Прикасаясь ко льду губами

*** На краю судьбы лёд. Холодный, последний снег. Назад оглянись герой. (с) *** Майские праздники были «на носу». Даниил Глейхенгауз выдыхал спокойнее, ощущая всеобщую атмосферу праздника и расслабленности у спортсменов. Он не считал себя слишком трудолюбивым, как, например, Тутберидзе. Ему даже не приходило в голову пытаться переплюнуть её работоспособность. Если бы он был более старательным, то в глазах женщины подобное могло вызвать «ревность ко льду». Эта сумасшедшая тигрица обладала непререкаемым авторитетом и неосознанно ставила себя даже выше, чем её коллеги. Глейхенгауз видел, что дружеские отношения Этери и Сергея Дудакова не давали ей повода возгордиться, что он имел вес в её глазах. Чем чаще Даниил размышлял об этом, тем больше зависти испытывал, так как считал, что его «хореографический гений» был неразделённым. Сидя в уютной кафешке в районе Красной площади, он и его друг Сергей Розанов отдыхали после тренировки по футболу, которую часто посещали для поддержания спортивной формы. Выпивая чай, они закусывали мясом и различными сбалансированными блюдами. Оба старались держать форму. - На мой взгляд, ты мог бы добиться в группе большего успеха, - закуривая электронную сигарету, говорил Розанов. Даниилу нравилось то, как рассуждал его друг, но вслух он никогда этому подтверждения не давал. Был аккуратен. - Я и так не на плохом счету, - пожал плечами Даниил. - Ну, как сказать, Этери всё равно заставляет многих действовать только в согласовании с собой. - И что? Это же её группа. Было бы странно, если бы этот подход был иным, Серёг. А ты не вздумай ещё с ней спорить, иначе она начнёт «точить на тебя зуб». - Ни в коем случае. Ты же мой коллега и друг, так что сказать тебе это нормально. - Ты ведь не так много с нами, а уже такие мысли высказываешь… осторожнее, - предостерёг Глейхенгауз. Розанов отпил глоток горячего чая из кружки, состряпал ухмыляющееся лицо. - Я осторожен. Тебе доверяю во всяком случае. Надеюсь, что и ты мне, - подмигнул черноволосый парень. Даниил похлопал собеседника по плечу, кратко кивнул. - Ну а вообще… она «дышит» только фигуркой? Никогда не замечал её на всей неделе в компании мужчин. У неё кто-то есть? – спросил Розанов. Глейхенгауз непроизвольно вздрогнул, так как поставленный вопрос застал его врасплох. Он знал, как обстоят дела, но стоит ли делиться этой информацией с другом или лучше придержать для себя? - Нет, не слышал и не видел с ней кого-то. Да и нет дела до этого. Смотрю на неё исключительно как на коллегу. - в ответ на это Розанов широко улыбнулся и, еле сдерживаясь, тихо усмехнулся. - Что смешного? - Да ну, ничего… я слышал, ещё когда не работал у неё, что женихи у неё имеются. Аксёнов? Говорят, что даже Коган, - понизив голос так, чтобы услышал его только Даниил, сказал Сергей. Хореограф удивился, даже улыбнулся. - Ну, знаешь, не все сплетни просто сплетни. Аксёнов к ней очень давно подкатывал, ещё даже до женитьбы. Но на самом деле и жена ему не помеха. Если Этери его поманит, то он явно побежит к ней. На счет Когана полный бред, там нет места отношениям выше рабочих. Но скажу так, что, кто бы из мужиков её не окучивал, она не ответит взаимностью ни при каких обстоятельствах, - так же тихо ответил Глейхенгауз. Последняя фраза насторожила внимательного Розанова, он сощурил глаза. - А чё так? Фригидная? – в ответ на это Глейхенгауз достаточно громко засмеялся, многие даже оглянулись на их столик. Сергея позабавила такая реакция, он задумался. - Нет, уж в чём-чём, а во фригидности её обвинить невозможно. - Да? А ты не понаслышке знаешь, что ли? Или может… сам тому свидетель? Может, тебе она доказывала обратное? Лично тебе? – колко подтрунивал Розанов. На лице Даниила сменилось множество оттенков эмоций начиная от страха, заканчивая недоумением. Слова «сам тому свидетель» были попаданием в точку, но не совсем в том смысле, который Розанов придал этим словам. Смутившись, Даниил пригладил на голове волосы влажной от волнения ладонью. - Не посчастливилось. Да и Этери Георгиевна не в моём вкусе. - тут уже рассмеялся Розанов. Парни обсуждали женщин, что было мужской нормой при отсутствии их в компании на настоящий момент. - Чё ты пиздишь, Дань? Я разве тебя не знаю? Я всё ещё помню твою историю с преподавательницей по хореографии! Как ты взахлёб рассказывал о её длинных ножках, а ведь ей на тот момент было под пятьдесят лет! - Это не пиздеж! И не надо трогать тот светлый образ детства! Да, я был от неё в восторге, но это не значит, что мне нравятся постарше! - Потому что нравятся… помладше? – подмигнул Розанов, чем вызвал ещё более яркое смущение у Глейхенгауза. Они похихикали, словно малые дети, и, поняв, что чай при таких разговорах не очень способствует настроению, всё же заказали пиво. *** Дверь в дом с грохотом открылась. Девушка вздрогнула сквозь сон и, моментально просыпаясь, вскочила на ноги. Лёгкое головокружение, она слышит, как ключи падают на пол, за ними куртка хозяина дома. Бегом приблизившись к кроватке маленькой дочери, берет её спящую на руки и вместе с одеялом лихорадочно переносит в огромный платяной шкаф в другой комнате. Закрыв двери, девушка успевает сказать малышке: «Тш-ш», - и плотно закрывает дверцы. Грохот совсем близко, и, рискуя всем на свете, девушка возвращается в спальню, на лету запрыгивая в кровать. Свет резко включается, а она делает вид, что спит. Покачиваясь, парень въедливо, тяжело, долго смотрит на укрытую с головой жену. Он медленно приближается и, с силой дергая на себя одеяло, раскрывает ту, что прячется под ним. Девушка опасливо смотрит на мужа и, округляя глаза, садится, руками обхватывает согнутые в коленях ноги. - Ну? – грубо басит он. Жена ощущает сильный запах перегара и пота, который исходит от её супруга. Старается ответить тут же, чтобы не спровоцировать его. - Что-то случилось? Мы уже спим, - оправдывается она. Еле удерживая себя от падения, парень облокачивается о стул, стоящий за его спиной, и, глядя по сторонам, размышляет о том, что дочь спит. Бросив взгляд на одеяльце, под которым видно очертания силуэта ребёнка, он возвращает безумный взгляд к жене. - Я вас видел. - Что? Кого? - Вас, - отвечает ревнивец очередной загадкой. Девушка хлопает глазами, искренне не понимает, что случилось, но уже предчувствует худшее. - Ты спутал меня с кем-то. Я была весь день дома, - бормочет она, но он в два шага пересекает комнату и подходит к жене, довольно грубо хватая за кисть, затем тянет на себя. От его силы девушка буквально «выпорхнула» с кровати. Ноги, подкашивающиеся от страха, задрожали. - Это была ты, - резанул вердикт. Без каких-либо слов он начинает трясти её так, что из глаз жены начинают вылетать капли слёз. Это было похоже на лихорадку, ураган, а его состояние не поддавалось объяснению. Она очень сильно боялась, когда в порыве ревности он возвращался домой за полночь. Говорил мало, замахивался, но не бил. Зато постоянно хватал, толкал, швырял, а ей, крошечной от природы, было трудно устоять на ногах, и она постоянно падала, так как почти ничего не весила. Не проходило и дня, чтобы муж не приревновал жену, чтобы не закатил такой скандал, который за стеной слышали все соседи. - Я всё видел! Как ты могла? Ты не должна была доводить меня до этого, если бы любила меня! – крикнул парень так отчаянно, пронзительно, словно ему вырвали сердце несколько секунд назад. Жена посмотрела на мужа и, не желая обострять конфликт, постаралась успокоить своё «чудовище». Он был её любимым, и несмотря на все те черты безумства, что он проявлял, она благосклонно усмиряла его, помогала преодолеть внутреннюю боль. Да, девушка понимала, что подобные всплески агрессии с каждым разом всё сложнее контролировать, но не оставляла надежд спасти своего огнедышащего дракона. Подбежав ближе, хрупкая девушка положила свои ладони на его лицо и, глядя прямо в глаза, начала шептать: «Я здесь. Я с тобой. Всё в порядке. Я твоя. Вернись ко мне, прошу тебя. Вернись». Это было похоже на мантру, молитву, которую читают, чтобы изгнать злых духов - таким тихим и монотонным был её шёпот. Парень закрыл глаза, его лоб покрылся потом, но, испытывая внутри себя сильную душевную боль, он терял последние капли контроля. Её руки начали гладить шершавые щёки, касаться лба, словно проверяя температуру. Даже если бы она знала о его проблемах заранее, до замужества, то всё равно не отказалась бы от него. Причиной этому было его детство, которое было столь сложным, что вряд ли не оставило бы отпечатка в сердце любого человека, пережившего такие ужасы. - Нет, нет, нет! Ещё утром я заметил то, как ты смотрела на меня. Разве можно было взглянуть на меня так, как взглянула ты, когда входила в комнату, чтобы переодеться? Посмотрела и видела, что я разрываюсь от отчаяния, и прошла молча с этим равнодушно-спокойным лицом! – взвыл он, как ужаленный пчелой щенок. Он был убеждён, что она не только охладела к нему, но и ненавидела его, потому что любила другого мужчину, - это было ясно. «Я тебя не держу, - могла сказать она. – Ты можешь идти, куда хочешь. Мы с дочкой будем только рады, если ты исчезнешь из нашей жизни. Что тебе нужно? Деньги? Я дам их. Сколько нужно?» Все самые жестокие слова, которые мог сказать грубый человек, она сказала ему в его воображении, и он не прощал их так, как будто она действительно сказала их. - Тебе всё это привиделось… поверь же мне. Вот она я! Перед тобой! Посмотри, как я смотрю в твои глаза… послушай мой голос… - умоляла она, не прекращая трепетно поглаживать его лицо и плечи. На удивление это сработало. Парень стал успокаиваться, хотя не так быстро, как хотела бы того жена. Потребовалось приличное количество времени прежде, чем воспаленный рассудок пришёл в себя. - Прости... я... - начал было говорить он, но вместо этого девушка поцеловала его, как бы радуясь, что он «вернулся». Они просидели молча ещё какое-то время, и тогда успокоившийся окончательно муж тихо прошептал ей: - Но я был уверен, что видел тебя с кем-то... скажи мне, что это не так. - Это не так! Мы весь день дома, поэтому переживать тебе не о чем! - объяснялась она. Он задумчиво посмотрел на неё, словно размышлял, стоит ли верить, и в какой-то момент подумал, что ребёнок несмотря на весь шум не издал ни единого писка. Янтарь радужной оболочки с вкраплением кровавого рубина вдруг взглянул в сторону детской кроватки. Непреодолимое желание забрать дочь и скрыться в неизвестном направлении, чтобы оставить свою жену в покое, - вот та мысль, что мелькнула в его мозгу. Девушка поняла это сразу, но не успела ничего сказать или сделать, как мужская рука оттолкнула её на кровать. Она упала, а он, уже приподняв одеяльце, увидел, что под ним вместо ребёнка была игрушка. - Где она?! – с ужасом воскликнул парень и, посмотрев на жену, снова обезумел. Девушка тут же вскочила на ноги, и он заметил, как у неё задрожала нижняя губа. Внутри него сердце билось так неистово и рвано, что казалось, вот-вот остановит свой ход. Внутри головы снова полезли чёрные, пугающие ленты из мыслей о том, что жена спрятала дочь. Будучи шокированным от этой догадки, он раскрыл рот и, потеряв последние крохи здравомыслия, начал бегать по комнатам. - Где дочка! Куда ты её дела! Ты забрала её, чтобы сбежать с ним! Думала, что я не узнаю! – расшвыривая мебель, он крушил всё на своём пути. Бегая из одного помещения в другое, парень был похож на смерч, который уничтожит всё, что встанет или появится перед ним. - Нет! Что ты несешь! Она у мамы! Я отвела её к маме! Она там! Умоляю! Хватит! Ты разбудишь соседей! – взмолилась она, и от слёз, что душили её воспалённое горло, девушка