Прикасаясь ко льду губами

*** Во тьме ночной Каждый увидит что-то. Смотри подольше. (с) *** Это лето было наполнено большим количеством событий. Все они были перемешаны в памяти людей, что в них участвовали. Каждый запомнил их по-своему, что даже при коллективном обсуждении невозможно было восстановить всю хронологию. Жаркое лето 2017 года ворвалось в размеренные будни стремительнее, чем мчится благородный рысак сквозь колос. Майские праздники сменялись отдыхом, редким посещением катка, затем снова отдыхом и так по кругу. Лето было возможностью вспомнить о себе, о друзьях и близких, которые в осень и зиму страдали от обделённости вниманием. Стараясь наверстать упущенное, ты соглашаешься пойти всюду, где тебя ждут и зовут в гости. Даже ночью ты чаще остаёшься в комнате с телефоном в руках, звонишь и обсуждаешь почти до утра всё, что заботит твоё сердце. *** Май 2017 года, Подмосковье, Россия. Внедорожник остановился рядом с большим частным домом. Попасть во двор особняка было можно, преодолев двустворчатые ворота, изготовленные из металлических прутьев, выкрашенных в благородный коричневый цвет. Строение невольно поражало своими масштабами, необычностью архитектурных элементов и роскошью. Этери украдкой посмотрела на Евгению, которая сидела рядом с ней. Договорённость о том, что Диану они будут забирать из поместья Буяновых вместе, не была пустым звуком. Лицо девушки не выражало каких-то ярких эмоций, скорее давало понять, что себя контролировать она умеет, когда надо. Этери же напротив была взволнованной, всю дорогу обе девушки молчали. Женщина опасалась молчаливых внимательных глаз, которые могли счесть каждый жест и слово в сторону бывшего любовника признаком внимания к нему. Наконец-то ворота открылись, и к ним навстречу выбежала Диана. Издали было заметно, что она счастлива и испытывает непередаваемый душевный подъём. А о чём ей переживать? Потрясающие майские праздники в компании отца и семьи брата делали своё дело. Женя вспомнила, что на день рождения Этери Петровны Буянов приехал лично, чтобы её поздравить. Краткое упоминание Диши о том, что отец и бабушка общаются, всё ещё было в воспоминании. Медведева об этом у Этери так ничего и не спросила. То ли побоялась, что та в курсе подобного общения и не возражала, то ли того, что она не в курсе и, узнав, проявит к этому чрезмерное любопытство. Этери вышла из автомобиля навстречу дочери. Ворота снова открылись, оттуда шёл навстречу высокий седовласый мужчина. Женя, не теряя ни секунды, вышла из салона. Сергей Буянов приближался медленно и для придирчивого взгляда Медведевой был слишком хорошо одет для человека, который проводит время на дачном отдыхе. Никаких сланцев, пляжных шорт или маек. Лёгкая чёрная рубашка с коротким рукавом, бежевые брюки-карго с широкими карманами выше колена были подпоясаны массивным коричневым ремнём. Девушка шла уверенно и отмечала про себя, глядя на него, что хозяин дома не был в курсе того, что она приедет сюда вместе с Этери. Об этом говорили слегка растерянные голубые глаза при виде неё. - Добрый день, дамы, - поприветствовал он. Женя не смогла угадать ход его мыслей. Он явно ожидал только Этери. Женщина кивнула ему, не произнеся ни слова. Диана начала что-то без умолку рассказывать маме, и та внимательно её слушала, пока Женя неотрывно изучала Сергея, что стоял напротив неё. Смутить взглядом его не получилось, и он без особого стеснения посмотрел Жене прямо в глаза. Оба молчали, переглядывались так, словно находили друг в друге угрозу. Его леденящие душу голубые глаза были проницательны. Отводить свой огненно-янтарный медвежий взгляд Евгения не стала. - Как проходит лето, Евгения? – пробасил низкий утробный голос Буянова. Этери не могла не услышать этого и тут же косо взглянула на стоявших сбоку от неё людей. Женя понимала, что вопрос был рядовым и, скорее всего, произнесенным из вежливости. - Чудесно, - сухо ответила она, не разрывая зрительный контакт. Буянов чувствовал, что от Медведевой исходит неприязнь к нему. Мужские губы расползлись в еле заметной улыбке, что говорило о том, что он о чём-то размышлял. - У тебя был прекрасный сезон в этом году. Мои поздравления, - продолжил беседу мужчина. Женя непроизвольно сунула руки в карманы спортивных штанов и с этого момента начала неосознанно «зеркалить» его позу. Этери напрягалась, причём отвлечь её от тихой паники у Диши, что болтала без умолку, получалось плохо. - Мы признательны, - выдала Женя, подчёркивая этим «мы» себя и свою женщину. Сергей удивлённо приподнял брови, видимо, подумав, что она называет себя в третьем лице. По спине Тутберидзе пробежали мурашки, ей хотелось поскорее отсюда убежать, прихватив девочек. Последовала пауза, в течение которой мужчина посмотрел на профиль матери его ребёнка. Она была красивой, по-весеннему свежей и очаровательной. Женя поняла, куда он смотрит, сжав в кулаки руки внутри карманов, держала осанку прямо, подбородок высоко поднятым. - Как ваши успехи? – спросила девушка, тем самым отвлекая его от разглядывания Тутберидзе. Буянов неохотно отвёл взгляд и вновь вернул внимание к Медведевой. - Отлично. Работаю над новыми проектами, - ответил он, и Этери испуганно посмотрела на него. Ей стало страшно, что вот сейчас он расскажет что-то о театре прежде, чем она успеет его остановить. - Мои хорошие знакомые поставили… - Думаю, что нам надо ехать! – прерывая его, вмешалась Тутберидзе. Женя уставилась на напряженную Этери и свела на лбу брови. Буянов явно не ожидал подобного. - Мам! Как же так! Давай ещё часок тут побудем! Ванька с семьей уже уехал, а мы с папой хотели пожарить маршмеллоу на мангале! Ты очень рано приехала, мы не успели даже начать! – попросила Диана у матери. Этери неосознанно провела взглядом по Жениному лицу, и Сергей это заметил. - Диан, может быть, у них совсем другие планы? Евгения наверняка куда-то торопится, - вмешался отец. Диана тут же подошла к Жене и, взяв её по-девичьи нежно за руки, уставилась на неё во все глаза. - Жень! Ты же не спешишь никуда? Давай останемся! Я тебе дом покажу, вместе у костра посидим! – умоляла Диша, широко округлив глаза. Её слова прозвучали словно мольба о помощи. Женино лицо нахмурилось, и Этери, прикусив губы, сжалась. Сергей обратил внимание и на это. Повисла пауза, и стоящая к родителям спиной Диана подмигнула Медведевой. - Диана. Не настаивай, - чуть строже сказал Сергей и одновременно с ним заговорила Этери. - Диша, я думаю, что… - начала было говорить Тутберидзе, но Женя тут же их двоих перебила. - Не возражаю, - неожиданно для всех ответила брюнетка. Диша тут же запрыгала на месте и, приобнимая Женю, еле слышно шепнула ей: «Спасибо!». Глаза Этери расширились, стало трудно соображать. Буянов развел руками. - Что скажешь, Этери? – уточнил он у неё. Его обращение к ней по имени вызвало у Евгении неприятные чувства. Глядя на неё, она поймала на себе какие-то растерянные глаза Тутберидзе. - Мамуля! Ну! – подскакивая к матери, промяукала Диша. Этери застигли врасплох, она лишь быстро кивнула. Диана подпрыгнула ещё выше, заулыбалась, выглядела несносно счастливой. Женя лишь сжала челюсть, изображая улыбку. Компания пошла в сторону дома. Этери побоялась заговорить с Женей при Сергее с дочерью, поэтому предпочла идти молча. При входе на огромную территорию уже с ворот стало понятно, что особняк не просто хорош, а грандиозен. Сад был неимоверной красоты и явно поддерживал своё великолепие трудом специально обученных людей. Дорожка была вымощена из белого камня, а поодаль стоял декоративный фонтан. Многоэтажный частный дом выглядел так, словно является особняком британского олигарха, и, разглядывая обстановку во все глаза, Медведева позавидовала: «Вот бы и мне такой дом…» - Пройдёмте в беседку? Там уже всё готово, - указывая ладонью в нужную сторону, сказал Буянов. - Я поставлю чайник в доме, вынесу всё необходимое, вдруг вы голодны, - также добавил он. Диша тут же подхватила папино настроение. - Мы с Женей пойдём с тобой. Я покажу ей дом. Можно? – приобнимая отца, спросила девочка. Он улыбнулся ей. Дочь и правда была счастлива. Они вдвоём выглядели так, как люди, между которыми тёплые, доверительные отношения. В глубине души у Евгении зародилась тихая грусть, что вот так могло бы быть и с ней, если бы отец проявил внимание к её персоне. - Я, пожалуй, тут посижу, - пробубнила Этери и, не дожидаясь ответа, ушла в беседку. Женя проследила за ней взглядом. Девушка и сама не понимала, почему согласилась на это приглашение. Может быть, решила, что «врагов» нужно держать вблизи. - Пойдём! – утянула её за руку Дэвис. Они обошли Буянова быстрым шагом и вошли в дом первыми. - Ну вот! – размахивала руками Диана. Девушки начали медленно прохаживаться по первому этажу. - Тут у папы гостевая, там в углу бильярдная, ой, ну много всего, - махнув рукой, похвалилась она. Интерьер комнаты полностью выдержан в коричневых тонах. В центральной части гостиной размещались небольшой круглый столик изящной формы и четыре мягких массивных кресла, обитые тканью перламутрово-кофейного цвета. Вдоль одной из стен помещения располагались открытые деревянные шкафы с книгами. Пространство другой стены было занято элегантным сервантом, изготовленным из того же самого дерева, покрытого темным лаком. Они ходили из комнаты в комнату. Женя молчала, а сама думала о том, что и представить не могла, что вот так просто будет расхаживать по дому бывшего любовника своей женщины. Шли они по мраморному полу, сверкающему под светом огромных стеклянных люстр. Евгения с интересом разглядывала большие окна, разукрашенные разноцветным витражом. Каждое новое помещение столь огромное, что кажется, как будто ты попала в волшебный мир, которому нет конца. Главная дизайнерская идея основана на использовании классических элементов и форм. Черты, свойственные классицизму, прослеживаются во всем экстерьере здания: в четкости и симметричности линий, в изяществе отделки и продуманности второстепенных деталей. При оформлении просторных залов использованы такие материалы, как дерево, стекло. Глядя на всё это, трудно было поверить, что всей этой роскошью мог владеть только один человек, настолько масштабной была задумка. Женя ощущала себя маленькой девочкой, что с завистью прохаживается по дорогущему музею без билета. - А там второй этаж! – продолжала рассказывать Диана. Они поднялись по крутой деревянной лестнице, и, оказавшись наверху, Медведева погрустнела ещё больше. Тут всё выглядело даже лучше, чем внизу. На стенах висело множество картин, приятный цвет стен подсвечивался эффектными лампами. Они продолжали идти дальше, пока Диана не привела её к какой-то массивной дубовой двери. - Там спальни, а тут папин кабинет. - Может быть, не будем входить туда? Это же личное пространство. - Давай тихонько? Там всё самое интересное! – заинтриговала девочка. Толкнув дверь, она распахнула её шире. Это был кабинет в английском стиле. Было видно, что владелец обладает статусом, но при этом сдержан в поведении. Натуральные тёмно-коричневые оттенки древесины присутствовали во всём: на стенах, в напольном покрытии и оформлении потолка, мебельных изделиях и текстиле. Диана прошла на середину помещения так, словно была хозяйкой. Женя нерешительно стояла на пороге. - Идём, смотри! – сказала она, зазывая к себе. Её рука указывала на стену, что находилась за рабочим креслом. Медведева медленно шла в её сторону и, посмотрев туда, замерла. - Эти фотографии папа сам делал и оформлял, - прокомментировала Дэвис. Женя подошла ближе. Огромное количество рамок с разными людьми. Где-то были известные персоны, где-то друзья и знакомые, вперемешку с ними семейные фотографии. Женя начала разглядывать их, цеплялась взглядом за каждое лицо. На одном фото был очень молодой хозяин дома на тренировке конькобежцев. Чёрно-белый старый формат тем не менее смог передать, каким симпатичным в молодости был Сергей Буянов. Высокий, почти под два метра ростом, он имел длинные накаченные ноги и сильные руки. На другом фото он худенький парень в компании друзей своего возраста, темные непослушные волосы выглядели львиной гривой. Стояли они, облокотившись на автомобиль. - Тут папе 17 лет, - ткнув пальцем на эту фотографию, сказала Диана. Евгения подошла ещё ближе. - В моём возрасте, - почему-то вырвалось из её уст. У него были густые брови, прямой высокий лоб, ухмылка, говорящая о том, что парень знает себе цену. - Он добился бы успехов в спорте, если не травма правой ноги, - добавила Диана. Сердце Жени от чего-то ускорило биение, она нашла взглядом семейные фотографии и увидела Сергея, Елену и их маленького сына Ивана. Улыбались, были судя по всему счастливы тогда. Евгения поразилась тому, что Диана, оказывается, очень похожа на Сергея. Ей не приходило это в голову, так как, кроме Этери, рядом с ней никто не присутствовал в течение жизни. Совсем другое дело – это сравнивать ребёнка с двумя родителями. Непохожие внешне друг на друга, Сергей и Этери гармонично переплетались между собой чертами лица и фигуры, воплощаясь в дочери. От этого Жене стало не по себе, в горле запершило. - А это бабушка и дедушка, - сказала Диана, словно знакомя с ними. Медведева впала в ступор. Перед ней была молодая женщина, которая являлась точной копией Дианы. Они были настолько похожи, что это казалось мистикой: «Разве могут люди быть настолько одинаковыми?». Взгляд спустился к подписи, и сердце пропустило несколько ударов. - Иван и… Диана… Буяновы… - еле-еле прочитала вслух Женя. Сердце защемило. Диана улыбнулась, глядя на фото. - Да! – зачем-то подтвердила она. Евгения ощутила, как быстро взмокли её ладони, спертое дыхание стало редким, сердце бешено крутило кровь внутри, словно жернова мельницы. Этери назвала дочь в честь его матери, хотя он бросил её, даже не знал, что у него родился ребёнок: «Какое это имело для неё значение? Ни за что не поверю, что имя просто понравилось ей». - Ты… тебя мама назвала из-за неё? – запиналась Медведева. - В смысле… в честь неё? – поправила саму себя девушка. Ответ послышался приглушенно, словно через толщу воды, на дно которой Евгения оседала. - Да! Меня в честь бабули, а Ваню в честь дедушки. Бабушка так сильно хотела внучку, что выпрашивала меня у отца ещё при браке с тётей Леной. Вот только она родила Ваньку. Зато моя мама родила меня! Вот только бабуля не дожила до этого... мне бы так хотелось с ней познакомиться… - непередаваемая печаль из уст Дианы была искренней, но Женя не обратила на это никакого внимания. Сжав челюсти, она с трудом обрабатывала информацию. В голове пеленой начало застилать рассудок, и из-за болезненности процесса не получилось заговорить, настолько скованными оказались голосовые связки. Диана ушла к шкафу и оживлённо добавила: «Это ещё что!». Вернувшись к столу, она положила на него небольших размеров альбом. - Посмотри сюда! – обратила на себя внимание Диана. Женя медленно развернулась к ней лицом и ещё больше оторопела, так как увидела на столе фоторамки с Дианой, а чуть поодаль фотографию их троих – Буянова, Этери Петровны и Диши. Это фото определённо точно было сделано у ресторана, когда мужчина приезжал Этери Петровну поздравлять. Женины руки заметно затряслись, ей стало мало воздуха, но голосов, которые бы что-то рассудили, в голове пока не было. Диана открыла альбом, перелистнула его почти в самый конец и показала пальцем на три вклеенные туда фотографии. - Это папин альбом. Он же любит фотографировать, - широко улыбаясь, сказала Диана. Немыслимое отчаяние распространилось по каждой клеточке тела, когда Женя посмотрела в альбом. Три фотографии. На одной из них была худощавая фигура молодой брюнетки, чьи плечи были оголены довольно дерзким нарядом. У неё были дикие, необузданные чёрные кудри, жгучий взгляд из-под пушистых ресниц, совершенно немыслимый макияж и яркие губы. Чёрно-белое