Said things

Лязгающий стук вилок по тарелкам, прерываемый разговорами, разносится по столовой. Лира нервно теребит края белой скатерти, стараясь на него не смотреть. Будто лежащий перед ней кусок стейка с картошкой и веточкой розмарина, к которым она не притронулась, были одними из самых увлекательных вещей, что она видела. Благо, она успела себя выдрессировать.       Не смотреть, не смотреть, не смотреть.      Сегодня это дается тяжелее. Она знает, что видит его в последний раз, и желание смотреть во все глаза, впитать его образ, записать на подкорку, почти разрывает легкие. Пока получается держаться. Только ногти впиваются в ладони, оставляя серповидные узоры. Хорошо, что не до крови, пачкающей алыми разводами скатерть.     Она чувствует мягкое прикосновение к плечу и вздрагивает.       — Все в порядке? Ты ничего не съела. Попробуй хотя бы картошку. Твоя любимая.       Его взгляд, привлеченный вопросами матери, на долю секунды царапает ее скулу наточенным ножом, и пропадает.       Лира заставляет себя улыбнуться и кивнуть. Берет в руки вилку. Чувствует пальцами обжигающий холод серебра, не понимая, как может осознать это за всеми другими чувствами.       — Я не голодна, но, пожалуй, съем немного.      Мама дарит ей улыбку, убирая руку с плеча.       — Хорошо.       И это «хорошо», относящееся к абсолютно другому, царапает ребра. Как издевка. Как что-то недостижимое, к которому ей никогда не дотянуться.        Лира кладет кусочек в рот, но не чувствует вкуса. Картошка похожа на пластилин. Такая же безвкусная. Она пытается ее проглотить, но вставшая в горле обида не дает этого сделать.       — Расскажи подробней о сути проекта. Он действительно стоит того? — слышит она заинтересованный голос отца, обращенный к нему.       Его голос, наполненный такой же заинтересованностью, пролазит в барабанные перепонки, и ей больше всего на свете хочется встать, потянуть скатерть на себя, сметая всю еду со стола, и закричать о том, чтобы он прекратил врать. Потому что эта заинтересованность была фальшивой. Всего лишь очередная попытка сбежать.       «Так будет лучше, Лира», — обозначил, окончательно ставя точку, как будто ее мнение абсолютно не имело значения. — «Я уеду и это пройдет».       Лира не успела научиться так отчаянно врать себе. У него было для этого намного больше времени.       Она кладет в рот еще один кусок картошки, с трудом проглатывая его.       — Я уезжаю послезавтра и…      Лира не выдерживает.  Наконец-то переводит на него взгляд и, срываясь, произносит уколовшее ребра имя.      — Тео…      Разговор затихает. Все глаза за столом переводятся к ней. Отец и мать смотрят укором, задаваясь вопросом о ее манерах. В его взгляде же искрится смешанное с волнением напряжение. И еще что-то. Оттенками похожее на боль.        Ей хочется сказать, что он лжец и трус.       Самый отвратительный и самый прекрасный человек в ее жизни.       Что он может уехать на другой конец света, отправиться в космос, затеряться на одном из кусочков бесконечной вселенной, но для нее ничего не изменится.        Но больше всего ей хочется сказать всего лишь одну вещь.       Глаза цепляются за стоящую рядом с ним солонку.       Она бросает ему «передай, пожалуйста, соль» вместо простого «останься».