***
Они все выбежали из кабинета в холл, Хэтфорд следовал позади быстрым шагом. — Заперто! — крикнула мисс Скарлет. — Быстрее, Хэтфорд! Крики продолжались в бильярдной. — Должно быть, это убийца! — сказал мистер Грин. — Зачем ему кричать? — спросил полковник Мастард. Мисс Уайт потерла лоб. — Стало быть, у него там жертва. — Ее голова поднялась. — О Боже, Жан! Дверь наконец открылась изнутри, и группа из семи человек ввалилась внутрь. — Ты жив! — крикнул Хэтфорд, увидев стоящего перед ними Жана. — Не благодаря тебе! — пискнул Жан. Пол под ним был залит слезами. — Вы заперли меня здесь с убийцей! — Убийца в этой комнате? Где? — Мистер Грин приемом карате разрезал бархатную занавеску. — Здесь, — сказал Жан. — Один из вас убил месье Бо-ди. — Откуда ты это знаешь? — Я подслушивал. Мисс Уайт просканировала комнату. — Почему вы кричали здесь в одиночестве? Жан дрожал, прижавшись к бильярдному столу. — Потому что я испугался. Я также выпил коньяк. Может быть, слишком много коньяка. Mon dieu! — Он фыркнул. — Я не могу оставаться здесь один. — Пойдемте с нами в кабинет. — С убийцей? — Безопасность в количестве, — сказал Хэтфорд. — Сейчас главное — найти того, кто убил мистера Бодди, до приезда полиции. — Э-э-э, Хэтфорд? — позвал мистер Грин из холла. Он смотрел в кабинет. — С этим есть одна проблема. — Какая? — Тело мистера Бодди, — сказал мистер Грин. — Оно исчезло. Они все прибежали, кроме Хэтфорда, который шел добросовестным шагом. — Исчезло? — сказала мисс Уайт. Тело действительно исчезло. Там, где было тело, ничего не было, даже мазка крови. — Значит, он не умер! — Полковник Мастард запрыгал вверх и вниз. — Он не умер, разве это не замечательно! Значит, никакого преступления не было! — Но он был мертв, в какой-то момент, — сказала мисс Скарлет. — Доктор Плам так сказал. Доктор Плам зажег сигарету. — Хм, так и есть. — Он сказал. Мистер Бодди был мертв. Так что, если кто-то переместил тело? — Кто? — В доме есть еще кто-нибудь? Доктор Плам потер подбородок и ничего не сказал о том, что его двойник прочесывает лестницу. Хэтфорд и Жан посмотрели друг на друга. — Только миссис Хо, — сказал Хэтфорд после неохотной паузы. — Кухарка. — На кухню! — крикнул мистер Грин, и они все побежали. К тому времени, когда Хэтфорд догнал их, гости уже бродили по голой кухне. — Здесь никого нет, — сказал мистер Грин. — Значит, это была она, — сказал полковник Мастард с военной окончательностью. — Миссис Хо вышла из кухни, чтобы перенести тело. Она виновна. — Виновна в перемещении тела, возможно, — прохрипел Жан. — Но убил его один из вас. Полковник Мастард вздохнул. — Я забыл об этом. — Разве Хэтфорд не говорил, что здесь должна был быть какой-то десерт? — спросил мистер Грин и открыл дверь в морозильную камеру. Миссис Хо вывалилась наружу. Мистер Грин попытался поймать ее, но, когда он понял, насколько она слаба, он закричал и упал под ней. Фартук повара был порван и измазан кровью. Через разрыв торчал кусок неопознанного органа. — Боже мой, — закричал мистер Грин из-под тела. — Боже мой, о нет, нет, нет, нет. Хэтфорд упал на колени рядом с ними, не в силах говорить. Кто-то помог оттащить тело от мистера Грина, но мистер Грин просто лежал, дергая ногами, кровь сочилась на шелковистую ткань его рубашки. — О Боже, — повторил он. Его неподвижный взгляд нашел Хэтфорда. — Боже мой, — сказал он дворецкому. — Она была… Она была моей… — Хэтфорд заикался. Она была моим другом, сказал бы он, но он не был уверен, были ли они друзьями. Между ними было молчаливое понимание, какая-то связь, но теперь она исчезла. Все, что их объединяло, умерло вместе с миссис Хо. — Она была моей… моей… — Что можно было сказать о женщине, которая так мало говорила? — Она была моей женой, — сказал мистер Грин, глядя в бездну, которая существовала внутри его сознания. — Подождите, она… Миссис Хо была… Что? — сказала мисс Скарлет. — Что вы имеете в виду под «женой»? — Она была моей женой, — повторил мистер Грин. Он склонился над ней. — Хеннесси Хо. Это был сценический псевдоним, когда она была артисткой, но она отбросила фамилию. Клиенты считали это пошлым, а просто Хеннесси работало само по себе. Фамилия «Хо» была в честь ее бабушки и дедушки, они были корейскими иммигрантами. Они вырастили ее, но умерли, когда она была еще маленькой. — Он говорил с любовью, с тоской и протянул руку, испачканную кровью, чтобы убрать прядь волос за ее ухо. Онемевшими пальцами Хэтфорд достал свой носовой платок и протянул его мистеру Грину. Мистер Грин не пошевелился, чтобы взять его. Хэтфорд приблизился еще на дюйм и использовал чистую белую ткань, чтобы стереть пятнышко крови над глазом. — Почему она здесь работала? — спросила мисс Скарлет. — Семейный укус, верно? — предположил доктор Плам. Он жестикулировал, как будто ответ был очевиден. — Его шантажировали, поэтому она работала под прикрытием, чтобы добыть улики. Верно? — Неверно, — голос мистера Грина ожесточился. — Это не моя вина, она получила эту работу до того, как я был вовлечен в это дело, она даже не знала, что меня шантажировали. Она даже не знала, что я приду сюда сегодня вечером, а я не знал, что она будет здесь. Мы не разговаривали уже долгое время. Ее работа требовала, чтобы она уезжала надолго, и я не всегда знал, куда, или что… Я не знаю. — Он застонал, уткнув лицо в локоть, но не мог оторвать от нее глаз. — Это сделал мистер Бодди, — прошипел мистер Грин. — Давайте найдем его и убьем. — Или, знаете, очистим наши имена, или еще что-нибудь, — предложил полковник Мастард. — Мы разделимся, — решил Хэтфорд. — Нас четное число, с Жаном. Мы пойдем парами и обыщем дом, комнату за комнатой. — Как мы разделимся на пары? — спросил Жан. — Даже если никто из вас не убивал шеф-повара Хо, некоторые из вас все равно являются убийцами. — Мы разделимся по преступлениям, — сказал Хэтфорд, вставая. — Мисс Скарлет и мисс Уайт, вы обе убили людей, которые вам не нравились. Вы займете подвал. Полковник Мастард и доктор Плам, вы оба стали причиной смерти людей, которых едва знали. Вы занимаете верхний уровень. — Профессор Пикок и месье Грин могут обыскать чердак, — предложил Жан. — А мы с Хэтфордом займемся главным этажом, так как он довольно сложный. — Нет, — сказал Хэтфорд. Он не любил оставаться наедине с Жаном, но сегодня, когда в воздухе витал запах крови, от этого у него побежали мурашки по коже. — Никаких союзников. Жан и профессор Пикок займут главный этаж. Мы с мистером Грином пройдем через чердак. — А что, если мистер Грин — тот, кто пытался убить вас в кабинете? Хэтфорд изучал высокого мужчину, который держался за колени и дрожал, с ужасом глядя на труп миссис Хо. — Я буду защищаться, — сказал он. — Что, если мы найдем мистера Бодди? — спросил Мастард. Хэтфорд, помогая мистеру Грину встать на шаткие ноги, не удосужился оглянуться. — Используйте оружие, которое он вам дал. Поймайте его. Живым, чтобы он мог признаться полиции. — А если он убьет одного из нас? Хэтфорд пожал плечами. — Кричи, — предложил он.***
Свет из холла едва проникал на три верхние ступеньки, спускающиеся в подвал. — Выключатель работает? Несколько шагов вниз. — Его нет. Мисс Уайт появилась на вершине узкой лестницы. Свет сверху струился по ее волосам и придавал ей ангельский вид. — Я нашла это у стойки для зонтиков, — сказала она и протянула старинный черный фонарик. — Ооо, а для меня есть такой? — Нет, но я захватила для вас несколько таких. — Она протянула горсть белых свечей. Мисс Скарлет выхватила их из ее рук. Мисс Уайт включила фонарик, несколько раз стукнула его о стену, чтобы правильно вставить батарейки, а затем закрыла дверь. Они остались одни на деревянной лестнице, пахнущей сырой плесенью, и только тонкий желтый луч вел их. — Итак, — начала мисс Уайт. — Ужин. — Прекрати, Рене. — Элисон остановилась на нижней ступеньке и повернулась. Она была намного выше Рене, к тому же на шпильках, так что она все еще могла смотреть вниз на свою подругу, стоявшую на ступеньке выше. — Мы одни. Я не хочу играть в игры. — Я хотела сказать, что мне жаль, что я пропустила ужин, который мы планировали. Хотя, в конце концов, мы должны были поесть вместе. Элисон надулась и сошла с нижней ступеньки. — Я бы хотела, чтобы ты сейчас была в церкви, честно. Когда ты собиралась рассказать мне, что убила человека в Бангкоке? Рене закусила губу. В конце концов, она сказала: — Я была честна с тобой, что убила… несколько человек. Я никогда не хотела вдаваться в подробности. Если бы ты знала все, что я сделала, ты бы бросила меня. Тебе было бы противно находиться со мной. Элисон поставила подсвечник на пол, рядом с пучком свечей, и принялась за работу, закручивая свои стойкие волосы в атлетическую косу. — Перестань использовать это как предлог, чтобы не быть ближе ко мне, — сказала она, вытаскивая спрятанные шпильки из своих, казалось бы, распущенных волос и заправляя их в зубы. Она говорила вокруг них со знанием дела; она произносила речи, заткнув губу плутониевой смолой. — После сегодняшнего вечера ты расскажешь мне все. Рене пропустила шаг. Она поймала себя на следующем. Ее голос дрогнул, когда она сказала Элисон: — Ты не сможешь видеть меня прежней. Элисон переступила через свои оправдания. — Я рассказала тебе о пяти своих неудачных бывших уже на втором свидании, потому что знала, что