Прикасаясь ко льду губами

*** Печального, меня Сильнее грустью напои. *** Этери и Диша прогуливались с собакой около дома. Первые дни лета были прекрасны. Дочь делилась с матерью мыслями о предстоящем сезоне. Федя и Диша пока «притирались» друг к другу, но скататься по-настоящему им удастся только на сборах в Новогорске. - Как считаешь, будем побеждать, мам? – спросила девочка. Этери мягко улыбнулась, отведя взгляд в сторону. Она помнила прошлогодние советы Жени и до сих пор придерживалась их. Постаралась быть щадящей в ответе. - Я буду оценивать тебя как мама, даже когда мы поедем в Новогорск. Как мама считаю, что да. Как тренер… время покажет, - ответила Тутберидзе. Диша, прикрыв рукой рот, усмехнулась. - Боже, мамуль. Я же тебя знаю… не упустишь возможности поправить нас… - Даже если и так, то ничего плохого в этом нет, - сказала женщина. Они гуляли во дворике, блуждали из одной его части в другую. Сели на лавочку. Воздух пах сладостью, одурманивал рассудок ароматами. Этери непроизвольно задумалась о том, что случилось не так давно. Неприятная перепалка с малознакомым чиновником была ужасной. Тутберидзе не знала, чего ожидать, понимала, что если кто-то будет ей угрожать напрямую из политического аппарата, то она бессильна. В какие-то моменты от осознания этого захлёстывало непередаваемое отчаяние. Эту ситуацию она обсудила с Сергеем Дудаковым. - Почему ты так уверена, что мужик что-то предъявит тебе? Как ты себе это представляешь? Что какой-то там хер идёт к министру спорта и говорит, мол, жене моей в фотографии отказали? Это же полный бред, - убеждал Дудаков. От этих слов временами становилось спокойнее. Когда Женя услышала рассказ по телефону, то сказала: «Тери. Ты уважаемый человек. И правильно сделала, что отказала в фото. Это вообще нормально, что к тебе подошли, видя, что ты с кем-то в компании отдыхаешь? Я бы и автографа не дала! Ты была благосклонна к ним!» Всё это было для Этери ясно, как белый день. Однако внутри оставалось странное предчувствие, что неприятная встреча ещё аукнется ей. - Мам, можно вопрос? – вывела на свет из тьмы размышлений Диана. Этери утвердительно качнула головой, посмотрела на дочь. Она как-то странно разглядывала её, затем, опустив глаза, замялась. У Этери возникло ощущение «камня преткновения» от этого смущённого личика, словно оно будет о чём-то просить и вот теперь боится этого. - Ты будешь сильно возражать, если я скажу, что хочу и с папой поехать на море? В ответ на это Этери растерялась - предчувствия её подтвердились. Они уже позволили себе отдых в мае, дальше планировали отдыхать снова несколько недель, но исключительно семьей Тутберидзе. Буянов не входил в число желательных попутчиков. Женщина открыла рот, чтобы что-то сказать, затем снова закрыла его, удивляясь тому, что услышала. - Нет, зачем ему ехать с нами? – изумилась женщина. Диана прищурила глаза и свела брови. - Ну вообще-то я хотела отпроситься поехать на отдых с ним и Ванькиной семьей. Этери совсем ничего не поняла. Во-первых, она удивилась тому, что подумала, будто отдыхать они будут втроём. Во-вторых, смутилась, что Диана услышала от неё подобный ответ. - Это невозможно. Он, конечно, твой отец, но ты несовершеннолетняя. Кто тебя с ним отпустит? - Дай мне на это разрешение или поезжай с нами! – взмахнув руками, ответила девочка. Этери взяла свою собачку на колени, затем начала почёсывать у неё за ушком. Это успокаивало. - Я в ступоре, Диш. Ты хоть понимаешь, что мы с ним посторонние люди? Мы никогда не были в браке, он не жил с нами, не принимал участия в твоём воспитании. И считаешь, что вот так, на основе того, что у нас есть ты, мы просто возьмём и втроём поедем отдыхать? Даже если не втроём. Всю его семью захватим? Что же без Лены тогда? – возмущённо сказала Тутберидзе. Теона приподняла голову, напрягаясь от строгого голоса хозяйки. - Да и тем более, ты как себе представляешь всё это? Что я возьму и разрешу Сергею забрать тебя? Ты понимаешь, какая это ответственность? А если с тобой что-то произойдёт там? Кто будет за тебя в ответе? – продолжала женщина. Девочка нахмурилась. - Мам… - Да замолчи ты, Диш! Это просто сказки какие-то! Настолько ты оторвана от реальности, что я даже слов не могу подобрать, чтобы передать всю степень ахренения от услышанного! То, что я разрешила вам общаться, не означает, что и отдыхать вы поедете вместе! Думать об этом забудь! – пресекла разговоры женщина. Диана притихла. Они всё ещё сидели на лавочке, а Тутберидзе кипела внутри себя, словно варилась в кастрюле. Они молчали, затем Диша встала первой и пошла в сторону дома. Этери пришлось пойти за ней. - И что? Будешь обижаться на правду? – догоняя её, спросила Этери. Тонкая кисть схватила дочь за руку и резко потянула на себя, разворачивая к себе лицом. Диана пожала плечами, глядя на мать. - Диш… ты ещё ребёнок и многого не понимаешь. Я не запрещаю тебе общаться с ним, но то, что предлагаешь ты, – это слишком. - Мам, мне уже четырнадцать лет. Я не ребёнок. Могу понять, что нормально, а что нет. - Я в этом сомневаюсь. Это он тебе предложил эту идею? - Нет, я сама. - А что так? Ты хочешь навязаться ему и его семье, дочка? - Почему ты так говоришь? Разве мы не можем быть вместе на отдыхе как семья? Он едет с ними, я тоже хочу быть к папе ближе. Их я тоже ощущаю своей семьей. Мне очень важно наше общение. Папа слушает, поддерживает, заботится, а Ванька не хуже него заставляет улыбаться. И всегда для меня на связи, всегда готовы всё бросить и примчаться. Это дорогого стоит. Ни у кого нет такого папы и брата! - А разве я делаю меньше, чем они? Ты возвышаешь их, а как же я? Как же наша семья? Твоя бабушка? Разве никто из нас не бросит всё, чтобы примчаться по первому зову, если нужно? Общение с отцом тебе важно, а со мной? А моё слово для тебя не имеет значения? – оторопела Тутберидзе. Сказанное Дианой показалось упрёком в её сторону. Они дошли до подъезда, и девочка остановилась. Развернувшись, ответила довольно прямо. - Я ведь не о тебе рассказываю, а о нём. И не сравниваю вас. Я не сказала, что только он хороший, а вы плохие. Разве ты не слышала меня? Твоё слово имеет значение, и его я не оспариваю. Но. Мне приходится разделять вас на «папу» и «маму» из-за того, что вы не вместе. Поэтому эти мои слова звучат как возвышение его и унижение тебя. Меня это расстраивает. Понимаю, что навыдумывала себе, что вы помиритесь… да хотя бы просто будете общаться нормально. Думаешь, что это легко так видеть, что и папа, и мама у меня классные? Оба крутые, и тебя разрывает офигение от этого! Вот только тебе приходится разрываться между ними. Ты жила в полной семье и вряд ли такое поймёшь. Если бы при знакомстве с ним я поняла, мам, что он плохой человек, то не разрывалась бы так на части между вами, - все эти слова давались девочке с трудом. У Этери сразу возникла мысль, что сказанное было не выдумано на ходу, а прокручивалось в голове изо дня в день. Женщина нахмурилась, но слушала достаточно внимательно. - Вы даже двух слов не можете связать, чтобы не поцапаться. Тебе сложно, я понимаю, но какого мне видеть это? Ты многое пережила, но а как же я? Как же он? Как же бабушка с дедушкой? Такое ощущение, что из-за моей дефектности ты перестала давать хотя бы какую-то свободу выбора. Да, оберегаешь, но меня это душит. Мне хочется почувствовать на себе любовь обоих родителей. Думаешь, приятно ощущать себя виноватой в этом? Разве я только твоя дочь? Раньше да, но теперь у меня есть и он. Я люблю тебя, мам, но и его я тоже люблю. Просто почему ты имела возможность расти в любящей, полноценной семье, а я должна довольствоваться уикендами на сутки? –Диша говорила всё это медленно, с запинками, половину слов проглатывала, и её мать их додумывала. Было видно, что девочка чрезмерно взволнована, и Этери оказалось нелегко видеть дочь в таком состоянии. Она не смогла припомнить, когда Диана в последний раз так волновалась до сбивчивого голоса и трясущихся рук, а ещё она говорила на удивление по-взрослому. - Это не я выбрала такую участь для нас. Это он выбрал, Диш, - пыталась оправдаться Этери. Её сердце сжималось, но скрыться от разговора уже не получится. - Давай не будем говорить об этом? Я уже поняла, что лето на море с папой не проведу. И не начинай мне говорить о том, что он выбрал. Мне прекрасно известно, что вы расстались, а ты ему после этого даже не сказала, что беременна. У тебя были на это какие-то свои причины. - Что значит «какие-то свои»?! Диана, он бросил нас! Он ушёл от меня! Он выбрал свою семью! Это предательство! – негодовала Тутберидзе. Её начало слегка потрясывать, и, оглядываясь по сторонам, она приложила немалые усилия, чтобы говорить тише. - Предал и сейчас свою вину искупил. Передо мной. Я прощаю его. Невозможно припоминать человеку всю жизнь его ошибки. Это насколько надо быть обидчивой и мстительной, чтобы так остро запомнить то, что было много лет назад. Жизнь идёт! Желаю тебе христианского милосердия, как дедушка учил. Мне просто хочется, чтобы мы стали семьей. Ну либо хотя бы хорошо общались. Прости мне эту наивную ущербность. Я правда понимаю, что размечталась. Мне стыдно, но… как есть. Всё это только мои желания. Просто прими это. Может, стану ещё старше и перестану об этом мечтать. И я правда тебя люблю и ценю. Но без папы я неполноценная… я и так не такая, как другие... - с трудом выдыхая, сказала Диана. Её губы затряслись, и из глаз брызнули слёзы. Она хотела отвернуться и зайти в подъезд, но мама развернула к себе и крепко прижала. Чувство стыда, вины и слово «неполноценная» прижимали душу Этери к самому дну ада: «Это я виновата, я виновата… забеременела от него вне семьи, уехала с тобой к чёрту на рога, затем бросала в Америке, возвращаясь в Москву… потом ты заболела… это всё моя вина… ты не виновата…» Женщина заплакала вместе с дочерью. Они прижимались к друг другу и «болели» каждая о своём. Что уж говорить? В такие моменты Тутберидзе остро считала себя плохой матерью, хотя голос рассудка пытался переубедить. Безуспешно. Они стояли так достаточно долго, пока не начали преграждать путь соседям, что заходили в дом или из него выходили. Диана смахивала крупные слёзы, затем взяла Теону на руки и пошла в сторону лестницы. Этери последовала её примеру. Пока лифт шнырял туда-сюда, они молча брели по ступеням, погружённые в свои размышления. На кухне женщина чистила миниатюрные картофелины, складывала их в ёмкость. Мысли захватили её с самого утра и всё никак не желали отпускать. И это был далеко не лёгкий «бриз» от скопившихся умозаключений, а мощный и головокружительный вихрь. Он утягивал в неизведанные дали и спустя время всё-таки выбросил на необитаемый остров воспоминаний. Сначала Тутберидзе вспоминала своего отца и их взаимоотношения. Папа отдыхал мало, но даже в эти моменты старался не находиться в одиночестве, а всё свободное время посвящать семье. Этери, её сестры и брат в своё время ездили отдыхать всей семьей на море. Эти беззаботные дни вспоминались с улыбкой на лице. Женщина припоминала экскурсии под палящим солнцем, приятную морскую воду, то, как отец учил её плавать. Ещё она вспоминала вкусную еду, которую отец обожал тестировать чуть ли не в каждом кафе. Он был сладкоежкой, не мог пропустить ни одной шоколадки, когда пил чай. Все лавки со сладостями были под его прицелом. На море отец щедро покупал фрукты для своих детей, был в непередаваемом восторге от такого странного сочетания, как арбуз и кукуруза. Все эти маленькие моменты в её памяти были разделены с близкими, особенно с отцом. Он был большим, добрым, надёжным и ещё являлся её моральной опорой. Как только запах моря выветрился из памяти, Этери тут же погрустнела, даже прервалась в очищении картофеля. На сердце слабым ветром принесло с острова тоску: «Да, она права в какой-то степени. Мы были на море вместе с Дишей, но это ведь совсем другое. Сколько раз после смерти отца я грустила о нём, приезжая к большой воде?» Женщина понимала, что то, о чём просит дочь, мало осуществимо. На это было много причин помимо её личного неодобрения. Плеяда мыслей вдруг подтолкнула Тутберидзе к другому необитаемому острову. Она отвела взгляд куда-то вдаль сквозь окно и мысленно перенеслась во времени. Они гуляют в тенистой аллее в самом сердце Абхазии. Огромная мужская ладонь сжимает пальцами хрупкую тонкую кисть. Вечереет, солнце вот-вот исчезнет за горизонтом. Его лучи искрят всеми красками лета. Они вместе чуть больше полугода и вот уже поехали на отдых. Тутберидзе так и не узнала, каким образом Сергей смог покинуть семью на неделю и уехать с ней тогда. Скорее всего, мог соврать о командировке, но какое ей до этого дело? Она сжимала свободной рукой букет из ромашек, что он подарил. Периодически поднося цветы к носу и вдыхая их аромат, улыбалась, так как считала этот запах воплощением счастья на земле. Ей не было дела до столь большой разницы в возрасте, до того, как его родители относились к ней и почему отказывались знакомиться. Всё это становилось неважным в его присутствии. Сергей был надежным, словно гора, высоким и плечистым, словно атлант. К нему было приятно прижиматься, когда ощущаешь себя плохо, касаться его лица и тонуть в омуте голубых, словно океанический лёд, глаз. Ещё он любил поговорить, а вернее что-то рассказать. Этери всегда слушала его с раскрытым ртом. Часто рассказывал о актёрской среде, о театре, кино, искусстве, о новых и старых знакомых. У него было множество хобби, а всё, что умела делать она, – это играть на фортепиано и дышать льдом. Её неопытность подкупала взрослого мужчину, который по-отечески крепко прижимал к себе хрупкое тело, которое желал действительно крепко любить. Его улыбка была редким явлением, и от того серьёзное лицо становилось ещё серьёзнее в глазах окружающих. Правда, с ней и тем, как она умела дурачиться, он всегда смеялся громче и шире всех. Они вышли из аллеи и направились вдоль береговой линии. Пара хотела разместиться на пляже, чтобы встретить закат вместе. Сергей нёс в руках плед, пока Этери смотрела на водную гладь и тихо улыбалась. Мужчина приметил это и слегка сжал её руку. - Чего ты? – улыбнулся он. Этери довольно уткнулась носом в ромашки. - Ничего, - по-детски игриво ответила она. Буянов усмехнулся и продолжил смотреть вперёд. Её карие глаза изучали его профиль. - Зачем украл у соседей? Можно же было купить, - спросила она, приподнимая цветы повыше. Голубые глаза отразили на своей поверхности подводное течение помыслов. - Не всё можно купить за деньги. И я сразу, как их увидел, подумал, что украду. Они красивее любого магазинного букета и подходят тебе, - признался он. Этери улыбнулась ему. Они спустились на песок и, дойдя почти до самой воды, устроились на пледе поудобнее. Сильные руки «загребли» девушку так, словно она была маленьким ребёнком. Они прижали Этери к себе и спокойно расположились в районе её груди и подмышек. Кудрявая голова откинулась на его плечо. Сидя в таком положении, они сначала долгое время молчали, пока солнце не исчезло в воде. - Красивые тут закаты… - пробубнила Этери. Высвобождаясь из его объятий, она легла на плед и посмотрела в темнеющее небо. Внутри было спокойно, словно так она могла бы пролежать ещё лет двести. Но обязательно именно с ним. Сергей лёг рядом с ней и, облокотив голову о руку, вглядывался в её лицо, нависал над ней. Они долго молчали, и Этери, разумеется, смотрела уже только на него, так как его голова целиком заградила собой небосвод. - Мне порой кажется, что я поторопился жить, - пробасил мужчина. Вид у него был задумчивый, озадаченный чем-то. Она удивилась. - Что это значит? Почему? - Порой встречаешь человека и рядом с ним понимаешь, что желал бы прожить другую жизнь до него и встретиться ему другим человеком. - И какую жизнь ты хотел бы прожить? – поинтересовалась она. - Дождаться, пока тебе стукнет восемнадцать и взять в жёны. Тем самым уберёг бы себя от ошибок, а ещё бы уберёг тебя от опасности в штатах. - Я бы так или иначе туда уехала. Значит, с тобой, раз так. Ты бы поехал? - Нет, не думаю. В девяностые у меня было всё, и нужды в загранице не испытывал. Глядишь, мы бы тебе своё шоу тут открыли, а то где это видано, чтобы моя девчонка перед другими красовалась на коньках… и ты бы не уехала в США, - улыбнулся он. Внутри неё сердце подпрыгнуло и не спешило вернуться обратно на своё место. Это желание «жениться» прозвучало совсем иначе из его уст. К своему ужасу она всё ещё была втянута в бракоразводный процесс с Аптером и совершенно не спешила сообщать об этом Буянову. Именно этого она и