Прикасаясь ко льду губами

*** Под сенью вишневых цветов Я, словно старинной драмы герой, Ночью прилег уснуть. (с) *** 24-30 апреля 2017 года, город Москва, Россия. Дни проходили скучно, даже блёкло. Впереди межсезонье, лето, отдых, что замыкали собой столь долгий многолетний период до Олимпийских игр. Растянутые на годы усилия спортсменов должны были окупиться в будущем. На это и был расчёт. Этери Тутберидзе любила теплую погоду, но лето не переносила с точки зрения профессионала. Она лучше многих знала, что столь долгий перерыв мог вывести из морального и физического настроя любого спортсмена. Лето являлось костью в горле, что вставала поперёк, не давая возможности трудиться, как подобает настоящим чемпионам. Дни в плотном графике тренера начинали постепенно освобождаться, и фигуристы уже более расслабленно отрабатывали на льду из-за предвкушения долгожданного отпуска. Женщина особенно не любила чувство «незнания» грядущего. Когда ты так плотно, долго, упорно отдаёшь себя работе и вдруг приходится замедлить темп вплоть до полной остановки, то данное состояние, по её мнению, было сродни смерти. Удивительная способность не уставать вполне могла объясняться «юным» тренерским возрастом (всё же по меркам спорта Этери ещё можно было считать молодым тренером. Молодым, но опытным, как бы странно и несочетаемо это ни звучало), а ещё несгибаемым желанием двигаться вперед, не зная передышек. Так её учил папа, и этот урок она усвоила. Впереди май, а затем июнь, которые надо просто переждать, и нужно придумать подобающий ей и её семье отдых. Сидя в своём кабинете, Тутберидзе размышляла о том, что не любит лето ещё и от того, что личного времени с Женей будет меньше. Впереди у неё экзамены, выпускной, а к тому же задержка в Японии. «Чёрт её дёрнул остаться! Да ещё и без предупреждения!» - расстроенно думала Этери. И всё это значило лишь то, что обе будут всецело предоставлены своим семьям, а не друг другу. Нет, Этери не тяготило то, что к лету с близкими она будет проводить времени больше, чем в будние дни. Скорее всего, на настрой влияли воспоминания о лете 2016 года, когда на памяти всё ещё свежи перепалки с Медведевой и расставания длиною в вечность. Разрисовывая блокнот «кружевами», тонкими пальцами она периодически постукивала ногтями по столу, затем снова возвращалась к карандашу, пытаясь себя занять. Неожиданно из глубин подсознания возникли картинки давно ушедшего августа. Они медленно, словно иней, начали покрывать своим рисунком из прошлого нынешнюю действительность. Этери открыла глаза среди ночи. То ли от перегруженного мозга, что отдохнул, то ли просто так, но она пробудилась без особых на то внешних причин. В комнате было темно и пахло едой, чей запах был причудливо перемешан в воздухе с ароматом геля для душа. Это сочетание было странным: одно другое грубо перебивало, то и дело долбило по ничего не понимающим рецепторам в носу. Бросив быстрый взгляд на часы с ночной подсветкой, убедилась, что давно за полночь. Встав с кровати, нагой подошла к окну и распахнула его шире, чтобы избавить помещение от удушливого воздуха. Приятная прохлада тут же ворвалась внутрь, словно шаловливый щенок, внесла с собой приятный аромат лета. Прикрыв ладонями грудь, женщина поёжилась и ласково, еле заметно растеклась в улыбке. На постели беззаботным сном спал её рыцарь. Его лицо было серьёзным, словно даже в грезах приходилось держать удар, но «сложенные рядом» латы умиротворённо поблескивали, найдя ночной покой. Тёмно-карие начали придирчиво разглядывать Евгению, которую сквозь сон совершенно не заботило то, как она выглядит спящей. Лёгкое покрывало путалось у девушки между ног, перекручивалось где-то за спиной и бог весть где заканчивало свои хитросплетения. Одна тонкая кисть была запрятана глубоко под подушку и подпирала голову, другая лежала в стороне, «рисуя» на своей коже узоры от одеяла. «Какая же она…» - начала было рассуждать Этери, но тут же прервала саму себя, продолжая молча наблюдать за прелестным полуночным видом. Спина была полностью оголённой, а пятая точка надёжно укрыта, словно тогой. Ещё вчера днём Елена Буянова примчалась в Новогорск, чтобы «разнести» команду Тутберидзе и её саму, а уже этой ночью горько рыдает от досады в собственном доме. Мысли об этом доставляли Этери эйфорию, заставили снова несколько раз улыбнуться спящему защитнику. Только рядом с Тутберидзе Евгения могла позволить себе спокойный, дарящий умиротворение отдых. Во всех остальных случаях Медведева высоко поднимала щит в надежде уберечь любовь всей своей жизни от любых невзгод. Это чертовски подкупало - было в этом что-то до глупости наивное и детское, но в то же время сильное, непоколебимое. Двадцать шесть лет разницы, а в моменты уязвимости хрупкой оказывалась именно Этери. Медленно пройдя к небольшому креслу, женщина без стеснения села в него, так и оставаясь оголённой, первобытно открытой и беззащитной перед скрывающей их секрет тьмой. Мысли начали приходить плавно, постепенно, а кудрявая голова не старалась их разогнать. Одни говорили, что продолжать это всё так же неправильно, другие - что впереди у них будет невесёлое будущее, а третьи просто обращали своё внимание на то, как сильно любят эту сорвиголову. Этери раздумывала о том, что и сама могла бы дать отпор Буяновой и её грубости, но то, как это сделала Евгения, было слишком дерзким и неповторимым. Грузинка неосознанно хотела, чтобы рядом с ней был сильный партнёр, чтобы он был более могущественным, особенно в моральном плане. Тем более странным был факт, что эту нишу неожиданно заняла шестнадцатилетняя девочка. «Разве это нормально?» - всё так же задавала себе вопросы Тутберидзе, но, услышав, как перекатывается с живота на спину Женя, тут же умолкла внутри себя. Захотелось согреться. Встав с кресла, женщина ловко нырнула под одеяло к брюнетке, а та лишь несколько раз поморщилась сквозь сон. Прохладная кожа соприкоснулась с пылающим огнём Жениного тела, тут же начала плавиться, набирать температуру до запредельной. «Что же мы будем делать? Я по уши влюбилась, а ты с каждым своим поступком только больше притягиваешь меня к себе. Ещё немного, и растеряю все остатки мозгов. Так же нельзя…» - прикусывая от досады губу, размышляла Тутберидзе. Серьёзное лицо напротив скривилось, начало менять эмоциональные оттенки от неопределённых внутренних переживаний, пока Этери наблюдала за этим с интересом, Женина рука напугала её быстрым движением. - Пиздишь много, - пробормотала еле слышно девушка. Её тяжёлая рука уже покоилась на талии тренера, как на территории частной собственности. Этери еле успела прикрыть рот ладонью, чтобы громко не засмеяться. - Что? – сквозь сдавленный ладонью спазм в горле шепнула Тутберидзе, ещё плотнее прижав ладонь к губам после сказанного. Женины брови ходили ходуном, на лбу образовались возмущённые «волны». - Я слышу мысли, - ещё более бессвязно ответила Евгения. Её пальцы тесно сжали кожу любимой, даже сквозь сон интуитивно удерживая, словно та могла сбежать. - Телепат? – вскидывая брови, тихо уточнила Тутберидзе. Женя кивнула так серьёзно, как сделала бы это перед выходом на соревновательный лёд. - И о чём я думаю? - Сладкие башмачки, - ответила Евгения, и Этери беззвучно затряслась от смеха. Вступать в абсурдный диалог хотелось ещё активнее, но девушка, вздохнув, прижалась так близко, а сердце кудрявой забилось ещё чаще, что слова тут же выпорхнули в открытое окно. Так, под гул собственного сердца, Женино дыхание и пьянящий аромат ночной прохлады, женщина пролежала почти до самого утра. В течение этого времени её голову не пронзали надоедливые внутренние голоса, что постоянно перекрикивали друг друга, не было беспокойства и суеты. Всё тихо. Завтра будет новый день, тренировки, наработки, разговоры, лёд. Однако в этот момент, что буквально украден у вечности, Этери Тутберидзе, опустошённая, но совершенно точно счастливая, лежала, обнимаясь с Женей, глядя на звезды и вдыхая аромат лета через распахнутое окно. Реальность полумрака стерла беспечную улыбку. Женщина мучительно долго вытягивала себя из той ночи 2016-го года и возвращалась в весну 2017-го. Снова тихо, но это была иная тишина. Никого рядом нет, только она одна и прерванное «кружево» на листе бумаги. Расстроенно, почти разочарованно Этери вздохнула. Перед глазами красовалось их совместное с Женей фото, где обе улыбались, одержав очередную победу на соревнованиях. Ладони сошлись «в замке», а переплетающиеся между собой пальцы стали удобной «платформой» для челюсти. Облокотившись, тренер не отрывала взгляда от фото. «Всё непременно будет хорошо. Разве ты сомневаешься?» - спрашивал внутренний голос саму себя. Тутберидзе неопределённо пожала плечами, прикрыв глаза. Хотелось провести с любимым человеком каждый день из трёх месяцев лета, а не довольствоваться малым. Однако в какой-то момент кольнуло неприятное опасение, что чем дольше их вместе не будет, тем больше внимания со стороны это может привлечь. Вспомнилась вялая темно-красная роза и угрожающая записка. «Мы так и не поняли от кого», - поругала кудрявая саму себя. Подумав, что сейчас её время позволяет быть более свободной в своих передвижениях, она вышла из кабинета. Идя по коридорам, вспомнила Женину идею, которая уже не казалось столь глупой. «Надо посмотреть какие-нибудь журналы. Может, по охране труда? Там же есть почерк!» - озвучил мозг её голосом. Не думая ни о чём, кроме поиска каких-нибудь общих документов, Этери, не поднимая головы, столкнулась с кем-то и при этом не упустила возможности грязно выругаться. - Боже мой… простите, извините, я… неловок, - почёсывая краснеющий лоб пальцами, пугливо сказал Розанов. Он выскочил из-за угла также неожиданно и, не глядя по сторонам, мчался в сторону катка. Полоснув по его лицу жгучим смертоносным взглядом, женщина недовольно окатила его холодными словами: – Нужно смотреть, куда идёшь! - Этери Георгиевна… извините, я… - Прекратите, довольно. Поняла с первого раза, что всё это случайность и прочее, и прочее, - раздражаясь ещё больше, проскрежетала она. Когда боль поутихла, Сергей смог вблизи рассмотреть каждый изъян на её лице. Её нельзя было назвать женщиной в возрасте, более того, даже в голову не придёт, что эта сорокатрехлетняя красотка намного старше него. Да, он рассмотрел каждую морщинку, выступ или неровность, но в целом на такое будет обращать внимание только самый дотошный человечишка. К тому же никто и никогда не имел возможности разглядывать её под таким ракурсом. Она заметила изучающий взгляд Розанова и обескураженно отошла на шаг назад, настолько неприличным показалось расстояние между ними. - Простите ещё раз, - извиняясь уже за этот момент, сказал он. Этери отвлеклась от своих мыслей, что были нагло выбиты после удара, и, молча буркнув что-то себе под нос, ушла. Он не знал, в чём причина его заторможенности, но простоял в таком положении ещё некоторое время, прежде чем уйти туда, куда шёл. Уже сидя в кабинете, она листала перечень инструкций по технике безопасности на ледовом катке. Несколько столбцов, и к её радости многие записывали свои инициалы от руки с расшифровкой, поэтому можно было прекрасно изучить почерк. Записка с посланием лежала перед ней на столе извлечённая из сейфа, она упорно вглядывалась в каждую букву, но сходств так и не находила. Дойдя почти до самого конца, она, вздрогнув, отвлеклась на стук в дверь. Мужская голова заглянула внутрь, а затем входящий показал себя полностью. - Я забежал ключи занести, а ещё хотел сказать, что Людмила Борисовна вас ищет, - осторожно помахав ключами в руке, сказал Сергей Розанов. Он спугнул Тутберидзе, поэтому она не глядя захлопнула журнал. Парень это увидел, удивился, что явно отвлёк её от важного занятия. - Да-да… ключи отдай мне, а Людмиле Борисовне передай, что я через пять минут выйду в холл, хорошо? – сбивчиво и нарочито приторно ответила Этери. Сергей попрощался и, нахмурив брови, ушёл. - Вы всё работаете? Когда уже отдыхать будем? – поинтересовалась улыбчивая мама Даниила Глейхенгауза и по совместительству хореограф группы Тутберидзе. Этери скромно улыбнулась. - Скоро, Людмила Борисовна. Почти лето. Подводим итоги и заканчиваем сезон, - ответила она. Женщины медленно пошли в сторону выхода, и при этом разговоры между ними не прекращались. Так как вечер у Этери был свободным, она приняла приглашение Людмилы прогуляться по парку, а затем и вовсе выпить в каком-нибудь кафе чашечку чая. Они прекрасно ладили, а мудрая и интересная Людмила Шалашова напоминала Этери её собственную маму. Им всегда было, о чём поговорить, и никогда не было друг с другом скучно. К её словам и советам заслуженный тренер старалась прислушиваться. Тем разительнее был контраст матери и сына, особенно в глазах Тутберидзе. Проведя вместе почти весь вечер, Этери довезла Людмилу Борисовну до дома, и они тепло распрощались. Настроение было приподнятым, и оттого упрямая доселе женщина решила-таки набрать номер любимого человека. Он поднял трубку сразу, и, пока Этери ехала домой, они смогли поговорить. Да, натянуто, но это уже было хоть что-то после неприятного разговора с разбором «полётов» до этого. *** Семья долго принимала решение, куда именно следует отправиться отдыхать. Вариантов было много, но в конце концов решение было принято. Больше всех довольной осталась Диша, а Этери улыбалась, думая о том, что выбор места угодил всем. - Море, солнце! Отлично! – восторгалась Этери Петровна, то и дело суетясь на