хочу серьезных отношений с тобой. Я заслуживаю знать и о твоем прошлом. Каждую деталь каждого преступления. Фонарик мерцал. Рене сказала: — Если ты этого хочешь. Но после этого ты меня возненавидишь. — Может быть! — сказала Элисон. — Возможно, честно говоря. На какое-то время. Но я либо переживу это, либо нет. У тебя не будет постоянного оправдания за то, что ты мне не доверяешь. — Она начала сложный процесс разделения своих локонов на три равные части. — Когда ты говоришь мне, что ты в церкви, я хочу знать, что ты в церкви. — Она потеряла фокус, и две отдельные части волос снова стали одной. — Черт возьми. — Давай я тебе помогу, — сказала Рене. Она спустилась с последних ступенек и села. — Я испачкаю свое платье. — Нет, не испачкаешь. — Рене похлопала ее по коленям. — Пойдем. Детка. Она сдалась и села на ступеньку ниже Рене. Элисон прислонилась спиной к торсу Рене и передала ей шпильки и заколку для волос. Рене протянула руку и начала проводить пальцами по волосам Элисон, осторожно распутывая узлы, образовавшиеся за вечер. — Чего я не понимаю, — начала Элисон после паузы. — Как ты заплатила за шантаж. — Элисон ненавидела тишину. Она процветала в болтовне, дома у нее почти постоянно звучала музыка, она даже включала окружающий шум, чтобы заснуть. — Скажи мне честно, потому что, если мои бухгалтеры пропустили это, мне нужно внести некоторые изменения в штат. Рене выдохнула. — Честно? Я взяла деньги из церкви. — Нет, не взяла. — Элисон повернула голову, испортив верхнюю часть косы, которую заплела Рене. — Детка. Ты лжешь. Ты бы не стала. Плечи Рене опустились. — За исключением того, что я это сделала. Вот почему я была так занята, пытаясь организовать новые сборы средств и подавая заявки на гранты по теологии, фонды SOS, на все, что смогу найти. — Элисон взяла руку Рене и погладила ее запястье. Рене сделала неуверенный вдох. — Я еще долго буду добиваться прощения от самой себя. Поверни голову назад, дай мне закончить. Элисон отвернулась и посмотрела в темноту. — Я люблю тебя, — сказала она, сделала паузу, а затем нарушила молчание. — И я скучаю по Сету. — Она почувствовала, как пальцы Рене сжались на ее голове. Элисон закрыла глаза, пытаясь избавиться от слез, и выдавила из себя. — Я люблю тебя, и мне его так не хватает. Когда мы расстались в колледже, я была так зла на него. Я думала, что всегда буду злиться на него. Когда мы снова встретились, он был таким другим. Чистый. Домашний. И у него был драйв, он делал мир лучше… — Она оборвала себя. — Слишком сильно лучше. Это убило его. Она сжала костяшками пальцев подсвечник, подаренный ей Рико, и поправила себя. — Мориямы убили его. Просто еще один мертвый муж в длинной череде мертвых мужей. — Мориямы убили Сета? — Рене заставила свои пальцы в волосах Элисон разжаться. — Тогда почему ты заплатила выкуп? Ты заплатила, чтобы скрыть их преступление. — Было проще заплатить за шантаж, чем думать о нем. Но я думаю, что скучала бы по нему меньше, если бы думала о нем больше. Рене перевязала косу Элисон резинкой. Она застегнула застежку на ожерелье Элисон и позволила пальцам впитать тепло. — Я тоже так думаю, — сказала она. Элисон встала и передала Рене фонарик. Она держала подсвечник между коленями, чтобы вставить одну из витых свечей в восковую чашу. Закрепив ее, она достала из сумочки коробок спичек и подожгла фитиль. — Давай поймаем убийцу, — сказала Элисон, — пока он не убил одну из нас. Рене подошла к тому, что, по ее мнению, было центром комнаты, и посветила фонариком вокруг себя. — Что здесь произошло? — спросила она воздух, медленно шагая назад. — Здесь пахнет… потом. Страданием. Су… Она споткнулась о толстый шнур питания и покатилась вперед. Тусклый свет фонарика дал ей достаточно времени, чтобы заметить строительные леса и негерметичные стеновые панели, прежде чем Рене провалилась сквозь них. С другой стороны помятой конструкции разбилось стекло. Элисон бросилась к ней. — Ты в порядке? Ты порезалась? — Я в порядке, не сильно, но… но… — Рене не взяла протянутую руку Элисон. Вместо этого она углубилась в новое открытие. Под ней хрустело стекло, защищенное лишь хлипкой перегородкой. Повсюду, куда бы она ни двинулась, валялось битое стекло. Рене прищурилась, вглядываясь в новую комнату, в которую она попала. Она помахала фонариком, но ничего не смогла разобрать, кроме того, что она была маленькой. Потолок был опущен. Коробка в подземной коробке. Рене медленно вдыхала и выдыхала, не обращая внимания на ощущение клаустрофобии. — Кажется, на другой стороне есть дверь, — позвала Рене, задержав фонарик на вертикальной панели. Каблуки Элисон щелкали, обходя пространство. Узкая дверь открылась, и Рене пришлось поправить фонарик, чтобы он не светил Элисон в глаза. — Вау. — Элисон шагнула внутрь. С появлением свечи вся комната осветилась. Зеркала на каждой стене, почерневшие, блестящие и отражающие. — От этого немного кружится голова. — В центре комнаты стоял потертый деревянный стул. На стеклянном полу вокруг ножек стула виднелись царапины. — Как ты думаешь, что это? — спросила Рене, вставая и смахивая стекло со своей одежды. Она потянулась вниз, чтобы достать фонарик. — Что-то вроде… камеры? — Все гораздо хуже, — сказала Элисон. Ее голос был измученным, зажатым в голове. Она осознавала, когда говорила. — Выйди в подвал и оставь дверь открытой. Рене последовала за ней. Рядом с тонкой дверью была функциональная смотровая площадка, с которой можно было незаметно заглянуть в комнату. Элисон схватила то, что казалось пультом дистанционного управления, свисающим на длинном шнуре с потолка. — Здесь написано «освещение», — прочитала она и повернула циферблат. Световые люки сделали комнату обжигающе яркой; она опустила регулятор ниже и щелкнула выключателем сбоку. Стробоскопы заставили комнату задрожать. На фоне трех оставшихся стен каждый импульс выглядел как приближающееся дикое существо. Элисон достала с потолка еще один пульт. — Этот — «звук», — сказала она, и с щелчком глубокий голос стал отдавать жестокие указания. Она нажала еще один переключатель, и комната наполнилась криками и хлюпаньем. — Это камера пыток, — поняла Рене. Она встряхнула фонарик и посветила им в сторону от комнаты. У стены подвала стоял громоздкий пластиковый кирпич, панель управления с циферблатами, нарисованными от руки. — «Амнезия», — прочитала Рене, — «Подчинение», «Мучение», «Изнеможение». — Она обернулась к Элисон, которая с отвратительным любопытством тянулась к другому пульту. — Это не просто пытки, это промывание мозгов. Это переписывание мозгов. — Она забралась на ножной табурет, чтобы посмотреть, что находится в пластиковой ванночке, стоящей на панели управления. Без предупреждения платформа начала подниматься от земли. Сверху донесся механический стон. — Элисон? — позвала Рене. Платформа поднималась слишком быстро, чтобы спрыгнуть с нее. — Мне жаль, мне жаль! — Элисон нажала на переключатель, который она поменяла, но платформа не опустилась. Она направила пульт на Рене и переключила его туда-сюда, ударила по нему пяткой ладони, но Рене продолжала подниматься, и теперь она увидела тонкое отверстие в потолке, через которое, очевидно, должна была проскользнуть. — Будь осторожна, — позвала Рене. Она больше не могла видеть Элисон, но могла видеть содержимое пластиковой ванны, лежащей на диспансере. Она успела лишь мельком взглянуть, а потом поднималась по туннелю, оставшись в недоумении: почему пижама Эндрю была сложена и хранилась в установке для промывания мозгов?***
На первом этаже Жан вел профессора Пикока против часовой стрелки, сначала дважды проверив кабинет на предмет любых признаков того, что мистер Бодди мог пройти через него. Затем прополз на руках и коленях под бильярдным столом, чтобы проверить, не мог ли он ускользнуть в бильярдной. Они не стали задерживаться в Консерватории, где из-за дождливой погоды каждое высокое растение словно тянулось к ним, впиваясь в них когтями. Это было идеальное место, чтобы спрятаться, но и Жан, и профессор Пикок были трусами, они обвели взглядом комнату, твердо стоя на ногах в зале, посмотрели друг на друга и пошли дальше. В Бальном зале, где они задержались, их ждал еще больший успех и никаких следов мистера Бодди. Горничная выбрала пластинку, затем пригласила на танец профессора Пикока, и было бы невежливо отказываться от одного танца. Они начали формально, одна рука была сцеплена и направлена, другая умеренно прижата к плечу или талии. Но по мере того, как музыка продолжалась, и биение их сердец сбивалось в ритм, локоть Жана обвился вокруг плеча профессора Пикока, а его рука спустилась по спине профессора. Профессор Пикок прильнул к служанке и положил правую руку на узел фартука Жана. Лоб профессора Пикока уперся в грудь Жана, когда горничная вдохнула и тихо сказала: — Я скучал по тебе, Кевин. Партнер Жана по танцам напрягся и оттолкнул его. — Меня зовут не Кевин, — настаивал он. — Я профессор Пикок. Жан кивнул. — Хорошо, профессор, — согласился он. Их руки нашли друг друга, и они вернулись к своему танцу. Жан изучал его ухо и мечтал: — Профессор Дэй. Они снова разошлись. Кулак Кевина сжался, готовый к удару, но потом его рука расслабилась, и он сказал: — Я не думал, что ты меня узнаешь. — Конечно, я тебя узнал, — сказал Жан. — Я должен был