Влюбиться в тебя никогда не входило в мои намерения. Но это стало моей зависимостью. Анонимный
Осознание пришло к Белле с удвоенной силой. Это было её наказанием за желание стать вампиром. Её эгоистичное желание быть частью этой жизни теперь означало, что ей придётся пережить страдания, связанные с десятикратным изменением. Её семья никак не могла пройти через такие муки и остаться работоспособной. Никто не мог выдержать адский огонь и выйти невредимым. Несомненно, она была именно там — в аду. Мерцающее красное пламя танцевало на её болезненных веках, окутывая всё вокруг. Они уже не работали, не пекли и не горели, как в первые мгновения. Её тело было не более чем засохшей шелухой. Белла лениво подумала, не избавилась ли её семья от бесполезных обугленных останков. Она никак не могла вернуться после столь значительного и масштабного разрушения. Черная пропасть, которая была её временным убежищем, была недосягаема. Белла искала её, когтями и царапинами прокладывала себе путь туда, волоча за собой свой изуродованный труп, но пути назад, к покою, нигде не было. Она слепо кружила вокруг неуловимого рельефа, спотыкаясь в густом лесу без компаса, солнца или звезд. Раскалённые клейма медленно проводили по её коже, оставляя за собой следы шипящей, почерневшей и обожжённой плоти. Мёртвая ткань, казалось, скручивалась и отслаивалась, обнажая совершенно новую кожу, созревшую и готовую к мучениям. Она думала, что знает, чего ожидать после укуса Джеймса — как это смешно. Комариный укус. Раздражающая сыпь исчезла, не успев как следует расчесаться. Это было ничто. Ничего! Её новая реальность была бесконечно хуже. И это только началось. Три дня? Она не сможет продержаться и трех минут! Невозможно было узнать, как долго она была оцепеневшей от боли, прежде чем она начала регенерировать. Невозможно было узнать, как долго ей давали отсрочку. Этого времени было недостаточно. Это была единственная правда, в которой она была уверена. Эдвард пытался предупредить её о боли. Он сказал — нет! Из-за него всё пошло не так. Она не должна думать о нём. Белла силой отбросила все мысли о нём в сторону. Всё, что могло бы напомнить ей о нём, было нежелательно. Но это было довольно трудно, поскольку он стал центром её мира. Почти с первого момента, как она его увидела. Она полюбила его ещё до того, как узнала его. Всё, что она делала и чувствовала, так или иначе было связано с ним. Всё было основано на её отчаянном желании быть с ним. Она позволила себе стать настолько зависимой от Эдварда, что от неё практически ничего не осталось. На мгновение Белла забыла своё собственное имя. Затем это случилось снова. И снова. Длинные отрезки бесконечной боли сменялись моментами невозможной ясности, когда она вспоминала, что это было то, к чему она активно стремилась. Затем её разум взбунтовался, отчаянно пытаясь убежать от реальности того, что она причиняет себе такие мучения. Вот почему это происходило? Верно? Она просила об этом… Какая-то сделка… Её разум был не в состоянии справиться с событиями, которые привели её сюда. Это было слишком дезориентирующе. Но, возможно, произошло что-то важное… Это звучало правильно. Не так ли? Белла не могла вспомнить, хотя и хотела. Какая-то инстинктивная потребность в выживании подсказывала, что если она будет знать, это поможет ей удержаться, потому что она чувствовала, как ускользает. Ускользает. Ускользает от семьи, которую она любила. Чарли, её отца. Карлайл, её приёмный отец — тот, с кем ей была бы уготована вечность, если бы она смогла просто держаться. Эдвард бросил её. Она была ему не нужна. Без него, была ли причина, по которой она должна пытаться держаться? Какой смысл, если в конце концов она не будет с ним? Она желала, чтобы никогда не встретила его. Без него она бы не страдала сейчас. Он был в центре этой боли. Она держалась за него, ради него. Но теперь у неё не было причин продолжать. Он ясно дал это понять. Её пальцы разжались. Реальность пошатнулась. Потной хватки не хватало, чтобы ухватиться за единственную опору, не дающую ей упасть навзничь и погибнуть окончательно. Чернота