Прикасаясь ко льду губами

*** А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня неповторимо милый, И чем темней, тем трогательней ты. (с) *** Конец 2018 года, г. Торонто, провинция Онтарио, Канада. Невысокая седовласая женщина постучала в дверь. Ей открыли мгновенно, словно ждали прямо на пороге. Стоявшая напротив гостьи хозяйка съемной квартиры была явно заплаканной. Она молча начала заманивать рукой, мол: «Входите-входите». Было в этом жесте что-то суетливое, тревожное. Специалист прошла в коридор, затем сняла верхнюю одежду и подала её хозяйке. Приглядевшись ещё пристальнее, седовласая утвердилась в мысли о том, что собеседница пребывает в плохом положении духа. - Я вас очень ждала, - приглушенно сказала Жанна. Крючок не поддавался петле кофты, так как руки Девятовой дрожали. - Что случилось? - Её состояние… я больше не могу на это смотреть… - объяснила Жанна. У неё были покрасневшие глаза, зуб не попадал на зуб, нижняя губа тряслась, словно человек был замерзшим. Марта сжала ручки сумки и сделалась решительной. - С вами я поговорю после беседы с Женей. Обязательно нужно. - Как скажете, - закивала Жанна. Положив ладонь на её предплечье, психиатр мягко улыбнулась, стараясь тем самым женщину подбодрить. Они сделали несколько шагов, вошли в тёмную зашторенную комнату. - Оставьте нас и не заходите до тех пор, пока я не выйду, - попросила Марта. Сегодня она приехала без своей команды фельдшеров и санитаров. В целом женщина давно старалась отходить от групповой работы, желала из психиатрии уйти насовсем. Чем тяжелее были пациенты, тем с возрастом сложнее стало относиться к ним спокойно. Ей всегда казалось, что чем старше она будет, тем будет легче и проще относиться к работе. Повидала всякого. В начале карьеры и после все отговаривали её работать врачом-психиатром. Многие считали, что для хрупкой женщины это просто небезопасно. И в этом была логика. Особо буйные пациенты представляли угрозу не только для себя, но и для общества. Однако Марта врачебную практику любила. Училась всегда прилежно и не из желания быть лучшей на курсе, а из глубокого интереса к медицине. Круг её интересов был обширен, и, как подобает в юном возрасте, она больше прониклась химией, биологией, фармакологией, анатомией и всем тем, что относится к научным областям знаний. Только уже в солидных годах она смогла развить в себе достаточную мягкость и лояльность к людям, стала действительно сострадать им. Коллеги считали, что такой подход со временем выведет её собственную психику из строя. Вопреки их ожиданиям, этого не случилось. Можно сказать, что профессию Марта выбрала правильно. Почти сразу взгляд Марты уперся в мрачную груду тряпок или крупную игрушку на Жениной кровати. Определить было сложно. Женщина поправила очки, подумав, что из-за приглушённого света ей показалось - в комнате словно никого и не было. То тут, то там были разбросаны какие-то вещи, опрокинутый стул лежал ножками вверх. Оглядываясь, она не заметила, как наступила на что-то хрупкое. Пол казался чёрным, поэтому женщина так и не смогла рассмотреть, что по неаккуратности раздавила. Чтобы внести ясность в помещение (в прямом и переносном смыслах), она подошла к лежащему на полу светильнику. Нагнувшись, увидела, что лампочка разбита. - Свет включать не нужно, - серьёзным спокойным тоном обратились к ней. Марта, вздрогнув, обернулась. Напрягая глаза, она всё же разглядела, что на постели была никакая не груда тряпок. Это была Женя. Изумлённо Марта посмотрела на нее. Стараясь не мешкать, женщина увидела стоявший у окна табурет и, взяв его, села напротив Жениной кровати. - Мама позвала? – невозмутимый вопрос. Марта поправила очки, но видеть лучше не стала. - Да, так и есть. - Она не знает, что со мной делать, поэтому считает, что ваши таблетки помогут башне не срываться. Но. У меня всё под контролем, - тихий ответ. - Почему ты лежишь в темноте? Свет вызывает раздражение или дискомфорт? - Так спокойнее. Темнота комфортнее. В ней можно спрятаться, она тебя примет в любом виде. Последовало молчание, и, признаться, Марта впервые за много лет испытала гнетущую скованность. Было что-то зловещее в этом всём. - Знаешь, а мы ведь в тот раз не окончили беседу. Мне казалось, что мы условились, что медикаменты – это ключ к стабилизации состояния. Однако в твоём случае у меня появляется неподдельный интерес к тому, что именно ты рассказываешь. Это уже не совсем область той психиатрии, которой я занималась. Это уже нечто из психологии… таблетки не панацея, но всё же… их нужно стабильно пить. Чтобы уменьшить количество срывов. Согласна со мной? - Я и сама так хочу, но истерика внутри желает вырваться наружу. Она опасна для всех, я ставлю свои жёсткие рамки, чтобы этого избежать. - Скажи мне честно… ты хочешь улучшить Женино положение? – осторожно поинтересовалась Марта. Послышался глубокий вздох, гора из тряпок по-человечески шевельнулась. - Вы всё знаете лучше меня. - Но я бы хотела услышать лично твоё мнение, - подчеркнула интонацией важность сказанных слов Марта. Женщина плохо видела в сумраке, поэтому, как бы ни старалась, разглядеть собеседника ей не удавалось. Размышляя над тем, как сделать обстановку комфортнее, она вдруг подумала: «Будем пользоваться отсутствием света, когда дело доходит до подсознания. Создаётся впечатление, что ей так проще раскрываться». - Я только за, чтобы избавить голову от бремени под названием «прошлая жизнь». Мне хочется жить дальше, но груз былого не даёт. - В таком случае я прошу продолжить принимать выписанные мною препараты. Они немного заглушают эмоциональный ряд, знаю, но, притупив его, мы сможем психическое положение восстановить. Моя идея ясна? - Да… это вы верно… но… даже в таком состоянии Её образ всплывает словно наяву. От Неё не деться ни во сне, ни в жизни. Этери сводит с ума… меня, Женю... изводит. Мы же переехали, почему не получается забыть Её, как кошмарный сон? – усталость и вялость голоса давали понять, что пациенту тяжело даётся активность любого рода. Опустошение, бессилие, работа на пониженных ресурсах. Слишком глубокое депрессивное состояние - яма, которая тянет в себя, словно в могилу. - Вы можете переезжать из одного города в другой. Можете объехать полмира. Но. Внутренний мир человека устроен иначе. Физическое перемещение в пространстве может не играть никакой роли для мозга, если он зациклен на чем-то конкретном. Ваши отношения с Ней были столь тесны, что Она уже в структуре твоей психики. Переезжаешь ты, а вместе с тобой «переезжает» и она тоже. Ты не оставила её в Москве. Ты забрала её с собой. Понимаешь, о чём я? В ответ последовало молчание. Тому, кто слушал, подобное в голову не приходило. Прежде чем ответить, услышанное глубоко обдумали. - Значит… значит, я в Канаде не одна? – спросила Женя. Марта поправила очки. - В общем-то, да. Не в буквальном смысле, но фигурально… вы с Этери переехали к Брайану вместе, - подтвердила психиатр свою мысль. Они снова помолчали, и Марта с удивлением заметила, что после замечания о том, что Тутберидзе не где-то, а рядом с ними, Жене стало проще разговаривать. Это было настолько необычно и отчаянно одновременно, что по коже пробежали мурашки. *** - Расскажи мне о том периоде. Это же было как раз под конец года, как сейчас. Что такого произошло, на твой взгляд, что ухудшило ваши взаимоотношения? – сидя в кресле своего кабинета, спросила Марта. Обстановка была официальной, но приятной и уютной для Медведевой. Она устроилась, как и всегда, на кушетке и, растянувшись во весь рост, смотрела в потолок. При новом вопросе девушка потянулась к рюкзаку и пошарила в нём. Достав потрёпанную тетрадь, положила её себе на колени. - Вы не против? – уточнила брюнетка. Марта мягко улыбнулась. - Нет, вовсе нет. Я люблю, когда ты читаешь свои мысли вслух. У тебя поэтичный слог, я бы так не смогла. Да и никогда не вела личных дневников, хотя всем советую. Правда, ты и без моих советов это делала с самого детства. Это само по себе замечательно. - Всё рассчитываю, что превращу в эдакие «Мемуары гейши», - посмеивалась Евгения. - Как в той книге? Или, вернее, фильме? Как это правильно назвать? - Не думаю, что буду талантливее Голдена в написании книги. Или режиссёра Маршалла, который по произведению снял фильм. - А зачем быть лучше или талантливее? Вечные эти твои сравнения себя с кем-то ещё. Есть только ты. Наши сеансы должны сводиться к тому, что ты думаешь, что испытываешь. Глубокий самоанализ. Все остальные – это внешние факторы, которые вступают с тобой во взаимодействие. И важно понимать, что они вызывают внутри. Акцент на тебе, повторяю. И если ты поделилась мыслью, что хочешь воплотить что-то в жизнь, что условно назвала «Мемуары гейши», то это проявление натурального желания. И это здорово! Женя пролистала страницы назад, остановилась на записях за ноябрь 2017 года. Проведя пальцем по собственным буквам годовой давности, она испытала глубокую скорбь, тоску, печаль. - Да это я так, что первое в голову пришло. Единственный доступный для меня способ самовыражения – это катание на льду. Больше я ничего не умею. Если бы можно было придумать номер и показать публике Саюри… я была бы довольна… - задумчиво пробормотала девушка. Мысли тут же ушли в сторону, когда тусклый свет карих глаз остановился на записи чуть раньше конца октября. У Жени могла бы получиться улыбка, но мышцы словно не слушались её. - Всегда говори то, что приходит в голову неосознанно, первую мысль. Это поможет в работе. И не стоит думать, что ты мало умеешь. Это вовсе не так, - сказала Марта. - Хочешь что-то зачитать? Вздохнув, Медведева кивнула. - Вспомню октябрь. Непоследовательно, знаю, ведь в те разы я читала немного другое. - Ты можешь говорить всё, что приходит в голову. Хочешь перескакивать с мысли на мысль, то делай это. Я наблюдаю, если нужно, задам вопросы, чтобы придать этому структурированность. Женя кивнула и попросила, чтобы ей задали вопрос. Марта сложила руки у лица, задумалась. - Ты в тот раз сказала, что, прежде чем серьёзно повредить ногу, у тебя сводило мышцы судорогой. Мы договорились, что с этого места ты продолжишь читать в следующую встречу. Глядя в потолок, Женя вспомнила тот самый день. *** Октябрь 2017 года, город Москва, Россия. Стоя на пороге её квартиры, Женя нервничала. Слишком большие надежды она возлагала на эту встречу после страстного поцелуя в «Хрустальном». Открытая дверь заставила вздрогнуть, расширить глаза и впитать всё, что последует дальше. Этери, видимо, была не менее растерянной, чем сама Женя. По её облику не было понятно, готова она принять Медведеву дома или они снова пойдут в какой-нибудь ресторан. Во взгляде Тутберидзе читалась надежда, а ещё страх, перемешанный с оттенком тоски по Жене. Впуская девушку внутрь, Этери надежно закрыла дверь на все замки. Кудрявая мечтала повести себя максимально глупо: ей захотелось поругаться с Женей, чтобы выразить весь спектр эмоций и чувств, затем успокоиться, сказав, что они все преодолеют. Затем ей захотелось любимого человека пожалеть, потому что тот сегодня пострадал от скованности мышц, что всегда причиняет физическую боль. Одни желания сменяли другие, и всё это отражалось на её открытом для Жениного взгляда лице. Медведева сама с трудом соображала, вообще не отдавала себе отчёт, как так случилось, что после всех отвратительных слов они снова наедине. Мгновение растянулось на вечность, воздух вспыхнул, но обе отчего-то опасались друг друга. - Я хочу чаю. Можно? – спросила Евгения. Этери не расслышала ничего - настолько «громко» она думала. Медленно подойдя к партнёру, она положила свою ладонь на его ключицы и наклонила голову на бок. Смешение слов, эмоций и мыслей обездвижило Тутберидзе. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать, ничего не хотелось, только замереть в этом моменте, как восковая скульптура. Замереть и смотреть на то, как Женя вот так стоит в коридоре её квартиры. И брюнетка отчего-то поняла этот немой посыл. Потому что все эти внутренние вибрации считывались во всем пространстве около Этери. И не было в этом страстного интимного желания близости, скорее усталость от одиночества и призыв о помощи. - Бог с ним, с чаем, - пробормотала девушка и обняла любимую. Крепко, надежно. Они провели вместе чуть меньше получаса. Перешли из коридора в спальню, а там расположились на постели, спокойно обнявшись под одеялом. Обе молчали, обе чувствовали тошноту от обилия слов, что они употребляли ранее, общаясь друг с другом при ком-то. Упрямые стилистические конструкции рухнули, наступила звенящая тишина. Тонкие пальцы поглаживали каштановые локоны, и женщина больше всего боялась испортить это мгновение. Женя тоже. Пугливо прижимаясь, словно котята, они старались любить без слов. Касаниями. - Я волнуюсь за то, что у тебя свело ногу. Не как тренер, - тихо уточнила Этери. Женя вдыхала аромат духов с её одежды, но на самом деле не позволяла себе расслабиться окончательно. Происходящее казалось временным перемирием, что напрягало даже больше, чем следовало бы. - Это было единожды, ты же слышала, - храбрилась Медведева. - Почему ты не рассказала Этери, что боли уже тогда начали приобретать хронический характер? – уточнила Марта. Женя вдумчиво смотрела в потолок. - Потому что мой самый большой страх – это быть слабой для неё. Это сложно объяснить, но нас буквально так воспитывали. Меня и других спортсменов нашей группы. Если ты дашь слабину, то тебя тут же выкинут к малышам в группу. И там под моральным давлением ты сдуваешься окончательно. - Но ведь она многократно говорила, судя по твоим записям, что принимает тебя любой, любит. Ты не доверяла её словам? - Не доверяла. Этери довольно часто переворачивала мою откровенность против меня. Марта опустила глаза. - Всё равно беспокоюсь. Где там эти твои мази? – настаивала Этери. Женя пожала плечами. - В сумке. Я её притащила с собой. Только давай инструкциями к лечению займемся потом. Вместо слов Этери поднялась с кровати. Женя тут же закатила глаза, понимая, что за этим последует. - Иди помой ступни, я буду растирать. Всё, как сказал врач, - сев на край постели, объявила Этери. - Боже, Тери, прекрати. Я не ребёнок. Сама дома это всё сделаю. Обязательно сейчас отвлекаться на такую ерунду? - Твоё здоровье – это не ерунда! Иди! Сейчас же! Злясь, девушка всё же сделала, что просили. Минут через десять она сидела, облокотившись на подушки, и смотрела, как тонкие пальцы растирают мазь по её мышцам. Это было слишком необычное зрелище. Великая и ужасная, гроза всех спортсменов, холодная и неприступная Этери Тутберидзе собственноручно обрабатывала лечебной мазью ноги своей ученицы. Женщина делала это настолько приятно, что боль и наслаждение переплелись в одно чувство без названия. Взгляд Этери был сосредоточен, она явно прикладывала все усилия, чтобы делать всё более или менее правильно. Женя наблюдала за тем, как длинные пальчики стараются с умеренной силой прорабатывать больные зоны, как Тутберидзе вздрагивает всем телом, когда надавливает слишком сильно и Женя реагирует на это. Для Медведевой было особым фетишем любое касание к её ногам, ведь эту часть тела она считала интимнее прочих. На эти ноги ежедневно одевались коньки, эти ноги «кормили» её маленькую семью. И именно они были причиной всех её побед и неудач. Подпуская к «искалеченной» ноге, Женя задержала дыхание, но руки Этери работали бережно. - Этери Георгиевна. Вряд ли кто-то ещё из ваших учеников был удостоен столь глубокой чести и внимания от вашего высочества, - чувствуя гордость и упоение, подтрунивала Медведева. Тутберидзе мягко улыбнулась, но на девушку взгляда не подняла: она была при деле. - Трогательно, - сделала очередную попытку Женя. Этери подняла на неё взгляд и показала язык, девушка в ответ улыбнулась. - Ты бы лучше следила за своими конечностями. Это всё совсем не вовремя перед концом октября. - Почему с тобой невозможно флиртовать без резкого переключения на работу? – сложив руки на груди, обиделась Евгения. Этери с силой надавила большим пальцем на больную точку, и брюнетка поморщилась. - Потому что никакого флирта не надо. Делай то, что должна, и желательно хорошо. Тогда я тебе не только ноги буду разминать. Женя дернулась, желая убрать ногу, но Этери держала крепко. - Предсказуемые брыкания, - посмеялась Тутберидзе. Снова замолчали. Женя судорожно думала. - Ты сказала, что не хочешь меня. Поэтому да, мы без флирта. И вообще уже непонятно, что нас связывает кроме льда, - подметила Евгения. Этери тут же подняла голову и сделала очередной болезненный нажим. Покрасневшая брюнетка держалась. - Не хочу. Ты мне ни капельки не интересна теперь. Я говорю серьёзно. Просто из уважения к былому, отношусь как к близкому человеку. Ты всё-таки крестная моего племянника и часть нашей семьи. Это многое значит. - Прямо-таки ни капельки? – слабо скрывая насмешку, спросила Евгения. Этери была серьёзной. - Переспросишь ещё раз – вылетишь из квартиры быстрее, чем барон Мюнхгаузен на ядре, - на низких нотах рыкнула пантера. Медведева внутри себя смеялась. Настолько натянуто и фальшиво Тутберидзе строила из себя недотрогу, что порой это доходило до абсурда. Женя всегда считала, что Этери любит набивать себе «сексуальную цену». Ей важно, чтобы Евгения непременно упрашивала, давила, выманивала и требовала. Настолько пантера желала превращаться в ручного котёнка рядом с Женей, что мечтающий подчинять тигр накрывал её тяжёлой лапой моментально. Звериные когти припечатывали беспечную пантеру к условной стене, где та мечтала оказаться зажатой властным партнёром. Медведева всегда, как дурочка, клевала на такую манипулятивную игру. Не веря тому, что решила делать, она молниеносно стянула с себя кофту и оказалась в одном лифчике. Этери «царапнула» взглядом, заметно занервничала. - А теперь? - Ещё мне говоришь, что я думаю только о сексе. На себя посмотри, - съязвила Тутберидзе. Увидев ожидаемую реакцию, Евгения приспустила лямки бюстгальтера. На неё был поднят взгляд, который явно выражал острую заинтересованность. Усмешка Этери была горькой, словно съела что-то малоприятное на вкус. Она хотела сделать что-то весьма экстремальное, но сама же себя побоялась. - То есть настолько плевать? – мягко прошептала Женя. Она уже стянула с себя бюстгальтер целиком, поэтому золотисто-карие блуждали обжигающим взглядом по открывшемуся виду. - Ну давай же. Я же люблю, когда ты прогибаешься. Ты тоже. Хотя бы в постели не лишай меня такой привилегии. К чему все эти спектакли? Тут никого нет, можешь прекращать играть роль хрустальной королевы. Женя зазывала, а Этери почти согласилась на такое положение дел. Но внутри неё родилась странная, почти бесстыжая мысль. Затем об эту мысль ударился страх, почему-то возникли злые змеино-желтые глаза Александра Горшкова. Всё внутри заметалось, но возбуждение неуклонно повышалось, и уставшая от бесконечных внутренних и внешних противоречий Этери решилась на риск. Женя выглядела самодовольной, наглой, эгоистичной. Тутберидзе пожелала сбить эту спесь. Сдаваться в плен любви так быстро не намеревалась. Она правда любила оказать сопротивление так, чтобы условный соперник сам упал к её ногам. В этом была её женская хитрость. Приподнявшись и перестав беспокоить ступни, Этери взяла измазанными белой мазью пальцами Женину руку. - Ну? – всё так же уверенно принуждала Медведева. Взгляд Этери был спокоен и устремлён в черные расширенные зрачки огненного янтаря. Разогнув Женин кулак, женщина оттопырила средний палец партнера и нагло, дерзко, надменно взяла его себе в рот. Почти целиком. - Ты что делаешь? – заметно растерялась Евгения. Вместо ответа последовали характерные поступательные движения ртом, которые, очевидно, имитировали волнующий момент близости между мужчиной и женщиной. - Блять, - совершенно впала в ступор Женя. У неё почти сразу же покраснели уши, и от былой настырности не осталось и следа. Этери не прекращала, а глаза её прожигали Медведеву насквозь и говорили намного больше, чем слова. Звонко причмокнув, женщина извлекла средний палец и слегка отстранилась. - Я тоже знаю, что тебе нравится… признавайся… - мурчаще пробормотала Этери. - Я не умею выражать свои чувства иначе, как поступками или действиями. За время, проведенное вместе, я научилась тому, что своих самых неожиданных мыслей и желаний бояться не следует. Тем более что, кроме тебя, меня такую не знает никто. И никогда не узнает... надеюсь, что ты это осознаешь, - тихо говорила женщина. - Однажды ты рассказала мне о своем сне. Помнишь? - Ну... э-э-э... - Женя смутилась, так как сразу поняла, о чём спрашивает любимая. - Ты любишь представлять себя старше и опытнее... ох, как любишь... тем более что ты всё ещё в моих понятиях мой... как бы это странно ни прозвучало... «муж»... Эти слова не на шутку раззадорили Медведеву. Она вся напряглась, боялась вздохнуть, будто бы от этого переизбытка кислорода могла мгновенно задохнуться. - А любой муж так или иначе эгоистичен... он желает «испить» жену до последней капли... такой «муж», как ты, желает безусловной покорности... и... я всегда эту покорность демонстрировала... потому что знаю своё место... потому что люблю... потому что готова быть такой для тебя и мне в этом комфортно... - Звучит так, словно я какой-то озабоченный тиран, - нервно хихикнула Женя, а затем тут же добавила: - Либо мы озабоченные в целом... такое никому бы в голову не пришло... я... - А о ком ты сейчас вспоминаешь? Не они ли все довели нас сейчас до расставания? - дрогнул голос у Тутберидзе. Поднявшись выше, к самому Жениному лицу, она прижалась к её губам своим лбом, закрыла глаза. - Я хочу, чтобы ты поняла меня правильно... потому что... я хочу всегда и всё делать для тебя... начиная от работы на льду и заканчивая... постелью... и не хочу этого стесняться... потому что никогда и ни для кого такого не делала, и я не лгу, Жень... - Сейчас я в это верю, - достаточно темпераментно ответила Евгения. Она притянула лицо любимой ближе и поверхностно, ласково поцеловала её. Это было немое согласие между ними. Этери медленно опустилась вниз и с упоением припала к Жениной груди, потревожила её языком. Женя была в восторге, не говоря уже о том, что набор русского алфавита вылетел у неё из головы. Воображение разыгралось такими красками, что Медведева перестала дышать совсем и все её реакции превратились в один замерший вдох грудной клетки. Когда золотисто-карие снова стали нагло смотреть в глаза огню, Женя наконец-то прошептала: - Признаюсь… нравится… то, что ты сделала... как там... как во сне... И, судя по всему, женщина не собиралась останавливаться, наоборот, вдохновилась. Игриво улыбаясь, Тутберидзе оставила дорожку поцелуев на обожаемой ею груди партнёра. Всё развивалось стремительно. Они наконец-то остались вдвоём по-настоящему. Неожиданно встав с кровати, Этери подошла к шкафу и начала рыться в нём. Женя закашляла, так как сбивчивое дыхание застревало в горле. Она догадалась сразу, что Тутберидзе ищет. Девушку так сильно затрясло, что, закатывая глаза, она чуть ли не кричала от немого восторга. Слишком отчаянно напомнили о себе дни ушедшего 2016 года. - Ты доверяешь мне? – почему-то уточнила Этери. Женя криво улыбнулась в тридцать два зуба и волнительно пробунила: - Ещё спрашиваешь? - Закрой глаза, - попросила старшая. Не на шутку паникуя, девушка всё же сделала это. Тихие шаги, ноги, что перелезают на кровать, и женщина садится сверху. Сначала она нагибается близко-близко к уху. - Всё, что от тебя требуется, – это воображение. Хотя бы на один день забудем обо всём. Я люблю тебя, соскучилась по тебе и… никогда и никуда не отпущу от себя. Хочу напомнить, что для тебя я сделаю всё что угодно… мыслимое, немыслимое… всё… Женя сдалась. Спустив с партнёра штаны, Этери начала манипулировать застёжками, что-то фиксировать, что-то подстраивать. Медведева прекрасно понимала, что именно располагает на ней любимая, но не понимала, от чего для этого нужно держать глаза закрытыми. Понимание пришло в тот момент, когда фаллический символ был аккуратно продет в ширинку брюк. Он был выставлен на виду так, словно являлся непосредственной частью Жениного тела. Им обеим стало стыдно, но кудрявая не передумала. Опустив голову, она низко-низко нагнулась между Жениных ног. Девушка, трясясь, приподнялась и посмотрела туда. - Господи... - только и смогла вымолвить Медведева. Больше ни одного слова она не произнесла. Девушка упала на подушку и, громко вздохнув, дрожащей ладонью прикрыла себе рот. Кудрявые волосы скрывали лицо, но даже так она видела, что именно происходило. Тонкие пальцы уверенно обхватывали основание того, что было «частью» Жени. Губы плавно скользили, неторопливо работали, стараясь держать условный темп, а глаза наблюдали за реакцией Медведевой. Брюнетка давилась собственными то ли воплями, то ли стонами, тряслась, словно осиновый лист на ветру. Со стороны Этери то, что она делала, можно назвать виртуозной актерской игрой, которая имела под собой символический смысл. Не то чтобы одна или вторая могли буквально что-то почувствовать, но это один из видов удовольствия, который мозг сам себе придумывает. Женщина думала