фото сделано в той квартире, которая теперь являлась собственностью Дианы, либо Жене показалось, что там. Положив руку на своё горло, она приоткрыла рот, но воздух оттуда не вышел. Широко раскрытые глаза смотрели пугливо, обречённо, словно подглядывали в скважину двери чужой жизни. - Мама такая красивая тут, - в очередной раз улыбнулась девочка. Женя перевела взгляд на второе фото – Сергей обнимает Этери у кухонной плиты, она смеется, закрыв глаза, а на щеках виднеются полосы от муки, руки перепачканы сырым тестом. Это лицо было столь прекрасным, а улыбка, что озаряла его, демонстрировала, что девушка абсолютно точно счастлива в том моменте. На ней был лёгкий халатик или сорочка, Женя с трудом понимала это, так как не могла отвести глаз от лица любимой женщины: «Нет, это не она. Это не Этери. Этого не может быть. Это просто посторонний человек. Это не моя Этери…» - судорожно думала Медведева. Девушка с горечью вспомнила слова Тутберидзе: «Я редко что-то действительно хочу приготовить, если ты замечала. Сейчас – исключительный момент». Тело было парализовано: «Зачем она так? Зачем говорила, что глупая готовка – это исключительность, если для него делала то же самое? Строила из этого что-то особенное, а на деле… даже если со мной у неё всё иначе, зачем было говорить именно так? Чтобы я обманулась своей уникальностью в её глазах? Чтобы потом вот так, как дура, смотреть на подобные снимки?». Она не знала, как долго простояла так, потому что Диана сказала что-то ещё, а Женя этого не услышала. Последнее третье цветное фото. Этери сидит верхом на лошади, а Сергей держит поводья, стоя рядом. «Пальцы в перчатках сжались сильнее на Жениной талии. - Страшно? - Вроде нет, а вроде да. - Тише, что ты? Я же рядом. Смотри, как медленно идёт Шелли». Евгения медленно отошла к окну. Она смотрела перед собой, ничего не видя, и вдруг, повернувшись, вернулась обратно и села к столу. Опустив голову на руки, она долго находилась в этом положении, несколько раз пыталась заговорить и останавливалась. Не отдавая себе отчета, для чего она это делает, Женя напрягла все свои душевные силы, чтобы быть спокойной и даже равнодушной. Диана не заметила в ней признаков отчаяния, хотя поза, в которой Медведева сидела, вызвала недоумение. - Надо на воздух, - выдала Женя охрипшим голосом. - Тебе плохо? – подошла Диана и положила руку на плечо, стараясь заглянуть в лицо. Медведева покачала «чугунной», тяжелой головой. - Может быть. Подышать надо, - безэмоционально ответила брюнетка. На улице в беседке уже горел контролируемый костёр в мангале. Мужчина молча распределял маршмеллоу по деревянным палочкам, изредка шевелил дрова в огне. Этери уставилась в телефон и не поднимала головы, не говорила. Всё её тело превратилось в камень, было жёстким, гибкость исчезла, казалось бы, насовсем. Сергей позволял себе редкий, быстрый взгляд на неё. Подметил, что женщина была слишком мрачной. - Что-то стряслось? – уточнил он. Тутберидзе вздрогнула, словно её ударили электрошокером. Сначала посмотрев на дом, а затем на Буянова, заговорила. - Нет, - врала она. Он пожал плечами, нахмурился, поняв, что ему лгали. Мужчина разложил сладости на тарелке, а затем сел на стул напротив Этери. Его взгляд уже дольше положенного остановился на ней. Бывшая возлюбленная сильно изменилась. Внешность стала более ухоженной, зрелая красота очаровывала, аккуратная одежда с иголочки придавала ей солидность и особенный стиль. На столе стояла бутылка виски, мужчина потянулся к ней. - Не против? – спросил он. Не поднимая головы, ответила: - Делай, что хочешь. Сергей смутился накаленности воздуха в атмосфере между ними. Он не настаивал на том, чтобы они остались, но казалось, что Этери упрекает его своей холодностью в том, что он потакал капризам дочери. Откупорив бутылку, мужская рука налила в прозрачный стакан тоненькую рыжую линию алкоголя. Буянов покрутил в руках стакан, наблюдая за тем, какие следы виски оставляют на стенках мокрые разводы, и, прежде чем выпить, снова взглянул на Тутберидзе. Она сидела без движений, телефон явно был прикрытием её нелюбезности. Отпив крошечный глоток, Сергей смаковал напиток. - Не мучайся. Скоро поедете домой. Парочка шпажек с маршмеллоу на костре, и Диане это быстро надоест, - обнадёжил мужчина. Этери подняла на него чёрные, как смола глаза, буквально пробуравила взглядом. - А ты знаток моей дочери? Знаешь, что ей нравится, что надоедает? – пренебрежительно уточнила женщина. Его брови сошлись на лбу, выделяя характерные мимические морщины на коже. - Нашей дочери, - поправил бас. - Сколько ещё будет длиться этот дешёвый спектакль? В отца и дочку? Что тебе от нас нужно? - Ты опять за старое? – сделав голос строже, пробасил мужчина. Этери этот тон не понравился. - Не опять, а снова! Какое тебе дело до нас? - Я ещё раз повторяю, что Диана и моя дочь. Мы договорились с тобой, что я могу проводить с ней время. Да что с тобой вообще? То ты не возражаешь, то открещиваешься от обещанного, - упрекнул он. Этери заблокировала телефон, сложила руки в замок. - Мы не подписывались на то, что я буду жарить с вами зефир на костре. Обязательно было меня в это впутывать? - Спроси об этом у своей подопечной. Это она согласилась остаться, - подметил Буянов и сделал небольшой глоток виски. Этери нечем было крыть, потому что он был в этом прав: «Почему Женя так подставила меня? Зачем согласилась? Проверяет на прочность?» - Или ты переживаешь, что твой молодой любовник заревнует тебя ко мне? – колко приметил мужчина. Он указал взглядом на телефон в руках Тутберидзе. - Меньшее, о чём мне следует переживать в крепких отношениях с ним, - выкрутилась она, зная, чем задеть собеседника. Сергей был сдержан, но по его взгляду Этери понимала, что это была лишь маска. Она хорошо помнила все его взгляды с претензией на ревность. - Тогда что же ты не приехала с ним? Покрасовалась бы. А то фигуристка уступает сопливому хореографу по количеству ненависти ко мне, - улыбнулся он так, что вывел из душевного равновесия напряжённую Этери. Она поправила кудрявые волосы, блуждая взглядом по веранде, едко усмехнулась. - Не смей даже рта раскрывать о Жене. - Я и не о ней сказал, если ты заметила, - поправил Буянов. Этери была сама не своя. Она готова была напасть на Сергея, если того потребуют обстоятельства, однако уточнение вызвало внутри ярость, перемешанную со страхом. Нужно было оставаться невозмутимой. - К слову. Почему ты вообще с ней приехала? Тренировки закончились, старты тоже. Неужели приехать с ней лучшее решение, чем притащить сюда Глейхенгауза для пущей эффектности? - Это не твоё дело! Хватит всё это говорить! - Отчего же? Я не оскорблял тебя, не оскорблял Евгению, вообще с тобой толком не говорил. Задав вопрос из вежливости, лишь ожидал, что ответишь тем же, а не выльешь на меня ушат дерьма. Мне казалось, что ты стала нейтральной. В их сторону уже шли Женя с Дианой, поэтому перебранку пришлось остановить. Этери взглянула на спокойное, сдержанное лицо Жени и внутри себя насторожилась. Она прекрасно понимала, что та вряд ли довольна происходящим: «Но зачем тогда согласилась остаться? Из-за просьбы Дианы?» Девушки расселись по местам. Диша села рядом с матерью, а Евгения заняла свободный стул рядом с Сергеем, чем немало удивила Этери. Тусклый янтарь глаз взглянул на сантиметровую полоску огненного виски и позавидовал тому, кто пьёт его. Ей нужна была анестезия для облегчения сердечной боли, но в представленных условиях это оказалось невозможным. - Буду жарить сладости, если не против? Угощайтесь овощами, бутербродами, колбасой и остатками рыбы. Чай уже заварился, - сказал мужчина и, встав с места, ушел в сторону огня, который прогорел и оставил пылающие угли. - Мы сегодня с папой на мангале рыбку жарили. Вкуснющая! – похвалилась девочка и расплылась в широкой, доброй улыбке. Женя механически улыбнулась, как если бы позировала фотографу без удовольствия. Этери, глядя на неё, не понимала тревожиться ей либо же быть спокойной от состояния, в котором пребывал её любимый человек. Диана начала заполнять паузу рассказами, но Женя её не слушала. Она поглядывала на стакан с виски, а у самой перед глазами так и стояли те фотографии из кабинета Сергея. Девушка была сбита с толку, не знала, как себя вести и что сказать. Было только одно желание – это уехать. Она уже сто раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. У Этери зазвонил телефон, и она, извиняясь, отошла. Сергей стоял спиной, которую Женя непрерывно разглядывала. Седые волосы были аккуратно подстрижены, одежда и запах духов вызывали у Жени отторжение только из-за того, что были связаны именно с ним. Внешность его не была дико привлекательной или отталкивающей. В свои шестьдесят лет мужчина выглядел солидно и даже подтянуто. Худое тело не было изнеможённым, скорее за здоровьем он следил. Вспоминая внешность Буянова в молодости, девушка отметила, что там было, за что зацепиться: «Всегда ли он был богат? Из какой он семьи? Почему она выбрала именно его? Что такого он из себя представлял, что Этери решилась пойти против родителей, да ещё и с женатым… и самое главное. Как она могла всё это сделать, когда узнала, кто его жена? Этери не могла не знать, кто такая Водорезова. Неужели так влюбилась? Но мне говорила, что чувств не было. Тогда что было? Страстный секс? Деньги? Власть? Связи? Если он вхож в высшее общество, то явно может сделать многое. Дело было в этом?» Мысли метались из стороны в сторону, всё тело охладело, словно Женя сидела под ледяным порывом ветра. - Ну, как тебе? – шепнула еле слышно Диша. Она похлопала ладонью по стулу рядом с собой, приглашая. - Что именно? – Женя пересела к ней ближе. - Ну папа с мамой? – поинтересовалась девочка. Медведева выпрямила спину, напрягая все мышцы на ней. Сначала взяла в руки кусочек огурца с тарелки, повертев, ответила. - А что с ними? - Как? Вроде не ссорятся. Это же круто. - Вроде бы, - предположила брюнетка, с интересом разглядывая огурец. Помолчав, Диша добавила: - Если так дальше пойдёт, то кто знает, чего ожидать. - Что ты имеешь в виду? - Ну вдруг помирятся. - А разве они в ссоре, повторюсь? – шепнула, не отвлекаясь от зелёного кусочка в руке, Женя. - Были. Сейчас уже нет. Спасибо, что согласилась остаться. Я всё надеюсь, что между ними будет больше времени поговорить наедине. - Для чего это нужно? – бесцветно уточняла Евгения. Диша выпрямилась, улыбнувшись, шепнула ещё тише. - Чтобы сошлись, - подмигнула она Медведевой. Мозг уже ничего не воспринимал, боль стала такой неистовой, будто сейчас разорвёт изнутри на части. Сердце глухо билось о рёбра, звук эхом отдавался в горле, звенел в ушах. - А ничего, что у неё есть возлюбленный? – сдавленно промямлила Евгения. Диша, прикрыв рукой рот, засмеялась. - Ты про Глейха? Нет между ними ничего, ну что я, не вижу? Он не помеха для папы с мамой. Они простили друг друга, а это уже путь к улучшению отношений. Бабушка вроде того же мнения. Маме нужен муж, и кому как не папе стать нашей опорой? - Вроде? Снова вроде? - Ну вроде да, - шепнула девочка. Женя закрыла левой ладонью лицо, локоть оперся о ручку стула. С силой надавливая на кожу век, она массировала глазные яблоки, борясь не то с мигренью, не то с сумасшествием на душе. Вздохнув глубоко, тяжело, взяла паузу. - Ничего не получится. К твоему сведению у твоей матери есть пара, и это далеко не Даниил Маркович. Всё серьёзно, твой папаня опоздал, - тихо, агрессивно процедила Медведева. Диана удивлённо посмотрела на Женю, будучи счастливой, не заметила грубости в свою сторону. - Да этого не может быть! Она двадцать четыре часа на катке! Ей негде вести личную жизнь! – запротестовала Дэвис. Женя как-то сдавленно усмехнулась, улыбка была кислее выжатого лимона. - Так она тебе всё и доложит, Диан. Оставь эти дерьмовые попытки. - Ты так не права! Лучшей пары для мамы, кроме папы, никого нет. Им просто нужно время, и всё произойдёт, само собой. Смотри, ну, с Еленой он уже не живёт, а значит свободный! Мама тоже одна. Неужели ты бы не хотела, чтобы твои родители сошлись снова? - Мне такого счастья не надо, спасибо, - ответила Медведева и целиком отвернулась от Диши. К ним вернулась Этери, которая тут же заметила, что лицо Жени слишком красное: «Что с ней? Что происходит?» Не успела она сесть, как Буянов принёс на стол тарелку с жареными сладостями. - Угощайтесь, девочки, - улыбнулся он. От этой вежливости у Медведевой свело скулы, как от ледяной воды. Она не прекращала прикрывать глаза пальцами, а когда принесли маршмеллоу, она посмотрела на него, как на яд. - Я тоже отойду с вашего позволения. Нужно позвонить, - сказала Евгения и, не дожидаясь ответа, пошла в сторону ворот. - Ты куда? – уточнил Сергей, удивлённый тем, что она уходит так далеко. Казалось бы, что ей предоставлен огромный сад, а вместо этого она идёт за ограду. Девушка в каком-то мысленном бреду качнула головой и вышла под встревоженным взглядом Этери. Она мало помнила, как дошла до машины, помнит лишь, что обошла её и, встав с левого бока, облокотилась о водительскую дверь. Откинув голову назад, она уперлась затылком о стекло и, тяжело дыша, закрыла глаза: «Насте… надо позвонить Насте… хотя постойте…она сказала, что её это всё уже заебало… нельзя». Последние силы начали покидать тело. Смертоносная песчаная буря, а Женя была путником, что заблудился в ней. Не было видно пути вперёд, не было видно пути назад, даже перед собой ни черта не видно. Единственная животная мысль, которая присутствует в голове заблудившегося путника, – это что смерть может быть близка. Под ногами зыбкий песок, устойчивость теряется, и, оседая на него, она нагибается так низко, что вскоре ложится на него. Остались считанные секунды до того, как песок занесет её тело сначала по колено, затем по бёдра, всё выше и выше. И когда оставались считанные секунды, путник решил бороться: «Хватит, стой. Нет. Борись. Всё это глупость. Эти фото, она ведь может и не знать о них…» - Как это не знать? Прекрасно знала, что он увлекается фотографией. Позировала ему. Первое фото помнишь? – ответили. - Да… - Ну, вот. Что ты там скажешь в оправдание? - То, что это было до меня. Главнее то, что есть сейчас, - на эти слова послышался звонкий смех с нотками издёвки. - А сейчас они просидели наедине всё то время, пока ты лупилась на хоромы Буянова. Откуда знаешь, о чём был разговор? Или ты наивный дурачок, который после таких умалчиваний продолжит верить на слово? - Они не разговаривали, я думаю, что не стали. - Ой, какая глупость. - Я же видела по настроению Этери, что она была недовольной. - А ты вообще что-то видела, когда шла? Ни хера ты не видела, я точно знаю. А что ещё важнее, что ни хуя не слышала! - Это и не важно. Она моя женщина. Я доверяю ей, - на это смех стал ещё громче и уже откровенно унизителен. - Лгунья! Тебе от себя не противно? Ну, хорошо. Забудем фото, если ты такая лохушка. Но ведь про укрытие информации о том, что она была трепетна к желаниям матери Серёжи… ты молчать не будешь? Или глазки закроешь? Назвать дочь её именем – это ни хуя себе! Прикинь, какая честь? Этери саму назвали в честь матери, а она свою же дочь назвала в честь ЕГО матери. Это не просто жест! Она же рожала уже без него, она же свинтила в Америку! То есть она могла назвать дочь как угодно. Не знаю… Сюзанна, Ребекка, Маша, Глаша. Но выбрала именно «Диана». Но ведь это что? Этери не тупая, она прекрасно знала, что Иванушку назвали так в честь отца Сергея. Как тебе такое? Сергей Иванович, Иван Сергеевич… Диана Дэвис… Диана Буянова… - Прекрати. Я не хочу, не буду, я не желаю это анализировать, я… - Ты жалкое, убогое, слабое существо, которое обезумело из-за того, что на его ничтожество снизошла такая женщина, как она. Кто ты такая рядом с ней? Детка, ты её не потянешь! Ты видела его домину? Мне напомнить тебе про твою