угрожала. Чёрная дыра заманчиво манила. Она хотела этого, но теперь понимала, что если её непрочная хватка за реальность ослабнет ещё хоть на долю, она пропадёт навсегда. Её выживание всё ещё было под вопросом. Она хотела жить. Белла не для того так долго и упорно боролась, чтобы сдаться сейчас. Кто-то всё ещё нуждался в ней, даже если Эдвард не нуждался. Кто-то… Кто? Она не могла вспомнить. Там, где должно было быть знание, зияла пустота. Она была холодной, темной, чужой. Белле нужно было просто держаться. Теперь она боролась с непроглядной чернотой. Позже ей придётся снова попытаться вспомнить. Пока же она была утопающим, пытающимся выбраться на поверхность, тянущимся к драгоценному кислороду, который был так близко, но в то же время так далеко. Выживание было её первоочерёдной задачей. Она должна была держаться. Просто держаться. Такова была её жизнь в последнее время, насколько она помнила. Держаться. Погоня за сверхъестественными людьми в её жизни. Её друзья… Джейкоб! Да, она помнила своего лучшего друга. Джейкоба. Улыбка и тепло Джейкоба — тепло, которое казалось ледяным по сравнению с тем пламенем, которое сейчас распирало её изнутри, щёлкая, как тысяча крошечных хлыстов, — обычно делали её счастливой. Джейкоб, несмотря на всю свою напористость и незрелые, необдуманные комментарии, никогда не считал Беллу слабой. И уж точно не настолько слабой, чтобы сдаться прямо сейчас. Он был её другом. Её защитником, когда у неё больше никого не было. Но почему у неё больше никого не было? Знание было так близко. Она тянулась… и тянулась… искала. Боль вырвалась наружу. Вулкан взорвался, выпустив пирокластический поток. Он обрушился на неё, проносясь со скоростью четыреста миль в час. Эдвард бросил её в лесу, сказав, что она недостаточно хороша для него. Нет! Она не хотела вспоминать об этом. Подумай о Джейкобе. Её лучшем друге. Держись за это воспоминание. Сколько бы раз она ни обижала Джейкоба, он всё время возвращался. Упрямо пытался полюбить её, хотя не должен был. Она никогда не полюбит его в ответ. По крайней мере, не романтически. Она пыталась, но той искры не хватало, чтобы продержаться долго. Он мог быть только её лучшим другом. И он был рядом с ней, когда Эдвард бросил её. Он помог ей пережить самую страшную боль, которую она знала до этого момента. Нет. Она не могла думать о том, как сильно Эдвард причинил ей боль. Мысль о том, что её физическая боль может соперничать с эмоциональной, была слишком тяжела для размышлений. Это, несомненно, поглотило бы её. Мысли проносились в голове Беллы, пока она судорожно искала что-то позитивное, на чём можно было бы сосредоточиться, что-то, что помогло бы ей удержаться. И тут появилась Элис. Её сестра. Белла собиралась стать такой же, как она. Элис видела это. Всё это время она была уверена, что однажды это произойдет. Не то чтобы он хотел, чтобы это случилось. Он никогда не хотел её… Нет. Сосредоточься на Элис, напомнила себе Белла. У них будет вечность вместе. Хотя сейчас это может быть трудно, если Эдвард… Белла снова отрезала эту мысль самыми острыми ножницами, которыми только владела. Она не хотела думать о нём. Она не могла. Нет, если у неё есть хоть какая-то надежда пройти через огонь, который всё больше и больше манил к себе. В её жизни было ещё одно время, полное боли и сердечной боли, когда ей пришлось приучить себя не позволять своим мыслям блуждать, где им вздумается. У неё было достаточно практики, чтобы не думать о том, кто причинил ей боль — неоднократно. Пресечь эти мысли означало также отказаться от своего разума. Её личность, так переплетённая с тем, кого она хотела забыть, означала забыть себя. Память о том, кем она была, исчезла. Её личность исчезла. Она погрузилась в горнило, отдаваясь огню, намеревающемуся переплавить и выковать её заново.***