лишь о том, что счастлива тому, что делает такие грязные, безумные вещи и знает, что посторонний на них не смотрит. Она была горда собой, поощряла себя за женскую изворотливость и буквально упивалась собственной властью. Женя же смотрела, не моргая и не спуская глаз. Кудри падали на лоб и лицо, тонкие пальцы постоянно поправляли их, чтобы партнёр мог видеть всё в самых ярких подробностях. Сжав челюсть от волнения, Женя собрала мешающиеся кудрявые волосы рукой и слегка натянула их на кулак, а затем начала «помогать» своими бедрами. Тутберидзе вела себя слишком откровенно и тем самым бросала вызов, покушалась на спокойствие. Происходящее не укладывалось ни в какие рамки, но Женя готова была кричать от ужаса, счастья, восторга и шока. Этери увидела ту реакцию, которую хотела. Сердце бешено билось, и эта жёсткая рука, сжимающая её кудрявые волосы, только добавляла волнения и решимости. Смешанные бесстыдные чувства и звуки лились через край. Чрезмерно заведённая пантера поднялась к губам любимого человека. Дрожащие хриплые вздохи, звонкие поцелуи, головокружительные касания друг к другу. Этери ещё никогда не была столь вознесена до небес по шкале чувственности, раскрепощена. Аромат Жениных алых губ погружал в вихрь переживаний, заставлял робеть и приглашал к чему-то большему. Изнемогая, женская фигура заняла положение поверх партнёра. - Тери, - почти что проскулила Медведева, сжимая пальцами её бедра. Несколько минут, и, оголившись снизу, Тутберидзе бесстыдно начала вести. Осторожно садясь на оружие власти и доминирования, она поглотила его всем телом без остатка. Вцепившись руками в Женину шею, Этери плотно закрыла глаза. Янтарь зачарованно наблюдал. Последовали приглушённые стоны с обеих сторон, которые перемешались с густым запахом секса в воздухе и стали текстурой этой комнаты. Будучи сверху, уверенной, резкой, перевозбуждённой, Этери наслаждалась. - Не смей меня отталкивать... не смей быть холодной... я этого не переживу... - сдавленно потребовала женщина. Женя усмехнулась и тут же, плотно закрыв глаза, часто задышала. Ей было как никогда некогда болтать. Найдя в себе силы, брюнетка заняла сидячее положение и, схватив Этери за «загривок», начала усиливать резкие толчки снизу-вверх. Интуитивно разведя бедра шире, принимающая сторона углубила проникновения до предела. Женя не стеснялась даже в этом положении вести себя так, словно пронзает тело и душу Тутберидзе насквозь. Стараясь контролировать скорость и силу толчков вначале, Женя к середине действа всё же утратила связь с реальностью. Сводившие её с ума руки, горячие влажные губы и томительные любовные вздохи только добавляли пламени. Увеличив амплитуду до запредельной, девушка почти свела любимую с ума. - Люблю, ещё, глубже, я люблю... прошу... люблю тебя... - расплывалось эхо любви в воздухе. Они были на грани, еле сдерживались. Всё это могло закончиться неизвестно когда, но известно чем. Они просто были вместе, были одним целым, едины. Сложно упрекать любящих людей в том, как они выражают свои чувства. Ни в коем случае нельзя сказать им, что, теряясь в переживаниях, они утратили всю бдительность и забыли об осторожности. Но. В дверях загремел ключ. Это был суровый приговор действительности, которая не терпела халатного отношения к себе. Пара замерла в оцепенении. Железо начало проворачиваться, и Тутберидзе чуть ли не закричала от ужаса. Возбуждение застряло в глотках у обеих, уступая место нечеловеческому страху. Вскочив с постели, Этери начала быстро натягивать на себя вещи. - В ванную! В ванную! – сбивчиво шептала Этери. Женя настолько испугалась, что не помня себя схватила все вещи и в таком виде, в каком была, убежала. На пол упал тюбик с мазью, Этери уже задохнулась, услышав, что дверь открыли. - Мам! – крикнула Диана. Она вошла в коридор и поленилась разуться. На её возглас ответа не последовало, поэтому девочка тут же скинула обувь. Дэвис не снимала верхней одежды, так как планировала забрать из комнаты забытую спортивную сумку. Она вспомнила о своих вещах только ближе к ночи, а поехать с Этери Петровной на такси запретил папа, Сергей Буянов. Он сказал, что заедет за ней и они быстро съездят домой. Возьмут необходимое, и девочка вернется обратно к бабушке. Спокойно идя в комнату, Дэвис чуть не влетела в мать, которая выскочила из своей. - Ты меня напугала! – начала мямлить от испуга Диана. Глядя на мать, она не могла понять, что происходит. Та была красной, словно баночка томатной пасты, волосы взъерошены, и в целом вид довольно странный. - Ты спала? Я разбудила? Извини! – тут же начала Диша, но Этери была такой деревянной, что даже не смогла что-то ответить. - Мам? – не на шутку напряглась девочка. Этери поправила свои волосы и закивала. - Чего пришла? - Ну, это… сумку забыла я… - растерялась Дэвис. Этери снова кивнула и облокотилась о дверной косяк. Девочке стало тревожно и некомфортно. Она ушла в свою комнату, а затем вернулась в коридорное пространство. Поставив сумку на пол, Диана решила сходить на дорожку в уборную. Она была отдельно от ванной. Трясясь от ужаса, Этери дрожащими руками открыла дверь напротив и увидела бледную Женю. Старшая показала взглядом, чтобы та шла в комнату Дианы, так как та была ближе всего. Теряя последние нервные клетки, Женя прошмыгнула в комнату Диши тогда, когда дверь из туалета открылась. Девочка пошла мыть руки. Это время показалось Тутберидзе вечностью. - Мам, что за жирные пятна на полу? – спросила Диша, глядя на плитку у раковины. - Ноги мазала. Болят, - слишком сдавленно прохрипел голос. Девочка удивилась, потому что даже запах показался ей странным. Знакомым и неожиданным в запахе их дома. - К нам кто-то приходил? – вытирая руки о полотенце, спросила Диана. Этери опустила глаза в пол и отрицательно покачала головой. - Меня папа привёз. Просил передать привет, - сказала Диана уже в коридоре. Наклоняясь к своим ботинками, чтобы зашнуровать их, девочка замерла. Непроизвольно посмотрела на обувную полку. Там стояли кроссовки. Чужие. Диана не поняла того, что увидела. Застыв от неожиданности, девочка значительно нахмурилась. Момент промедления у дочери, и Тутберидзе тоже заметила, что там стоит обувь Медведевой. Девочка оглянулась на мать. Глаза Дианы были круглыми, а в них застыл немой вопрос. Но ничего не спрашивая, Дэвис направилась сначала в мамину спальню. Толкнув дверь и взглянув на постель, увидела, что та была скомканной. Опустив взгляд, она увидела тюбик с лечебной мазью. Диана испытала непередаваемое чувство брезгливости, смешанное с неприязнью, и вновь с растерянностью посмотрела на собственную мать. - Что ты ищешь? – заволновался голос Этери. Они всё понимали, но Диана молчала. Бегом вернувшись в ванную, девочка открыла её. Никого. Затем туалет. Снова никого. И вот она посмотрела в сторону своей комнаты. Дверь туда была закрыта. Диана глухо вздохнула. Она никогда не оставляла дверь комнаты закрытой, когда уходила из дома. Посмотрев на Этери, Диана заволновалась, а затем прибавила шаг, направляясь в коридор. - Дочка, что случилось? – стыдливо спрашивала женщина. Диана выскочила из квартиры, так ничего и не сказав. Пронесясь с сумкой наперевес по ступеням мимо консьержки, она уже почти выбежала из подъезда. Встав как вкопанная, девочка оглянулась. - Что такое? Вся красная, Дианочка! – спросила знакомая консьержка. Девочка поняла, что сейчас настанет момент истины. Либо она спросит и узнает, либо не узнает никогда. - Подскажите, кто приходил к нам в гости? - Ой, дочка, я и не знаю. Я отходила на полчасика. Тут же всегда все свои. - А вы… вы можете посмотреть по камерам? - Ну, могу. А у вас что-то пропало? - Нет. Просто посмотрите, - сбивчиво попросила Диша. И консьержка начала смотреть. Она внимательно листала по времени и наконец-то увидела полуночного гостя. - Ох, так это же Женька, - воскликнула женщина. Диана отклонилась, словно теряя равновесие. Кивнула в знак благодарности. Убегая, она не оглядывалась. *** Конец 2018 года, г. Торонто, провинция Онтарио, Канада. В помещении стало тихо. Марта с волнением наблюдала за тем, как со скрипом стиснула челюсть Женя, окончив читать страницу. Девушка пропустила подробности описания любовных утех с Этери, но не сказать в контексте той ситуации не могла. Описывая свой ужас от прихода Дианы, Женя несколько раз сбивалась с нужной строки, делала заметно длительные паузы. Читая всё это, она будто снова оказалась там и вспомнила себя со взглядом затравленного зверя в отражении зеркала ванной. Широко раскрытые от ужаса глаза, голоса возлюбленной и её дочери за дверью совсем близко. Прикрыв ладонью лицо, Медведева низко опустила голову. - Получается, что Диана всё узнала? Уже тогда? – спросила еле слышно Марта. Евгения горько усмехнулась какой-то мысли, что прозвучала в её голове. - Нет, не совсем. На помощь к нам пришёл король в сияющих золотых доспехах. - Кого ты имеешь в виду? Женя подняла глаза на специалиста и сделалась невыносимо уязвлённой. *** Октябрь 2017 года, город Москва, Россия. Девушка вышла из комнаты полностью одетой, привела себя в порядок наспех. Она прошлась по коридору и обнаружила Тутберидзе сидящей за столом на кухне. Перед ней лежало множество скомканных, использованных салфеток, наполовину пустой стакан с водой. Тонкие пальцы терли сухим носовым платком покрасневший нос, припухшие веки выглядели болезненно. Она плакала до появления сильной головной боли. - Это всё, - неожиданный вердикт со стороны Медведевой, стоявшей на приличном расстоянии. Мутные заплаканные глаза взглянули на неё. Они были пустыми, обессиленными, сломленными. - Да. Любого рода интимные и личные отношения между нами завершены, - с дрожью в голосе подтвердила Этери. Женя опустила глаза в пол и, плотно сомкнув губы, всё же скривилась в выражении лица. Оно стало натянутым, плотно сомкнутые глаза должны были удержать солёную воду, и для большей эффективности бледные ладошки закрыли собой искаженную мимику. Не издавая звука, девушка медленно осела на колени, потом и вовсе расползлась по полу, всё так же закрывая своё лицо и голову руками. Это были болезненные, сухие слёзы, которые душат почти сразу же, не давая и капли влаги. Они заставляют давление повышаться, вены на лбу вздуваться, краснеть целиком и напоминают собой чёрные грозовые тучи без дождя. Он не падает на землю, с грохотом стуча каплями, не формируется в косой ливень, не затекает реками в городские водостоки. Угрожающе пышные темные облака висят, заставляя смотрящего бояться их без права на облегчение. Этери ничего не сказала, но почти в точности повторила жест Жени, только с использованием салфетки и сидя за столом. Разваливающаяся от влаги бумага плотно прильнула к мокрому от слёз лицу, но не смогла впитать в себя эти переживания. В комнате было тихо, ни один вздох этой атмосферы не нарушил. Зато внутри сердец всё разбилось вдребезги. Они не могли подойти друг к другу, не могли спокойно заговорить, даже дышать не могли. Задыхались. Насколько откровенно близки они были несколько минут назад, настолько стремительно отдалились. Предугадать подобного исхода не мог никто, да и силы на тот момент были давно на исходе. Израненные и уязвимые, они наделали ошибок, поторопившись ухватиться за несколько свободных часов наедине. Эти часы дорого обойдутся им. Медведева была больше не в силах находиться в этой квартире. Вскочив на ноги, она помчалась в коридор. Спустя несколько минут Тутберидзе услышала громкий хлопок от закрывшейся входной двери. Она откинула в сторону салфетку и, задыхаясь, словно от удушья, подала первый крик боли, перемешанный со слезами и страхом. *** Рано утром в квартиру Тутберидзе громко постучали. Стоявший в подъезде повторил действие ещё несколько раз и был достаточно настойчив. Никто их соседей не вышел, что было странно, так как любопытных было полно всегда. Мужчина достал связку ключей, которую дала ему дочь, и начал греметь ею в поисках нужного ключа. Когда дверь поддалась, гость зашёл внутрь. Прислушался. Сергей не знал, чего ожидать, да и входить в квартиру с ключом ему было неловко. Женщина не брала трубку ни от него, ни от матери, ни от дочери. Убедив домашних, что Этери легла спать, Буянов решил поехать к утру, чтобы проведать её самому. Он предположил, что любовная пара могла остаться вместе. Ошарашенный рассказом дочери, он не мог не отреагировать. Обещая Диане, что обо всём поговорит с Этери, он нетерпеливо дождался утра и выехал к ней. Разувшись, Сергей осмотрелся в поисках чужих вещей на вешалках. Если бы он понял, что Медведева в квартире, то тут же бы уехал