кухне. Младшая была рядом, старалась быть полезной, хотя особого удовольствия от готовки никогда не испытывала. Диана всё больше сближалась с новым партнёром, они даже приходили в гости к старшей Тутберидзе. Этери Петровна старалась сближаться со всеми людьми, что были важны близким ей людям. Единственное, что действительно расстраивало, - так это сократившееся общение между ней и Валентиной Лаврентьевной. Она постоянно была чем-то занята, и это не могло не настораживать. Складывалось ощущение, что она чем-то обижена, и оставить это без своего внимания Этери Петровна не могла. - Всё, время. Они скоро должны прийти, - улыбалась женщина, глядя на настенные часы. Сердце в груди младшей дочери сделало неописуемый сальхов. Женя и её семья приглашены на скромный семейный вечер к Тутберидзе. Женя нервничала, она постоянно прихорашивалась у зеркала, а сама думала лишь о том, что стоит ожидать напряжённого разговора с Этери. Стараясь унять волнение, она сделала несколько заходов дыхательной гимнастики, но результат был не слишком заметным. Выйдя из комнаты, девушка чуть не упала, когда под ноги ей кубарем покатилась собака. Джерри была настолько счастлива приезду хозяйки, что то и дело лезла ей под ноги. Бабушка вышла в коридор, натягивая лёгкую кофту. - А где мама? – с нескрываемым изумлением спросила Медведева. Валентина Лаврентьевна поправила очки и как-то озадаченно огляделась. - Такси вот-вот подъедет, а она куда-то делась, - раздражённо ходя по комнатам, причитала Женя. Бабушка вздохнула. - Она ушла минут пятнадцать назад. Появилась какая-то работа или что-то там… я не стала спрашивать. - Как это не стала, ба? Есть же договорённости! Как же так можно? У неё же сегодня выходной! - Я знаю, но что же теперь поделаешь? – с какой-то ноткой недовольства ответила бабушка. Это очень насторожило Женю, потому что перемены в бабушкином настроении она чутко ощущала. Вглядывалась в её профиль, девушка осторожно спросила. - Всё нормально? – ответа не последовала, а Валентина Лаврентьевна стала лишь усерднее копаться в своей сумочке. Женя была осторожной во всём лишь от того, что предполагала, что бабушка могла подозревать о наличии отношений с Тутберидзе. Это незнание было мучительным и отравляло всё общение между ними уже больше, чем следовало бы. Брюнетка подошла к бабушке и положила свои ладони на её плечи. Та мельтешить рукой в сумочке не перестала. - Бабуль, скажи, ты же мой лучший друг? – еле слышно шепнула Медведева. Валентина Лаврентьевна посмотрела на внучку. - Что за разговоры ещё за пять минут до выхода? Ну, конечно. - Просто если что-то не так, ты же скажешь мне, да? - Было бы что, сказала бы. - Точно? – в ответ на это бабушка кинула на Женю недовольный взгляд. Разведя руки в стороны, девушка стыдливо улыбнулась. - Поняла-поняла… За столом сначала сидели молча. Обстановка была такой, словно у многих из присутствующих было желание обсудить что-то отдельно друг от друга и желательно подальше от чужих глаз. Этери Петровна желала расспросить Валентину Лаврентьевну, а Женя и Этери замешкались прямо у порога, не зная, как скрыть эмоции от встречи. Пожалуй, проще всех было только Дише, которая охотно бормотала что-то невпопад, и все слушали её из вежливости, изредка кивая. Женя раз за разом поглядывала на бабушку из страха, что один взгляд в сторону Этери тут же будет пойман, а выводы сделаны на лету. Они сидели разделённые Дишей, но это не мешало им ощущать буквально телом присутствие партнёра. Долгий обед, что перетёк в спокойные беседы на отстранённые темы, перешёл-таки на недавние Женины рекорды. - Женечка, я в полном восторге от твоей поездки в Токио! Как же ты так решилась остаться, да ещё и такой прекрасный номер! Правда, я совсем не поняла, что это была за куколка такая… как же её там… - Сейлор Мун, - не глядя на Медведеву, пояснила с ходу Этери своей матери. По спине Евгении пробежали мурашки, и даже показалось, что в интонации проскользнуло недовольство. - Ах, да-да. Как же это интересно. Я ещё фотографии видела, ну это что-то с чем-то! Но по правде говоря, уж очень я расстроилась, когда Максим плохо выступил… мда… что же ты его не поддержала как его девочка? – как ни в чём ни бывало спросила Этери Петровна. От неожиданности вопроса Тутберидзе слегка дёрнула рукой с обжигающим чаем так, что обожгла свои губы, и издала болезненный писк. Кипяток так неудачно просочился от губ в горло, что женщина, чуть ли не задыхаясь, постаралась отставить чашку в сторону. Горло обожгло, Диша тут же начала аккуратно хлопать ладонью по маминой спине. Женя на вопросе лишь округлила глаза и, не готовая к подобного рода вопросам, ошеломлённо уставилась сначала на бабушку, а затем на Этери, что опалила свой язык и рот. Занервничали все, кроме Диши и Этери Петровны, и это было видно по напряжённым лицам. - Я за водой, сейчас приду, Этери Георгиевна, - тут же вставая из-за стола, Евгения отправилась на кухню за прохладным стаканом с водой. Тутберидзе было трудно собрать мысли в кучу из-за болевых ощущений, но даже сквозь пелену проступивших слёз она заметила на себе внимательный взгляд Валентины Лаврентьевны. - Этери, доченька, что же ты… боже… - протягивая салфетку, расстраивалась Этери Петровна. Женщина быстро приложила ткань к обожжённым губам и, ничего не говоря, опустила глаза. - Этерь, а ты почему решила, что Женька, как ты говоришь, «его девочка»? – ни с того ни с сего уточнила Валентина Девятова. Этери Петровна пожала плечами, словно для неё обсуждение Жениных отношений не было серьёзной темой, а так, между строк и в шутку. - Просто мальчик хороший, а они так ладно смотрятся друг с другом, ну просто загляденье! Они так хорошо общаются, что мне показалось… - Эх, старая! Показалось ей, - тут же начала посмеиваться Валентина Лаврентьевна. Женя как раз вернулась со стаканом и подошла ближе к Этери, протягивая его. Глядя на них пару секунд, Девятова вернула внимание к собеседнице. - У Женьки вон и хоккеисты в женихах ходят, - добавила к вышесказанному Валентина Лаврентьевна. Этери взяла стакан в руки и, не отрывая глаз от Жениной бабушки, стала медленными глотками пить воду. Медведева не на шутку напряглась, нахмурилась. - Да ты что? Это ты про кого? – улыбаясь, спросила Этери Петровна. Женя стиснула зубы. - Может быть, вы обсудите предполагаемых «женихов» хотя бы не в моём присутствии, м? Так можно? – возвращаясь на своё место, Медведева выглядела максимально раздражённой и, с шумом отодвинув стул, села. Этери старалась не смотреть ни на кого, а беспрестанно думала о том, как неприятно оказываться в таких двусмысленных ситуациях. Теряющую контроль от информации про Ковтуна, Этери в довесок добивали ещё и хоккеистами. Это было особенно неприятно на фоне их ссор в момент пребывания Жени в Токио, что тоже отразилось на лице у обеих. Валентина Лаврентьевна молча взяла чашку и продолжила беседу с Этери Петровной, не обращая внимание на то, что увидела. Телефоны лежали рядом, но ни Женя, ни Этери воспользоваться ими для переписки не решились. Разойтись по комнатам снова не удавалось. Этери с Женей мешала то Диша, то Этери Петровна, но на самом деле пара и не старалась поговорить. Они обе, максимально настороженные и пугливые, шарахались друг от друга в течение всего оставшегося вечера. При этом сидя в одной комнате, Женя и Диана о чём-то болтали, а Тутберидзе закипала внутри себя от бессилия и невозможности наконец-то поговорить. Ближе к вечеру гости уже заказали такси, а Этери и Диана собиралась оставаться ночевать у Этери Петровны. Пара, максимально сжатая тисками действительности, была поникшей и унылой. Ни Женя, ни Этери в течение вечера не улыбнулись, выглядели отстранённо и даже расстроенно. Сидя в такси, бабушка и внучка смотрели в окна, отвернувшись друг от друга. Играла музыка, обе молчали, и почти перед самым домом Женя вдруг тихо сказала: – Максим Ковтун не мой жених. В ответ на это сначала промолчали. Весомая, тяжелая пауза была разбавлена словами, как громовым раскатом в ясном небе: – Я знаю. Достаточно знаю. Женя задышала чаще и не осмелилась посмотреть бабушке в глаза. - И? - Ничего у меня не спрашивай, - спокойным тоном ответила Валентина Лаврентьевна. Женя и без вопросов всё поняла. То, что это не было сказано вслух, не означало, что непроизнесенной истины не существует. Когда машина заехала во двор, пассажирская дверь со стороны Валентины Лаврентьевны открылась. Женщина вышла из машины, но Женя осталась сидеть на месте. - Идёшь? – спросила бабушка. Евгения лениво повернула голову. Их взгляды были спокойными, а Медведева выглядела так, словно приняла решение. - Возвращайся домой, - тут же добавила девушка. Бабушка удивилась. - В смысле? А ты? - А я вернусь позже. - Что ещё за дела такие? - Ну, моя мама уезжает неизвестно куда без предупреждения. Почему же я должна от неё отличаться? – твёрдо, нагло, бесцеремонно констатировала факт девушка. Это вызвало бурю неодобрения в глазах бабушки. - Вернёшься, значит? – имея в виду квартиру Тутберидзе, спросила Девятова. Она не сказала это с агрессией, скорее утверждала, зная наверняка. - Вернусь чуть позже, - имея в виду свой дом, сказала Женя. Бабушка закрыла за собой дверь. Таксист уставился на пассажирку в зеркало заднего вида. - Отвезите меня обратно, - ультимативно сказала Медведева. Когда автомобиль остановился около подъезда, Женя вышла, тяжело вздохнув. В голове была каша, которая подгорала от сбившегося дыхания и бесконтрольного эмоционального стресса. Ей сложно было поверить в то, что после того, что они сказали друг другу в машине, она так просто вернулась обратно. Расхаживая по двору, она села на скамью и долго разочаровывалась в себе как во внучке. Глядя на экран телефона, Женя пыталась подобрать слова и поняла, что сделать это не получается. Просто нажав на кнопку вызова, она затаив дыхание ожидала. - Дома? – спросила Этери. Услышав глубокий вздох, насторожилась. - Выйди во двор на пару минут. - Что?! Ты вернулась обратно? - Спустись, я жду, - сдержанно ответила Женя. Ждать долго не пришлось. Запахнутое пальто пришедшей на детскую площадку Тутберидзе говорило о том, что она торопилась, надевая его наспех. - Ты с ума сошла? Как ты могла вернуться? Что ты бабушке сказала? - Ничего не сказала. Сядь, - указывая рукой на место около себя, попросила Медведева. - Нет-нет, ты совсем рехнулась! Мы с таким трудом удерживали дистанцию в этот день не для того, чтобы ты вот так всё разрушила одним своим необдуманным возвращением! - Послушай, у меня нет желания перекрикивать тебя. Я очень устала и хочу поговорить. Меньше воплей и больше конструктивных диалогов. Я слишком сильно заебалась, - устало растягивая слова, промямлила Медведева. Этери ничего не оставалось, как молча подчиниться. Она села рядом, выдерживая небольшую дистанцию между ними. Сначала молчали. - Бабушка знает, - кратко пояснила Медведева, не глядя на Этери. – Сказала не напрямую, но и без этого я всё поняла. - Этого и следовало ожидать, - прикрывая ладонью лицо, прошептала Тутберидзе. Снова паузы и снова непреодолимый тупик. - И что теперь? – спросила Женя, предчувствуя, что найти выход из ситуации будет сложно. - Ну, ты, как я понимаю, на мнение бабушки наплевала, раз сидишь тут. Или я не права? - Дело не в этом. Просто не вижу больше смысла вести себя иначе, раз она что-то там понимает. Спрашивать ни о чём не спешит, ну и пусть. Дома что-то происходит, и, может быть, ей нет такого дела до меня, как я думаю. - Почему? Что-то случилось? – тревожно уточнила Этери. Женя вопросительно развела руками. - Мама продолжает вести себя странно, на мой взгляд. Вроде бы и ничего такого, но что-то тут нечисто. Я нутром чую. Бабушка явно знает, что с ней, а тут ещё и мы со своими переглядками и горячим чаем. - Я… не знаю, что на меня нашло. Просто не ожидала, что мама такое спросит, - стыдясь своей реакции за столом, пробормотала Тутберидзе. Женя снова вздохнула. - Меня волнует лишь перспектива скандала в твоей семье, - добавила она. - Тебя только это заботит? - А разве это не самое главное, Жень? - Нет… думаю, что нет. Давай будем честными. Мама у меня обитает в своём мире, и он редко пересекается с моим. Бабушка ушла в глухую оборону, так что спросить никогда не решится. А раз так, то и скандала не будет. - Но Жень… ты же видишь… видишь, как она отстранилась от моей семьи? От моей мамы. Думаешь, никто не замечает, что Валентина Лаврентьевна перестала посещать наши семейные праздники? Мама беспокоится, а мне ей даже ответить нечего. И для меня важно мнение твоей бабушки. Потому что… она же твоя бабушка. И твой самый близкий человек. Ты бы знала, сколько мыслей в голове… мне стыдно… и… - За что? За то, что мы спим? Встречаемся? За то, что у нас всё это есть? – голос дрогнул, когда Медведева это говорила. Не открывая лица, Тутберидзе говорила дальше. - Ты лучше меня знаешь, что так быть не должно. Но… так есть. И мы вместе. Я не хочу потерять тебя. - И не потеряешь. - Откуда тебе знать наверняка? Вдруг твоя мама узнает? Вдруг настоит на том, чтобы ты ушла от меня? - Тери, я тебя умоляю. Предолимпийский сезон миновал. Мы с тобой лучший тандем и порвали жопу всем, кому могли. Думаешь, что мама поступит так необдуманно и будет настаивать на переходе? Да даже если и да – это моя жизнь и только мне самой решать, с кем мне тренироваться и с кем мне спать. Даже если это… всё в одно русло, - бегло взглянув на копну кудрявых волос, приметила Медведева. Этери посмотрела на неё и, не