притвориться, что не узнал. Строгий приказ. Кевин оглядел большой бальный зал, его сводчатый потолок и неиспользуемый, мерцающий рояль на танцполе. — Ты все еще… вовлечен. Во все это. Жан посмотрел вниз на их ноги, которые снова двигались вместе в танце. — Это нелегко, — сказал он. — Но Империя теперь более сфокусирована. Все не так плохо, как было. Пальцы Кевина сжались вокруг талии Жана. — Жан, — начал он. — Если я спрошу тебя о чем-то прямо, ты ответишь честно? Жан кивнул после недолгого колебания. — Честно или совсем не честно, — пообещал он. — Если я не могу быть честным, я ничего не скажу. Кевин обдумал это и принял. Его язык смочил губы, а затем он наклонился. — Le majordome, — прошептал он. — Est-il Neil? Жан стиснул зубы. Кевин продолжал, ничего не понимая, по-английски. — Потому что он очень похож на него. Но я не знал его… au naturale… долго. И это было… Господи, почти десять лет назад. Сначала я был уверен, но чем дольше я думаю, тем больше сомневаюсь в себе. — Номер Четыре — Нил — был ниже ростом, я почти уверен. Его волосы были немного рыжеватыми, но не настолько. У Хэтфорда есть все эти шрамы и отметины, которых не было у Нила, но он мог их перенять. Вот только глаза у него были карие, а не голубые, я это помню, я почти уверен? — Кевин покачал головой, очищая нетронутые воспоминания от пыли. — Возможно, это был шок, когда я увидел тебя, возможно, это заставило меня захотеть увидеть его, и я это сделал. Кевин отпустил руку Жана, чтобы провести пальцами по своим волосам. Возможно, он начнет лысеть, если будет продолжать в том же духе, подумал Жан. Они не могут оставаться вечно молодыми. — Я уже не уверен, — сказал Кевин. Он сильно прикусил губу, а затем сказал: — Я сомневаюсь в себе с каждой секундой все больше и больше. Поэтому я спрашиваю тебя, как своего друга. — Его голос упал, хотя они были совершенно одни. — Это Нил? — Нет, — сказал Жан. — Нет. Он просто какой-то британский хрен, которого нанял Рико. Извини. Глаза Кевина потускнели. Он снова провел пальцами по волосам, отпустил талию Жана и отошел от него, чтобы потереть рот. Он вздохнул, тяжелым, тягучим звуком, и заявил: — Мне нужно выпить. Он отошел от Жана к камину, где на белом мраморном камине стоял хрустальный графин. Он налил себе полстакана и медленно выпил. Жан задержался позади него. — Я просто слишком устал, — признался Кевин, постукивая пальцем по краю бокала. — Я не выдержал жары. Это слишком для меня. — Он положил голову на руки и прислонился к мраморной голове лошади, стоящей у камина. Но прислониться не удалось. Голова лошади потянулась вниз, и из камина раздался скребущий звук. Жан зажмурил глаза и произнес тихое ругательство. — Жан, иди сюда, — позвал Кевин, немного пьяный. — Кажется, я что-то нашел. — Что это? — спросил Жан, как будто он еще не знал. — Что-то вроде… секретного прохода, я думаю. Я иду через него. — Подожди, Кевин… Но он уже был внутри камина. Тогда он прошел. Жан услышал скрежет под плиткой Бального зала. — Кевин? — позвал он. Он не стал выходить в зал — это показало бы, что он слишком много знает. Наконец, издалека он услышал голос Кевина, который звал его. — Жан? Жан? Я не уверен, где я. Тогда, и только тогда, Жан смог вбежать в холл и по диагонали попасть в гостиную, где Кевин осматривал шкаф, из которого он, очевидно, вывалился несколько минут назад. Когда он увидел Жана в дверях, его лицо просветлело. — А, Жан, — сказал он. — Что это за комната? — Гостиная. — Гостиная? А напротив нас — кабинет? А еще есть библиотека и бильярдная? Это множество комнат, очевидно, предназначенных только для отдыха. Жан пожал плечами. — Деньги мафии, — сказал он. — Знаешь ли ты о других тайных ходах в доме? — спросил Кевин. — Мог ли Рико использовать их, чтобы попасть из кабинета на кухню, чтобы убить повара? — Он выбежал в холл и заглянул в библиотеку, но, не увидев никого и никаких подходящих мест, где можно было бы спрятаться, продолжил путь в столовую. — Послушай, Кевин, — начал говорить Жан, медленно следуя за ним, затем сделал паузу, чтобы потереть висок, и продолжил, — я не хотел говорить этого раньше; я не мог сказать это при всех, и… и я не хотел расстраивать тебя, но… Рико не убивает. Во всяком случае, не своими руками. Это не изменилось. Кевин остановился на месте, прислонившись к входу в столовую, вытянув обе руки над дверным проемом над головой. — Тогда… кто убил повара? — Я не знаю. Кевин повернулся к Жану, опустив глаза в пол. — Как ты думаешь, Рико действительно мертв? Думаешь, его убили, когда выключили свет, а когда мы вышли из кабинета, кто-то другой перенес тело? Жан нахмурился, пытаясь составить правдивый, сформулированный ответ, но, прежде чем он смог заговорить, в столовой раздался громкий скрип. — Это кухня! — сказал Жан, благодарный за то, что его отвлекли. — Это, должно быть, повар! Кевин пронесся через столовую, бросил свое тело на разделитель, а затем встал в стороне, пока Жан с помощью незаметной системы шкивов раздвигал панели. Кевин ворвался внутрь. Внутри морозильной камеры порыв, движение, черный призрак в золотом браслете, пятно, пролетевшее сквозь потолок. — Я сошел с ума? — спросил Кевин. — Или мисс Уайт только что вертикально пролетела через морозильную камеру, где было найдено тело миссис Хо? — Кевин? — Жан подошел к Кевину и оперся на его плечо. — Где миссис Хо? Кевин посмотрел на пол. На его ботинках была тонкая царапина крови. Он повернулся на 360 градусов. Кровавого повара не было. — Черт, — вздохнул Кевин. Волосы на его руках встали дыбом, но ему потребовалось мгновение, чтобы выразить осознание словами. Он посмотрел на Жана, который едва воспринимал его визуально, но знал о его присутствии, и объявил: — Кто-то крадет трупы.***
— Пойдемте, полковник, — сказал доктор Плам, наполовину сопровождая, наполовину таща полковника Мастарда по лестнице на верхний уровень. Хэтфорд и мистер Грин отправились за несколько минут до этого и поднялись по скрипучей лестнице, которая спускалась по шнуру под потолком. Лестница поднялась вслед за ними, и в этот момент доктор Плам обхватил полковника Мастарда и начал подниматься по лестнице. — Ай! — вскрикнул полковник Мастард. Его голос понизился, и он сказал: — Прекрати, Эндрю, отпусти меня и скажи мне, что здесь происходит. Рука Эндрю разжалась, и Ники потянул его за рукав, потирая руку. — Почему бы тебе не рассказать мне, что здесь происходит? — предложил Эндрю тоном, не оставляющим места для спора. — Вы с Эриком женаты? — Это не была законная церемония, — сказал Ники. — Я могу называть его своим мужем, если захочу. Так же, как я могу называть тебя своим кузеном, хотя мы не виделись почти год. — Ники нахмурился и попытался ожесточить свой взгляд, но его грусть просвечивала сквозь него. Эндрю был вынужден отвести взгляд. — Ты никогда не производил на меня впечатление человека, способного поддаться шантажу. — Это Аарон, — сказал Эндрю. Лицо Ники пожелтело. — Он не… Тильда… — Хотел бы я, — прошипел Эндрю, возмущенный тем фактом, что он действительно хотел, что он жаждал убедить Аарона постоять за себя, убедить его, что его стоит защищать. — В тот день в машине я был Аароном. Именно это позволило мне так легко убить ее. — Улики. — У Ники отвисла челюсть, когда он понял. — Улики шантажа. Если Аарону предъявят обвинение, он потеряет работу, а заявление Кейтлин на грин-карту отправится в мусорное ведро. — Я знаю это, — прорычал Эндрю. — Вот почему я здесь. Он открыл узкую дверь чулана, взял веник и дважды стукнул им о потолок. Дальше по коридору открылась дверь, и оттуда высунулась светловолосая голова. — Смотрите, что притащила кошка, — сказал Аарон, подойдя к ним. Обращаясь к Ники, он сказал: — Наслаждаешься своим ночным отдыхом? Ники скривил губы, собираясь остроумно ответить, но Эндрю вмешался. — Не интересно. Ты что-нибудь нашел? Твоя папка для шантажа? Обратный шантаж, чтобы мы могли шантажировать их в ответ? — Я обшарил весь чердак, даже забрался на крышу, чтобы проверить, нет ли тайника. Не смог ничего найти. То есть, ничего. Странное количество ничего. Ни спутникового телевидения, ни компьютеров, шкаф с обычными банковскими выписками и налоговыми декларациями. Платежные ведомости повара и медсестры, которая приходит два раза в месяц. — Откуда берутся деньги? — Пенсионный счет. Как я уже сказал, большой, но не привлекающий внимания. — Чья пенсия? — спросил Ники. — Мистер Бодди не показался мне пенсионного возраста. — Заткнись, Ники, — машинально сказал Эндрю, а затем отказался от своего предыдущего заявления. — Вообще-то, ты прав. — Аллилуйя. — Аарон, ты видел каких-нибудь… людей? Видел ли ты вообще человека в черно-белом костюме? — Что, ты имеешь в виду того жуткого Батлера? — Нет, ваш шантажист, мистер Бодди. Он пытался убедить нас убить дворецкого, а потом сбежал и убил повара. Я все еще работаю над тем, как, — сказал Эндрю, увидев встречный вопрос. — Если увидите его, уходите, но немедленно позовите меня. — Аарон кивнул. Эндрю посмотрел вверх и вниз по коридору наверху. Ему показалось, что он услышал звуковой сигнал, и он надеялся, что они наткнутся на бомбу. Хоть что-то, чтобы скрасить вечер. — Ты уже прошел этот этаж? — спросил он. Аарон покачал головой. — Ну, в кладовке никого нет. Кто следующий? — Он схватил первую попавшуюся ручку и толкнул