задыхалась, как если бы скоро задохнулась от удушья. Этот балаган длился долго, потому что парень всё бегал и бегал, расшвыривал вещи, затем перешел к кухонным приборам, тарелкам, стаканам. Он был в ярости, перед глазами стояли страшные картины из детства. В какой-то момент парень и сам заплакал, но вперемешку с буйством, что он осуществлял, это стало выглядеть лишь более жутко. В какой-то момент из платяного шкафа послышался приглушённый детский плач. Потный, злой, взъерошенный глава семейства замер. - НЕТ! НЕ НАДО! – ни с того ни с сего взвизгнула она, подскакивая к нему. Вместо того, чтобы успокоиться, парень не глядя оттолкнул жену и помчался в сторону шкафа. Девушка неудачно упала и, ударившись головой о какой-то угол, потеряла сознание. Крики в комнате прекратились, и вместо этого заливистый, отчаянный, детский плач стал фоном, воздухом, воплощением ужаса. Дверцы со скрипом раскрылись, сидящая внутри маленькая девочка была в слезах, раскрасневшейся, напуганной, не могла осознать в таком возрасте, что следовало бы вести себя тише, чтобы не выдавать укрытие. Парень навис над ней, словно гора. Его пугающие большие глаза, отчаянные, словно у висельника, вызвали новый приступ плача и, фиксируясь в сознании, осели куда-то глубоко. Там, где никто и никогда не подумает искать их. - Кто это у нас тут сидит в потёмках? – присаживаясь перед ней на корточки, как-то зловеще прошептал отец. Женя вскочила от собственного крика. Тяжело дыша, она приняла вертикальное положение. Все вещи, в которых девушка спала, были мокрыми, можно было спокойно выжимать их и набрать воды не меньше, чем помещается в стакане. В темноте помещения ей стало так жутко, что внутри души всё сжалось. Положив ладонь в область сердца, Женя ощутила, как оно бешено колотится. Дрожащими руками Медведева схватила телефон, и непослушные пальцы набрали номер Этери. Послышались частые гудки, наконец-то трубку на той стороне подняли. Сонный хриплый голос заговорил. - Да? – этот спокойный, заспанный голос показался Жене спасательной соломинкой, за которую она тут же ухватилась. Непроизвольно взглянув на часы, подметила, что время сейчас 03:03. - Прости, что звоню так поздно… я… понимаешь… - подбирать слова было как никогда сложно, а частое дыхание выдавало сильное волнение. Послышались шорохи на той стороне, затем не менее взволнованное: «Что случилось?» Женя сделала паузу и, смахивая пот со лба, постаралась придать голосу твёрдость. - Приезжай ко мне. Пожалуйста, - это была жалобная, тихая, слабая просьба человека, который мог переживать сердечный удар. При оглядывании темной комнаты ей вдруг стало так страшно и одиноко, что справиться с этим самой показалось просто нереальным. Бабушка ещё не вернулась, Жанна тоже. Как никогда Женя не была рада тому, что осталась дома одна. - Сейчас? Хочешь, чтобы я приехала сейчас? – сбивчиво прохрипела Этери. - Да. Пожалуйста. Мне это нужно. - Жень, Женечка, что случилось? Что с тобой? - Я… проснулась. Кошмар. Какой-то страшный, невыносимый. Мне хочется, чтобы ты была со мной. Прошу тебя! – дыхание не пришло в норму, и эта просьба звучала ещё отчаяннее от эмоций, что Женя вложила в неё. - Да, хорошо. Я приеду, дай немного времени. Идёт? - Да-да… я очень жду тебя, - ответила Медведева и положила трубку. Тьма особенно доставляла сильный дискомфорт и почти животный страх, словно она заперта под крышкой гроба. Вскочив на ноги, она пулей подлетела к выключателю и зажгла в комнате свет. Из соседней комнаты послышалось постукивание когтей на лапках – это Джерри бежала к своей хозяйке, чтобы проверить, что случилось. Когда собака показалась на пороге комнаты, девушка схватила её и, крепко обнимая, начала целовать. Ощущая встревоженность Жени, девочка начала еле слышно скулить и ерзать, стараясь лизнуть её лицо как можно чаще. Брюнетке стало чуть спокойнее. Она села на кровать вместе с Джерри, и та уже не отходила от неё до самого приезда Этери. К тому моменту, как Этери Тутберидзе оказалась у неё на пороге, девушка уже успела прийти в себя. Приняла душ, поменяла вещи на сухие, заварила чай, чтобы они вдвоём могли выпить его и о чём-нибудь поговорить перед сном, поменяла мокрое постельное бельё на новое. Собранные как попало волосы были похожи на кудрявую проволоку, лицо без макияжа казалось старше, хотя не портило Этери, а сумка в руках говорила о том, что та, возможно, проведёт с ней и не одну ночь после такого тревожного звонка. - Привет, - на ходу обнимая Женю, прошептала Этери. Входная дверь была распахнута, сумка всё ещё сжата в руке, а пальто слабо пахло духами, что перемешались с запахом улицы и какого-то дыма. Женя прикрыла глаза и окончательно успокоилась. Кошмар отступил от неё. Тутберидзе отстранилась от девушки и, не размыкая объятий, оглядела Медведеву. Она была бледной, словно кровь совсем не приливала к голове и щекам, а карие глаза - блёклые, сонные, уставшие. - Всё, я тут. Всё хорошо, - тихо прошептала Этери и позволила себе лёгкую улыбку. Счастливая Медведева ответила усталой, вялой улыбкой в ответ. Закрыв дверь, женщина поставила сумку на пол, очень быстро стянула с шеи шарф и, всовывая его наспех в рукав пальто, повесила на вешалку. В коридоре послышалось кряхтение – Джерри решила поприветствовать уже знакомую ей фигуру. Тонкие пальцы потрепали голову собаки, и затем всё внимание снова вернулось к любимому человеку. - Рассказывай, - мягко попросила женщина, положив свою ладонь на Женино предплечье. Они отправились на кухню. Говорили очень долго, но к своему удивлению Женя уже успела забыть все подробности страшного кошмара. Она лишь рассказала, что помнила какие-то крики и кромешную темноту, как ей было холодно и страшно. Этери слушала внимательно, а Жениной ладони из рук не выпускала. В какой-то момент тревожный пересказ закончился, и Тутберидзе, подбирая слова, убедила, что кошмарные сны бывают. - Ужасно… что только не приснится. Я нечасто вижу сны, но если снятся, то тоже долго не могу прийти в себя. Ужаснее были только сны, когда папа умер… тогда и ночи не проходило, чтобы я его не видела. Это было тяжело. Потом это прекратилось. Словно ничего и не было… - тихо рассказывала кудрявая. Женя разглядывала её лицо, внимательно смотрела на губы, особо не разрывала зрительный контакт. Позабыв о своих кошмарах, Медведева чутко отреагировала на откровенный рассказ любимой. Покровительственно положив уже свои ладони поверх её рук, она мягко провела большим пальцем по коже. Замолчали. Обеим стало невыносимо грустно. - Он снился тебе ещё? – спросила Женя. - Нет. Хотя мне бы так хотелось его увидеть. Во сне я никогда не ощущаю его так, словно он умер. Всегда было ощущение, что он живой, и я ещё удивлялась сама про себя, что его больше нет. - Ого… - шепнула девушка. Она пересела со своего стула поближе к Этери. Они обнялись, Женя положила свою голову на её плечо. Вдвоём было спокойно. Они молчали, изредка кто-то из них вздыхал, а затем Женя подняла лицо и захотела что-то сказать. Этери подумала, что любимый человек тянется для поцелуя, и, недолго думая, прильнула к ней. Женя даже обрадовалась, что её жест был понят так, как она сама о нём не помышляла. Нежные, чувственные губы Этери были невероятно трепетными в обращении с Женей. Они скользили невесомо, кожа приятно соприкасалась, но сам поцелуй был достаточно влажным, чтобы взволновать. Отстраняя лицо, Женя посмотрела в карие глаза. - Я совсем забыла спросить… что ты сказала Диане, когда уходила? Она вообще заметила твоё исчезновение? - Я не поленилась разбудить её и сказать, что уезжаю к тебе. Сослалась на то, что у тебя температура и ты одна, мол, привезу лекарства, - тихо ответила Тутберидзе. Женя изучающе рассматривала её губы. - Я часто заставляю тебя лгать близким людям, - озвучила свою мысль Медведева. Ей было стыдно, что с каждым новым разом Этери начинала врать изощрённее для того, чтобы отвести от них подозрения. Тутберидзе пожала плечами. - Тебе тоже приходится это делать, Жень. Иного выхода нет, - с какой-то грустью ответила женщина. Девушка задумалась. - Ты никогда не хотела привести своего избранника домой и официально представить его? Чтобы всё было определённо, осознанно, чтобы не приходилось что-то утаивать. - Я делала так с Колей, но даже не знаю, считается ли это, потому что его знали заранее как моего друга и партнёра по льду, - ответила Тутберидзе. На Женином лице возникла ещё более глубокая задумчивость, но девушка была относительно спокойной. - Знаешь, мне порой кажется, что я всё о тебе знаю и одновременно не знаю ничего. Мне трудно вообразить тебя какой-то другой, чем сейчас. Даже ты нынешняя и та ты, что была пять лет назад, – это абсолютно разные люди. Порой ты рассказываешь что-то, а мой мозг уже не в силах представить, что был Аптер, что ты жила в Америке, что потом вернулась, что родилась Диша… - Этери слушала внимательно и с любопытством подметила, что Женя обошла в этом предложении появление Буянова в её жизни так, словно Диша родилась сама по себе. Женщина задумалась, понимая, почему так было сделано, но ничего не сказала. Более того, в её голове возникла мысль, что она не припомнит того, чтобы за минувший год их отношений она хоть раз упомянула факт её замужества с Колей. Женя об этом не спрашивала напрямую никогда. «Но почему? Может быть, она знает и не хочет говорить? Или не знает, но… должна ли я ей об этом рассказать?» Женя говорила что-то ещё, но Этери была погружена в свои мысли слишком глубоко. Аптер и их брак был странным явлением, потому что внутри себя девушка так и не ощутила тогда, что он является её полноценным супругом. Может быть, именно это и сгубило её серьёзное отношение к нему. Может быть, именно поэтому она и захотела вернуться обратно на родину, потому что нет ничего хуже, чем быть женой своему лучшему другу. В те года казалось, именно так и должна выглядеть «семья», но на самом деле не проходило и дня, чтобы Этери не задумывалась над тем, что между ними не складывается искренняя душевная близость. При отсутствии ссор, обид и недомолвок они со стороны казались идеальной парой для своих друзей из Америки, но только Этери знала, что красивый фасад внутри абсолютно пуст. Идеальную американскую семью они так и не построили, хотя могли бы, если бы желание исходило от обоих партнёров. По истечении долгого времени она даже не могла припомнить ни одного дня, проведённого с ним, словно их стерли из киноплёнки жизни. В сравнении с Аптером Буянов был огнём, который полыхал так ярко, что, казалось, опалит своей страстью. Её не остановил ни его возраст, ни последующая весть о наличии жены, настолько она изголодалась по любви и хотела узнать её «настоящую». Самым странным моментом в замужестве с Колей была мысль о том, что она не хотела от него детей. Её семья была примером того, что только при их наличии может быть достигнуто истинное счастье. Казалось, что в подлинном браке желание продолжения рода приходит само. Однако в Америке этого не произошло. Удивлённая таким мыслям, Этери только смотрела на Женины губы, а сама поражалась, как могла вспомнить о таком спустя много лет и именно сейчас. - Ещё мне не совсем понятно, как твои родители не возражали против того, что ты так много лет встречалась с Аптером за границей. Мне казалось, что твой отец суров относительно того, что касается брака, - удивленно спросила в конце своего монолога Евгения. Этери захлопала глазами и ощутила всю щекотливость ситуации. Возникло осознание, что её любимый человек не в курсе того, что она вытворяла в свои девятнадцать лет. Перед Тутберидзе встала дилемма: «Рассказать? Или промолчать?» Вроде бы ничего такого в