Она возвращалась медленно. Постепенно появлялись мысли, не связанные с болью. Её разум стал яснее. Ощущение колотящегося сердца стало физическим присутствием, которое она ощущала слишком хорошо. Было ли это нормально? Было что-то… Что-то такое в обещании поддерживать биение сердца. Она сосредоточилась на нём, считая удары и убеждая себя, что продолжает выполнять обещание. Это было как-то важно, ведь оно было связано с… Чем? С человеком? Событием? Её обостренный ум вращался бесполезными, бешеными кругами. С завязанными глазами. Одна в темноте. Неграмотная в самой продуманной и обширной библиотеке на планете. Она была детективом без подсказок и зацепок. И всё это время была боль. Волдыри, обжигающий жар, ошпаривающий её. И всё это продолжалось. Это важное нечто, связывающее её с жизнью, всё ещё отказывалось приходить на ум. Как она ни старалась, она не могла вспомнить то единственное, что, как она знала без тени сомнения, даст ей силы пережить это. Как только она нашла в мозгу место, где хранилось воспоминание, она потеряла его из виду. Оно ускользало, как вода сквозь цепкие пальцы. Складки образовали зияющие дыры, через которые проходила жидкость. Она снова забыла своё имя. Забыла, откуда она родом. Кого она любила. Где она была. Всё. Осталась только боль. Боль от того, что её поджаривали на вертеле над раскаленными углями. Агония от шипов железной девы, медленно пронзающих её везде и сразу. Шок от тысячи молний, бьющих в неё снова и снова. Неистовый жар душил её, опаляя каждый дюйм её обугленного тела. Тяжёлый, неумолимый груз придавил её к земле, не давая возможности пошевелиться или закричать. Внутри она горела, извивалась в пламени, кричала до хрипоты. Внешне она лежала неподвижно и безмолвно, не давая никаких подсказок о пережитых мучениях. Затем перед ней возникло лицо. Распущенные белокурые локоны и золотистые глаза. Сильные, широкие плечи. Он был олицетворением безопасности. В нём было облегчение от тех ощущений, которые она испытывала. Он заземлял её, центрировал. С ним было легче разделить боль и пережить её. Она цеплялась за образы и эмоции, вцепилась пальцами в бриллиантовые кабели, соединяющие их двоих, сжала так крепко, что никогда не сможет освободиться — не то чтобы она могла представить, что когда-нибудь захочет этого. Кем он был? Белла. Она была Беллой, а лицо принадлежало Джасперу. Они никогда раньше не были близки. Эдвард — нет! Эдвард — это боль и предательство. Мысль замерла на месте, и она вернулась к Джасперу, сосредоточившись на нём, чтобы отвлечься от боли. Джаспер был силой и верой. Эти двое так неоспоримо отличаются друг от друга. Совсем недавно Белла начала узнавать Джаспера. Он помогал ей в чём-то. Важное что-то, о чём ей нужно было помнить. Даже сейчас он выполнял своё обещание, данное ей. Его обещание… Ренесми. Её ребёнку. Призрачное присутствие было воспоминанием о её малышке. Её идеальная, прекрасная маленькая девочка. Та, за которую она боролась. Она должна была продолжать бороться. За неё. Чтобы вернуться к ней. Чтобы выжить ради неё. Скоро, хотя и не скоро, она снова увидит свою дочь. Если только она сможет выдержать свою нынешнюю агонию. Её малышка улыбнулась ей. Она знала, что Белла была её мамой. Джаспер сказал ей, как сильно её дочь любит её. Видела ли Ренэсми и чувствовала ли любовь Беллы к ней в те слишком короткие мгновения, когда они встретились? Бушующий огонь усиливался, подпитываемый постоянным притоком топлива, пока жар не достигал новой высоты. Предельной вершины. Стало труднее сосредоточиться, пот собирался бисером и испарялся, не успевая стекать по коже и приносить прохладу. Если бы только у неё было больше воспоминаний о Ренэсми, чтобы занять её мысли и отвлечь от непрекращающихся мучений! Воспоминания… Воспоминания были трудными, когда все самые важные для неё воспоминания были связаны с Эдвардом, а она не хотела вспоминать о нём. Одна мысль о нём причиняла боль сильнее, чем боль от сожжения заживо. Ей нужно было кое-что вспомнить. Её собственное имя, её личность снова исчезли, когда её охватило пламя, оставив обжигающую, обжигающую боль, пронизывающую её насквозь. Сконцентрироваться было невозможно. Разве человек не должен был чувствовать боль при ожоге третьей степени — таком, который проходит через кожу до самых мышц? Что-то в повреждённых и разрушенных сенсорных рецепторах… Так почему же она всё ещё всё чувствовала? Не может быть, чтобы ожог остался поверхностным!***