ебучую-скрипучую кровать? Песок добрался путнику до горла, он уже не мог вздохнуть. Несколько секунд, и песок забьётся ему в лёгкие через глотку. Вот и всё. - Ты даже не в состоянии помочь своей матери без её помощи. Что же ты отказалась от денег? Боишься признаться, что слабее неё? А ты ведь слабее! И её, и его. Не нравится принимать реальность таковой, какая она есть? Ты просто подросток, спортсмен, который болтается в её группе. Твои титулы имеют вес, но пока они ничто, потому что за ними нет абсолютной вершины, возраста, мудрости. Есть только мы с тобой… - отрезвлял голос, который, стоя над путником, просто взял и засыпал песок в его горло, окончательно задушив его. Гибель светлой стороны. Да здравствует реализм, истинная тьма. - Женя? – касались её тонкие пальцы рук. Они были бережными, дрожащими, боялись, что любимому человеку стало плохо. Изучая его тело по сантиметру, словно старались найти «где больно?». Евгения с трудом открыла глаза, лопнувшие от давления сосуды окрасили белизну глаз в кровавый оттенок. Этери положила руки на её щёки, перейдя на дрожащий шепот заговорила. - Что с тобой? Что случилось? Тебе плохо? Скажи мне, и мы уедем! - Ты? – как-то сдавленно ответила девушка, словно не поверив своим глазам. Головная боль пульсировала в висках, капля пота стекала по лбу, и лихорадочные золотисто-карие это увидели. - Женя… господи. Поговори со мной! Я не понимаю, что с тобой! – она снова провела руками по щекам и по лбу Медведевой. Смахивая солёные капли пота, Тутберидзе ни на секунду не задумалась над тем, чтобы отстраниться подальше от партнёра. Ситуация была странной, особенно красное, пылающее жаром Женино лицо напротив. Этери металась внутри себя, переходя почти в отчаянный стон, она зачем-то порывисто, но ласково, поцеловала Медведеву. Улица была длинной, и за машиной Тутберидзе их было не видно. Совершенно обезумев от страха, женщина цеплялась за Женин рассудок. Губы Этери были холодными и бледными, дрожали, причём так сильно, что казалось, челюсть ходит ходуном. Сухие, опалённые солнцем губы Медведевой совершенно не двигались, словно она была восковой скульптурой. Не ощутив ответной реакции, Тутберидзе медленно отстранилась. Женин взгляд стал осознаннее, более ясным. Она так спокойно смотрела на Этери, что всё, что было до этого, показалось женщине актёрской игрой. Уголки Жениных губ слабо поползли вверх, девушка вдруг поняла, что совсем не ощутила вкуса губ, что касались её. - Что… что с тобой… - в сотый раз шепнула Этери. Женя мягко отстранила женщину от себя и недоуменно уставилась на неё. - Ты с ума сошла? Зачем ты целуешь меня прямо здесь на улице? В голову не пришло, что нас могут увидеть? – укоризненно спросила брюнетка. Этери опешила от происходящего. Она разглядывала партнёра, затем пристыженно сделала шаг назад. - Я же видела, что тебе плохо. Зачем ты скрываешь? - Со мной всё в порядке, ну, возможно, давление подскочило. Такая жара. Не понимаю, чему ты всё удивляешься? – непосредственно сказала Женя. Этери хлопала глазами. - Зачем ты согласилась остаться? Мы могли бы избежать этого неприятного застолья, если бы не твоё странное настроение. - А какое у меня настроение? Вполне нормальное. Диана ожидала от меня поддержку. Ну хоть кто-то же должен ей её оказать, - поправляя сбившиеся пряди волос, Женя говорила медленно, но так хладнокровно, что разительно отличалось от внутреннего состояния Тутберидзе. - Что значит «хоть кто-то должен её оказать»? - То и значит. Ей было важно, чтобы мы поприсутствовали все вместе. Так, в чём трагедия? – аккуратно восстановив причёску, Женя всё ещё разглядывала себя в отражении окна автомобиля. Этери переминалась с ноги на ногу, растерянно глядя в затылок Медведевой. - Тебе больно от этого всего. Ну… явно неприятно. Мне не хотелось, чтобы ты всё это испытала, - объяснилась женщина. Женя по-пацански сунула руки в карманы и, развернувшись, посмотрела Этери прямо в глаза. Янтарь, перемешанный с рубиновыми оттенками, выглядел жутко, а взгляд был таким тяжёлым, что женщина ощутила его всем телом. - Что я дура какая-то? Он отец твоей дочери. Мне нравится, когда Диана довольна. Ваше прошлое в прошлом, да? Между мной и ним нет ничего общего. Ты же со мной совершенно другая. Со мной ты трепетная. Вряд ли с ним ты была такой. Всё, что мы делаем, – это особенно, не так ли? - Да… совершенно верно, - медленно пробубнила Этери, всё ещё находясь в смятении. Женя усмехнулась, так резко, но живо. - Ну вот. Ты ничего от меня не скрывала, мы уже о нём говорили, так чего же мне бояться? Я доверяю тебе, - сказала Медведева. Этери была выбита из колеи, сердце ощущало, что что-то не так. Казалось, словно перед ней стоит вовсе не Женя. Внешне да, но шестое чувство трезвонило о чем-то плохом. - Мы сейчас же уедем. Мне всё это надоело. - Как скажешь, - кивнула Женя и, пройдя вперед, ушла. Тутберидзе смотрела ей в спину и еле поспевала за ней. Они просидели ещё какое-то время, а уехав, вся компания испытала облегчение. Машина двигалась неторопливо. Женя, сидевшая рядом с водителем, казалась совершенно спокойной, словно и не было того похода в личный кабинет Буянова. - Отвезите меня к вам, Этери Георгиевна. Потом я сама доеду на такси. Не хочется сразу ехать домой, - предложила Медведева. Этери облегчённо вздохнула, видя, что Женя её не сторонится. - Да, конечно. Тройка вернулась до захода солнца. Довольная Диана сразу же поспешила уйти в комнату, чтобы созвониться с кем-то. Женя и Этери ушли на кухню. Чайник был поставлен, Этери села напротив Жени и начала внимательно разглядывать её лицо. Собранность девушки казалась странной после случившегося, и Этери продолжала быть настороженной. - Что с тобой произошло около машины? - Стало дурно от духоты, - медленно пояснила Женя и, как-то устало взяв со стола апельсин, начала чистить его. Женщина наблюдала за тем, как сок сочится по Жениным пальцам и капает на столешницу. «Раздевая» фрукт, Медведева занимала себе руки и успокаивалась. - Может, хочешь спросить меня о чём-нибудь? – осторожно поинтересовалась Тутберидзе. Женя подняла на неё глаза, выдержав паузу, сказала: - Ты знала родителей Буянова? – при этом вопросе женщина выпрямилась, потупила взгляд, дёрнула плечами. - Лично нет. - А неформально? Он же явно что-то рассказывал о них, - окончив чистить апельсин от кожуры, Женя разделила его на дольки ножом и одну взяла в рот. Этери поразилась тому, как непосредственно и расслабленно она делала это: «Может быть, успокоилась? Поняла, что смысла ревновать нет?» - Отец был не последним человеком в столице, вроде при должности в эшелонах власти. Мать – профессор, только не помню, каких именно наук. Очень строгая женщина. - М-м-м… - жуя апельсин, промямлила девушка. Этери оглянулась на коридор, слышала, как Диана разговаривает с кем-то, и, поняв, что за ними не наблюдают, накрыла своей ладонью Женину руку. Кожа у девушки была холодной, словно она замерзла, хотя сама же жаловалась на духоту. Указательный палец Тутберидзе погладил Женину руку, та осталась без движений. - А как их зовут? Вернее звали, - поинтересовалась Евгения. Чайник закипел, и Этери ушла, чтобы выключить его. Стоя спиной к брюнетке, женщина начала доставать чашки, заваривать чай. - Это имеет какое-то значение? – кудрявая постаралась спросить это нейтральным тоном, чтобы не выдавать своего изумления от заданного вопроса. Женя усмехнулась, не отрываясь от вкусного апельсина, широко улыбнулась. - Да ну, никакого. Просто спросила, - ответила Медведева. Удивительно, но девушка не то что была готова к подобному ответу, а даже догадывалась, что так оно и будет. Откидываясь на спинку стула, она вальяжно развалилась. - Слушай, ну дом у него неплохой. Ты была в нём раньше? Внутри? – перед Женей поставили горячий чай. Этери сконфуженно села на своё место, избегала прямого взгляда глаза в глаза. - Нет. Он новый, - кратко пояснила Тутберидзе. Женя аккуратно собрала со стола кожуру, встав с места, выкинула в мусорное ведро. Стоя у раковины, она помыла руки с мылом и, набрав холодную воду в ладони, ополоснула ею лицо. Растирая по коже влагу, девушка вздохнула и, прикрыв глаза, ощутила острую головную боль. Сев обратно, Медведева попыталась согреть ледяные руки чашкой. - Диша не была назойливой? В том плане что… как всё прошло? Она же показала тебе дом изнутри, - спросила Этери. Женя приблизила губы к краю чашки, но отпить оттуда не смогла, так как было слишком горячо. Поморщив лицо, она отстранилась от чая лицом, словно пар мог её опалить. - Прошло нормально. Всё показала, всё рассказала. Фотографии особенно привлекли моё внимание. Видимо, предмет его гордости. Он увлекался фото? – сказала Медведева, развалившись на стуле. Этери напрягалась, и это было заметно. Ответы давались ей с большим трудом, и Женя понимала, что та тщательно подбирает слова. - Я уже не помню, - ответила она. Проявляя заботу к Жене, Этери взяла её горячий чай и налила его в блюдечко, чтобы он остыл. Девушка улыбнулась этому, хотя глаза оставались дьявольски отчуждёнными. - Думала, что вечер пройдёт хуже. Признаюсь, что мало приятного, но пережить можно. Как считаешь? – отпивая напиток из блюдечка, спросила Медведева. Этери криво улыбнулась, поёжилась. - Ладно, не отвечай. Забудем. Но кстати. Почему-то у меня сейчас в голове возникла мысль, я всё никак не говорила. Помнишь наш отдых в комплексе? Когда мы катались на лошадях? – этот вопрос был решающим. Женя решила, что вот если сейчас Этери промолчит либо увернётся, то прогноз для отношений будет неутешительным. - Да. - Так вот. А ты впервые каталась? Ну, верхом. Этери задумалась. Она всё не могла понять, откуда такие странные вопросы, и самое главное чувствовала, что что-то в них не так. Вроде бы ничего такого, но женское чутьё било тревогу. Этери поставила чашку в блюдце, повертела в руках. - Почему ты вдруг вспомнила? - Хотела предложить снова покататься, вот и всё, - ответ был простым, незатейливым. Тутберидзе подумала, что она, может быть, и зря ожидает подвоха. Наклонившись ближе к брюнетке, она тихо прошептала. - Опыт у меня имеется. Главное – это правильный учитель, верно? – почти что промурчала кудрявая. Впервые в жизни чары на Евгению не подействовали. - А кто учил тебя? – продолжила гнуть свою линию Медведева. Этери всё это показалось скучным. Она снова коснулась Жениной руки, но уже более плавно, интимно. - Какая разница? Думаешь, что я помню? Я не очень всё это люблю. Единственный навык, что я оттуда почерпнула, – это уверенно держаться в седле… - шептала женщина, намекая вовсе не на ту верховую езду, о которой спрашивала Евгения. Девушка отвела глаза, и скованные мышцы тела начали болеть - так долго они были в сжатом положении. Она не желала отвечать на очевидный флирт и заигрывания, захотела поскорее уединиться, чтобы обдумать случившееся. Этери заметила, что нужного эффекта на любимого человека не оказала, что поразило её. Раньше подобное сработало бы в полпинка. - Жень, посмотри на меня. Что случилось? Я весь день задаю тебе этот вопрос, - спросила Этери. Неимоверным усилием воли Медведева вернула взгляд на любимую. Внутри всё было максимально напряжено, она переступала через себя, чтобы эмоции не вырвались наружу, словно лава при извержении вулкана. - Я не могу обсуждать с тобой всё. Признаюсь, что быть у Буянова мне, мягко говоря, не понравилось. Мне казалось, что изучу его ближе, чтобы что-то понять для себя. Дишины огромные глаза ко всему прочему убедили в важности этого пикника. Чувства у меня остались смешанные. И как никогда хочу переварить их в одиночестве. Если мы начнём обсуждать это снова и снова, боюсь, что лишусь рассудка раньше, чем договорим, - объяснилась Женя. Она сама себе поражалась, ведь подобное владение собой было ей недоступным до этого момента. Сейчас же что-то поменялось, но девушка не могла понять, в лучшую ли сторону. Это состояние было похоже на лампочку, что постоянно барахлит так, словно вот-вот перегорит. Яркой вспышкой накатывала ярость, но в ту же секунду гасла, словно до воплощения во внешний мир перепрыгивала пропасть и вот теперь разбилась насмерть. Ей не было радостно, не было печально. Жене было никак. - Просто обещай мне, что будешь честна со мной и сразу же скажешь, если что-то не так, - шепнула Этери и сжала руку Медведевой. Эти слова показались Жене насмешкой над ней, и она так бы и подумала, если бы не знала, что женщина в полном неведении относительно её осведомлённости. - Давать обещания тяжело, - кратко ответила девушка, и паре срочно пришлось расцепить руки, так как из комнаты вышла Диша. Лицо Этери выражало крайнюю степень растерянности. Она глубоко верила своим инстинктам и интуиции. Они трубили в колокол, что тут что-то нечисто, а Тутберидзе всё не могла понять, что именно. Выпить чай присоединилась Диана, и разговоры между влюблёнными были поставлены на паузу. - Позволь, я отвезу тебя, - пробормотала у самой двери Этери, когда девушка натягивала кофту. Диша утратила всякий интерес к ним и ушла в свою комнату сразу после чаепития. Жене эта просьба показалась невыносимой для сердца. Она ощущала, что как только они окажутся наедине, то у Жени случится мгновенная амнезия. - Я уже вызвала такси, - ответила девушка. Наспех нацепив кроссовки, Женя уже хотела нагнуться, чтобы завязать их. Вместо этого на колени опустилась Тутберидзе. - Что ты делаешь? Встань сейчас же! Диша может увидеть! – пугливо оглядываясь в коридор, прошипела Медведева. Решительности Этери было не занимать: она как-то бесстрашно и отчаянно желала сделать всё, чтобы загладить вину. Причём за что не знала сама. Её пальцы начали ловко зашнуровывать сначала один ботинок, затем другой. Женя смотрела на неё сверху-вниз и, поджав губы, думала лишь о том, чтобы не разреветься. Девушка вспомнила поцелуй около машины, вспомнила, что не почувствовала мягкости губ Этери, её вкуса. Это было похоже на проклятье, на временную потерю чувствительности организма. Женина рука осторожно легла на кудрявую голову, которая смотрела на обувь, зашнуровываемую тонкими пальцами. Девушка почувствовала себя такой слабой и уязвимой. - Этери… - тоненько, тихо прошептала Евгения. Этери закончила с обувью и, оставаясь на месте, подняла голову. Ей не было страшно, что Диша может что-то увидеть, она почему-то стала чаще рисковать, может быть оттого, что устала не меньше Жени постоянно прятаться. Им всегда было мало времени вместе, и вся линия их отношений была пропитана этой тоской друг по другу. Взгляд Тутберидзе был мягким, объемным в своём значении, словно звук горна, что возвещал о чувствах внутри неё. Глаза её говорили: «Вот она я, здесь перед тобой. На коленях. Преклоняюсь тебе, моя любовь». Какая-то глупость промелькнула в Жениной голове: «Она во многом подражает своим прошлым отношениям. Ты не находишь? Или нам кажется? Ты ведь ничего не знаешь, но спрашивать о таком напрямую глупо. Было бы обидно узнать, что то, что разделяете между собой, она уже делала… с ним?» Встав в полный рост, женщина не прекращала смотреть ей в глаза. Она точно не могла вспомнить, как долго они вот так молча смотрели друг на друга. - Можно мне отвести тебя домой? – почему-то Этери посчитала необходимым спросить разрешения. Женины губы задрожали, впервые за весь день показывая, что с ней не всё в порядке. Девушка взяла в руки телефон и отменила вызванное такси. Этери накинула куртку, и они вышли из дома к автомобилю. Проехав всего ничего, авто съехало в тёмный переулок. Женя закрыла глаза и часто задышала, понимая, что за всем этим последует. В памяти возникло воспоминание об их первой подобной остановке, когда девушка бесстыдно зацеловала её прямо в салоне автомобиля, хотя они даже не определили, встречаются ли. Задержав дыхание, замерев, девушка услышала, как женщина тянется к ней в полной темноте. Её дыхание оказалось