и вернулся ближе к обеду. Тяжелая бессонная ночь и терзавшие его мысли были безжалостны. Не снимая верхней одежды, он медленно шёл по коридору. Глазам предстала ужасающая картина, которая застала его врасплох. Что-то стеклянное, напоминающее прозрачную вазу, было разбито вдребезги. Осколки лежали на полу, но смутило его не это. Приглядевшись, Буянов убедился, что изначально ему не показалось: стекло было перемешано с кровью. - Этери! – громко позвал он, но ответа не последовало. - ЭТЕРИ! – слишком взволнованно повторил мужчина. И снова гробовая тишина. Видя, что обойти беспорядок голыми ногами не получится, он кинулся в коридор и наспех напялил обувь. Пробегая твердой подошвой по стеклу, словно по хрустящему снегу, Сергей метался. Оглядываясь, он боялся наткнуться на что-то действительно кошмарное. Опустив взгляд на пол, утренний гость обратил внимание на кровавые следы, которые вели прямо к закрытой комнате хозяйки квартиры. Прибавив шагу, Сергей чуть ли не проломил дверь кулаком. - Этери! – взвыл Сергей, словно волк. Лицом вниз на полу лежала женщина. Её ступни были обнажены, и правая была обильно перепачкана кровью. Припав на колени рядом с ней, он тут же извлёк дрожащей рукой из кармана носовой платок и приложил к окровавленной стопе. Перевернув Этери к себе лицом, Сергей вздохнул с облегчением, не найдя других ран на теле. Она напоминала ему обмякшую тряпичную куклу, что вызвало в нём нешуточную тревогу. Сергей пальцами проверил пульс на шее, затем, прильнув ухом к её губам, прислушался. Услышал дыхание: «Жива!» Судорожные мысли начали захватывать его: «Она потеряла сознание от боли? Может, она пьяна? Может, что-то сделала с собой намеренно?!» Решив, что не стоит оставлять её в таком положении, он поднял Тутберидзе на руки и перенес на постель. - Этери… Этери… Этери… - зашептал он и попробовал её потрясти. Еле контролируя силу, касался плеч и головы слишком резко. Небрежность смогла заставить женщину приоткрыть глаза. - Господи! – по-детски глупо обрадовался Буянов и улыбнулся с облегчением. Тутберидзе сразу же поняла, что что-то не так. Сергей отстранился, чтобы женщина чувствовала себя комфортнее в личных границах. - Ты что с собой сотворила? Весь зал в битом стекле и кровавых следах! – с укором ругал Буянов. На самом деле мужчина слишком сильно перепугался. Если бы она не открыла глаза так стремительно, то он бы вызвал скорую помощь. Ответов на его вопросы не последовало. Снова закрыв глаза, уже явно намеренно, она попыталась медленно перевернуться на бок. Это давалось с трудом, так как тело затекло за то время, что располагалось на полу. - Тебе стало плохо? Закружилась голова, и ты потеряла сознание? Ответь мне, пожалуйста, - снова спросил Сергей. И снова тишина. Этери было так страшно, так стыдно, что говорить что-то стало выше её сил. Она понимала, почему он пришёл. Не дождавшись ответа, он решил, что не стоит давить. Встав, снял с себя верхнюю одежду и кинул её на стул рядом. Выйдя из комнаты, начал копаться на полках сначала в зале, затем на кухне, в ванной комнате. Найдя необходимое, вернулся в спальню. Сев на постель, он закатал рукава рубашки и сказал как можно громче: - Я притащил бинт, перекись, вату, зеленку… всё, что нашёл, полно барахла. Ещё пинцет для бровей на случай, если у тебя в ноге будут торчать осколки. А они там есть, нужно извлечь. Весь пол в кровавых следах... Могу отдать и обработаешь раны сама, - терпеливо объяснил Буянов. Этери сжалась калачиком и, лёжа к нему спиной, не потрудилась развернуться. Не его она хотела видеть. - Как ты попал в квартиру? - Диана дала ключ, - тут же ответил он, обрадовавшись, что Этери заговорила. - Зачем взял его? Зачем пришёл? Тебе тут не место, - холодно отреагировала она. В голове только и кружились мысли, что дочь теперь в курсе, что Буянов, скорее всего, тоже. Это настолько её пугало, что парализовывало и лишало душевных сил. Хотелось убежать, хотелось, чтобы никто её больше не нашёл. Послышался вздох за её спиной, а затем комнату покинули, шаркая ногами. Этери не желала ему что-то рассказывать и объяснять. Как только Женя ушла, Тутберидзе впадает в самую сильную из когда-либо случавшихся у неё истерик. Тревога разбила её окончательно, и, теряя почву под ногами, женщина расхаживает из комнаты в комнату. Почти всю ночь до утра. Поняв, что сна не будет, а поспать надо, примет снотворное. Вместо ожидаемого эффекта Этери почувствует тошноту и заденет рукой пустую вазу, которую забыла убрать в шкаф. Будучи в растрёпанных чувствах, она пройдёт по осколкам. В этом будет какой-то акт самобичевания и желания «наказать» саму себя, причинить физическую боль. До этого дня таких желаний у неё не возникало. Пребывая в самом худшем эмоциональном положении, она просто потеряет сознание от боли у подножья собственной постели. Прислушиваясь, Тутберидзе поняла, что Буянов сгребал стеклянный мусор. Чувствуя физическую слабость, Этери даже не могла подняться с кровати. Ноги дико болели, но делать хоть что-то с этим она не пожелала. По-детски глупое поведение. Спустя несколько часов она проснулась от жалящей боли. Вздрогнула, ощутив, что пятка крепко сжата. - Что ты делаешь! – возмутилась Тутберидзе. - Не дёргайся, - угрожающе пробасил Сергей. Он старался аккуратно извлечь стекло из кожи. В ответ на это Этери только сильнее дёрнула ногой, но мужская ладонь держала крепко. Она захотела вмазать ему и едва не сделала это, но он вовремя перехватил руку. Глядя на неё почти спокойно, Буянов сначала промолчал. Твёрдость выражал лишь его взгляд. - Понятия не имею, чего ты добиваешься, но приехал сюда из-за волнения твоих домашних. Твоя мама звонила, Диана. Ты трубку не подняла. Я побоялся, что они захотят сюда приехать… - он сделал вынужденную паузу. - Соврал, что дозвонился и ты сказала, что легла спать. Мне поверили. А ты… не думай, что я доволен видеть тебя в таком состоянии. - Да мне все равно, на самом деле, - огрызалась она. - Ты хотя бы о чём-то можешь думать менее импульсивно? Словно тебе двадцать пять, ей-богу. Кому и что ты пытаешься доказать? Хочешь, чтобы Диана пришла домой и увидела этот пиздец, происходящий с тобой? – зловеще басил мужчина. Тутберидзе отвела глаза в сторону, так как не могла вынести взгляда голубых. В них было чёткое обвинение, а смириться с виной ей было слишком сложно. Она знала, что всё разрушила сама, но признаться даже самой себе было страшно. - Собирайся как хочешь. Я достану эту дрянь из твоих ног, наложу бинты, даже не спрошу, почему ты так сделала с собой. И так всё понятно. Но. Я пришёл сюда лишь за одним. Что мне сказать Диане? Или твоё желание – это оставить увиденное на самотёк её предположений? Она спросила у консьержки, кто пришёл в вашу квартиру, и та, разумеется, рассказала. Диана видела обувь человека, что был тут, и видела, что полуночный гость скрывается за закрытой дверью её комнаты. Но что больше всего вызвало в ней смущение – это смятая в спальне постель. Ты хоть представляешь, с каким недоумением она рассказывала это мне? Я клешнями из неё тянул. И лучше пусть расспрашиваю об этом я, чем твоя мать, которая всецело доверяет Жене Медведевой и её семье! Этери заметно вздрогнула от имени. Она согнулась всем телом, словно ей нанесли оглушительный удар в грудь и выбили оттуда весь воздух. Стало очевидно, что если Диана могла что-то не понимать, то Сергей абсолютно точно догадался. Мужчина оставил на несколько секунд израненные ноги и положил собственную ладонь себе на лоб. Он сам был отчаянно напуган, растерян, подавлен. И чем дольше Этери молчала, тем больше Сергей ощущал груз ответственности за то, что вмешивается в эту историю. - Ты… - он замолк. Не мог продавить слова через горло, опасался того, что происходит. Тутберидзе закрыла ладонями лицо, пытаясь «спрятаться» хотя бы так. Ей стало понятно, что положение перед ним стало уязвимым настолько, что воспользоваться этим будет проще простого. Так же легко, как Александру Горшкову. Слёз уже не было, словно она выплакала их за ночь, и её просто начало трясти. - Я всё знаю. Давно. Не думай, что лабуда, сказанная Дианой, могла оказать на меня такое впечатление, - озвучил вердикт Сергей. «Вот и всё», - подумала Этери. Она просто слушала, не подтверждая и не опровергая. Оцепенела, окаменела, лишилась всего, что делало её уверенной в себе. - Выводов по услышанному сделать нельзя, и именно этим я воспользуюсь. Скажу, что Медведева снова заболела или что-то случилось в её семье, а она не нашла иного выхода, как снова приехать к вам. Потом испугалась, что вы поругаетесь из-за неё. - Что ты знаешь? – словно не услышав то, что было сказано, спросила она. Тихо, вкрадчиво. Голубые глаза посмотрели на острый в кровавых разводах осколок стекла, извлечённый из ноги Этери. Он явно оставит на её коже заметный шрам. - Ты правда хочешь услышать, Этери? Вслух? - Нет. - Я бы тоже не хотел говорить подобное вот так, открыто. Долго я не верил, но… ваша неосторожность во время посещения меня… оставила визуальные доказательства… и… я просто ошеломлён. Мягко говоря, - деликатно сказал он. Этери закрыла глаза. - Ты увидел… то, что мы делали… около машины… - зуб на зуб не попадал, но она это произнесла. Буянов старался не терять рассудок, быть собранным. - Нет. Камера около дома. Тутберидзе не сдержалась. Она настолько отчаянно взвыла, заплакала, что Сергей изменился в лице. Он никогда не видел её такой. Боялся этих эмоций. Женщина обессиленно легла на кровать и начала буквально захлёбываться от слез. - Я… не собираюсь использовать это против тебя… как Горшков делает это с фотографиями… - разбавляя душераздирающий плач тихим голосом, объявил он. - Как благородно с твоей стороны! – начала смеяться сквозь слезы Этери. Он отвернулся и сложил ладони у лица, закрыв глаза. Мучительно было находиться с ней в данную минуту. - Ну давай, скажи мне, что я растлительница малолетних, скажи! – громко потребовала она и, вскочив, села, а затем ударила его кулаками по спине. У неё снова случилась истерика. Кудрявая била сильно, словно тем самым могла защититься, и обвиняла его в излишней внимательности. Он развернулся к ней лицом, и град из ударов посыпался ему на грудь. - Скажи, давай! Что тебе стоит! Забери Диану, отними её у меня! Ты же такой хороший папочка! Она и рада будет уйти из дома от такой хуевой матери, как я! Которая спит, спит с почти её ровесницей! Которая никогда не могла защитить дочь от опасностей жизни! Которая бросала её, которая была холодной матерью! Я никогда не была готова рожать! Боялась, что всё испорчу! И так и сделала! Я неудачница! А ты… давай… уничтожь меня… будь рад этому! Ведь ты явно этого хочешь! Я упрекала тебя, а сама… сама-то! - Этери! Этери! – он пытался как-то урезонить её, но женщина не поддавалась контролю. Сергей выдержал этот ураган и, хватая её чуть ли не на лету, начал пробовать скрутить руки. Такого отчаянного поведения он совсем не ожидал с её стороны. Этери выкручивала себе кисти рук, чтобы вырваться, но мужчина был намного сильнее. - Да, я просто дерьмо! Совратила, опорочила, увлекла! Не сказала ей «нет», поддалась! Я лишь хотела любить, хотела, чтобы и меня любили! По-настоящему! Давай же, расскажи всем! ДАВАЙ! - Я НИКОМУ НЕ РАССКАЖУ! УСПОКОЙСЯ! Если бы хотел, то давно бы рассказал! Мне это не нужно, поняла?! – прорычал он. Смиряя и чуть ли не вдавливая в постель, мужчина обездвижил её. Побоялся, что она навредит себе. Глядя в её красные от слёз глаза, Сергей и сам ощутил подступивший к горлу ком. Она закашляла, но плакать не прекратила. Он только сильнее сжал её, словно хищник, удерживающий в лапах добычу. От этой силы у неё останутся синяки на теле, которые будут мучительно долго проходить. Держи Буянов её в таком положении дольше, то мог бы легко переломать все кости. - Прошу… лишь прошу об одном… никогда и никому не говори всего этого… - попросил Сергей, и Этери обессиленно обмякла в его руках. Он тут же ослабил хватку. Женщина «развалилась» прямо на глазах. Выждав положенное, Буянов отстранился лишь тогда, когда рыдания заглохли. Буря утихла, оставив после себя обломки от разрушений. Мужчина беспрепятственно обработал её стопы, бережно забинтовал. Правая оказалась более уязвимой, и ей он уделил больше времени. Затем Сергей молча привёл квартиру в порядок, ушёл на кухню и начал готовить что-то съедобное. Периодически поглядывая на то, как спокойно Этери лежала в постели, он позволил себе уйти в аптеку и вернуться оттуда с самыми простыми и доступными успокоительными препаратами. Всё, что мужчина делал впоследствии, прошло молча: оставил