дверь. — Отстой, — поставил диагноз Эндрю. — Дай мне посмотреть! — Ники протиснулся мимо него. Это была скромная комната с двумя односпальными кроватями, задвинутыми под зарешеченное окно. Рядом с кроватью было достаточно места для тумбочки, а напротив окна стоял крошечный шкаф. Ники отодвинул дешевый пластик, закрывающий шкаф, который был чуть больше, чем занавеска для душа, и достал короткое черное платье на вешалке. — Комната Жана, — сказала Ники. — Горничной? — Аарон последовал за Ники в тесную спальню. — Я не смог найти ни одной квитанции об оплате за него. Я даже не знал, что он живет в доме. За это он должен получать зарплату. — Аарон открыл ящик своей тумбочки и начал рыться в свернутых в клубок черных колготках. Никки покинул крошечный шкаф, выбрал верхнюю книгу из стопки под кроватью и начал перелистывать страницы в поисках значимых примечаний или закладок, сделанных из квитанций или карточек. — Это английский перевод «Цветов зла», — Ники перелистнул на следующую страницу. — Les Fleurs du Mal. Французская поэзия, — добавил он, поймав бессмысленный взгляд Аарона. — Шарль Бодлер. Жан делает пометки карандашом на полях, но пишет по-французски. Почему он читает его на английском? Эндрю не было никакого интереса рыться в ящике с бельем горничной или перелистывать страницы книги. Аарону и Ники и так было тесно. Эндрю оставил их наедине с собой и пополз дальше по коридору. — Мистер Бодди? — пропел Эндрю. — Выходите, выходите, где бы вы ни были. Он попробовал латунную дверную ручку слева от себя, обнаружив, что она заперта, он налетел на дверь плечом, как тараном, выбив ее. — Ты в порядке? — позвал Аарон из другого конца коридора. Серебристо-голубая краска стен, черная отделка. Над кроватью висел мобиль: стая черных птиц с красными драгоценными глазами. — Аарон, оставайся там, — сказал Эндрю, переступая порог и входя в комнату. Воздух в спальне был холоднее, в незашторенном окне зияла трещина. — Мистер Бодди, покажитесь! — потребовал он и прислушался, нет ли нервного вздоха или смещения веса. Он ничего не услышал. — Ладно, придурок. — Он протопал в комнату. Спальня была типичной для чахлого, социопатического, переросшего богатого ребенка. Каждая поверхность была чистой, неестественно чистой, явно не для себя. Эндрю открыл верхнюю полку комода. Внутри было множество черной одежды, сложенной до совершенства без складок. На комоде стояло блюдце с драгоценностями, на котором лежали серебряные серьги и кольца. Эндрю взял одну безделушку — несколько колец, соединенных изящными цепочками. Он поднес его к свету и рассмеялся. Экстравагантная игра на кастетах, дорогая, но совершенно бесполезная. Взгляд Эндрю остановился на стене за висящим украшением. Чуть выше уровня глаз Эндрю была сделана гладкая, почти незаметная штукатурка. Он протянул руку и нащупал штукатурку, по окружности напоминающую фонарик. Он постучал по ней костяшками пальцев, надеясь услышать глухой стук, подсказку, спрятанную в стенах, но звук был такой же, как и у любой другой стены. Скорее всего, какой-то буйный идиот пробил дыру в стене и заделал ее. Эндрю пошел дальше. Книжная полка, полная книг в твердых переплетах с серебряным и золотым тиснением, и ни одной с порванным переплетом. На верхней полке тумбочки стояла бутылочка лосьона с дозатором, окруженная несколькими носками, к которым Эндрю отказался прикасаться. Он откинул двойные дверцы шкафа. Только строгие черные костюмные пиджаки, брюки, перекинутые через крючок, и множество вычурных шелковых рубашек со сложными, требующими внимания рисунками. Эндрю покачал головой, глядя на шкаф, но тут его внимание привлек блеск на внутренней стороне дверцы. Фотография. Одна из многих. Многих, многих. Вся внутренняя поверхность обеих дверей шкафа была увешана фотографиями. Мистер Бодди был на каждой из них, часто к нему присоединялась другая фигура, более высокая. На некоторых фотографиях незнакомец хмурился или смотрел в сторону, случайно попав в кадр с мистером Бодди. На других он серьезно улыбался и обнимал мистера Бодди за плечо. Эндрю прищурился. Фотошоп. Или в некоторых местах — ручной монтаж: фотография мистера Бодди, стоящего посреди комнаты, с аккуратно вырезанным изображением другого парня, приклеенным рядом с ним. — Эндрю, — позвал Ники. Его голос был напряженным. — Не мог бы ты выйти сюда, когда у тебя будет возможность? Эндрю ворвался в дверь. — Аарон в безопасности? — говорил он, даже не успев выйти из спальни. — В порядке, — ответил Аарон, немного застыв. Он заглянул в небольшой шкаф, где, вероятно, хранились принадлежности для уборки или дополнительные костюмы, которые не поместились в спальне мистера Бодди. — Эндрю, ты никому не говорил, что придешь сюда сегодня вечером? Эндрю не удостоил вопрос ответом в виде слов, он просто насмехался. Кому бы он мог сказать? У него никого не было, никого, кроме Рене, которой он не сказал, да это и не имело значения, поскольку она была здесь и, похоже, еще не поняла, что он не Аарон. Он заметил, что она смотрит на него, но Рене знала, что Эндрю больше не бегает от зэков. Ее подозрения были беспочвенны. — Что в шкафу? — спросил Эндрю. — Если это моя фотография на доске для дартса, то я хочу напомнить тебе, что это, скорее всего, твоя фотография. И еще, могу ли я оставить ее себе? Он подошел, чтобы посмотреть, но Аарон протянул руку и оттолкнул его. — Эндрю, я хочу, чтобы ты подумал, прежде чем заглянуть туда. Это может все изменить. — Что именно? — Я не собираюсь тебя останавливать, но, если ты решишь посмотреть, я возьму на себя ответственность до конца вечера. — Обычно Эндрю уже протиснулся бы мимо него, но Аарон смотрел ему в глаза, смотрел в его глаза и сквозь них так, как может смотреть только близнец. Он был в голове Эндрю. Эндрю мог прочитать каждое минутное подергивание мышц: частоту его морганий, то, как голова Аарона дернулась к его плечу, нервный импульс дернуть его за мочку уха, как это делали оба близнеца до того, как встретились, и оба тренировали свои тела. — Если ты пойдешь туда, я хочу, чтобы ты ушел. Я сделаю это сам. — Аарон потянул мочку уха, не в силах побороть навязчивое желание. Эндрю заглянул в угол шкафа, который он мог видеть. Единственная полка, на которой лежала пара туфель под мятым блейзером, наспех сложенные брюки, белая пуговица и серый галстук. Более дешевый материал, чем тот, что безупречно хранился в шкафу мистера Бодди. Почти идеальное соответствие униформе дворецкого. Взгляд Эндрю упал на открытую дверь. Внизу на белой краске были отпечатки крови. Ники, который занял место Аарона в дверном проеме, повернулся к близнецам. Все черты его лица были изогнуты вниз: рот, брови, глаза. Он был не похож на себя. — О, Эндрю, — простонал он. Эндрю шагнул в сторону и обошел Аарона. Он оттолкнул Ники с дороги, но Ники поймал его руку и повис, и в этот раз Эндрю не стал его отталкивать, а просто позволил ему держаться. Это был не шкаф. Или был, но не был. На полу валялся грязный плед, свернутый в дальнем углу в виде подушки. Места было мало, даже такому маленькому человеку, как Эндрю, пришлось бы полностью свернуться калачиком, чтобы лечь. Здесь не было ни зеркала, ни книг, никаких признаков жизни, кроме надписей на стенах. Кто-то разговаривал с ним, но Эндрю не знал, кто это и что он говорит. В ушах стоял рев, океанская волна разбивалась, разбивалась и не переставала разбиваться. Эндрю ухватился за рваные края одеяла и дернул его назад. О боже, пахло им. Под одеялом, тщательно спрятанное под плинтусом, мелькнуло острие, пронзившее вращающееся зрение Эндрю. Он споткнулся. Ники, все еще держась за его руку, попытался помочь Эндрю подняться, но тот все равно упал на колени. Он потянулся за предметом и зашипел от резкой боли. На его большом пальце выступила струйка крови. На мгновение Эндрю ошарашено уставился на нее, а затем его зрение переключилось на три предмета в его руке, ни один из которых не был длиннее мизинца. Два сломанных кусочка карандаша для гольфа. Графит был отломан, но мягкая древесина, окружавшая его, была истерта, исцарапана о стенки. И осколок от зеркала. На стене над тем местом, где кто-то спал: символы, рисунки, цифры. Слов нет. Иногда рядом с цифрой стояла буква, означающая шифр. Сложные уравнения. Большая часть графитом и царапинами в краске. Но была и кровь. Проба за ошибкой, одни лучше других, разного размера: Эндрю, Эндрю, Эндрю. Его лицо. Его руки, поднимающие топор. Его глаза, окруженные огнем. Эндрю, не Аарон. Это был Эндрю, не его брат, это мог быть только он. Вокруг кровавые рисунки, шифры, которые мозг Эндрю разгадал самостоятельно. Уравнения, которые равнялись числам, которые равнялись Эндрю, Эндрю, и иногда, более мелким почерком, «помоги мне». Голова Эндрю откинулась назад. Над его головой не было света. Все это было построено в темноте. Эндрю взял в руки одеяло. Он прижал его к стене и использовал его, чтобы максимально закрыть рисунки. Он прижал центр с помощью куска разбитого зеркала. С помощью грубой силы карандаши достаточно хорошо проникали сквозь одеяло и в стену. Он обернулся к Аарону и Ники, прижавшимся друг к другу в дверном проеме. Он был таким маленьким, понял Эндрю, что, если он протянет руки в любом направлении, его остановят. Не было даже места, чтобы сделать вдох. — Эндрю? — осторожно