веря в то, что так делает, сдержанно улыбнулась. Это было на грани безумства, так как Тутберидзе прекрасно понимала, что именно сейчас стоит по уши в дерьме. Теряя страх перед всем миром, она просто хотела любить и быть любимой. - Олимпиада важна, но не важнее моего страха потерять тебя, - со слабостью призналась Этери. Женя, поражённая этими словами, открыла рот. Она настолько не ожидала подобных слов от Тутберидзе, что понадобилась пара секунд, чтобы понять, что она сказала. - Ты это серьёзно? - А почему тебя это удивляет? - Ну… я… это же типа выбор. Между карьерой и … как бы… личной жизнью, - запиналась в рассуждениях Медведева. Этери замахала рукой. - Постой. Передо мной таких выборов никто не ставит. Я говорю тебе о том, что для меня важно. И да, ты важнее остального, раз уж на то пошло. И я уверена в тебе на сто процентов, а ещё в том, что выбирать никогда не придётся, - пояснила Этери. - Только поэтому? - Брось эту философию, умоляю, - раздражалась женщина. Женя согласно кивнула. Думать о таком не хотелось. Зажглись первые фонари. Они одновременно посмотрели на них и одновременно поёжились, так как всё же ночи были ещё прохладными. - Прости за то, что в обход твоего одобрения осталась в Японии. Это было глупо. - Именно, - согласилась Тутберидзе, принимая извинения. Они переглянулись. - Через несколько дней намечена пресс-конференция, ты помнишь? - Да. Но не этих слов я ожидала сейчас, Тери, - досадливо пробормотала девушка. Этери посмотрела на Женины руки и пожелала коснуться их, но вовремя удержалась. - Я соскучилась, - скромно, тихо прошептала Тутберидзе. Они сидели на лавочке. Вместе было хорошо, а главное, что, будучи заодно, оказалось намного проще противостоять даже самым неконтролируемым катастрофам. *** Этери сидела с кипой бумаг в кабинете и совершенно не была настроена на работу. Она то отвлекалась на чаепитие, то читала новостные ленты, то болтала по телефону. Женщина любила оттягивать неизбежное и капризничала, когда следовало проявить жесткую дисциплину относительно самой себя для заполнения необходимой рабочей документации. В голове сплошь и рядом мелькали мысли о недавних событиях, связанных с Женей и Валентиной Лаврентьевной, то попеременно начинала раздумывать о предстоящих событиях межсезонья. Понимая, что мучить себя бесполезно, она решила прогуляться. Блуждая по коридору, пришла на каток и зашла настолько тихо, насколько это можно было себе позволить, чтобы никто сразу же её не заметил. На льду в полсилы тренировались почти все, и ощущалось, что в её отсутствие позволяют себе мухлевать даже тренеры. Только Сергей Розанов и Алёна Косторная постоянно находились в движении, прыгали, вращались, обменивались какими-то фразами, и так без остановок. Его старательность Этери нравилась, но выводов о нём делать она не спешила. Контакт между ним и порученными ему спортсменками был налажен быстро. Этери скинула это на его внешнюю привлекательность и мужской шарм, что явно производил подстегивающий эффект на Алёну с Сашей. Разглядывая остальных, карие глаза особо ни на ком не останавливались, пока не дошли до Глейхенгауза и Загитовой. Они были веселы как никогда. Этери еле слышно усмехнулась, потому что то, как пара обхаживала друг друга, выглядело почти так же, как делала это Этери с Женей. «Явно соскучились друг по другу», - рассуждала про себя Тутберидзе и тут же тряхнула головой, словно отгоняя паутину, упавшую с потолка. Тем не менее стоило признать, что Алина с Даниилом была абсолютно другой, нежели с Этери. «Раскованной», - сама себе пояснила Тутберидзе. Как только рядом оказывалась она, Алина зажималась и аккуратничала больше, чем следовало бы. С ним же девочка не боялась вертеться, словно волчок, и даже заходила на что-то более сложно и изощрённо, чтобы просто удивить хореографа. Парень девчонкой восхищался, и это прекрасно отображал блеск терракотовых глаз. Этери это видела и сначала не одобряла, но постепенно поняла, что нет лучшей мотивации для спортсмена, чем пристальное внимание тренера. Особенно от того, которому она перспективно симпатизирует. Большие успехи юниорки очевидно подстегивали Глейхенгауза к восхвалению собственного педагогического таланта, потому что то тут, то там он прилюдно нахваливал именно Загитову, что отражалось на всеобщем климате. Аня Щербакова переживала более других, когда не находила той же поддержки у открытого и дружелюбного Глейхенгауза. Видя это, Этери не упустила возможности подстегнуть малышку к тому, чтобы она была упорнее. Результатом этих слов стал недокрученный четверной прыжок Щербаковой, которым она поразила весь мир через видео выложенное в соцсети. Этери не была против подобного, но понимала, что прыгнуть на тренировке – это ещё не прыгнуть на соревновательном льду. Слишком многим придётся жертвовать, чтобы квады удачно собрать, да ещё и наживить на них стабильность. Особенно остро на похвалу Загитовой реагировала Женя, которая тут же шла и делала несметное количество прыжков, подстегнутая навязанной ей конкуренцией. Всякий раз подобные моменты сопровождались словесными перепалками между Этери и Женей, но в конечном итоге остановить этот процесс перетягивания одеяла с одной стороны на другую было сложнее, чем казалось ранее. Оглядывая лёд дальше, беспокойство Тутберидзе ощутила только в отношении Сергея Дудакова. Его пассивность удивляла, поэтому Этери решила выйти из убежища и подойти к коллеге и другу. Фигуристы тут же напряглись (как и предполагалось) и начали более активно двигаться, но Тутберидзе это мало интересовало. Её Женя сейчас находилась дома и готовилась к предстоящим экзаменам. Другие были под присмотром. - Серёж? – прохрипел голос Этери, когда она села рядом с другом. Рыжеволосый мужчина повернулся к ней, скрыть печаль на лице у него не получилось. - М? - Ты чего такой поникший? – в ответ Сергей заерзал на стуле, начал «слепо» разглядывать лёд, но мысли его были далеко. Этери выжидала, ощущая, что ответ на вопрос даётся ему с трудом. - Да, блин. Я всё о Полине… - приглушённо пробасил Дудаков и окончательно погрустнел. Понять его было несложно, ведь мужчина делал высокие ставки на Цурскую и искренне за неё переживал. Болезнь и обстоятельства внесли корректировку в тренировки, а угасающий с каждым днём настрой Полины расстраивал Дудакова. Этери позволила себе лёгкое тактильное прикосновение к его плечу. Ладонь начала похлопывать по куртке, как бы приободряя. - Ну, Серёж, а что мы можем сделать? Ты и сам всё понимаешь. И она тоже. Бог знает сколько времени ещё сможет кататься. - Да… просто так разочарован, что жизнь не даёт ей шанс. Она ведь и на Олимпиаду могла бы поехать… но теперь… что теперь? Выиграли квоты, а распихивать некого. Даже Погорилая, и та момент упускает. - Да что мне до этой Погорилой? Это её проблемы. Сама оказалась нервной, как тот же Ковтун. Если спортсмен не может себя собрать перед стартом, то это уже проблемы с дисциплиной. У Полины такого не было, но здоровье подводит… мне самой жаль, - еле слышно отвечала она. Убрав руку, она тут же засунула ладони в рукава, чтобы согреться. Мужчина взял ледяной кофе в стаканчике и расстроенно покачал им, глядя на то, как напиток оставляет на стенках коричневые полосы. - Ты всё никак с Максимом не успокоишься? – неожиданно в лоб спросил Дудаков, пользуясь более доверительными отношениями, что были между ними выстроены. Он в конце концов узнал о том случае из 2016-го года, но, разумеется, никогда и ни с кем не обсуждал. Считал, что Этери и её просьба о Ковтуне были частью её своенравного характера, и даже не удивлялся. Тутберидзе свела брови на лбу, но на Сергея не сердилась. - Он просто слишком много на себя берёт. Всегда. Ему доверили эту поездку в Токио, а он отнёсся к этому, как к «весёлым стартам». - Но ты же и сама к ним так относишься? – еле заметно улыбнулся он. - Это совсем другое, Серёж, что ты говоришь такое? Это моё личное мнение о турнире, но тем не менее старт любого рода – это серьёзная вещь. Женю я учу тому же. То, что они веселились на камеру в «K&C», не должно было повлиять на настрой перед индивидуальным выступлением. Стоит только расслабиться, так и травмы могут пойти. Лёд не терпит непрофессионализма, и ты об этом знаешь. - Конечно, но на долю Максима много выпало. - А я считаю, что это мало кого интересует, если результат нулевой. Ну, перешёл он от Буяновой, ну, занимается у Гончеренко, а результаты где? Это брождение туда-сюда оказывается бесполезным, если ты сам не готов работать. Вот Цурская хочет, но не может, а Ковтун мог, но не захотел, - непоколебимо прокомментировала Тутберидзе. Дудакову было сложно не согласиться, поэтому он лишь кивнул и вернулся к разглядыванию остывшего кофе. Дальше ещё какое-то время сидели молча, пока коньки мелодично стучали по льду. - Отец Полины приходил. Такой расстроенный. Мне даже нечего ему было сказать. Просто подбодрил, мол, всё будет хорошо. А будет ли? Я и сам не знаю, - окончил свои переживания Дудаков последней новостью. Он залпом выпил горький ледяной напиток, встал из-за стола и, взяв на ходу пачку сигарет, ушёл в сторону выхода. Этери долго смотрела ему вслед и расстраивалась, что он был в таком потерянном и беспомощном состоянии. Она даже не посчитала это слабостью, скорее особенностью его индивидуальных черт характера, как сострадательность и миролюбие. Сидя в кабинете и продолжая мучить себя бездельем, женщина в очередной раз углубилась в новости и видеоролики. Как только захотела заблокировать телефон, прозвучал сигнал входящего смс от «Б». Это не на шутку удивило. «День добрый. Я хотел сообщить, что у меня есть пять билетов на два вида спектакля в Большом на будущих неделях и в начале следующего месяца. Впереди завершение театрального сезона, и я подумал, что тебе или Этери Петровне было бы интересно посетить оперу». Она лениво прочитала, затем с любопытством подумала о том, что театр всё же любит. Заманчивое предложение, что исходит от совершенно незаманчивого лица. «Лена и Иван идти отказались, как я понимаю?» - съязвила она. Ни привета, ни чего-либо иного, чтобы хотя бы выдержать грань приличия. Довольная собой, она отложила телефон, но ненадолго. «Они уже сходили», - гласил ответ. Ухмылка и легкий надменный смех. Ей нравилось играть в «кошки-мышки», особенно подтрунивать над ним его же ошибками прошлого. Нетерпеливо взяв в руки карандаш, она продолжила разрисовывать оставленный ранее рисунок из «кружева», но зудящее чувство любопытства не позволило молчать слишком долго. - Тогда что за щедрость в нашу сторону? - Не вижу ничего такого в том, чтобы вся семья сходила в театр. Подоплёки нет. - С трудом верится, - напечатала она в сообщении. - Дело твоё. Первые три билета на музыкальную постановку, а два других на премьерный показ чего-то весьма интересного в мире балета. Туда нужно пойти с ценителем. - Не на себя ли ты намекаешь, Сергей Иванович? – прыснула она. - Мне не нужны билеты, чтобы попадать на такие мероприятия, и ты прекрасно об этом знаешь. Твоё тебе отдам, а с кем решишь пойти – это уже дело твоё. - Что за премьера? - «Нуреев» от Кирилла с Юрой, - пояснил Буянов. Интрига накалилась, потому что-что, а посещение премьерного показа - вещь исключительная. Этери всегда нравилось всё исключительное. - Кирилл? Юра? – уточнила Тутберидзе, не совсем понимая, о ком он говорит так «по-свойски». - Худрук «Гоголь-центра» Серебрянников и постановщик Посохов. У спектакля влиятельные спонсоры. Тебе понравится, - самоуверенно написал Буянов. Этери замешкалась. О первых лицах балета она знала не так много, как хотела бы, но первое, что пришло ей в голову, – это позвонить Людмиле Шалашовой. Уж кто-кто, а она точно разъяснит культурную обстановку. Однако прежде чем набрать номер Людмилы, Этери ответила. - С Даней я на премьеру не пойду, - схитрила женщина. Довольная собой, она предвкушала неприятное ощущение, с которым Буянов прочитал это смс. Совершенно не ошиблась с предположением, когда получила ответ. - «Нуреев» не для сосунков, ты права, - прочитав это, она злобно усмехнулась. «Какой же ты предсказуемый», - мелькнуло у неё в голове. - Нравится насмехаться? – уточнила она. В ответ пришло краткое. - Сообщи, куда привезти билеты. Мой помощник доставит. Этери откинулась на спинку стула и испытала приятное чувство «победы». Из раза в раз играть на его предсказуемости было приятнее, чем предполагалось. Ближе к вечеру в кабинет постучали, и уснувшая за столом Тутберидзе вздрогнула. Не дожидаясь ответа, дверь распахнули, впустив внутрь Женю Медведеву. Она оглядела обстановку и слегка «помятое» спящее лицо. Улыбнулась. - Работаешь не покладая рук? – посмеивалась Медведева. Этери начала вальяжно потягиваться и в целом была довольна приходом любимого человека. - Ага. - Я закончила мозговой штурм и решила наведаться на каток. Уже даже успела размяться на льду и вне его, а ты, оказывается, спишь. - И? – промурчала Тутберидзе, протягивая руки навстречу брюнетке. Девушка ласково коснулась пальцами её ладоней и, подойдя ближе, поцеловала в макушку. - Ничего-ничего. Меня всё устраивает. А вот Горшкову твоя отсрочка с планами вряд ли понравится, Тери. - А что поделать? Работа не идёт. Это слишком скучно, я еле держусь, - по-детски наивно нажаловалась женщина. Брюнетка сдержанно улыбнулась, пожимая плечами. - Как много сделала за день? – уточнила Медведева. В ответ на это Тутберидзе продемонстрировала три листа изрисованных карандашом. Женя еле сдержала улыбку и