том, чтобы раскрыть факт брака, но на короткое мгновение перед глазами возник образ лета 2016 года и их совместная поездка в Оклахому. Красочно вспомнив Женину реакцию на Аптера и то, что последовало за этим, Этери неосознанно поёжилась и даже испугалась. Если сейчас она скажет, что Аптер был её мужем, то последствия подобного могут быть непредсказуемы. Потому что в её адрес будет задано тысячи вопросов наподобие: «Почему ты не рассказала об этом раньше? Как ты могла не рассказать об этом в Америке?» Женщина ответила внутри своей головы: «Потому что для меня это не имело никакого значения, так же, как и теперь. Я никогда не вспоминала о годах, проведённых с ним, и не сожалела, что рассталась. Более того, я даже благодарна, что Буянов подвернулся так вовремя и перетянул на себя моё внимание. Но как я могу рассказать тебе об этом? Ты наверняка начнёшь кипеть. А если мы поругаемся перед тем, как ты уедешь в Японию, и наша ссора затянется так же, как когда я уезжала в Грузию, то кому из нас будет хорошо от этого? Да никому!» Та самая поездка в Грузию после того, как Аптер предупредил её и попросил быть осторожной. Как же забыть? Она тогда была в смятении, но если бы сказала Жене о том, что Аптер был её мужем, то они могли бы вообще не помириться. «Учитывая то, как Женя всегда ревновала меня к нему, как реагирует до сих пор на Буянова… новость о браке будет иметь последствия. Я не хочу ощущать себя виноватой и бегать за ней, извиняясь за то, в чём не виновата, а это так и будет. Нет. Решено. Не расскажу», - подумала Тутберидзе. - Мои родители бывают странными. Я даже не знаю, как это объяснить. С отцом я об этом никогда не разговаривала, - вот так легко и просто Этери утаила самое главное. Горький опыт «лгуна», который она приобрела за этот год, помог ей в данную минуту. Она «вышла из воды сухой». Женя посмотрела на любимую и, не меняясь в лице, улыбнулась, но так осторожно и мягко, что казалось, была полностью удовлетворена ответом. - Да и бог с ним. Главное, что у меня сейчас есть ты, - легко ответила Медведева, и всё же в этот момент Тутберидзе испытала укол совести. «Если она так легко отреагировала, то, может быть, всё же стоит признаться?» - Спасибо, что приехала. Я люблю тебя, - прервала внутренние терзания Тутберидзе Женя. Женщина оборвала поток своих мыслей, тут же как-то сжалась и ощутила скованность в горле. После таких слов было уже поздно что-то изменить, а это значит, что нужно будет подбирать идеальный момент уже когда-то, но не сейчас. Растерянно Этери притянула Женю к себе и так жарко начала целовать её губы, что у девушки спустя минуту начало перехватывать дыхание. Удивлённая таким напором брюнетка лишь положила руки на талию любимой и придвинула её к себе поближе. Темп нарастал. Целоваться вот так откровенно им нравилось всегда, причём даже больше, чем заниматься чем-то ещё. Пользуясь секундной заминкой, Евгения перевозбуждённо выдохнула. - Тише-тише… ты чего такая пылкая? – удивилась девушка. Вместо слов Тутберидзе встала с места и, взяв её за руку, потянула в сторону комнаты. - Соскучилась, - призналась Этери. Возможно, то ощущение первобытного страха женщина трансформировала в сексуальное желание, чтобы не показывать Жене, что она чем-то взволнована. Когда они ложились на скрипучую кровать, женщина на всякий случай огляделась, отыскивая взглядом собаку. Медведева поняла это. - Не раздавишь Джерри, не переживай! – начала смеяться девушка, а Этери очень мягко ударила её по носу. Целуя Женину улыбку, Тутберидзе хотела скрыться от всех невзгод, что могли бы между ними быть. Почему-то именно сейчас казалось, что их отношения превратились в самый настоящий и серьёзный брак, где любая ссора может быть глубоким потрясением. Будучи в роли «жены», Тутберидзе не стеснялась проявлять себя как мудрую, хитрую и осмотрительную женщину, которая предпочитала о чём-то смолчать. Почему-то ей казалось, что чем меньше знает «муж», тем он крепче спит. Близость между ними в предрассветный час была по-семейному стабильной, трепетной, особенной и безопасной. Так ведут себя люди, которые, отдав души друг другу, наконец-то обрели гармонию. Они проснулись в обед. Женя медленно повернулась на бок и ощутила, как руку словно пронзили иголки. Этери сдавила ее руку - так тесно она прижималась к ней во сне. Не зная, что делать, Медведева начала аккуратно пробовать высвободиться, чтобы не разбудить Тутберидзе. Всё пошло прахом, когда сотовый телефон женщины зазвонил где-то на полу. Женя быстро выдернула руку и с облегчением вздохнула. - Да? А… привет. Да, да. Всё в порядке. Я осталась на всякий случай, ей ещё не совсем хорошо. Спала, - кинув на Женю сонный взгляд, Тутберидзе кивнула. - Ага, тоже вроде спит, - лгала Этери. Женя смотрела на то, как по оголённой спине рассыпаются кудрявые волосы. Захотелось прикоснуться к ним, и аккуратно Женины пальцы начали трогать завитушки. Тутберидзе слегка дёрнула спиной, как бы показывая, что ей щекотно. Вместо этого настырная рука продолжила своё исследование и погрузилась в осень кудрей глубже, ближе к корням волос. Этери продолжала говорить и старалась держать свой голос ровно. Тем не менее сердце снова задрожало от ласки, которую позволяла себе Женя. - А когда ты собираешься к нему на дачу? – поинтересовалась Этери. В голосе чувствовалась нотка недовольства. Женя перенесла левую руку от волос к спине, прислушалась. Судя по голосу любимая разговаривала с дочерью. Девушка приподнялась и, стараясь не наваливаться на Тутберидзе, прильнула к трубке телефона сверху. - Сказал, что ждёт сегодня. За мной Ваня заедет, так как папочка будет рубить дрова для бани, - рассказывала Диана. Женя ощутила внутри себя острое чувство страха, гнева и даже отвращения, а в животе произошёл спазм. Взволнованное услышанным тело начало повышать кровеносное давление и ускорять биение сердца. - Надолго он тебя забрать собирается? Я обязательно за тобой приеду, если что, - строго ответила Этери, и Женя расширила глаза. Допустить мысль, что её любимая поедет забирать свою дочь к бывшему любовнику, – это непозволительно. Мозг начал подкидывать идеи, что Женя теряет власть, и гнусно шептать, что что-то в этой истории неладно. Ладонь девушки медленно начала скользить от спины ниже под одеяло, а сама Женя отодвинулась от любимой, и Этери ощутила, как прилегающая до этого обнажённая грудь отстраняется. От разъединения кожи спины и сосков у Тутберидзе возникло ощущение «сиротства», словно её покинули. Стало чуточку холоднее без Жени, что подслушивала разговор, лёжа на ней. Этери прекрасно понимала, чем это вызвано, но вот уже меньше чем через секунду вздрогнула, потому что Женины пальцы довольно уверенно проникли между её плотно сомкнутыми ногами. - Нет, Диш, давай, пожалуйста, ты не будешь там долго. Нам надо к бабушке съездить, и это обязательно, - держалась Этери. Медведева была настырной, и этот напор явно был вызван тем, что она услышала по телефону. Пальцы надавили на обнажённую кожу между ног и как бы протиснулись так, что отсутствие пространства могло бы помешать движению. Однако контакт между пальцами и лоном был как никогда волнующим. Этери закрыла глаза. Женя хотела властвовать, она хотела снова и снова напоминать Тутберидзе, «кто в доме хозяин». Пока они разговаривали, Евгения прислонилась губами к спине и жаркое дыхание начало опалять кожу. Пальцы бесстыдно елозили внизу, женщина вздрогнула, затем прокашлялась. - Дай мне знать, что решили. Только умоляю, не оставайся надолго, хорошо? – с трудом проговорила слова Этери, а сама под натиском самурая наконец-то раздвинула ноги и задрожала, когда пальцы коснулись сзади и начали, используя естественную смазку, скользить между её ног. Женя не прекращала ласкать снизу и осыпать поцелуями сверху. Когда разговор оборвался, девушка стремительно выхватила телефон и, молниеносно откинув его куда-то на кровать за свою спину, навалилась на любимую. Послышался сладостный стон. Женины губы нависли прямо над ухом. - Куда ты собралась? – грубоватым тоном поинтересовалась девушка. Этери ощутила опаляющий огнём ревности голос, вцепилась пальцами в простыню. Она была обездвижена, а руки девушки бесстыдно водили где-то внизу. Это было настолько дерзко, что дыхание у женщины перехватило, и легкий вздох дал понять, что она сдаётся во власть капитально. - Никуда… я же с тобой… - промямлила Тутберидзе. Женю этот ответ не устроил. Пальцы прошлись по всей длине промежности и задержались особенно надолго сзади. Описывая круги, они чувствовались так решительно, словно собираются ворваться туда, куда не следовало бы. - Что ты делаешь? – глухо вздохнула Этери. Женя приблизилась к её уху и слегка прикусила его. Вместо ответа она начала опускаться и на ходу целовать шею, спину и в какой-то момент почти полностью скрылась под одеялом. Женщина задрожала, попыталась перевернуться, но Евгения тут же вынырнула и, навалившись сверху, накрутила волосы Тутберидзе себе на кулак. - Лежи без движений, - императивно объявил Женин голос. Пальцы не останавливались, мучали, распаляли. В районе поясницы Этери начала прогибаться, как бы подставлять себя им. - Не делай этого. У нас нет никакой подготовки, - краснея от сказанного, прошептала женщина. Вместо этого Евгения замерла, и средний палец её левой руки помедлил там. Правая рука сжала волосы с такой силой, что Этери всхлипнула. - Пока нет, - объявил голос, и девушка тут же отодвинулась к стене, прекратив наступательные действия. Женщина сжала рот рукой, удержав стон, и тут же повернулась на левый бок лицом к брюнетке. Её тонкая кисть сразу легла на Женино лицо, и, прильнув обнажённым телом так тесно, как только было можно, Этери поцеловала ее. Первое прикосновение её губ Евгения почувствовала остро. Женщина была перевозбуждённой, явно не собиралась довольствоваться тем, что ею поигрались и бросили без окончания. Дыхание Тутберидзе горячее и шумное обжигало Женины губы. Проскальзывая через разомкнутые губы, её язык вторгся в рот и углубил поцелуй максимально, насколько это было возможно. Язык прошелся по её зубам, приласкал нёбо и пустился в дикий пляс, оплетая Женин язык. Медведева держала себя, но, когда любимая женщина нетерпеливо переползла на неё и улеглась сверху, сил для контроля не осталось. Под одеялом стало жарко, как в раскалённой пустыне, но они почему-то не спешили его откинуть в сторону. Тяжесть тела не давила, а напротив, Женя ощущала себя в этот момент свободно и легко. Вскинув руки, девушка обхватила её затылок и зарылась пальцами в густые кудрявые волосы. Такие мягкие на ощупь. - Тебе мало того, что было перед сном? – издевалась Медведева, еле оторвавшись от губ любимой. Та зафиксировала руками Женину челюсть и, сбивчиво дыша, прошептала: - А ты думаешь, что тебе можно всё? – она с силой сдавила челюсть, и брыкающаяся Женя не смогла избежать нового глубокого поцелуя. Это было похоже на легальное насилие, причём с обеих сторон. Женя начала с силой двигаться под Этери, желая высвободиться, но вместо этого её только сильнее сжали. С шумом разорвав поцелуй, женщина пыталась отдышаться, а запыхавшаяся девушка возразила: - Можно! - Кто тебе такое сказал? – возмутилась ни с того ни с сего Тутберидзе. Женина правая рука с силой легла на ягодицу Этери, и пальцы болезненно сжали кожу. - Мне не нужно ни у кого спрашивать, поняла? - А что ты так завелась? – загорелась кудрявая. Ногти на левой руке не были длинными, но даже их длины хватило, чтобы на Жениной шее остались красные полосы. Чёрный тигр помечала территорию, а полосатый не желал сдавать доминантные позиции. Пальцы на ягодице сжали кожу ещё болезненнее, а в ответ на это ногти впились в кожу на шее ещё агрессивнее. - Без меня забирать Дишу ты не поедешь. Поняла? – рассвирепела девушка. Этери усмехнулась. Ей на удивление понравилось ощущение ревности и опасности, исходящее от Евгении. - Если я захочу, ты даже не узнаешь об этом, - совершенно необдуманно и инфантильно Тутберидзе подкинула в огонь ярости чуть больше дров, чем ожидала. В ответ на это девушка с неистовой силой толкнула лежавшую на ней Этери и в одно движение перевернула на спину. Не ожидавшая этого женщина растерялась, поняла, что палку перегнула. - Если я узнаю, что ты кружишься около Буянова, я тебя убью, - прорычала Женя так, как если бы говорила такое своему злейшему врагу. Глаза Этери расширились, она тут же схватила Женю за кисть, так как та уже собиралась слезть с неё и подняться с постели. Если сейчас она покинет поле боя, то между ними будет очередная ссора. - Вернись! – потребовала Этери, притягивая к себе брюнетку. Та весьма умело, хлестко, стремительно ударила женские руки и в один хват припечатала их к подушке. Тяжело дышавшая Тутберидзе оказалась в заложниках. От лёгкого янтарного отблеска не осталось и следа, а вместо него карие глаза заволокло туманом, таким зловещим, непробиваемым. Женины губы скривились, но это не помешало ей, теряя самообладание, поцеловать Этери так, что зубы, прикусив её губу, оставили на ней несколько капель крови. Борьба продолжилась, и, лежа уже вместе, они то и дело меняли положение, от чего кровать дико скрипела, а недоумевающая собака пугливо смотрела на происходящее, прибежав в комнату. Её не заметили. Победу в этом споре никто не одержал, зато обе выпустили пар, однозначно закрыв тему с обидой друг на друга. Сидя за кухонным столом, Евгения молчаливо наблюдала за тем, как Этери кружится около плиты. Джерри удобно устроилась на коленях хозяйки, принюхивалась к ароматам еды, витающим в помещении. Девушка ласково почёсывала собаку за ушком, как бы успокаивая и себя, и животное. Помимо запаха варёных овощей и курицы между парой в пространстве проскакивали искры. Тутберидзе стояла спиной, пыхтела не хуже Джерри, когда что-то не получалось так ловко, как хотелось бы ей. Она не любила готовить. Никогда. Все её «кулинарные шедевры» были вынужденными, так как дома готовить всё же приходилось для дочери. Сама Тутберидзе ела очень мало. Любимое и неприхотливое блюдо – это тушеные овощи с мясом, которые были едва ли не единственным реально пригодным к потреблению блюдом, если говорить о горячем. Она и сама знала, что не блещет талантами в кулинарии, впрочем, не особо от этого страдала. Однако сейчас, когда им с Женей выдалась возможность провести наедине чуть больше времени, Этери решила приготовить завтрак самостоятельно. Меню максимально простое – это салат, поджаренный хлеб, нарезанный тонкими ломтиками сыр, горячее в духовке и разложенные чуть поодаль ингредиенты для приготовления морковного кекса. Последнее вызывало ступор и не всегда получалось так удачно, как её этому учили. Пугал чужой «инвентарь» в виде духовки, с которой кудрявой было нелегко управляться, так как настроить правильную температуру и темп приготовления нужно было ещё уметь. Боясь выглядеть глупой, Этери не спрашивала ни о чём, а лишь молчаливо изучала обстановку кулинарного поля боя. За окном была прекрасная солнечная погода, и пара решила, что после «завтрака» обязательно прогуляется с Джерри в парке. - Как дела? – стараясь говорить без насмешливых ноток, поинтересовалась Медведева. Она видела, что любимая испытывает трудности, но решила, что предлагать свою помощь пока рано. Заявленный пирог должен был стать символом самостоятельности повара, а также высшим пиком его услужливости по отношению к придирчивой публике. Разглядывать Тутберидзе со спины было одним удовольствием. На ней была завязанная в узел выше живота отцовская рубашка с закатанными выше локтя рукавами, а снизу крохотный элемент женского гардероба - стринги, которые словно вообще на пятой точке не присутствовали. Обжигающий своим пламенем солнечный янтарь то и дело водил взглядом по бёдрам, ногам, ступням, рукам, спине и собранным в пучок кудрявым волосам. Помятая и небрежная, Этери выглядела по-домашнему уютной и расслабленной. - Справляюсь, - буркнула Тутберидзе, выложив необходимое на противень. Женя улыбнулась и, осторожно опустив Джерри на пол, без лишних вопросов подошла к духовому шкафу. Не глядя на любимую, она самостоятельно выбрала подходящую программу, настроила её и тем самым поставила духовку подогреваться. Косой взгляд золотых - лёгкая улыбка, заигравшая на Жениных губах, не скрылась от их внимания. - Эта духовка – царь и бог в глазах бабушки. Она так долго её хотела и именно такую навороченную, что настаивать на чём-то попроще было бесполезно. Когда она дорвалась, то у нас ещё неделю не мог проветриться запах пирогов, так как она пекла ежедневно. Я пыталась приготовить шарлотку и в первый раз даже не знала, как подступиться к духовке. Пришлось обучаться у бабушки, - ненавязчиво объяснила Медведева, как бы оправдывая растерянность Этери. Это было сказано деликатно, но женщина оценила. - Я дома ею почти не пользуюсь. Чаще пароварка, плита, - пожала плечами Тутберидзе и начала мелко нарезать овощи. Женя посмотрела на её профиль и вспомнила ту самую книгу с рецептами, что находила у неё на кухне. Сначала расстроилась, что напомнила самой себе, затем постаралась заткнуть эту никчемность подальше и больше об этом не размышлять. - Давай помогу? Порежу зелень, например? – придвигаясь поближе, спросила Женя. Она положила свои ладони на оголённую осиную талию возлюбленной, та приятно поёжилась от теплоты прикосновения. - Нет, самурай. Хочу сделать для тебя что-нибудь приятное. - Но готовка – это всего лишь готовка. Разве нет? – погладив пальцами загорелую кожу, пробубнила девушка и прислонилась головой к её плечу. - Нет, потому что я редко что-то действительно хочу приготовить, если ты замечала. Сейчас - исключительный момент, - ответила Тутберидзе. Женя улыбнулась, так как вспомнила прошлогоднюю лазанью, которая так сильно задела самолюбие заслуженного тренера Российской Федерации. - Хорошо. Тогда я могу развлечь тебя. Может быть, почитать что-то вслух? У меня целый шкаф книг, к которым я уже давно не притрагивалась. Учебники надоели, - предложила Евгения. Этери быстро взглянула на партнёра и как-то по-детски мило улыбнулась, а затем коротко поцеловала в нос. Женя прижалась поближе и вдохнула аромат её тела. - Тогда сейчас приду, - шепнула Медведева. Пока её не было, Тутберидзе, набрав воздух в лёгкие, выдохнула так, словно дышала счастьем. Ей нравился быт с Женей. Она бы даже не стала ворчать, если бы приходилось готовить для неё каждый день. Скорее для Этери это означало бы принятие роли «жены». Самой настоящей. Той, которая штопает пуговицы и готовит борщи после длинного рабочего дня. Девушка вернулась быстро. Сев на своё место, она раскрыла книгу. - Что исполняешь? – спросила Этери, не отрываясь от дел. Послышалось шуршание переворачивающихся страниц. - Русская классика. «Крейцерова соната» Толстого, - читает с обложки Медведева. Этери удивлённо оборачивается. - Чего это вдруг? - Первая попавшаяся книга, тем более не моя, а бабушкина. - А-а-а... – задумчиво отвечает Тутберидзе. - А чего-то попроще не нашлось? - Мне лень возвращаться обратно, тем более, что прочитать тебе всю книгу вряд ли успею. - Ладно-ладно… начинай. Это даже хорошо. Мне в детстве часто приходилось читать отцу вслух. Сам он этого не делал, но меня слушал с интересом. И читать учил, и развлекал себя, - сдалась Этери. Женя выразительно зачитала первые строки. Однако вместо короткого прочтения нескольких глав они прочитали книгу целиком. Читали на кухне, на улице, прогуливаясь, затем снова дома, сидя в зале. Как только Женя дочитала, Этери значительно напряглась. Они посмотрели друг на друга долго, даже тяжело. После недавней вспышки ревности наткнуться на такую книгу было странным совпадением. Это было пугающе, мистически. Этери нервно почесала кожу на шее, вспомнив, что помимо прочего молоденькая помощница Буянова уже привезла ей билеты в театр. Подумала, что, взяв их, дала самой себе слово, что Жене о том, откуда эти билеты взялись, не скажет. Евгения закрыла книгу и, откинувшись на спинку кресла, начала постукивать пальцами по обложке. - Мне не понравилось. Осадок на весь день. Я же говорила, что стоило выбрать что-то другое, - упрекнула в выборе произведения Тутберидзе. Женя нахмурилась, посмотрела на обложку книги и золотистые буквы с названием. - Это же Бетховен… как я могла подумать, что Толстой придумает такую мрачную историю, приплетая к сюжету музыку и семейную жизнь. Интересное название и неожиданное содержание, - ответила брюнетка. Этери пожала плечами, постаралась перевести тему на что-то другое. Обсуждать прочитанное не стали, а под конец дня женщина всё же рассказала о запланированных походах в театр. - Ближе к июлю пойдём с Людмилой Борисовной на балетную постановку «Нуреев», - издалека начала Тутберидзе. Женя отвлеклась от рисования, обернувшись на голос. - Куда? - В Большой. - М-м-м… что за «Нуреев»? – продолжив начатое, поинтересовалась Медведева. Этери отложила газету, которую читала, в сторону. - Ты не знаешь, кто такой Нуреев? - Нет, если честно. Это зазорно? – переведя взгляд от карандаша на любимую, спросила Женя. - Скажем так, что ты не обязана знать первых лиц балетной сферы, но всё же. Рудольф Нуреев был первым советским артистом балета, сбежавшим за границу во время гастролей во Франции. - Почему сбежал? - Боялся, что его творчество будет ограничено рамками страны. Особенно после его триумфа на парижской сцене. Хотел остаться там, а не возвращаться на родину. - Интересно… - удивилась девушка. Недолго думая, она взяла в руки телефон и, введя фамилию и имя в поисковик, нашла фотографии танцора. Разглядывая жгучего брюнета с острым носом и нежными чертами лица, улыбнулась. - Симпатичный, - сказала вслух, а про себя неожиданно подумала: «Чем-то похож на Костю». - Нуреев - кумир Людмилы Борисовны, поэтому не посетить такую премьеру было бы невозможно, - ответила Тутберидзе, а сама подумала о том, что поступает совершенно скверно. Ей следовало бы рассказать, что Шалашова и не смогла бы попасть на закрытый показ без приглашения, которое в свою очередь поступило от Этери, а той - от Буянова. Глядя в янтарно-карие глаза, она поёжилась, но лишь на короткое, еле уловимое мгновение: «Зачем я всё так усложняю? Надо было отказаться…» - Хотя, знаешь, мне кажется, что она как-то говорила нам о нём. Вот сейчас вижу и вспоминаю. Да. Она говорила, что он бог танца, но подражать ему нереально, - похвасталась неожиданным озарением Женя. - Да… я мало о нём знаю. Не то чтобы совсем, но скорее не вслушивалась в новости о нём. Он покинул СССР за тринадцать лет до моего рождения, поэтому его поступок остался для меня не особо раскрытым и интересным. - Ну вот. Сходите на спектакль, там всё и узнаешь, - мягко улыбнулась девушка. *** Майские праздники Евгения Медведева проводила на даче своей лучшей подруги Анастасии Скопцовой. После возвращения бабушки Женя ощущала себя заметно комфортнее, но задерживающаяся уже на столь долгий период Жанна только добавляла расстройств. О случившемся накануне её отъезда девушки успели поговорить до того, как мужчины во дворе начали жарить мясо. - Есть вероятность, что когда мама приедет, ты будешь в Японии, - задумчиво рассуждала Настя. Женя хмуро кивнула, отпила из бокала свежевыжатый апельсиновый сок. - Да. С бабушкой я обсуждать всего этого не стала, чтобы она не волновалась очень сильно. Сначала