прямо напротив Жениной щеки. - Я люблю тебя. Больше, чем тебе кажется, - пронзительно, искренне прошептала Тутберидзе. Женя почувствовала, как у неё в темноте скатывается крупная слеза по правой щеке, но смахивать её было нельзя. Этери может увидеть. Всё тело болело от пережитого стресса, мышцы горели и желали лишь одного – любви, умиротворения. Женские губы коснулись левой щеки, оставили свой поцелуй сначала один раз, затем ещё и ещё. Женя часто задышала, а слеза на её правой щеке назойливо скатилась по подбородку в сторону шеи. Левая кисть Тутберидзе ласково накрыла собой Женино лицо и притянула к себе ближе. Падая в пропасть вниз головой, девушка подалась вперёд, и их губы сомкнулись. Это был трепетный, нежный, но всё же жаркий поцелуй. Огонь пробежал по Жене. Она плотно закрыла глаза и, сделав вдох, ощутила аромат любимой женщины. Вихры кудрявых волос задевали Медведеву, и щёки со лбом разгорались от поцелуев, что переходили от губ к каждому миллиметру Жениного лица. Запрокинув голову, девушка отдалась ощущениям. Этери целовала со стремительно нарастающей страстью, заставившей девушку прижаться к ней как к своему единственному спасению. В этом хмельном, качающемся от упоения мире её жадный рот раздвинул дрожащие губы, а по нервам пробежал ток. Он будил в Жене такие ощущения, которые она раньше, казалось бы, не испытывала. И прежде, чем окончательно отдаться во власть закрутившего её вихря, поняла, что тоже целует Этери. - Перестань… пожалуйста. Мне кажется, что я сейчас потеряю сознание… - прошептала Медведева, делая слабую попытку отвернуться от любимой. Но Этери снова крепко прижала её голову к своему плечу, и Женя, как в тумане, разглядела её лицо: широко открытые глаза женщины страстно блестели, руки дрожали так, что она даже испугалась. - А я и хочу, чтобы ты потеряла сознание. Я заставлю тебя потерять сознание. Ведь никто не целовал тебя так, правда? – призналась полушёпотом Тутберидзе. Женя томно вздохнула, а в сердце кольнуло то ли от боли, то ли от радости. Грудь так высоко поднималась, что казалось, удерживает дыхание. Новый поцелуй прозвучал на Жениных губах. В глазах потемнело, голова закружилась, девушка сжала её в своих объятиях со всей силой юношеской страсти, но Этери, как змея, скользнула между Жениными руками, шепнув на ухо: «Я люблю, люблю тебя…» Девушка понимала, что новый поцелуй не сможет передать не умещающиеся в слова мечты. Придя домой, девушка тихонько открыла дверь. Она сняла с себя верхнюю одежду, разулась и на цыпочках прошла в ванную. Закрывшись, включила воду и, глядя на себя в зеркало, замерла: «Что же мне делать? Что делать дальше? Просто забыть об этом? Какое всё это имеет значение, если сейчас между нами всё хорошо?» - Но она соврала тебе. Соврала первый раз и даже потом, когда ты спросила её. - И что? Если бы я спросила у неё прямо, то она бы смогла объяснить всё это. - Тогда почему не спросила? - Потому что… потому что испугалась, что услышу всё это вслух и мне станет больно. - От чего? - Не знаю. Мне не хочется думать, что она умалчивает что-то важное. - А какая тебе разница, в честь кого назвали Дишу? Какая разница, что она готовила и для Буянова в своё время? А книга с рецептами тебе не дала понять, что так это и было? Откровенные фотосессии, прогулки на лошадях. Милая, ты даже не представляешь, как много она делала до появления тебя в её жизни! Она старше, и ты далеко не первый любовник в её жизни. Было бы глупо, если, дожив до 40 лет, она осталась девственницей. Не находишь? Девушка выключила воду, сглатывая слюни и шмыгая носом, медленно открыла дверь. Выйдя, побрела по коридору в сторону комнаты и услышала, что телевизор в зале ещё работает: «Бабушка не спит. Ждёт меня». Девушка заглянула в комнату и увидела, что бабуля спит, сидя в кресле с пультом в руках. Подойдя к ней ближе, она ласково взяла из её рук прибор и выключила работающий экран. Как только он погас, Валентина Лаврентьевна открыла сонные глаза. - Наконец-то ты дома! – пробурчала женщина. Женя медленно села около неё на колени и положила свою голову на её ноги. - Что с тобой? – заволновалась бабушка. Женя ничего не ответила, лишь продолжая сдерживаться из последних сил, глубоко дышала. - Я так устала… - От чего, Женечка? – положив тёплые ладони на макушку внучки, спросила бабушка. Её голос был мягким, добрым, обволакивающий спокойствием и теплом. - День был тяжелый, - только и смогла ответить девушка. Валентина Лаврентьевна поманила внучку к себе, и они обнялись так крепко, что на мгновение Жене стало намного лучше. Женя лежала в полной темноте, широко открыв глаза. Она смотрела на потолок, изредка мелькающие тени от света фар за окном, слушала звуки улицы, доносившиеся из приоткрытого окна. Движение сердца напоминало падение камня в колодец, таким глухим и частым было его биение. Сцепив пальцы на груди, девушка не могла подобрать слов, чтобы заговорить с собой хотя бы вслух. Металлическое постукивание мыслей сводило с ума, а воспоминание об их поцелуе в машине ввергало в отчаяние. Шквал эмоций обрушился на неё с неожиданной силой и буквально припечатал к кровати. Обуреваемая страхом, неопределённостью, собственной слабостью Женя заплакала, но так тихо, еле различимо. Стало труднее дышать, поэтому она перевернулась на спину и, зарывшись в подушку лицом, заревела сильнее. Так она пролежала не меньше часа, пока не выплакала все слёзы, что скопились в ней за день. Голова разболелась, дыхание стало затрудненным из-за переполненного влагой носа. Обессиленная, обезвоженная, Евгения уснула в кромешной темноте, которая принесла ей очередную порцию леденящих душу кошмаров. К концу лета к Сергею Буянову обратится соседка. Скажет, что у неё пропала собака и она выбилась из сил, пытаясь её найти. Мужчина пообещал, что проверит по камерам, выходящим на улицу, не пробегала ли она около его дома. Он листал архив поздно ночью и потом понял, что не в силах найти иголку в стоге сена. Сонно облокотившись о стол, он неловко уронил на клавиатуру бутерброд, что смастерил себе недавно, чтобы перекусить. Остатки въедливо забились между клавишами, и мужчина, не задумываясь, провёл по ней тряпкой. Так как прежде Сергей не выключил компьютер, то автоматически под сильным нажатием клавиш архив камер видеонаблюдения перелистнулся в произвольном порядке назад. Мужчина глухо выругался себе под нос и, подняв глаза на экран, решил, что надо компьютер обесточить. Фрагмент показывал внедорожник и стоящих около него людей. Они то ли обнимались, то ли целовались, он не понял. Сощурив глаза не смог сообразить, что там. Взглянув на дату изумился, что архив отбросил запись до мая. Человеческие фигуры отделились друг от друга и направились в сторону его дома. Он вздрогнул и протирая глаза перемотал обратно: «Это машина Этери». Просмотрев кадр, мужчина снова не понял того, что увидел. Он поставил паузу и приблизил кадр сделав максимально чёткое качество для картинки. Нажав «play» пересмотрел в замедленном движении. Затем ещё раз и ещё. - Что за… что? – цепенея, прошептал Буянов. Отстраняясь от экрана, он снова потёр глаза так, словно был слабовидящим и его глаза могли его обмануть. На кадре было видно, что пара не просто стоит близко. Они целовались. Поставив паузу, Буянов расширил глаза. - Не понял, - замерев в кресле, сказал он. Мыслей в голове никаких не было, поэтому, чтобы не обманывать самого себя догадками, мужчина пересмотрел кадр снова и снова. То, что он увидел, произвело на него эффект разорвавшейся бомбы. Сергей смотрел и смотрел, а голова не могла объяснить того, что видели глаза. Не меньше двадцати минут он просидел неподвижно, наблюдая, как Этери целует в губы свою спортсменку. Причём поцелуй был совершенно не невинным и продлился достаточно, чтобы можно было разглядеть его во всех подробностях. Он вскочил с места, и стул упал от резкости его движения. Потеряв дар речи, он зачем-то попытался сесть обратно, но, не ощутив под пятой точкой опоры, растерянно упал спиной назад туда же, где валялся опрокинутый стул. *** Евгения с трудом разлепила глаза, когда громкий голос бабушки заставил её пробудиться. Женщина быстрым шагом прохаживалась по комнатам, словно что-то искала. - Женя, вставай! Я сейчас собираюсь по делам, приду где-то после трех часов. Не валяйся долго – ужин приготовь, приберись. Сегодня вечером Жанулю встречаем, помнишь? – отдалённо доносился голос из разных комнат. Голова раскалывалась, словно вся сила тяготения упала на неё разом. - Ба, сколько времени? - Почти полвосьмого, - ответила Валентина Лаврентьевна. Девушка даже не смогла пошевелиться, сделать хоть что-нибудь, чтобы поменять положение тела. - Рань… - пробубнила Медведева. Бабушка говорила что-то ещё, но девушка этого не услышала. - Не лежи долго, хорошо? – повторила Валентина перед уходом и, наклонившись, поцеловала Женю в макушку. Ей вяло кивнули. Как только Медведева услышала звук закрывающейся двери, тут же под грузом вялости и сонливости провалилась в сон. Если бы она могла себе представить, что когда-то в будущем ей будет так не хватать этих ласковых поцелуев в макушку… Валентина Лаврентьевна пришла домой к пяти часам. Она поставила на пол пакеты, разулась и перенесла покупки на кухню. Долгое время копалась там, затем удивлённо уставилась на нетронутые бутерброды, что стояли на столе в качестве завтрака для внучки. Прислушавшись, Валентина поняла, что дома слишком тихо. Женщина настороженно вышла из кухни и заметила, что верхняя одежда Жени никуда не делась. Обувь тоже. Это означало, что девушка дома. - Что такое… - пробубнила Девятова. Она сразу же пошла в сторону комнаты и, открыв дверь, удивилась: на разобранной постели, не вставая с самого утра, лежала Женя. Лицом вниз. Это зрелище испугало женщину, и она быстро подошла к кровати. - Жень, Женечка! – начала трепать за волосы и плечи Девятова. В какой-то момент ей показалось, что внучке стало плохо, и, впадая в панику, она уже трясла её чуть ли не изо всех сил. Женя медленно открыла опухшие веки. - Боже… что же так орать? – еле слышно ответила девушка. Валентина Лаврентьевна опешила. - Ты с ума сошла! Время-то видела? Уже скоро вечер! – трогая лоб внучки, ответила бабушка. Он был потным, хотя и не горячим. - Тебе плохо? – изумлённо спрашивала бабушка. Она не понимала Жениного состояния и осматривала её так, словно бледность её лица можно было объяснить следами от укуса вампира, если они будут найдены на шее. Брюнетка очень медленно села, её замутило от того, что она приняла вертикальное положение. Голова закружилась, а противные комочки от засохших слёз слепили все ресницы, мешая моргать. - Мне нормально, - кратко ответила Евгения. Кончики пальцев пытались очистить глаза, но удавалось это кое-как. Валентина Лаврентьевна встревоженно осмотрела её с головы до ног. - Что случилось? Только не надо врать, я видела, что вчера пришла грустной. Ещё и сказала, что устала, голосок-то какой слабенький был, - сварливо сказала Валентина. Женя посмотрела на бабушку всего на миг с чувством надежды, что вот сейчас расскажет ей всё, что на душе и безысходность отпустит её сердце. Эта женщина была для неё святой, была пристанищем и единственной, что сможет попытаться её понять. Однако в ответ последовало молчание. Женя всю свою жизнь только и мечтала о том, чтобы поделиться с бабушкой всей болью, которая плавно перетекала в любовь и наоборот. Она была убеждена, что её поймут, не оттолкнут так жестоко, как в своё время это начала делать мама. Темно-карие глаза потускнели и опустили свой взгляд к полу. - Я не могу с тобой это обсуждать… прости, бабуль… - тихо, еле различимо пробубнила девушка. У Валентины Лаврентьевной сжалось сердце, настолько болезненно прозвучали подобные слова из Жениных уст. Женщина уселась рядом с внучкой и, обхватив рукой, прижала к себе. Бабушкины ладони были теплыми, даже горячими. От них пахло уютом, пирогами, домом. Их связывала между собой нерушимое родство сердец, которое было даже глубже, чем родство по крови. Не станет одной, не будет и второй. - Ну можешь не пояснять мне в подробностях. Я постараюсь тебя понять, - вкрадчивым, тихим голосом ответила Валентина. Эта удивительная женщина всегда старалась найти подход к каждому. Женя подняла огромные, печальные глаза, помедлила, боясь раскрываться. - Я запуталась в себе. Запуталась и вдруг поняла, что очень устала быть сильной. Мне хочется покоя, а я, даже будучи спокойной, вывожу себя из этого состояния. Это похоже на одержимость. Я словно намеренно делаю себе нехорошо и не понимаю... почему? В голове тысяча мыслей, и все они очень плохие, - прошептала ещё тише Медведева. Валентина тяжело вздохнула, как если бы надышалась горячего воздуха из печки. Разглядывая внучку, подумала, что та выглядит морально истощённой. - Могу ли я у тебя спросить, но только так, чтобы ответ был ясен? – осторожно сказала женщина. Ей было до дикости страшно. Казалось, что давление сейчас резко подскочит и она не успеет принять необходимые таблетки. Жене это волнение передалось, и на интуитивном уровне она поняла, чего именно будет касаться этот вопрос. Бабушка смотрела внимательно, даже поправила очки, чтобы лучше разглядеть Женьку. - Твоё мрачное состояние… оно как-то связано с… Этери Георгиевной? – наконец-то спросила Валентина Лаврентьевна. Жене на мгновение показалось, что её ушные перепонки выбило из-за сильного ультразвука. Отвечать следовало немедленно, но Женя не поняла, в каком контексте было сделано это предположение: «Оно касается того, что бабушка догадывается о нас или думает, что не всё в порядке на льду?» - Отчасти, - только и смогла вымолвить Женя. Бабушка напряглась, хотя и старалась скрыть всё это. Брюнетка ощутила кожей, как дрогнула ладонь на плече. - Просто у меня стало такое переменчивое настроение. То всё хорошо, то меня одолевают сомнения. Находиться в этом состоянии невозможно, я это поняла вчера, - ничего и одновременно всё из уст Евгении. - Ты растёшь, меняешься и вступаешь в самую пору для девушки. Это нормально, я думаю. Нужно только, чтобы рядом были хорошие люди и поддержали тебя, - подбирая слова, ответила Девятова. Женя посмотрела на неё снова, ощутила щемящую тоску и желание прижаться как можно теснее. Они обнялись, бабушка старалась помочь, хотя и не понимала как. Они помолчали. Уставшая от кошмаров и беспамятства Медведева тяжело вздохнула. - Со мной самые лучшие в мире люди, ба. У меня есть друзья, близкие, есть ты и мама…знаешь… я никогда тебе не признавалась, как для меня важна твоя поддержка. Если поймёшь меня, то, даже если весь мир будет против, а ты за, я буду сильнее. Ты - это моя моральная опора, - сбивчиво прошептала Евгения. Бабушка почувствовала, как к глазам подступили слёзы. - Ах ты… моя малышка… мой медвежонок… - поглаживая тёмную голову, шептала бабушка. Женя ничего не отвечала и невольно смотрела ей в глаза. Вдруг что-то странное случилось с ней: сначала она перестала видеть окружающее, потом лицо бабушки исчезло перед ней, только одни её глаза блестели, казалось, против самых Жениных глаз. Это был момент успокоения, когда старший забирает на себя все горести младшего. Ласковый голос убаюкивал, и Жене стало очень спокойно. К вечеру Валентина Лаврентьевна и Евгения стояли на перроне вокзала. Поезд плавно подъезжал, и встречающие начали вглядываться в окна, чтобы увидеть в них близких. Жанна стояла с чемоданами в проходе и ждала, когда стук колёс прекратится. Поезд остановился. Женя ощутила лёгкий душевный подъем. Женщина спустилась к ним с широкой улыбкой, и Женю от этого даже отпустило чувство тревоги. - Здорова, девчонки! – сказала Жанна Девятова и тут же обняла маму и дочь. Они простояли так несколько секунд, и Женя тут же потянула руку, чтобы взять один чемодан. - Тяжело, - возразила мать. Женя всё равно сделала то, что хотела. Они медленно направились к выходу и спустя время уже оказались дома. Вечер был хорошим, совсем не таким, как утро. Бабушка снова наготовила много вкусного, вот только у Жени со вчерашнего дня пропал аппетит. Как только она подносила ко рту что-либо, ей становилось плохо, словно сейчас вывернет. Медведева старалась имитировать потребление пищи, но остатки еды не прошли мимо внимательного взгляда Валентины Лаврентьевны. - Ты чего не лопаешь? Для кого я старалась? - Для нас, но мне что-то не хочется есть. Можно чуть позже? – состроила глазки Евгения. Сидевшая рядом с ней Джерри не разделяла отсутствие аппетита у хозяйки. Она ела из своей миски так громко, что Жанна периодически оглядывалась на неё. - Ты! Не задохнись там от корма! Вся морда в еде. Глупая собака! – посмеялась Девятова. Джерри оторвалась от миски, посмотрела на Жанну обиженно, словно поняла, что было сказано. Женя тут же наклонилась к ней и потрепала её ушки. - Мама пошутила, - оправдалась она перед собакой. Джерри перевела свои круглые глаза на Женю, будто бы подумала: «А, ну ладно» - и снова продолжила есть как ни в чём не бывало. Они пили чай. Разговаривали о чём-то отстранённом, но Женя то и дело испытывала внутри себя чувство, словно всё нутро ноет об отсутствии Этери. Это было так странно и так печально, словно между ними произошло расставание. Отсутствие любимой читалось в жестах, в позе, в голосе, во взгляде. Их крайняя встреча (прошло не более суток) закончилась безмолвными поцелуями в машине. Было ли этого достаточно? Казалось бы, что нет ничего сложного в том, чтобы Женя просто рассказала всё то, что знала, и задала вопросы Этери. Вместо этого чувство страха начало руководить рассудком, и девушка не нашла в себе сил заговорить о волнующих темах. Женина голова вообще заработала совсем иначе, словно в ней сломалась какая-то шестерёнка. Она ощущала, как внутри «гремит» сломанный элемент, но не могла понять, откуда он выпал, по какой причине вышел из строя. Вспоминая расспросы издалека, Женя вновь ощутила горечь на языке. Ей хотелось, чтобы женщина была честна не потому, что её спрашивают в лоб, а сама по себе. Тутберидзе звонила сегодня два раза, и на третий Евгения отделалась от неё коротким смс: «Прости, подготавливаемся к маминому приезду. Я не видела твои звонки». Это был болезненный шаг, но брюнетка решила взять паузу и обдумать всё, что узнала. Снова прилив какого-то раздражения вызванный подобными размышлениями. - Как твоя поездка? У нас есть хорошие новости помимо тех, что финансовая сторона проблемы нависает над нашей семьей, словно молот? – спросила девушка. Жанна тут же изменилась в лице. Вся беззаботность с него улетучилась. Валентина внимательно посмотрела на дочь и внучку, испытала дискомфорт от поднятой темы. - В полном порядке, - ответила Жанна. Евгения только изобразила на лице ухмылку: «Так и знала, что всё из тебя нужно выдёргивать щипцами. Такая же... как Этери». - Ты обещала рассказать в подробностях о сумме долга, своём бизнесе, о том, как прогорела. Ну? – грубовато настаивала Медведева. Жанна раздражалась, и было видно, что признавать свои ошибки, каяться, просить помощи не намерена. Продолжая есть, женщина неотрывно смотрела в тарелку. - Я хочу, чтобы мы с тобой сейчас поговорили раз и навсегда. Но не об этом, а о нашей роли в семействе. То, что ты так агрессивно выбиваешь из меня подробности, – это слишком. Да, ты моя дочь, но, когда дело доходит до неприятных моментов моей биографии, начинаешь постоянно упрекать. Я работаю почти с самого твоего рождения и, головы не поднимая, делаю всё, чтобы обеспечить семью. Всё это было до того, как ты стала зарабатывать деньги сама. Поэтому я жила и принимала решения так, как умела, полагалась на себя и маму. И буду делать так всегда. То, что ты зарабатываешь сейчас, не означает, что в нашей семье занимаешь роль командира, - строго сказала Жанна. Валентина Лаврентьевна нахмурилась, ощущая, что между ними произойдёт перебранка. Женя, услышавшая укор в своей адрес, как ей показалось, безосновательный, отклонилась на спинку стула. Она посмотрела твёрдым, испытывающим взглядом на мать. - Тогда кто командир? Ты, что ли? - Да, именно, - ответила женщина. Брюнетка усмехнулась. - Ты сейчас пытаешься выстроить между нами иерархию по наличию денежных средств как показателя статуса, что ли? Я не люблю подобные разговоры, хотя да, я считаю, что с недавних пор в семье командую я. Потому что деньги даю я и они больше твоих намного. И минимум, чего прошу, – это хотя бы держать в курсе о своих планах. Тебе было сложно поделиться идеей о том, что хочешь открыть бизнес? Или ты уверена, что я не поддержала бы? Как ты довела нас до таких долгов? – уставилась на неё Медведева. Жанна в один момент рассвирепела и с силой стукнула ладонью по столу. Валентина Лаврентьевна вздрогнула. - Ты издеваешься надо мной? Послушай меня. Я не знаю, от кого ты нахваталась такого тона, но в нашем доме говорить с таким пренебрежением не будешь! Я твоя мать, Женя! Соблюдай субординацию в выражениях! Я до сих пор считаю, что с семнадцатилетней девчонкой обсуждать проблемы быта не обязана! Ты слишком импульсивна, а для важных моментов подобное поведение не подходит. Мне достаточно того, что мама в курсе, позволила рассказать даже не всё, а частично (из-за полного доверия мне!). Она поддержала, когда я прогорела, и не стала обвинять. А ты дорвалась до денег и сразу же начала ставить себя выше остальных членов семьи! Бизнес без тебя не открывай, того не делай, этого не делай. Я – старшая и лучше знаю, как надо. Даже если не знаю, то у меня есть мама, которая даст совет, – с упреком говорила Жанна. Женя тут же вскочила на ноги и напрягла было голосовые связки, чтобы повысить тон, но между двумя встряла бабушка. Она подняла ладонь и отрицательно замотала головой. - Прекратите этот балаган! Это что такое! Женя! С каких пор при замечаниях ты тут же покрываешься иголками? Я тебя не узнаю! – негодовала бабушка, глядя на внучку. Затем перевела взгляд на дочь и стала столь же серьёзной, словно обращалась к маленькому ребёнку. - Ты тоже хороша! Наделала дел, а теперь ворчишь! Вы обе вступаете в ссору и не замечаете, что всё, что делали, изначально из благих побуждений! Жануля пошла на риск со своим делом, чтобы в семье было больше достатка. Я тебя знаю и прекрасно понимаю твоё желание отдохнуть и не пахать как проклятая. Я и сама видывала виды в юности! – сосредоточено отчитывала бабушка. Валентина Лаврентьевна редко себе такое позволяла. Считала, что появление конфликта априори плохо и людям всегда следует между собой договариваться на словах. - Женька и её волнение. Это тоже не просто так! Мама ни с того ни с сего уезжает из дома и ничего не говорит. При этом всё это в спешке, в панике. Что Женя могла подумать? Она тоже занимается этим тяжелым видом спорта для того, чтобы добиться высот и нас с тобой обеспечить, - продолжала рассуждать Валентина. Мать и дочка то и дело поглядывали на женщину, а потом на себя. Сначала враждебно, затем уже более спокойно. - И вот вы обе собрались тут и на повышенных тонах общаетесь. Это совсем не дело! Одна не хочет понять другую - вот и всё. Давайте поставим проблемы на паузу. Жануля, ты сделала, что хотела? – спросила старшая. - Да, я взяла на время деньги в долг. Этого хватит, надеюсь, - отчиталась Девятова. - Знаешь, что наша Женька поедет в Японию на шоу, чтобы заработать и помочь перекрыть долги? – спросила бабушка. В ответ на это Жанна иначе посмотрела на дочь. Ей стало стыдно, что она могла так жёстко отталкивать ребёнка, который, оказывается, собирался помогать. Блондинка отрицательно мотнула головой. Женя старалась придать лицу невозмутимость. - Вот. Попала ты в свою заварушку, ну что уж. Мы есть у тебя! Мы поможем! А ты! – глядя уже на Женю, продолжила Валентина Лаврентьевна. - И в самом деле прекрати говорить с мамой в таком тоне. Это невиданное доселе неуважение к старшим. Не знаю, что у тебя за сложный период, но всегда нужно оставаться сдержанной, тактичной, - сложив руки на груди, старшая замолчала. Она посмотрела на дочь и внучку, те выглядели значительно лучше. Они молчали, но смотрели друг на друга без негатива. Валентина глубоко вздохнула и, встав с места, ушла куда-то из кухни. - Прости, что заставляю тебя вместо отдыха зарабатывать на шоу. Знаю же, что твоя команда редко бывает довольна отъездам из Москвы, - приглушенным тоном сказала Жанна. Она напомнила этими словами про новогоднее шоу Фернандеса и явно про еле скрываемое неодобрение Этери. Женя опустила глаза на стол, промолчала в ответ, обдумывая услышанное. Ей вдруг в голову пришли воспоминания о ночных разговорах по телефону, грусть, отчаяние, разобщенность: «Мне стоило отказать Хави тогда. Вопреки всему отказать. И оставаться с Тери на новогодние. Всё это было ошибкой». - Да. Мне стоило больших трудов уговорить Этери Георгиевну. Шоу запланировано больше, но отпустили меня только на одно из серии, - объяснила Медведева. Жанна сделала необычный для себя жест – протянула ладонь. Брюнетка посмотрела на неё и вложила свою руку. Мамины пальцы сжались, выражая странный сгусток сожаления в адрес дочери. В этот момент к ним вышла Валентина Лаврентьевна с рабочим ноутбуком дочери и какими-то листочками, книжками. Она передала всё это в руки Евгении, а сама быстро освободила стол от еды, протёрла его для чистоты. Ноутбук был открыт, и бабушка нажала кнопку «включение». Жанна и Евгения недоумённо уставились на неё. - Мам? – вопросительным тоном поинтересовалась Девятова. Взгляд Валентины был решительным. Она поманила дочь сесть рядом, та пересела, и в этот момент старшая обняла их. - Девчонки, я хочу, чтобы вы отдохнули. Сейчас же выбирайте, куда полетите. Я дарю поездку. И не спорьте. - Ба! Ты с ума сошла! – воскликнула Женя. - Мама! Нет! – так же возразила Девятова. Взрослая женщина положила свою голову на Женину голову и тепло рассмеялась. - Вам нужен отдых. Долги вы перекроете, я уверена. Но чтобы бороться, нужно сделать перерыв и отдохнуть. Что я? Старая. Вот недавно ездила, и мне достаточно. Копила на самый чёрный день. Хорошо, что не настал! За сбережения мои не переживайте. Я знаю, что вы обе всё это компенсируете с лихвой! Да, пока денег не так много, но зато вы отдохнёте и наберётесь сил. Хоть до Китая пешком идите, лишь бы сообща. Может, хоть время проведёте и разговаривать научитесь! – заключила Валентина Лаврентьевна. Тройка ещё долго разговаривала между собой, и Женино настроение значительно улучшилось. Сразу возникло ощущение безопасности, а бабушкино покровительство было высшей мерой поощрения и заботы. Казалось, что всё плохое останется в Москве и эта пауза в несколько дней будет им только на пользу. В том числе и для Жени с Этери. *** Прежде чем Женя с Жанной улетели в Киото, девушка прогуливалась по магазинам с Катей Бобровой. Они подбирали купальник для Медведевой, ещё несколько новых вещиц для парадного выхода. Шопинг поднимал настроение, долгожданный отдых «мозгами» был как никогда кстати. - Лиза сказала, что Алина планирует устраивать день рождения? - Понятия не имею, потому что вряд ли буду в Москве в это время. Да и не приглашали меня, - пожала плечами Медведева. - Я и не думала, что Лиза общается с Алиной. - Да нет, что ты. Лизон в курсе всего, но скорее узнала это от Андрея, а он в свою очередь либо от Глейхенгауза, либо от Косторной. Кстати, я смотрю ваш новенький тренер приглянулся Этери Георгиевне? Имею в виду Сергея Розанова. В профессиональном плане. Он вроде бы друг Даниила Марковича? – обсуждала Боброва. Женя разглядывала майки на вешалках и делала вид, что ей подобные темы для разговоров малоинтересны. - Да. Ты об этом тоже от Лазуркина узнала? - Конечно. Он хорошо общается со всеми, а ему это рассказал Морис. - У тебя везде всё схвачено, я смотрю, - с лёгкой усмешкой сказала Евгения. Катя Боброва улыбнулась в ответ. - Ну, блин. Такой я человек. Было бы странно скрывать своё любопытство. Лучше всё говорить честно как в чувствах, так и в мыслях, - сказала Катя. Девушки шли дальше, разговаривали больше о людях, чем о конкретных событиях. Этот непосредственный трёп успокаивал Женю, потому что как никогда хотелось лёгких, необязывающих разговоров. Периодически Медведева думала о Скопцовой. Они значительно отдалились, хотя в какой-то момент Женя поняла, что это случилось намного раньше: «Она ведь была права. Я и не заметила, как мало времени проводили вместе. Даже не могу припомнить тем для разговоров, кроме… кроме как об Этери…» На сердце стало грустно, тяжело. Это чувство вины накрывало девушку всякий раз, как она вспоминала о Насте. Отмечая про себя то, что следовало бы с ней увидеться, Медведева тут же отвлекалась и забывала об этом. Поддерживая разговор с Катей, Женя тем не менее думала о чём-то ещё и периодически молча кивала подруге, будучи в потоке собственных рассуждений. - Мы стали ругаться чаще на этой почве, мда. Поэтому спасибо, что позвала сегодня прогуляться с тобой! Хоть отвлекусь, - докончила свою мысль Боброва. Евгения поняла, что не расслышала то, что было сказано Катей в последнюю очередь. - Кать, прости, я задумалась. Ругаться чаще с кем? - С Андреем. Я о нём говорила. - А-а-а… в чём причина? – спросила Женя. Катя моментально погрустнела, разглядывая витрины, и сама стала рассеянной во взгляде. - Да ну, знаешь… сложно, когда один ребёнка хочет, а другой пока нет. Просто я считаю, что сейчас не время для этого. Впереди Олимпиада, и чёрт знает, а вдруг нам с Димой повезёт? Столько совместной работы, его травма, преодоление, и неужели все усилия пойдут прахом? То есть если я залечу сейчас, то никаких абортов. Но. Знать, что могла выйти на олимпийский лед и не сделала этого, упустила шанс, – это трагедия, - медленно, тихо рассказывала Боброва. Женя задумалась над услышанным. - А ты считаешь, что ребёнка можно вот так запланировать? Типа будет не завтра, не сегодня, а через год, два? Разве это не дело случая? В том смысле, что может и не получиться даже, – рассуждала Медведева. Боброва сдержанно улыбнулась подобным рассуждениям, которые на её взгляд как раз соответствовали Жениному пубертатному возрасту. Ощущая себя мудрее, старше, она начала делиться семейными секретами. - Когда ты в браке и желаешь завести ребёнка, то делаешь всё намного проще – отказываешься от любого рода «защиты». Если оба здоровы, то вряд ли такое считается случайностью. Скорее вероятностью, к которой стремитесь обоюдно. Но! Если кто-то (как я, например) не планирует беременность в ближайшее время, то не отказывается от предохранения. Тело моё, и только я распоряжаюсь им, - ответила Боброва. Жене было удивительно неприятно говорить об этом, и внутри себя девушка поёжилась от услышанного. - Может, мои вопросы покажутся тебе дикими, и я заранее прошу за них прощение. Мне интересно. Насколько сильно Андрей хочет от тебя детей? Мог бы он… проколоть презерватив? Не знаю, - предположила Медведева. Катя еле слышно посмеялась. - Ты что. Я на противозачаточных. Не люблю латекс, если честно. Но даже если бы пользовалась презервативами, то сомневаюсь, что Андрюша так поступил со мной. Всё-таки в нашей семье два человека, и решения принимаем вместе, - девушка слушала подругу, говорящую об этом, очень внимательно. Будучи в отношениях с Этери, она не задумывалась о контрацептивах, помимо резинок, и то их применение не всегда соответствовало общепринятому. Медведева ничего не знала о противозачаточных таблетках, да и не находила надобности изучать данный вопрос. Девушка просто знала, что они есть, но не более того. - А таблетки разве можно вот так просто прекращать пить? – расспрашивала Женя. - Да, можно. Вот только желательно начинать, пить и оканчивать этот процесс под присмотром специалиста. Игра с гормонами – это не шутки, тем более что при прекращении их