понимающе села на стул, что стоял с ней рядом. Они зачарованно смотрели друг другу в глаза и глупо улыбались. В какой-то момент Евгения стала более серьёзной и задумчивой. Это не ускользнуло от золотого блеска радужной оболочки. - Дома не всё в порядке? Ты узнала причину? - Нет… не узнала. Но узнаю. Дело не в этом, - осторожно начала Евгения. Этери тут же собралась, лицо стало непроницаемым, выжидающим. - Я пришла поговорить с тобой о том, что получила приглашение на участие в японских шоу. - услышав это, Тутберидзе дёрнула плечами и отвела взгляд в сторону. Женя напряглась, тяжело вздыхая. - Если ты о летних шоу, то мой ответ «нет», - непоколебимо и жёстко сказала Этери. Женя начала нервно чесать шею, так как стена неодобрения была слишком толстой. - Послушай, Тери… - Нет, это ты послушай, Жень. Всё это несерьёзно и не должно занимать твои мысли. Твоя забота сейчас – это сдача экзаменов, отдых и тренировки в Новогорске. Всё. Вот твой предел на лето. Иного быть не может. - Но почему ты сразу рубишь с плеча? – раздражалась Медведева так, как если бы ей затыкали рот кляпом. Тутберидзе тут же покрылась иголками и, неохотно покачав головой, начала пояснять: - Я против япошек, против того, чтобы «прима» моей группы крутилась в Азии для увеселения публики. Ты не для этого обрастала наградами и заслугами, чтобы вот так насмешливо откатываться под какую-то там «куколку», - передразнивая уточнение Этери Петровны, ответила Тутберидзе. Женя нахмурилась и из её ушей почти что пошёл пар. - Я не понимаю твоего негатива к Японии! Я же не какая-то там «фигуристка-потаскушка», уж извини, но ты преподносишь это именно так! Мне нравится аниме, нравится японская культура, нравятся… - Японские мальчики, - добавила со скрежетом Этери то, что посчитала нужным. Женя тут же вскочила со стула и начала нервно расхаживать из стороны в сторону. - Опять ты за своё? Как мне это надоело! Бабушка и твоя мама выдают меня замуж то за одного, то за другого, ты указываешь мне на Ханю и Фернандеса. Сколько можно? Ты прекрасно знаешь, что моё восхищение Юдзуру только профессиональное. Ничего личного! Но упорно крутишь эту пластинку! - Как бы то ни было, а разрешения ехать я тебе не даю. - А чего ты боишься? - Того же, чего и ты, когда «крутишь пластинку» о Буянове, - ни с того ни с сего пояснила Тутберидзе. Женя встала напротив и, сложив руки на груди, раскраснелась. - Произносишь всуе, - с издёвкой ответила Евгения. - Только не говори, что все эти претензии не одни и те же, что бывают с твоей стороны ко мне, - отводя взгляд в сторону, Этери растянула губы в полуулыбке, которая была скорее её защитой, чем истинным смехом. - Мы договорились не обсуждать его. - Значит, и о Ханю говорить не следует, - раздражалась Этери. - А я и не говорю о нём. Я говорю о шоу. И хочу получить бесценный опыт, а ещё побывать в Японии в очередной раз. Вот и всё. Ты не доверяешь мне? – сев обратно на стул, Женя взяла руки Этери в свои ладони. Крепко сжимая их, она неотрывно смотрела в золотисто-карие глаза. - Не хочу, чтобы ты уезжала, - сказала Тутберидзе. - Поехали со мной. - Ещё чего, - усмехнулась Этери. Нависла пауза. Прийти к общему решению не удавалось. Думая о том, что в театр Этери всё же пойдёт, а Жене вряд ли скажет, от кого билеты достались, женщина неосознанно смягчилась. Она тоже не собиралась проявлять внимания к бывшему любовнику и в своей любви к Жене была уверена, однако понимала, что стоит ей только рассказать о ситуации и последняя будет реагировать ровно так же, как она сама на информацию про шоу в Японии. Размышления заходили в тупик, и ничего разумнее, чем взять паузу для обдумывания, Этери не придумала. Нажав на кнопку чайника, она прошла к шкафу и достала оттуда кружку. Женино лицо было недовольным, буквально пропитано воинственностью намерений. Молчаливо положив пакетик чёрного чая в кружку, женщина смекнула, что стоит прекратить противостоять любимому человеку так неистово. - Дай мне время, и я приму решение. Не знаю, что может заставить меня передумать, но тем не менее прошу перерыв, - спокойно объявила Тутберидзе, давая Жене надежду на то, что передумает. Чтобы подкрепить сказанное, она достала плитку белого шоколада, словно белый флаг, взывающий к перемирию. Положив его перед брюнеткой, села напротив и испытующе посмотрела в огненный янтарь. - Это зачем? – недоверчиво. - Ешь. Любишь же. Немного можно, если в меру, - указывая пальцами на заманчивое лакомство, пояснила Этери. Вода закипела. Худощавые руки попеременно заварили пакетики чая в кружках и поставили чайник на место. Горячий пар напомнил им о том, как Этери обожгла губы во время недавнего чаепития. Женя прямо посмотрела в глаза любимой и, успокаиваясь, всё-таки взяла несколько долек белого шоколада. - Умасливаешь, - буркнула девушка, закидывая в рот сразу два кубика. Этери улыбнулась. - Не я одна, - подмигивая, добавила женщина. Коварные улыбки блеснули, словно мечи с обеих сторон. *** На майские праздники было оговорено, что Женя поедет на дачу к семейству Скопцовых. Однако прежде всего в планах была пресс-конференция с главными лицами федерации и СМИ. Жене внимание нравилось, и особенно приятно было, что именно они с Этери были приглашены ответить на вопросы журналистов. Когда всё происходило в рамках грамотно организованного мероприятия, то быть «лицом» фигуристов – это приятная награда. Был будний день, Женя готовилась к экзаменам, зарывшись в учебниках. Не сказать, что ей это очень нравилось, но ведь другого выбора не было. Волнение захлёстывало, так как лично для Жени и учёба, и соревнования были на одной ступени по степени серьёзности. Почти весь день она сидела дома одна, так как бабушка уехала из города в гости к своим подругам до конца праздников, а Жанна была на работе. Ничего не беспокоило, ничего не отвлекало, только она сама и стопка книг, тетрадей, классическая музыка при зазубривании чего-то важного. Классика очень помогала Жене собрать ум воедино. Единственный момент, что отвлёк её уже ближе к вечеру, – это приход матери. Медведева тут же отправилась на кухню. Она уже хотела разогреть борщ, что предусмотрительно приготовила на ужин для мамы, но с удивлением заметила, что та собирает вещи. - Мам? – удивилась брюнетка. Жанна мельтешила. Это выглядело так, словно женщина убегает. Встревоженная Женя не знала, что с этим делать. - Что происходит? – повторила ещё более тревожным тоном Медведева. Жанна начала сильно суетиться, была собранной, серьёзной. Казалось, что обращать внимание на вопросы дочери и вообще что-либо объяснять не собирается. Только когда девушка с силой вырвала сумку из-под кипы вещей, что туда бросались, Жанна отвлеклась от своего дела. Она не выглядела раздражённой из-за этого, скорее напугано-беспомощной. Этот взгляд Жене не понравился. - Мне нужно уехать. А ещё… чтобы ты не спрашивала меня ни о чём. Просто доверяла, - поставила странные условия мать перед дочерью. Евгению такой расклад не устроил, она сжала сумку так, что захрустели костяшки пальцев, сжатых в кулак. - Нам нужно поговорить, мам. Слишком долго оттягивался этот разговор. Тебя постоянно нет дома, и это осложняет ситуацию, потому что обсуждать что-то с тем, кого никогда нет, просто невозможно, - со скоростью ястреба «напала» тяжелыми словами Евгения. Она думала обо всём этом чуть ли не двадцать четыре часа в сутки и говорила по готовому плану. Жанну это не устраивало, но она почему-то побоялась вырвать сумку из Жениных рук. Слишком серьёзным был взгляд дочери. - Сядь, пожалуйста. Не убегай, ничего не объяснив, - попросила Медведева. - Позволь мне рассказать всё потом, Жень. - Нет, мне нужны ответы сейчас. Неужели ты не понимаешь, что потом может быть поздно? - Что за драматизм в словах? Я что, помирать собралась? – фыркнула в насмешливой тональности Девятова. Женя свела на лбу брови. - Да откуда мне знать, мам? Мы так мало вместе в последнее время, что я уже не знаю, что ты за человек. Я не знаю, где ты, не знаю, чем живёшь, и порой сомневаюсь, знаю ли, где именно работаешь. Меня это смущает. Мы перестали общаться, ты перестала проявлять ко мне интерес, даже бабушка молчит, держа нейтралитет. И я не уверена, что она тоже в курсе чего-либо. Мам, что случилось? – тараторила Женя непривычно быстро. Ей не была свойственна такая речь, но тревога обнажилась так неожиданно, что сил удерживать не было. Жанна опустила глаза в пол, выглядела так, словно получила пощёчину. Это было так странно и неприятно видеть за ней, но удивительнее было лишь то, какие Женя наблюдала внешние изменения: Жанна осунулась, волосы стали блёклыми, зубы словно начали желтеть, при всём этом синяки под глазами увеличивались, как если бы она вообще не спала. Состояние усталости и отрешённости - вот, что испытывала Женя, глядя на мать. Жанна молчала, и от этого её дочь затрясло мелкой дрожью. - Ты связалась с чем-то плохим? Тебе угрожают? Почему такие тайны? Я так переживаю, что не знаю уже, что думать! Может быть, ты… употребляешь… что-то психотропное? - Что?! Нет! Как ты могла такое подумать! – возмутилась Жанна, округляя глаза. Женя с силой швырнула сумку в противоположный угол комнаты и взбесилась. - Потому что посмотри, что с тобой! Ты похудела, ты вся бледная, ты постоянно трясешься, ты бежишь и не говоришь куда! Что мне ещё думать?! Я уже вся извелась! Я возвращаюсь с крупными выигрышами с соревнований, а периодически узнаю от соседей, что бабушка берёт деньги в долг. Думаешь, я не знаю?! – повысив тон, Женя не ощутила себя лучше. Чувство ужаса стало увеличиваться, потому что она вдруг осознала, что все её догадки, произнесённые вслух, – это нечто страшное. Да, она думала об этом всём, пыталась сложить пазл в голове, но постоянно отвлекалась на другие вопросы вроде соревнований или личной жизни. Тревога за семью и за маму была в сердце всегда, но Женя настолько искусно заперла её в сердце, что, когда замки слетели, тьма вырвалась наружу. О таком никто не знал, более того, Медведева пугалась обсуждать такое даже с Этери. Считала, что говорить что-то на доводах без доказательств – это сотрясать воздух. Поэтому только наблюдала и ожидала. Жанна раскраснелась, и было видно, как ей с трудом удаётся подбирать слова. - Дело в том, что я задолжала банку. И… я не наркоманка, которая распродаёт дом. Я... я пошла на одну авантюру… открыла своё ИП, но быстро погорела. В общем… дура я. Не посоветовалась ни с мамой, ни с кем-то ещё. Думала, что избавлюсь от необходимости работать как лошадь на нескольких работах и займусь своим делом. И мне почти удавалось осуществить то, что задумала. Мы же даже квартиру сменили. - Потому что я вложила свои накопления, - как-то цинично ответила Женя. Она была недовольна, еле сдерживалась, чтобы не наговорить маме лишнего. Жанна сжала губы, явно раздражалась, что малолетняя дочь могла так легко кидаться такими фразами ей в лицо. - И я, знаешь ли, не палец сосала, а работала! - Да, но почему ты просто не рассказала обо всём этом? И зачем взяла кредит? Неужели не могла попросить денег у меня? Хотя постой, я же и так всё отдаю вам, чтобы помочь, - с нескрываемым пренебрежением добавила Медведева. Теперь Жанна начала расхаживать из стороны в сторону. - Ты ребёнок! Что я за мать, если не могу сделать что-то сама, чтобы защитить семью? Деньги нужны всегда и особенно сейчас! Да, мы вышли на новый уровень жизни благодаря твоим победам, но тем не менее нужно не останавливаться на месте! Ты же не всегда будешь на льду! Надо найти постоянный достаток, а не разменивать себя на трёх работах! Я не молодею и ещё очень устала. – последние выводы ужалили Женю прямо в сердце. Мысль о том, что её спортивный век может однажды прерваться, была недопустимой в голове. Это не то чтобы выбивало из колеи, а деморализовывало. Громко дыша, Медведева встала напротив матери так, как если бы желала дать ей пощёчину. - Не говори так! Мне всего семнадцать лет! И я ещё достигну таких высот в спорте, которых ты не достигнешь уже никогда! – сорвалось с Жениных губ. Жанна замерла и на секунду скривила лицо. - Знаешь, чем меня задеть, и не стесняешься причинить боль, - сдавленно прошептала Девятова. Женины глаза полыхали. - Конечно! А как иначе воззвать к твоим чувствам! Как ты можешь говорить о том, что делаешь что-то для семьи, если тебя в ней НЕТ? Понимаешь меня? Ещё в том году всё было в порядке! Мы вместе отдыхали, вместе что-то делали, а что теперь, мам? - А что теперь, Женя? Ты словно неожиданно прозрела! Я никогда лишнего не говорила, только чтобы ты могла заниматься фигурным катанием, не зная забот! То, что у меня на душе было, – это только моё! Разве я в том положении была, чтобы ныть, что очень дорого содержать твой спорт? А ты сама об этом не знаешь? Я и сама была спортсменкой, и понимала, на что шла, когда отдавала тебя туда. Тем не менее при всей ответственности я всё равно нуждалась в поддержке. Разве правильно признаваться в том, что я хочу тратить деньги ещё и на себя! Я хочу ездить отдыхать, хочу покупать новые вещи, я тоже хочу жить хорошо! И помимо прочего на моих плечах мать-пенсионерка! - Я тебе отдаю все деньги, мам! Какие вообще у тебя могут быть претензии, я не поняла?! Хочешь вещи - так купи их! Я ни в чём тебе не отказывала! Никогда! – срывалась на крик Женя, не веря в то, что между ними происходит столь неприятный разговор. Жанна отрицательно покачала головой. - Это разговор не на пятнадцать минут, а мне уже надо бежать. У меня куплен билет на поезд. На