боялась, что взрослый мужчина поторопится и сделает ей предложение руки и сердца, а она упустит его, потому что уже замужем. Поёжившись, девушка постаралась посмотреть выше его головы, но не получилось. Неожиданно он притянул букет ближе к себе. Пальцы начали отрывать по цветку из охапки и аккуратно вкладывать их в кудрявые пряди. - Что ты делаешь? – удивлялась она. Вместо слов брюнет продолжал переплетать тёмные кудри с ромашкой. Долго, упорно, Буянов делал волосы Этери наполненными целым ковром из цветов. Она улыбалась ему. - Ну вот. Прекрасна, словно лесная нимфа, - улыбнулся он в ответ, и девушка притянула его для поцелуя. Над их головами небосвод приобретал сиреневый оттенок сумерек, а летний вечер уступал свои права ночи. Ветер был свежий, приятный и теплый. Сергей коснулся непослушных волос, окрашенных белоснежными лепесточками. Радужная оболочка его глаз – это второе море. Нет, океан, совмещающий в себе голубизну, разбавленную, как акварель, красками сначала закатного, а затем сумеречного неба. Чайки пролетали над головами, резвясь в потоках летнего воздуха. Повсюду ромашки, словно во всем мире и нет больше ничего, кроме этих цветов. То тут, то там белые лепестки выпадали, некоторые оставались в волосах и путались. Пахло морем и терпким ароматом полевых ромашек. Буянов отстранился и провел пальцем по девичьей щеке, спускаясь к подбородку и прикасаясь к губам. Её ладонь легла на его щёку. Кожа была шероховатой, теплой. Этери казалось, что она забывает дышать, когда ловила его робкую улыбку и небесный взгляд, - настолько она была влюблена. - Пойдём ужинать? – предложил брюнет. Ему в ответ кивнули, целуя в щёки. Сидя за столом, они ещё долго переглядывались и смеялись. Огромных усилий стоило высвободить чёрные вихры волос от цветов. - Зато красиво! – сказал мужчина на это. Они долго ждали, пока принесут хотя бы салаты. Людей на открытой террасе ресторана было много. Этери не прекращала наблюдать за каждым его жестом. Сергей был чрезмерно спокойным снаружи и огненно горячим внутри, словно вулкан. Совсем ничего общего с Аптером, что Этери подметила почти сразу. Ей нравился этот дикий контраст, и после тихой гавани подскакивать на волнах шторма оказалось неожиданно приятнее. Перед ними поставили салаты. - С чем? – уточнил у официанта Буянов. - Это секрет повара, так как сегодня особый час. - Что значит «особый час»? – подняв бровь, спросил брюнет. - Время, когда некоторые блюда по желанию шеф-повара делаются на его усмотрение и не имеются в меню, - пояснили ему. Буянов задумчиво кивнул и, дождавшись, когда официант уйдет, взял в руки бокал с красным вином. Подняв чуть выше, сказал. - У меня есть тост. За это прекрасное место, море, солнце, песок и тебя, моя девчонка, - искрились голубые глаза. Этери поднесла свой бокал к его и прозвучал легкий звон. Отпив глоток, она не постеснялась прилюдно потянуться для поцелуя. Он тут же кратко ответил на него. - Приступим. Потом обязательно закажем морепродукты. Я страсть как хочу лобстера! - Серёж, а тут он разве вкусный? - Обижаешь меня! Это лучший ресторан в городе и на линии! – возмущённо пробасил Буянов. Мужчина взял в руки вилку, но отвлёкся от салата из-за телефонного звонка. Пользуясь этим моментом, Тутберидзе отлучилась в дамскую комнату. Она стояла напротив зеркала и подкрашивала губы. У неё было такое хорошее настроение, и она представляла, что к глубокой ночи оно станет ещё лучше в его объятиях. Не было ни дня, ни ночи, чтобы они уснули друг с другом спокойно. Её отвлекли от мыслей странные звуки, а в какой-то момент даже крики. Она положила помаду в сумочку и поспешила выйти в зал, а затем на террасу. Пока Этери шла, её несколько раз довольно грубо задел бежавший персонал. Они то забегали на террасу, то стремительно покидали ее. Глаза молодых людей были в ужасе, встревоженными. Девушке стало не по себе, когда она поняла, что чем ближе она к столику Сергея, тем громче шум вокруг. Посмотрев прямо, Тутберидзе замерла. На полу в окружении официантов, лежал на спине её Сергей. - Серёжа, Серёжа! – залепетала она. Подпрыгивая к нему и тут же падая на колени, она положила руки на его щёки. - Девушка, прошу вас отойти! Ему мало воздуха! Он задыхается! – кричал кто-то за её спиной. Этери тут же поддалась панике и заплакала так неистово, что перепуганные отчаянным криком посетители постарались оттащить её подальше. Лицо Сергея было красным, словно покрылось сыпью, отёкшим. Нарушенное дыхание было громким, клокочущим, его лоб и все тело тут же покрылось обильным потом. Когда экстренная бригада скорой помощи приехала, то приступила к оказанию первой помощи в незамедлительном порядке. Первое, что они сделали, – это разогнали почти всех, чтобы обеспечить кислородом окружающее пространство Сергея. Затем закинули ноги выше головы, слаженно осмотрели его – пульс, частота дыхания, артериальное давление. Ещё меньше времени понадобилось, чтобы ему начали вводить иглу с дозой какого-то препарата. Всё делали быстро и почти не разговаривали между собой. - Что… что с ним происходит? – только и шептала Тутберидзе. Никто не мог дать ответа. Эти минуты неведения показались ей адом. Она сидела рядом с больничной кроватью, тесно сжимая его ладонь. Внимательно всматривалась в бледное лицо, которому постепенно возвращались оттенки. Девушка знала, что он спит. Выйдя в коридор (спустя полтора часа сидения на одном месте в его палате), она наконец-то выловила врача, чтобы что-то узнать. Ей ответили неохотно, когда узнали, что девушка женой пациента не является. - У него был анафилактический шок от аллергии, - кратко пояснили ей. - Но как? Я не знала, что у него на что-то аллергия… - Не удивлен, - как-то странно ответил врач. Дойдя почти до конца коридора, он обернулся и пояснил. - 15-30 минут - и он мог бы умереть. Имейте в виду, что у него реакция на древесные орехи. Информация к сведению. Так, на будущее, - сказал мужчина. Она сидела с ним почти весь день, и только ближе к ночи Сергей открыл глаза. Девушка тут же бросилась в его объятия и зарыдала прямо на его груди. - Я так и знал, что этот салат с сюрпризом был смертельным, - глухо посмеялся Буянов. Ему ещё было сложно говорить, хотя отёк с горла уже спал. Она посмотрела на него во все глаза, и переполнявшие их слёзы градом упали, как падает водопад с горной вершины. В эту короткую секунду, когда он после пережитого пытался выглядеть самоироничным и храбрым, Этери вдруг испытала острое, пронзительное, трепетное чувство внутри себя. - Я так испугалась... думала, что потеряю... знаешь… я же люблю тебя, Серёж… - сдавленно прошептала Тутберидзе, не отводя от него взгляд. В этот короткий миг Буянов превратился в скалу и замер, как бы позабыв о возможности двигаться. По отёкшему лицу было сложно прочитать эмоции, но ещё сложнее было разбирать звуки. Мужчина сначала с трудом вдохнул, затем выдохнул, будто лёгкие были отягощены грузом. Глядя из-под опухших век, он сначала молчал. - Я с первой встречи… давно… - пробубнил мужчина, а затем прижал тонкие пальцы к своей щеке. Тутберидзе осмотрелась по сторонам, словно очнувшись. Это было похоже на разблокированные папки с воспоминаниями, которые должны были быть стёртыми уже много лет назад. Тяжело дыша, она прижала руку с ножом в руках прямо к сердцу и подметила, что от волнения оно зачастило. Слова Диши вызвали в ней давно забытые эмоции, которые в это время она считала ложными. Этери не испытала злости, как ожидала, а лишь сожаление, растерянность. Она уже не помнила себя той девчонкой, что была раньше, и внезапно прорезавшаяся память напомнила тот вечер, когда первые в жизни слова любви сорвались из её уст. Эмоции были неподдельными, искренними, вот только по истечении времени и после осознания предательства угасали постепенно, пока вовсе не исчезли. Всё это было продиктовано сложившимся между ней и дочерью разговором. Впервые Тутберидзе подумала о Буянове из положения Диши. Ей и правда было не понять состояния Дианы, потому что рядом с ней был любящий отец. Гоги не был идеальным, но в глазах своих детей определённо занимал наивысший пьедестал почёта. Диана же не могла подобным похвастаться. «Всё это не означает, что я буду вести себя иначе с ним ради неё. Просто буду стараться придерживаться нейтральности. У меня же это получалось, да? Так почему бы не попробовать снова? Да и Женька может счесть мои претензии к нему как остаток чувств, а это же совсем не так!» - размышляла Тутберидзе. На кухню вошла Диана. Мама и дочь долго смотрели друг на друга, а затем девочка подошла поближе. - Прости меня. Я, наверное, расстроила тебя? – тихо промямлила Дэвис. Вместо ответа женщина потянулась к дочери и нежно обняла. Они стояли так достаточно долго, пока Этери не обрела голос. - Никакого расстройства. Говори мне почаще то, что в голове. Так появляется определённость, - попросила Тутберидзе. Девушка кивнула, смахивая слезу, и протянула руку. - Давай помогу с картошкой? А ты пока что-нибудь другое сделай, - предложила Диана. Этери улыбнулась ей и, кивнув, поцеловала в лоб. *** Этери Петровна и Диша сидели в саду на лавочке. Они перебирали в большом чане ягоды, так как собирались сварить из них компот. Аккуратно и ловко с этим справлялись руки старшей, и совершенно неуклюже, дёргано эту работу исполняла Дэвис. Она периодически закидывала несколько сладких ягод себе в рот, пока бабушка этого не замечала. Этери Петровна украдкой улыбалась, потому что видела, что внучка ленится из-за монотонности данного занятия. Вообще Диана всегда была непоседливой, хотя и робкой девочкой. Ей нравились подвижные виды спорта, но в них она себе отказывала из-за своих проблем со слухом и маминых нравоучений. Тутберидзе переживала, что дочь может упасть, случайно покалечиться и охарактеризовывала любую активную деятельность нежелательной. Тем труднее дались отказ от плавания и переход в одиночное катание на льду. И там Этери чувствовала уязвимость Дианы как свою собственную. Украдкой от мамы Диша позволяла себе с друзьями намного больше, и что самое интересное - её отец поощрял эти проявления в разумных рамках. Ещё несколько ягодок съедено, и взгляд поверх очков обращен в её сторону. - Ты хотя бы одну кушай, а две закидывай в тарелку, - посмеялась Этери Петровна. Дэвис густо покраснела и, прикрывая рот, смутилась. - Прости… - шепнула она сквозь улыбку. Бабушка приобняла внучку, не прекращая улыбаться: - Ешь, моя птичка, ешь. На здоровье! На пороге бани показалась Этери с ведром и тряпкой. Её кудрявые волосы были собраны в хвост, несколько прядей прилипли ко лбу – это от физической нагрузки из-за мытья полов в помещении. Смахивая пот тыльной стороной руки, женщина тяжело дышала, глядя перед собой. Сегодня вечер обещает быть по-семейному теплым. Приедут брат и его семья, затем, скорее всего, «на пар» прибудут приглашённые Девятовы. О последних Тутберидзе переживала больше всего, так как в последнее время её личное общение с Валентиной Лаврентьевной значительно охладело. Женщина связывала это с тем, что бабушка любимого человека всё понимала и болезненно к этому относилась. Вопреки этому, они согласились принять приглашение Этери Петровны и посетить дачу Тутберидзе. - Мам, помощь нужна? – уточнила Диша, глядя на мать. Та махнула рукой, мол: «Нет» - и направилась в сторону веранды. Повесив тряпку сохнуть и перевернув ведро, Этери присела на ступеньки порога и взяла в руки телефон. Э: Когда приедете? Ж: Чуть позже. Помогаю бабушке с уборкой. Э: Я драила полы в бане, если что. Костяшки рук аж болят (фото). Ж: Моя трудяжка (целующий смайлик)! Э: Приезжай скорее… хоть посмотреть на тебя. Соскучилась, Жень… Ж: Тоже. Ответ был кратким, сдержанным, и Этери это не понравилось. Ей вообще не нравилось выклянчивать Женины ласки в последнее время. Самое интересное, что женщина не понимала, как одна поездка в Киото могла так сильно повлиять на Женино поведение: «Неужели она так отвыкла от меня?» Это вызывало лёгкий приступ паники, который сменялся успокоением, стоило девушке быть чуть более ласковой, как прежде. - Мам! Тут свет не горит! – крикнула Диша из предбанника. Этери отвлеклась от размышлений и, сунув телефон в карман, пошла к дочери. Встав в дверях, она сама проверила выключатель, затем щиток. - Чёрт… как не вовремя, - пробормотала Тутберидзе. - Что там, дочка? – громко спросила Этери Петровна, которая всё ещё копалась с ягодами. - Я не знаю. Запах какой-то странный. Лампочки не горят ни внутри, ни снаружи, - ответила Тутберидзе и прошлась по всему помещению. Ни в предбаннике, ни в мойке, ни в парилке свет не включался. Выйдя на порог, женщина посмотрела на дом. Сходив, убедилась, что неполадки со светом относятся только к бане. Этери Петровна пожала плечами. - Что же делать? Я уже людей позвала. У меня даже нет свечей тут, я забыла привезти. Дочка, позвони Петру? Может, он подскажет что-нибудь? – поправляя очки, сказала старшая Тутберидзе. Этери так и сделала, вот только брат трубку не поднял ни с первого, ни со второго раза. Она не совсем представляла, что делать, и единственный вариант, что был ей доступен, – это звонок другу. Сергей Дудаков ответил почти сразу. Обрадованная такой оперативностью женщина пояснила ситуацию. - Ну я думаю, что надо вам туда вызвать электрика. Знакомых нет, но я могу поспрашивать. Вот только сегодня выходной, я не уверен, что кто-то согласится приехать, тем более пробки из города, - пожал плечами коллега. Услышав это, Этери расстроилась. В бане не было ни свечей, ни света. - Мам, может, не топить баню? – с грустью сказала кудрявая. Этери Петровна пожала плечами. - Я, конечно, не настаиваю, но жаль, что попариться не получится, - ответила старшая. Этери не переносила маминого расстройства. Ушла в дом, а потом вышла где-то минут через пятнадцать с ключами от машины в руках. - Ты куда? – удивилась Этери Петровна. - В город. Куплю свечи, а то тут «хозяйственный» уже явно закрыт. Да и вдруг Петя перезвонит и скажет купить что-то ещё. Лампочку? Или что-то… я не знаю, - ответила Тутберидзе и, проходя мимо матери, поцеловала её в лоб. - Хорошо, но не задерживайся. - Я постараюсь, но не обещаю. Серёжа Дудаков сказал, что пробки, да я и сама это знаю. - Перед уходом женщина раздала указания своей дочери: - Чтобы бабушке помогла со столом. - Ладно, мам, - кивнула Диана. Женщина слушала радио, стоя в пробке. Она постукивала пальцами по рулю, ощущала раздражение из-за медленного движения. Взяв в руки телефон, написала: Э: У нас ЧП – света в бане нет. Ж: Почему? Э: Понятия не имею. Успела помыть полы, а потом свет «крякнул». Ж: М-м-м. У вас дома есть свечки? Э: Нет, вот еду за ними в магазин. Ж: Зачем? Попросила бы меня, я бы заскочила. Э: Что-то не подумала… Ж: (закатывающий глаза смайлик). Отвлёк входящий вызов от брата. Этери тут же подняла трубку. - Привет. Мы уже приехали, мама всё рассказала, - начал он без вступлений. Этери вздохнула. - Что делать? Я за свечами поехала, и похоже, зря. Всё это надолго. - Я посмотрел, и мне кажется, что тут проводка перегорела. Тебе бы поехать в ближайший магазин, может, в Леруа, и там купить кабель для освещения. Я попробую поменять, хотя ничего не гарантирую. Я же не электрик. - Это так опасно… серьёзные повреждения? Там есть дым? - Дыма нет, хотя запах гари стоит и темное пятнышко в уголке, - рассказывал Пётр, разглядывая кабельную скрутку. - Обесточь баньку, не дай бог напряжение будет слишком высоким. - Сестрёнка, обижаешь! Уже! - Вот и отлично. Ладно, я попробую найти. Может, кто-то из консультантов подскажет. Э: Петя сказал, что проводка перегорела (напуганный смайлик) Ж: Опасно! (смайлик с открытым ртом) Э: Я еду за каким-то кабелем. Хер знает за каким. Дура, зачем? Ж: Может, обратно? Мы уже выезжаем! Э: Больше в пробке обратно буду тащиться, да и почти доехала до магазина. Если не найду, то хотя бы свечи возьму. Ж: Я у себя дома нашла. Правда, они маленькие. Э: Маленькие не подойдут. Ладно, поезжай до моих. Я на связи. С пустой корзинкой в руках Тутберидзе расхаживала по торговому залу. Высокие полки, интересные товары для дома и почти ничего из того, что нужно. Это раздражало, и она думала: «Какого хера я, баба, хожу и ищу какие-то провода? Вообще в этом ничего не понимаю!» Как назло, ей по пути не попался ни консультант, словно они все вымерли. Найдя длинные свечи, она обрадовалась и закинула их в корзину, пошла дальше. Эти мучения с поисками того не зная чего она продолжала долгие двадцать минут, пока не нашла необходимые стеллажи. Крупный магазин предлагал широкий выбор, но из-за незнания такое