездоказательным обвинениям тоже. - Всё не просто, да. Потому что у меня нет времени на личную жизнь, потому что я постоянно на льду и постоянно работаю. К концу дня у меня разрывается мозг, я устаю, и мне часто снятся такие бредни. - Но Женя… - обернувшись к Жене, Катя постаралась поймать её взгляд. Их позы были максимально напряжёнными. - Дело даже не в этом. Вот как раз тут всё понятно. Но я наблюдаю, и я не слепая, и не глупая. Твоё чрезмерно трепетное обращение с Этери Георгиевной… оно бросается в глаза. Не думай, что я этого не заметила, - пояснила Катя. Женя не смогла скрыть стыда, который испытала. Она опустила глаза в пол, покраснела ещё сильнее так, что казалось уши сгорят до угольков. Девушка начала предполагать все плохие исходы, лихорадочно придумывала аргументы в свою защиту, но захватившая её паника мешала рациональному мышлению. Катя выдержала паузу и неожиданно сказала. - Ты… влюблена в неё, - уверенно и без колебаний сказала Екатерина. Женя уставилась на неё во все глаза, сердце дребезжало где-то в горле. Тяжёлый вздох, и Катя прикрыла лицо ладонью. - Мне так стыдно такое обсуждать… но я, пожалуй, догадывалась. Влюбиться в своего тренера, когда вы с ней двадцать четыре часа в сутки, немудрено. Но в… Этери Георгиевну? Как ты могла? – еле слышно недоумевала Боброва. Женя зацепилась за это предположение, как за спасательный круг. Мозг тут же смекнул, как следовало бы выкрутить этот разговор, чтобы частично утаить самую важную информацию. - Да… я… сама не знаю. И сама от себя в шоке… - сдавленно ответила Женя. Катя неодобрительно покачала головой. - Влюбиться в тренера, да ещё и в женщину – это неправильно, Жень. О чём ты вообще думала? - А разве, когда влюбляются, думают? – в ответ на это Катя стыдливо развела руками. Повисла очередная пауза. - Верно… не думают. Но тут совершенно неприемлемая влюблённость. От этого помутнения рассудка нужно избавляться! Это же неправильно! Жень! Ты же не животное, которое не в состоянии побороть свои инстинкты. И должна понимать, что влюбляться в неё – это дело гиблое. Тем более что она уже в отношениях с кем-то. Об этом все знают, - ответила Боброва. Жене стало до тошноты горько. В голове пронёсся вихрь из спутанных мыслей, который она уже месяц держала запертыми в себе. Она опустила голову. - Она знает об этом? - Нет, - тут же соврала Медведева. Катя с облегчением вздохнула. - Вот и не надо. Ни в коем случае не говори ей, мало ли как она отреагирует? Всё это очень скользко… тебе следует быть осторожной, - предупредила подруга. У Жени от страха затряслась губа, она взяла Катю за руку и, глядя ей в глаза, прошептала. - Она никогда об этом не узнает. Я позабочусь. И вся эта юношеская влюблённость… всё это несерьёзно. Обещаю, что это никому не навредит, - плела трясущаяся Медведева. Катя одобрительно кивнула. Они обнялись, а Женя ощутила себя так паршиво, что последующий день в Японии показался ей адом на земле.