нужно поговорить с мамой, дать ей денег, а только потом рассказать об этом бабуле. Вообще не представляю, что она испытывала от происходящего. И ведь не делилась ни с кем! Как могла? Неужели не считала необходимым? Думала, что я ребенок? - Нет, Жень. Скорее всего, думала, что тетя Жанна сама всё разрулит. В таких делах чем меньше людей знают, тем для имиджа лучше. Вот узнала ты и что теперь? Только поссорились. Может быть, если бы раньше узнала, то поссорились бы всё равно. Да и какой ты можешь дать совет маме, если сама с таким не сталкивалась? - Но Настя! Это несправедливо! Я так много делаю в финансовом плане для семьи, что умалчивать от меня проблемы в этой части - преступление! - Жень! Глава вашей семьи всё равно - мама и бабушка. Они сами попали в затруднительное положение… не знаю. Всё это неприятно, конечно, - скривив рот, пробубнила Скопцова. Она смотрела из окна на улицу, где Костя и Кирилл уже начали насаживать мясо на шампуры, а Лиза и Андрей о чем-то болтали, сидя поодаль. Их скромная компания для разнообразия пополнилась Туктамышевой и Лазуркиным по желанию Кирилла, который очень хорошо общался с Андреем. Все были в паре, а Костя и Женя как бы сами по себе. - Давай не будем о плохом? Тошно вспоминать. Пока я тут, хочу только отдыхать. - Да, давай… - ответила Настя. Женя с интересом начала разглядывать подругу. - Как у вас дела с Кириллом? - Хорошо, - кратко ответила Скопцова. Это была необычайно немногословная характеристика, которая не особо свойственна от природы болтливой девушке. Женя напряглась, подбирая слова, решила «расшевелить» её. - Только и всего? Просто «хорошо»? - Ну да, а как ещё надо? Всё хорошо, даже очень, - скупо прокомментировала Настя. Медведева решила, что вот так в лоб спрашивать не стоит. Нужно схитрить. - А как у Екатерины Владимировны дела, ты не в курсе? Костя что-то говорил? Мне всё никак не выдаётся возможность спросить у него. Он очень сильно похудел. Ты, кстати, тоже. Даже слишком, - как бы между прочим подметила Евгения. Настя улыбнулась, глядя на себя в зеркало, покрутилась. - Да. Диета помогла скинуть ещё несколько килограммчиков. Сегодня мясо будут есть мужчины, а наша еда сплошь из грибов, кабачков, тушеных помидоров и прочих диетических хреней, - пояснила Скопцова. - Про Екатерину Владимировну… тут… я даже не знаю, что сказать. Видела её на днях. Даже не знаю, как сказать тебе, что с ней… в общем-то ничего хорошего. Совсем не представляю, как Костя держится. Он стал таким закрытым. Я боюсь сказать ему лишнее слово, вдруг обижу или расстрою. Он, конечно, сам не свой. Я с трудом уговорила его прийти сегодня. Так бы снова дома остался. Костя перестал выходить из дома, видеться с друзьями. Не передать словами, как я переживаю за него… - обречённо, тихо, печально Настя всё рассказывала и рассказывала о Косте и его проблемах, а Женя думала, что вот так должна рассказывать девушка о своём парне. Вместо этого она без умолку трещит о друге, которого явно любит глубоко и драматично. На заднем дворе дачи была душевная атмосфера. Друзьям было друг с другом хорошо. Парни пили пиво, хотя Костя алкоголь не уважал. Пока они разговаривали между собой, Женя то и дело поглядывала на то, как Настя взаимодействует с Кириллом. Было в этом что-то наигранное, как ей показалась, потому что каждый жест и обращение Скопцовой к Алёшину было чрезмерно интимным, чтобы Костя это видел. - Конечно, это не моё дело, но мне кажется, что Настя перебарщивает, - отпивая безалкогольный коктейль, подметила Туктамышева. Женя тоже так считала, но за любую глупость в исполнении подруги стояла горой. - Они же встречаются. Что такого, если она будет целовать или обнимать его в присутствии кого-то ещё? Все же свои, - оправдала Скопцову Медведева. Лиза еле слышно усмехнулась. Продолжая потягивать напиток, добавила: - Я не первый год живу. На опыте вижу со стороны, для кого она это делает на самом деле… мне кажется, даже Костя догадывается, просто ему нет дела. У него дома швах. - А какой смысл обсуждать это? Настя и Костя сами разберутся. - Женчоус… ты её подружаня. Скажи ей, что не стоит быть столь очевидной. Это же Кириллу неприятно, просто он слишком культурный, чтобы сказать ей об этом. - Как ты это представляешь? Я ей такая скажу: «хватит целоваться с Кириллом при Косте»? Даже я бы обозлилась, если бы мне сделали такое замечание, мол, кому какое дело, что я вытворяю, - закипала внутри себя Женя. Костя выглядел отчуждённо, и это было правдой. При виде него ей стало так грустно, что захотелось подбодрить его, но способов для этого было мало. - Но кто, как не друг, подскажет, если что-то не так, блин? Она не может решиться на разговор с Костей ещё и потому, что видит, что ему не до неё. Тётя Катя при смерти, а он бледнее призрака. Это даже Андрей заметил, - негодовала Туктамышева. Она была старше и казалась Жене умнее, опытнее. В какой-то момент Медведева даже согласилась с ней внутри себя, но поняла, что боится обидеть Настю разговором о её чувствах. Сидя за столом, компания оживлённо беседовала. В основном о спорте, каких-то других общих интересах, но в разговор мало вступал Константин. Он вроде бы и улыбался, но улыбка его была вялой, выцветшей. - И вообще, девчонки, вы чего мясо не едите? Что мы, зря жарили? Шашлыки обалденные! – сказал Андрей Лазуркин, тыкая пальцем на тарелку. Настя для приличия нанизала один кусок на вилку и положила перед собой. Женя сидела далеко от блюда, и поглядывавший на неё Костя взял в руки тарелку с мясом, протянул в её сторону. - Попробуй, Жень. Правда вкусно. Я, конечно, понимаю, что у тебя, скорее всего, особая диета, но ведь впереди лето. Один кусочек не повредит твоей идеальной фигуре! – подмигнул он. Женя смутилась и, робко улыбнувшись, всё же взяла один мясной кусочек. Настя, сидевшая напротив Кости, переменилась в лице и, как-то опустив взгляд, уткнулась в свою тарелку. Желание попробовать вкусный поджаренный кусок улетучилось. - Не такая уж она и идеальная, - усмехнулась брюнетка. Откусив маленький кусочек, подметила, что мясо и правда вкусное. Костя смотрел с интересом, мягко улыбнулся. - Я так не считаю. Ты такая худенькая, что кажется, что скоро исчезнешь. Понимаю, что это там у вас свои правила и чем вес меньше, тем прыгать проще, но ведь без мяса поддержание мышц - дело сложное. Я вот похудел после поста и теперь еле-еле клюшку в руках держу, а набрать массу всё никак не получается. - Меньше нервничай и больше жри, вот и наберёшь килограммов, - усмехнулся Кирилл Алёшин. Настю зацепило то, что комплимент об изменениях в её весе был не сказан, так как ей стоило немалых усилий держать себя в форме. Поесть она любила, и подвиг в виде поста перед Пасхой был достоин гордости за саму себя, а оказывается, что со стороны результат был незаметен. Она медленно отодвинула от себя тарелку и впоследствии весь вечер не ела ничего, даже овощи. Ближе к вечеру все бродили по участку. Лиза и Кирилл о чём-то громко болтали, Андрей подкидывал дрова в костёр, создавая уютную походную атмосферу. Настя и Женя сидели за столом, больше молчали, чем разговаривали. - Как у вас дела с Этери? Что-то ты давно о ней не рассказывала, – неожиданно поинтересовалась Скопцова. Женя вздрогнула от упоминания имени любимой, словно в страхе, что кто-то ещё мог его услышать. Оглядевшись, заметила Костю, который стоял на приличном расстоянии под деревом и разговаривал с кем-то по телефону. - Хорошо, - подражая подруге, ответила Медведева. Настя нахмурила брови, поняла, чем вызван такой скромный ответ. - Мстишь, что ли? – обиженно спросила Настя. Женя коварно улыбнулась. - Может быть. Если бы ты была со мной откровенна, то и я бы ответила тебе тем же. Настя поправила плед на плечах, заёрзав на стуле, покачала головой. - Мне правда нечем с тобой поделиться. У нас с ним всё размеренно, словно уже лет двести встречаемся. Он ни на секунду не изменился, всё такой же заботливый. - Тебе нравится эта забота? - Ну да… а кому это может не нравиться? – пожала плечами Настя. Женя опустила взгляд на стакан с лимонадом, пустую тарелку с мясом, из которой она съела не меньше четырёх кусочков. - Я хочу быть откровенной, но кажется, что это может тебя обидеть. Мы же можем быть честными друг с другом? Мы же подруги? – спросила Женя. - Да, конечно! Ты есть у меня, я есть у тебя… без вопросов, - подтвердила Скопцова. Женя нетерпеливо перекинула одну ногу на другую и, снова оглядевшись по сторонам, понизила тон голоса почти до шепота. - Тогда скажи мне, зачем ты с Кириллом, если он не делает тебя счастливой? Ты его раз триста поцеловала перед Костей за этот день, а как только он исчезает из поля зрения, сразу бежишь в другой угол… это не нормально. У Кирилла же тоже есть чувства, он всё понимает. И несмотря на то, что было у вас с Костей на той вечеринке, Кирилл тебя простил и забыл об этом. Ну, может, не забыл, но по крайней мере не упоминает, не упрекает в чём-то, - сказанное было неудобным. Обе девушки напряглись, словно ступили на зыбкую почву. Насте это услышать было неприятнее в сто раз. Она и сама многое понимала, но признаваться себе в чём-то вслух – это боль. Девушка не хотела оголять слабые точки, но рядом с Женей могла рискнуть. - Я счастлива… по-своему. Меня всё с Кириллом устраивает. Мы с ним стали ближе… в общем… короче, не вижу смысла скрывать. Ну… было всё, - обрывисто шептала Скопцова. Женя выпрямилась, округлила глаза и улыбнулась так, словно сейчас закричит. - Что?! Как давно? Почему я об этом не знаю! – чуть громче спросила Женя. - Тише! Господи… не ори! – шепотом пристыдила Анастасия. Женя тут же наклонилась очень близко к лицу подруги. - Я хочу знать всё! Нет, а что, я права не имею?! Ты значит расспрашивала, что у меня да как было, а сама скрываешь! - Блин, Жень, тут другое. Ты же там это… ну… ситуация у тебя не такая, как у меня, - призналась Настя. Женя изменилась в лице. Суровый взгляд стал язвительнее, её задело сказанное. После паузы она сказала. - Мы с Этери ничем не отличаемся от других, - сухо оправдалась Евгения. Настя покачала головой. - Ну, давай не будем, а? Ты же не можешь отрицать, что твой первый раз был, как бы сказать… не такой, как у всех. Вы другие. Это не говорит о том, что вы плохие. Просто вы другие. Мне сложно это понять, но не значит, что плохо думаю об этом. Согласись, что рассказ о первом разе с парнем менее захватывающий, чем информация о сексе с… прости… тренером. Это не шутки… - А что, по-твоему, «шутки»? Твой первый с Кириллом? С того момента, как вы вместе, ты ничего не рассказывала о том, как проводите время, что обсуждаете, чем живёте. Словно между вами ничего не поменялось и вы так и продолжаете быть «друзьяшками». Он твой парень. Это ты относишься к этому несерьёзно. При чём тут вообще мы с Этери? - вибрировал голос брюнетки. Настя сурово свела брови на лбу. Она отклонилась от Жени как можно дальше и заняла закрытую позу. - А у тебя было время и желание спросить о моих отношениях раньше? Ты постоянно рассказывала о себе и о Этери, вот я о чём. И вдруг сейчас проявляешь интерес. Как бы тебе сказать… поздновато. Не трогай меня с Кириллом. Мы переспали, да. И между нами всё тоже серьёзно. Не надо думать, что вы с ней выше других. И то, что говорю о нём мало, не означает, что не люблю. Он мой парень, и я веду себя с ним так, как хочу. Костя здесь вообще ни при чём. - Я спрашивала о твоих отношениях! Не надо так говорить! Думала, что если поговорим, то смогу облегчить тебе хоть что-то в жизни, - в ответ на эти слова Настя горько усмехнулась и отрицательно закачала головой. - Может быть, тебе не за меня больно, а за Костю? С чего вдруг