Змајева Jазбина

Дорога домой заняла почему-то намного меньше времени чем обычно. Левко не понял, как это получилось, ведь путь был длинным, через дом Кресты. Драконья магия, не иначе. Вид заплаканной Оливки терзал сердце. Неправильный, непутевый, разве место такому среди людей? Левко отчаянно искал хоть какую-то эмоцию раскаяния, хоть малейшее сомнение… Ничего, пустота. Лесная кровь гуляла по венам, пела, что ей до детских слез? И не только детских. «Не умею любить. Мама не умела и мне не дано. Тогда почему так больно?» С Крестой разговор был недолгий – та кивнула устало, забирая дочь. Хотелось видеть укор в ее темных глазах, но где там. Левко окончательно поплохело, когда его еще и обняли на прощание. Дома все происходило медленно, время текло жидкой патокой, обжигая горло. Дракон курил, позволив Левку забиться в угол дивана. И тот забился, разрываясь на две часть. Одной хотелось просить прощение, хотелось рыдать и на колени падать, а другой… Другой половине было все равно. Какой-то владелец тира не стоил волнений. Левко судорожно выдохнул. Среди людей так тяжело, а другого места у него и не было никогда. Дракон стряхнул пепел. От его липкой ярости шевелились тени. Левко прикрыл глаза, чтобы не видеть ничего, пропасть, исчезнуть… – Я хочу, чтобы ты понял… Мне плевать на этого человека. – Он.. жив? – Левко перебил некрасиво, неправильно. Да и не было ему интересно, на самом то деле. – Жив. – Дракон прорычал это слово и запустил когти в обивку дивана. «А потом будут проблемы с хозяйкой за порченную мебель». – Зачем ты потащил с собой Оливию? – От этих темных глаз нельзя было оторвать взгляда. Левко словно в клетке очутился, сотканной из справедливого гнева. – Я… не подумал. Не хотел оставлять ее одну, – произнес Левко, чувствуя, как пот течет по спине. – Я не думал, что все так будет… – Врешь. – Драконий хвост хлестал по дивану. Левко опустил глаза. Да, знал. Знал, что лесная половина возьмет верх, что кровь дурная, некрещенная, ударит в голову. И когда среди неживых мишеней есть одна, что дышит и ухмыляется… – Ложись. Левко знал, что этим все закончится. Он послушно растянулся на диване, спустив штаны и белье самостоятельно. Диван скрипнул – брат слез со спинки, перешагивая через Левка. Однако что-то было не так… Дверь шкафа не скрипнула, одежда не шуршала. «Может, брат ушел?» И в этот момент Левка настиг первый удар, от которого он выгнулся и воздух начал хватать ртом. Боль была куда сильнее ремня, куда острее. Даже крикнуть сил не было. А следующий удар уже лег ниже первого, такой же мощный, такой же болезненный. – Никогда… не смей… тащить… мою… дочь… на… свою… охоту. Восемь новых стежков, и у Левка прорезался голос – он заголосил, забился и в какой-то момент все же скатился с дивана. Терпеть такое даже ему, с лесной кровью было не под силу. – Назад. Левко забился в угол, тяжело дыша. В рука у брата была… антенна, тонкая и гибкая, как хлыст. «Железо…» – Не заставляй подходить. Шутки кончились. Ремень, каким бы жестким он не был в драконьих руках, особой боли не причинял. Но новое орудие могло пробрать даже тех, чье тело крепче человеческого. Дракон ждал, а Левко не знал, как заставить себя лечь на диван и выдержать еще хотя бы удар. Он не мог встать – тело отказывалось, оно чуяло опасность и не подчинялось. – Я жду. – Брат смотрел в сторону безразлично. – Я… я не могу. – Можешь. – рыкнул Дракон, крепко сжимая свой железный хлыст. – Вставай, черт тебя побери, и иди сюда. Левко видел, чего именно Дракон добивается, но как это сделать… «Ты же не убийца, скажем честно». Перед глазами опять появилась Оливка со слезами на глазах. «Ты жить-то хочешь?» Сцепив зубы Левко поднялся и прохромал на диван. Рухнул как срубленный, чувствуя, как пульсирует жилка в виске. – Молодец. Так и лежи. Но новых ударов не последовало. Дракон вновь залез на спинку дивана и начал курить в окно. Левко выдохнул, ощущая раскаты боли в теле. Однако время шло, и кроме боли, начал приходить стыд. «Что за черт? Лежать с голой задницей и все…» – Дракон… – Никто, кроме тебя, не может это контролировать. – Брат курил уже третью сигарету и останавливаться не собирался. Левко прижался щекой к подушке, мокрой от слез. В этот раз над ней ничего не росло – все силы уходили на поддержку тела в сознании. – Извини, пожалуйста. Разве слова могут облегчить боль? Левко считал, что нет. Так почему легче стало? – Мне плевать, что думает мой драгоценнейший родитель. – Влажных длинных прядей коснулась драконья лапа. – Кровь у тебя лесная ли, души нет… Мне все равно. Сердце у тебя все равно отцовское. А он трусом никогда не был. Из-под когтистой руки вылетела крупная лесная бабочка, закружила по квартире и забилась в окно.