разнообразие только выводило из себя. Этери разглядывала демонстрационные куски проводов, запакованных в коробки, и названия на них. Хуже всего были именно варианты кабелей. Оглядываясь по сторонам, Тутберидзе не смогла найти взглядом ни одного мужчину. - Блять, - с шумом выдохнула она. Закипая от злости, женщина топая ногами пошла прочь. Но тут из-за угла прямо перед ней возник мужчина, который тут же привлёк внимание к себе. Она всплеснула руками и, прибавив шагу, обратилась к нему. - Добрый день! Боже! Наконец-то! Хоть кто-то в полупустом зале! – оживлённо воскликнула Тутберидзе. Незнакомец развернулся к ней. Он был среднего роста, с аккуратным «озерцом» на голове в окантовке темных подстриженных волос. Чёрные глаза обрамлялись толстой оправой очков. - Я могу вам помочь? Здравствуйте, - ответил мужчина. - Я не знаю, но хотела бы, чтобы смогли! Понимаете… у меня на даче перегорел свет. Мне нужно найти какой-то провод… даже не знаю, как вам объяснить… потому что не знаю, какой надо… - начала быстро объяснять женщина. Мужчина слушал внимательно, затем поправил очки на переносице. - Я, конечно, не электрик. А что за провод? Может быть, у вас просто лампочка перегорела? – поинтересовался он, почёсывая бороду. - Нет! Я проверяла. Дело в том, что во всем доме освещение есть, а в бане нет! – попыталась донести до него мысль Этери. Мужчина глубоко задумался и озадаченно начал оглядываться, словно искал кого-то. - Знаете, я ни в банях, ни в освящении не мастер. У меня другой вид деятельности, а в бытовых вопросах я бессилен. Не буду скрывать, чтобы не обманывать ваших ожиданий. Но я тут с другом, а он недавно делал ремонт у себя в загородном доме. Давайте найдём его? Может, он даст совет такой прекрасной даме, - тепло улыбнулся незнакомец. Этери часто закивала. Они пошли вдвоём вдоль полок. - Я тут вообще сам заблудился. Ищу кухонный смеситель для друга в надежде, что этот променад закончится посиделкой в ресторане. День, знаете ли, тяжелый, - непринуждённо рассказал он. - Ох, как я вас понимаю, - улыбнулась Тутберидзе. - Как мне к вам обращаться? – уточнил незнакомец. - Этери, - ответила она. Он протянул ей руку, слегка сжал в знак приветствия и начал присматриваться более пристально. - Кирилл, - сказал он. Дальше пара шла молча, пока в самом конце коридора не увидели фигуру высокого мужчины. Он стоял к ним спиной и что-то разглядывал перед собой. - Серёж! – громко обратился к нему Кирилл. Подойдя почти вплотную, мужчина похлопал друга по спине. - Выручай мою новую знакомую! – продолжил он. Этери замерла как вкопанная. К ней развернулся Сергей Буянов. Она настолько не ожидала его увидеть, что еле заметно приоткрыла рот. - Познакомься – это Этери. У неё перегорел свет в бане. Она ищет какой-то провод, а я в них не соображаю, - глядя на Тутберидзе, пояснил мужчина. Сергей разговаривал по телефону и, увидев перед собой Этери, искренне заулыбался. Тут же положив трубку, он посмотрел на неё и просиял. - Что ты здесь делаешь? – удивлённо спросила женщина. Кирилл поправил сбившиеся очки. Буянов посмотрел на неё так, словно весь его день был ужасным, но, как только появилась она, всё изменилось в лучшую сторону. - Я? Ищу смеситель, - пояснил Буянов. - Позвольте. Вы что, знакомы? - Кирилл недоумевал. Этери отвела взгляд в сторону, усмехнулась абсурдности случившегося. Из всех, кого она могла встретить в этом огромном магазине, ей попался именно Он. - Конечно. Это… это Этери Гогиевна Тутберидзе, она… - начал было представлять её Сергей, но женщина его опередила. - Заслуженный тренер по фигурному катанию, - представила саму себя Тутберидзе. Кирилл расширил глаза, словно поняв между строк. Он коротко взглянул на друга, а затем на новую знакомую. Встрепенувшись, мужчина снова протянул ей руку. - Простите, я не знал… моё имя Кирилл Семёнович Серебренников. Я – режиссёр и художественный руководитель театра «Гоголь-центр», - будто робея, представился Серебренников. Сергей улыбнулся. - И ещё мой хороший друг, - добавил Буянов. Все трое замолчали, пауза была неловкой. По реакции Кирилла женщина поняла, что он прекрасно понял, кто перед ним. Бросив колкий взгляд в сторону бывшего любовника, Этери тем не менее постаралась скрыть свои эмоции под маской вежливости. - Диана говорила, что у вас сегодня намечается «банный день». Расскажи подробнее о проблеме, - попросил Сергей. Кириллу захотелось отойти чуть подальше, но это было бы слишком заметно. Он опустил взгляд в пол, так как между парой ощущалось странное электрическое напряжение в воздухе. Тутберидзе пришлось пересказать всё, что её волновало. Мужчина слушал внимательно и под конец кивнул. - Я всё понял. Подожди, позвоню своему прорабу. Он посоветует мне электрика, - набирая номер, ответил Буянов. Этери хмыкнула, отведя взгляд в сторону: «Ну, конечно, ты же у нас во всём разбираешься». Через несколько минут все трое пошли вдоль полок. - Простите меня, Этери. Всё это как-то неловко получилось… - извинялся Серебренников. Этери он показался приятным в общении, поэтому язвить новому знакомому смысла не было. - Ничего. Бывает же такое совпадение, - призналась она еле слышно. Они остановились напротив одного из стеллажей. Буянов что-то ещё расспрашивал у собеседника, а затем выбрал то, что нужно. Стянув с полки огромный моток кабеля в плёнке, он опустил его на пол и оглядел. Этери недоумевала, но в целом не была против его решительности. Взяв его подмышку, Буянов и компания пошли дальше. Остановившись снова, мужчина взял новый виток проводки и шёл уже с двумя пакетами. - Я привезу тележку, - предложил Кирилл и ушёл куда-то в сторону. Этери шла за Буяновым и слушала его мычание в трубку. Глядя на его спину, усмехнулась, что попала в такую ситуацию. Взяв в руки телефон, она написала Жене. Э: Вы приехали? Ж: Да, вот только что. Где ты? Э: Скоро буду. Ж: Ждём. Они дошли до полки с лампочками и остановились напротив. Буянов уже прекратил общение и теперь смотрел на Тутберидзе во все глаза. Сначала молча. - Я обрисовал ситуацию. В общем считаю, что вам нужно целиком поменять проводку. Кто устанавливал её до этого и как давно? - Мой отец, - кратко ответила она. Мужчина опустил глаза и кивнул. - Значит, это было давно… - тихо пробубнил он. Помолчав, Буянов снова заговорил. - Я дам тебе номер этого электрика. Зовут Олегом. Сейчас сами закупим соответствующую фурнитуру и автоматику, а он приедет в будний день и всё установит. Только не лезьте сами – это опасно. Тут всё сложно с этим кабелем, потому что для каждой банной зоны он свой. Температура-то разная. В предбанник один, в мойку другой. Скорее всего, трансформаторный ящик тоже подлежит замене, а кабель-каналы так легко не проложить. Тут ещё требуются металлические гильзы и… - Серёж, можно не пояснять? Я ни-ху-я не понимаю, - ответила она серьёзно, а в ответ Буянов еле сдержал улыбку. Этери тоже позволила себе улыбнуться, и спустя несколько секунд мужчина сдавленно рассмеялся. Она тоже. Успокоившись, женщина отвела взгляд в сторону. - Заплатишь сама. Я не предлагаю купить. Только номер электрика и материалы, - пояснил он. Она посмотрела на него. Сергей дал знать, что её позицию с «долгом» за крышу на даче помнит и навязываться с помощью (ради её успокоения) не собирается. Тутберидзе кивнула. Кирилл вернулся с тележкой, и Буянов молча сложил туда всё, что требовалось. Через двадцать минут тележка уже катилась в сторону её внедорожника. Открыв багажник, кудрявая стала наблюдать, как мужчины грузят инвентарь. Вздохнув, Серебренников подошел чуть ближе к ней. - Мне было приятно с вами познакомиться, Этери, - улыбаясь ей, сказал Кирилл. Он протянул руку и, когда она вложила в неё свою, позволил лёгкий поцелуй. Это было мило и даже как-то помпезно. Глядя на неё во все глаза, режиссер позволил себе широкую улыбку. - Я хотел вам сказать… знаете… в июле у меня будет премьера в Большом театре. Может быть, вы хотели бы посетить её? Показ закрытый, билеты для вас абсолютно бесплатные, - пригласил мужчина. Этери приподняла бровь и взглянула на Буянова. Сергей мягко рассмеялся. - Я уже передал ей пригласительные, Кир, - пробасил Буянов. Этери посмотрела на Серебренникова другими глазами. - Так вы и есть постановщик? Мы же говорим о премьере «Нуреева»? – спросила она. В ту же секунду глаза Серебренникова загорелись огнём. Он восхищённо воскликнул, а затем всплеснул руками, словно ребёнок. - Да! Да! Я сценограф и режиссёр! Прекрасно! Как же я счастлив! Непременно буду ждать! Серёга, ты же позаботился о том, чтобы гостья сидела в VIP-ложе? – перевозбуждённо спросил Кирилл. Буянов растёкся в довольной улыбке. - Разумеется, - отчитался мужчина. Этери ощутила какой-то трепет от этой удивительной встречи с режиссёром, чей спектакль вскоре посетит. Взглянув на Сергея, она задумчиво кивнула ему. - Тогда не смеем задерживать! Боже! Боже! Как это приятно! – не мог унять себя Серебренников. Сергей похлопал друга по плечу, как бы пытаясь приглушить его громкость. - До встречи, - кратко сказал Буянов. *** Внедорожник подъехал к дому и припарковался перед ним. Всё та же привычка постукивать пальцами по рулю и сжатые в узкую полоску губы. Она прокусывала нежную кожу всякий раз, как ощущала себя встревоженной, не могла совладать с чувствами. Говорят, что губы кусают те люди, что подвергают себя телесным наказаниям за провинность перед самим собой. Начиная с губ и заканчивая чем-то более серьёзным. Не согласиться с этой теорией Этери не могла, так как сейчас занималась примерно тем же – неосознанно наказывала себя. Ситуация абсурдна от начала и до конца. Свет гаснет, она через все пробки едет в магазин, чтобы, гуляя по нему больше часа, в произвольном зале наткнуться на Буянова и его друга: «Кто в здравом уме поверит мне, что это случайность?» Стиснув зубы, женщина прикрыла глаза, думая, что не рассказать о таком вряд ли получится. Подумав о том, что Женя и её близкие уже приехали, Тутберидзе взволнованно запустила пальцы в волосы и чуть дёрнула их. В голове достаточно быстро образовалась жидкая каша из тошнотворных мыслей. Ворота открылись, и ей навстречу вышли Женя и Диана. Этери подняла на них глаза и прочувствовала кожей ускорившееся сердцебиение. Открывая дверь для Этери, Евгения протянула ладонь, словно королеве, выходящей из кареты. - Этери Георгиевна, прошу. Добрый вечер, приятно вас увидеть, - низко опуская голову, сказала Диана, подыгрывая Жениной выходке. Девушки переглянулись, не сдерживая улыбок. - Позвольте помочь вам, Этери Георгиевна, - серьёзным тоном продолжила игру Медведева. Женщина вложила свои пальцы в Женину горячую ладонь. Она обожгла её высокой температурой кожи, даже показалось, что девушка могла болеть. На самом деле холодными были руки Этери, а вовсе не наоборот. Глядя на любимого человека, Тутберидзе осторожно вышла из авто и руку свою убрать не спешила. - Ну, мам? Как успехи? Мы уже с дядей затопили баню. Он учил нас с Женькой колоть дрова! – сказала Дэвис. Руки ещё были плотно сомкнуты, и, не произнося ни слова, женщина обняла спортсменку. Этот жест был продиктован достаточно долгой разлукой между ними. - Привет, Женька, - прежде, чем заговорить с дочерью, прохрипела Тутберидзе. Брюнетка открыто, искренне посмотрела на любимую и кивнула в ответ. Женщина понимала, что больше этого объятия они себе в этот вечер позволить не смогут. Слишком много пар глаз вокруг. - Я закупила всё необходимое, но довольно долго провозилась. Завтра вызову электрика, а сегодня обойдёмся свечами, - наконец-то ответила своей дочери Тутберидзе. Тёплая ладонь начала гореть, словно печь, к которой прислонились боком. Обжигающая теснота их кожи, сомкнутые руки, дрожащие тонкие пальцы, задевающие Женину красную нить, – это то, что тайно, немым образом делила между собой пара. Диана уже ушла в сторону багажника, не обращая внимание, как крепко держатся за руки её близкие. Этери взглянула на Женю с сожалением, тоской, страстью и обожанием, а в ответ получила мягкий, успокаивающий блеск янтаря. Этот огонь умел согревать своим теплом всё, что называлось «душой» Этери Тутберидзе. Касание пальцами – это всё что оставалось, и обе были дико недовольны этим. - Вот это ты набрала! – голос Дианы прозвучал глухо из открытого багажника. Большой палец Этери ласково провёл своим кончиком по Жениной тыльной стороне руки и нехотя отстранился, как и вся рука в последующем. - Надо позвать Петю, пусть помогает, - сказала Этери. Женины щёки покраснели от пристального взгляда золотисто-карих, что был обращён к ней. В женской голове всё ещё была каша, но она уже начала оформляться во что-то целостное при виде любимого человека. - Я позову, - сказала девушка и ушла в сторону ворот. Тутберидзе долго провожала её взглядом. Затем к ним навстречу вышел старший брат и Этери Петровна. Женщина кратко охарактеризовала то, что узнала, и, когда был задан вопрос, кто ей помог с выбором, она замялась. - Столкнулась в магазине с Сергеем и его другом. Они мне и помогли, - проталкивая слова через охрипшие голосовые связки, пробубнила Тутберидзе. Реакции на сказанное разделились на два лагеря: откровенно пренебрежительные эмоции на лице Евгении и Петра и восторженно довольные у Этери Петровны и Диши. Тутберидзе сжалась внутри себя, так как брат почти сразу же злобно блеснул глазами, а Женя отвела взгляд в сторону. - Как это хорошо! Ну вот! Как же Серёжа, да не помог бы, - отозвалась Этери Петровна. Пётр хотел было что-то сказать, но, махнув рукой, ушёл в сторону багажника, чтобы разгрузить его. Этери смотрела на Женю, которая всего из-за одного слова стала мрачной, неприметной. Она обошла машину и, подойдя к Петру, словно на одной волне с ним, начала о чём-то разговаривать. Вновь раздирающая губы в кровь, Тутберидзе промолчала в ответ на слова матери. Взяв в руки из салона пакет со свечками, она положила ключи от авто на капот и ушла в сторону дома. За стол сесть пока не спешили. Выбирая, кто с кем пойдёт в баню, приняли решение, что на самый первый пар пойдёт Женя или Диша. Обе не очень любили париться и вряд ли стали бы подливать кипящую воду на камни. Затем последует Пётр с женой, а далее по нарастающей. Валентина Лаврентьевна набирала в высокий графин питьевую воду и поглядывала на хмурую внучку. - Валя, нам с тобой, конечно, с нашим-то давлением не по баням скакать. Может, пойдём вперед? После нас пусть молодёжь приходит на зверский пар, - предложила Этери Петровна. Валентина Лаврентьевна не отвлекалась от графина и только кивнула, соглашаясь. Этери даже не вздрогнула, держалась уверенно. - Мы с Дишей пойдём, а Жанна Тимуровна с Евгенией, - предложила Тутберидзе. Она сказала это максимально непринуждённо, все согласились с расстановкой сил. Начали разбредаться по комнатам, а затем постепенно подготавливать вещи. - Жень, отнеси мой халатик и полотенце, пожалуйста. Там на столе ещё стоит графин с водой, - попросила Валентина. Девушка взяла за раз не только вещи бабушки, но и свои с матерью. Выйдя на крыльцо, она осмотрелась. Закатное солнце, такое близкое, багряно-рыжее, фантастически красивое, прощаясь с летним днем, ласково дарило последние теплые лучи. Оно уже не такое обжигающее и ослепительное, как днем, а мягко пригревает, укатываясь за горизонт. Когда светило исчезает за краем горизонта, ярче светить начинают белые точки звёзд. На другом конце неба появляется желтеющий серп растущего месяца, и Женя замирает, с любопытством рассматривая его. Девушка медленно идёт по протоптанной дорожке через сад и на ходу наблюдает за слабым заревом в том месте, где солнце только что спряталось. Она старалась ни о чём не думать. Вернее сказать, что-то внутри головы с чем-то боролось и блокировало любые мысли. Дойдя до двери, девушка распахнула её и тут же зашла в предбанник. Слабый свет от ушедшего солнца помог глазам привыкнуть к темноте чуть быстрее. Она сложила вещи на полку и развесила халаты на крючки. Уже по тому, каким жаром обдало Женино лицо в предбаннике, девушка поняла, что баня будет безжалостно горячей. - Ох, дочка, Женя ушла разжигать свечи, а спички-то не взяла. Отнеси ей? В бане закончились, - сидя на кухне, сказала Этери Петровна. Женщина перебирала пальцами засушенные листья трав, из которых собиралась заваривать чай. Валентина Лаврентьевна посмотрела поверх очков на Этери. - Я позову Дишу, она сбегает, - ответила Тутберидзе, изображая безразличие. Этери Петровна покачала головой: - Она ищет мою банную шапку на втором этаже, я её попросила. Тутберидзе только в этот момент протянула руки к коробке со спичками, при этом глаза на Валентину