приёма как раз-таки высок риск забеременеть. Поэтому отказ от их приёма – это либо желание зачать ребёнка, либо другие вопросы, касающиеся здоровья девушки, - объяснила Боброва. Женя глубоко задумалась. В голове тут же возникли мысли совершенно не о Кате с Андреем. - А самой себе можно назначить таблетки? - Жень… ты меня пугаешь. Что за вопросы такие? Или ты решила-таки выйти из иллюзий относительно своей влюблённости и попробовать начать серьёзные отношения? Скажи, я всё пойму… - прищурила глаза Катя. Женя решила, что стоит подыграть подруге в очередной раз, дабы не навлечь на свою голову беду. - Да, так и есть… всё это детские глупости, я это поняла недавно. Бывает же такое помутнение, да? – попыталась высмеять саму себя Медведева. Катя настороженно отклонилась от подруги, положила вещь на полку в магазине, и они вместе покинули торговый зал. - Я бы не сказала, что бывает. Впервые слышу о таком и, если честно, ещё не очень хорошо отношусь к подобному. Это не совсем нормально увлекаться однополыми отношениями. Это неестественно и идёт против природы, - нахмурив брови, сказала Катя. Они шли к фудкорту, а внутри себя Медведева просто кипела. Слова были колкими, но показывать уязвленность ими было нельзя. - Да, тоже так считаю. Думаю, что и не влюблённость это была вовсе. Всё привиделось, - покраснев до ушей, пробормотала Женя. Ей было стыдно так откровенно лгать, но в данной ситуации сказать всё это было нужно. Катя положила свою ладонь на её шею и мягко притянула к себе, а затем приобняла. На её лице отобразилась улыбка. - Вот и отлично! Выкинь этот бред из головы! Сколько красивых и классных парней вокруг! Я слышала, что твоя подруга Настя Скопцова начала встречаться со своим партнёром по танцам. Это чудесно! До Андрея я была с Димой, ты же знаешь. Не заладилось, но это даже и к лучшему! Насте твоей желаю только хорошего… а ты? Рассказывай. Эти твои вопросы про контрацепцию явно не с потолка… - Катя не настаивала, но по живым от любопытства глазам всё стало ясно. Женя натянула улыбку, подумала, что давно не испытывала столько напряжения от обычного разговора. - Да… - растягивая буквы, пробормотала она. Нужно было соображать на ходу. - Есть у меня на примете интересный парень… из хорошей семьи, симпатичный, взрослый и ответственный… - еле слышно бубнила Евгения. Катя оживилась, слегка хлопнула в ладони, словно впадала в эйфорию от услышанного. Девушки заняли столик в ресторане, и Катя, откинув меню, решила, что заказ подождёт. - Вот это уже интересно! Что за молодой человек? Откуда? Фигурист? – расспрашивала Боброва. Женя делала вид, что разглядывает меню, но на самом деле утопала в молчаливой панике : «Зачем, ну, зачем я сказала сейчас всё это? Я же подставляю себя! А если Этери узнает об этом? А если поверит, что так оно и есть, что я ищу ей замену? Господи… какая же я дура… думай, думай…» - А что тут думать? Это тебе не Настя, которой можно всё по-настоящему рассказать. Катя – это первая сплетница «на деревне». С другой стороны, если ты наплетёшь ей про Костю, то она разнесёт «правильные» слухи. Все будут думать, что у тебя есть парень, а никому после этого и в башку не придёт, что ты и Тутберидзе… ты поняла меня… - мрачно рассуждал голос в голове. Женя вздохнула, перевернув страницу. - И что? Продолжать ломать спектакль? - Конечно! Пути назад уже нет. Смотри в её телячьи глазки! Они возбуждены до предела! – посмеялся голос. Медведева оторвала взгляд от строчек с напитками и увидела, что Боброва смотрит на неё во все глаза. Она словно спринтер, что готовился к старту. Внутри него зарождалось желание сорваться с места и дойти до финишной прямой, а после держать в руках приз. Понимая, что забирать слова поздно, брюнетка со вздохом ответила: - Нет. Он хоккеист. - Да ладно?! Вау! Но тоже почти «наш»! Как зовут? - Это важно? – напряглась Женя и натянула улыбку. - Нет, но интересно… - Он пока только нравится… я не строю планов. Только приглядываюсь, - обнадежила её Медведева. При слове «нравится» по спине пробежала нервная дрожь. Всё это было совершенно неправильно, но необходимо в данный момент. - Приглядывайся получше! Он поможет тебе справиться с твоим… э-эм… наваждением, - аккуратно подбирая слова, ответила Катя. Медведева кисло улыбнулась, сглатывая слюну. То самое «наваждение» сейчас сидело дома и знать не знало, что, по мнению Екатерины Бобровой, является им. Старомодная Катя была как раз из той семьи, где радовались партнёрам исключительно мужского пола и желательно без проблем в прошлом и настоящем. «Наверное, так это и должно быть? Но почему мне от этого не легче?» - подумала Евгения. Сидя в своей комнате, Женя долго, упорно изучала всевозможные статьи про способы предохранения от беременности. Она хотела понять только одну вещь – пользовалась ли Тутберидзе таблетками или резинками? Это было важно, потому что если выяснится, что это были таблетки и пила она их долгое время, то прервала их использование по своей воле или потому что захотела забеременеть? Вопрос «желания» и «нежелания» показался острым после посещения дома Буянова, потому что в этом слове могла скрываться горькая правда или сладкая ложь. - Давай рассуждать. Она говорила, что Буянова не любила и он бросил её до того, как выяснилось, что ждёт ребёнка. С её слов, никаких привязанностей к нему не было, что ей казалось, что испытывала к нему чувства, но на данном этапе (в отношениях с тобой) поняла, что нет. От ребёнка хотела избавиться, но мама уговорила аборт не совершать. И что дальше? Уехать в Америку, родить там дочь, а потом назвать её в честь матери человека, что подлым образом предал…зачем? Дань уважения его матери, которую она никогда не видела? В чём смысл? У Этери есть бабушка, есть тёти, есть другие уважаемые женщины в собственной семье, в честь которых можно назвать единственную дочь. Но. Она принимает решение за миллионы километров от Буянова назвать Диану Дианой. - А ты не думаешь о том, что имя могло ей просто понравиться? Мы слишком много времени уделяем обмусоливанию этой темы… - А что если бы ей нравилось имя «Сергей», то было бы случайным то, что она в перспективе назвала бы так сына? - Что ты мелишь? А если бы назвала «сына» в честь собственного отца Георгием? Прекрати всё это, надо завязывать! - Нет уж! Значит имя ей просто нравилось, но фамилию она поменяла… - Женя прерывала голос в собственной голове возмущениями. - Поменяла для того, чтобы никто не знал, кто отец! Что тут нелогичного?! - Заебись! То есть фамилию она выдумала, а на отчество не хватило воображения? Ты издеваешься?! Женя откинула голову на спинку кресла и уставилась в потолок. Голову разрывало от внутренних диалогов, и каждый был хуже предыдущего. Ничего не помогало отвлечься от навязчивых мыслей. - Хватит мучать меня. Почему бы нам просто не спросить у неё об этом? Про контрацептивы, про имя, про то, что узнали? Почему? - Да потому что мы для интереса спросили отдалённо, а она даже в этом солгала! Ты видела её лицо! - Всё. Разговор окончен. Заткнись! Женя с грохотом отшвырнула лежащий рядом блокнот в сторону. Ноздри с трудом втягивали воздух, злость в сердце клокотала. Встав с места, она прошлась по комнате из стороны в сторону. При воспоминании о том, что она использовала образ Кости для прикрытия, ей стало не по себе. Стыдно за это, а ещё за то, что она не звонила Насте после ссоры, не звонила Косте, чтобы спросить «Как дела?». Девушка не была обязана всего этого делать, но тем не менее задумывалась о том, что если так просто «забывает» о своих друзьях, то вряд ли является надёжным человеком. Взяв в руки телефон, она долго смотрела на экран. Руки сами набрали номер. - Да? – ответил родной голос с хрипотцой уже через несколько секунд. Женя удовлетворённо прикрыла глаза и ощутила шаткую опору под ногами. - Я дерьмовый друг, - ни с того ни с сего вывалила Медведева. Этери опешила. - Это ещё почему? - Потому что… я не была с Настей в те моменты, когда она нуждалась во мне. - Кто тебе такое сказал, Жень? - Она сама. - Так и сказала? - Ну не совсем… - замешкалась Медведева. На фоне телефонного разговора слышались звуки работающего телевизора. Через секунду тут же стихли. Видимо, Тутберидзе выключила его. - Понимаешь, я запуталась. И ужас в том, что я уже не помню, в какой момент начала упускать Настину жизнь из виду. Перестала интересоваться, а как у неё дела. Разве это нормально? – в ответ пауза и лёгкий вздох на той стороне. - Ну во всех отношениях бывают застои, паузы, передышки. Это же естественно, почему решила, что это не норма? Вы не можете взаимодействовать 24/7, так как у каждой своя насыщенная жизнь. Ты почти полгода напряжённо работала, училась, экзамены сдавала. У неё тоже были дела. Настоящая дружба не подразумевает круглосуточное взаимодействие, скорее наоборот проверяется в минуты вынужденной разлуки. У тебя целое лето впереди, думаю, что выделишь время для совместного времяпровождения. С Катей же ты сегодня гуляла, хотя и с ней ты мало взаимодействуешь, - делилась своей точкой зрения Этери. Женя задумалась, почесала пальцами подбородок. - Раз уж упомянули Катю... Я хочу рассказать тебе кое-что… только обещай, что не будешь ругаться. Мне важно это рассказать, - издали начала Медведева. Тяжёлый вздох на той стороне. - Уже напрягаюсь. Что случилось? - Обещай! - Жень, ну что ты блять как ребёнок? Говори уже! - Я не ребёнок! - Женя! – заводилась Тутберидзе. Девушка порывисто вздохнула, нахмурив брови, вскочила с места. Она мерила шагами комнату и дико нервничала. - В общем… когда мы были на командном турнире в Японии… так произошло что… в общем… Катя о нас узнала… - Женя с трудом проталкивала эти слова и задрожала, когда обрывисто сообщила о том, что хотела. В ответ – гнетущая пауза. - Но погоди. Она узнала частично. Катя убеждена, что я в тебя влюблена. Ни о каких-либо других моментах наших взаимоотношений… не в курсе, - перешла на шёпот девушка, оглядываясь на дверь комнаты. Плотно закрытая, тем не менее могла не укрыть секреты, что за ней таились. - Пиздец. Я даже не знаю, что и ответить. Что она знает? – голос Этери вздрогнул несколько раз при произнесении этих слов. Женя растирала рукой лицо до покраснения, так сильно она нервничала. - Я… блять… это так глупо получилось. В общем… я во сне проболталась. - Что? – зависла Тутберидзе. - Господи, да, звучит слишком глупо… мне снился сон, и я там назвала твоё имя, и так как мы с Катей заняли одну комнату, то… она услышала это… на следующий день поговорили. Я думала, что умру прямо там, но в какой-то момент Катя спросила, влюблена ли я в тебя. Мне ничего не оставалось, как прикинуться дурочкой и подтвердить это. Поэтому она решила, что я в тебя безнадёжно втюрилась, а ты даже не в курсе этого… - еле слышно бормотала Женя. Непонятные звуки, похожие на вздохи, кряхтение, бормотание, и Этери заговорила снова. - Как ты могла попасться на такой ерунде? И что ты такого могла там наговорить во сне? Что тебе вообще снилось? – спросила женщина. Женя испытала новый прилив адреналина, и от страха у неё затряслись руки. - Да ничего такого… - Ты сейчас издеваешься надо мной, Жень? Ты пиздишь во сне моё имя, тебя подлавливают на этом, а затем спрашивают прямо в лицо, и сейчас говоришь мне, что «ничего такого»?! – повысив голос, сказала Тутберидзе. Женя не могла успокоить дрожащие руки, несколько раз стыдливо вздохнула. - Мне снилось, как мы… что мы… что мы занимаемся сексом, - ответила Медведева. Послышалась усмешка, недоумённое: «Что-что, прости?» - Ты всё слышала! – в ответ тихий смех, такой мягкий, словно Этери не могла поверить в абсурдность услышанного. - Что ты ржёшь? – злилась Женя. Человек на той стороне не мог успокоиться и явно сдерживаясь, продолжал посмеиваться. - Это какой-то кошмар, Женёк. Не могла трахаться, не произнося моего имени? - Блять… это всё, что ты мне скажешь в ответ?! Будто бы во сне можно себя контролировать! - Но можно хотя бы попытаться! – недоумевала Этери, а сама не прекращала удерживать шутливые порывы. Женя резко выдохнула. Было слышно, что девушка злится. - И что же я там делала такого, м? – продолжила полушепотом расспрашивать женщина. - Это волнует тебя больше того, что Катя узнала? – прошипела Медведева. - Я пытаюсь представить реакцию Бобровой, которая среди ночи услышала имя тренера из твоих уст. Дай бог, чтобы она слышала только его, а не что-то ещё… а то мы и не такое во время секса можем говорить, знаешь ли… так, что же тебе конкретно приснилось? – настаивала Этери. Женя села на кровать, которая издала характерный скрип, и Тутберидзе тут же его услышала. Улыбка перемешалась на губах кудрявой вместе со страхом разоблачения. Разглядывая собственные пальцы, девушка выбирала нужные слова. - Что ты… что мы… в общем на постели и ты… мне… ну… - Что? - Ну это… - превозмогала себя девушка. Этери усмехнулась. - Да говори уже. Заебали эти паузы. - Что ты мне… как бы это сказать. Делала там. Это. - О боже… я ничего не поняла… ты так говоришь, словно у нас с тобой какие-то причины для стеснения есть. Столько всего уже делали, что твои ужимки кажутся смехотворными. - Менуэт, - буркнула Женя. Повисла пауза, а затем громкий, заливистый смех на той стороне. Медведева покраснела, прикрыв лицо ладонью, тихо улыбнулась той глупости, что сказала сейчас. - Танцы, короче говоря, со мной танцевала? А ты в этом вела, или я была «первой скрипкой»? Ой, дай подумаю. Ты начала давать поклоны, и Катя услышала: «Этери, не желаете ли вы подарить мне столь восхитительный танец под лунным светом?» И, конечно же, Боброва сразу подумала, что так и выглядит «влюблённость», о чём на утро тебе и сказала. - Блять… как смешно… - еле сдерживалась Медведева. Им понадобилось время, чтобы успокоиться. - Вот значит, какие тебе сны со мной снятся… - с каким-то придыханием сказала Этери. Ей всё ещё было смешно, но забыть о том, что посторонний человек узнал хотя бы каплю информации о них, было мучительно страшно. - Я всё это не контролировала. Мы с ней поговорили потом, я свела всё к тому, что пиздец влюблена, но это несерьёзно. Она охотно поверила. Ещё бы. Даже в такое поверить проще, чем во что-то большее… прости, что всё так случилось. Мне пришлось врать. И сегодня… сегодня тоже сложилось так, что она вспомнила об этом, а я начала неумело выкручиваться и сказала… короче… что мне нравится парень. Её это успокоило, - оправдывалась Женя. Эти слова заставили Этери напрячься ещё сильнее. - Как интересно всё складывается. Так. И что это за парень? - Я просто сказала «парень» и никаких имён не называла. Пусть думает, что сон с тобой – это моё помутнение. Так будет проще и для неё, и для нас, - ответила Женя. - Мне не совсем нравится, что ты развиваешь эту ложь, - сказала Тутберидзе. - А, то есть так. Когда все сватали тебя за Глейхенгауза и Аксёнова, ты тем не менее не говорила что-то против, не отрицала. Или я что-то путаю? – в ответ короткое молчание. - Будь осторожнее с этим. Подруги, которые то тут, то там узнают что-то, конечно, важны, но намного меньше, чем те люди, что являются членами твоей семьи или коллегами по работе. Сказать, что в семнадцать лет ты влюбилась в тренера, намного проще, чем то же самое обо мне. Я не просто человек, а тренер чьих-то детей. Пусть лучше думают, что я весело провожу время с мужчинами, чем… чем то, что есть на самом деле… - строго ответила Тутберидзе. Женю словно окатило ледяной водой. Эта правда резала слух, сдавливала лёгкие. - Я пригласила Костю на выпускной, - выдала Женя. Злобная усмешка. - Значит, прикрываясь симпатией к парню, ты имела в виду именно его? - Да, но имени его не сказала. Довольна? Или мне стоило придумать что-то о Ханю, Фернандесе? Кто там в топе твоих «любимчиков»? - Мне не нравится твой тон, - реагировала Этери. - Мало ли что тебе не нравится. Мне тоже много что не нравится. Значит мы