несколько дней я уеду в Рязань к Ане с Толей. Нужен совет, а ещё обещали помочь мне. Как только вернусь оттуда, всё наладится. Слышишь? Обещаю, что мы нормально поговорим, Жень, - пытаясь положить руку на Женино плечо, сказала Жанна. Девушка скинула с себя ладонь. Без агрессии, но с неподдельным разочарованием. - Твои друзья не помогут тебе. Если они дадут в долг, а судя по всему тебе нужно думать о том, чтобы по кредитам рассчитаться, то должницей будешь перед ними. Ни Анна, ни Толя мне никогда не нравились, и ты об этом знаешь, - с нескрываемым раздражением процедила Медведева. Жанна подняла с пола сумку, что Женя до этого швырнула в порыве гнева куда подальше. - Я сама решу, понятно? И не смей разговаривать со мной так, словно ты моя мать, а не я твоя. Это неуважение. Ко мне ты позволяешь его проявлять, а что-то с другими так не общаешься, - изогнув бровь, Девятова при произнесении этого скривила рот. Женю это напрягло не меньше неопределенности между ними. Девушка не желала продолжать этот странный разговор, так как поняла, что всё давно решено. Прежде чем покинуть комнату, она замерла в дверях и не оглядываясь сказала. - Мам, я понимаю, что мы с тобой могли бы быть друг другу ближе. Никогда не были. Не знаю, чьё это упущение - моё или твоё, но факт остаётся фактом. Я твоя дочь, и ты всегда можешь довериться мне, что-то рассказать, а ещё попросить о помощи. Потому что я не враг тебе, понимаешь? И уже давно не ребёнок. Жанна оторвалась от сумки и, подняв в спину дочери взгляд, задумалась. Женя ушла в свою комнату и, тесно прижав к себе Джерри, сдержалась, чтобы не заплакать. Вроде бы проблему мамы она поняла, но на сердце спокойнее от этого не стало. И что-то подсказывало, что в этой истории не всё так однозначно. Сидя в четырех стенах, она уже не хотела что-либо делать, лишь молчать и смотреть в потолок. Перед уходом Жанна приоткрыла дверь в комнату дочери, постояла так. - Жень? – но на это ответа не последовало. Женщина замешкалась, но, всё же войдя в комнату, села на край Жениной кровати. Девушка смотрела ей в глаза и молчала. Потупив взгляд, мама взяла дочь за руку, а затем, наклонившись ближе, поцеловала в лоб. - Прости меня. Знаю, что я не идеальная мать. Но обещаю, что, как только вернусь, поговорим. Сейчас мне нужно идти, - слегка сжав Женины пальцы, прошептала Жанна. Евгения только смотрела. Необычайно сурово и отчуждённо. - Я позвоню, когда приеду, - прежде чем закрыть дверь, предупредила Жанна. Оставшись одна в собственном доме, Женя не выдохнула с облегчением. Она подошла к окну на кухне и посмотрела вниз, как мама садится в такси, а затем авто отъезжает. Мысли были невесёлые, но больше всего наклёвывалось: «Что там был за бизнес такой? И какой же у неё долг, что она так себя ведёт? Миллион? Больше? И расскажет ли она мне об этом, когда вернётся? Знает ли обо всём этом бабуля?» Мысль о том, что мама уехала в Рязань, а не поговорила нормально с семьей, вызвала недоумение. Получается, что «друзьям» женщина доверяет больше, чем дочери и маме? Гнетущая обстановка ночной московской квартиры удручала. Женя вернулась в свою комнату и начала расхаживать из стороны в сторону. Взяв в руки кубик Рубика начала крутить его, не глядя на цвета, потому что это помогало занять беспокойные руки. Так продолжалось достаточно долго, пока девушке не пришла в голову идея. Посмотрев на время, она подумала, что не может не попробовать этот вариант, и, взяв в руки телефон, набрала номер. - Женя! – довольно радостно ответили на том конце трубки. Медведева не смогла не улыбнуться этому лучистому, тёплому тембру испанского голоса. - Хави… - Какими судьбами? Время позднее. Не спится? – улыбался голос, причём так осязаемо, что Женя даже представила лицо Фернандеса, словно он сидел напротив неё. Забравшись на подоконник с ногами, она посмотрела на подсвечиваемую фонарями дорогу. - Да, есть такое… Хотела уточнить. Знаю, что, может быть, звоню не по адресу, но всё же хотелось узнать нечто большее от неофициальных источников для начала. - Так. - Относительно шоу… И они разговаривали так долго, как Жене это потребовалось, чтобы узнать необходимое. Хави утолил её интерес и лишь подтвердил догадки, связанные с шоу, на которые её позвали. Девушка утвердилась в мыслях и приняла решение. Оставался последний и главный шаг. - Тери? Спишь? - Нет, занимаюсь какой-то ерундой. Что-то случилось? - Ммм, нет, но я хотела поговорить. Знаю, что уже достала тебя этими уговорами относительно японских шоу, - послышался удручённый вздох, но Женя сделала вид, что не услышала этого, - но теперь обстоятельства таковы, что мне совершенно точно нужно туда поехать. Мама несколько часов назад уехала из города к одним неприятным мне людям, которых она именует друзьями. Всё было скомкано и без какого-либо предупреждения. Мы повздорили, но я наконец-то узнала, в чём причина её странного поведения. - По ту сторону послышалось сначала шуршание, а затем звуки утихли. Видимо, Этери нашла укромный уголок в квартире, где никто не смог бы помешать ей говорить и слушать. Вздохнув, Женя кратко рассказала то, что сама узнала. Тутберидзе не перебивала, не переспрашивала, лишь внимательно слушала. - Главное. Я могу помочь с финансовыми долгами, съездив на японские шоу. Сначала необходимость в поездке была чисто из любопытства и интереса, а теперь всё иначе, - договорила Медведева и задержала дыхание. Она ждала ответа, ждала со страхом неодобрения и не могла предположить, как отреагирует Этери. - Почему бы мне просто не дать вам нужную сумму для того, чтобы долг был погашен? – расчётливо, взвешенно сказала Тутберидзе. Женя закрыла глаза и начала потирать пальцами переносицу. - Нет. Однозначно нет. - Мы решим всё за несколько минут, и тебе не придётся уезжать в Японию, что-то там делать, чтобы получить гонорар. Зачем всё усложнять, Жень? - Это не называется «усложнять». Это называется «заработать самой». Зачем брать в долг у тебя, если я и сама могу деньги получить, посетив три шоу из заявленных? - Эти поездки требуют времени, а ты не думала, что Жанне деньги нужны уже сейчас? А что если к вам придут коллекторы? Я беспокоюсь за такие моменты. А как Валентина Лаврентьевна отреагирует, когда к вам домой постучат? Ты об этом подумала? И не нужно «брать в долг». Я просто дам нужную сумму безвозвратно. - Речи об этом быть не может. Нет, Тери. Это неправильно, я категорически против. Тем более, что мама явно возьмёт в долг. Когда я вернусь из Японии, то отдам свои деньги и мы перекроем долг у этих «друзей», и тема будет закрыта, - качала головой Медведева. Мысль о том, что она будет «слабой» в глазах Этери, – это сродни гибели репутации в этих отношениях. Ни в коем случае нельзя допускать хоть какую-то ошибку в глазах Тутберидзе и даже косвенно давать понять, что от неё можно быть в зависимости. Почему-то в голову тут же пришла мысль о Буянове, который явно никогда бы в жизни денег у Этери не взял, более того, сам бы дал ей, сколько потребуется. Если Женя вот так просто согласится на помощь такого рода, то будет выглядеть в собственных глазах проигрышно на фоне бывшего любовника Тутберидзе. Допускать подобного нельзя. В Женину голову тогда не пришло мыслей, что сравнивать семнадцатилетнюю себя с опытным и пожившим жизнь мужчиной странно и совсем не в одной и той же весовой категории. Однако пылающему в сердце максимализму даже она нынешняя не смогла бы этого донести. Никто бы не смог отговорить Медведеву в 2017 году от той логики, которой она тайно придерживалась. На той стороне трубки послышался тяжелый вздох. - Ты дома одна? – уточнила Этери. - Да. Никого, - ответила Женя предчувствуя, что та хочет сделать. - Дай мне время, я скоро приеду. - Тери, нет. Зачем? Что ты скажешь Диане? - Она не маленькая девочка, уж я найду, что ей сказать, это предоставь мне. - Может быть… - Медведева ощутила, как будет прогибаться её трепещущее перед Этери сердце, когда она явится вот так на порог среди ночи. Девушка предчувствовала, каким нерациональным будет разговор в это ночное время, особенно когда они одни и им предоставлена квартира. - Не может быть, - непоколебимо буркнула Тутберидзе. Сеанс связи закончился частыми гудками. Женя всё ещё сидела на подоконнике с кубиком в руках, и при мысли, что Этери скоро тут будет, она тут же спрыгнула так, словно её ужалили. В голове возникли глупости на грани: «Надо срочно убраться! Чёрт! У меня грязное бельё в ванной разбросано! На кухне стоит посуда, я забыла помыть! Чёрт, чёрт! Голова немытая! Боже мой! В комнате срач! Нет!» Медведева начала бегать по комнатам и не знать, к чему приступить первым делом. Паника усилилась, и, пробегая где-то между зеркалом в коридоре, Женя замерла. Щёки пылали краской, волосы растрёпаны, глаза бешено круглые, а суета была всеобъемлющей. Это было так абсурдно на фоне того, что было сегодня за день, что Медведева невольно улыбнулась отражению. В дверь постучали, а спустя мгновение начали скрестись. Это был их условный сигнал. Женя замерла с полотенцем на голове и даже закрыла глаза. Это было так глупо, словно, закрыв глаза, она могла спрятаться. Скрежет повторился, и девушка подошла к двери. Заглянув в глазок, увидела искажённый образ Этери по ту сторону. Показалось, что сердце подскочило, ударяясь о челюсть. Щелчок. Дверь открыта. Мгновение. Сначала в помещение вошёл запах духов. Родной, тонкий, изящный, неповторимо волнующий и неразделимый с его обладательницей. Затем ступили стройные ноги, необыкновенно лёгкая куртка и шарф, копна кудрявых волос и строгий, сосредоточенный взгляд. Глаза были тёмными, как ночь за окном, губы натянуты, как если бы боялись за что-то и, будучи плотно сомкнуты, «нервничали», а взгляд ясный, такой чистый и кристально решительный. - Привет, - выдохнула Медведева не в силах противостоять этой женщине, которая судя по всему и не представляла, какими глазами её видит любимый человек. Захлопнув дверь, Тутберидзе начала разуваться, а Женя не могла отвести от неё взгляда. Полотенце покоилось на Женином надплечье, мокрые волосы, подсушенные наспех, распущены, и, когда тонкие пальцы легко взяли её под локоть, она растеряла остаток мыслей. - Давай поговорим серьёзно. Я здесь, потому что всё ещё не хочу отпускать тебя в Японию, - настаивала на своём Тутберидзе. Женя силилась собраться, но аромат духов, перемешанный с запахом улицы и дождливой свежестью, не шёл из головы. - Всё в порядке? – уточнила Этери, внимательно вглядываясь в сверкающий янтарь Жениных глаз. Девушка кивнула. - Давай чай поставлю? Обсудим за столом, - предложила брюнетка. Этери начала стягивать куртку, а девушка тут же перехватила верхнюю одежду, ухаживая за ней. - Спасибо, - кивнула женщина. Её пальцы утонули в невесомом как облако шарфе, сняли его и передали Евгении. Оглянувшись на своё отражение в зеркале, Тутберидзе поправила причёску. Когда послышалось кряхтение, она тут же опустила голову и присела на корточки перед Джерри. Почёсывая за ухом, улыбалась и что-то бормотала собаке, а Женя так слабо улыбалась, думая о том, что с её приходом стало необъяснимо уютно. Не хотелось обсуждать мамины проблемы, спорить о шоу. Было желание провести вместе прекрасную ночь. - Что такое? – снова спросила Тутберидзе, понимая, что Женя зависает не одну минуту. В ответ лёгкий кивок, и девушка уходит на кухню. Женщина идёт за ней и занимает свободный стул перед кухонным столом. Большой торшер старомодного типа был включён, но мощности его лампочки было недостаточно, чтобы обеспечить достаточно света в помещении. Ощущалось, что он обязан лишь доставлять домашний уют, а ещё подслушивать секреты, что при нём нередко озвучивались. Этери разглядывала Женину худенькую спину, то, как она копошится у холодильника и шкафчиков. Сложно было оценить, взволнована она или растеряна. - Почему ты не хочешь взять деньги? – спросила Этери. Джерри по-хозяйски обошла свои миски и, не увидев ничего вкусненького в них, с шумом запрыгнула на диванчик рядом с Тутберидзе. Женщина посмотрела на собаку, они переглянулись между собой. Джерри выглядела так, словно собиралась так же внимательно слушать Женю, как и сама Этери. Девушка повернулась с пустыми чашками к любимой. Поставив их перед ней на стол, она села напротив. - Я в силах справиться сама, если ты не будешь мне мешать. - А разве я мешаю? - Да. Не даёшь разрешения уехать. Пусть твои деньги останутся при тебе, потому что в них нет острой необходимости. Я справлюсь сама. И я понимаю, что ты хочешь как лучше, но позволь мне самой принимать решения относительно того, что касается моей семьи, - объяснила Женя спокойным тоном. Этери смотрела на неё и не могла понять, как лучше всего поступить. - Твоя семья так же дорога мне, как и тебе. - Но я глава этой семьи. И решение за мной. Я его приняла. - Постой, Жень. Глава семьи у вас - бабушка. Она старшая, - удивлённо сказала Тутберидзе и тут же смолкла, когда перед ней подняли ладонь. - Давай опустим восточную иерархию, по которой живёшь ты и твоя семья. Главный тот, кто приносит доход. - Хм, тогда по твоей логике у нас с тобой главная я, потому что зарабатываю больше тебя, - удивилась Этери и тут же пожалела, что сказала об этом. Женины глаза стали колючими, напряжёнными, а уши начали постепенно краснеть. - Мы пока не живём вместе, чтобы рассуждать об этом. Но это только пока. И как бы то ни было, это правило к нам с тобой не относится. - Ничего себе, дорогая. Как ты интересно трактуешь правила в свою пользу, - еле