Змајева Jазбина

Да, без ковра в логове было неуютно. Левко поторопился залезть с ногами на диван, пока брат разбирал покупки. Ожидание делало воздух вязким, мерзким на вкус. Дракон убрал молоко и яйца в холодильник, чертыхнулся, когда сыр шлепнулся на пол, и ушел курить в туалет. «А ведь можно было обойтись и без этого» Левко прикрыл глаза. Он сам не знал, почему решился на подобную глупость. Но дернула же бесовская сущность… «И далеко бы я убежал? В чужой стране, окруженной чужими странами. Без документов…» Дракон вернулся в комнату и погрузился в нижний ящик белого шкафа. Он не хотел возвращаться, Левко видел. Брата было жаль. Дракон не виноват, что Левко таким уродился. Непутевым. – Ну? – Брат в глаза не смотрел. В руках извивался черной змеюкой узкий ремень. – Все равно не удержишь. – Левко вздохнул и плюхнулся на живот, стаскивая шорты. – Я домой хочу. Все происходило вне времени, хоть Дракон и не смотрел на гору. Но здесь уже Лес вмешался, звал к себе так громко, что уши закладывало. Брат мрачно и белье вниз потянул. То ли чтобы прошлый результат видеть, то ли чтобы не переусердствовать. Левко ткнулся носом в подушку, обнимая ее руками. Пусть бьет. Все равно ничего не изменится внутри, все равно гореть заживо. Первый удар стеганул по старым синякам, и любой другой зашелся бы в крике. Но не Левко, что ему до таких ран? В душе клубились другие, более страшные, поднимались черной удушливой гарью. В голове разворачивались гнилыми воспоминаниями… Разорванными в кровь руками дергаешь дверь погреба. И она поддается, скрывая истерзанное дымом и огнем небо. – Домой он хочет… Надо будет, под замок посажу! И горшки твои с окна выкину. Обмороженными пальцами набираешь сообщение. Риторика «У нас все хорошо!» давно сменилось на «мы живы». Так короче. Сообщения не отправляются. Новый удар. Братская злость и отчаянье не пробивались сквозь эту стену. Левко помнил другую жизнь, помнил, как искалечили дом, как изувечили самое дорогое – детство. И Дракон отдал бы все, чтобы быть на его месте. Просыпаешься ночью от грохота и, замерев, считаешь пять секунд. Сжимаешься в комок. Мимо. Закрываешь глаза и спишь дальше. Там жизнь была проще. Стежки ложились на бледную кожу, белея, а после наливаясь тугой вишневой краснотой. Левка этим не пронять, хоть все ремни и провода об него порви. «Пол леса таких… И что делать? – Что делать… закапывать. Их уже собаки жрут, а там и до чумы недалеко. – Нелюди. Хоть бы своих хоронили.» Высокий болевой порог… Так, кажется, это называется? Левко знал, что его кровь лесная не даст телу страдать. А что же с душой делать? «Дядька-священник клялся, что ее у меня нет! Врал, собака!» Болят пломбы в зубах от земной дрожи. Идет тяжелая техника по трассе. Закрываешь голову подушкой. Хочется или спрятаться, или пешком пойти и задушить голыми руками. Знаешь, что не дойдёшь. Бесишься из-за слабости. Последний удар пришелся на нежную кожу ног, с захлестом, с коротким рыком бессильным «Ты меня слушаешь?». Левко словно очнулся, забил по обивке дивана, закричал. Подушка давно намокла от слез. Удары прекратились. Дракон устало сел на край дивана, закрывая лицо ладонью. Ремень, хищный, мерзкий, шлепнулся на пол. – Проверяешь меня? – Драконий шепот, тяжелый, рычащий. – Зря. Можешь делать что хочешь, и вести себя как хочешь, но это ничего не даст. Левко слушал, прижимаясь щекой к мокрой ткани. Зад пылал, покрытый уродливыми стежками, и было страшно не чувствовать этот жар. Внутри все горело и болело сильнее. Намного сильнее. – Надо будет, притащу за шиворот. Пока я жив, ты НАЗАД не вернешься. Слово даю. Левко скосил глаза вниз и замер. «Вот черт!» – И на счет психолога… – Слушай... – Есть отличный вариант – брат Бархи. Я и сам думал к нему обратиться. – Тут такое дело… – Так что можем вместе пойти, – чиркнуло колесо зажигалки. Потянуло сладким дымом. – Дракоооон… – Что?! Левко прикусил губу, чтобы не рассмеяться, и рывком стер слезы с глаз. Произнес торопливо: – Только не ори. Тут… подушка дубом проросла. Дракон рванул к изголовью, после чего застонал обреченно. Над тканью гордо высились зеленые ростки.