спросил Ники. — Выйди в коридор, встань рядом со мной. Давай просто подышим секунду. Сядем, прижмемся спиной к стене. Сжимаем пальцы ног, разжимаем. Сжимаем лодыжки, разжимаем. Икры, колени, квадрицепсы, хорошо? Эндрю вышел из шкафа. Ники схватил его за локоть, и Эндрю не мог этого сказать, но он был благодарен Ники за его силу. — Я положу руку тебе на спину, хорошо? — сказал Ники. — Да. — Давай дышать вместе, три вдоха. Вот так. Эндрю закрыл глаза и дышал вместе со своим кузеном. Он почувствовал, как чья-то рука скользнула по его плечу. В реальном мире Эндрю повернулся бы и укусил любого, кто сделал бы это, но ему не нужно было этого делать, потому что он знал, что это был Аарон. Даже вслепую он узнал его прикосновение, словно отпечатки пальцев на ткани их одинаковых пиджаков. Эндрю контролировал ситуацию. Он успокаивал себя. И только успокоившись, он осознал, что звон в ухе, который он принял за ярость, варящуюся в его мозгу, был внешним звуком. Из соседней комнаты доносился долгий, непрекращающийся звук высокого тона. Он сосредоточился на этом звуке, легко отсекая Аарона и Ники, когда они все трое дышали в медленном единстве. Раздался скрежет дерева по дереву и скрип, который постепенно прекратился, пока Эндрю прислушивался. А затем — два тяжелых шага. — Это он, — сказал Эндрю. — Мистер Бодди. Я собираюсь его разобрать. — Эндрю, Эндрю, подожди, давай подумаем. — Но Эндрю топал к соседней двери, протяжный тон становился все громче, доносясь изнутри комнаты. Он не стал ждать, заперта ли дверь, просто поднял колено и ударил в нее ногой. Он приложил больше усилий, чем требовалось. Дерево сломалось под его каблуком. Эндрю оторвал приличных размеров щепку и протиснулся сквозь щель. Револьвер был тяжелым в его кармане, но ему не нужен был пистолет. Он хотел убить мистера Бодди своими руками, ради Нила, ради Ники, ради Аарона, ради мертвой кухарки, которую он не знал. Ради самого себя. Чтобы задушить свою ярость, чтобы он мог оплакивать того, кто не умер, того, кого больше не существовало. — Ты мертв, — пригрозил он. Но Эндрю не мог убить человека в комнате. Потому что он уже был мертв. Лежа в кровати, туловище приподнято башней из подушек, тесак рассекает грудную клетку, показывая неподвижное сердце, зажатое между двумя свернувшимися легкими. Это был не мистер Бодди. Это был пожилой мужчина, волосы совершенно белые, кожа тонкая и бумажная. Рядом с кроватью стояли капельница и механический аппарат искусственной вентиляции легких. Экран, на котором отображались жизненно важные показатели, показывал прямую красную линию и несколько нулей, испуская безжизненный гул. — Доктор Плам, — сказала мисс Уайт, стоя перед шкафом в углу комнаты. Его глаза метнулись к ней, и она медленно подняла руки над головой. Ее лицо было бескровным и бледным, а голос меловым. — Я могу объяснить, — сказала она. В этот момент по коридору пронеслись Аарон и Ники, торопливо врезаясь друг в друга. — Эндрю, не надо! — сказал Ники, еще не видя, что происходит внутри. Когда он увидел мисс Уайт, его рука закрыла ему рот. Ее глаза проследили путь от Ники к Эндрю, а затем к Аарону. — Эндрю, — сказала она, словно обнаружив, как звучит это имя в ее устах. — Это ты его убила? — спросил Эндрю. Его голос был ровным. Ему было все равно, ему было все равно, он твердил себе, что это не может его волновать. Три пары шагов взбежали по лестнице. — Мисс Уайт! — крикнул профессор. — Мы видели ее там, где был убит повар! Пикок, Мастард, если вы увидите мисс Уайт, поймайте ее! — Мисс Скарлет сказала что-то неразборчивое, и профессор вскрикнул. Мисс Уайт побледнела. Она пристально посмотрела на Эндрю, умоляя его без слов. Он смотрел в ответ, его лицо не выражало ничего. Аарон дернул его за руку. — Уходи отсюда, быстро, уходи, дальше я сам разберусь. — Эндрю оттолкнул его, порвав рукав собственного пиджака. Он не двигался с места, пока она не ответила ему. — Ну что? — спросил он со скукой. — Лучше определись.***
Когда они разделились на пары, Хэтфорд помог мистеру Грину подняться по лестнице. Он хотел лишь протянуть руку, но мистер Грин прижался к нему так крепко, с полной готовностью доверить Хэтфорду весь свой вес. Хэтфорд ожидал, что мистер Грин в любой момент собьет его с ног или отступит назад и столкнет Хэтфорда с лестницы, но этого не произошло. Когда Хэтфорд двигался по стремянке на чердак, мистер Грин поднялся первым, а Хэтфорд подождал, пока он сойдет с лестницы, и последовал за ним. Хэтфорд ожидал, что тот ударит его по лицу, когда он будет подниматься, или оттолкнет его пальцы от лестницы, но мистер Грин просто предложил ему руку в конце. Хэтфорд никогда не думал об этом раньше, но он всегда ожидал худшего от окружающих, потому что именно это он получал всю свою жизнь. Мистер Грин не заставлял его пересмотреть свои ожидания, но Хэтфорд чувствовал растущее понимание. — Мне кажется, здесь есть лишняя одежда, — сказал Хэтфорд. Мистер Грин опустился на пол и прислонился спиной к голой, не утепленной стене. Его окружали картонные коробки. — У меня не так много… много… к-крови на одежде. Если есть тряпка или что-то еще. Хэтфорд перевернул первую картонную коробку, чтобы расположить ее отверстием вверх, но коробка была не запечатана. Сотни белых мячиков размером с кулак рассыпались. Мистер Грин ударом ноги остановил многие из них. Он поднял один, подбросил его в воздух и поймал. — Экси-мячи, — сказал он, увидев взгляд Хэтфорда, следящего за мячом вверх-вниз, вверх-вниз. Он бросил его слишком сильно, и мяч отскочил от угловатого потолка. Нил бросился за ним. Мяч был правильной формы, гладкий и идеально взвешенный, именно такой, каким он хотел его видеть. Его мозг сосредоточился на мяче. Все вокруг белой поверхности рассыпалось в черноту. Это был не мяч, это был мир. Шар. Вселенная. Он был совершенен, за исключением того факта, что он не был использован. Такой белый, что казался полированным. Почти отражающим. Он хотел бежать за ним по корту, сверкая каблуками в сторону того, кто бежит медленнее его. Он хотел взять его в ракетку, покрытую следами от заносов и пятнами на траве. Он хотел подхватить его, послать в безостановочное движение к цели так же, как астероид погубил динозавров. Но потом Хэтфорд уставился на мяч в своей руке, удивленный его присутствием. Он оказался тяжелее, чем он ожидал. Хэтфорд уронил его, он ударился об пол и не стал его поднимать. Мистер Грин наблюдал за ним. Его взгляд был мягким. — Вы когда-нибудь играли? — спросил он. Хэтфорд сглотнул. Он чувствовал себя разбитым. Каким-то другим. — Экси, — уточнил мистер Грин. — Нет, — выдавил Хэтфорд. — Я даже никогда не слышал об этом. Мистер Грин кивнул. — Да, за последние несколько лет она немного выдохлась. Профессиональная лига действительно сократилась, а большинство команд колледжей перешли в любительскую. — Хэтфорд повернул ящик правильной стороной вверх и начал собирать мячи. Грин подвинулся, чтобы помочь ему. — Вам бы это понравилось, — сказал он слишком разговорчивым тоном. — Вы быстрый. — Нет, не быстрый, — сказал Хэтфорд. — Мне нельзя. Мистер Грин моргнул. — Нет, простите, я просто имел в виду… Я поднял примерно два мяча, а вы схватили все остальные. Хэтфорд посмотрел вниз. Коробка снова была полна. Он даже не заметил. — О, — сказал он. — Обычно я не… не хороший дворецкий. Просто… дворецкий. — Чем именно вы занимаетесь? — спросил мистер Грин. Хэтфорд задумался. Никто никогда не спрашивал его об этом раньше. В основном он привык получать команды от начальства, а это были все. Жан иногда разговаривал с ним, но Жан в основном говорил о Жане, что Хэтфорда не смущало, потому что, если от него требовали, чтобы он говорил о себе, он не знал, что сказать. Он и сейчас не знал, что сказать. — Я дворецкий, сэр. — Что ж, надеюсь, вам это нравится. — Я… Я… Мистер Грин наклонился вперед. Хэтфорд сделал вид, что видит что-то нужное, и отошел на расстояние вытянутой руки. Он больше не боялся, что мистер Грин ударит его. Он боялся, что мистер Грин сожмет его плечо или обнимет, что было вдвойне страшнее удара. — Вот. — Хэтфорд потянулся к открытой коробке и достал полотенце имабари: тонкое, компактное, но впитывающее. Оно было мягкого зеленого цвета. Он протянул его мистеру Грину, отвернув лицо, надеясь, что тот просто возьмет его. Мистер Грин стоял. Он смотрел на Хэтфорда, а не на полотенце. — Извините, что спрашиваю, но вы… вы могли бы? — Он жестом указал на пятна крови на лице и шее. — Я не могу… я не хочу прикасаться к этому. Хэтфорд кивнул. Он не мог отказать в прямой просьбе. Мистер Грин сел на край картонной коробки, но гофрированная бумага не выдержала его веса. Коробка провалилась внутрь, и мистер Грин оказался на полу. Вместо того чтобы встать, он перекатился на колени и поднял грудь перед Хэтфордом. Если бы не его поднятый подбородок, он мог бы молиться. — Мне очень жаль, — сказал ему Хэтфорд, вытирая кровь под мочкой уха. Кровь засохла и отпала хлопьями. — О вашей жене. — Я не знаю, что и думать, — сказал мистер Грин. — Я не знаю, что чувствовать. — Но слеза навернулась ему на глаза. Хэтфорд поймал ее полотенцем, прежде чем она успела скатиться по щеке мистера Грина. Плечи Хэтфорда напряглись. Он сказал, потому что чувствовал, что должен это сделать: — Все будет хорошо. Глаза мистера