заметно улыбнулась Этери, но Женя в ответ не сделала того же. - Ты желаешь поссориться? - А какова причина ссоры? Невозможность определить, кто из нас сверху? Если бы это была ты, то не спрашивала бы разрешения о поездке в Японию. Мне кажется, что тут всё однозначно. - Ты мой тренер. И я спрашиваю у тебя, зная, что нахожусь в подчинённых отношениях с тобой. Думать иначе глупо, но мне не нравится то, как ты манипулируешь этим, - злилась внутри себя Евгения. Последовала пауза, и девушка, встав с места, ушла в сторону заварочного чайника. Этери поняла, что сказала что-то лишнее, и тут же попыталась исправить ситуацию. - Прости, что увела тебя в другое русло. Ты говорила, что на правах главной решаешь, что лучше всего для твоей семьи, - тихонько сказала женщина. Бледные руки разлили по чашкам горячий ароматный чай. Этери сделала вдох. - Вкусно пахнет, - зачем-то похвалила чай Тутберидзе и дико смутилась этому. Опустив глаза на поставленные перед ней тарелки с едой, нервно вздохнула. Женя любила делать паузы всякий раз, как раздражалась, и от того выносить их для Этери было сложнее всего. Они могли быть долгими, весомыми, а для чувствительного сердца Тутберидзе это было хуже всего, потому что напоминало тяжёлые отцовские паузы. Гоги было достаточно взгляда, чтобы бледнеющий ребёнок осознал, что натворил что-то плохое. - Из трёх шоу хотя бы участие в одном. Любая дата на твой выбор, - наконец-то сказала Медведева. Этери задумалась и, поняв, что любимый человек не отступит, кивнула. Женщина не вредничала, лишь хотела помочь так, чтобы оставить около себя любимую и при этом чтобы та не напрягалась. Её жест не был расценен правильно, но обсуждать это было уже неразумно. Взявшись за ручку чашки пальцами, Этери посмотрела на клубы пара. Она помнила, что там совершенно точно были майские даты и что-то из начала июня. - Июнь, - озвучила Этери, глядя в Женины глаза. Та облегчённо вздохнула. Джерри зашевелилась на диванчике и, издав непонятный звук, улеглась. Пара посмотрела на собаку и, взглянув друг другу в глаза, улыбнулась. Женя была довольна. Они пришли к общему знаменателю. Выпив чай и поболтав об отстранённых вещах, они вышли в общий коридор. Встав друг напротив друга, замерли. Женские пальцы бережно коснулись каштановых волос, как бы поправляя их, но на самом деле желали ощутить на своей коже их прохладу и влагу. - Почему днём голову не помыла? – вдруг поинтересовалась Тутберидзе. - Уроками занималась, - почти не соврала Медведева, вспоминая то, с каким бешеным темпом наводила лоск в квартире перед её приездом. Подушечки пальцев коснулись кожи затылка. - И как успехи? – серьёзно спросила Этери. Женя не менее серьёзно ответила: - Щёлкаю как орехи. - В ответ на это женщина широко улыбнулась. Она сделала шаг к девушке и подошла вплотную. Обнимая её, вдохнула запах чистых волос. - Высуши волосы до конца, я подожду у тебя в комнате, - прохрипела Этери. Женя кивнула, и на сердце стало как-то спокойно. Послышался звук фена. Женщина вошла в Женину комнату. Собака так и осталась дремать на кухне, поэтому кудрявая была в полном одиночестве с маленьким миром человека, которого так сильно любила. Медленно прохаживаясь, она то и дело касалась каких-то вещей пальцами так аккуратно, словно они все были сделаны сплошь из хрупкого стекла. Этери так давно была тут, что уже и забыла эту обстановку, запах комнаты, что был пропитан Жениным присутствием. На столе была кипа книг, и Этери пролистала почти каждую, хотя ценности в этом не видела. Взгляд остановился на тетрадях, и одну из них она даже признала. В ней девушка записывала всё, что касается тренировок. Любопытная Тутберидзе открыла её и заточенным профессиональным взглядом пробежалась по страницам. В глубине души испытала гордость за Женю, причем сама не зная почему. Взгляд упал на тетрадь, что была под ней. Этери внимательно посмотрела на неё и без особых мыслей открыла на первой попавшейся странице. «Порой мне кажется, что она холодная, словно лёд. Её настолько ничего не беспокоит, что даже бровью не поведёт, когда Юля упадёт прямо перед её носом. Это так в её характере – не жалеть. Каждое падение – это борьба с собой, чтобы потом в её глазах хуже не выглядеть», - корявый детский почерк, но каждое слово такое взрослое и обдуманное, что кольнуло ту, которая никогда не должна была прочитать их. Вздрогнув, она задержала дыхание и бросила взгляд на дату. Очень давно. Аккурат после смерти отца. Этери постаралась напрячь память и вспомнить эту дату, эту тренировку, но ничего не получилось. Сжав зубы, Этери закрыла глаза и ощутила, как быстро забилось сердце. Видимо, это был личный дневник Жени. Взволнованный взгляд вновь вернулся на уже открытую страницу с размашистым почерком. «Однажды и она упала. Помню. Я только один раз видела. Припечатало её, аж губами в лёд упёрлась. Мне показалось, что зубы себе выбьет, но лишь коснулась кожей снега. Это было так странно, никогда этого не забуду. У неё тогда папы не стало, она просто не справилась и от растерянности упала. Девочки говорят, что слышали, как она плачет где-то в укромных уголках. А я в это не верю. Увидела бы сама, сразу бы умерла. Представить слезы на её щеках – это сродни тому, чтобы свою смерть увидеть. Хочу забрать всю её боль себе. Я точно справлюсь! Лишь бы ей не было больно», - торопливо прочитала Тутберидзе и тут же закрыла дневник. Она не должна была читать и этого, но всё же прочла. Заложив личный дневник стопкой книг, как он был оставлен ранее, Этери отошла от стола. Внутри поднялась мысленная метель, сердце билось громко, казалось, что сквозь звук фена Женя может это услышать. Она вспомнила то письмо, что Женя подарила ей в Париже в прошлом году. «Оно явно было взято именно из этого дневника, иного не дано. Уже тогда, в четырнадцать лет, любила так сильно и отчаянно, но неужели любовью ко мне была пропитана вся её осознанная жизнь?» - подумала Этери. Подняв глаза выше, увидела подвешенные в ряд медали. Разноцветные ленты, надписи, а выше несколько грамот и фото - одно с семьей в Челябинске в прошлом году, а другое с ней на тренировке. Они были красивыми вместе, их взгляды сияли ярче солнечного света. Всё это вызвало такое необычайное волнение у Тутберидзе, что, робея, она сцепила дрожащие руки. - Тери? – раздался тихий голос за спиной. Этери была настолько поглощена собственными мыслями, что совершенно не услышала, как стих фен, а девушка вошла в комнату. Этери ощутила себя обнажённой, словно не она только что прочитала страницу Жениного дневника, а та прочла её и узнала все-все тайны. Из приоткрытого окна ветром принесло запах дождя, который так любила Женя. Глядя на Этери, она захотела запомнить этот странный момент навсегда: она стоит посередине её комнаты с широко распахнутыми глазами, какая-то задумчивая и растерянная, а за окном накрапывает дождь из черного ночного неба. Это не вызывало тревогу, скорее заставляло прочувствовать саму жизнь в этом моменте. - Останешься у меня? Или поедешь домой? – уточила Евгения, не отрывая взгляда от любимой. Та заморгала, словно выходя из оцепенения. - Я хочу остаться. - А что скажешь Диане на это? - Что-то. Думаешь, что я не найду, что сказать ей? Когда ты приехала ко мне в тот раз, ты же что-то придумала для бабушки? Вот и я так могу, - тихо прошептала Этери. Она так не хотела обсуждать этого, но ещё больше почему-то испугалась, что Женя начнёт уговаривать её уехать. Вместо этого девушка улыбнулась и, подойдя к кровати, улеглась под одеяло. - Иди скорее, - похлопывая по второй подушке рядом с собой, позвала Женя. - Постой. Нужно подготовиться. И… я что-то не подумала о том, чтобы взять какие-нибудь вещи на замену, - смущалась Этери, робко улыбаясь. В ответ на это брюнетка быстро поднялась и, порыскав в своём шкафу, достала белую рубашку. - Если помнишь, то твой талисман всё ещё у меня. Давно хотела вернуть, но всё случай не представлялся. Зато сейчас сможешь надеть… - уточнила Евгения. Тутберидзе взяла вещь с нескрываемым трепетом, даже осторожностью. Чувство дома, теплоты, родства, а ещё подступающие к глазам слёзы грусти и радости одновременно. Женя всё это почувствовала, но говорить ничего не стала, понимая даже больше, чем сама Этери. Когда женщина ушла в ванную, Женя потушила в комнате свет. Прежде чем она легла в постель и начала дожидаться возвращения любимой, Медведева помедлила у окна. Пасмурной погоде она не просто радовалась, а отдавала дань уважения, считая это время великим. Был в дожде какой-то прямой путь к откровению. Лёгкое чувство тепла и одновременно прохлады, доносящее беспрерывно вкус дождя, воздух почти неподвижный, слитый с землёй и пронизанный ровным тихим шумом - всё это она любила и под эгидой умиротворения устроилась под тёплым одеялом. Глядя на потолок, Женя замерла, прислушиваясь к звукам. Сердце зачастило от мысли, что в её квартире сейчас Этери, да ещё и делает что-то в ванной, может быть, прихорашивается. Внутри живота стало «щекотно» от осознания неповторимости подобных эпизодов в их личной жизни. «Ещё несколько часов назад мама закидывала в сумку вещи из шкафа, приходила в эту комнату и садилась рядом со мной на мою кровать, а теперь… теперь рядом со мной ляжет Тери… безумие», - впервые Евгения подумала об этом именно так. Возникло ощущение чего-то на грани законности и нарушения правил, но от этого думать о подобном Медведева не перестала. Может быть, на эту ситуацию должна была отреагировать её совесть, но создавалось впечатление, что последние остатки были утеряны где-то в чулане комплекса «Лужники». Кубарем влетела мысль о затянувшемся долге Этери, а затем тут же ещё более безумное рассуждение другого рода: «Но ведь и Этери сейчас выйдет ко мне… в рубашке своего отца. Он её носил, а теперь она будет спать в ней в моей постели». На кровать ни с того ни с сего с разгона прыгнула Джерри, и Женя еле сдержала визг от испуга. - Какого хрена?! С ума сошла! – шепотом возмутилась Медведева, вскакивая полусидя. Не успела она пробурчать что-то ещё, как свет в ванной погас и послышались тихие шаги. Женя попыталась спихнуть собаку на пол рукой, но не успела. Этери вошла в комнату, а девушка молниеносно плюхнулась на подушку, делая вид, что лежит (при этом успевая накрыть собаку одеялом с головой). Плотно закрыв глаза, Женя замерла. Босые ноги остановились напротив неё. - Спишь? – еле слышно уточнила Тутберидзе. - Нет, - пробурчала Женя, глядя на неё. Этери удивилась, слегка усмехнувшись. - А почему выглядишь так, словно прячешься? - Я не прячусь. Жду тебя, вот и всё, - с замиранием сердца ответила брюнетка, рассматривая на образ, что предстал перед ней. Кипельно-белоснежная рубашка с закатанными рукавами, длинная настолько, что надежно прикрывала бёдра. Волосы были собраны в необычный для Тутберидзе пучок, но то тут, то там из причёски торчали непокорные кудрявые локоны. Снизу-вверх (как Медведева на неё смотрела из своего положения) казалось, что Этери высокая, что голова должна упираться чуть ли не в потолок. Улыбнувшись этим глупостям, Женя постаралась улыбку спрятать, но женщина всё равно увидела. Она опустилась на кровать и, укрываясь одним одеялом на двоих, пододвинулась к Жене максимально близко. - Что смешного? – недовольно уточнила старшая и свела на лбу брови. Женя продолжала улыбаться, а сама пальцами начала разглаживать мимические морщины возлюбленной. Им как-то одновременно стало жарко, хотя окно было раскрыто достаточно широко, чтобы свежий запах дождливой погоды мог заходить в комнату беспрепятственно. В тихой, тёмной комнате было лишь слышно их дыхание. Горячее, в лицо друг другу. Они были близко, Этери чуть ли не заняла своей головой всю Женину подушку. Место было достаточно, но не для двух человек. - Неудобно? – смущённо спросила Медведева, имея в виду кровать, где, очевидно, Тутберидзе места было маловато. «Конечно, её спальное место не двух, а четверых с лихвой вместило бы», - подумала девушка. Женщина тихо усмехнулась. - Ощущаю себя подростком, который прячется от родителей со своим молодым человеком под одеялом, - прохрипел её голос. Женя подумала лишь о том, что мало что может предложить Тутберидзе. Впервые ощутила себя несерьёзно рядом с ней, словно невесомой и уязвимой. Её комната была комнатой среднестатистического подростка, который явно не мог похвастаться чем-то большим. Стало грустно и невыносимо обидно. Этери легко считала перемену настроения и, тут же положив ладонь на Женину щеку, шепнула: - Эй, да брось. Вижу по бровям, что загрузилась. Я же пошутила. - Мы можем перелечь в зал или может быть… в мамину кровать. Она побольше, - в ответ на это Этери округлила глаза и нервно засмеялась. - Ещё чего. Извращение какое-то, - тихонько прошептала Тутберидзе. Женя коварно улыбнулась и прижалась так близко, что ощутила тепло её груди через ткань. - А, ну да. Как это «младшие» будут трахаться на кровати «старших», да? Особенно, хм.. дай подумать. На маминой? Да-а-а… получается, что на маминой. - Прекрати насмехаться над этим, - испуганно выдавила из себя Тутберидзе, осознавая, что подобные темы её вовсе не заводят. По крайней мере, так казалось ей самой. Женя прислонилась лицом ещё ближе, но не целовала, а лишь выдыхала слова в её губы. Плавно опуская ладонь всё ниже и ниже от шеи к бёдрам, шептала: - Тут не только мало места, но кровать ещё и скрипит. Старовата, давно нужно заменить на новую. А то как это? Женя осталась одна дома, а кровать будет скрипеть всю ночь в отсутствие