не поднимала. Молча встав из-за стола, она ушла в сторону выхода. На пороге дома она позволила себе выдохнуть громче. Сердце бешено стучало, словно её пытаются поймать и задушить. Женщина расстроилась: «Значит мне не показалось, что она смотрит на меня недобрым взглядом». Медленно направившись в сторону бани, она силилась вернуть себе самообладание. Женя уже шарила по карманам в поисках огня, а затем и вовсе поняла, что даже телефон с собой не захватила, чтобы посветить себе фонариком. Обречённо вздыхая, она уже представила, как тащится обратно в дом. Входная дверь скрипнула, и Женя замерла в кромешной темноте в углу. Девушка, не поворачиваясь, спиной ощутила запах Её духов и с дрожью на сердце закрыла глаза. Всякий раз после их странных ссор и недомолвок Медведева сторонилась Тутберидзе как огня. Это раньше она бы вынесла ей весь рассудок уговорами: «А давай обсудим? Давай поговорим?» - но не теперь. Пока Женя была в Киото, она многое переосмыслила в одиночестве. Поедая фрукты, просыпаясь почти к обеду, болтаясь из одной стороны города в другую, Медведева всё размышляла и размышляла над будущим и над тем, что она уже знала. Доводя себя до исступления, Женя словно сыпала соль на раны, и, пережив внутри души настоящую агонию, голоса замолкали. Так было несколько дней, пока не наступало смирение, а затем отчуждённость и успокоение. Тогда собрав мысли в кучу, Медведева боялась лишь одного – встречи с Тутберидзе один на один. Старшая знала все слабые места в Жениной обороне и не стеснялась играть не по правилам. - Спички, - кратко пояснил хриплый голос. Этери не могла разглядеть, где именно стоит Женя, но чувствовала, что она рядом. Брюнетка торопливо подошла к любимой и, протягивая руку, всё же попалась в ловушку. Тонкие пальцы схватили её за кисть и притянули ближе к себе. Помедлив, Тутберидзе втолкнула Медведеву обратно и тут же захлопнула за собой скрипучую дверь. Стало совсем темно. Помимо прочего ещё и жарко. Евгения не видела лица, что было напротив, но каждой клеткой кожи, волос, костей ощущала Этери. - В баню с тобой я не пойду, - сморозила глупость Евгения. Хриплый смешок в темноте. Послышался шорох открывающейся пачки, затем спичечная головка чиркнула о шершавую сторону коробки и тут же загорелась. Приятный для Евгении запах жжёного дерева, вспышка света, и длинная спичка подносится между ними, чтобы осветить пространство. Женское лицо окрашивается в светлые оранжевые тона, а обыкновенно тёмные глаза отражают в своих зрачках полыхание крошечного огонька спички. - Сейчас она начнёт что-то говорить тебе о том, что всё это было случайно и бла-бла, - тут же вмешался голос. - И что? - А скорее всего, даже не скажет, а тут же заткнёт рот поцелуем. Сказать-то ей нечего! - Мне плевать. Евгения молча смотрела на лицо любимой и, сжавшись внутри, почти поддалась порыву поцеловать Этери. Вместо этого огонь от спички начал затухать, и, пользуясь этим, девушка выхватила коробочку из тонких пальцев и развернулась спиной. Свет погас. Девушка на ощупь нашла упаковку со свечами и попыталась продырявить тонкую защиту пальцем. Жар усилился, но не было понятно то ли от бани, то ли от присутствия самого дорогого ей человека. К ней подошли со спины и не стесняясь прижались телом: Этери руками наугад потянулась к упаковке. Легкий жест, и свечи выпали из Жениных рук. - Я скучаю по тебе, - прошептала Этери прямо в ухо Евгении. От этого шепота у Медведевой всё тело покрылось мурашками, но мозг всё ещё работал в обычном режиме. - Прекращайте. В доме полно людей. Кто угодно может зайти сюда, - прогремел злой шепот. - Не прошло и двух минут, - слабо возразила самой себе девушка. - Вас раскроют! – угрожал голос. Воспалённый рассудок начал вибрировать от напряжения, когда правая ладонь Этери плавно легла на Женино бедро. Она медленно поднималась всё выше и выше. - Я правда столкнулась с ним случайно. Поклянусь тебе, чем хочешь, что не лгу, - снова шепнула женщина, и Евгения с силой сжала глаза, но не заплакала. Вздохнув чуть громче, чем хотела, брюнетка взяла в дрожащие руки свечу и молча зажгла спичку. Поднеся огонь к фитилю, она замерла в ожидании просвета в кромешной тьме. Слова Тутберидзе больно ранили её, но вместо того, чтобы что-то сказать, она закрылась внутри себя. - Я не знаю, что происходит на самом деле, но мне не хватает тебя, Жень… вернись ко мне, что бы это не значило, - сбивчиво прохрипел взволнованный голос Этери. Та ладонь, что была у Евгении на животе, замерла. Медведевой показалось мало воздуха, и капля пота образовавшаяся на лбу начала стекать по коже. - Урезонь. Так будет лучше, - требовательно. - Неудачное место для разговоров об этом. Дом полон родственников, а мы прячемся в тёмных углах, словно преступники, - сдержанно ответила Евгения. Этери тут же убрала ту руку, что была у Медведевой на животе. Сердце обожглось о холод, с которым всё это было сказано. - Не говори со мной так… не смей, слышишь? – сокрушённо ответила Тутберидзе. Фитиль принял маленький огонёк и тут же разгорелся. Женя сжала челюсть и бесстрастно обернулась к любимой. - Здесь мы не будем ничего обсуждать, вот и всё, что я хотела сказать. Я боюсь, что кто-то может что-то заподозрить, и от этого ощущаю себя неуютно в проявлении… - Чувств ко мне? Тебе стыдно спокойно общаться со мной при бабушке и матери? – уязвленно спросила Тутберидзе. Девушка собрала волю в кулак: «Не срывайся и не поддавайся на её провокации. Конфликт не нужен. Если хочешь спокойно поговорить с ней, то так и скажи. Палку перегибать тоже не надо». Словно марионетка, Медведева протянула ладонь к Этери и коснулась её локтя. Это касание должно было успокоить женщину, но чудесного эффекта не случилось. Она отстранилась и, бросив полный безысходности взгляд, вышла из бани прочь. Девушка должна была ощутить боль или что-то в этом роде, но эмоции словно онемели на кратковременный отрезок времени. Она не понимала, что случилось, но внутри себя почему-то была спокойна от полученного результата. Валентина Лаврентьевна и Этери Петровна не просидели в раскалённой бане долго. Пётр слишком сильно растопил баню, и у подверженных повышенному давлению женщин тут же появился страх за своё самочувствие. - Пойдём? – спросила Жанна у дочери. Та оторвалась от экрана телевизора, кивнула. Сидевшая в той же комнате Тутберидзе читала книгу. Хорошо, делала вид, что читает. Огромных усилий ей стоило быть спокойной после случившегося. Она хотела кричать, требовать, расспрашивать, но была абсолютно бессильна. Когда любимый человек и его мама ушли, Этери стало проще. Её ладонь прикрыла лицо, голова безвольно опустилась. В комнату вошли старшие. - Ох и баньку ты затопил, сынок! – посмеивалась Этери Петровна. Сидящий на кухне Пётр это услышал и, выйдя к матери, подал стакан воды сначала ей, затем Валентине Лаврентьевне. - Извини, мам. Переусердствовал. Надо было выбрать дровишки помельче, - пробасил мужчина. Он сел на диван и бросил взгляд на сестру. Она была понурой, молчаливой, недовольной. Большая ладонь коснулась её колена и постаралась растормошить. - Сестрёнка? – спросил он. Тутберидзе подняла голову и устало кивнула. Весь её внешний вид взволновал брата. - Что случилось? – искренне поинтересовался Тутберидзе. Женщина вложила ладонь в книгу, словно закладку. Ей так хотелось поделиться своими чувствами, но страх возобладал. - Устала, - ответила женщина. Пётр удивился. - Твои орлы отдыхают, а ты словно нет. Так нельзя, сестрёнка! У нас сегодня такой уютный вечер, а ты словно сама не своя… - шепнул мужчина. Сидевшая неподалёку Валентина Лаврентьевна заметно напряглась от этого до боли знакомого: «Устала». Она не знала, как реагировать, молча слушала и одёргивала себя от того, чтобы на тренера своей внучки не смотреть. Единственное чувство, что теперь постоянно преобладало в её сердце, – это непередаваемая, обширная, отчаянная растерянность. Урождённая Медведева была чувствительна к чужим перепадам настроения и особенно остро реагировала на переживания дочери и внучки. И вот тут, сидя у своей дорогой подруги, глядя на её дочь, ощущала, как её сердце давало понять, что не могут быть совпадением доводы рассудка. Взволнованно откинув голову на спинку кресла, женщина прикрыла глаза. - Всё хорошо, Валя? Тебе не дурно? – шепнула Этери Петровна. Так же тихо Медведева ответила: «Нет». - Мы всё же дольше положенного просидели в парилке, - настаивала старшая Тутберидзе. - Я считаю, что тебе надо съездить на отдых. Не обязательно с семьей, может быть, только с Дишей или вообще одной, - подмигнул украдкой Пётр. Этери взглянула на брата и слабо улыбнулась. Ей очень нравилась его заботливость. - Марина часто так делает. Оставляет Ефрема Сереге и мчится на всякие массажи. Давно ли ты устраивала себе «женский» отдых? – тихо басил он. Этери задумалась. - Достаточно давно… - вяло ответила кудрявая. Пожимая плечами, Пётр утвердился в своих мыслях. - Ну вот тебе и ответ. В таком суетливом мире живём. Нужно больше отдыхать, а тебе особенно, - посоветовал мужчина. Этери протянула руку и, коснувшись, крепко сжала его пальцы. Он добродушно улыбнулся ей. - Спасибо. Так и сделаю, - обещала она. - Давай чайку выпьем? – пробормотала Валентина. Женщины встали с мест и направились в сторону кухни. Там чайную церемонию устраивала супруга Петра. Следующими на очереди должны были стать Этери и Диша, но вместо этого девочка прибежала в баню значительно раньше. Стоя в предбаннике, она громко сказала. - Извините меня! Можно пойду в баню без мамы? Прям быстро помоюсь и всё. Иначе она начнёт меня парить веником, поддавать жар, а я не люблю такое! – умоляла Дэвис. Жанна не возражала. Того пара, что они поддали, хватило, чтобы обе пропарились и согрелись. Красная, словно рак, женщина вышла обнажённой в предбанник (смутив тем самым Диану) и, накинув халат, тут же ушла в сторону дома. Женя вышла из парилки в зону мойки и оттуда обратилась к Дише. - Мама ушла? - Да! Только что. Я уже раздеваюсь. Минутку, - ответила девочка. Евгения уже произвела все нужные банные процедуры. Сидя на лавочке, она старалась прийти в себя после березового веника. Когда Диана зашла, то всё ещё прикрывалась руками. Сначала она смущалась, а затем, привыкая к обстановке, начала искать глазами шапку, мыло и остальные атрибуты для гигиены. - Шапка на том крючке, а воду я тебе сейчас наберу. Так будет лучше, а то не дай бог обожжёшься, - покровительственно сказала Евгения. Она поставила перед Дианой огромный тазик и сначала наполнила его из ковша холодной водой, а затем осторожно разбавляла кипятком. На себе Медведева ловила любопытные взгляды, и от этого ей было не по себе. Девочка и не скрывала, что разглядывает фигуру и анатомию подруги, как это обычно делают люди чрезмерно любопытного склада ума. - Мойся, - отозвалась Женя и тут же вышла в предбанник, чтобы не смущать девочку. Капли воды под многочисленной игрой пламени свечей блестели словно бриллианты. Приятная лёгкая прохлада успокаивала кожу, дышать было хорошо. Прикрыв глаза, Женя постаралась поймать этот момент тишины, но вместо этого подумала о том, что высокая температура сделала её тело чувствительным. В голове возник образ прошлого года, когда они с Этери осуществляли банные процедуры вместе. Сердце начало колотиться о прутья грудной клетки, словно заложник. Золотые струйки меда стекали по её телу, бедрам, промежности, а жадный язык Этери ел его, словно самую дорогую сладость. Это было волнительно, так как на тот момент они только раскрывались друг перед другом и особенно ярко любили экспериментировать. Картины прошлого настолько повлияли на Женино тело, что оно молниеносно отозвалось дымкой возбуждения. В голове поползли мысли совершенно непристойного характера. Быстро открыв глаза, Медведева вздохнула. Нужно было возвращаться в мойку, так как остужать тело тоже не следовало. Всё ещё думая о языке Тутберидзе, Женя вошла внутрь. Сидевшая Диана просто расчесывала руками волосы. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Евгения начала так же пристально разглядывать подростковое, юное тело. Можно было сказать, что Диана чем старше станет, тем красивее будет. Она была стройной, грудь обещала прибавить в размерах, а личико ещё удивит своим строптивым взглядом. Диана была слишком сильно похожа на Этери, что не могло не бросаться в глаза. - Ты что на её дочь пялишься? – возмутился голос. Женя тут же стыдливо отвела взгляд. - Извращенка! – посмеялся он. - Я ничего такого не думаю! - Да кому ты пиздишь? Мечтаешь, чтобы вместо Диши тут сидела Этери. Что бы ты с ней сделала? - Ничего. Молчание между нами не располагает для секса. - А тебе хочется? Ну, давай. Я же знаю, что хочется. Ты вся горишь. - Давай не сейчас? - Пф. Девушки обе вышли из бани и направились в сторону дома. Болтали о чем-то малозначительном, но Женя всё никак не могла выкинуть из головы образ Этери, слизывающий с её кожи медовые струи. - Ах ты, паразитка! Улизнула от меня! – посмеивалась Тутберидзе, глядя на дочь. Женя взглянула на Этери так, словно забыла всё плохое. Захотелось как-то наладить взаимоотношения, извиниться, послушать: «А что бы она сказала, если бы я не давила на неё?» Женщина видела краем глаза то, что ни с того ни с сего Медведева начала смотреть на неё дольше, чем до этого. Будучи уязвлённой пренебрежительным тоном в свою сторону, она обиженно игнорировала взгляды янтарно-карих. - Ну я пойду. Ты халат мне принесла? – спросила женщина у дочери. Та утвердительно кивнула. - Вот и отлично, - грациозно проходя мимо Евгении, ответила Этери. Девушка проводила любимую долгим взглядом, пока дверь за ней не закрылась. - Хватит пялиться, если ничего не собираешься с ней делать, - злорадствовал голос. Женя сжала губы и разочарованно цыкнула. Просушив волосы, девушка привела себя в порядок, оделась и сначала долгое время сидела на кухне со старшими. Она слушала их, только делая вид, что ей интересно. На самом деле всё Женино внимание было на той, что в помещении уже давно не было. Расстраиваясь, девушка ушла в общий зал. Пётр ждал своей очереди, сидя перед телевизором с кружкой пива. Он смотрел футбольный матч, и Женя присоединилась к нему. Сначала мужчина возмущался, затем, закусывая пиво рыбой, критиковал. - Вот блять. Играют, как ослы. Я бы лучше сделал! – басил Тутберидзе. Женя улыбнулась. Проводить с ним время было интересно, потому что Пётр умел вызывать неподдельный интерес к любому занятию, которое исполнял. - Плевать. Надоели, - всплеснув руками, он переключил канал. Женя тоскливо посмотрела на часы. - Жень, может, сходишь к сестре? Что-то она там долго, - предложил мужчина. В эту секунду в комнату зашла Этери Петровна. - Женечка, отнести, пожалуйста, воду для Этери. Она там так давно сидит всё-таки, - с новым графином в руках сказала женщина. Медведева воспряла духом. Тут же подскочив, взяла в руки графин. - Сделаю, - нетерпеливо ответила она. В баню Женя старалась идти неторопливо, но внутри всё горело от переполнявших её эмоций. - Переобулась, - буркнули. - Заткнись! – возмутилась она, входя внутрь. Придерживая дверь, девушка юркнула беззвучно в предбанник. Жар был ещё сильнее, чем прежде. Женя почти сразу вспотела и, осторожно ступая по полу, подошла к двери, что вела в мойку. Внутри всё работало по максимуму и готово было взорваться, так страшно ей стало. Давление явно подскочило, так как девушка ощущала сильный приток крови к щекам. Послышались звуки расплескивающейся на пол воды: «Моется…» Поставив графин на столик, Медведева тихо вернулась обратно. Закрытая дверь вызвала очередной прилив крови, адреналин бил по внутреннему состоянию, девушка аккуратно приникла. Осторожно потянув на себя ручку, она открыла узенькую щёлку. В бане уже стоял горьковатый зной. Каменка в парилке полыхала могучим жаром. Угли золотились, краснели, потухая, и оконный косяк слезился вытопленной смолой. Лицо стиснуло жаром и обдало каким-то пряноватым запахом. Этери вальяжно располагалась на скамье рядом с двумя наполненными водой тазами. Её мокрые кудрявые волосы блестели в свете двух тоненьких свечей, которые робко озаряли мойку, накрытые банкой. Её кожа покраснела, дышала переполненная влагой. Тонкая кисть обильно намыливала губку, периодически опуская её в воду. Игривые огоньки плясали в банке, словно старались быть интересными для присутствующей в помещении Тутберидзе. Когда смоченная губка легла на шею, из неё просочились на кожу длинные пенные струи. Она растёрла белое мыльное облако по идеальной коже, голова откинулась, подставляя шею для очищения. Стоявшая за дверью