квиты, не находишь? - Ты – задница, - сдавленно прошептала женщина. Её распирало от ядовитой ревности, злости, неприязни. Им обеим было неприятно, но поделать с этим ничего не могли. - Все мои менуэты танцуются только с тобой. И ты об этом знаешь, Тери, - серьёзным тоном отшутилась Медведева. На той стороне трубки на краях губ образовались ямочки от улыбки. Скромной, сдержанной, но улыбки. - Судя по твоим снам, там вся главная роль отводится мне. В менуэтах-то, - прохрипел голос. Женя усмехнулась. - И часто тебе такое снится? - Впервые было. - Серьёзно? - Если тебя распирает от любопытства, Тери, то знай, что лет с четырнадцати такие сны были нормой. - Как интересно. Значит, ты давно желаешь занять мой рот и далеко не болтовней о высоких чувствах, - съязвила кудрявая, и Женя открыла рот от шока. Она не могла поверить в такую колкость на грани пошлости. - Глупо отрицать, что твой острый язычок мне не по нраву, - шепнула Женя в ответ. Послышался хриплый смешок в ответ. - Раз уж идёт такая пьянка, то ответь мне честно. Ты делала это? – спросила девушка. Этери нахмурилась. - В принципе? - Без принципов, - раздражалась брюнетка. Долгий, глубокий выдох. - Что я должна сказать тебе? Было бы глупо отрицать. Мне ведь не пятнадцать лет. В ответ на это Женя легла на кровать, уставилась на стены и потолок. - Неприятно, - призналась девушка. - Какое это имеет значение сейчас, м? Жень, давай уже прекратим ворошить прошлое. Что там было, где и с кем, вот зачем? Тебе неприятно, мне тоже. К чему тогда всё усложнять? - Ни к чему. Просто пришло в голову, и я спросила, - последовала длинная пауза. Дальше разговор шёл со скрипом, но всё же сменил несколько тем. *** Середина мая, 2017 год, город Москва, Россия. На веранде у кафе толпилось много мужчин. Они вышли «подышать» воздухом, обсудить какие-то свои темы, выветрить лёгкий перегар от наступившего опьянения. Праздник в семье Загитовых начался ещё днём, но многие гости были уже изрядно «хорошенькими». Даниил Глейхенгауз стоял напротив отца Алины, а поодаль курил электронную сигарету его друг – Сергей Розанов. Мужчины разговаривали о спорте, бизнесе, женщинах, всём том, что не было предназначено для женских ушей. Этот голубоглазый татарин являлся воспитанником обычной спортивной школы в городе Ижевск и почти четверть века провёл на льду не только в качестве хоккеиста, но и тренера. Своё хобби он превратил в работу, причём на местном уровне весьма успешную. В 2015 году Ильназ сделал главный и блистательный рывок в свой карьере – стал финалистом Высшей хоккейной лиги, что только укрепило его авторитет в родном Татарстане. Он был собранным, жёстким, авторитарным мужчиной, и с его подачи обе дочери начали заниматься фигурным катанием. Пока тёща и старшая вплотную занимались спортом в «Хрустальном», мужчина не упускал ни единой возможности заработать, чтобы обеспечить им достойное существование в Москве. Загитов позволял себе баловать дочь, действительно горячо любил её и проявлял заботу так, как умел. Младшенькая Сабина папу боготворила. Для неё он был надежной опорой, примером для подражания, и их отношения с мамой создавали в голове образ идеальной семьи. Строгий, но любящий папа с радостью устроил для старшей дочери шумный праздник в кафе почти в самом центре столицы. Ильназ не был в курсе той темы, что во время его триумфа Алина переживала моральный кризис и почти бросила мечту добиться высот в фигурном катании, а затем и вовсе была отчислена из группы Тутберидзе. Всё это он узнает спустя много лет тогда, когда «опасность» безвестности минует порог их дома. - Вот, что я скажу. Алина у меня лучшая девчонка, я это точно знаю. Видишь, как тут красиво? – положив тяжёлую ладонь на плечо Глейхенгауза, пробормотал Ильназ. Улица и стоящее на нём кафе и правда были красивыми, как и обстановка внутри банкетных залов. Парень слегла сжал губы и, отведя взгляд на асфальт, молчаливо кивнул. Татарин был экспрессивным и говорил почти так же пламенно, как мог бы это делать огнедышащий дракон, что готов испепелить противника только за намёк неповиновения. Мужчина выпил лишь пару рюмок, но даже этого хватило, чтобы расслабление от алкоголя развязало ему язык. - Во-о-от. Это всё я для малышки сделал, чтобы довольна была. Моя умница не проиграла ни одного старта. Спасибо тебе за это, - похлопав стальной рукой по хрупким плечам Даниила, пробасил Ильназ. Розанов еле заметно улыбнулся, так как порой находил Даню с его выражением лица полным тюфяком. - Ну, Ильназ Насихович, тут не только моя работа. Я ведь что? Хореограф. Главный человек в нашей команде – это Этери Георгиевна, поэтому благодарность надо адресовать ей, - ответил Даниил. Сергей сделал глубокую затяжку из электронной сигареты и свел на лбу брови. Он не понимал, с чем связана такая слепая преданность друга перед женщиной, которая даже не присутствовала рядом с ними в данную минуту. Даня мог бы себе позволить сказать о ней что угодно, но ни единого раза не высказался при ком-то, кому не доверял: «Наверно, думает, что могут ей передать». На эти слова Ильназ отреагировал неоднозначно. Сначала он нахмурился, затем взгляд стал бескомпромиссно жёстким. - Ты, это, не возражаешь, если мы на «ты»? Называй меня по имени, мы не на светском рауте. Ляйсан тоже по имени и без отчества. Она мне говорит, что именно ты в частности делаешь очень много для дочки, - пробурчал Загитов и затем хмуро посмотрел на Розанова, словно он был чужеродным элементом в их беседе. - А относительно неё мнение всё ещё не сложил. Потому что уж больно холодная она, противоречивая. Переломала всех девчонок, заработала медаль в 2014-м, а теперь на Алину наседает. Нет, по делу, но Алинка – это моя дочь. С ней слишком жёстко тоже нельзя работать. Ты вот это понимаешь, а она явно нет, - окончил свою мысль татарин. Даниил не поднимал взгляда на Загитова и создалось впечатление, что он не согласен с его мнением, что тот тут же подметил. - А что, я не прав? – чуть более вызывающе спросил мужчина и затянулся дымом из сигареты. - Может быть, Даня имел в виду, что Алина становится лучше благодаря командной работе? – подоспел на помощь другу Розанов. Ильназ посмотрела на него с плохо скрываемым пренебрежением. - Он сказал то, что сказал. Что тут додумывать за него, правда? – снова похлопав по плечу Глейхенгауза, ответил Ильназ. Даниил замялся. - Как бы то ни было, я Этери Георгиевну уважаю. В работе быть холодной и собранной тоже важно. У меня немного другие методы, а у моего коллеги Сергея Дудакова третьи. Вот наш новый напарник – Сергей. Он тоже учится и будет привносить в совместный труд какой-то иной подход. Никто из спортсменов не будет обделён вниманием. Особенно Алина, - посмотрев на Розанова, ответил Даниил. Эти слова успокоили Ильназа, он даже кивнул, как бы соглашаясь. К ним на веранду вышла Алина в компании Полины Цурской и Дианы Дэвис. Девочки захихикали, когда наткнулись на курящих в стороне старших. Ильназ улыбнулся и подозвал рукой свою дочь. Она подошла к нему и ласково «залетела» под его широкое отцовское плечо. Он приобнял её. - Ну как, минем алтын, довольна днём рождения? – пробасил Загитов. Огромные карие глаза скромно опустили свой взгляд вниз, и девочка уткнулась носом в папину грудь. - Да, папочка. Спасибо вам с мамой! Мне приятно, что ко мне пришло так много гостей! – при этих словах она непроизвольно посмотрела на Даниила, который тут же мягко улыбнулся в ответ. Сергей сделал новую тягу дымом и ухмыльнулся. - Так, ну всё, иди. Нечего тут дышать никотином. Мы сейчас придём, - ответил голубоглазый татарин. Алина всё ещё смотрела на Даниила, и, только когда папа поцеловал её в лоб и подтолкнул в сторону дверей, та, словно очнувшись, отвлеклась. Тройка упорхнула в сторону, а Даниил всё ещё продолжал смотреть им вслед. Ильназ сделал новую затяжку дымом и, сложив губы в трубочку, выдохнул. - Почему Тутберидзе не осталась с нами на банкет? У неё какие-то свои планы? – неодобрительно покачав головой, спросил Загитов. Даниил с Сергеем кратко переглянулись. - Не знаю. Этери Георгиевна себе на уме, а вообще могли быть какие-то планы, - ответил Глейхенгауз. Мужчина напротив усмехнулся. - Раз в год моя девочка празднует пятнадцатилетие, а она даже тут не может проявить человечность и поздравить её вместе со всеми. Ляйсанка отправляла ей приглашение, между прочим, - возмутился Ильназ. Даниил вспомнил, что, когда был день рождения у Жени, Этери не просто прибыла на праздник, а ещё и предоставила свой частный дом для банкета. Сжав губы, парень подумал, что лично для него такое особое отношение к Медведевой было понятным. Но раздражало его вовсе не это, а то, что Этери действительно не старалась поддерживать хотя бы видимость хороших взаимоотношений с Алиной. - Ладно, хер с ней. Больно надо. Я плачу ей деньги, чтобы она делала свою работу. Плевать, пришла ли она, я бы и не больно радовался ей. Не то что вам, - уже более спокойно взглянув на Розанова, сказал мужчина. - Всё лирика. Пойдёмте за стол. У меня есть тост, - подвёл итог уличной беседе бывший хоккеист. За огромным столом было не так много гостей, зато все близкие. Шумная стайка девочек непрерывно верещала, а Алина так и продолжала стрелять глазками в сторону Глейхенгауза. Розанов улыбался этому, хотя и сам то и дело ловил на себе такие же от Алёны Косторной. Вверенная ему подопечная была старательной. Ему нравилось, что девочка довольно быстро начала доверять ему и на многие прыжки и техники соглашалась сама, без особых уговоров. Косторная не боялась рисковать, особенно если его убедительный голос о чём-то просил. К её светлым глазам, таким внимательным к нему, он относился спокойно. Догадывался, что нравится ей, но относился к этому не особо серьёзно. Сейчас он находился в отношениях с одной особой, которая помогала скрасить вечера после тяжёлого трудового дня. Думать об Алёне иначе, как о ребёнке и его подопечной, он даже не намеревался. Зато сама девочка прожужжала имениннице все уши о Сергее Розанове. - Я не ожидала, что при переходе в Хруст получу в учителя такого красавчика, - шептала она Загитовой. Девочка густо краснела в ответ. - Тише, Алён. - Да никто не слышит. Нет, ты посмотри на него. У него такой строгий взгляд, осанка, волосы, губы. И характер у него такой сильный. Кайфую, - мечтательно шептала Косторная. Алину все эти разговоры доводили до стыда, подобного стыду заточённой в стенах храма монахини. Вот так просто и дерзко Алёна не боялась говорить о своих чувствах к этому зрелому мужчине, что помимо прочего был их тренером. Сама же Алина не была такой смелой. Все давалось ей тяжело, особенно выражение личных симпатий к кому-либо. В её пятнадцать лет она не общалась так вольно с парнями вне катка. Даниил был для неё заботливым и трепетным, как её собственный отец, но всё же намного ближе и интимнее для сердечных импульсов, обращённых к нему. Именно с ним она не боялась шутить, свободно общаться, обсуждать какие-то темы, которые не обсудишь даже с подругами. Между ними было взаимопонимание, а ещё много общего помимо льда. Парень мог позволить себе провести с ней досуг, сходив на квест, кафе, прогуляться по городу и зайти на чай к бабушке Алины. Он стал близок не только ей, но и её семье. Это не могло не подкупать её сердце. - Только не говори мне, что сама Глейхом не восхищаешься. Я в очередной раз скажу, что вижу это, - прикрыв рот, шепнула Алёна. Загитова смутилась ещё больше. - Не хочу это обсуждать за столом полным гостей. - А кому мы мешаем? Между собой же шепчемся. Даниил Маркович и на тебя смотрит неоднозначно тепло. - Он воспитан, добр и приветлив. Ничего такого в этом не вижу, что смотрит, - сбивчиво ответила татарка. Алёна испепелила её хитрым прищуром. - Вот подожди. Станет тебе семнадцать, так Глейх с тебя не слезет, - двусмысленно пошутила Косторная. Алина округлила глаза и болезненно пнула ногой соседку под столом. Алёна скривилась и тут же опустила руки к больному месту. - Откуда в тебе столько пошлости? Четырнадцать только будет, а уже такие разговоры, блин, - пристыдила Алина. Покрасневшая Алёна не прекращала улыбаться. - Да ладно! Я же не буду стесняться при тебе. Но то, как я сказала, так и будет! - Да откуда тебе знать? И почему именно семнадцать? Если что-то и будет, то только после восемнадцати лет, а лучше с тем, кто станет моим мужем, - прошептала Алина. - Ты что, насмотрелась сериалов о любви? Пиздец. Какой брак может быть в восемнадцать лет? - А такой. В моей семье так заведено, я так воспитана, и я мусульманка. Даже помышлять о подобном не буду! Мой отец не допустит, чтобы я нашла себе кого-то плохого. Он желает мне только добра. - Алин, а если батя сосватает тебе жирного старого татарина, ты согласишься? – недоумевала Косторная. - Если папа скажет. Ему лучше знать. - То есть с Даниилом Марковичем планы в голове не строишь? – в ответ на это Алина опустила глаза в тарелку. Ей было странно думать о таком, но она действительно, замечтавшись, рассчитывала, что в этой сказочной истории принцем, освободившим её от злых чар, будет именно Глейхенгауз. - Думать о таком пока рано, - прошептала Загитова. Алёна взяла со стола кусочек зелени. - Пока ты будешь думать, твой Глейх быстро найдёт себе ту, что готова выскочить за него. Уж поверь, что парни долго не выжидают. Тем более если будешь ломаться до восемнадцати и до брака спать с ним. А ты останешься у разбитого корыта, и твоим розовым мечтам будет капут. - Алёна, прекрати. Всё это очень пошло, как ты можешь? - Я повторюсь, что стесняться мне нечего. Так думают все прогрессивные девушки. - А я старомодная? – злилась Алина. - Типа того, - пробормотала Косторная. Ильназ уже поднял бокал и начал говорить тост. - Спасибо всем, кто собрался сегодня здесь. Моей Алиночке сегодня пятнадцать. Дата не большая, но и не малая. Дочка у меня талантливая, способная, умеет добиваться своего. Я желаю тебе осуществить самые заветные мечты. И знай, что папа с мамой всегда помогут, - подмигнув Глейхенгаузу, сказал Загитов. Розанов удивился неоднозначности такого взгляда, но ничего не сказал. Послышался звон бокалов, и довольный Ильназ обошёл стол, чтобы обнять свою старшую дочь. Вечерело. Стоя на улице Алина провожала некоторых гостей. Из числа последних остался только Даниил, который, вызвав такси, вышел на улицу к ученице. Алина стояла на прохладном ветру, поёживаясь. Галантный Даниил подошёл к ней сзади и обратил на себя внимание. - Замерзаешь, - подметил он и тут же снял с себя тёмный пиджак. Он заботливо надел его на девочку, а та тут же «зарылась» в нём, словно в одеяле. Пиджак пах его ароматом, таким свежим и фруктовым, словно являлся сочетанием мяты и цитрусовых. На ощупь ткань снаружи и внутри была нежной, приятной. Она кивнула ему, тем самым поблагодарив. Парень улыбнулся и, встав рядом, поправил свои сбившиеся от ветра пряди волос. Сначала они молчали и смотрели на другую сторону улицы, пока Даниил не заговорил. - Много тебе было сказано сегодня, но я скажу снова, - он потянулся к пиджаку, и у Алины бешено заколотилось сердце. Казалось, что парень хочет обнять её или коснуться, но вместо этого его тёплые руки пошарили в внутренних карманах. По телу пустились импульсы тока, и Алине стало от этого жарко, когда его пальцы слегка касались её платья. - Нашёл, - пробубнил он и достал чёрную коробочку. Девочка затаила дыхание и посмотрела на него во все глаза. - Я, конечно, подарил тебе деньги. Однако не могу оставить без вот этого подарка, - Глейхенгауз открыл футляр и извлёк оттуда тоненький золотой браслет с крошечной подвеской в виде коньков. Алина не смогла скрыть восхищения, приоткрыв рот. - С днём рождения тебя. Пусть это золото множится рядом с тобой с геометрической прогрессией. Здоровья, личного счастья и преданных друзей рядом, - мягко улыбаясь, сказал он. Девочка искренне, широко