родителей. Непорядок… - издевалась Медведева. Этери густо краснела, то открывала, то закрывала глаза. Женя не унималась. - Что же ты смутилась? Мне напомнить тебе, каким был наш первый раз и где? – прохрипела девушка, попутно целуя шею Этери. Женщина запустила свои пальцы в Женины волосы и вздохнула чуть громче, вспоминая, как пьяной решилась прийти к Жене под крышей родительского дома. - Я была не в себе, а ещё… пьяна… - еле слышно шепнула сквозь частое дыхание Тутберидзе. Женина ладонь задержалась на пояснице. Приятное ощущение жара и касание жёстких сосков, что были максимально на взводе при соприкосновении с девушкой. - Это всё отговорки… у тебя есть маленькие фетиши, и мне кажется, что я близка к их разгадке, да? Дом твоих родителей, ночные разговоры по телефону с родственниками за стеной, общественные мероприятия со скоплением народа, чуланы, стол рабочего кабинета и другие укромные местечки… - Вздор, - еле слышно шепнула женщина, первой не выдерживая накала. Она подарила влажный, дрожащий от нетерпения поцелуй. Девушка чувствовала кожей, как возбуждается любимая от всего, что было сказано вслух. - Как это вздор? Твои самые яркие оргазмы были именно в тех ситуациях, - усмехалась сквозь поцелуи Медведева. Тонкие пальцы прижимались к Жениной коже всё теснее и теснее. Места было мало, поэтому им приходилось перемещать конечности то друг на друга, то в сторону для удобства. Огонь распространялся постепенно, и совершенно неожиданным стал жест от Джерри – будучи всё ещё под одеялом, она дышала с трудом, а когда в её сторону легла чья-то нога, то животное не удержалось от того, чтобы ступню смачно облизнуть. Этери тут же взвизгнула и дёрнулась так резко, что вмазала Жене локтем по челюсти. Искры из глаз, приглушённые звуки то ли боли, то ли смеха - всё в темноте смешалось. Перепуганная Джерри выскочила из-под одеяла и, с громким звуком плюхнувшись на пол, убежала. - Блять… прости, прости! Твоя собака! Она была под ногами, я испугалась! – извинялась Этери, касаясь Жениного носа, шеи, всего, что было можно. Девушка сжала подбородок и тяжело задышала. - Лёд! Нужен лёд! – воскликнула Этери и, вскакивая с кровати, помчалась в сторону кухни. Боль была значительной, и Женя испугалась, что на утро может остаться синяк, что было бы некстати перед выступлением на публике. Женщина примчалась со льдом, собранным в полотенце, и тут же, сев рядом, приложила холод к больному месту. - Зубы тебе не выбила? Прости, прости, - шептала Этери, испуганно глядя на любимого человека. Вместо ответа девушка вздохнула и, вспомнив эту ситуацию ещё раз, широко улыбнулась, а затем еле слышно начала смеяться. - Твоя любимая реакция – это поржать, - возмутилась Тутберидзе, ощущая, как на собственном лице появляется улыбка. Они начали чуть слышно хихикать, смех был сдавленным, ситуация комичной. Не прекращая прижимать лёд к лицу, Этери смотрела на Женю и по-детски наивно улыбалась. - Синяка не будет, - вглядываясь среди темноты в подбородок Жени, шепнула Тутберидзе. Лицо возлюбленной снова было близко, и Медведева ощутила непреодолимое желание положить ладонь на её ягодицы. Какого было ее удивление, когда пальцы не встретили на своём пути никакого сопротивления из ткани. Изумленные угольно-чёрные глаза Жени расширились, а Этери, продолжая нависать над ней, опустила взгляд, так и не убирая руку с прохладной тканью. Понимая, что вопросы задавать глупо, девушка провела ладонью по всему периметру бёдер под рубашкой, и осознание того, что нижнего белья нет, ударило током. - Ничего мне не говори, - с неловкостью шепнула Тутберидзе и прижалась губами так страстно, что, казалось, от силы этого прикосновения за один вдох высосет Женину душу. Озноб, тремор, давление, что-то необычное нахлынуло, а дышать стало обжигающе больно. Лёд в ткани таял и каплями растекался от подбородка к шее, опускаясь в ложбинку в районе Жениных ключиц. Это был удивительный и странный момент, особенно когда Этери замерла и, чуть отстранившись, перенесла мешочек со льдом от подбородка к Жениным губам. Девушка удивилась, так как резкий перепад температуры был ощутимо болезненным. Тёмно-карие смотрели прямо, желали очаровать. Женя, ни о чём не думая, сжала пальцами ягодицы любимой и попеременно начала блуждать в той части тела рукой. Это было слишком дерзко, особенно когда пальцы начали задерживаться в тех местах, где влаги было слишком много. Этери, выждав желаемое, убрала лёд в сторону и снова коснулась холодных Жениных губ своими. Это был удивительный контраст льда и пламени, где каждый градус был ощутим до дрожи в теле. Поцелуй был бережным, но глубоким, казалось, что Тутберидзе забыла, как целоваться, либо навёрстывает упущенное. Сжимая губы, она скользила ими невесомо, но в отдельные моменты зарево страсти застилало рассудок, открывая рот шире, и язык Этери шарил до неприличия грязно, раскованно. Места было мало, но женщине было на это плевать, когда под скрип кровати от их веса, она села на любимого человека сверху. Женя мало что понимала, более того, не особо что запоминала. Она находилась в каком-то трансе, неге, блаженстве, и даже этих поцелуев было достаточно, чтобы она вот так просто кончила, лёжа в своей постели. Белая рубашка буквально «светилась» белизной на теле женщины, и зачарованная этим видом Женя, не прерывая поцелуя, начала расстёгивать пуговицы. - Тебе нравится обострять чувства за счёт моего смущения, - отчаянно шептала Этери, переходя от губ к щекам, ушам, шее. Девушка пошарила рукой по кровати и на ощупь нашла мокрое полотенце. Откинув его подальше, улеглась удобнее, хотя в данном сумбуре это было сложно. - Нравится, - коротко ответила девушка. - Ты просто знаешь, что нельзя, и знаешь, что я этого боюсь. - Тем не менее делаешь и хочешь. Захотела же угодить мне, ложась в постель сразу без белья, - промурчала Евгения, расстегнув все пуговицы ночной рубашки. Перед ней раскрылся слишком эротичный вид напряжённой груди, подтянутого живота, и там снизу тоже было до дрожи не прикрыто. Кровать скрипела, а дождь за окном усиливался, капли бешено бились о стекло снаружи. Это нельзя было назвать никак иначе, как «любовная лихорадка». Обе значительно потели, сбивчивое дыхание заставляло порой кашлять от того, как сильно бились их сердца. Касания были необузданными, но при этом нежными, просящими ласки и любви. Было нечто необычное в этой близости – стоны, что сдавленно вырывались из горла Этери, словно она сдерживалась так сильно, боясь кончить раньше, чем обе это наметили. Женя смотрела, широко раскрыв глаза, боялась, что забудет этот шикарный вид, что был перед ней то сверху, то сбоку, то снизу, что так старался доставить истинное наслаждение. Они не вели подсчёт времени, но тиканье настенных часов было метрономом, что отмеряло время от одного бурного оргазма к другому. Они научились заниматься любовью так, как не делали этого ранее. В этом был акт откровения, силы, желания воссоединиться, и в эти моменты реальность отходила от них всё дальше и дальше, пока и вовсе не покидала комнату. Руки скользили по влажной коже легко, как делал бы это нож по маслу. Резинка с кудрявых волос слетела к чертовой матери и причём уже давно, поэтому, прилипая то к спине, то к лицу, они спутывались и мешали. Жене это нравилось, потому что с каждым касанием запах секса пропитывал и её, и окружающее помещение. Будучи ненасытными и голодными друг до друга, они ласкались почти до рассвета, пока за окном не начали петь птицы, а дождь не замедлился, чтобы взять паузу для передышки. Даже он устал в отличие от них. На утро они проснулись с болезненными ощущениями во всём теле. Сон был неглубоким, и не выспались они из-за небольшой кровати Медведевой. - Теперь идея спать в спальне кажется не такой уж и глупой? - пробубнила Женя, убирая волосы с лица Тутберидзе. Та поёжилась, словно услышала какую гадость. - Лучше спину сломаю, чем лягу на постель твоей матери. - Не нужно ничего ломать. Я что-нибудь придумаю, - улыбнулась девушка. Её любимым занятием поутру было наматывание на свой палец кудрявых волос. Этери вздрагивала от этого, украдкой улыбалась. - Уедешь к себе? - уточнила Медведева. Этери, устало вздохнув, кивнула головой. - Ещё придётся заехать в федерацию и рассказать об июньском шоу, - ответила женщина. - Завтра пресс-конференция, - напомнила девушка. - Помню. К этому моменту Горшков и Коган уже будут в курсе. Вопросов к тебе не возникнет. - Спасибо, что согласилась... - поблагодарила Женя, глядя в золотисто-карие. В ответ удостоилась поцелуя в челюсть, которой вчера досталось больше всех. *** Следующую ночь, бесстрашные и отчаянные, они провели вместе. Снова. Женя не стала уточнять, что именно сказала Этери своей дочери, да и почему-то не хотелось вдаваться в подробности. В течение дня девушка снова занималась уроками, и, даже когда Тутберидзе приехала ближе к вечеру, она это занятие на бросила. Удобно устроившись на полу, Евгения в окружении подушек, книг и внимательно наблюдающей за ней Этери читала и записывала что-то в тетрадь. Женщина смотрела молча и периодически гладила Джерри, что удобно устроилась вместе с ними на импровизированном островке. Они редко прерывались, так как Женя попросила ещё полчаса учебного времени до отхода в сон, и терпеливая Тутберидзе ей не мешала. Максимально сосредоточенные Женины брови то сходились на лбу, то расслаблялись. Обладательница золотисто-карих глаз не прекращала чесать Джерри за ухом и старалась не касаться любимого человека, чтобы не сбивать настрой. Когда последний учебник был с шумом захлопнут, Женя, взглянув на Этери, возмутилась. - Хочется есть, - объявила она. - Предлагаешь готовить? - Нет, еда уже есть. Но на ночь наедаться не следует, иначе не смогу уснуть, - пожала плечами девушка. Этери нетерпеливо пододвинулась к ней поближе и легла так, чтобы Женя могла нависнуть над ней сверху. Они смотрели друг на друга и расплывались в умиротворяющем спокойствии. - В чём завтра пойдёшь? – поинтересовалась Тутберидзе. Женя встала с места и ушла к шкафу. Попеременно доставая верх и низ, она миксовала так, пока ей одобрительно не кивнули. - Значит, в этом, - заключила девушка, собирая волосы в хвост. - А ты заедешь утром домой? - Нет. Мы и так должны выезжать слишком рано, чтобы я могла так легко поднять себя с постели, - потянулась на полу Тутберидзе. Женя улыбнулась. - Ты ещё и документацию не сдала. - Ага… и ещё не скоро, походу. Даже не помню, когда сдавать нужно. Вроде в начале мая. - Не боишься, что Горшок будет возмущаться по этому поводу? - Нет, - зевнув, ответила Этери. Женя опустилась сначала на колени, а затем и вовсе навалилась всем весом на любимую. Путая пальцы в кудрях, девушка размышляла вслух. - Не хочу видеть его, если честно. После того случая с Аней моё и без того плохое мнение о нём ухудшилось. - Он начальство, и поделать с этим ничего нельзя. - Знаю, но неужели этот Кощей просидит в кресле ещё двести лет? - Возможно, пока мы не обнаружим иголку в яйце, - пошутила Тутберидзе, и они пошло захихикали. - И вообще… не планирую торопиться на конференцию, - добавила к вышесказанному женщина. Женя удивилась. - Почему? - Ну, смотри. Начнётся всё долго, муторно. Горшков начнёт перечислять итоги сезона, будет высказывать своё мнение, плевать слюной в микрофон, а я с трудом удерживаться от того, чтобы закатить глаза. Лучше этого избежать, притворившись дурочкой. - Ты это серьёзно, Тери? - Да. Надо знать, как правильно отлынивать от работы. Но, конечно же, ты так делать не должна. - Ага! А ещё мне что-то про трактовку правил в угоду себе говоришь. Бесстыжая! – слегка кусая нос Тутберидзе, пробурчала Женя. В ответ на это она получила шлепок по заднице. - Слишком умная, Жень. - А то. *** Сидя в зале под прицелами камер, Женя бросила взгляд на пустой стул. Она не могла поверить в то, что Тутберидзе всё-таки решила придерживаться плана поспать подольше. Горшков о чём-то разговаривал с Коганом и периодически смотрел скользким противным взглядом в сторону отсутствующего члена команды. Девушка вздыхала. Скоро всё должно было начаться, и отбиваться от всеобщих нападок одной ей не хотелось. На весь зал зазвонил телефон у Горшкова, и, подняв трубку, он, прикрывая ладонью рот, заорал: - А-а-а… я понял. Ну, мы тогда ждать не будем, а начнём. Вы подтягивайтесь. Женя вздохнула и внутри себя подумала о том, что обязательно выскажет своё недовольство по этому поводу Тутберидзе. Горшков махнул рукой, объявляя: - Можем начинать. - Приветствуем вас на площадке международного мультимедийного пресс-центра «Россия сегодня» и начнём сразу же со слова Федерации. Каковы итоги? Удовлетворены? Всё ли получилось в этом предолимпийском сезоне? – обратился один из представителей канала к Александру Горшкову. Тот, тут же включая микрофон, выпрямился, растёкся в улыбке, замельтешил. - Если позволите, я не буду отвечать односложно и разовью эту мысль. Прежде всего… добрый день, дорогие друзья! – взял вступительное слово Горшков, и у Жени ухудшилось настроение. Она уже была предупреждена, что мужчина начнёт душить аудиторию статистической лекцией о победах и выигрышных ходах. Не позволяя себе отобразить на лице неприязнь, девушка лишь сложила ладони поплотнее, как бы «держа себя в руках». Не прошло и минуты, как растекающийся в самодовольной улыбке Горшков начал обращать внимание на Женю. - Я очень рад, что слева от меня здесь присутствует наша удивительная, - Женя напрягла нутро от приторного