Даменсток, 9 октября, 1021 год
Время 11:11
Выключился свет в мастерской и гости запели: «С днём рождения тебя!» Жюли вышла из коридора с праздничным ягодным тортом, на котором горели две свечки-цифры, и поставила его перед дочерью. Тридцать лет... Вот она и повзрослела на год.
– Загадывай желание! – воскликнул Рэнд. Пройдясь взглядом по гостям, чьи лица горели оранжевым светом, Анита не смогла сдержать улыбки и от счастья на глаза выступили слёзы. «Пусть всё у всех будет хорошо», – пронеслось в её голове, и она задула свечи. Огоньки колыхнулись и потухли, – заплясали тонкие струи дыма и раздались радостные хлопки. Надежда, сидевшая рядом, крепко обняла её и поцеловала в лоб, Рэнд включил свет, а Фридрих, когда все затихли, поднялся и, подняв бокал шампанского, начал череду поздравлений. «Всё это так странно... – шептали мысли Аниты, пока она слушала пожелания. – Буквально пару дней назад произошли ужасные события, а я сижу в окружении родных и беззаботно праздную свой день рождения...» Сыщков поднял палец. – Анита не была бессердечной, напротив: в её голове постоянно возрождались воспоминания шестого октября, и чувство бесконечной вины надолго поселилось в её добром сердце. Хоть она и не показывала своих истинных эмоций, улыбаться и принимать поздравления было трудно. К счастью, никто не заметил её истинного настроения. Держи, – он протянул Родиону записку.Из записок Аниты Бесонновой
Седьмое октября
Навестила господина Либидина. На удивление, он не лежит в больнице, а сидит у себя в кабинете и продолжает работать с перебинтованной головой и пластырями по всему лицу и рукам. Столько царапин, ссадин, синяков… Мы попили чай. Он сказал мне не беспокоиться о нём и поздравил с наступающим днём рождения. Не помню, чтобы я ему говорила об этом, потому удивилась, но не стала спрашивать. На моё приглашение он улыбнулся, поблагодарил меня и сказал, что не сможет прийти. Про Саву разговора не было. Через неделю будут похороны тёти Тамары. – Полиция ещё разбиралась с делом Аркадия, но была на его стороне, – старик прокашлялся. – Кстати, а кто вообще был на дне рождении Бесонновой? – Рэнд, Фридрих, Надежда, Казир и Жюли. Также должны были прийти Тамара и Зяблик, но они не смогли (сам понимаешь, почему). Но мы затронем последующие дни. Праздник прошёл очень хорошо. Рэнд перезнакомился со всеми, Жюли убедилась во влюблённости Фридриха, Анита была счастлива, не считая последних событий, что омрачали её радость. Она считала себя недостойной и мерзкой, раз может так беспечно сидеть на своём празднике.Одиннадцатое октября
Сегодня гуляла в одиночестве. Рома и Надя были заняты, да и мне не хотелось кого-либо звать. Им не хотелось бы видеть мою грусть, а радоваться у меня не получается. Всё ещё болит внизу живота. Думала сходить к гинекологу, но... Я приду и скажу... что? Проверьте мою невинность? Глупости! Да и что будет, если узнают? Кто узнает? Но я понимаю, почему боюсь идти к врачу. Боюсь и не могу. Проходя мимо площадки, застала разговор мерзких дворников (мерзкие они не из-за работы, а из-за гнилых языков). Они обсуждали недавнее дело, произошедшее с девушкой из соседнего дома, которую изнасиловал её бывший. Помощи она не дождалась, зато осуждение полилось на неё грязевым водопадом и все стали говорить ей вслед: «Проститутка!» Я говорила с этой девушкой и пыталась ей помочь, но она недавно умерла, прыгнув в Бездну. Больше её никто не видел, но активно обсуждал и эти дворники всё говорили о том, какая она проститутка. Но почему проститутка? Почему они так её осуждают? Почему я так странно спокойно реагирую на смерть? Это всё меня пугает. Как бы я ни хотела, не хочу знать был ли кошмар с господином Невеселом сном или страшной явью. Не хочу. Страшно.Двенадцатое октября
Сегодня посетила Алый Ингелос. Почему-то душа меня тянула к нему, и я пошла. Меня встретила Мавра (уже не Несщадина, а Резцова). Она сказала, что рассталась с мужем и сейчас счастливо и спокойно живёт в одиночестве. Было приятно видеть её радостную улыбку и блеск в глазах. Новый шрам темнел на её лбу. Надев капэлью, Анита зашла в главный зал. Люди толпились у икон, ставили свечи в сияющие золотом свечницы, местами покрытыми застывшим воском и поклонялись статуям. Некоторые сидели на лавочках в ожидании песнопения; к ним художница и присоединилась, заняв место неподалёку от выступа, где переговаривались младшие пунициасоры и органист, чей огромный инструмент, покрытый позолотой, расположился за его спиной. Перед ними стоял стол с большой золотистой чашей. Раздался тройной колокольный звон, эхом отбившийся о стены, – все встали с лавочек и в ожидании простояли пару минут. Двери распахнулись, и к людям вышел Невесел в одеянии пунициасора; в руках у него сверкал большой бокал из драгоценного граната, сверкающий ярко-алым при свете свечей. Анита побледнела и почувствовала лёгкое головокружение от закопошившихся нервов. Младшие пунициасоры запели: Прольётся кровь священная, От грехов очищая наши руки. Геенна нас простит наверно, Геенна наши души пощадит... Люди сели. Невесел встал за стол с чашей, расположившись между младшими пунициасорами, и поставил бокал на подставочку. В зале воцарилась тишина. Взмахнув рукой, он обвёл присутствующих грозным взором и под огранный гром запел:Вы собрались здесь и мы начнём!
Сегодня предстали вы пред судом.
Геенна глядит на нас свысока,
Чаша – глаза, а бокал – рука.
Простить грехи, простить себя
Хотите вы? Так внимайте словам!
И люди, поднявшись, запели с ним в унисон:Геенна, очисть душу мою от зла!
Геенна, прости за обидные слова!
Геенна, проведи путь от себя до Бога!
Геенна, помоги спасти меня!..
Анита открывала рот, но не пела, ибо не знала слов. Сердце разрывалось от волнения и дикой птицей металось в груди, руки невольно дрожали. Воспоминания о кошмаре змеями прокрались к ней: она вспоминала те грубые прикосновения, поцелуи и слова. Невесел поднял бокал и наклонил, – ярко-алая струя полилась в чашу, заполнив её до краёв. Когда люди построились в ряд, Анита встала за стариком и, стараясь отвлечься, наблюдала за происходящим. Все опускали ладони в чашу, омывая их прохладной кровавой водой и тем самым «очищаясь от свершённых грехов». Дойдя до стола, Анита взглянула на пунициасора (благо, капэлья скрывала её глаза) и побледнела сильнее. Омыв руки, она поспешила вернуться на место, ощущая на своей спине пристальный взор. По завершению первой части песнопения, бледна как мертвец и смотря в пустоту, она вышла из зала и молча прошла мимо Мавры. Более оставаться в этом месте она не хотела, потому поспешила отбежать от Ингелоса подальше и только там успокоилась. Вернувшись домой, она выпила обезболивающее и легла спать.