такое волнение за его судьбу? Когда плохо было ему, ты тоже не спешила помочь другу. Кого ты вообще замечаешь, кроме Этери? - Это не так! Не говори такого обо мне! Этери не центр моей вселенной! За Костю переживаю в том числе, но за тебя намного больше. Ты дорога мне, Насть! - Если бы я была дорога тебе, то ты бы не стала всего этого говорить. Прости, но желание быть откровенной у меня постепенно улетучивается. Зато за тобой я сейчас замечаю, что об Этери ты говорить стала намного реже. Уже что-то. Однако что же случилось? Захлебнулись от счастья? Вспомни себя хотя бы минувшей зимой? И дня не было, чтобы мы её не обсуждали: «А вот Этери сказала то, а вот Этери сделала это, а вот у Этери проблемы с этим. Я Этери люблю, я Этери ревную, а вот около Этери крутится один мужик, второй, а вон там Буянов, а вон там хуянов» и так далее, и тому подобное. Ты не затыкалась, слепо боготворила её, и это слегка начало утомлять, но я молчала. За год отношений с ней ты сильно изменилась, и даже не спорь. Но. Что стало сейчас? – предъявляла Настя Скопцова. Женя почувствовала себя так, словно эти слова были ударом под дых. Было заметно, что подруга высказывает то, что явно накопилось за период их общения. Женя словно неожиданно прозрела, потому что отчасти и сама не замечала, как сделала из подруги семейного консультанта по их отношениям с Тутберидзе. - Сейчас ничего не изменилось. Мы вместе, мы всё преодолеваем, - растерянно ответила Медведева. - Смертельно за вас рада. Но раз уж мы начали обо всём этом, то я закончу свою мысль. Сейчас ты проявляешь себя знатоком человеческих отношений, но, на мой взгляд, это вовсе не так. Это видно по вашим нестабильным взаимоотношениям. Скандал через мирное время, снова ссора, снова мир. Между нами с Кириллом такого нет, поэтому мне и рассказывать особо нечего. Я не живу с ним на вершине вулкана. Это сейчас. Но до этого, пока мы с ним были в ссоре, где была ты? Где мне в том потоке информации о твоей личной жизни было вставить хоть слово о своих переживаниях? Я тоже нуждаюсь в поддержке, тоже нуждаюсь в советах, а что в итоге? Нет, спасибо. Не хочу превращать нашу дружбу в обсуждение наших с Кириллом отношений. Мы уже перестали быть друг другом, словно превратились в Этери, о которой говорили днём и ночью. Да, хотела делиться с тобой всем, что волнует, но после поняла, что тебе важнее слить свой негатив, а не услышать, что же там я испытываю, – вскипала Скопцова. - Это не так! Ты глубоко не права! – встав с места, объявила Евгения. Внутри плескались столь противоречивые чувства, что обуздать их казалось делом невозможным. Девушка ощутила себя так, словно выяснила, что её «тылы» перестали быть надежными и прикрытыми. Как Женя могла согласиться с тем, что она плохая подруга, если не считала себя таковой. - Думай, как знаешь, Жень. Просто мне неприятно, и я тебе сказала об этом, - пожав плечами, объяснила Настя и, встав с места, ушла в сторону костра. Женя буквально онемела. Шок от услышанного буквально парализовал её тело, сдавил связки, напряг мышцы по всему телу. Ухватившись за спинку стула, она еле удержала равновесие, ощутила, какими слабыми становятся её ноги. Неужели она была настолько слепа, что испортила своими отношениями с Этери дружбу с самым близким ей человеком? Неожиданно сзади её подхватили сильные ладони, буквально усадили на стул, чтобы та не упала. - Жень? Тебе плохо? – пробасил Костя. Он смотрел на её лицо с беспокойством, словно врач осматривает больного пациента. Девушка облокотилась о стол, постаралась дышать глубже. В последнее время нервы у неё сдавали довольно быстро. - Я в норме… - Ты вся побледнела! Я сейчас принесу нашатырь. - Нет! Нет! Не надо никого беспокоить, прошу. Лучше посиди со мной, пока мне не станет лучше, - попросила она. Парень взял тот стул, на котором до этого сидела Скопцова, и, поставив его напротив Жени, сел. Сначала они молчали, а брюнет не прекращал держать девушку за руку, затем проверил пульс. - Доктор, я буду жить? – пошутила бледная Медведева. Костя слабо улыбнулся. - Прогноз неутешительный. Ваша худоба может быть причиной пониженного давления, Евгения Армановна. Не страшно, но требует наблюдения профессионалов. - Как жаль. Я-то думала, что просто облопалась мясом. - Это не причина, - снова улыбнулся парень. - Яманов! Иди сюда! – очень громко позвал его Лазуркин. - Я сейчас, - ответил Костя и ушел в сторону костра. Женя сидела без движений, всё поглядывала в их сторону. Настя так и не обернулась на нее. Зато меньше чем через минуту Костя вернулся. - Давай прогуляемся? Тебе бы побольше свежего воздуха, может полегчать, - предложил он. Протягивая руку, парень выглядел в этом жесте галантно, словно джентльмен. Девушка посмотрела на его широкую ладонь, затем на него самого. Он мягко улыбался. Щёки у парня были впалые, от чего скулы стали острее. Вкладывая свою руку в протянутую ладонь, она встала с места, и они медленно пошли в сторону калитки, а затем вышли за пределы участка. Пара шла вдоль темной аллеи и, говоря полушепотом, обсуждала абсолютно разные темы. Он был прекрасным собеседником, особенно неплохо умел шутить, чем вызывал у Жени неподдельный ребяческий смех. Ночной воздух был прохладным, девушка постепенно успокоилась и подумала о том, что обязательно переварит случившийся с Настей разговор и попробует изменить общение между ними в лучшую сторону. А пока парень с девушкой дошли до какого-то поворота, и Женя сразу ощутила повышение влажности, словно где-то рядом был водоём. - Куда мы идём? – поинтересовалась она. Костя шёл рядом, держа руки в карманах брюк. Высокий и статный, в ночной тени он казался надежным спутником для прогулок в тёмное время суток. - На озеро, где я с друзьями часто проводил лето. В детстве оно было спасением от жары, - пояснил он. Подойдя к воде ближе, Женя прищурилась. Озеро казалось огромным, а его чёрная гладь поблескивала отражающимися в нём звездами. - Пойдём на пирс? – спросил Костя. Девушка кивнула. Обувь издавала характерный топот, когда они ступали по деревянному пирсу. Дойдя до самого его края, остановились. Парень снял с себя кофту и постелил её, чтобы они сели. - Не замерзнешь? – уточнила Женя, глядя на него. Он покачал головой, как бы отвечая: «Нет». Они сели. Воздух приятно пах свежестью, а окружавшие водоём берёзы в темноте напоминали надёжные стены крепости, что ограждала их от мира. Устроившись поуютнее, они молча смотрели на воду. Глядя на природу вокруг, Медведева вспомнила, как они с Этери катались по льду замерзшего озера в прошлом году. Улыбнулась. Она вспомнила всё до мельчайших подробностей и вдруг подумала, что хотела бы там побывать с Этери летом: «Может, стоит ей предложить?» Сидя рядом с парнем, девушка не прекращала думать о своей личной жизни до тех пор, пока не вспомнила слова Насти. Поёжившись, ощутила дискомфорт: «Сижу тут с Костей, а сама даже не спросила, как у него дела. Настя, получается, была права». - Как ты? – пытаясь реабилитироваться в собственных глазах, спросила Медведева. Парень помолчал, затем тяжело вздохнул. Слова давались ему не так легко, как хотелось бы. - Да, ну, можно было и лучше… не проходит и ночи, чтобы я не проснулся от мысли, что с мамой что-то случилось. Бегу в её комнату и проверяю дыхание. Перестал ходить на хоккей, забросил тренировки, получил выговор от тренера. Подвожу парней, всю команду. Короче говоря… туго, - поделился он. Непреодолимая грусть окутала Женю, словно вуаль. Она подумала о том, что ни единого разу до этого дня не позвонила Косте, не спросила, как его дела, не предложила помощи. «Получается, что Настины слова были правдивыми», - расстроилась Женя. - Ты совсем перестал видеться с друзьями, - тихо прошептала девушка. Он снова вздохнул, ещё тяжелее, чем в предыдущий раз. - Я не хочу грузить их своим настроением. В моей жизни не лучший период, а я сам вообще не расположен к общению. При каждой встрече сказанное будет жалобой, а я этого очень не люблю. Не переношу жалость в свою сторону. - Но это не считается жалобой, Кость. Если тебе морально плохо, то рядом есть близкие, которые всегда поддержат тебя. Да, это сложно, но ведь тебе одному намного сложнее это переносить. Настя для этого и позвала тебя, чтобы ты ощутил, что есть те, кто помогут в трудную минуту, - объяснила Женя. Костя мягко усмехнулся, затем посмотрел куда-то в сторону, чтобы девушка не смогла увидеть его лица. - Она, конечно, старается помочь, но сегодня как никогда ощутил себя чужим тут. Все на своей волне, Настя тем более. У неё самый яркий период взаимоотношений, так что ей явно не до меня. - Это не так! Настя переживает о тебе намного сильнее, чем тебе кажется! - Ну я надеюсь, что Кирилл поможет ей с этим справиться. В конец концов они пара, и излишнее проявление внимания в мою сторону при наличии парня было бы слишком странно, Жень. - Тебя это тяготит? То, что она сейчас с Кириллом? – осторожно поинтересовалась Медведева. Он ответил без запинки, из чего она сделала вывод, что он не лукавит. - Нет. Я в который раз говорю, что рад за неё. С ним она стала более взрослой, степенной, спокойной. Он хорошо на неё влияет. - А тебе не кажется, что ей это не свойственно? Разве в отношениях можно измениться до неузнаваемости? – спросила девушка. - Можно. Если быть постоянно вдвоём, то хотите этого или нет, а обмениваетесь энергией друг друга, привычками, взглядами. Это вполне нормально. - Не согласна. Вот разве ты скажешь, что я изменилась? Состою в отношениях год и ничего, - привела здравый на её взгляд аргумент Медведева. Парень взглянул на неё и как-то по-взрослому усмехнулся, словно она сказала нелепицу. - Ну, понимаешь, я недостаточно близко тебя знаю, чтобы судить. Но могу сказать, что Настя как-то обмолвилась, что ты стала далека от неё. - Вот жопа… - с досадой выругалась девушка. – Она мне сегодня сказала то же самое. Понимаешь, я и не замечала. Постоянно на тренировках, на соревнованиях, нет времени ни на что. - Тогда как ты умудряешься впихнуть в свой плотный график отношения? – подловил её на её же словах Константин. Она осеклась. Прикусив губу, начала прокручивать в голове ответ, но парень опередил её. - Это, конечно, не моё дело, но допускаю идею, что такое возможно только в том случае, когда всё то, о чём ты говоришь, вы проделываете вместе. - Что ты имеешь в виду? – задержав дыхание, спросила она. - Тренируетесь на одном льду, - наконец-то сказал он. Женя постаралась скрыть волнение, что охватило её. Это не ускользнуло от его темно-серых глаз даже в полуночной тьме. - Я не собираюсь тебя расспрашивать, не бойся. Просто подумать иное было бы странно. Ты постоянно занята, и логично, что, чтобы встречаться с тобой, единственным местом для пересечений будет каток. - Так и есть… - сдалась Медведева. Ей стало необъяснимо страшно, тревожно, жутко. Костя был сторонним наблюдателем, и даже он сумел сложить один плюс один. - В этом нет ничего страшного. Мои родители познакомились на работе, если говорить честно. Правда, сразу после замужества он попросил её уволиться, мол, не женское это дело и работать, и дом содержать. Мама ему уступила. На мой взгляд, зря, - рассказывал парень. - Почему? - Потому что если бы могла содержать себя сама, то была бы менее зависимой от него. - Но как я поняла, твой папа был хозяином бизнеса, а если они работали вместе, то получается, что он её начальник. - Да, именно так. Но вряд ли бы он её уволил, согласись? – девушка кивнула ему в ответ. При воспоминании её единственного визита в его дом сразу же в памяти вспыхнули семейные фотографии на стене. - Слушай. Мне Настя сказала, что тебя назвали в честь