нахваливания, - замечательная спортсменка – Женя Медведева. Он то и дело бросал на неё взгляд блёклых стеклянных глаз, и всякий раз брюнетка представляла внутри себя, как бросает в его сторону безвкусную жвачку, да так, чтобы она застряла в его пёстрой не прокрашенной шевелюре. - Поэтому, конечно, я понимаю, что основное внимание сегодня будете уделять ей, - путаясь в собственных словах, он наконец-то это выговорил, - но тем не менее… И он продолжил свою проповедь. Всякий раз при упоминании её имени девушка вздрагивала и переносилась мыслями в его кабинет. Вспоминала дрожащие руки Ани Погорилой, острый, злой взгляд Горшкова. Мужчина нудил, цинично вспоминал лишь о удачных стартах и наглухо опускал информацию о неудачах, так как желал выставить себя и других в лучшем свете. Говорил что-то о количестве медалей, но Женя слушала это в полвнимания. - О прошедшем на прошлой неделе командном кубке, наверное… эм… поделится своими впечатлениями очевидец, так как меня там не было, - улыбаясь в сторону Александра Когана, пробормотал Горшков. Женя вышла из небытия и постаралась вернуть всё внимание к реальности. И Коган, приняв эстафету, начал свою часть речи. Медведева оживилась, так как к Когану испытывала только положительные эмоции. Мужчина с мягкой улыбкой заговорил, атмосфера в зале изменилась в лучшую сторону. Многие журналисты выпрямились, стали внимательнее. - Что касается командного кубка мира, то я бы хотел ещё раз акцентировать на это внимание. Иногда представители прессы неправильно называют его чемпионатом. Это не так. Это командный кубок мира, который в своё время был предложен японской федерацией и одобрен международным союзом конькобежцев, и в связи с этим он проводится… - и Женя отвлеклась на вибрирующий в кармане телефон. Достать его не удалось бы, так как под прицелами камер это было не совсем красиво. В голове появилось множество мыслей о том, что это может быть Этери, которая стоит где-то за углом и ждёт своего звездного часа. - Российская команда показала себя достойной и конкурентоспособной. Решающую точку в победе поставила Евгения Медведева, которая здесь присутствует. И вы знаете, что эта победная точка была ещё подтверждена двумя новыми мировыми рекордами, которые международный союз конькобежцев признал как официальный рекорд, потому что обычно на командном турнире эти рекорды не засчитываются. Но! В данном случае в соответствии с тем, как были организованы соревнования, и в соответствии с правилами рекорд Жени был признан как состоявшийся, - пояснил Коган, глядя на девушку. Она скромно улыбнулась ему и от слов его испытала ни с чем не сравнимую гордость собой. Из его уст похвала была приятной и не резала слух неискренностью, как это было в речи Горшкова. - В достойной конкуренции мы уступили лишь четыре очка сборной Японии. Ну, наверное, не совсем удачно и не в соответствии со своими возможностями выступил один из наших мужчин – это Максим Ковтун. На мой взгляд, его выступление было неудовлетворительным. Все остальные спортсмены показали хорошие, высокие результаты, - продолжал говорить Коган. Женя физически напряглась, когда мужчина сделал замечание относительно выступления Максима. Это был непоколебимый тон профессионала, учителя, знатока, который, пользуясь своим авторитетом и уважением в обществе, не стеснялся называть вещи своими именами. Подумав о Максиме и его состоянии, девушке стало грустно. Она и в самом деле видела, что с ним что-то не то, но влезать в его ситуацию не спешила. Парень явно нервничал, переживал то и дело говорил на повышенных тонах со своим тренером Инной Гончаренко, и Женя это видела. Коган и Горшков ещё не один раз проедутся по Максиму и его неудачному выступлению, что ранит впечатлительную Медведеву, как бы они не старалась этого скрыть. - Александр Ильич, как человек, который был на месте и видел происходившее. Что всё-таки с Ковтуном произошло? Одиннадцатое и десятое место в короткой и произвольной… это, наверное, не тот результат, на который рассчитывала федерация, - поступил вопрос Когану. Женя сгруппировалась, заметив, как заиграли желваки на старческом лице Горшкова. - Вы знаете… сложно сказать, что происходит со спортсменом во время его неудачи. В принципе он тренировался неплохо и по приезде туда тоже тренировался неплохо. По всей видимости, он не справился со своими нервами, - предположил, потупив взгляд, Коган. Было видно, что говорить об этом ему не очень приятно, почти так же, как неприятно было это слышать Жене, у которой возникло неприятное дежавю. - В фигурном катании одним из важнейших критериев является стабильность исполнения сложных элементов. К сожалению, здесь Максим не может похвастаться тем, что он стабильно исполняет эти сложные элементы. Вы же знаете, что в своё время он был единственным спортсменом, на которого была хоть какая-то надежда, потому что он исполнял два четверных прыжка. Пока что он их так исполняет и пытается что-то исполнить свыше, что некоторые спортсмены ушли и исполняют пять прыжков. Поэтому… волнение и… я думаю, что это ещё связано с работой во время тренировочного процесса. Нужно готовиться к тому, что какие-то вещи будут тебе неудобны. Неудобно зашел, попал в трещину и ещё что-то, но, хах… это же никого не интересует, - словно под копирку, повторил слова Горшкова Коган, и Женя обомлела. - Я думаю, что и Женя Медведева попадала у нас и в трещины, и в чужие следы на льду, и ей тоже было что-то неудобно, но нужно бороться и идти до конца, - ответил директор Федерации, кивнув самому себе. При этих словах Жене стало чуть меньше воздуха для последующего вдоха. Она испытала ни с чем не сравнимое давление, потому что снова у её хороших знакомых, коллег и друзей что-то шло прахом, а именно Женю ставили выше них, демонстрируя как пример для аутсайдеров. Взяв стакан, девушка сделала пару глотков из-за сухости во рту. Она знала, что Максим смотрит трансляцию пресс-конференции и наверняка сейчас чувствует себя просто отвратительно. Тем более пугающе было то, что интервьюер переключился со своими вопросами на неё после такой разгромной речи в адрес её друга. - Евгения, мы рады вас видеть. Подскажи нам. Если Максим переживает, волнуется, то, когда смотришь на вас, возникает ощущение, что никакого волнения нет абсолютно. Может быть, вам стоит рассказать Максиму свой секрет, как не волноваться и быть такой уверенной на льду? Девушка натянула улыбку что есть сил и медленно потянулась к микрофону, чтобы его включить. Как же ошибался интервьюер насчёт её «уверенности в себе». Сейчас это было последнее, что она чувствовала, подбирая в голове слова для ответа. Бурей крутились вопросы о том, а что же будет делать она, если вдруг окажется на их месте и в пример будут ставить кого-то другого уже ей? - Для начала… я бы хотела сказать всем «здравствуйте». Я очень рада находиться здесь. Для меня большая честь сидеть здесь, - перебирала внутри головы слова-шаблоны Женя, которые были заранее надиктованы Этери для произнесения при удобном случае, - и… я… первым делом хотела бы сказать большое спасибо нашей Федерации фигурного катания за… предоставленные возможности для тренировок. Потому что условия у нас… очень и очень хорошие, - продолжала Женя, не веря собственным словам и тому, что произносит их, - У нас есть все возможности, чтобы от старта к старту идти… вперёд. Сделав паузу, она растерянно посмотрела на микрофон. - Касаясь вопроса… я… настолько погружаюсь в себя, когда выхожу на лёд, и… - проталкивая слова через глотку, говорила она дальше, - порой я даже не замечаю, что люди со мной разговаривают. Я не слышу вокруг себя абсолютно ничего, - она снова сделала паузу, тщательно подбирая слова. - В этом мне помогают очень многие факторы… я чувствую поддержку нашей команды… чувствую поддержку Федерации, - «Блять, что?! Чью?! Федерации??? Скажи ещё, что поддержку Горшка! Боже мой… что ты несёшь?!», - я чувствую поддержку своих тренеров, - «Вот сука сейчас бы не помешала поддержка кое-какого тренера, который оставил свою задницу нежиться в моей кровати, когда я тут беру весь удар на себя блять!», - и… для меня это безусловно важно… потому что для спортсмена очень важно чувствовать то, что… - снова пауза, снова слова путаются, повторяются, не встают в ровную линию повествования, - что у тебя есть опора. И хоть у нас индивидуальный вид спорта… всё равно… на... на подготовку… на … - и Женя начала запинаться, ощущая, что спаситель всё же вошёл в зал, пусть и не в то время, когда от него ожидали. Высокая худощавая женщина решительным шагом пробиралась вдоль стены. Все взгляды тут же упали на неё, и, делая вид, что дико смущена, Этери Тутберидзе продолжила движение к общему столу. Женя ощутила себя стабильнее и увереннее, когда копна кудрявых волос двигалась к ней так, словно и никогда не оставляла. Дышать стало спокойнее. Сделав паузу, девушка вздохнула с облегчением и не удержалась от широкой улыбки в её адрес. - Этери Георгиевна! Пожалуйста, проходите, - кивнул интервьюер, а Женя не переставала улыбаться искренне и лучезарно. - Здравствуйте, - официально поприветствовала Евгения своего тренера. Тутберидзе улыбалась ей в ответ и хрипела где-то поблизости: - Чувствую себя виноватой, как школьница. Со всех сторон послышались смешки, а Александр Горшков встал с места, чтобы поприветствовать Тутберидзе. Прежде чем она села, он поцеловал её в щеку, и, глядя на это, Женя чуть не свернула себе шею. То же самое сделал Александр Коган. «Слишком много для двух дней ощущаешь себя школьницей и подростком», - промелькнуло в Жениной голове. - Честно говоря, я провела в коридоре минут десять-пятнадцать. Меня не пропускали, - оправдалась она, садясь на своё место рядом с Женей. Девушка бросила в её сторону взгляд с ухмылкой, и еле заметно Этери ей подмигнула. Ощутив себя намного лучше, Женя уже более уверенно продолжила свою речь. - Для меня очень важно чувствовать поддержку близких мне людей и тренеров. И хоть у нас и индивидуальный вид спорта, всё равно в процессе подготовки принимают участие большое количество людей, которым я безусловно благодарна. Без тренеров, хореографов, нашей Федерации и родных мне людей результата не было бы, - на одном дыхании сказала Евгения. Этери взглянула на неё с одобрением. Всё в Жениной речи ей понравилось. - А подстегивает ли, когда видите, что девочки, которые вместе с вами на льду занимаются, уже четверные прыжки штампуют? Все обсуждают Щербакову с Трусовой уже который день. Вы же на одном льду занимаетесь, - подставил вопросом Женю интервьюер. Он улыбался, ожидая, что Женя что-то ему ответит, но прежде, чем она успела открыть рот, послышался приглушенный голос Тутберидзе. - Пусть сначала на соревнованиях штампуют, а потом будем это обсуждать, - одним предложением отбила Женю от нападок Этери. В зале послышались смешки, словно вопрос интервьюера был глупым и несуразным. Довольная Медведева развела руками и гордо указала ладонями в сторону Этери, мол, «Что? Понял, с кем связался?». Женщина, улыбаясь, взяла в руки стакан и отпила несколько глотков из него. Тутберидзе палец в рот не клади, потому что теперь, с её приходом, ни один из неудобных вопросов не останется без её комментария. - На вопрос вам ответили, - продолжая разводить руками, сказала улыбающаяся Медведева. - Очень профессиональный ответ, - добавил Горшков, явно удовлетворенный подобным мнением. Интервьюер сдал позиции и обратился к коллегам, призывая их нападать на пару коллективно. Тутберидзе заняла расслабленную позу и метнула в их сторону жгучий, суровый взгляд. Послышались новые вопросы, и первый из них был каким-то невнятным и скорее относился к уровню трансляций каналов, командному турниру и был по части Горшкова и Федерации. Далее пошли вопросы про постановки номеров на олимпийский сезон, состав команды штаба Тутберидзе и что-то ещё в подобном духе. Женя позволила себе успокоиться и просто наблюдать, пока Этери чётко и по делу раздавала ответы на всё, что беспокоило любопытную публику. Это длилось довольно долго, и почти ни на каком моменте Медведева даже не напряглась, кроме одного вопроса. - Когда ждать совместного номера с Юдзуру Ханю? Вопрос от наших читателей, - прочитал интервьюер, и Женя даже задержала дыхание. Сдержанно улыбаясь, она помедлила. Послышался тихий, зловещий смешок со стороны Тутберидзе. Услышав реакцию и пропустив её через себя, Медведева поднесла руку к микрофону для того, чтобы включить его. Прежде, чем она успела начать говорить, интервьюер дополнил: - Причём несколько человек интересуются перспективой совместного… - влезая без разрешения на то, Тутберидзе едко вставила: «Проживания». Женя ощутила то самое чувство, когда Этери была максимально недовольной, дьявольски собранной и готовой к нападению то ли на Женю, то ли на эфемерного Ханю, который в извращённом ревностью представлении является «завидным женихом» для её любимого человека. Усмехнувшись, девушка бросила в её сторону хлёсткий, стыдливый взгляд. - Если в программу шоу в которое состоится в июне, будет включен совместный номер… то думаю… это вопрос к организаторам шоу, - выкрутилась Медведева. - А что за шоу? Я, если честно, слышу в первый раз. - «Fantasy on ice», на котором я буду присутствовать не все три шоу и буду кататься только на последнем из серии, - пояснила Евгения и кивнула, как бы завершая обсуждения данной темы. Бросив взгляд на Этери, она выключила микрофон и задумалась о том, что с этих пор поездка туда официально одобрена.