Грина метнулись вверх. — Правда? — спросил он. — Вы когда-нибудь теряли кого-нибудь? — Да. — Хэтфорд прикусил губу. Он не знал, откуда взялся ответ. Он не думал об этом, это вырвалось у него изо рта. — Я не знаю. Может быть. Он поднес полотенце ко лбу мистера Грина, чтобы вытереть брызги крови. Глаза мистера Грина закрылись. Теперь он выглядел так, словно мог молиться. Хэтфорд подумал, каково это — так легко закрыть глаза в присутствии другого. Сдаться. — Стало ли лучше после того, как вы их потеряли? Стало ли… Стало ли? Лучше? — Нет. — Хэтфорд хотел сильно надавить, хотел яростно тереть, пока полотенце не оставит ожоги от трения на коже мистера Грина. Но его рука была нежной. Он сказал: — Все хуже. С каждым днем все хуже и хуже. Мистер Грин поймал конец полотенца, связывая их вместе. — Меня зовут Мэтт, — сказал он Хэтфорду. Он обернул полотенце вокруг своей ладони, как бинт, пока их руки не соприкоснулись, и он смог пожать руку Хэтфорду. Никто не пожимал руку Хэтфорду. Они просто бросали ему свои пальто. — Приятно познакомиться. — Привет, Мэтт. Я Хэтфорд. Губы Мэтта дернулись вниз. — Но это просто твоя фамилия. Например, я Мэтт Бойд. Привет. — Привет, Мэтт Бойд. Я… — Его мысли вихрем пронеслись. — Я не знаю. Хэтфорд. И без того ухудшающееся выражение лица Мэтта разрушилось. — Ты не обязан говорить мне, если не хочешь, — сказал он, вставая. Когда он снова стал выше, Хэтфорд смог увидеть кровь, которую он пропустил на шее Мэтта. — Подожди, — сказал он. Мэтт подождал. — Я… Кровь. — Кровь! — Кто-то закричал у них под ногами. — Боже мой, столько крови! Мэтт взял полотенце у Хэтфорда и резко провел им по лицу, не обращая внимания на остатки крови на шее. — Мы, наверное, должны пойти и разобраться с этим, — сказал он.***
Восемь человек собрались в спальне хозяина. Хэтфорд и мистер Грин. Жан, профессор Пикок и мисс Скарлет. Полковник Мастард и доктор Плам. Мисс Уайт. Дверь шкафа продолжала скрипеть, а доктор Плам то и дело закрывал ее. — Кто он? — спросила мисс Уайт, ее голос был густым, как свернувшееся молоко. Полковник Мастард усмехнулся. — Скажите мне, вы его убили. — Он был хозяином дома, — сказал Хэтфорд, прежде чем мисс Уайт успела возразить. — Он владел всем этим. — Как? — спросил доктор Плам. — Его пенсия — если предположить, что у него есть пенсия — не могла оплатить этот грандиозный дом. — Шкаф снова издал звук. Доктор Плам захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. — О хозяине хорошо позаботились, — просто сказал Жан. Хэтфорд просто уставился на него. — О нем хорошо заботились, — вставил профессор Пикок. — Было так, пока она не убила его. — Он протянул палец, который указывал на мисс Уайт. — Я не убивала! Профессор Пикок шагнул вперед, его обвинительное намерение было яснее, чем окна в консерватории после того, как Хэтфорд вымыл их щелоком. — Вы расстались со своим партнером. — Глаза мисс Уайт метнулись к мисс Скарлет. — Вы были найдены с телом, одна. Самое ужасное, что вы убили его тем же способом, что и того человека, в Бангкоке, не так ли? Ножом мясника. Хэтфорд задрожал. — Я не хотела отделяться от мисс Скарлет, — объяснила мисс Уайт. — Я пыталась что-то рассмотреть, а она нажала на кнопку. Я не пыталась пролететь сквозь потолок. — И это еще одна вещь! У вас был доступ к секретному проходу. Ни у кого больше не было. — Кроме вас, профессор. — Жан переминался с пятки на пятку. — В Бальном зале. — Вы что? — Мисс Скарлет повернулась к нему. Профессор, казалось, сжался. — Я… Это другое! — объявил он. — Я не знал об этом. Я споткнулся и нашел это! — То же самое с мисс Уайт, — сказала мисс Скарлет. — Если мы должны верить вам на слово, то нам придется поверить и ей. — Это другое, — сказал он. — Я не тот, кто находится под следствием за убийство! — За исключением того, что вы находитесь. — Все глаза в комнате обратились к Хэтфорду. Он поднял подбородок и сказал громче: — Вы находитесь под следствием за убийство. Все вы. Вы все были вооружены, когда был убит мистер Бодди. И кто-то убил повара. А теперь кто-то убил хозяина. — И это явно была мисс Уайт! Этот человек был убит ножом, и нож был у нее — У меня был кинжал, — указала мисс Уайт. — Он был убит тесаком. — Вы не можете отрицать, что знаете толк в тесаках. Мисс Уайт открыла рот. Закрыла рот. Подняла руки вверх в бессмысленном жесте. — Это явно была она. — Это явно была не она, — вклинилась мисс Скарлет. — Она просто оказалась в неправильное время в неправильном месте. Доктор Плам прищурился на нее. — Почему вы так категоричны? — спросил он. — Вы даже не знаете ее. — Именно. — Полковник Мастард хлопнул в ладоши. — Никто из нас не знает друг друга, поэтому, когда приедет полиция, давайте просто все скажем им одно и то же. Это была мисс Уайт, это все мисс Уайт. Мисс Скарлет покраснела. — Но это не так. — Почему вас это волнует? — Потому что она моя жена! Мозг полковника Мастарда хлопнул по тормозам, он резко вдохнул. Румянец мисс Скарлетт распространился по всему ее телу; чтобы скрыть его, она склонила голову и зажала лоб между ладонями. Наконец, она подняла голову, поправила ожерелье и сказала: — Мы не знали, что кто-то из нас будет здесь. Мы просто пытались защитить друг друга. — Мисс Скарлет глубоко вздохнула. Ее глаза медленно соединились с каждым человеком в комнате. — Я знаю, что она… я знаю, что Рене не могла этого сделать, потому что я глубоко знаю ее. Я… я, Элисон, говорю каждому из вас, что моя жена этого не делала. Наступила тишина. Элисон и Рене смотрели друг на друга. Рене тихо прошептала «спасибо». Затем Пикок сказал: — Но ведь именно в этом все дело, не так ли, Элисон? Ты — ее жена. Ты не можешь ясно видеть картину, у тебя есть предубеждение. — Я знаю ее… — Правда? — отрезал Пикок. — Все о ней? Вы знали о человеке, которого она убила в Бангкоке? Глаза Рене закрылись. Элисон сглотнула. — Нет, не знала. — Если она была способна на такое, а вы не знали, значит, она способна на еще большее. — Профессор Пикок обвел взглядом комнату. Его взгляд упал на мисс Уайт — на Рене — в последнюю очередь. — Смотрите. Мы не знаем, убила ли она его. Но у нас нет других идей. Давайте оставим мужчину в постели, никто его не тронет. Давайте спустим Рене вниз и будем держать ее где-нибудь в заточении, чтобы, когда приедет полиция, мы могли объяснить ситуацию. На это предложение раздались ворчание и вздохи, а изнутри послышался скрип двери шкафа, который доктор Плам тут же заглушил. Профессор Пикок защищался: — Полиция либо оправдает ее, либо нет. Но в любом случае, это спасет 5 невинных людей от тюрьмы. — Или это может спасти только четырех невинных людей, — сказала Рене, спокойная нотка в ее голосе делала ее неразборчивой. — Скажем, например, что профессор Пикок убил мистера Бодди в кабинете петлей, потом он убил повара, а теперь этого человека. — Я протестую! — Это всего лишь гипотеза. Но он протестует против того, чтобы меня выдали в чрезвычайно страстной манере. Возможно, чтобы спасти себя и скрыть свою вину? Профессор Пикок зашипел и посинел лицом. — Я страстно спорю, потому что я страстный человек! Мне не по душе это абсурдное обвинение. — Мне тоже, — сказала Рене. — Как я уже сказала, я не убивала этого человека. У меня никогда не было тесака. И я нахожусь наверху по случайному стечению обстоятельств. Вы собираетесь сдать невинную женщину в полицию, чтобы спасти себя? — Или мы позволим убийце уйти, — закончил Пикок. — В любом случае, вы убили того человека в Бангкоке. Так что это не вопрос невиновности. — Мы будем голосовать, — сказал Хэтфорд. — Не Жан и я, мы только слуги. Но остальные. Профессор Пикок? Профессор щелкнул зубами. — Виновна, конечно. Мисс Скарлет последовала за ним. — Не виновна, конечно. Полковник Мастард считает: — Виновна. Доктор Плам покачал головой. — Не виновна. — Мистер Грин? Я полагаю, это зависит от вас. Рене издала небольшой, облегченный вздох и посмотрел на человека с мягким лицом, одетого в зеленое. — Виновна, — проклял он.***