у кровати поднос с едой, таблетки, воду, ничего не спрашивал, ничего не говорил. Затем позвонил дочери. - Диана, оставайся у бабушки. Я приеду за тобой, когда освобожусь. С мамой я поговорил. Ты поняла всё не так, как было. Но это не по телефону. Бабушке ничего не говори, её волновать не нужно. Поняла меня? - Да, пап. - Вот и умница. - Пап… мама не звонила… ты был у неё? - Да, я сейчас тут. С ней всё в порядке, потом тебе расскажу. Хорошо? - Хорошо… Когда Этери прихрамывая вышла из спальни, она с разочарованием обнаружила Буянова в зале. Он спал, сидя в кресле, выглядел уставшим и угрюмым даже во сне. Полы были чистыми - мужчина прибрался. Глядя на это, женщина испытала ненависть и презрение к себе самой. Последнее, о чём она мечтала, – это получить поддержку именно от него. Поблагодарить его за помощь означало признать, что он не так уж и плох, как ей того хотелось. Взяв в руки телефон, Тутберидзе тихо села на диван напротив Сергея. Единственное сообщение гласило: «Прости меня за всё. Я люблю тебя…» Эти простые слова вновь заставили глаза наполниться слезами. Спящий услышал тихие всхлипывания и тут же пришёл в себя. - Я… хотел уйти… но решил убедиться, что ты более или менее пришла в себя, - объяснился он. В ответ кратко кивнули, утирая слёзы. Видеть её в таком состоянии оказалось для него немыслимым испытанием. На мгновение Сергей Буянов подумал, что так же Этери могла реагировать и на их расставание в прошлом. Стыдясь, он отвёл помрачневший взгляд: «Но даже в таком состоянии… она мне нравится, чёрт возьми». - Ещё, - прокашлявшись, добавил Буянов, - хотел сказать, что Диане лучше побыть у меня. Я не забираю её, не угрожаю, а просто понимаю, что тебе нужно время. Чтобы… чтобы прийти в себя, чтобы разобраться в… - Не нужно ничего. Диана останется у меня. - Хорошо, - тут же согласился он. - Я подумал, что так могло бы быть лучше. - Не надо за меня думать. - Я думаю лишь о том, чтобы Диане было комфортно. - Ей со мной комфортно. - Этери… - Сереж, - прервала она его. Подняв на него свой взгляд, женщина всё так же выглядела виноватой, хотя и старалась скрыть это чувство. В словах её отсутствовало былое высокомерие, потому что она осознавала шаткость своего положения перед ним. - Она моя дочь, - пробормотала Этери. - И моя тоже. - Да, хорошо. Наша дочь, - поправила себя женщина. - И там, где я могу помочь, я помогу, - сказал Буянов. - Не нужно. - Ты всё никак не поймёшь… ты теперь не одна. Есть я. И… подстрахую, если надо. - Я не просила об этом, Сереж. - А следовало бы. Ты не становишься слабее, если разделяешь бремя воспитания с её биологическим отцом. Понимаешь? Она не хотела соглашаться, не хотела слышать мягкость его голоса и замечать бережность отношения к себе. Ей было проще жить в мире, где Сергей Буянов был безусловным злодеем. - Скажу честно. Осуждаю то, что знаю. Но. Беспокоюсь о твоём состоянии и о том, как это может отразиться на дочке. Диана тебя любит, и ты прекрасно об этом знаешь. - Сергей… - Подожди. Я не договорил, - прервал Буянов. - Ты просто должна уяснить важный момент. Твоя репутация под угрозой. Ты знаешь об этом. На кону вся твоя дальнейшая жизнь, а ты… принимаешь в собственном доме главную причину этого положения… ты просто обязана взять на себя ответственность, как бы трудно ни было… думать не только о себе, но и о других… о той же… Жене, в конце концов… - Сергей! - Я окончу мысль, и тогда скажешь. Не пытаюсь запугать, но, чёрт, кто-то должен напомнить тебе, что всё это… не шутки, мать твою. Не знаю, при каких обстоятельствах всё это закрутилось между вами, и знать не хочу… но… пострадает много людей. Не думаешь о себе, так подумай о других, - кивнув в сторону перебинтованной ноги, сказал он. - Не нужно меня стыдить! – довольно резко отреагировала женщина. - Тогда не ставь себя в такое положение, чтобы мне приходилось это делать! – впервые достаточно грубо отреагировал Сергей. Он нервно расчесал рукой седые волосы и прикусил губу, чего обычно никогда не делал. - Мне нужно идти. Ты взрослая девочка. Так будь добра вести себя соответствующе! Она осталась в одиночестве. Единственное живое существо, которое почти все сутки сидело забивших под ванной от страха, – Теона – вышла к плачущей хозяйке. Этери взяла собачку на руки и, прижав к себе, снова расплакалась. Тео заскулила, разделяя боль своей хозяйки. *** Конец 2018 года, г. Торонто, провинция Онтарио, Канада. Они прервались по просьбе Евгении. Марта деликатно вышла из кабинета в поисках чашки кофе. Ей вдруг самой стало тревожно от услышанного. Прежде такого не бывало. Женщина вовлеклась в переживания уже больше, чем специалист. Она начала сострадать, что было недопустимо в той сложной работе, что она выполняла. Возникли мысли отказаться от совместных сеансов, но желание помочь преобладало. Взвесив все «за» и «против», Марта мужественно согласилась внутри себя, что не оставит своего пациента кому-то другому. Она всегда доводила лечение до конца, всегда давала надежду на «спасение». В этом была её главная миссия в этом мире. Так она считала. Вернувшись с двумя чашками кофе, она заметила, что кабинет задымлён. Хмурясь, поставила напитки на столик. - Курила, - вынесла грозный вердикт Марта. Женя достала пачку сигарет, показала женщине. - Мне помогает успокоить нервы. - Попробуй дыхательную практику. Это не дело, если желаешь остаться в спорте. Мой тебе совет… хотя раздавать советы я права не имею. Пусть будет обычное человеческое напутствие… Брайан слишком сильно волнуется за тебя. Это по секрету. - Вот чёрт, - расстроилась Женя. - Расспрашивает? - Говорит, что работа с тобой – это его самый серьёзный вызов, что был брошен когда-либо в тренерской карьере. Его тоже можно понять. Да и он сам… тоже тяжело переносил личные трагедии. Женщина помолчала, затем, отпив глоток кофе, начала ругать себя: - Болтаю лишнего… очень непрофессионально с моей стороны. - Зато человечно, Марта Алексеевна, - улыбнулась девушка. - А я… именно этого и искала. Не сухого специалиста, который относился бы к моим проблемам как к точному диагнозу… не воспринимал бы меня «больной». Никому бы не хотелось чувствовать себя не таким, как все. Моя мама… она слишком сильно делает акцент на том, что я «не такая». - Что имеется в виду? Какое у неё понимание вопроса? Женя убирает пачку сигарет во внутренний карман кофты и глубоко вздыхает. Взяв в руки кофе, начинает пить, благодарит внутри себя Марту за жест заботы. - Считает, что наши отношения с Этери – это моя персональная «болезнь», разумеется, временная. Уверена, что та заморочила мне голову в надежде на золотые медали. - А как считаешь ты сама? Ваши отношения – это стечение обстоятельств? Может быть, ты тоже считаешь это «временным помутнением»? Или «болезнью»? - Вовсе нет. Я завоевывала её постепенно. День за днём, много лет. Если бы я не поцеловала её там, в Братиславе, то сделала бы это рано или поздно в другом месте. Всегда её любила. И… люблю до сих пор… и это… никакая это не болезнь… я такой родилась… - Какой? – уточнила Марта. - Такой. Созданной для того, чтобы любить эту женщину. - Но, хм, ты могла бы любить любую другую женщину? В принципе? Девушка задумалась лишь на короткое мгновение. - Не могу знать. Вряд ли. Она вошла в моё сердце с самой первой встречи… пусть и не сразу в любовном плане, но я… была сражена ею. Боготворила, уважала, брала пример. Во всём подражала. А затем… видела её в самых разных ситуациях… злой, холодной, решительной, обиженной, уязвленной… но даже тогда несравненно сильно любила. И желала защищать. Я стала лучше благодаря ей. - А как же твои взаимоотношения с парнями? - А это можно таковыми назвать? – усмехнулась девушка. - Ну, тебе решать. Я лишь задаю наводящие вопросы. Помимо Этери мы обсуждаем и кое-кого ещё. - Ну… - Женя смутилась. - Это то, что беспокоит меня всё же в меньшей степени. Так всегда было. - Хорошо, продолжишь рассуждать о Косте тогда, когда пожелаешь. Женя кивнула, а затем усмехнулась собственным мыслям в голове. - Меня постоянно выдавали замуж за Юдзуру. Это даже смешно. - Почему же? – удивилась Марта. - Он ведь… гей. От своих этого никогда не скрывал. Общественность не готова к подобному, но пусть так и будет. Ему в этом положении комфортно. Он бы даже женился на девочке, когда надо, лишь бы прикрытие создать. - Ты жестока в выводах, - улыбнулась женщина и продолжила потягивать кофе. - Нет! Он сам мне говорил об этом! Хотя, например, Джейсон таких заявлений не делал. Он верен себе. Говорит, что принимает любовь во всех её проявлениях, но не готов лгать о себе публично. - Джейсон Браун? - Да, именно он, - тепло улыбнулась девушка. - Джейсон поддерживает меня. Постоянно, каждый день. И Юдзуру. Помню, что тяжело переживала его травму в 2017 году. - Поделись. - У меня целая страница исписана этим событием. Это было в Осаке в ноябре. Я и сама к тому моменту была обессиленной. Для меня вообще в те месяцы всё вокруг начало рушиться. Я всегда опиралась в спорте на старших, имела своих кумиров. Юдзуру – один из них. Лучше него в мире фигурного катания не знаю ни одного мужчину-одиночника. Тем больнее было узнать, что почти параллельно со мной в Осаке он повредил лодыжку. И это всё вкупе с новостями о летней травме Ани Щербаковой, выбывании Макса Ковтуна и неудачном выступлении на команднике плюс… Аня… Аня Погорилая… это было сложнее всего принять. Я старалась поддерживать с ней связь после её поражения в Хельсинках, но… в кабинете Горшкова я наговорила лишнего. Струсила. И Аня затаила обиду… я бы и сама отреагировала так же. Мы с ней почти что «вместе» входили на пьедесталы два года. Она была старше и опытнее, а я… тянулась. И неожиданно превзошла всех. Наша компания – это Лена Радионова, Аня Погорилая, Лиза Туктамышева, Маша Сотскова… всё делали в один момент. И каким ударом были новости, что Аня тяжело травмировалась летом. Реже посещала тренировки, постоянные разлады с тренером Царевой… мне рассказывали об этом. Этери в том числе. Марта слушала, не прерывала. Женя же погружалась в воспоминания. С каждым разом всё сильнее и сильнее. - Этери приводила их всех дурным примером для меня. Говорила, что я могу больше. И я с этим соглашалась. По сути, я предавала их. - Нет твоей вины в чужих неудачах. Ты несла ответственность только за себя. - Да, но ведь я не слепая. Видела, что сломался то один спортсмен, то другой. И выходя на лёд в конце октября 2017-го, я собиралась сложнее перед стартами. На меня возлагали ответственность, называли лидером. Вот только уже на контрольных прокатах, с которых Аня Погорилая снялась с произвольной части, я допускала ошибки. Да, незначительные, но всё же… ошибки. Этого не ожидал никто. Даже я сама. Во мне начали сомневаться. И однажды… я… вышла на тренировку и… сдулась. Не выдержала прессинга федерации, обиженной Дианы, с которой постоянно пыталась поговорить, расставания с Этери… - Невероятное давление… - вздохнула Марта и отставила кофе подальше. - Та тренировка… уже тогда… я была не в себе… *** Октябрь 2017 года, Центр спорта и образования «Самбо-70», отделение «Хрустальный», город Москва, Россия. Татьяна Анатольевна Тарасова присутствовала на финальной тренировке перед этапом Гран-при в Москве. Женщина обожала посещать подобные мероприятия и пыталась быть в курсе любого события местного значения. Это любопытство было особенно острым после общения с Александром Горшковым. Её желание «приглядывать за Женькой» было продиктовано личной симпатией, которую Тарасова не особо-то и скрывала. Вдобавок, наблюдая за Этери и Женей, она всё больше замечала разлад между ними. Это были крохотные небрежные реплики, которые бросала Тутберидзе в сторону Жени, а та, разумеется, не могла оставить их без своего комментария. Всё это было еле слышно, но только не Тарасовой, которая вся превратилась в одно большое «ухо». - У Женьки красивое платье, - наклонившись к Тутберидзе, прокомментировала Тарасова. Этери стояла, скрестив руки на груди, затем иронично хмыкнула. - Она достала Ольгу с этим чёрным цветом, мол: «пошейте, пошейте, прошу!» Удивительная настойчивость. - Вкуса у Женьки не отнять, - улыбнулась Тарасова. - Катя Боброва тоже под Каренину катала, кстати… Этери поморщилась, словно съела кислый фрукт. - Наверное, ей первой и доложила, что Каренина перекочует в произвольную. - Почему ты так считаешь? – насторожилась Татьяна Анатольевна. Этери что-то записала в блокноте, словно пытаясь унять раздражение, а не фиксировать ошибки учеников. - Потому что проводит с ней больше часов, чем на льду. - Ну, девочки же дружат, - внимательно