Медведева вспотела. Крупными каплями пота покрылся её лоб, кожа головы, шея, спина. Одежда тут же стала влажной, как и девичье лоно в широких спортивных штанах. Звук воды, Этери смывает пену. Её пальцы нежно, почти откровенно касаются шеи, ключиц, груди, массируют живот и опускаются ниже к ногам. Пряный запах бьёт по Жениному носу, заставляет непроизвольно пошатнуться от того, что она видит. Нагая Тутберидзе напоминает русалку, что наслаждается морской пеной на берегу океана. Её ровная спина требует себе помощника в виде чьих-то рук, что помогут очиститься от грязи минувшего дня. Девушка проглатывает слюну, представляя то, что она бы сделала сейчас с любимой. Под плеск воды, аромат горящих дров, угля и окутавший тело пар женщина поднимается с места и открывает янтарному взору свои ягодицы. Женя еле заметно вздыхает, словно подглядывающий за недозволенным мальчишка. - Это твоя женщина… - ехидно говорит свой собственный голос. - Нельзя. Тут нельзя ничего делать, - предостерегает. - Но я так хочу её… - Нельзя… прошу, возьми себя в руки. Уходи отсюда, пока не поздно. Твоё долгое отсутствие могут заметить. - Тише, блять. Тише! – злится внутри себя Медведева. Из ковшика обильно выливается вода, и спина вместе с ягодицами покрывается новой влагой. Глаза дикого зверя блестят, не желают быть скромнее в предложенной ситуации. Женя снова глотает слюну и жадно рассматривает любимую. Этери поворачивается к двери и, смотря в пол, касается пальцами правой руки промежности. Сей вид был столь эротичным, что у Медведевой почти подкашиваются ноги от увиденного. Осторожно выливая воду из ковша, женщина моется на глазах у человека, что безмерно, сумасшедше её любит. Янтарь следит, как подушечки пальцев не упускают ни одного изгиба кожи половых губ. Часто задышав, Медведева кладёт ладонь на свою шею. Ей начинает казаться, что кончики её пальцев покалывает. Из щелки на Женю тянет раскалённый воздух, и дышать становится невозможно. Она бессильно открывает рот и пытается заглатывать воздух для вдоха, но вместо этого горячий поток проникает в лёгкие, оседая в альвеолах. Голова начинает кружиться, всё лицо становится влажным, и капля пота падает с тёмной брови на полуприкрытое от неги веко. Девушка не пытается коснуться себя руками, так как боится, что любое неосторожное движение может выдать её убежище. Мышцы ног горят, словно раздавливаемые прессом, а между ног температура подскочила едва ли не больше, чем в парной. Недостаток кислорода, скованность, возбуждение и неистовое желание. Женщина в обращении с собой нежна, вертясь во все стороны, пытается осветить свечами каждый уголок своего чистого тела. Массивный крест искрит огнями, ловя на себе свет освещения. В этот волнительный момент, когда Женя уже готова сорваться, Этери поднимает глаза в ту щель, что образована дверью. Ухмылка, злобный смешок. - Ну что? Я красивая? – спрашивает она. Женя раскрывает рот от удивления, отшатывается и глухо падает на пятую точку прямо под дверью. Она была настолько перепугана вопросом, что не может с собой совладать. Слышится новый хриплый смешок, пока девушка поднимается на ноги. Женщина подходит ближе и нагой выходит к Жене. От её тела исходит пар, она уверенно проходит в угол и освещаемая свечами берет с полки полотенце. Женя жадно смотрит. - И давно ты наблюдаешь? – издевается Тутберидзе. Она почти сразу же поняла, что за ней подглядывают. Сработало какое-то шестое чувство и удивительная реакция тела на то, что где-то в одном помещении с ней находился любимый человек. Не виден для глаз, но только не для сердца. Женя не может сдерживаться, полыхает внутри, словно факел. - Ох, ничего не отвечай, - смеется Этери. Она укутывает желанное Евгенией тело, и оно исчезает в складках полотенца. - Очень… - запоздало отвечает девушка не понятно на что. Лукавый взгляд снисходительно ловит на себе пожар от янтаря. Тонкие пальцы касаются собственной груди, промакивая ворсом полотенца капли. - Возвращайся в дом, а то бабушка ненароком спохватится, «где же её внучка», - с издевкой говорит женщина. - Тери… - сдавленно шепчет Евгения, желая подойти ближе. Вытянутая рука останавливает её. - Смотреть можно. Трогать нельзя, - предупреждает Тутберидзе. Женя изнемогает. - Тери… - более твёрдо, настойчиво шепчет Евгения. Она приближается к любимой почти вплотную и, резко дёргая полотенце, припадает к её обнаженной груди. Ловя ртом капли воды и твёрдые от напряжения соски, девушка слегка стискивает их зубами. Слышится приглушённый вздох от Этери, такой сладостный, запретный и желанный. Тело Жени тут же начинает пульсировать, услышав откровенный звук. Блестящий крест на груди отпечатывается в памяти смотрящей на него Медведевой. Девичьи ладони становятся влажными, собирая капли воды со спины любимой. Они медленно скользят вниз, тем самым определяя свои дальнейшие намерения. Тутберидзе держит оборону, но вздохи выдают её мучительную борьбу с собственными желаниями. - Я сказала – нельзя. Дом переполнен родственниками. Неужели ты думаешь, что после твоего грубого общения со мной я захочу тебя? – бросает вызов Тутберидзе. Сейчас она использовала оружие, что уничтожило её, против того, кто стрелял. Женя отстраняется и тяжело вздыхает. Тонкие пальцы плотно ложатся на Женины губы и после паузы отталкивают. - Я сказала «нет». Всё будет так, как я захочу. Да и сексом ты свою холодность не сможешь оправдать. Уходи. Я не желаю тебя видеть сегодня, - мстит Этери. Её голос дрожит от эмоций, и Женя злится, ощущая бессилие. Взвинчено девушка отходит на два шага и стремительно выбегает из бани. Ночь была мучительной. Девушка лежала в кровати одна и не прекращала думать о том, что где-то тут спит её любимая. В голове возражения прерываются истерическим криком. Она сходит с ума и желает лишь одного – Этери. Ж: Зачем ты так? Ответ приходится ждать мучительно долго. Этери наслаждается отчаянием любимого человека. Э: Ты заслужила. Ж: Нет! Э: Да. Больше никаких возражений на эту тему! Без адекватного разговора никакого секса. Ты поняла меня? В ответ тишина, и Женя бьёт кулаками подушку, зарываясь в неё лицом. Вскакивая на ноги, она расхаживает по комнате и думает, что зря ранее затеяла всё это. - Это манипуляция. - Заткнись! Хватит! Ты же знаешь, что я люблю её! - Этого мало, чтобы доверять. - Мне этого достаточно, чтобы простить ей всё на свете. - Ты слабая! - Замолчи! – бесится Медведева. Падая на кровать, она зарычала в подушку. Пролежав так минут пятнадцать, она услышала звуковое оповещение. Схватив телефон, открыла смс. Э: (фото). Замерла. Долго без движений. Руки сами опустились туда, куда не следует. - Прекрати! Что ты делаешь! - Тише… тише, я сказала… тише... *** Женя прогуливалась вдоль Москва-реки в компании старших ребят. Она долго игнорировала приглашения своих знакомых за минувшие полгода, даже сама не зная почему. Скорее всего, дело было в том, что, проводя много времени на льду, она морально дистанцировалась. Исключением для неё была Настя Скопцова, но в последнее время отношения между ними заметно охладели. Её лучшая подруга была занята новыми отношениями и ушла в них почти целиком. Это не расстраивало Женю, так как она прекрасно понимала это чувство. В памяти возникали обрывки из воспоминаний – они с Этери негласно расстаются на долгий месяц из-за поездки в Грузию. Это был тяжелый период для обеих, и казалось, что между ними всё будет кончено: «Но мы преодолели. Чего мне стоило убедить её довериться мне… тогда она впервые призналась мне в любви…» Девушка раздумывала над этим всё чаще, пыталась сравнить с тем, что происходит между ними теперь. Мыслей много, но положительных мало. Недовольная Этери продолжала гнуть свою «обиженную» линию после того случая на даче. Жене удалось убедить её в необходимости провести время наедине где-то к середине лета. Упрямству Тутберидзе следовало отдать должное, ведь эта «толстолобая» женщина ни в какую не желала мириться с Жениными перепадами настроения. Она не знала, что девушка мучилась тем, что не могла с ней объясниться. Сама же Этери мучилась желанием привлечь внимание к себе силой. Страдали обе и до абсурда уязвлённые злились, что их взаимодействия так складываются. Лёд был своеобразным «клеем» между ними, так как избегать друг друга долго на тренировках не получалось. В жизни всё оказалось сложнее. Как только между ними образовывалось свободное время, то оно тут же рассеивало их внимание. Так было и в Новый год, когда Медведева уехала на шоу Фернандеса вместо того, чтобы остаться с Этери. Так будет и дальше, потому что впереди «вынужденное» выступление в Йокогаме помимо запланированного японского шоу схожего формата в Ниигате. Едва ли денег Валентины Лаврентьевны хватило бы, чтобы закрыть хотя бы одну треть долгов, что образовались у Жанны. Память об этом сидела в Жениной голове очень глубоко, может, ещё и поэтому личная жизнь тоже давала трещину. Ей одной нужно было сосредоточиться на нескольких задачах, а Медведева этого очень не любила. Отвлекаемая обстоятельствами от Тутберидзе девушка хотела лишь поскорее оказаться с ней наедине, чтобы отдохнуть. Вот только теперь это представлялось слабой перспективой. Оставалось только ждать намеченной между ними даты, чтобы уладить все ссоры. Ждать и надеяться. - Где думаешь отдыхать после поездки в Японию? – спросила Лиза у Жени. На старшей были солнцезащитные очки, легкая майка и шорты ярких цветов, а в руках освежающий смузи. Туктамышевой было всего двадцать, и разницу в возрасте с Женей девушка не ощущала. Скорее воспринимала Медведеву как младшую сестру, которую, кстати, тоже звали Женей. - Не знаю. В голове только одна мысль – это предстоящее шоу. Потом сборы, новые программы, всё как обычно, - рассудительно ответила брюнетка. Лиза и Женя были на одной волне юмора и интересов. Обеим нравилось рисование, активный отдых в компании друзей, а ещё музыка и путешествия. - Да, я бы на твоём месте тоже ожидала поездки в Японию… завидую в хорошем смысле. Ну хорошо. Чем ты будешь заниматься позже, ты не знаешь. А там? Сходишь куда-нибудь. Ты же много с кем общаешься, - рассуждала, попивая смузи, Туктамышева. Женя понимала и сама, что, скорее всего, будет проводить время в компании так полюбившихся ей Фернандеса, Ханю и Уно. Однако этого понимания было мало при одной мысли, что лето постепенно превращается в томительное ожидание. Слишком много можно было вложить в это слово, так как казалось, что предолимпийский 2017-й просто изобилует событиями. Думая обо всём этом ежедневно, Евгения лишь становилась более хмурой. Впереди неё шли довольный Максим Ковтун и Морис Квителашвили, которые то и дело смеялись. - Ты всё ещё переживаешь о той ситуации с Аней? – уточнила Туктамышева. Жене стало грустнее в несколько раз. Ещё сидя перед костром у Скопцовой на даче, девушка поделилась своими расстройствами относительно случившегося в кабинете Горшкова с Погорилой. Лиза дала совет не торопиться с сочувственными извинениями. - Да. Не могу выкинуть из головы. Вроде бы ничего такого я не сказала, но сама же понимаю, что жопу свою прикрыла… - опустив глаза, тихо говорила Медведева. Контрастно на фоне девичьих переживаний выглядела новая волна мужского смеха, только уже в сопровождении Лазуркина. Лиза нахмурилась и, подойдя к Андрею, шлёпнула его по плечу. - Мы вообще-то говорим! Я себя еле слышу от вашего ржача! Можно тише? – возмутилась Туктамышева. Парни стихли, и лишь Андрей, взглянув на свою девушку, шкодливо подмигнул ей. Вернув внимание к Медведевой, Лиза громко вздохнула. - Блин, Жень, а чё ты паришься? Ну с кем не бывает? Ты наоборот правильно сделала. Горшков такой мужик, что твои виляния мог посчитать угрозой. Оно тебе надо? Тем более старый хрыч вряд ли просто так спросил тебя. Явно хотел услышать, на чьей ты стороне. А ты подумай! Ты на своей стороне, Жень. И твоей вины в том, что у Ани не сложилось в Финляндии нет. Горшок бы всё равно кричал на неё при тебе или без тебя. Ты «лицо» сохранила. Да, Ане могло быть неприятно, но я надеюсь, что она поняла, почему ты так сделала, - утешала Туктамышева. От этих слов Жене стало спокойнее, ведь она ждала их. Совесть чуть стихла в своих рассуждениях, но в целом обороты не сбавила. Более того, увидев спустя долгое время Ковтуна, напомнила и о казусе с ним. - Всё это так неприятно. Я к тому, что у всех что-то да не ладится, - рассуждала Медведева. Лиза усмехнулась. - У тебя ладится? - Ну да… - скромно ответила Женя. Лиза посмеялась. - Вот и славно! Век фигуриста недолог. Я сама не знаю, сколько продержусь. Иногда прям желание махнуть рукой и скрыться в неизвестности. Но как я своего любимого Алексея Николаевича брошу? – улыбалась девушка, вспоминая тренера. Дальше они обсуждали всё, что не касалось льда и тренировок. Договорились, что прогуляются в парке, сыграют в настольные игры большой компанией, будут выезжать за город. Планов было много, и их количество неумолимо росло. - Спасибо, что пригласила прогуляться, - сказал Костя, широко улыбаясь. Девушка ответила на его улыбку кивком головы. - Я давно хотела это сделать, да всё как-то времени не было, - искренне ответила Евгения. Встретившись с Ямановым, она словно мысленно сделалась «образцовой подругой» перед самой собой. Май заканчивался, впереди долгий и насыщенный июнь, а она уже прогулялась со всеми, кому раньше не уделяла времени из-за занятости. - Как проходят твои тренировки? – спросила брюнетка, глядя на то, как парень складывает сумку и инвентарь в багажник своего авто. Она заехала к нему по пути с маникюра, поэтому особо ничего не потеряла от их встречи. Запуская пальцы в растрёпанные волосы, он постарался пригладить их, пока не извлёк из внутреннего кармана расчёску. - Можно было и лучше. Из-за моих частых опозданий меня лишили звания капитана команды. Приходится мириться лишь ролью нападающего, - ответил Яманов. Женя округлила глаза и посмотрела на внешне спокойного друга. Он расчёсывал волосы дольше положенного, пока каждый волосок не принял форму аккуратно подстриженной причёски. Глаза его показались темнее, чем обычно, что не могло не удивить Медведеву. - Мне так жаль… ты расстроен? – с сочувствием сказала Женя. Парень вложил расчёску во внутренний карман, улыбнулся так, словно вовсе не переживал ни о чём на свете. - Ну, я не удивлён. Этого следовало ожидать. Тренер не любит лентяев и опоздунов. Поэтому кары мне было не избежать, - посмеивался Костя. Они пошли к машине, чтобы уехать в сторону парков или кафе. Девушка чувствовала, каким расстроенным был его тон. - Разве он не знает, что у тебя мама… мама болеет? – еле слышно спросила она. Двери захлопнулись, парень уже было хотел завести авто, но обычный вопрос вывел его из равновесия на несколько секунд. Он сжал руками оплетку руля, как это часто делала Тутберидзе, когда нервничала, и отвёл взгляд в сторону. - Тренер воспитал меня. Почти как отец, но… в общем-то любимчики со временем меняются. Я сам захотел отдалиться. Так было проще. Про маму рассказывать не стал, он не знает, - пояснил Константин. Минутная слабость, которую парень тут же скрыл за улыбкой и перевел взгляд на Женю: лицо его обрело совершенно другие оттенки. Более дружелюбные. - Ну ладно. К чему о плохом? Спартак – это сила, а двадцать девятый не подведёт, как говорится. Чем займёмся? Домой мне ехать совсем не хочется, - включая музыку, спросил парень. В этот момент Евгении пришел ответ на её давнее сообщение. Э: Привет. Я сегодня у Саши в гостях, поэтому не получится увидеться к вечеру. Женя усмехнулась, затем раздражённо отвела взгляд к окну. Было трудно скрыть разочарование. Парень сразу же понял, что что-то не так, и постарался заполнить тяжёлую паузу. - А может, в кино? Я сто лет не был в кино. Можно позвать ещё кого-нибудь из ребят, а можем сами пойти, - предложил хоккеист. - Пошли вдвоём. Не хочу, чтобы кто-то видел моё настроение, если честно, - буркнула девушка. Костя не стал расспрашивать, так как понимал, что дело касается вопросов сердечных. Не делая на случившемся никакого акцента, он просто поехал в сторону центра, оставив музыку на умеренной громкости. Это помогло Жене расслабиться, и постепенно они разговорились. - Прости, - сказала она, ощутив, что повела себя глупо. Парень украдкой улыбнулся, она этого не заметила. - Да ладно, что ты мне объясняешь? Девчонкам такое можно. Мама моя меняет своё слово раз в десять минут. То читай ей книгу, то нет, то включи телевизор, то поболтай. Голова кругом! Йогурты и каши вообще не переносит, а есть приходится. Она и до болезни была придирчивой, а сейчас так вообще