Они привели Рене вниз и связали ее в библиотеке. Она была с каменным лицом, когда они с помощью полотенец для посуды обмотали ее запястья и лодыжки, прикрепив ее конечности к стулу из полированного кедрового дерева. Рене не сопротивлялась, но Элисон — да. — Это возмутительно, — заявила женщина в красном. — Это глупо. Я вообще поражаюсь, насколько глупы некоторые из вас, чтобы делать это. Только не вы, — сказала она, повернув свой нос к профессору Пикоку. — Я знала, что вы именно такой глупый, как только увидела, что вы разбрасываете свой велосипед. Вы могли бы собрать его обратно, если бы у вас была хоть одна клетка мозга, вы это знаете? Профессор Пикок отмахнулся от нее, ткнув пальцем ей в лицо. Она укусила его за палец, и он захрипел и втянулся внутрь. — Ужасный вкус, — сказала она. — Вымой руки. — Все в порядке, Элисон, — сказала Рене со своего трона заключения. — Не спорь, мы все уладим. — Хэтфорд видел, как дергалось ее запястье под толстыми путами. Профессор Пикок и полковник Мастард связывали ее, а Рене сидела сложа руки и позволяла этому происходить. С того момента, как Хэтфорд познакомился с ней, мисс Уайт казалась не из тех, кто позволяет ситуации выйти из-под ее контроля. — О, «мы все уладим», так ты думаешь? — огрызнулась Элисон. — Придет полиция. И мы скажем им: о, привет, да, большое спасибо, что пришли. У нас есть азиатка, связанная в библиотеке; она пророк и секс-работница, и мы все слышали, как она призналась в убийстве правительственного чиновника США, но мы супер уверены, что она невиновна в этих трех супер похожих убийствах. Мы можем идти? — Это мог сделать повар, — предположила Рене. — Нож мог быть из кухни. — Да, если не считать ее окровавленного трупа на полу! — После минутного молчания Элисон добавила: — Сожалею, мистер Грин, очень сожалею о вашей потере. Профессор Пикок вздохнул. Его лопатки сошлись. — Она не… На полу. На кухне. — Простите? Он не смотрел ни на кого из них. — Мы с Жаном видели раньше… Ее тело исчезло. — Значит, она жива, — сказала Элисон. Мистер Грин поднял голову. — Она жива, и она убила человека… Хозяина дома, неважно, парня наверху. Ваша жена может отправиться в тюрьму, а не моя. — Элисон, — сказал Рене. — Но она была мертва, — вставил полковник Мастард. Он посмотрел на мистера Грина, а затем в сторону. — Извините. Но она была неподвижной, холодной, и из нее вытекала кровь. — Хорошо, это сделал мистер Бодди. Он убил повара и пожилого мужчину, а потом спрятал оба тела. — Но он не мог этого сделать. — Почему? — Потому что вы объявили его мертвым. Губы доктора Плама сжались. — Разве? Глаза профессора Пикока закрылись. Он вздохнул. — Что значит «объявил»? — У него амнезия! — Мисс Скарлет указала на него. — Он должен был искать наверху, но у него случился приступ амнезии. Он убил старика, а теперь он даже не помнит этого, так же как не помнит, что прятал тела мистера Бодди и миссис Хо! Доктор Плам проигнорировал ее дерзкое обвинение. — Скажите мне, — сказал он, — когда я объявлял мистера Бодди, я щупал жизненно важные органы здесь или здесь? — Он взял два пальца и положил их себе на шею, сначала над собственной выпуклой веной, а затем чуть дальше. Остальные пожали плечами и ничего не ответили. Хэтфорд вспомнил, как его глаза были прикованы к рукам доктора Плама, и вспомнил второе прикладывание. Но он ничего не сказал. Сломанные шестеренки в его голове сдвигались, перестраивались, и он начал думать, что этот доктор Плам — не тот доктор Плам, который развернул револьвер из коричневой бумаги, и, возможно, не тот доктор Плам, который пришел из дождя. Он не был уверен, сколько их было. Он держал рот на замке. В своих воспоминаниях Хэтфорд умел держать рот на замке, но где-то в глубине души ему было трудно не открыть рот и не закричать на каждого из них. Доктор Плам поклялся. Это была шепотом произнесенная клятва, но напряженный страх заставил тишину прорезать комнату. — Я боюсь… Оглядываясь назад на свои собственные действия сегодня вечером, я боюсь, что мог совершить ошибку. Я боюсь, что мистер Бодди может быть не так мертв, как я первоначально заявил. Элисон вскинула руки вверх. Мистер Грин рухнул на стул напротив Рене. — Значит, это был мистер Бодди, — сказал полковник Мастард, говоря медленно. — Выключили свет, он притворился мертвым, мы все побежали в бильярдную, потому что услышали крики Жана, в этот момент мистер Бодди вскочил, убил повара, потом убил… Это был его отец? — Дядя, — ответил Жан. — Хорошо, — сказала Элисон. — Значит, Рене невиновна. Развяжите мою жену. — Но как насчет вас двоих? — Голос мистера Грина был хриплым. Он застонал от огромного напряжения, потребовавшегося, чтобы поднять голову. — Вы двое. Хэтфорд и доктор Плам. О чем вы двое говорили? Доктор Плам посмотрел в сторону Хэтфорда и усмехнулся. — Ни о чем, — сказал он. — Он проводил меня в туалет, вот и все. — Неееет, — сказал мистер Грин. — После прихода мистера Бодди. Вы двое убежали в консерваторию. Разбили кучу керамики. А потом вы вернулись. Что там произошло? — Ничего. — Хэтфорд говорил слишком быстро, наступая на конец предложения мистера Грина, прежде чем тот успел закончить. — Он хотел уйти, я убедил его остаться. Вот и все. — Как вы убедили его остаться? Или вы просто спорили о том, кому достанется убить мою жену? — Я не убивал вашу жену. — Хэтфорд выдержал его взгляд. — Я… я никогда никого не убивал. — Это пауза лжеца. Это была пауза размышления, во время которой Хэтфорд посмотрел на свои руки и сжал их, ощупал каждое сухожилие, каждый мускул, ища судорогу вины или желание убийства. И не нашел. Он выдохнул. — Идите посмотрите в Консерватории, если вы так думаете. Вы просто увидите несколько растений в разбитых горшках, которые выбросил доктор Плам. Мы спорили, и я сказал ему, что он не может уйти, и после того, как он достаточно наломал, он поверил мне, и мы вернулись к ужину. Ясно? — Это ничего не докажет, — отпарировал мистер Грин, но, оттолкнувшись от стула, протопал через зал. — Не трогайте ни одно из растений с красной меткой вокруг основания! — Хэтфорд проигнорировал вопиющий взгляд Жана. Хозяин дома считал забавным, когда его гости теряли пальцы или, в двух случаях, кончик носа из-за плотоядных растений. Развлечение хозяина больше не имело значения, потому что хозяин был мертв, и полиция вот-вот приедет. Вместо этого Хэтфорд посмотрел на доктора Плама. Он проследил дугу его бровей. Он проследил изгиб его губ. Осмотрел уши и обнаружил, что они той же формы и размера, что и всю ночь, целые и незапятнанные. Доктор Плам поймал его взгляд. — Что? — шипел он. Хэтфорд не ответил. Доктор Плам почесал шею. Из другой комнаты донесся тяжелый стук, звук удара чего-то увесистого о пол. Мистер Грин издал звук, похожий на задушенный крик. Все затаили дыхание, ожидая шума, признаков жизни или бегства. — Если он мертв, — сказал Элисон, — мы развяжем мою жену. Они все побежали. Хэтфорд, который не мог бежать, смотрел, как они вваливаются в двойные двери. Он повернулся к Рене и пошел к ней контролируемым шагом. Он опустился на колени и затянул узлы, разорвал и закрепил обтрепанные концы, чтобы их нельзя было развязать. — Спасибо, — сказала она. Он встал, чтобы уйти, не обращая внимания на очевидные игры разума. — За то, что избавил меня от выбора. Меня мучила мысль о том, что я брошу свою жену. — Для протокола, — сказал Хэтфорд с порога, повернув голову через плечо. — Я не думаю, что вы кого-то убили сегодня. Но вы мне все равно не нравитесь. Он отправился в путь точным батлеровским шагом. Когда за ним закрылись двери библиотеки, ему показалось, что он услышал ее смех и слова: — Некоторые вещи никогда не меняются. Его руки замерли. Но ему показалось. Должно быть, показалось. Он закрыл дверь. Если бы Хэтфорд остался в библиотеке с мисс Уайт, он никогда бы не увидел гостей ужина, а также Жана, собравшихся вокруг зеленого войлочного стола в бильярдной. — Хэтфорд, — позвал Жан. Его голос дрогнул, как и его лодыжки. — Полотенца, пожалуйста. Dépêche toi! Хэтфорд не знал, что значит «депеш тои», но сердцебиение участилось, побуждая его идти вперед. Ни мистер Грин, ни Мэтт. Не жена и муж в одну ночь. Хэтфорд поднялся по лестнице, ступая через две ступеньки разом, направляясь к бельевому шкафу наверху. Но когда он повернулся, чтобы пойти по коридору, то увидел фиолетовый костюм. А когда он наклонился назад, то увидел светлые волосы. Хэтфорд в мгновение ока оказался в конце коридора. Он не запыхался, но не мог понять, как ему удалось проделать такой большой путь за столь короткое время. — Что вы делали в моей спальне? — потребовал он. Доктор Плам посмотрел на него через свои проволочные оправы. Его глаза были совершенно не впечатлены. — Спальне? — сказал он. Что-то горячее зашевелилось в желудке Хэтфорда, горячее, чем суп из объедков, который миссис Хо готовила — обычно готовила — для его приема пищи. — Мистер Грин ранен, а вы воспользовались отвлекающим маневром, чтобы сбегать наверх и посмотреть на мои вещи? Доктор Плам махнул рукой на стену. — Я смотрел на твои работы. — Это личное! — Хэтфорд провел пальцем по кругу в двери, где была снята ручка, и захлопнул ее. Доктор Плам щелкнул указательным пальцем по двери, и она снова открылась. — Это интересно, — сказал он. — Глупое слово. — Хэтфорд никогда ни с кем не разговаривал с такой наглостью, ни в одном из своих воспоминаний. Бровь доктора Плама дернулась. — Отлично. Поучительно. — Это просто цифры. Это математика. — А рисунки? Рисунки кровью? Хэтфорд посмотрел на стену. Он не помнил, чтобы здесь была кровь, но это его не удивило. Его пальцы всегда были потрескавшимися и кровоточили от чистки щелоком, от мытья посуды в кипятке, от подметания, швабры, полировки. И это было еще до наказаний. Не нужно было многого, чтобы заставить их кровоточить. — Это ерунда, — сказал Хэтфорд. — Это не ерунда, это одно и то же, снова и снова. Он скривился. — Это… Я вижу это в темноте, когда я заперт там. Когда я не нужен. Я вижу лицо Бога. Я рисую лица в темноте. Сам процесс рисования, уколоть палец или руку, иметь палитру и холст… — Он не хотел говорить об этом, он никогда не хотел говорить об этом, но доктор Плам наблюдал за ним, слушал. — Это заставляет меня чувствовать себя защищенным. Абсурд. Ерунда. Эндрю взял его за лицо, пальцами обхватил его шрамы, уши, щеки и сказал: — Это я. Хэтфорд моргнул, и мираж исчез. Доктор Плам, как и прежде, прислонился к стене, его взгляд метался между Хэтфордом и нарисованной стеной. Хэтфорд не сразу понял, что его шея вывернута, пока не поправил ее. — Кто вы? — спросил он. Он проследил за каждой деталью лица Плама, его