разглядывала профиль Этери Татьяна Анатольевна. - Разве это плохо? - Женя в последнее время отпускает себя, расслабляется, отвлекается. Внимание у неё рассеянное. Никогда до этого мне не приходилось столько усилий прикладывать, чтобы Медведева катала, что обязана катать. Она то с друзьями, то дома, то в облаках витает. Связки на ноге растянула, и это всё последствия невнимательности. Её подготовка сейчас хуже, будто ехать на Олимпиаду вовсе не собирается. - Не будь слишком строга. Никогда «кнут» не должен перебарщивать «пряник». Хотя я понимаю, о чём ты. Лёшка мой тот ещё раздолбай был, - согласилась Тарасова. - И тем не менее Олимпийский чемпион, а Женя пока никто. - Как же это «никто», Этери? Два года все пьедесталы берет! – поражалась старшая. Тутберидзе отвлеклась на прыжок Медведевой, громко и резко осадила ту, потому что что-то в исполнении её не устроило. - Брать все пьедесталы до Олимпиады – это ещё не взять золото Олимпиады, согласны? – съязвила Этери. - Что-то я не узнаю тебя… Женька из кожи вон лезет, старается, я же вижу, а ты словно не замечаешь этого. Она похудела вон как, вся тоненькая, словно прутик. Сила поубавилась, может, и настрой от этого тоже. Ты же тренер! Обязана девочку в нужное русло направить. - Татьяна Анатольевна, - держась из последних сил, процедила Тутберидзе. - Вы вот приходите к нам и думаете, что я тут в «Хрустальном» сижу и ничегошеньки не знаю о планах на Олимпиаду. А я не дура. Я в курсе всего! - И в курсе чего такого ты, моя дорогая? – возмутилась старшая. Этери уже успела поругать саму себя, что болтает много лишнего. - Ничего. - Нет уж! Говори давай! – настаивала Тарасова. И возможно, она продолжила бы давить на Тутберидзе, если бы Медведева не вызвала пристальный интерес последней. Громко подозвав к бортику, Этери быстро отошла от Тарасовой. Женя под всеобщими взглядами подъехала поближе. Тонкие пальцы тут же схватили её за кисть и пододвинули ближе к себе. - Ты что творишь там? – прошипела Тутберидзе. Оглянувшись на присутствующих, Евгения постаралась выглядеть спокойной. - Убери руку. Больно делаешь. - Не уберу. Тарасова странно себя ведёт, будто бы прибежала информацию о тебе собирать, а ты лажаешь… последний прыжок повтори. Если дрогнешь, то без моего предупреждения повторяй снова и снова, пока с закрытыми глазами делать не начнёшь. Это всё элементарщина! - сдавливая Женину руку сильнее, прошептала женщина. Медведева не постеснялась положить свои пальцы сверху так, чтобы оказать сопротивление. Между ними нарастало напряжение. - Если ты ещё раз позволишь себе переносить на лёд свои личные обиды, то закончиться всё может плачевно… поняла? – грозно отозвалась Женя. Кроме Тарасовой, на них никто не смотрел, но и та не сильно-то сумела что-то разглядеть. - Ты угрожаешь мне? На льду я хозяйка. - А я тебе не рабыня, которая будет порхать по одному твоему приказу, - вырвала руку Евгения. Откатываясь подальше, девушка расстроено осмотрелась. В голову пришли тёмные мысли об отсутствии Ани Щербаковой и о том, какое клеймо Тутберидзе на ней поставила. Вдобавок ко всему прочему на нервах сыграла роль травма Даши Паненковой, которую так же списали в сломанный расходный материал. - Даша планирует экстренное восстановление для выступления в Нагое… - сказал Дудаков Тутберидзе, а Женя это подслушала. Ответ испугал спортсменку. - Планировать можно что угодно, но без травмированной ноги. Девушка снова начала повторять прыжковые движения из произвольной программы. В голове и на душе была смута, она с трудом боролась с этим состоянием. Рядом прыгал Морис, ещё несколько спортсменов, но Женя была глубоко в своих мыслях. Она ощущала на себе раздражённый взгляд тренера буквально кожей. Расстраивалась, злилась, пыталась преодолеть дискомфортные чувства в теле. Наконец-то на катке появилась бабушка, которая покинула её только на полчаса и тут же вернулась обратно. Женя волновалась ещё и о том, что у женщины проблема с давлением. В совокупности все эти обстоятельства влияли на Медведеву, когда под порывом внутренних конфликтов она докатывала «Анну Каренину» и заходила на последний прыжок. - Устойчивое положение обеспечивай телом! – потребовала Тутберидзе криком, стоя за бортом. - Таз не выпячивай! Женя так и сделала. Отталкиваясь, как учили, сохраняя технику исполнения прыжка, девушка взлетела и совершила необходимое количество оборотов. По крайней мере, ей показалось, что всё было в порядке. Обдумывая этот момент, она приземлилась как нужно, но в тот самый момент, как нога коснулась льда, Женя неожиданно потеряла устойчивость. Падая лицом вперед, девушка вовремя подставила руки и, взвыв от досады, всё же некрасиво рухнула. Это был болезненный шлепок мешка с костями о лёд, и об эстетике момента говорить не пришлось. Инерция протащила Медведеву по снегу, пока та цеплялась пальцами, пытаясь затормозить: «Что произошло? Я всё сделала верно!» В момент падения за бортом вздрогнули все. Татьяна Анатольевна и Валентина Лаврентьевна ахнули одновременно и достаточно громко. Этери же подпрыгнула на месте так, словно только что упала она. - Женя! – быстро подъехав к Медведевой, пробасил Сергей Розанов. Он находился ближе всех к ней и отреагировал молниеносно. Присев рядом, парень протянул руки, но девушка отрицательно покачала головой. К ней поспешил Сергей Дудаков. Этери вышла на лёд прямо в обуви. - Я всё сделала верно, я… дугу нормальную взяла, оттолкнулась… в воздухе всё чётко было… что… что случилось, - растерялась Женя, бормоча себе под нос. Она попробовала встать самостоятельно и тут же обратила внимание на скованность мышц ног. Подумала, что это реакция на удар. - Женечка! Боже мой! – ужаснулась Татьяна Анатольевна. Со стороны Женино падение выглядело ещё жёстче, чем для неё самой в моменте. Этери подъехала ближе, и спортсменка тут же начала оправдываться. - Жень… - Конёк и движения тела не разошлись, я зашла верно, я скорость не теряла, я знаю! - Встань, пожалуйста. Дай помогу, - уже более мягко сказала Этери. Девушка отнекивалась. Встав на ноги, почувствовала, что дрожит. - Всё нормально, я в порядке. - Жень, - заволновалась Этери, видя, в каком Женя была состоянии. Мужчины, окружившие спортсменку, переглядывались. - В норме, я в норме, - словно заколдованная, повторяла Медведева. Она без посторонней помощи откатилась к бортику. Тарасова хотела что-то девушке сказать, но та тут же сорвалась с места. Она собиралась повторить попытку. Розанов нагнал её, видя, какими глазами Тутберидзе смотрит на это. - Остановись! – потребовал парень, но девушка только ускорилась. Морис Квителашвили перехватил бунтарку. Сделал это аккуратно и без лишнего шума. - Остынь, Жека, остынь, - попросил грузин. - Надо ещё попробовать, надо попробовать! – настаивала брюнетка, но Сергей Розанов уже уцепился за неё. - Уходи со льда. Чёрт с ним, с этим акселем. - Я так не могу! – отнекивалась она. - Женечка! Вернись сюда! Подойди! – позвала Татьяна Анатольевна. - Внучка! – позвала бабушка. И только тогда Женя покорно в сопровождении мужчины подъехала к выходу со льда. Её тут же окружили со всех сторон старшие, но только Тутберидзе стояла в стороне. Она вся дрожала, еле сдерживалась, и многим показалось, что она злится. Но они глубоко ошибались. Понадобилось много времени, прежде чем все успокоились. Тарасова еле ушла из «Хрустального», настолько взбудораженной она тогда была. Валентина Лаврентьевна переволновалась больше всех, Женя долго разговаривала с ней, пытаясь успокоить. Около неё кружились все, но лишь Этери сухо дала наставления и тут же покинула спортсменку. Она ушла в свой кабинет и старалась не показываться команде на глаза. - Сходи к Этери Георгиевне, - неожиданно попросила Валентина Лаврентьевна, когда они почти собрались, чтобы уйти домой. Женя удивилась. - Зачем? - Она вся бледная стояла. Думаешь, что ей легче нашего было всё это видеть? Тем более как требовала. Явно винит себя за это. - Ба… не надо делать таких выводов. Она в норме. - С каких пор ты стала игнорировать её волнение? Этери тоже человек, тоже переживать может. Иди. Я подожду. Хоть два слова ей скажи. Она в каморку свою как ушла, так и не выходила. - Домой, может, уехала, - упиралась брюнетка. - Иди, бестолочь! Не пойдёшь – я сама к ней пойду! Марш! Женя поддалась. Бабушка села на диван в холле и внимательно проследила за внучкой. Та исчезла в коридоре. Прежде чем войти, Женя постучалась. Теперь всё старалась делать официально. Вздохнув, вошла, когда услышала скрипучее: «Меня нет». Этери сидела спиной к двери, голову опустила низко-низко, чуть ли не положила на рабочий стол. Евгения замерла, и Этери тут же развернулась всем телом, ощущая, кто к ней пришел. - Я не звала тебя, - быстро сориентировалась Тутберидзе. Женя пропустила эту колкость мимо ушей. - Уходи, - настаивала женщина и в подтверждение своего мнимого желания не видеть её отвернулась. - Прости, что подвожу тебя. - Прощена. Теперь можешь уходить, - ответила кудрявая. Вместо того, чтобы уйти, Женя подошла к тренеру намного ближе. Она встала за её спиной и аккуратно положила свои ладони на спинку стула. Молчание, которое никто не смел нарушить первым. - Тебе не нужно больше спрашивать у меня о том, как я себя чувствую. Это не твоя забота. Со мной всё хорошо, можешь идти домой, - старалась уколоть побольнее Этери. Она желала прогнать Женю, обидеть, чтобы та не проявляла к ней никаких эмоций. - Это даже не моя инициатива прийти к тебе, - ответила резкостью на резкость Евгения. - Но это не означает, что я не чувствую, что с тобой. - Не чувствуешь. Ты спортсменка, а я твой тренер. Что ты вообще можешь знать. - Повторяй себе это почаще, - прошептала Медведева, прикрывая глаза. - Может, проще станет. Тутберидзе не позволяла себе терять бдительность. Помня о том, что происходит, и о реальности бытия, женщина промолчала. - Между нами всё кончено, повторюсь. Я требую от тебя высоких результатов. Завтра. Либо ты дашь их, либо на каток можешь не приходить. - Ты и дня без меня прожить не сможешь, любимая, - обреченно прошептала Женя ещё тише, чем в предыдущий раз. Этери закрыла глаза плотнее. - Не смей называть меня так. - Мне жаль, что всё так сложилось. Я люблю тебя. И сделаю всё, чтобы выиграть для тебя золото. - Мне не нужны эти слова. Мне нужны поступки. - Я сделаю для тебя всё, что хочешь. Мыслимое и немыслимое, - повторила когда-то сказанные Этери слова Женя. Женщина боялась и млела одновременно. Вспомнив Женино падение, Тутберидзе ощутила новую порцию боли. Почти физическую. - Умоляю… будь осторожнее на льду, - слабость и любовь сквозили в этих словах из уст Этери. Женя ухватилась за мгновение и нежно, стремительно коснулась ладонью волос любимой. Её любимая охапка осенних кудрей, мягких и приятных на ощупь. В этом жесте было больше нежности, чем когда-либо, и Медведева намеренно коснулась так, чтобы передать эту эмоцию. - Ты тоже не сможешь без меня прожить… - сдалась на несколько секунд Тутберидзе. Бледная рука отстранилась, и шаги за спиной отдалились. Закрывающаяся дверь жалобно скрипнула. *** Женя, её мама и бабушка сидели в общем зале. Девушка держала ноги в особой «целебной» ванночке, которую для неё сделала Валентина Лаврентьевна. Она придумала свою методику восстановления «уставших» после тренировок мышц и уверенно тестировала её на внучке. Главное – это регулярность, за которой Валентина дотошно следила. Все подготовки к процедурам обычно проходили перед сном, чтобы стопы успели отдохнуть и расслабиться. Приготавляя особый раствор, Девятова выливала его в горячую воду и фиксировала время погружения туда Жениных ног. Девушка внимательно наблюдала. - Ноги не вынимай. Лекарства должны подействовать, - наставляла Валентина. Жанна скептически поднимала бровь, поглядывала на девочек со стороны, не вмешиваясь. Жене было комфортно. Даже если выдуманная бабушкой методика и не была действенной на 100%, релаксацию обеспечивала безусловную. Брюнетка откидывала голову на подушку, прикрывала глаза, не забывая о многочисленных увлажняющих масках. - Хочется в баньку, - неожиданно сказала Жанна. Валентина мечтательно кивнула и, сняв очки, потёрла веки. И хотя ей самой баня была не рекомендована из-за повышенного давления, соблазн посидеть в парилке был велик. Женя поглаживала Джерри по макушке, а сама незаметно начала вспоминать их походы в баню семьи Тутберидзе. Сердце защемило от светлой печали. Ей померещились веники, замоченные в кипятке, клубы пара и запах горящего в печи дерева. Тонкие пальцы перебирают барахло в собственной сумке. Ищут ключи от квартиры. Взгляд