переменчива, как погода, - болтал он. Всё это из его уст звучало так, словно мама его не была тяжело больна. Это щемило сердце, ведь Женя точно знала, что женщина была почти на волосок от гибели. По крайней мере, так рассказывала Настя. - А что она вообще любит? Екатерина Владимировна? – поинтересовалась девушка, стараясь держать голос как можно более непринуждённо. - Ну ей нравится печь торты, но не обычные, а какие-нибудь с прибабахом. Типа оформление красочное, сочные начинки и привлекательнее всего с ягодами. А ещё любит классику, причём начиная от книг и заканчивая архитектурой. Дай ей волю, так она бы дачный дом сделала избой, - посмеивался он. Женя наблюдала. Парень не просто сильно похудел, а буквально растерял мышечную массу. Впалые щёки обрели землистый оттенок, словно у болеющего человека, а круги под глазами давали знать, что качественного сна он не видел давно. Бледные пальцы имели неестественно тусклый оттенок, словно Костя вообще ни единого раза не был на свежем воздухе. Всё это взволновало Медведеву, так как она не привыкла видеть пышущего здоровьем Костю таким ослабленным. - А тебе что нравится больше всего из своих хобби? Помнится, что твой диапазон увлечений достаточно обширен, - поинтересовался брюнет. Женя пожала плечами. - Думаю, что рисование помогает отвлечься от проблем. Я не считаю, что рисую очень-то круто, но в целом… пойдёт, - улыбнулась девушка, смущаясь сказанного. Парень бросил на неё краткий взгляд тускло-серых глаз. - Покажешь? - Ну… вообще… в конце июня в «Тушино» будет скромная выставка моих каляк-маляк. Я всё выбираю, какие работы им отдать. Так что… вот, - она опустила глаза в пол и отчего-то еле слышно посмеялась. Женя находила это несерьёзным, хотя внимание к её творчеству всё же нравилось. - Ничего себе! Персональная выставка? - Нет, что ты. Для одной меня больно «жирно». Это всё при содействии федерации и представлено в рамках цикла спорт и искусство. Много эскизов к костюмам будет, сами костюмы. Даже мой там будет, не говоря уже о Горшкове и ему подобных по статусу, - рассказала девушка. - Обязательно хочу посетить её! – улыбнулся парень. - Чтобы меня смутить? - Нет, чтобы увидеть, чем живёшь, - сказал он. Выходя из припаркованного авто, он открыл даме дверь, и они направились в сторону торгового центра и кинозалов. *** 1-11 июня 2017 года, УТЦ Новогорск, Подмосковье, г. Химки, Московская область, Россия. Уже традиционные сборы в Новогорске принесли Евгении радость от долгожданной встречи со льдом. Летом всё-таки было не так много возможностей, чтобы расслабиться всецело. Отдохнув буквально пару недель, Медведева начинала быстро скучать и слоняться без дела. Она уже переделала всё, что можно: увиделась со всеми родственниками, друзьями, знакомыми, а также посетила кинотеатр, боулинг, выставки. Это только малая часть того, что девушка успела сделать. Оставалось только главное и самое фундаментальное – это личное время для них с Этери. Именно личное, без посторонних глаз и вопросов. С этим вновь возникали проблемы, потому что обе были буквально «на ладони», и особенно это стало очевидно в Новогорске, где им как никогда не получилось скрыться. Женю поселили с Александрой Трусовой, и этого уже было достаточно, чтобы девушка была ограничена в передвижениях. Девочка была с Медведевой чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Саша могла быть резковата в присутствии сверстников, но с Женей была максимально улыбчивой. Соседки по комнате были вдвоём даже в столовой, что быстро надоело Медведевой. - Наконец-то я далеко от Егора! – возмущалась всю дорогу Трусова. Она то бубнила это себе под нос, то чуть громче при коллегах «по цеху». Женя всякий раз улыбалась этому. - Что опять? Воюете? – спрашивала Косторная на разминке в зале. Трусова похрустела позвонками на спине и пошла к стене, чтобы снять с крючка скакалку. - Он достал уже. Это ему не нравится, то не нравится. Постоянно жалуется маме, как девчонка, - злилась Саша на брата. Её злость была милой, потому что девочка сразу же краснела и пыхтела, словно самовар. Группа Тутберидзе работала рьяно в эти дни. Женщина распределила обязанности между тренерами и спортсменами. Глядя на это, Медведева ухмылялась. Была лишь одна мысль: «Ну вот. Добралась до льда…» Девушка подмечала горящие от напора энергии золотисто-карие, строгий голос с хрипотцой и всё то, что знала уже с детства. В период подготовки в Новогорске Тутберидзе была активнее, чем когда-либо. Женщина рассеивалась по учебному центру и приглядывала за каждым своим спортсменом. Ей было дело до всего, и от этого ребята чувствовали себя чуть скованнее, чем обычно. Прочувствовал на себе этот огненный натиск и новоиспечённый тренер Сергей Розанов. Обучаемый до этого Сергеем Дудаковым, он должен был проявить себя старательным «учеником». И как ему казалось, так и было. Парень не ожидал, что его шаги в новой должности будут сопровождаться постоянной критикой со стороны дотошной до мелочей Тутберидзе. - Серёж, иди сюда, - подзывала его женщина. Парень напрягался при каждом цепком взгляде в его сторону. Саша Трусова замерла в ожидании строгого вердикта и для занимающегося с ней Розанова, и для себя. - Да, Этери Георгиевна? – стараясь звучать увереннее, отвечал он. Женщина складывала руки на груди и смотрела на него со зловещим укором. - Сергея Викторовича ждёт серьёзный распиздон, так как я вижу, что он тебе поленился многое объяснить. Не ожидала, - сухо комментировала видимые только ей ошибки Этери. Сергей старался выглядеть невозмутимым. - Я слушаю, - покорно склонив голову, пробормотал Розанов. Этери метнула на него недовольный взгляд, словно ожидала, что он будет только молчать. - Мне не нравится то, как ты доносишь некоторые моменты до Трусовой. Складывается ощущение, что, наслушавшись тебя, она элементарное забыла. Во-первых, скольжение. Это просто смешно. Ты же должен понимать, что основа любой прыжковой техники – это катание на рёбрах, по дугам. Грамотная работа с этими моментами – это залог техничности многооборотных прыжков. Ты ей что понаговорил? Она заваливаться стала, ты сам не видишь? – разносила Тутберидзе Розанова. Он сунул руки в карманы, так как старался сдерживаться, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. - Во-вторых, я что-то не поняла. Мы прорабатывали до автоматизма мощное скольжение для неё, а тут за несколько недель навыки растеряла? – обратилась женщина уже к Саше. Тонкая кисть поманила к себе, и девочка, глядя исподлобья, подъехала чуть ближе. Этот упрёк был для Саши странным, несвойственным. Лучшее, что ей нравилось делать и повторять из раза в раз, – это прыжки. И не важно какие, ведь она буквально горела ими, не боялась их. - Я… я… может, отвлеклась… - промямлила девочка, оправдываясь, и Этери бросила ещё более неудовлетворённый взгляд на Розанова. - Видела, что большую часть времени вы проезжаете вдоль бортов, затем ты тыкаешь в неё удочкой… вот этого я тоже не поняла. Она всё умеет! - хрипел голос. - Первый день, я рассеян, извините меня. - Эти извинения засунешь себе в одно место, если вдруг из-за твоей рассеянности будет рассеян спортсмен, идущий на прыжок. Тренер должен быть бдителен. Дальше. Из-за сбитого курсора на скольжении она не может нормально проехать по наездной дуге перед прыжком. Увидел неправильное положение сустава по отношению ко льду – крикнул, поправил. Иди на заход, Александра, - шелестел голос Тутберидзе. Трусова кивнула и, тут же описав небольшой круг, начала приступать к прыжку, но в тот же момент Этери крикнула почти на весь каток, тыкая в неё ладонью: «Колени подбери! Быстрее давай! Чего ты гасишь-то!» Девочка прыгнула и тут же остановилась, когда Этери поехала в её сторону. Подъезжая к Трусовой, Тутберидзе схватила её за колено и слегка ударила по нему. - Вся рассыпалась! Колени раскидала, голеностоп как попало вывернула, выезд за счёт погашенной скорости куцый… пиздец какой-то, Саш! Ход набирается не только мышцами, а как раз-таки за счёт колен, а конёк вообще последний должен отрываться ото льда. Сколько раз тебе это повторять? Я что, попугай? - дала замечания Этери. Сергей слушал молча, лишь изредка сглатывал слюну, так как ощущал сухость в горле. Эти слова были простыми, но самыми ценными от такой опытной наставницы, как Тутберидзе. Глядя на коллегу, она продолжила: - Ещё запоминай. Плечевой пояс должен быть параллельно лезвию конька опорной, слышишь, опорной ноги на льду перед прыжком, и ты должен за этим следить со стороны. Думаешь, когда Трусова отталкивается или летит в воздухе, ей есть какое-то дело до этого? - учила женщина, и Сергей кивал снова и снова, жалея, что не записывает за ней замечания в блокнот. Для него строгость её тона отошла на второй план, когда сыпавшиеся градом замечания стали осознаваться как нечто из идеального мира: «Каким цепким должен быть взгляд, чтобы замечать ошибки чуть ли не до мелочей», - думал он. Помимо прочих на льду Новогорска мелькали Дэвис и Варламов в сопровождении Самохина с Боровиковой. Тутберидзе не пропускала ни одного тренировочного дня своей дочери, чем заметно напрягала Диану. Девочка ощущала себя под микроскопом маминого взгляда, и Фёдор чувствовал напряжение партнёрши. Они были знакомы друг с другом очень давно, поэтому в общении не испытывали никакого дискомфорта. Однако катание на льду обязывало выстраивать контакт по средству тактильности, без учёта словесных изъяснений. Именно над «сработкой» друг меж другом эта пара и практиковалась больше всего. - Представляешь, я сегодня словно весь в говне вышел. Думал, что прям на льду откинусь. Еле выдержал поток информации от Этой, - сидя в столовой, басил Розанов своему другу-хореографу. Женя сидела к ним спиной, но всё расслышала. Напрягая слух, прислушалась. - Тише ты, - буркнул в его сторону Глейхенгауз. Женю отвлекала Саша с Алёной, и, безмолвно кивая им, девушка продолжала прислушиваться к разговору за соседним столиком. - Нет, я не говорю, что она не права. Но я прям ахуел, что она чуть ли не каждую секунду в движении оценивает. Мне придётся быть ещё внимательнее, - продолжал Розанов. - Она бывший техспец, чего ты хотел? Навык не пропьёшь, - жуя, рассказал Глейхенгауз. - Да ладно? Вот это она даёт… я восхищён, - изумлялся Розанов. Он старался быть тише, но Медведева прекрасно могла расслышать каждое его слово. - Всё равно бесит, когда она с таким лицом всё это говорит. С Дудаковым проще было. - Серый, а чего ты хотел? Спрашиваю тебя снова. Она тебя учит так, как ей надо. Я тоже всё это переживал, но ничего же, не сдох, - упрекал Даниил. Сергей внимательнее посмотрел на друга. - Я заметил ещё на днюхе у Алины, что ты уж больно защищаешь Этери. Она же не следит за тобой двадцать четыре на семь. Или ей необязательно быть рядом с тобой, чтобы ты обсирался, представляя её суровое выражение лица? – улыбчиво подтрунивал Розанов. Женя скривила губы и заметно нахмурила брови. Ей было неприятно услышать, что о её любимой говорят в таком тоне. Глейхенгауз оторвался от тарелки и колко ответил. - А ты всё не научился сдерживать очко от поноса, когда уходишь от неё со льда? Будь, пожалуйста, вежливее. Я уважаю её как профессионала. Этери знает, что делает, хотя я и не со всем согласен. Однако это работает. Ильназу Насиховичу необязательно знать подробности о наших взаимоотношениях в коллективе. Лучше не ставить авторитет Тутберидзе под сомнение перед посторонними. Особенно перед родителями спортсменов, - объяснился Глейхенгауз. Розанов напрягся, но ничего не ответил другу, тем самым согласившись с ним. Медведева удивлённо ковыряла вилкой овощи. Для неё особенно приятно прозвучали слова: «Уважаю. Этери знает, что делает». На другой день Розанов был более сдержанным, а вот Тутберидзе наседала на него ещё сильнее. Теперь критике подвергалась его работа с Алёной. Женщина настаивала на том, чтобы лонжа была использована по назначению именно с Косторной, и удивлялась, что Розанову эти очевидности были не ясны. Со временем одного её взгляда было достаточно, чтобы Сергей примерно догадывался, в чём именно заключается упрёк. - У неё у самой по себе неплохая высота прыжка. Следи, чтобы не было попытки за счет искривления дуги создавать излишнее вращение. Для этого поглядывай на рёбра, скорость, амплитуду верхней части тела. Давай-давай, не я тебе должна подсказывать, а ты ей, - указывала Тутберидзе. И парень соглашался, всё чаще и чаще загоняя Косторную в зал, чтобы девушка прыгала с нагрузкой в виде гимнастической палки. Постепенно к подобному темпу привык не только Розанов, но и сама Косторная. Вспоминая прыжки, они готовились к постановке номеров на предстоящий сезон и были полны идей. Илья Авербух уже который день размышлял над постановками, глядя на Женю. Он предлагал один вариант за другим, и мало из них действительно нравились Тутберидзе. - У меня последние экзамены на днях, - сказала как-то Женя, когда Этери проезжала на льду мимо неё. Женщина помедлила, строгий взгляд сменился внимательным, спокойным. Мучительно больно находиться друг напротив друга и не иметь возможности даже нормально поговорить, не говоря уже о чём-то другом. Её ладонь ласково легла на Женино плечо, глаза смотрели как-то грустно, понимающе. - Приходи к вечеру в столовую, хотя бы там нормально поговорим, - собранно, без тени эмоций сказала Тутбердзе. Они переписывались по смс постоянно, и Медведева жаловалась на огромное количество людей вокруг себя. Это поражало, ведь если вспомнить, то в прошлом году Жене и Этери даже удавалось вместе ночевать. С каждым годом учебный центр обновлялся, модернизировался. В коридорах появились камеры, в комнатах сделали ремонт. Передвижения стали более открытыми для наблюдения со стороны, а ко всему прочему предолимпийский сезон вызывал накал нешуточных страстей на льду. - Ну, как твои дела с постановками? – спросил на прогулке Дима Козловский, который также страдал от чрезмерного обилия людей вокруг. Вдвоём они сбегали после тренировок куда-нибудь в укромное место, где Женя рисовала, а парень читал книги. В его компании Медведева ощущала себя намного спокойнее, чем с другими, и могла позволить себе просто молчать. Рассудительный и мягкий Дмитрий был неприхотлив в общении и старался никому не навязываться. - Не знаю. Я только и делаю, что думаю об экзаменах, и Авербух со своими шарадами меня вообще не прикалывает, - отозвалась Женя, штрихуя рисунок. Дима поднял взгляд от страниц книги, усмехнулся услышанному. - А у вас с Сашей? - Думал, что сойду с ума от Натальи Филимоновны. Ей почти под шестьдесят лет, а она прыгает ловчее меня. Короткую и показалку уже поставили, - подметил парень. Женя тяжело вздохнула. Золото сверкало ей в глаза с вершин Олимпа, и казалось, что стоит лишь протянуть руку. Девушка внутри себя считала, что вопрос победы не стоит перед ней ребром. Повременить со своими программами она могла, тем более что на носу важный этап с получением образования. Вздыхая, девушка прервалась в рисовании и взглянула на собеседника. - Что читаешь? – спросила она. Дима приподнял корешок: «Русская классика в кратких пересказах». Девушка удивилась. - Школьная программа? И тебе интересно? - Да ну, я это не для интереса, а чтобы голову разгрузить. Иногда читаю и понимаю, что ничего внутри не слышу, а думаю о своём. Это помогает отдохнуть. - То есть ты по сути не читаешь? – посмеивалась Медведева. Парень улыбнулся. - Получается, что нет, - улыбнулся он ей в ответ. Протягивая книгу, Козловский подмигнул. - На. Может, тоже научишься «медитировать», делая вид, что читаешь. После изнуряющего тренировочного дня девушка спустилась в столовую. Она не хотела есть, скорее даже испытывала тошноту. Зайдя в зал, увидела копну кудрявых волос за самым дальним столиком. Позволив себе улыбку, девушка захотела подойти к ней как можно скорее, но её отвлекли возгласы Кати Бобровой. Подруга тут же встала с места и обняла Женю. Медведева улыбнулась при виде нее с Димой Соловьевым. - Я рада видеть вас в строю! – тут же восторженно отозвалась Женя. Катя задрала носик и довольно улыбнулась. С ними за столом сидела довольно большая компания, и многие кивнули Жене головой в знак приветствия. Ковтун выглядел довольнее всех. - Спасибо, Женёк, - отозвался Соловьев. - Я так соскучилась по льду! Мы уже начали тренировки, и на днях родятся постановки. Боже мой! Это так волнительно! – хвасталась Катя, приобнимая Женю. Затем она поманила её в сторону их общего стола. - Нет, Катюш, давай позже поговорим? Этери Георгиевна хотела что-то сказать мне, я иду к ней, - мягко отказала