подбородком, скулами, ушами: одно проколото, другое нет. — Доктор Плам. Красавец в фиолетовом. Неужели мой наряд недостаточно очевиден? — Он жестом указал на себя, но Хэтфорд не позволил себе отвлечься. Он сделал шаг ближе, ближе, чем ему когда-либо позволялось стоять перед начальником. — Я знаю, что вы не единственный, — прошептал Хэтфорд, потому что, хотя хозяин дома был трупом, он все еще находился всего в одной комнате, а мистер Бодди мог притаиться где угодно. Доктор Плам должен был рассмеяться, отпихнуть Хэтфорда, сказать ему, что он не знает, о чем говорит. Вместо этого он опустил голову, проницательно вгляделся в зрачки и заговорщицки прошептал: — С чего ты это взял? Хэтфорд потер рот. Он не знал, говорить правду или нет. Но во всех других аспектах своей жизни, кроме этого, он не знал, что такое правда. Поэтому он сказал: — Потому что, когда я смотрю на него, я вижу мужчину. Светлые волосы. Очки. Голубые глаза. Бледные губы. Невысокий. Обветренный, наверное, как-то так. И одет в фиолетовое. Доктор Плам бесстрастно моргнул. — Поздравляю, ты только что описал меня. — Нет. — Хэтфорд покачал головой. — Потому что, когда я смотрю на вас, я слышу звон бьющегося стекла. Я чувствую запах сигарет. Я слышу, как раскалывается дерево, я чувствую его запах. Я чувствую… — Его глаза расфокусировались. — Шестисотграммовые простыни. Камни, тонущие в озере. Сигнализация ювелирного магазина. — Он вдохнул, это было трудно для него. — Пот. Сладкие напитки. Не пули, но что-то, мчащееся по воздуху. Ровный мотор автомобиля и запах дорогой кожи. — Его глаза открылись, он не заметил, что они были закрыты. — Звезды. Пальцы доктора Плама подергивались. В какой-то момент его пальцы сжались вокруг рубашки Хэтфорда. Они оба посмотрели вниз на его руку, понимая все вместе. Доктор Плам отпустил его руку, но рука Хэтфорда мгновенно сдвинулась с места. Ладонь доктора Плама прижалась к груди Хэтфорда. Доктор Плам наблюдал, как с каждым вдохом белая рубашка морщится вокруг отпечатка его руки. — Я не могу спросить, как вас зовут, — сказал Хэтфорд на выдохе. — Эндрю. — Это было давно? — спросил Хэтфорд. Он не знал, о чем спрашивает, кроме того, что глаза Эндрю устремились на него. — Очень давно, — сказал он. — Сейчас уже давно. Жан забормотал по-французски и закричал, поднимаясь по ступенькам: — Хэтфорд! Рука Эндрю выскользнула. — Давай, — сказал он. — Уходи отсюда. — Убирайтесь отсюда, — сказал ему Хэтфорд. — Полицейские будут здесь с минуты на минуту. Идите. Хэтфорд не стал ждать, пока он уйдет. Он стянул полотенца с верхней полки бельевого шкафа и спустился обратно по лестнице. Жан ждал его внизу. Следы слез уничтожили макияж глаз, превратив его в черную пелену. Один из его каблуков, казалось, вот-вот сломается, а лиф каким-то образом был затянут на шее. — Voulez-vous qu'il meure? — потребовал он, голос срывался на рыдания. Хэтфорд покачал головой и спустился с последней ступеньки. — Bien sûr que non, — сказал он. — Ce n'est pas pas moi qui range les serviettes sur l'étagère du haut. — Французский язык покидал его рот как жидкое золото, ему не нужно было обдумывать слова, прежде чем произнести их вслух, даже легче, чем когда он говорил по-английски. — Прекрати, — взвыл Жан. — Ты делаешь это только для того, чтобы расстроить меня. — Où en avez-vous besoin? — Хэтфорд поднял охапку полотенец. — В бильярдной, в зеленом… — Мистер Грин? — Сердце Хэтфорда упало. — Он прикоснулся к одному из плотоядных растений? С ним все в порядке? — Нет, — застонал Жан. Хэтфорд ворвался в бильярдную. Мистер Грин вскинул голову при появлении Хэтфорда. Он стоял во главе обтянутого зеленым войлоком бильярдного стола. Крови на нем было не больше, чем раньше. На столе, царапая лицо и запястья доктора Плама, лежал мистер Бодди. На его черной рубашке с узором из тропических цветов не было видно крови, но лицо было в крови. Липкая красная слизь засохла в его волосах. Его челюсть казалась неправильной, распухшей и изогнутой во всех неправильных направлениях. Его челюстная кость была не дверью, сорванной с петель, а дверью, которую выбили и разрушили. Каждая мельчайшая мышца выпячивалась и пульсировала, раздвигалась и ломалась. Мистер Бодди поднял дрожащий палец. — Это он, — сказал он, изрыгая ненависть, кровавую слюну и осколки зубов. — Это он сделал. Полотенца упали к ногам Хэтфорда. — Я этого не делал, — сказал он. Он шагнул вперед. — Скажите им, что я этого не делал. Но мистер Бодди, наконец, был мертв.***
— Я… О… Ого. — Рука Хэтфорда поднялась. Он хотел задохнуться, но, когда он почувствовал свои щеки, он улыбался. Когда он ощупал свои щеки, там была рубцовая ткань. Порезы и ожоги, которые он никогда не чувствовал раньше, никогда не видел. Мистер Бодди был мертв. Хозяин дома был мертв. Хэтфорд был безработным. Он потянул за края рта, пытаясь вытянуть губы вниз, но они не двигались. Он улыбался. Ему хотелось смеяться. — Видишь? — сказала Элисон. Ее щеки раскраснелись. — Он мертв. Кто-то другой убил его. Недавно. Мы можем развязать Рене сейчас? Доктор Плам обошел тело. Он пощупал живот мистера Бодди, вызвав нервный толчок только что умершего, не более того. — Этот человек истекает кровью уже… я бы оценил… возможно, от двадцати до тридцати минут. Кто-то напал на него примерно полчаса назад и оставил его здесь умирать. — Именно тогда мы разбились на пары, чтобы обыскать дом, — заметил полковник Мастард. — Вы и мисс Уайт были единственной парой, которая разделилась. Возможно, это мог быть любой из вас. — Но никто из нас не был на главном этаже. Жан, ты оставлял профессора Пикока одного в бильярдной? — Нет. — Жан фыркнул. — Мы все время были вместе. Доктор Плам ощупал по бокам голову мистера Бодди. Элисон хмыкнула. — Вы вообще уверены, что он мертв на этот раз? Доктор Плам хмыкнул в ответ. — Я эксперт-криминалист, знаете ли. Девять лет опыта. Вся комната затаила дыхание. Они посмотрели друг на друга, вспоминая предыдущие оправдания Плама. Полковник Мастард вздохнул и положил голову на руки. Доктор Плам прищурился и посмотрел на Мастарда. Его руки бессознательно переместились к собственной шее, где он потянул за свой фиолетовый галстук. Он прочистил горло и объяснил Хэтфорду: — Ваш хозяин — мистер Бодди — не был удержан, но не мог двигаться из-за обширных повреждений туловища, нанесенных тупым предметом. — Мисс Скарлет, мистер Грин и полковник Мастард посмотрели друг на друга, обладатели подсвечника, свинцовой трубы и гаечного ключа соответственно. Доктор Плам продолжил: — Ему заткнули рот. Вот этим. — Плам достал из нагрудного кармана ручку «Монблан» и указал ею на черный восьмерной шар на столе, измазанный кровью и слюной. — Тот, кто это сделал, ненавидел мистера Бодди. Они не просто хотели его смерти, они хотели, чтобы он был наказан после смерти. Наказать его рот, в частности. Возможно, чтобы он держал рот закрытым, или чтобы наказать его за какое-то предыдущее заявление или признание. Что-то словесное. Лицо мистера Грина было плоским. — Вы говорите, что тот, кто убил мистера Бодди, ненавидел его за что-то, что он сказал о них, и хотел, чтобы он не раскрыл секрет другим людям. Например, кому-то, кого шантажировали. — Я думаю, что это сделал доктор Плам, — сказала Элисон. — Он делает какие-то дикие заявления. Веки доктора Плама опустились, подергиваясь, когда он, очевидно, закатывал глаза. Когда его глаза снова открылись, он сказал: — Вы не слушаете. Я сказал, что кто-то хотел наказать его. Кто-то, кто был в опасности, если бы мистер Бодди раскрыл их секреты. Я заплатил за шантаж, потому что распространение подобных слухов повредило бы моей работе и моей семье. Но в конечном итоге его так называемые «доказательства» того, что я убил свою мать, ни к чему не привели бы, поскольку я совершенно невиновен. Что, Мастард? — Ничего, — помрачнел полковник Мастард, который до этого момента покачивался вверх-вниз и дергал головой, нет-нет-нет. — Не беспокойтесь об этом. Но мистер Грин, похоже, беспокоился об этом. — Подождите, — сказал он, подняв руку. — Вы сказали ранее, что действительно убили свою мать. Вы признались в этом. Ноздри доктора Плама раздувались. Его лицо начало приобретать сиреневый оттенок, как у человека, лишенного кислорода. — Я убил? — спросил он, тяжело дыша, а затем, прежде чем кто-либо успел ответить. — Ах, да, я сказал. Я ведь сказал это, не так ли? — Его голова покачивалась с каждым вдохом. Он сделал шаткий шаг назад и дернул за галстук, на этот раз срывая его до конца. — Я не… Я пошутил, раньше. — Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и прохрипел нервное — ХА! Мисс Скарлет шагнула в сторону, чтобы пресечь его поспешную попытку уйти. — Не похоже, что вы шутили, — сказала она, глядя на него сверху вниз. — Мне показалось, что это серьезно. — Прошу меня извинить. — Доктор Плам потянул за воротник, стягивая рубашку. Пальцы не слушались, и вместо того, чтобы расстегнуть следующую пуговицу, он просто выдернул ее. Фиолетовая застежка разлетелась, прочертив дорожку по японским половицам. — Мне нужно немного воздуха, — прохрипел он и, пошатываясь, вышел в дверь. Его ботинки прилипли к полу в зале. Его голова задралась вверх. — О, Господи, — сказал он. — Кто-нибудь, помогите мне. Высоко над его головой, раскачиваясь в петле на стеклянной люстре, висел Эндрю.