дедушки? - Прадедушки. Он был лётчиком, герой Советского Союза. Большой, благородный, смелый. Я всегда хотел быть, как он, и, как только мне исполнилось восемнадцать лет, поменял фамилию отца на фамилию прадеда. - Получается, что он дедушка твоей мамы? - Да. Мамина ветка. Яманов Константин Радикович, - с улыбкой поделился Костя. Женя улыбнулась шире. - Значит, ты татарин? - Где-то глубоко внутри, да, так и есть, - сказал он. Это было совершенно неожиданно для девушки, она поменяла позу и вгляделась в его черты лица. - Я никогда бы не могла подумать об этом. Ты мало похож на татар. - Ну да. Я смесь всего и сразу. Что-то почерпнул от ветки отца, что-то от матери. Однако всё равно считаю себя русским и неимоверно горжусь этим. Фамилию взял в дань уважения предку, который героически погиб. - Мы чем-то похожи… в моей крови тоже много намешано. Моя настоящая фамилия, знаешь, тоже не «Медведева», - парень удивлённо вскинул густые брови к небу. Обескураженный услышанным, он не мог подобрать слов, чтобы правильно спросить. - Да-да… бабушкина. - Если не секрет. Какая же у тебя была фамилия? Внутри у Жени всё похолодело, что тут же отразилось на лице. Тяжёлым грузом воспоминания из детства и рассказы бабушки легли на сердце, словно камень. - Бабасян, - пренебрежительно ответила Евгения. Костя наклонился чуть ближе, словно ожидал прочитать новость о её национальности прямо с её лица. - Армянка, значит? - Русская. Такая же, как и ты, - сдержанно ответила она. Яманов уважительно кивнул. Ему было интересно узнать об этом, он даже на короткое мгновение забыл о своих семейных проблемах. Неожиданно откровенный разговор был ему интересен, но нарушать границы приличия парень не собирался, поэтому спрашивать дальше ничего не стал. Молча глядя на озеро, они просидели так минут десять. - Как бы мне не хотелось, а вычеркнуть отца из моей жизни оказалось сложнее. Он испортил всю мою жизнь, и мне кажется, что своей болезнью мама обязана именно ему. Какой молодой была, когда он её охмурил. Потом только мучил. Я никогда не стану таким, как он, не посмею причинить любимой столько боли. Когда всё время видишь перед глазами неблагополучие, невольно задумываешься о том, как тебе прожить эту жизнь, - полушёпотом сказал он. Это было маленькое, но такое глубокое откровение из его уст. Женя ощутила, что между ними намного больше общего, чем казалось изначально. Оба старались защищать семью, быть главными в доме, особенно остро воспринимали фигуру отца, сменили фамилию. Посмотрев на его профиль, Женя подумала, что зря так боялась сблизиться с ним. Не было ни единой ситуации, чтобы после её упоминания о том, что она в отношениях, он бы повёл себя как-то нехорошо. Принял, настаивать не стал. Другом он был замечательным, и теперь, когда в его жизни настала чёрная полоса, он как никто другой нуждался в поддержке. После ссоры с Настей Женя задумалась о том, что хочет быть опорой для своих друзей. - Послушай, Кость. Я скоро буду сдавать экзамены, получу диплом, а там и выпускной не за горами. Хотел бы ты прийти на мой маленький праздник? Если не будешь занят, – неожиданно предложила она ему. Он выпрямился и с какой-то гордостью поднял свой подбородок чуть выше. Запустив руку в густые тёмные волосы, Костя просиял, словно узнал благую весть. - Почту за честь! – широко улыбаясь, ответил он. *** Октябрь 2020 года, город Москва, Россия. Этери сидела в автомобиле, то и дело поглядывала на стрелки наручных часов. Чувство раздражения присутствовало ярким мазком краски на мрачной нетерпеливости её характера. Она прекрасно знала о том, что постоянно сердилась, причём из-за любой мелочи. Дрожь в руках стала для неё частым спутником. Думая о том, что Евгения опаздывает, женщина достаточно громко выдохнула и вышла из машины. Сразу же достала из кармана пачку сигарет, извлекла одну. Тонкие пальцы умело зажали её и поднесли к губам, вот только руки, шарившие в кармане, зажигалку не нашли. - Вот блять, - выругалась Тутберидзе и порывисто откинула сигарету в осеннюю листву. Не день, а наказание. Закурить не получилось, ждёт опаздывающую Медведеву: «Ещё чего дерьмового сегодня ожидать?» BMW стояло припаркованным около дерева, почти рядом с домом Жениного психолога. Этери пообещала Жене прийти второй раз на беседу, но не обещала, что пойдёт туда без неё. Прошло уже больше получаса, и стоять вот так становилось просто не культурно. Словно читая её мысли на расстоянии, вдалеке послышался грохот железных ворот. Тутберидзе, подняв голову, увидела, как в её сторону направляется новая знакомая, Марта. Женщина шла неторопливо, её ноги утопали в жёлтом океане из листвы. - Добрый день, Этери Георгиевна, - поприветствовала седовласая женщина. Её руки были в карманах пальто, а на шее покоился наспех накинутый шарф. Глаза через очки казались мутнее, чем они были на самом деле, но сам взгляд был здравомыслящим, словно она только что вышла из медитативного состояния и познала вселенную. - И вам, - сухо ответила Тутберидзе. Ей было неловко от того, что её стояние под деревом было раскрыто. Пока блондинка размышляла о том, что же у неё спросит Марта, та ловко извлекла из кармана своего пальто увесистую зажигалку. Протягивая её Этери, она зажгла огонь, как бы заманивая им. - Да бросьте, что мы дети какие-то? Я случайно увидела, как вы разбрасываетесь не зажжёнными сигаретами. Пожалуйста, - улыбнулась Марта. Тутберидзе посмотрела на неё с нескрываемым недоверием, засомневалась, стоит ли закурить от её огня. Человек напротив неё был спокоен и, продолжая держать в руках огонь, настойчив. - Вообще-то я… не курю, - словно маленькая девчонка, Тутберидзе соврала и впервые за долгое время искренне смутилась от этого. Казалось, что от сканирующего взгляда Марты никуда не скрыться, поэтому Тутберидзе достала пачку повторно и, вытаскивая одну сигарету, поднесла её к огню. Тяга, дым, вдох и выдох. Нервы начали понемногу успокаиваться. Седовласая собеседница разглядывала Тутберидзе с нескрываемым интересом, как рассматривал бы художник холст с намётками гениальной картины. - Желаете подождать Евгению у меня в доме? Всё же лучше, чем на улице, - предложила Марта. Этери снова приложила сигарету к губам и, глубоко втягивая дым, неотрывно смотрела в изумрудные глаза психолога. Продолжительный, пристальный зрительный контакт между ними не прерывался, но в целом Марта была явно не из тех, кто занервничал бы от колючих глаз Тутберидзе. - Я не настаиваю. Вижу, что по времени Женя опаздывает, а вы тут уже давно. От меня это лишь жест гостеприимства, не более того, - объяснила женщина. Этери взглянула на дом, обдумывав услышанное, кивнула. Марта улыбнулась и указала рукой на ворота. - Я открою, можете припарковаться внутри, - добавила она. Этери какое-то время стояла у авто, докуривая сигарету, пока фильтр не стал «скрюченным». Припарковавшись, она вышла из машины и направилась в сторону дома. Сидя в том самом кабинете, где она несколько дней назад уснула, Этери вновь разглядывала обстановку. Марты долгое время не было, затем она вошла в помещение с подносом. - Чай, - объявила Марта, ставя его на журнальный столик перед гостьей. Этери не смогла сдержать ухмылку. - Ромашковый? - Нет, вишнёвый. Покупаю его на развес и добавляю ложечку мёда, когда завариваю. Дивная вещь! – поделилась секретом психолог. В целом причин для того, чтобы напрягаться, у Тутберидзе не было, но тем не менее она по привычке была зажата, словно пружинка под давлением внешних сил. Первой чашку чая взяла Марта. Она спокойно отпила несколько глотков и, прикрыв глаза, насладилась вкусом. Женщина делала это так изящно, а когда взяла в руки с блюдца кусочек восточной сладости, ещё и заманчиво аппетитно. Этери осторожно взяла в руки блюдце с чашкой. Марта понаблюдала за жестом, затем слабо улыбнулась. - Неужели вы думаете, что в своём доме я предлагаю людям яд вместо чая? – усмехнулась Марта. Щёки Тутберидзе покраснели, и, опровергая сказанное, она тоже отпила горячий напиток. Вкус оказался таким же хорошим, как хозяйка дома его описывала. - Нет… я… делаю выводы… может быть… может, и не всегда верные, - немного запинаясь, ответила Этери. Марта была такой спокойной, что кудрявая на мгновение испытала стыд за то, какой грубой была с ней. - Выводы о чём? – уточнила женщина. Погода была солнечной, что необычно после минувших дней непогоды. Кабинет стал светлее, стоявшее неподалёку зеркало дало «солнечного зайчика». То ли чай был горячим, то ли обстановка располагала, но Этери испытала забытое с годами чувство уюта. - О людях, - уже более спокойно ответила блондинка. Перемену её мимики и настроения Марта приметила сразу, но ничего не сказала. Они молча пили чай, и на удивление Этери поняла, что молчание их было абсолютно комфортным для неё. Так прошло ещё некоторое время, пока телефон у Этери не зазвонил. - Слушаю, - кратко ответила Тутберидзе. Звонок был от Жени, которая сразу же начала извиняться за то, что приехать не сможет. Женщина даже не стала уточнять почему, лишь молча кивнула и, положив трубку, не смогла скрыть на лице своём разочарование. Внутри неё растекалась магма из-за случившегося там эмоционального извержения: «Я тащилась через весь город, а она даже не удосужилась позвонить заранее, чтобы предупредить!» Злилась, ругалась, но ни словом не обмолвившись, она встала с места и, поставив чашку на столик, сжала ручки сумки теснее. Тутберидзе строго посмотрела на Марту. - Не приедет? – предположила психолог. Этери кивнула и, как бы прощаясь взглядом, направилась в сторону двери. - Я провожу, - подхватила её порыв Марта. Они спустились на первый этаж, шли в сторону входной двери. - Понравился чай? – ненавязчиво уточнила седовласая женщина. Этери взглянула на неё и улыбнулась, быстро и еле заметно. - Ну слава богу. Хоть тут угодила! – обрадовалась Марта. Они почти дошли до двери, когда она предложила: - Ещё чашечку? Неожиданно для самой себя Тутберидзе помедлила, стоя на пороге. Дома никого не было, торопиться сегодня никуда не надо, и, как-то сама того не ожидая, Этери согласилась. Пока она растерянно смотрела на Марту, та с широкой улыбкой поманила её в сторону кухни. - Давайте-давайте, следуйте за мной. На кухне всё же лучше сидеть, да и поуютнее будет. Я до вашего приезда как раз успела испечь кое-что вкусненькое и не калорийное. Усаживаясь поудобнее напротив барной стойки, Этери осмотрелась. Кухня большая и светлая. В ней большое двустворчатое окно. На окне яркая занавеска - белая в жёлтую полоску с оборочками. Белый и песочно-жёлтый - основные цвета в оформлении: белый холодильник, белая мебель и жёлтые прихватки, полотенца, посуда. На стене напротив окна в красивом кашпо цветок. Его вьющиеся стебли с пышными зелёными листьями спускаются почти до самого стола. Стол большой, круглый, покрытый белоснежной скатертью. С одной стороны, возле окна, находится мойка с навесным шкафчиком для сушки посуды. Рядом - газовая плита и большой буфет. Верхняя часть буфета застеклена - там стоит красивая посуда. На нижних полках расположились кастрюли и другая кухонная утварь. Здесь же находятся и всевозможные электроприборы: мясорубка, соковыжималка, блинница, тостер. А на самом верху буфета стоит большой пузатый самовар. - Вы любите готовить? – поинтересовалась Этери. Она уже и не помнила, когда в последний раз ощущала себя столь расслабленно. Морщинистые, но ухоженные руки Марты умело обращались с самоваром. Они наливали кипяток в чашки, затем поставили на стол домашний чизкейк, варенье, мёд. Эти хозяйственные руки напомнили Этери домашний уют, поэтому за их движениями она наблюдала очень цепко. - Обожаю! Но готовить много не совсем