Медведева. Никто даже не поднял головы, услышав это, только Катя посмотрела на Женю чуть дольше. - Всё в порядке? – тише уточнила рыжеволосая. Женя кивнула ей. - Ну ладно. Ещё увидимся, - повторно обнимая, сказала Боброва. Женя снова вздохнула по дороге к столику Этери, а когда села, позволила себе спрятаться за её фигурой. Прикрыв глаза, девушка сделала несколько вдохов и выдохов. Этери удивлённо наблюдала за этим. Промокнув салфеткой губы, сложила её в аккуратный треугольник. - Я что-то заебалась, не успели мы сюда приехать, - призналась брюнетка, всё ещё не открывая глаз. Этери спокойно взяла в руки стакан с водой, отпила оттуда несколько глотков. - У меня постоянно кружится голова от спортсменов, и ничего, - довольно сдержанно прокомментировала Тутберидзе. Женя посмотрела на неё устало. Прочувствовав отстранённость этого тона, она готова была буквально зарыдать, и сама не знала от чего. Нервозность из-за предстоящей поездки в Японию, постановки программ, будущего олимпийского сезона, сдачи экзаменов и натянутости отношений с Этери была сильной помехой к душевному спокойствию. Девушка прикрыла ладонью лицо и молча уставилась на поверхность стола. Этери осеклась. - Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо, - более мягко сказала кудрявая. Она пододвинула свою овощную нарезку к Жене, но та отрицательно покачала головой. - Не хочу, - буркнула девушка. Позади них довольно громко рассмеялись, и мимика Этери выдала её раздражение. - Может, выйдем на воздух? Думаю, что никто ничего не скажет, если тренер и его спортсмен прогуляются на улице, - вполголоса предложила Тутберидзе. Женя, не поднимая на неё глаз, кивнула, и они почти синхронно встали с места. Когда они шли по залу, Боброва обратила внимание на подругу «без настроения». Евгения сделала вид, что не заметила этого. Описывая круги по территории, пара шла на достаточном расстоянии друг от друга. Каждый сантиметр давался им сложнее, чем прежде. Было желание разбить эту дистанцию, но в предложенных обстоятельствах это было невозможно. Молчали. Солнце уже скрылось за горизонтом, всюду включили распылители с водой для газона. Их жужжание и теплый летний воздух создавали непередаваемое настроение. Больше хотелось гулять, купаться, прыгать, бегать и заниматься всем тем, что могло предложить лето в качестве хобби. - Ришо передавал тебе привет, - начала разговор Тутберидзе. Женя шла, сложив руки в карманы спортивной кофты. - Разговаривали? - Да. Он в Москве, более того, в «Хрустальном», - поделилась женщина. Брюнетка с удивлением посмотрела на любимую. - Что он тут забыл? - Поставить хореографию для Дрозд и Лободы, - ответила она. Женя улыбнулась этому. Они делали очередной круг по территории, и молчание уже было не в тягость, когда Медведева спросила: - Как дела у Дианы с Федей? - Свыкаются. Много недочётов, но думаю, что всё получится. - Доверяешь Варламову свою дочь? - Да, иначе не было бы этого нового тандема, - говорила Этери. Поправляя волосы, она неосознанно притягивала к ним внимание партнёра. После маленького конфликта женщина поставила себе целью заново очаровать Евгению. Эти игры доставляли ей удовольствие, потому что она знала, от чего янтарные сходили с ума. Девушка посмотрела на неё, пока та делала вид, что не замечает внимания в свою сторону. Голодный, придирчивый взгляд Медведевой цеплялся за каждый сантиметр её спортивной формы, внешности, волос. Подметив макияж на загорелом лице, девушка улыбнулась. Периферическим взглядом Тутберидзе это заметила. - Хочешь поехать куда-нибудь вместе после твоего возвращения из Японии? – непринуждённо, как бы между делом поинтересовалась Этери. Женя ликовала: «Ну наконец-то! А то подумалось, что не предложит!» Девушка намеренно сделала паузу, словно раздумывала. - Было бы неплохо, - скромно отреагировала Медведева. Этери скривила губы и дёрнула плечами, как от жгучего удара плетью. Промолчав, она лишь пыталась сделать вид, что ответ её не побеспокоил. - Хотя… может быть, это и лишнее, - всё же обидчиво прокомментировала Тутберидзе спустя приличный отрезок времени. Женя возмутилась: «Ни хуя себе!» - Сделай что-нибудь, что ты тупишь? - Что мне, её упрашивать? - Ну, не мне же это делать? Я ещё и дров наломаю. Давай ты. Скажи ей что-нибудь, чтобы и тупой не выглядеть, и она не злилась, - намекнул голос. - Пиздец, - буркнула Медведева и тут же подумала, растягивая возглас внутри себя: «Ой, блять…» Этери сжала челюсть и отвечать на это не собиралась, предоставляя Жене возможность оправдаться перед ней. - Мы едем, - ещё более глупо ответила девушка. Этери прыснула, заскрежетав зубами. - Говорить так будешь дома, а со мной не смей. Я ей предлагаю провести время вдвоём, а она ещё и выёбывается: «Было бы неплохо». Хах! Было бы неплохо, если бы ты перестала вести себя так, словно я тебя чем-то обидела! – держа голос зловеще тихим, отреагировала обиженная Тутберидзе. Женя сжала челюсть до скрипа. Ногти ощутимо болезненно впились в кожу, сжатую в кулаках, и доставили дискомфорт. Девушка отвела взгляд в сторону, постаралась выглядеть хладнокровной. - Что ты злишься на неё? Откуда ей знать, что у нас на уме? Выруливай, если хочешь уехать с ней на отдых, тупая. Там и поговорите. Или ты сама этого не понимаешь? - Этери… я хочу поехать с тобой туда, куда позовёшь. Во-первых, для того, чтобы спокойно поговорить. Мне есть, что тебе сказать и что спросить. Во-вторых… я просто хочу побыть с тобой, - призналась девушка более сдержанно. - Что мешает обсудить всё, что тебя волнует, сейчас? - Мы можем начать ссориться, и я бы не хотела думать об этом на льду, - ответила Женя. Этери кивнула, хотя внутри себя осталась глубоко недовольной. Ближе к ночи Женя и Саша смотрели телевизор. Переключая один канал за другим, они силились найти что-то стоящее их внимания. Как только Женя уже собралась выключить телевизор, её привлекла цветная картинка заставки «Focus features». - О! Что-то начинается! – воскликнула Трусова. Несколько золотых букв на обложке, шум на фоне. - И правда, - пробубнила Женя. Сцена, занавешенная красными театральными шторами, звук настраиваемых музыкальных инструментов, и через мгновение на фоне возникли буквы в неизменном золотом цвете. - Началось! О! Оставь! – попросила Саша. На экране появилась надпись тонким шрифтом: «Анна Каренина». Занавес поднялся. Музыка продолжилась, и надпись на английском: «Российская империя. 1874». - Да… похоже фильм про Каренину, - лениво пробормотала Медведева. На сцене возникли две фигуры: одна в кресле, а другая с огромной красной тряпкой. Незнакомец размахивал ей, словно тореадор. Накинув ее на шею сидящего, мужчина напротив стал точить лезвия острой клинковой бритвы. Косой взгляд. Клиент переживал, что лезвие может перерезать ему горло. Сменяются кадры, и тонкая, лебединая кисть тянется, чтобы на неё надели украшения. Актриса, играющая главную роль, была прекрасно знакома Медведевой: «Кира Найтли». Девушка на экране читала письмо и при этом выглядела так, словно вальсирует. Невесомая, лёгкая. - Давай посмотрим, - предложила Женя. Этот фильм был необычным, она не видела такого никогда прежде. Всматриваясь внимательнее, девушка подмечала удивительную пластику и внешнюю эстетичность кадра. Так, не замечая почти ничего, Медведева увлеклась просмотром. Она не замечала времени и с интересом подметила, что один из актёров уж больно знаком ей. - Я – Константин, брат Николая, - представился Левин. Беседа была цепляющей, особенно удивительна параллель болеющего брата и Екатерины Ямановой. Именно об этом впервые подумала Женя, когда увидела данную сцену. Брюнетка не отвлекалась. Она словно не смотрела, а покадрово изучала новый для неё фильм. И вот он – кадр с заснеженной платформой. Впервые перед зрителем предстаёт голубоглазый мужчина с золотыми кудрями в военной форме. Гудок прибывающего поезда, занесённого снегом, словно в сказке. Тени людей мелькают на вокзале, создавая массовку. Брат Анны торопится её встретить, и девушка уже готовиться выйти к нему из вагона. Чёрная вуаль, шуба с накидкой, красивые черты лица. Она не ступает по полу, нет, она плывёт. Военный вошёл за кондуктором в вагон и при входе в отделение остановился, чтобы дать дорогу выходившей даме. С привычным тактом светского человека по одному взгляду на внешность этой дамы мужчина определил ее принадлежность к высшему свету. Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее - не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное. Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Секунда - и они смотрят друг на друга. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. Она восклицает при виде брата и тут же стремится в его объятия. Наблюдающий за ними в окно военный изумлённо шепчет: «Так вот, кого встречает Облонский… сестру. Каренину». - Не правда ли, очень мила? - сказала его мать про Каренину. - Я не знаю, на что вы намекаете, maman, - отвечал сын холодно. - Что ж, maman, идем. Женя откинулась на подушку, которую облокотила о стену, чтобы спине было удобнее располагаться в сидячем положении. Короткая сцена встречи показалась ей пронзительно судьбоносной. Вот тонкая кисть в чёрной перчатке подаётся для поцелуя Вронскому. Он уверенно берёт её в свою руку и, наклоняясь, целует. Его губы касаются скрипучей чёрной кожи, которая скрывает под собой разгорячённую ладонь Карениной. В этот момент поезд издаёт скрежет, и повсюду слышатся душераздирающие крики. Несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо поезда. Пробежал и начальник станции. Очевидно, что-то случилось. Народ от поезда бежал назад. - Что?.. Что?.. Где?.. Бросился!.. задавило!.. - слышалось между проходившими. Оказалось, что сторож, был ли он пьян или слишком закутан от сильного мороза, не слышал отодвигаемого задом поезда, и его раздавило. Обезображенное тело под огромными колёсами поезда. Облонский вместе с Вронским увидели труп, и оба отвели свой взгляд. - Ах, если бы вы видели, графиня, - говорил Степан Аркадьич. - И жена его тут... Ужасно видеть ее... Она бросилась на тело. Говорят, он один кормил огромное семейство. Вот ужас! Сказанное братом произвело на Каренину неизгладимое впечатление. Она взволнованно положила руку на шею, задышала чаще. - Нельзя ли что-нибудь сделать для нее? - взволнованным шепотом сказала она. Вронский взглянул на нее и тотчас же вышел из вагона. Когда он возвратился через несколько минут, Степан Аркадьич уже разговаривал с графиней о новой певице, а женщина нетерпеливо оглядывалась на дверь, ожидая сына. - Теперь пойдемте, - сказал Вронский входя. Они вместе вышли. Вронский шел впереди с матерью. Сзади шла Каренина с братом. У выхода к Вронскому подошел догнавший его начальник станции. - Вы передали моему помощнику двести рублей. Потрудитесь обозначить, кому вы назначаете их? - Вдове, - сказал Вронский, пожимая плечами. - Вы дали? - крикнул сзади Облонский и, прижав руку сестры, прибавил: - Очень мило, очень мило! Не правда ли, славный малый? Анна бросила очередной взгляд в сторону статного, доблестного офицера. Когда Анна и её брат подошли к карете, то услышали, как выходившие люди все еще переговаривались о том, что случилось. - Вот смерть-то ужасная! - сказал какой-то господин, проходя мимо. - Говорят, на два куска. - Я думаю, напротив, самая легкая, мгновенная, - заметил другой. - Как это, не примут мер, - говорил третий. Каренина села в карету, и Степан Аркадьич с удивлением увидал, что губы ее дрожат и она с трудом сдерживает слезы. - Что с тобой, Анна? - спросил он, когда они отъехали. - Дурное предзнаменование, - сказала она. Фильм шёл до глубокой ночи, и Саша Трусова уже давно спала. Открытое окно впускало в комнату много свежего воздуха, но Евгении Медведевой его было мало. Она смотрела, она очаровывалась мрачным сюжетом, театральной бутафорией. Это было похоже на некий мюзикл, яркую картину, где за праздничной мишурой скрывается нечто серьёзнее, как под улыбчивым лицом может спрятаться страдание. Девушка долго не может уснуть, настолько она по-детски чувствительно восприняла эту дешёвую экранизацию, которую, пересмотрев уже намного старше, посчитает реалити-шоу, нежели достойным кинематографом. Но это будет спустя годы, а сейчас… сейчас она ощущала себя словно в падении. Стоило раз сорваться, и вот - чем дальше, тем глубже в пропасть, вплоть до почти что безумия. На следующий день под сенью дерева она откроет данную Козловским книгу. Произвольный порядок страниц зашуршит из-за вмешательства порыва ветра. Представшее перед ней название изумит: «Отрывок из Анны Карениной». Она улыбнётся, подумав, что есть в этом какой-то знак. *** Последующие сутки после сдачи Женей экзаменов были полностью посвящены постановкам. Они уже давно выбрали музыку для короткой и произвольной программы, поэтому заполнить звучание нужными движениями – это всё равно, что наполнить сосуд энергией жизни. Илья и Даниил выдумывали что-то новое, необычное и проверяли, как это будет смотреться в исполнении Жени. Пока девушка разучивала движения, Этери неусыпно следила за остальными спортсменами и то тут, то там поправляла Сергея Розанова. Ощущалось, что за его «обучение» женщина взялась вплотную. Алёна быстро привыкла к нагрузкам, выдавала грамотный подход к тренировкам и в целом не ленилась. Это нравилось Сергею, так как в спортсменке он наблюдал неподдельную заинтересованность в фигурном катании. - Ага. Фигурка. Всё это, конечно, мило, но… он наставник моей мечты, - шептала девушка на ухо Загитовой. Алина считала эти слова проявлением детской натуры, словно так откровенно и прямо о своих эмоциях может говорить только ребёнок. Себя же, разумеется, считала уже более взрослой. Посмеиваясь над Косторной, Алина сама то и дело искала взглядом Глейхенгауза. Парень был занят, и время для работы с хореографией ей уделялось от Людмилы Борисовны. Это радовало девочку не меньше, чем сам Даниил. С мамой Глейхенгауза у неё были доверительные и тёплые отношения. Утончённая Шалашова умела правильно поставить балетную сторону хореографии для Алины, которая была так важна ей в предстоящем сезоне. - Если так и дальше будет, то, может, дойдём с тобой до разучивания многооборотных акселей, - сказал как-то Розанов Косторной. Девушка отрицательно покачала головой. - Ну знаешь, мне поставлены задачи. С ними я справляться намерен на ура, а то надоело слушать придирки в наш с тобой адрес от Тутберидзе. Поэтому выступай-ка на высоком уровне, а там, может, до какого-нибудь тройного доползём, - объяснял он. В разгар тренировочного дня в Новогорск пожаловал Ренат Лайшев. Мужчина с интересом наблюдал за рабочим процессом, а рядом с ним стояла Тутберидзе. Они что-то обсуждали, и Женя старалась на это не отвлекаться. - Жень, ты слышишь? Женя? – обратился к ней Сергей Дудаков. Девушка отвела взгляд от Лайшева и посмотрела на тренера. Рыжеволосый мужчина почесал подбородок. - Этери Георгиевна сказала, что было бы неплохо, если бы мы пошли на прыжковое усложнение твоей произвольной, - говорил Дудаков. Девушка уставилась на него, задумчиво свела на лбу брови. Сергей молча покачал головой, и Евгения тут же замотала перед ним руками. - Да я не против! – уверяла она, а затем уточнила: - За счёт чего будем достигать? - Каскад во вторую, - ответил он. Девушка удивилась, ведь получалось, что в самом начале выступления у неё будет лишь один прыжок. Вроде бы и не дурные вести, так как это означает, что устать от непрыжковых элементов она вряд ли успеет: «Или успею? Под что она хочет меня подвести? Или под… кого?» - Но разве номер от этого не станет выглядеть громоздким к концу? Получается какое-то рассредоточение элементов. Я буду только прыгать и прыгать в конце и абсолютно ничего не делать в начале… мышцы равномернее принимают нагрузку, когда прыгаешь в течение всего номера… - рассуждала девушка. Сергей подъехал к Жене ближе и по-отечески ласково приобнял. Они катились вдоль бортов, и тренер всё размышлял над услышанным. От него сильно пахло табаком, улицей, каким-то мужским парфюмом, и девушка почесала нос, так как с трудом переносила эту какофонию ароматов. - Я, конечно, согласен. Однако стоит учесть, что прыжки во второй половине оцениваются дороже. Чем больше, тем выше стоимость. На это уже давно пошли японцы, и… хм… у Алины все прыжки стоят таким образом. Уже второй сезон. Ты же должна это замечать… - как-то осторожно подметил Дудаков. Девушка значительно напряглась. Всё это никогда не рассматривалось под таким углом. Найдя глазами Загитову, Медведева промолчала в ответ тренеру: «Бдительность