карих глаз с прожилками золотого отблеска. Красивое лицо и мягкая любимая улыбка. - У тебя глаза похожи на янтарь. Я говорила тебе об этом когда-нибудь? - Нет. - Знай. Такой оттенок, который обычно находишь смолой на хвойных деревьях. Всегда разный. Женя открывает глаза. Краткий фрагмент из прошлого, неожиданно вспыхнувший в памяти воспоминанием одного из диалогов с Этери. Сглатывая ком в горле, Медведева приподнимает голову от подушки. Бабушка увлечена разгадыванием кроссворда в газете, мама смотрит какие-то видео в телефоне, Джерри мирно сопит под боком. Привычный домашний вечер. Рядом с Женей лежит небольшое зеркальце, и она берет его в руки. Поднося к лицу смотрит на отражение собственных глаз. - Такой оттенок, который обычно находишь смолой на хвойных деревьях. Всегда разный. Когда потемки наступают И приближается гроза, Со дна души твоей мерцают Ее прекрасные глаза, - комментирует увиденное внутренний голос. Женя хмурится. Глаза её по обыкновению уставшие, вялые, не выражающие ровным счетом ничего. - И тут имел место быть обман. Либо… любовная слепота. В ней глаза кажутся необыкновенными… - тихое замечание. - Никаких янтарных отблесков. Брехня какая-то. Отложив зеркальце подальше, девушка возвращается к разглядыванию потолка. Женя была настолько пустой, что пустота эта была кричащей, как если бы в голом помещении только из стен что-то уронили. Эхо от удара предмета о пол и абсолютно ничего, что амортизировало бы звук и поглотило его в себя. - Женька… вопрос по фигурке… я забыла это заковыристое название, - бормочет Валентина. - Давай помогу, - соглашается девушка. - Группа поворотов на одной ноге без смены ребра. Шесть букв, - читает вслух женщина. - Выкрюк! – опережает ответ Жени её мама. Женя удивлённо кивает и вяло улыбается. - Фигуристки вы мои, - посмеивается Валентина и вписывает правильный ответ. - Давай выкрюк и прыжок, - хлопнула в ладоши тренер. Маленькая девочка настолько взволнована от сурового взгляда в свою сторону, что чуть ли не забывает своё имя. - Чего встала-то? - Я… это… - глупит ребёнок. Тренер вздыхает и, нервно поправляя волосы, показывает ладонью в сторону светловолосой девочки. Это было короткое мгновение жеста, подобного дирижерскому, но будущая Олимпийская чемпионка понимает без слов. Эстетически хорошее сочетание, потрясающая техника и твердый характер – этот простой и одновременно сложный прыжок блондинка делает легко. - Вау, - случайно вырывается из уст крошечной малышки, что увидела это. Кудрявая брюнетка поворачивается к ней и, нагибаясь, говорит: - Выкрюк используют в качестве захода на прыжок. Проще говоря, я попросила тебя прыгнуть аксель. Хотя бы одинарный для разогрева на тренировке. Поняла меня? Колючие чёрные глаза напугали Женю, но одновременно с этим вызвали трепет. Перебирая своими крошечными конёчками, она начала тужиться, чтобы повторить за Юлей. Та позволила себе остановиться, чтобы взглянуть на новенькую. Меньше чем через минуту малышка лежала на льду, обваленная снегом. Упала. Девочка-соперница утратила всякий интерес и откатилась в сторону. Хриплые смешки, и тонкие пальцы поднимают Женю на ноги, словно упавшую с дивана плюшевую игрушку. - Неуклюжая панда, - посмеивается тренер. После этих слов Женя валялась на льду почти весь тренировочный день, пока под самый конец не сделала несколько хороших, качественных прыжков. Тренер осталась довольна. Женя скидывает с лица маску, плотно закрывает глаза, расстраиваясь. Почти каждое слово напоминает ей об Этери, и выдерживать такое становится всё сложнее. Перед сном к ней в комнату заходит бабушка. Она садится у Жениного изголовья и медленно начинает поглаживать каштановые волосы. Это расслабляет девушку окончательно, но даже этот жест ассоциируется с Тутберидзе. - Я так переволновалась за тебя. Вряд ли усну спокойно. - Ба, ну что ты? – поворачиваясь к ней лицом, отвечает Евгения. - Ну а как за тебя не волноваться? Я-то знаю, что ты бешеная. Расшибёшься в лепешку, но сделаешь. Как ты ещё голову себе не проломила, бессовестная. Женя почему-то начинает глупо улыбаться. Бабушка никогда в жизни не ругала внучку. Любила пожурить. Присутствуя почти на всех важных стартах, Валентина определённо точно «каталась» синхронно с Женей. Болела за внучку всей душой, всем сердцем. А оно у неё было золотым. - Бабуль… - М? - Я боюсь… - вырвалось тихое признание. Девятова с тревогой посмотрела на внучку. - Чего боишься? - Проиграть. - Здрасьте! Приехали! С каких это пор? - Я вдруг поняла, что тело как будто мне не принадлежит. Делаю всё правильно, но бывают моменты… когда я просто падаю. Представляешь? - Ну, не думаю, что ты «просто падаешь». Всему же есть объяснение. - А этому я объяснений не нахожу. После небольшой паузы бабушка уточняет: - Что говорит Этери Георгиевна? Женя с трудом прячет истинные эмоции от заданного вопроса. Вот только не учитывает, что бабушка замечает абсолютно всё. - Да много чего говорит. В основном что-то вроде «работай больше». - Душу из тебя вытрясает, - с недовольством комментирует Валентина Лаврентьевна. - К сожалению, за неудачные падения медалей не дают. Её можно понять. - Ты, конечно, непоседа, но в последнее время мне ваша работа не нравится. И ты неправа, и она в том числе. Тебе ноги надо беречь. - И в чём же наша «неправота», бабуль? - В том, что собачитесь. Татьяна Анатольевна даже заметила. Уж больно дерзко ведёте себя перед Олимпиадой-то. Время, чтобы сплотиться, а не выяснять отношения. Женя на это ничего не ответила. *** Конец 2018 года, г. Торонто, провинция Онтарио, Канада. - Ты же тогда всё-таки упала. На том Гран-при? – спросила Марта. Женя повела бровью, усмехнулась, будто бы над самой собой из прошлого. - Да… дура. Списала это на «задумчивость». Этери меня тогда осадила, мол: «отпустила себя». Всё то же самое, что и на тренировках. Золото, которое вызвало у федерации столько вопросов. Да и у меня самой. - Сколько тебе понадобилось времени, чтобы признаться себе в том, что с ногой всё-таки не всё в порядке? - Вот когда упала серьёзнее в Осаке, так и осознала проблему. Юдзуру, как я и говорила, был травмирован несколькими днями ранее там же. Это выбило меня из колеи намного сильнее, чем я думала. Я испугалась, что это какое-то судьбоносное отсеивание сильных. Словно злой рок. В плохие приметы верю. Пусть я и выиграла на домашнем этапе, затем в Японии, я уже тогда приносила Горшкову дискомфортную задумчивость. На самом деле я «проигрывала» всякий раз, как падала на глазах у Этери. - Что бы тебе дали все эти золотые медали? Ну, получила ты право выступать в финале соревнований во Франции, ну, не травмировалась бы. И что же дальше? - Как что? Уверенный выход на Олимпийский старт! - Ну, Жень, за всем этим кроется что-то ещё. Это же для чего-то было нужно. - Эта медаль была моей мечтой, целью, моим трофеем за все те муки, что я перенесла на льду. Я бы смогла доказать всем, что лучше меня никого нет! - Кому доказать? Близким? А они что, тебя без этой медали не любили? - Себе доказать… - Женечка, ты несколько минут назад совершенно чётко произнесла фразу «доказать всем». За этими «всеми» явно стоят определенные люди, лица. Кто же они? Медведева начинала раздражаться, так как краем сознания понимала, к чему ведут эти вопросы и какие слабые стороны внутри неё оголяют. - Бабушка, мама. - А твои родители не были рады серебру? И без золота любили тебя меньше, повторюсь? - Нет, - тут же ответила девушка. Марта поправила очки и заерзала на стуле от подступившего интереса. Она верно прощупала почву и не собиралась ослаблять хватку. - Значит, им твоё золото было не так уж критически и нужно. Отметаем их в сторону. Кто же ещё? - Ну федерация. Им нужно было золото. - То есть ты сломала своё тело и психику ради того, чтобы кто-то из федерации фигурного катания сказал, что ты «молодец»? Не хочу показаться грубой, но там тебе обеспечили «страховку» в виде Алины. Золото у них так или иначе есть. - Но оно не МОЁ! – повысила голос Медведева. Марта была стойкой. - Для них не имеет значения, кто принесёт золото, ты сама говорила. На твоём месте могла оказаться сама Алина, будь она старше. Заменила бы её ты. - Марта Алексеевна. - Просто сейчас выдохни. Я не пытаюсь нападать, прошу не путать это со словесными перепалками. Я хочу, чтобы до тебя дошло осознание некоторых моментов. Женя замолчала. Она потянулась к пачке сигарет, но, помедлив, откинула её на пол. Раздражённо, порывисто. Глубоко задышав, она силилась ответить без агрессии. - Я хотела, чтобы Этери видела это золото. В нём воплотилось бы всё то, что мы пережили ради этой победы. - Всё не то, Жень. С твоих слов её поведение говорит мне о том, что тебя она любила и без первого места. И победа на Олимпиаде – это не гарантия счастья. Вспомни ту же Юлю Липницкую. Ты же сама мне рассказала её спортивную судьбу. - То есть вы хотите сказать, что я ломала кости для того, чтобы меня на ничтожный балл обошла пешком вчерашняя юниорка? Марта вздохнула. Женя села в глухую оборону и словно вообще не расслышала того, что ей сказали до этого. - Не думала, что решусь озвучить это вслух, но у меня вдруг возникли сомнения в искренности твоих чувств к Этери, - пошла на риск женщина. Эта была манипуляция, которую она применила осознанно, но с полным пониманием вытекающей из этого реакции. Медведева попала в ловушку моментально. - С какой стати вы оцениваете этот факт, да ещё и подвергаете его сомнению? – достаточно грубо спросила брюнетка. Марта была готова. - Я всё пыталась увести тебя в ту степь, где появятся отблески твоих личных стремлений, а ты мне постоянно говоришь о ком-то другом. Я понимаю, что для Этери эта медаль была важна как для тренера и как для любящей женщины. Она явно была убеждена, что твоя мечта обязана сбыться. И отдавала себя во благо общего результата. И я думаю, что она гордилась тобой. Но это мы говорим о ней. А когда в терапии мы начнём говорить о тебе? Кто же есть ты сама, Женя Медведева? Зачем столько усилий ради металла? Это ведь воплощение твоих грёз, которые не сбылись. Но за этим стоит нечто большее. И я хочу понять, было ли желание первого места твоим подлинным желанием, а не навязанным со стороны. Мамой, у которой не сложилась спортивная карьера, бабушкой, которая из-за тревожности любила ощущать себя при деле, и не важно, чем бы ты занималась. А может, отцом, который с твоих слов был к тебе равнодушен, и ты хотела тем самым привлечь его внимание. У каждого из этих людей есть неосознанный мотив воспользоваться твоим шансом на успех. Помнишь ли ты себя до первого похода на каток? Ты уже с детства оказалась на льду. Но, откровенно говоря, решение принято за тебя. И не только в том, чтобы поправить хрупкое детское здоровье. - Я это понимаю… - пробормотала девушка. - Что решение заниматься фигурным катанием принято родителями. И не ругаю их за это. - Так я и не прошу ругать. Хочу услышать твой настоящий голос. Забудем на короткий момент историю про Олимпиаду. Что нравится Жене Медведевой? Девушка посмотрела на Марту по-другому. Спокойнее, осознаннее. Ощущая, что может ответить на этот вопрос, она засомневалась, и Марта это увидела. - Человеческая личность имеет множество сторон. Кто-то упрощает это до «светлой» и «темной» сторон. Используем эти термины в нашей терапии. «Светлая» личность являет собой сознание, которое управляет нашей обычной жизнью. Если говорить сухими научными определениями, то сознание - это свойственная человеку высшая, интегративная форма психического отражения действительности. Если рассматривать это применимо к тебе, то та Женя Медведева, что ты являешь миру, – это то, что мы визуально видим. Фигуристка, успешная спортсменка, улыбчивая и активная, прекрасная дочь и внучка, старательная ученица. Она мягка, бывает удобной для окружающих и достаточно быстро добивается их симпатий. Это ей было необходимо повесить себе золотую медаль на грудь, чтобы вызвать всеобщее восхищение. Что-то вроде: «Посмотрите, какая я хорошая девочка!» - нарисовав большой круг на листе бумаги, сказала Марта. Она плавно жестикулировала ладонью с карандашом в руках, а Женя наблюдала и слушала. - Но. Мы добрались до её обратной стороны – теневой. И именно с ней я планирую работать. Было бы глупо, если бы мы брали в расчет только то, что видим глазами, и пропускали бы мимо внимания суть субъекта, - начертив в середине белого круг поменьше, женщина закрасила его чёрным цветом. - Впервые понятие «теневой стороны личности» было придумано психиатром Карлом Юнгом и означало те аспекты нашего «Я», которые мы отрицаем или подавляем. Согласно