улыбнулась. Она была необыкновенно счастлива, коснулась пальцами браслета и слегка задела пальцы Даниила. - Вытяни руку, нацеплю, - попросил он. Девочка сделала то, что просили. - Я… не знаю… что сказать вам, Даниил Маркович… это всё… особенный. Вы очень особенный. И подарок ваш. Вы рядом, поддерживаете… не представляете, как много это… - сбивчиво шептала девочка. Браслет был закреплён, красиво повис на тоненькой руке. Алина на секунду подумала, что от такого можно и захлебнуться: «Нельзя же быть такой счастливой рядом с ним?» Такси подъехало, и, оглянувшись, парень махнул ему рукой: «Подожди». Вновь посмотрев на ученицу, он замер, словно пытался подобрать слова. На самом деле брюнет просто любовался ей. Чистая, скромная, трепетная и нежная, она была чистым воплощением совершенства женской натуры в его глазах. Именно такое место в его сердце в детстве занимала собственная мама, Людмила Борисовна. Сейчас время шло, и именно в Алине он нашёл преданного друга, чьи горести были ему не безразличны. Он потянулся к ней и крепко обнял. Алина ощутила на спине его сильные руки, которые прижимали её по-отечески тепло и дружелюбно. Ей было невыразимо спокойно с ним, и, закрыв глаза, она осторожно вдохнула в лёгкие аромат его духов, что звучал прямо напротив её носа. Этот запах был перемешан с запахом его тела и вызвал прилив крови в голове и шее, затем жар распространился по всему телу. Её согревало намного больше, чем его пиджак. Её тело и сердце согревала юношеская, пугливая и преданная любовь к этому человеку. Он отстранился и с улыбкой сказал: «Надо идти». - Спасибо вам за всё, - улыбаясь, ответила она. Он уже почти сел в машину, когда девушка окликнула. - А как же пиджак? Забыли! - Оставь себе. Заберу потом! – махнув ей рукой на прощание, сказал Даниил. *** Этери крутилась у зеркала, то и дело поправляя причёску. Через несколько минут ей нужно было выходить из дома и ехать в аэропорт. Диана проводила время с подругами на даче, брат Пётр помогал матери по хозяйству вместе с женой, всё было на своих местах. Самым приятным сюрпризом в довесок к этой блаженной обстановке, стало сообщение от американской подруги: «Твоё приглашение всё ещё в силе? Я ищу вдохновение и созрела для путешествия в Россию!» Этери была несказанно рада, что подруга решилась погостить у неё. Правда, выделено на это было всего пару дней, словно американка боялась, что, оставшись дольше, подвергнется нападению медведей на Красной площади. К слову, о «медведях». Евгения, улетевшая с мамой отдыхать, была немногословной перед вылетом в Японию. Разговор по телефону получился скомканным, суетливая Жанна то и дело отвлекала Женю, которая спустя пять минут повесила трубку. Девушка была в курсе, что к Этери прибудет гостья, но как ни странно не отреагировала. Это вызывало у женщины лёгкую озадаченность: обычно ни один фрагмент её жизни не проходил мимо без комментариев Медведевой. Закинув сумку на плечо, Этери отправилась на парковку. В голове множество идей о том, как можно провести время в столице. Постукивая пальцами по рулю, женщина размышляла. Кимберли была почти её ровесницей и коренной американкой (по крайней мере так утверждала). Они познакомились на выставке картин в глубокой юности. Молодая девушка была скульптором и художником, который переживал творческий кризис и не мог добиться признания публики. Девушка бродила из галереи в галерею, с выставки на выставку и постоянно держала в руках миниатюрный мольберт. В нём она быстрым жестом зарисовывала то, что привлекало внимание, и старалась переиначить под саму себя. Этери и Аптер довольно часто посещали культурные мероприятия – это было тогда новым веянием моды в Америке. Каждый из штатов заполнился вольным искусством в картинных мастерских и музеях, даже ночные клубы являлись абсурдной точкой пересечения различных субкультур. Это потом в эфир выйдет культовый «Секс в большом городе», сформированный настроениями девяностых, а до него события фильма – это реальная жизнь в штатах. Тогда на выставке, когда Этери увидела Кимберли, она в первую очередь обратила внимание на грязную кожу рук. Они были измазаны краской, которую та почему-то не спешила смыть. Этери как сейчас помнила её внешний вид – короткие взъерошенные волосы, небрежный стиль уличного «сорванца», состоящий из джинсов с заправленной в них объемной майкой и бледная, почти что прозрачная кожа. - Тери? – обратился Аптер к Тутберидзе, когда та «зависла» напротив картины, где поодаль стояла незнакомка. - Да? – отвлеклась от разглядывания Этери. - Пойдём? - Да-да, конечно, - пробормотала кудрявая девушка, а когда повернула голову обратно, то незнакомки на месте уже не было. Спустя неделю Тутберидзе придёт в тот же зал и к той же картине и снова встретит девушку с карандашами и мольбертом в руках. Так они и познакомятся. Стоя у информационного табло, Этери смотрела на него, убеждаясь, что приехала вовремя. Через несколько минут американка выйдет ей навстречу. Поглядывая на телефон, она не обнаружила входящих сообщений. Расстроилась. Загнув руки, стала трещать пальцами, когда перед ней показалась фигура подруги. Лёгкий чемодан, копна волос, живые огромные глаза. - Тери! – подбегая к ней ближе, воскликнула Кимберли. Она тут же горячо обняла кудрявую и прижала к себе так тесно, словно вот-вот задушит Тутберидзе. Высвобождаясь от тисков, Этери улыбнулась подруге. Казалось, что она совсем не изменилась. Только цвет волос, которые, впрочем, у Этери тоже становились светлее. - Рада, что ты добралась без происшествий. Привет! - переходя на другой язык и произношение, ответила Тутберидзе. Кимберли вцепилась в руку грузинки, и они вместе направились в сторону внедорожника. Ехали в машине по пробкам и не прекращали разговаривать. Обсуждали погоду, искусство, спорт, родных, изменившиеся время и нравы. - Так, давай-ка сразу веди меня в ресторанчик. Где-нибудь поближе к центру. Я проголодалась до смерти, - резко махнув в сторону ладонью, сказала Кимберли. Грузинка не возражала. Входя в дорогой столичный ресторан, девушки поспешили занять чуть ли не самое приметное место – около окна. Туда потянула подруга. Этери поёжилась, когда села за столик, потому что после тёмных углов в кафешках с Женей чувствовала себя слишком приметной. Оглядев пространство вокруг, женщина, только убедившись в отсутствии знакомых, повесила сумочку на спинку стула. Американка была слишком громкой, улыбчивой, живой. Многие присутствующие оглядывались на её широкие жесты руками, волнующийся от положительных эмоций голос и необычную яркую внешность в кислотно-зелёном костюме. - Мне уже всё нравится! Просто потрясающе! Москва такая солнечная! Правда, люди угрюмые, как ты и рассказывала, - по-американски восклицала гостья. Этери не привыкла быть в центре внимания в ресторанах, и короткие взгляды с соседних столиков смущали её. К счастью, подруга была прозорливой и постаралась вести себя скромнее. Они сделали заказ, и Кимберли с любопытством уставилась на Этери, что сосредоточенно смотрела в окно. В этот момент официант принёс заказанное женщиной вино, поставил рядом с ней. - Спасибо, - ответила с ужасным акцентом на русском языке Кимберли. Этери вскользь взглянула на неё и быстро улыбнулась. Женщина отпила из своего бокала глоток белого сухого и, прикрыв глаза, вздохнула. - Чудесный день. Я уже предвкушаю вечер, - призналась гостья. - Мне приятно будет показать тебе родной город, - глядя на подругу с полуулыбкой, сказала Тутберидзе. Кимберли изучала лицо кудрявой, словно старалась найти черты лица подруги юности. - Ты стала такой же мрачной, как и все они. Где твоя улыбка? - Ох, я просто морально выжата после такого тяжёлого сезона. Победы даются так же сложно, как и поражения. Боюсь представить, что будет в мае через год, - пожимая плечами, ответила Тутберидзе. Собеседница отпила ещё несколько глотков вина. Они начали обсуждать работу, затем плавно переключились на вопросы личной жизни. Кимберли слушала внимательно и, когда Этери рассказала всё то, что посчитала важным, помолчала в ответ. - Всё хотела спросить тебя. Сергей продолжает общаться с Дишей? - Да, - ответила Тутберидзе, и Кимберли внимательно оглядела её, словно ища подвох. Женщины обсуждали по телефону некоторые моменты, поэтому частично американка была в курсе происходивших в жизни Тутберидзе событий. Замешкавшись лишь на секунду, гостья сказала. - Из-за него ты ушла от Ника, и это до сих пор не перестаёт волновать меня, - услышав это, кудрявая тяжело вздохнула. - Только не начинай, пожалуйста. Уже столько лет прошло, а ты всё так же считаешь, что я разрушила семью из-за Сергея. Всё и так бы сошло на «нет» с Колей. - Ника я горячо любила, он представлялся мне мужчиной достойным тебя на все сто процентов, детка. Это ведь любовь к Буянову заставила тебя бросить Америку и сломя голову умчаться в руины СССР, и не отрицай! Ты уезжала «обнулиться» и построить семью, которую бы принял твой отец. Сама мне об этом говорила. Вот только сделала всё ровно наоборот. Бог с ним. Выражаю лишь в очередной раз своё негодование и скорблю, что ты тут, а не с нами в штатах, - довольно прямо высказалась Кимберли. - Ким… Коля не смог дать того, что мне было нужно. Да, я думала, что Сергей это исправит. Ошибалась, - вздыхая, всё это Тутберидзе говорила ровным, спокойным тоном. Они часто сплетничали с подругой и не стеснялись обсуждать достаточно много спорных вопросов. При этом ни единого раза за много лет между собой они не ругались. Это было странно, но разные точки зрения они воспринимали как стимул к сближению на почве разницы полюсов. Так или иначе, Этери не доверила подруге тайну своих отношений с Евгенией. Побоялась любых слов, что могла сказать Ким об этом (как плохих, так и хороших). - Тери, скажи мне лишь одно, что спустя много лет завела себе отменного любовника и забыла этого козла? – повис вопрос в воздухе. Этери смутилась, думая, что под определение Кимберли «любовник» могла бы подойти Женя. Слово это вызывало в сердце Тутберидзе брезгливость и навеяло ассоциацию с «неверным мужем», а к Жене на тот момент времени относиться это никак не могло. Женщина никогда не пыталась найти себе кого-то лишь для того, чтобы «забыть» Буянова. Лишь оттого, что нечего было «забывать», как ей казалось и как она себя в этом убеждала. К ним подошёл официант, который поставил перед ними тарелки с едой. Пауза позволила Этери обдумать ответ. Как только посторонний отошёл, она наклонилась чуть ближе к подруге. - Ким. В личной жизни у меня всё в порядке, вот только уточнять конкретно с кем мне не хочется. И прошу тебя не задавать вопросов. Когда-нибудь я расскажу обо всём, но не сейчас, - сказала грузинка. Кимберли с интересом прищурила глаза, затем снова расширила их, словно сфокусировалась на образе собеседницы. Вопросов задавать не стала, кроме одного, пока их снова не прервали. - Ты влюблена? Надеюсь, что не в Буянова? Снова. - Чёрт. Да забудь ты о нём! Он проявляется только в общении с Дишей и никак иначе. Меня это пока устраивает. И да, я люблю так, что никому до Этого человека подобного и не снилось. Даже мне самой! – с жаром на щеках ответила Тутберидзе. К их столику подошла женщина с маленьким ребёнком и, извиняясь, обратилась к Этери. - Позвольте взять у вас автограф для моей дочки, а ещё сделать фото на память? – с дрожью в голосе спросила незнакомка. Ким с удивлением уставилась на русских, и, не особо понимая, о чём просят, она лишь оценивала их интонацию и внешний вид. - Я дам автограф, но без фото. Не сегодня, хорошо? – выставляя ладонь вперёд, словно щит, хрипло сказала Этери. Девочка протянула тренеру что-то наподобие салфетки и, отдав шариковую ручку, стала наблюдать, как тонкие пальцы вырисовывают знаменитую фамилию. Получив в руки автограф, малышка довольно слабо улыбнулась, зато Этери, положив руку на её плечо, пожала его со скромной улыбкой. И вот девочка уже развернулась, чтобы уходить, но мамины руки остановили её. Тутберидзе посмотрела на незнакомку. - Простите, но очень хотелось бы фото с вами. Может быть, мне заплатить? – поинтересовалась мамочка. Этери обескураженно уставилась на неё, не веря в то, что ей говорят: «С другой стороны, видно, что дамочка при деньгах. Одета-то вон как. Да и в таком ресторане кто попало сидеть не будет. Всё равно возмутительно!» - Я же сказала, что на сегодня никаких фото, - отрицательно качая головой, ответила Тутберидзе. Неуёмная женщина продолжала настаивать. - Мой муж может заплатить за ваш ужин либо может дать вам за фото тысячу долларов. Или этого мало? Я не знаю расценки в фигурном катании. Моя дочка увлекается, вот я и прошу у вас об этом. - Сказано «нет». Сколько ещё раз повторить? Я не продаюсь! – довольно напряжённо, скованно отреагировала Тутберидзе. Женщина пожала плечами и, взяв дочь под руку, ушла в сторону сидящего за столом мужа. Этери вся покраснела, посмотрев в тарелку, разозлилась, но ничего более пылающего огнём взгляда себе не позволила. Кимберли удивлённо подняла брови, и их внутренние стороны образовали треугольник на лбу. - Что она сказала? - Что хочет фото и предлагает денег! Суки! Даже тут отдохнуть не дают! – взвинчено прошептала Этери. Не успели они развить эту тему, как заметили, что со стороны того самого столика к ним направляется представительный мужчина в строгом костюме. Тренер значительно напряглась, держала лицо суровым. Мужчина мягко прокашлялся, привлекая к себе внимание. - Добрый день, дамы. Я к вам по личному вопросу. Понимаете, моя жена… - Совершенно бесстыдно нарушает чужие границы! – Тутберидзе окончила фразу стальным голосом. Кимберли видела по их напряжённым лицам, что не всё в порядке. Недовольный мужчина сунул руки в карманы брюк. - Я сказала вашей супруге, что мы сегодня отдыхаем! Вам это понятно? Они попросили автограф, я его дала. Что ещё от меня нужно? Что бы вы не сказали, мой ответ «нет». Это ясно? – закипала Этери. Она тут же подняла руку, чтобы подозвать официанта. Молодой человек отреагировал сразу, но поднявшаяся вверх рука незнакомца его остановила. Официант этого жеста заметно испугался и, кратко кивнув, вернулся на место. Кимберли недоумевала. - Вы вообще кто такой? Доставляете нам неудобства! – возмущённо, громко сказала Ким. Мужчина перевёл раздражённые глаза на неё и моргнул, словно перед ним маячила муха. - Слышь, америкоска, утухни. Неграм слова не давали, - низким, внутриутробным басом ответил незнакомец. Ничего непонимающая Кимберли промолчала, но Этери тут же вскочила на ноги, чуть ли не роняя стул. Схватив сумку, она достала дрожащими пальцами не меньше трёх красных купюр и швырнула их на стол перед собой. Она хотела уйти, но мужчина, стоявший напротив, был крупнее. - Дамочка, оставьте эти «психи» при себе. Я – депутат Государственной Думы и очень уважаемый человек. А вы – это какая-то «тренерша». Моя жена предложила деньги за фото, а вы зубы решили показать? Вы все покупаетесь, открою вам секрет. Много ваших подружек сидит у нас, но вот толку в них мало. Моя жена и дочка расстроены вашим отказом, а я очень не люблю, когда они в таком состоянии. Давайте так. Одно бесплатное фото, и я не зайду на выходных в гости к Виталию Леонтьевичу, - самоуверенно пробасил мужчина. Этери ощутила ком в горле, настолько угрожающим был тон этого депутата. - Не смейте мне угрожать. Ваша настойчивость убедила меня в том, что я не зря отказала вам в фото! – и чуть ли не отталкивая рукой, Тутберидзе быстрым твёрдым шагом пошла в сторону выхода. Кимберли проследовала за ней бегом. - Что случилось, Тери? Боже мой! Какой ужас! – восклицала американка. Они быстрым шагом дошли до припаркованного рядом автомобиля Этери, сели внутрь. У Тутберидзе дрожали руки, вся эта ситуация была слишком нервной. Ей понадобилось достаточно много времени, чтобы успокоиться, прежде чем машина тронулась с места.