теряешь…» - Ну Этери Георгиевне лучше знать, и я ей доверяю. Спрошу у неё об этом, как освободится. Вообще короткая у меня сильная, и я это ощущаю. Сколько дней катаю, а чувство, словно вечность. Это хороший знак. Наметки произвольной я примерно поняла. По сумме баллов явно наберу солидно в будущем сезоне на каждом старте. Алина пусть катает свою нудятину. Если ей это поможет, то пусть хоть третий сезон повторяется. Вот бы только моё платье на её жопе не треснуло, - посмеивалась Медведева. Дудаков поднял брови и неодобрительно покачал головой: - Женя! - Всё-всё, молчу, - улыбалась она. Этери выглядела так, словно оледеневшая статуя. В какой-то момент её беседы с Лайшевом, она вдруг замерла, побледнела, взгляд стал острее, руки теснее переплелись на груди. Когда мужчина попрощался с ней, женщина не спешила вернуться на лёд. Оставаясь за бортиком, Тутберидзе рассеянно смотрела в потолок, затем под ноги. Женя и Дудаков напряглись, словно чувствуя неладное. - Так, ты повторяй, я поеду спрошу, что случилось, - сказал Дудаков. Медленно скользя в сторону Этери, мужчина выглядел даже более тревожно, чем она. Облокотившись о борт, рыжеволосый подозвал коллегу к себе. Неторопливо подойдя, женщина тоже облокотилась о борт, сцепив пальцы в замок. - На тебе лица нет, - мягкий мужской баритон был деликатен в интонации. Женщина вздохнула и почесала щеку, оставляя на ней красные борозды от ногтей. - Лайшев сказал, что завтра на тренировку приедет Мутко… - кратко пояснила Тутберидзе. Сергей выпрямился, глаза его поползли на лоб. - Как Мутко? Зачем? - Сказано, что изъявил желание посмотреть, как спортсмены готовятся к соревнованиям, - встав в ту же позу, что и у Сергея, но за бортиком, ответила тренер. Дудаков скрестил руки на груди, а затем поднес пальцы к своему подбородку и начал чесать лёгкую щетину. - Так-то не первый раз с ним дело имеем, но всё же… Ты думаешь, связано с тем уродом из Думы? - Почти уверена в этом, Серёж. - Смехотворно! Мутко и раньше проявлял внимание к подготовке ребят. Он и в Новогорске не впервые будет, повторюсь. Может, совпадение? - Когда совпадений становится много, то это уже нездоровая тенденция к фактам, - расстраивалась Этери. Женя попросила перерыв у Авербуха и Глейхенгауза. Она прекрасно видела, что лицо любимой не поменялось из-за присутствия друга. Решительно набирая скорость, девушка, стуча коньками, резко подъехала и остановилась около тренеров. Скрипучие крошки льда впечатались в ограждение. Брюнетка внимательно осмотрела лицо Тутберидзе. - Этери Георгиевна. Случилось что-то плохое? – после паузы спросила Медведева. Этери без стеснения положила свою ладонь на её предплечье и, тяжело вздохнув, опустила взгляд под ноги. - Ждём гостей, - кратко ответила женщина. Дудаков напрягся и бросил вопросительный взгляд на Тутберидзе, мол: «Женя что, знает?» - и получил в ответ положительный кивок. - Завтра к нам пожалует бывший министр спорта, - пояснила Этери. Женя расширила глаза и приоткрыла рот. Тутберидзе не знала, чего именно ей бояться. Она могла ожидать от высшей прослойки общества самую неприглядную подлость и мелочность. Обычный посетитель ресторана, который стал камнем преткновения в окончании того вечера. Женя приблизилась к Этери и, приобнимая её за талию через борт, позволила себе чуть большее выражение сочувствия. Дудаков не посчитал это чем-то из ряда вон выходящим, так как видел их такими всегда. - Вы только не беспокойтесь. Вас не в чем упрекнуть, Этери Георгиевна. Может, просто из вежливости желает нанести визит. Тут в Новогорске есть, на кого посмотреть помимо нас, я имею в виду, - пробормотала Медведева. Дудаков кивнул, соглашаясь с Женей. Этери закатила глаза. - Ну да. И поэтому МНЕ об этом лично сообщили директор учебного центра или руководство ЦСКА? А, нет, постойте. Президент «Самбо-70», – иронично ответила Тутберидзе. Женя тут же опустила глаза и задумчиво кивнула. - Не поспоришь, что всё это странно… - пожал плечами Дудаков. Женщина отстранилась от спортсменки и вновь сложила руки на груди. - Ладно, чёрт с ним. Что теперь бояться? – прохрипела Тутберидзе. Женя сидела в компании своих друзей в столовой. Они разговаривали громко, не стесняясь показаться шумными. Множество столов было сдвинуто в один, стульев еле хватало. Девушка ковыряла рыбу вилкой и периодически поглядывала на столик с Глейхенгаузом, Дудаковым и Розановым. Мужчины были без сопровождения. Загрустив, Женя набрала смс, пока никто не видел. Ж: Ты как? Всю тренировку сама не своя была. Диана проходила с подносом в руках мимо Жени и коснулась её плеча в знак приветствия. Девушка кивнула ей и Феде. - Привет. Мы отойдём подальше к окнам, а то тут все орут, - сказал Варламов Медведевой. Он любил компании, но сейчас хотел спокойно поесть из-за усталости. Лицо его было похоже на выжатый лимон. У Диши тоже. Наблюдая за дочерью любимой женщины, Евгения захотела пойти вслед за ними, чтобы поговорить, но её отвлекло чьё-то касание к спине. Оглянувшись, она увидела подсевшего к ней Ковтуна. - Как дела, Медведь? – спросил парень. Он выглядел довольнее обычного, поэтому девушка расслабилась рядом с ним. Тут же забылся случай на конференции и проехавшиеся по нему представители федерации. - В порядке. Работаем над произволкой с Авербухом. А ты? – поинтересовалась Евгения. - Ну, пойдёт. Авер и мне в мае поставил… мда… дорого берёт, если по чесноку. Всё ещё не покидают мысли то, что, может, я и зря так жопу рву, - признался Ковтун. Женя с удивлением посмотрела на его натянутую улыбку. Парень улыбался, но девушка остро ощутила, что этот бесконечный шутник лишь скрывает за смехом нечто поглубже. Отложив вилку в сторону, она взяла в руки стакан с компотом. Ей хотелось поговорить с ним и казалось, что ему тоже. - Зачем ты так? Тебе всего двадцать два… - он поправил её: - Через несколько дней будет аж двадцать три! Девушка нахмурилась, ведь он прервал её, и, как только она снова открыла рот, парень добавил: - Могла бы на мой праздник попасть, если бы не погнала к япошкам… - Прекрати вести себя так и переводить всё в шутку. Я же вижу, что тебе нелегко говорить об этом, - строго сказала она. Парень вздохнул и оглянулся на стол с друзьями и коллегами так, словно побоялся, что кто-то их услышит. Придвинувшись к столу поближе, опустил голову и сделался как никогда внимательным. Максим молчал, так как ждал, что ещё Женя ему скажет. Девушка вздохнула. - Я давно хотела сказать тебе, что ты рано опустил руки. То, что было там, в Хельсинках…это… это недоразумение. Никого не слушай, особенно федерацию. - Ну, конечно. Это всё равно, что не замечать слона. Скажешь тоже, - растягивая слова, ответил Ковтун. Женя положила ладонь на его плечо так, как делает это человек, желающий с помощью этого жеста быть более убедительным. - Облажался, блин. С кем не бывает? – в ответ парень горько посмеялся. Лицо его выразило на короткую секунду всю гамму переживаний. Максим был ранимым, чувствительным, хотя и скрывал это. - Жень. Поговорим об этом тогда, когда на своей шкуре прочувствуешь тяжесть падения на дно. Я уверен, что любой спортсмен через это проходит и главное – это вовремя уйти, чтобы не ударить в грязь лицом. Мне нужно было уходить ещё после прошлой Олимпиады. Но я всё Елену Германовну слушал, мол: «Не сдавайся! Ты ведь можешь быть лучше всех, ты перспективный! Мужскую фигурку нужно двигать!» Она была убедительна, и я верил ей на слово… а потом… потом ты знаешь. Полный застой, - эти слова от Максима покоробили Женю. Ей стало стыдно при воспоминании о их поцелуе и последовавшей после него реакции Тутберидзе. Девушка закусила губу и почувствовала, как больно зубами зажала кожу. Потупив взгляд, снова вздохнула. - Этери Георгиевна… Этери… очень резка на выводы, если ты об этом… я прошу у тебя за неё прощение… - тихо сказала Женя, и голос её дрогнул, когда она назвала тренера только по имени. Максим не смотрел на собеседницу, всё пребывал в своих мыслях. - Да не нужны мне ничьи извинения. Уже смысла нет. Я весь состою из упущенных возможностей. Я и сам умею всё портить. Тому показатель – это семнадцатое место на чемпионате мира и упущенные квоты. - Не говори так. - Нет, буду. Я не жалею себя, ты не думай. Просто стараюсь быть рациональным. И ещё я очень устал. Никогда так в жизни не устаёшь от жизни в спорте, чем в двадцать три года. Кажется, что ещё столько побед впереди, а уже не вывозишь… - он сказал своё мнение искренне и прямо. Впервые Женя посмотрела на него как на зрелого, серьёзного человека. Он не старался отшучиваться, смеяться, говорить что-то невпопад. Всё было в его речи на своих местах. - Всё двигается к усложнению в правилах, а я хуй знает выдержу ли это. Каждый раз в холодном поту, - продолжал он откровенничать. Жене было больно от этих слов, потому что за ними читалось полное неверие спортсмена в собственные силы. Именно это и делало его состояние уязвимым перед любым спортивным испытанием. - Ты общаешься с Буяновой? – спросила брюнетка. - Мы прекратили сотрудничество, ты же знаешь. Вне льда не имею с ней контактов. Попрощался как полагается, всё по советским традициям с цветами и фанфарами. Вот только моя кислая рожа всё равно выдала недовольство её работой. Сейчас-то я уже всё обдумал, и меня это не ебёт, скажем так, но год назад меня разрывало на куски от обиды. Если после возмущений федерации (относительно моего запасного значения для сборной на Олимпиаде) она ещё жёстко высказалась при всех, то в ситуации с Тутберидзе… она тупо не поняла, откуда идёт угроза. Елена Германовна уже в меня не верила, получается. Потому что сваливала невезение на меня, а не на тайное третье лицо. Так мы проебали год. Рад, что перешёл, - ответил Ковтун. Женя с шумом сглотнула слюну. Ей было неприятно всё это слышать, и вину за всё это ощущала в первую очередь на себе: «Кто знал, что Этери так отреагирует? Я думала, что ей вообще нет дела до меня и она давала мне это понять!» Прикрыв лицо рукой, брюнетка поникла. Максим увидел это и толкнул её плечо своим. - Да ладно тебе? Сдалась тебе эта Буянова? Вообще наплюй на неё. У неё рухнувшая личная жизнь, вон муж бросил. Ей не до меня было, я понимаю, - кратко улыбнулся парень. Замерев на одно мгновение, Евгения прервала дыхание где-то на вдохе. Воздух застряв в носу, словно перед ним встала преграда. Карие глаза уставились в одну точку, и мозг замедлил свою работу. - Правда? – еле слышно шепнула Медведева, делая вид, что не в курсе событий. Максим наклонился ближе и, оглядываясь на стол, ответил. - Ага. Он вроде как с твоей мутит, - посмеивался Макс. Женины мышцы окаменели, и она не знала, как отреагировать. Его двусмысленные слова «твоей» и «мутит» прозвучали для неё слишком пугающе. Она посмотрела на его губы, которые были рядом с её ухом. Показалось, что сказано было с упрёком. - Что ты имеешь в виду? – осторожно уточнила девушка. Максим хитро улыбнулся. - Все знают, одна ты чуть ли не на голове у неё сидишь и не в курсе. Я не могу поверить. Неужели не замечала? - Да чего не замечала, Максим? Говори нормально. - Блять, ладно, я понял. Откуда тебе увидеть, если ты долбишь носом лёд двадцать четыре часа в сутки. Пока ты делаешь это со льдом, муж Буяновой, возможно, делает это с Тутберидзе. Женя неожиданно резко, шумно ударила правым кулаком по столу. Тыльная сторона руки угодила в рыбу и размазала её по сторонам. Со стола упала вилка и отлетела максимально далеко. Ковтун испуганно отшатнулся и буквально покрылся мурашками, так внезапно девушка осуществила удар. Присутствующие за столом и во всем корпусе, вздрогнув, оглянулись и начали искать источник громкого звука. Максим было хотел что-то сказать, но потерял дар речи. Из-под густых ресниц Жениных блестящих глаз вдруг выкатились две скупые слезы. Девушка подняла левую сухую, худую руку и смахнула мокрые дорожки на щеках. Правый рукав был в пюре и рыбе. - Ты чего? – изумлённо спросил Ковтун, глядя на спортсменку во все глаза. Он не увидел обычного для Жени выражения лица свежести и простоты. Гибкость движений померкла, и грустное выражение её глаз поражало и притягивало одновременно. Евгения вскочила из-за стола и, прибавив шаг, чуть ли не бегом помчалась в сторону выхода. В коридоре она уже бежала изо всех сил, чтобы её никто не догнал с вопросами. Попав на улицу, Медведева бежала куда глаза глядят. Ноги привели её под дерево, где она обычно рисовала. С неприятностью для себя остановилась вся в слезах напротив лавочки, которая уже была занята Димой Козловским и Сашей Бойковой. - Жень? –удивлённо спросил Козловский. Пара, игравшая в карты, тут же прервалась и напугано уставилась на Медведеву с покрасневшими глазами. - Твою мать. Не спрашивайте, не разговаривайте, - промямлила она сквозь подступающий ком из слёз. Так же быстро, как и ранее, она помчалась в другую сторону. Укромное место было найдено, и, расположившись за кустом, девушка сложилась пополам, сев на землю. - Ну, и чего ты ревёшь? - Противно это слышать! Противно, что Ковтун такое знает! Откуда вообще кто-то что-то знает! - Так, постой-постой. Ты сдурела? Что он знает? Ничего ни он, ни кто бы то ни было не знает. Никаких доказательств, что у неё с Буяновым что-то есть. Это сплетни. Мы с тобой предполагали, что Этери была с Буяновым близка раньше, но не сейчас. Не нужно додумывать и впадать в агонию из-за чужих слов. Ты выглядела так глупо! Эта истерика на пустом месте… боже, - устало возмущался голос. Женя утирала слёзы. - Я не знаю, что со мной. Просто внутри появилась такая злость… - Но что вы с Этери проводите меньше времени – это типичная летняя суета. Тем более отдых у вас запланирован, тогда чё тебе париться? – голос был твёрд и убедителен. Девушка успокоилась быстрее, чем сама того ожидала. В ответ на её смс пришло новое сообщение. Э: Нормально. Я сейчас в городе, но уже еду обратно. Ездила к маме, разговаривали с ней. Это помогло успокоиться, хотя я ей ничего не говорила о проблемах. Тебе купить что-нибудь? Сегодня явно будет рыба, а ты же её считаешь пресной. Опять есть не будешь, я же тебя знаю. Женя вздохнула. Стало намного спокойнее, и последние слезы засохли так же быстро, как появились. Возникло желание прижаться к Этери и вместе уснуть, чтобы согреться. Шмыгая носом, девушка написала ответ. Ж: Купи мне пористый шоколад. Пожалуйста (жалобный смайлик). Э: Какие тебе шоколадки? Обалдела? Я тебе про нормальную еду говорю! (злобный смайлик). Ж: Пельмени? Э: Как смешно. Ж: Ладно. Бери, что хочешь. Я правда не поела. Девушка осмотрела грязный рукав, на котором всё ещё свисали кусочки от столовской рыбы. Сделанное ранее показалось смешным, постыдным. Э: Ок. На следующий день встреча с министром спорта прошла на тысячу процентов из ста. Мужчина был вежлив, любопытен, многое смотрел и со многими из спортсменов разговаривал. Всё прошло на удивление гладко до того момента, пока, сидя за столом старшим составом, бывший министр и нынешний заместитель председателя правительства не наклонился к Тутберидзе чуть ближе. - Этери Георгиевна. Мне нужно с вами поговорить, - попросил мужчина. Этери сразу же сжалась от страха где-то в глубине души. Они вышли из помещения и отошли чуть дальше от назойливых глаз. - Я хотел бы вам сказать, что в курсе неприятной ситуации, что сложилась у вас с моим коллегой. Лично я считаю её недоразумением и вас вовсе не виню. Я постарался объяснить ему, что вы порядочная женщина, он слушал предельно внимательно. Тем не менее он попросил меня сделать что-то такое, что доставило бы вам дискомфорт. Об этом я говорю прямо, не стесняюсь. Делать я этого не буду, лишь скажу, что поговорил с вами и разъяснил, что, мол, с такими, как он, так вести себя нельзя. Простите этому глупцу тщеславие. В любом случае… хочу предостеречь. Будьте осторожны. Мне кажется, что вам многие завидуют… - пояснил Виталий Мутко. - Спасибо, спасибо вам, я так благодарна, я… - путалась в словах взволнованная Тутберидзе, но мужчина мягко взял её за ладони и сжал их, успокаивая. Этери почувствовала себя некомфортно, но убирать руки не стала, так как побоялась, что это будет слишком грубо. Импозантный мужчина с забавной причёской улыбнулся ей. - Кроме тех, кто завидует вам, есть и те, кому вы очень нравитесь… это хорошие для вас новости, - лукаво улыбнулся мужчина. Он всё ещё сжимал её руки, и Этери почувствовала чуть ли не рвотный рефлекс от этого. Наконец-то отстранившись, он указал ей рукой на дверь. - Нас могут потерять. Идёмте, - сказал он. Этери ещё долго чувствовала себя грязной, а вернувшись в комнату, полчаса нервно скоблила свои руки мылом.