уместно, так как я живу тут одна. Когда приезжают близкие, то это скорее праздник для меня, чем для них. Усаживаю за свой широкой стол, начинаю заваливать пирогами, супами, салатами! Ух! Это моё любимое дело! – искренне и непосредственно рассказывала хозяйка дома. Этери улыбнулась этому и уже чуть более явно. Они снова замолчали, и, когда Марта села напротив гостьи, Этери скромно продолжила разговор. - Я уже не помню, когда была в последний раз на таких домашних мероприятиях. Когда мама была жива, она ожидала нас с Дишей почти каждый день. Это был особый ритуал. Встанет утром, приготовит что-нибудь вкусненькое и начинает обзванивать всех друзей и знакомых. Особенно любила заседать с Жениной бабушкой, - начав предложение с лёгкой улыбкой, она окончила его сведёнными на лбу бровями, а затем уголки её губ медленно опустились вниз. Эти воспоминания были яркой вспышкой, которая озаряла её истерзанное скорбью сердце, и, потухая, словно фейерверк, оставляли после себя только печаль и пустоту. Марта уловила перемены в голосе. - Вашей мамы не стало… - Почти два года назад. Болезнь. Унесла, - сдавленно пояснила Тутберидзе. Пауза, взгляд сочувствия от Марты, но ни слова более. Она понимала и выразила свои соболезнования беззвучно, только грустным взглядом. Психолог была настолько аккуратной в словах и жестах, что это подкупило Этери, так как внутреннее чутьё уловило в этом всём искренность. Захотелось сказать что-то ещё, но, словно осекаясь, Этери вновь закрылась изнутри, чего-то побоявшись. - Знаете… я живу долгую жизнь. Похоронила много родных и близких. Мужа. Самым большим ударом был уход мужа, и я до сих пор не приняла это, хотя пыталась. Многое знаю, советую, помогаю, но, знаете, на себе подобные методики нереализуемы. Вот такой капкан «психиатра», - грустно пояснила Марта. Этери с любопытством прищурила глаза. - Вы психолог или психиатр? - И то, и другое. От психиатрии отошла относительно недавно, уж больно тягостно стало работать с душевно больными людьми. Психиатр больше работает с физикой, телом. Его инструмент – это лекарственные препараты. Психолог же – это лекарь души. Он помогает с сознанием и бессознательным - всё то, что строит человеческую суть, - пояснила Марта, отпивая несколько глотков ароматного чая. Этери задумалась. - Вас интересует, в качестве кого я выступала в Женином лечении? – догадалась она. Тутберидзе поразилась тому, как легко специалист считывала её мысли. Кивнула. Марта вернула фарфоровую чашку на блюдце, а затем тяжело вздохнула. Глядя в чёрный жемчуг глаз, что были напротив, она взяла паузу, чтобы обдумать ответ. - Изначально наше знакомство состоялось при не очень благоприятных обстоятельствах. Мне позвонил Брайан, попросил помощи, даже вмешательства. Отвадил от Евгении прочих специалистов и настаивал на мне, а ещё… на приватности. Только я могла ему её обеспечить, - осторожно подбирая слова, женщина выборочно раскрывала карты, но только тех тем, которые касались её саму. - Я тогда была действующим психиатром, поэтому взялась за случай с данным пациентом без вопроса, тем более просил мой старый друг. Впоследствии и я сама, и Евгения перешли на более щадящий метод. Именно в то время я и приняла решение, что хочу сбавить обороты и перейти на работу психологического характера. Это происходило плавно, поэтому особо не доставило дискомфорта ни мне, ни ей, - ответила Марта. Тутберидзе не смогла скрыть удивления. Она всё ещё сжимала пальцами тонкую фарфоровую ручку, чай красиво «парил», но внимание уже не привлекал. По телу кудрявой пробежались мурашки. Марта тихо прокашлялась. - Вы не знали? – уточнила хозяйка дома. - О чём? - О том, что было там в Канаде? – намекнула Марта. Тутберидзе пронзила обида от незнания ситуации. Она откинула с плеч волосы, таким нервным порывистым движением. - Не поясняйте, я поняла. Видите ли, рассказать об этом я не могу. Принять это решение может только сама Евгения, - объяснила женщина. Настроение у Этери испортилось, ей стало холодно, словно её окотили ледяной водой. - Для вас не секрет, что наши отношения восстанавливались с огромным «скрипом»? До сих пор так, - спросила Тутберидзе. - Нет, не секрет. Вы были темой номер один в проработке Жениных проблем, - пояснила Марта. Этери скривила рот в подобии улыбки. Ей стало смешно и грустно от этих слов. - Почему-то я не удивлена, - процедила сказанное Тутберидзе. Марта отставила опустевшую чашку в сторону и посмотрела в лицо собеседницы прямо и открыто. - Не зря Женя позвала вас сюда. Невозможно помочь ей, не побеседовав с вами. До этого дня я не имела чести узнать вас напрямую. Всё только с её слов, а они могли быть субъективными, сами понимаете. - Ещё как субъективными. Много плохого наговорила обо мне? - Разного. Этери обиженно отклонилась от стойки, вцепилась руками в столешницу до их побеления. Марта же оставалась спокойной, даже безмятежной. - Мне казалось, что она должна была понимать, что проблема её угнетённого состояния не только во мне, - промямлила Тутберидзе. - Так и есть. Просто примите как данность то, что между вами всё ещё присутствует недосказанность. Но! Всё это поправимо. При желании обеих сторон. А у вас есть это желание? - Как видите. Я тут, я приехала, даже сижу тут с вами и мило попиваю чай. - Ну предполагаю, что чай вы пьёте не из-за Жени, а из собственного желания. Разве это не так? Или я всё ещё вызываю у вас негативное впечатление? – Марта расспрашивала важные моменты с такой лёгкостью, что вряд ли её можно было упрекнуть в непрофессионализме, и Этери это прекрасно понимала. Стильная, авторитетная, мудрая женщина напротив неё располагала к себе на сто процентов. - Так. - Не бойтесь признаться в этом. Не укушу, как говорится. Тем более мы просто разговариваем, и для вас я скорее обычный собеседник, чем специалист психологического характера. Мне комфортно общаться в таких ролях. Надеюсь, вы это видите. - Да, - кивнула Этери. Марта улыбнулась. - А раз видите, то можете говорить всё, что душе угодно. - Проблема лишь в том, что собеседнику раскрывают душу только тогда, когда знают его. Я вас не знаю. - Не вопрос, Этери Георгиевна. Можете спрашивать обо всём, и я непременно отвечу. Мы же общаемся, делимся впечатлениями, мыслями, - уточнила Марта. Этери обдумала всё, что было сказано ей. Плюсом в этой ситуации было то, что она была приятно удивлена подходом Жениного психолога, более того, не ощущала от неё скрытой опасности. Не посещая таких специалистов, Тутберидзе находилась в предубеждении, что они все шарлатаны, что берут за свою услуги немалые деньги, копаясь в грязном белье. Марта была живым опровержением этой гипотезы. - Обращайтесь ко мне по имени. Так будет лучше, - сдалась Тутберидзе. - Хорошо, Этери, - улыбнулась ей Марта. Они всё же перешли в комнату для приёма пациентов, но только из-за желания Тутберидзе полежать на том удобном кресле около окна. Удобно расположившись в нём, Этери сначала долго молчала. - Вам неуютно? - Нет. Привыкаю к обстановке. - Кресло не вызывает дурных ассоциаций с больными людьми? Психами? – поинтересовалась Марта. - Нет. Только с Женей. - Превосходно. Тогда можем ли мы побеседовать? В полном взаимопонимании на спокойных тонах? - Да… почему бы и нет, - кивнула Тутберидзе, разглядывая пейзаж за окном. - Хорошо. Тогда предлагаю, прежде всего, задать любой вопрос мне. Если в ходе разговора что-то из моих вопросов будет вызывать у вас отторжение, то либо скажите мне об этом, либо просто промолчите, - пояснила Марта. Они промолчали ещё некоторое время прежде, чем Тутберидзе собрала свои мозги в кучу. - О чём вы разговариваете с Женей? - Я не могу рассказать вам всей правды, да и не имею на это полномочий в отсутствии самой Жени. - Я понимаю это. Мой вопрос касается… как бы это сказать… тематики. Вы её задаёте или она? - Чаще она. Женя рассказывает то, что её волнует. А что волнует вас? – спросила Марта. Этери молчала, раздумывала о том, что хотела бы рассказать. - Меня волнуют воспоминания. Разного рода. О родителях, о дочери, о Жене, о моей работе и жизни в целом. - Давайте я попробую задать уточняющий вопрос. Если не возражаете. - в ответ Этери утвердительно кивнула. - На ваш взгляд, что стало переломным моментом в вашей жизни? - Лето 2017 года, - без запинки ответила Этери Тутберидзе. Марта откинулась на спинку своего высокого кресла, задумалась. - Оно было странным, скомканным. Я провела большую часть лета с близкими, особенно с мамой. Сейчас уж думаю, что по мистическому стечению обстоятельств я как-то ощущала, что впереди меня ожидают тяжёлые испытания. Там на горизонте была Олимпиада, работа над ошибками, новые знакомства. И словно предчувствуя, я была с мамой почти непрерывно, чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. С Женей мы стали общаться намного реже… я… боже… - запнулась Тутберидзе и потёрла ладонью лицо. - Мне так странно вот так просто рассказывать кому-то, что между мной и моей спортсменкой были серьёзные отношения. Ни разу за всё время, что мы были вместе, мне не удалось найти достойного собеседника. Я всего боялась, - пояснила блондинка. Из её уст это было откровением. В Марте Этери неожиданно нашла отдушину, которая сможет помочь облегчить тот груз, что был на её сердце ещё с 2016 года. - Это нормально. И мне очень жаль, что рядом с вами не было друга, что смог поддержать ваш выбор. Это играет немаловажную роль в таких сложных хитросплетениях ваших неординарных отношений, - ответила Марта. Этери продолжила: - У Жени тогда были проблемы в семье. Мы даже не могли предположить, сколь серьёзными они были. Помню, что они с Жанной уехали тогда в Японию, были на шоу. После экзамены, затем отдых, путешествия со всей семьей. У меня тоже. Я помню, что почти постоянно злилась на обстоятельства, из-за которых мы стали меньше проводить с Женькой время. Это так давило, особенно после того, как всё больше и больше сторонних людей стали вовлекаться в наши отношения. Видеться чаще стало опасным, мы сделали паузу, созванивались и списывались, посылали друг другу подарки, убегали на каток, чтобы хотя бы там на нейтральной территории работать на льду и хотя бы так быть вместе. У моей мамы уже тогда были частые головные боли, я нервничала, волновалась за неё… не передать словами как. Женя была рядом, помогала, но всё чаще отсутствовала, так как и у самой было немало трудностей. И вот я, глупая, решила провести время с мамой моего хореографа. Мы пошли в театр, - значительно тише сказала Этери, когда приблизилась к окончанию длинного монолога. Марта не была удивлена, так как слышала ту же историю, только из других уст. Она знала о каждом волнующем воспоминании, боли, страхе, но вот теперь перед ней была Этери, и она наблюдала за событиями от её лица. - Что такого было в том походе в театр? – спросила Марта. Этери взяла длинную паузу, и казалось, что больше не заговорит. - Укрытие подробностей. - Имеете в виду Сергея? – в ответ на эти слова Этери повернула голову к собеседнице. Она долго пристально посмотрела на неё. Поразилась ее осведомлённости, но решила не останавливаться на этом факте. Видимо, с Женей они всё же обсуждали всё. - Да. Рушится всё начало именно с этого момента, - ответила блондинка и нервно похлопала по карманам в поисках пачки сигарет. Марта встала со своего места и ушла в другую комнату, а затем вернулась с зажигалкой и пепельницей. Этери удивленно посмотрела на неё. - И вы не будете возражать, что я курю в комнате? - Нет, я привычна к подобному. Хотя Женя очень не одобряет эту вашу зависимость. К слову, - печально улыбнулась Марта. Тутберидзе эти слова поразили, и закуривать сигарету она не стала.