Юнгу, у любого человека есть «персона» (я назвала её светлой стороной) и «тень». Персона - это то, кем мы хотим быть и как мы хотим, чтобы нас видели остальные. Даже это слово «персона» с латинского языка переводится как «маска», представляя различные социальные маски, которые мы носим среди разных групп людей и ситуаций. Мы начали с тобой работу в очень критичный момент твоей жизни. И как только начали общаться, я подумала, что именно метод Юнга помог бы мне понять, что внутри тебя происходит. Понять и помочь, - загадочно поясняла Марта. Медведева впервые за сеанс достаточно расслабленно улыбнулась. Всего мгновение, но психотерапевт оценила правильность выбранного ей направления. - Тень - это то, что формирует часть нашего бессознательного и состоит из подавленных идей, инстинктов, импульсов, слабостей, желаний, извращений и постыдных страхов. Ее часто описывают как теневую сторону психики. И… касательно тебя. Твоя тень отличается от тех, что есть в любой человеческой психике. И она явно имеет своё имя… может быть, пол, характер, а также… мнение. И оно явно отличается от твоего собственного «светлого». Гневные вспышки, переживания чувства стыда, аморальные желания, фобии и запретные сексуальные желания - все это примеры «Тени», которая присутствует у всех людей, но которую мало кто признает. И что-то мне подсказывает, что я уже общалась с ней у тебя. И мы знакомы. - Да, Марта Алексеевна, так и есть, - подтвердил пациент. - Отлично. Я бы хотела работать со всеми сторонами этой вселенной под названием «Евгения Медведева», - одобрительно кивнула женщина. - По мнению Карла Юнга, мы психологически отстраняемся от этих эмоций, мыслей и поведения, которые считаем неприемлемыми. Вместо того, чтобы столкнуться лицом к лицу с тем, что нам не нравится, наша психика притворяется, что этого не существует. Из этого у меня вытекает закономерный вопрос. Женя понимает, когда «руль управления» находится в твоих руках? Ответ последовал не сразу. Брюнетка заняла сидячее положение, а затем и вовсе пересела в кресло. Марта с интересом наблюдала, как человек поменял своё положение в пространстве буквально физически. Женя неоднократно признавалась, что любит располагаться лёжа на кушетке, тем временем как эта Женя не выносила терапию полулёжа. Ей нужно было фиксировать себя в прямом положении, желательно сидя или стоя. Менялось всё, начиная от мимики и заканчивая эмоциональным состоянием. Даже голос становился заметно тише, но весомо жёстче и императивнее. - Зависит от состояния, в котором пребывает Женя, - наконец-то дали ответ. Марта начала обводить карандашом черный круг. - Ты блокируешь воспоминания? - Если чрезмерно болезненные. - Олимпиада не входила в их число? - Входила. Частично. Но не больше, чем случившееся до и после, - облокачиваясь подбородком о кулак, ответила брюнетка. - Иногда бывает так, что меня захлестывают эмоции. И это прорывается наружу, а она пытается сопротивляться. То, в каком состоянии вы нас тогда нашли… это была потеря контроля… даже с моей стороны… - В этом нет ничего страшного. Мы все совершаем промахи. - Но я не имела на это право. Моя задача – это защищать её. - Ты пользовалась теми же принципами, когда вы состояли в отношениях с Этери? Твои слова… они будто бы мне знакомы. Деликатная, сдержанная полуулыбка. В такой манере обычно ведут свои беседы аристократы. Голос не повышается ни на один тон, более расслабленное и вальяжное состояние человека, который уверен в себе и его трудно смутить. Лёгкий кивок головы. - Вы проницательный человек. - Лучшая в своей области, - позволила себе улыбку Марта. - Как и ты. - Это всё не моё. Подобные успехи я списываю на Женино упрямство. - А ты? Какая ты? - Ах, - снова улыбнулась девушка. - Мои интересы менее яркие. Рисование, сочинение стихов, хокку, чтение книг. Я люблю прогулки, степенный отдых, а ещё люблю театральные постановки. Может быть, поэтому Каренина так обманчиво заворожила меня. - Тебе нравятся мрачные, драматичные героини? - В них я вижу… себя саму. Скрытую под «маской» светлой стороны. Никто и никогда не знает, что происходит у человека внутри. Мало кому подобное интересно. Поэтому истинное счастье найти того, кто не безразличен тебе и кому не безразличен ты сам. Марте нравилось общаться с этой «настоящей» Евгенией. Она казалась не по годам зрелой и опытной, глубокой и вдумчивой. - Ведь Каренина – это не просто дура, кинувшаяся под поезд. У неё были свои причины для этого. Как и у Жени были свои причины захотеть завоевать золотую медаль. На самом деле она не была нам нужна, но нам было бы приятно, если бы титанические усилия были вознаграждены соразмерно. - «Светлое» стремится к славе и признанию, а «тень» старается быть менее публичной. Знаешь, обычно тёмная сторона сочетает в себе по Юнгу самые нелицеприятные критерии поведения. Она более неуверенная, завистливая, имеет предрассудки и злится, находясь в подчинённом положении… ты умеешь сочетать в себе всё это. - Не всегда. Я хуже, чем кажусь. В отношениях с Этери именно я не желала быть подчинённой стороной и сравнивала себя с Буяновым. Это я осуществляла все самые яркие сексуальные предпочтения и совращала на это любимую… именно я злилась из-за того, что Алина была словно более успешной, чем Женя, ведь я знала, как Жене это важно. Именно я заставляла саму себя в летний период зарабатывать на шоу в Японии, а не взять из рук Этери финансовую помощь. Много чего наделала я. - И это ты приняла решение уехать сюда? – наклоняясь вперед всем туловищем, спросила Марта. Она выражала сильную заинтересованность тем, что они обсуждали. - Совместно. Но… по большей части инициатива была маминой. Я просто согласилась с ней, посчитав, что так будет лучше. Марта уяснила для себя много нового. И, судя по всему, Женя тоже, потому что в один момент выдала удивительную фразу: «Медаль должна была компенсировать это чувство, что я недостаточно хороша… в жизни… и для Этери». - Почему ты так считала? - Потому что видела, каких мужчин она любит и что привлекает её. На тот момент предложить ей мне было нечего. Зато медаль могла бы расставить все точки над «i». - Ты постоянно сводишь всё к тому, чтобы говорить о ком-то, кроме себя. Ассоциация себя со своими успехами – это не есть ты в окончательной форме. Это только твоё проявление во внешнем мире. Но ты сама… думаю, что ты была в тех моментах, когда устраивала персональную выставку, когда писала хокку, когда рисовала эскизы к костюмам Карениной. - Думаю, что да. Вы правы. Девушка взяла в руки потрёпанную тетрадь, раскрыла на том месте, где остановилась. - Я бы не хотела вспоминать тот случай с переломом. Этот момент… пусть он останется в моей памяти и на странице этого дневника. Слишком много отчаяния и терзаний мне это принесло. Если я подробно расскажу ещё и об этом, то настроение моё ухудшится надолго. - Как пожелаешь, - кивнула Марта. - Этот олимпийский сезон был ужасным. Если так посудить, то последней золотой медалью, которую я надела на свою шею, был именно четвертый этап Гран-при. Я стояла в изумительном черном платье Карениной, и мы на пару с Полиной Цурской улыбались местным СМИ. Мы обе тогда были в чёрном, стильными, сияющими от успехов. Только я тогда понимала, что травма усугубилась и докатала я просто чудом. Врала всем о том, что теряла бдительность, что помарки ерундовые и я буду работать. Никто тогда и не знал, что я не просто работала, а впахивала, и чем больше трудилась, тем больнее падала на лёд. И пусть я не сразу поняла, что стряслось, но… всё же поняла. Помню, что в Японии с Этери мы контактировали только на публике. Обе злились друг на друга и вдруг стали неуверенными не только в совместном личном будущем. Ещё и в спортивном. Как только камеры оказывались у нас за спинами, я сбегала от неё. Просто не могла вынести этого взгляда, который будто бы был полон разочарования… по крайней мере, мне так казалось. И, конечно же, там, в Осаке, я проводила много времени с друзьями-фигуристами. Кстати, с тем же Брауном. Мы постоянно смеялись, переходили из номера в номер и доставали Серёжку Воронова. Ворон кичился золотом, а я кичилась своим перед ним. В этом было что-то печальное и глупое одновременно. Когда-то мы разделяли один каток, а теперь выступали за одну страну с разными тренерами. Этери, помню, злилась на его первое место. Она всегда считала, что дает спортсменам больше, чем какой-либо другой тренер. А вот на финал Гран-при, как вы верно подметили, я уже не попала… я абсолютно точно получила травму. Это видели все, скрывать больше не удавалось. Поражение прямо перед своим восемнадцатилетием. Та адская боль в ноге и всеобщий шок. Вот, в каком состоянии я подходила ко дню рождения. Шок фанатов, Федерации, близких и… тренерского штаба. *** *** 11-19 ноября 2017 года, город Москва, Россия. - Спортсмены выполняют сложные элементы, поэтому все возможно. К тому же это только начало сезона, не все находятся в полной форме. Поэтому делать какие-то выводы преждевременно, - сказал Горшков СМИ. Он держался твердо, пытался убедить общественность, что Женины помарки – это временный эффект. На самом деле внутри себя, мужчина решение принял. Он узнал, что Медведева получила стрессовый перелом чуть ли не последним. Об этом позаботилась Этери. Она всё думала, что сможет что-то предпринять. Наивно с её стороны, ведь трещины не лечатся одним лишь её прикосновением руки и силой воли. И как бы Тутберидзе ни старалась вести себя естественно, только глупец не желал замечать её реакции на происходящее. Горшков понял, что стрессовый перелом от него скрывали ещё с турнира Ростелеком, и был в совершенной ярости. Примерно тогда падения стали нормой в Женином катании. Разумеется, он вызвал Этери на беседу и, не выбирая выражений, размазал её за расхлябанность. Он буквально возложил на неё всю ответственность за Женино положение. Обвинил в том, что Россия может потерять золотую медаль Олимпиады из-за её малодушия. И тут же начал придумывать план на конец 2017 года. Александр Георгиевич был хитрым и дальновидным. Алину Загитову он подмечал ещё во времена юниорских прокатов и постоянно следил за ней краем глаза. Просто наблюдал и понимал, что ничем особенным девочка не отличается. Слабые компоненты, нестабильное катание, мало артистизма, что он как раз-таки считал «душой» любого фигуриста. Те же Полина Цурская и Анна Погорилая для него на тот момент были большей надеждой на большое количество квот, тем более что прокаты у них были значительно лучше. Но Горшков любил выискивать «звездочек» среди неопытных. Словно чувствовал, что когда-то и Загитова может понадобиться и девочку нужно иметь в виду. Он совершенно не ожидал, что Медведева со своим идеальным катанием после Хельсинок может развалиться буквально за одно лето. Волнения добавляли разборки с посещением Тутберидзе постановки «Нурееев» и удивительная активность двухкратной чемпионки мира относительно японских шоу. Казалось, что тандем тренера и спортсмена стал менее слаженным. Уже в тот момент мужчина всё чаще советуется с коллегами и друзьями, в том числе и с Татьяной Анатольевной. Женщина видела грядущий Олимпийский пьедестал только с Меведевой на первом месте, и Горшков почти с ней согласился. Если бы… не узнал о характере личных взаимоотношений Медведевой с Тутберидзе. Во-первых, это вызывало у него сомнение вообще во всём, что он когда-либо видел. Во-вторых, порочный роман (по его мнению) с вероятностью в 100% мог повлиять на Женино катание. Одна ссора, один скандал, и нестабильный подросток сорвётся. Если бы не этот факт, который он узнал, то вся история сложилась бы совершенно иначе. Потому что Горшков не увидел бы никаких уязвимостей в Жениной броне, но Тутберидзе он считал главным посягателем на её психическое состояние. Всё это пошло на руку Даниилу Глейхенгаузу, который всё никак не мог вывести на поле боя свою главную фаворитку. Он обещал Алине, что если она будет доверять ему, то вместе они добьются успехов. И даже смогут обойти всех, в том числе и Женю. Загитова этим грёзам на самом деле не верила. Она никогда не претендовала на Женино первенство, не желала его оспаривать. Всё думала, что как только Медведева получит свои лавры, то освободит дорожку и для неё. И в этом будет закономерность правопреемства, и Алина постепенно станет достойной фигуристкой Этери Тутберидзе, никого не смещая. Вот только у судьбы, Федерации и тренеров были абсолютно другие планы на юную татарку. И до последнего Алина Загитова об этом не знала, что и она, и Женя будут пешками в чужих играх. Олимпийских играх.