Время шло, и она считала вдохи — свои и других людей в доме. Она могла следить за всеми, за каждым отдельным человеком. Её голова была такой большой. Отвлечение помогло. С каждым вдохом она пыталась загнать боль на задворки сознания и снова попытаться вспомнить, кто она такая. Это приходило медленно. Осознание себя. Воспоминание вызвало её осознание. Она была Беллой. Её дочь была Ренесми. Её любовь к ребёнку была неизгладимым клеймом на её сердце. Джаспер защитит её — с помощью Роуз. Элис, Эмметт, Эсме и Карлайл тоже помогут ему. — Если у меня не получится, просто выслушай меня, если не получится, пожалуйста, выслушай, Джаспер, обещай мне, что ты всегда будешь заботиться о нём. — О нём? — Просто предчувствие. Обещаешь? — Даже если ребёнок будет больше похож на тебя, чем на Эдварда? Более человечный… ты доверишь мне его безопасность? Даже зная мою историю, зная, скольких я убил, зная, что я опасен? Даже зная, что однажды я пытался убить тебя, и убил бы, если бы семья не остановила меня? — Всегда. Я всегда буду доверять тебе его. Ты справишься лучше, чем кто-либо другой. — Тогда я клянусь, она всегда будет у него. Навсегда. Её ребёнок был в безопасности. Джаспер обещал. Даже поклялся. Он всегда держал своё слово. В отличие от Эдварда, он был честным. Южный джентльмен до мозга костей. Она была права, доверив ему безопасность своего ребёнка. Он не подведет её. Эдвард не сможет навредить её ребёнку раньше, чем она сама сможет защитить её. Но Белла ошиблась в одном. Это был не он. Нет, это была Ренесми. Её идеальная дочь. Как она могла забыть о ней хотя бы на мгновение? Элис не помнила ничего из того, что было до её изменения, и все остальные говорили, что вспомнить что-либо очень трудно. Кроме Роуз. Она хотела вспомнить. Она любила свою жизнь и не хотела расставаться с ней, несмотря на муки, разъедавшие её, когда она пыталась стать частью прежней жизни. Роуз призналась, что проигрывала события, которые привели к её изменению, снова и снова, пока её тело проходило трансформацию. Это позволило ей сохранить больше от своей человеческой жизни. Значительно больше, чем у других. Белла всегда втайне думала, что это упрямство сыграло значительную роль в недовольстве и обиде Роуз на то, что она потеряла, став вампиром. Однако для Беллы всё было иначе. Она не отказывалась от того, без чего не могла жить. Напротив, она обретала всё, что хотела. Её воспоминания не вызывали чувства потери и горечи. Наоборот, они были ступеньками, ведущими её по пути к вечному счастью. Поэтому Белла не хотела забывать и свою человеческую жизнь. Она хотела сохранить эти воспоминания надолго после того, как все люди, которых она любила, умрут, их кости распадутся в прах, а надписи на могильных плитах выветрятся. Все её воспоминания — кроме тех, что касались Эдварда. Ей не нужны были проблемы Роуз. Она не хотела жить с сожалением, душевной болью или быть зомби, каким она была после того, как он впервые оставил её. Белла не хотела вспоминать того, кто причинил ей боль. Того, кто оставил в её сердце дыру, которая, как она сомневалась, никогда не будет заполнена. Если бы она забыла его, то проснулась бы целой после переодевания. Блестящая новая копейка. Это был бы новый старт, как нажатие кнопки перезагрузки. Белла была уже так далеко, что было трудно вызвать в памяти некоторые события, но она начала с родителей. Были нежелательные поездки в Форкс к отцу, которые чаще всего заканчивались тем, что Белла читала, пока он смотрел спортивную игру. Посадка овощей, которые никогда не вырастут в пыльном, пустынном саду с её мамой. Поездки на рыбалку, проведённые за игрой с темноволосыми близнецами — их имена ускользнули от неё, уже сгорели. Приключения в живописи и кулинарии с её непостоянной матерью. Скалолазание, когда ей было десять лет, закончившееся тем, что мама срочно отвезла её в больницу. Невкусный ужин в домике с отцом после окончания школы. Как только все воспоминания, которые она могла вызвать, были закреплены в её изменённом мозгу, она сделала то же самое для своих новых родителей. Карлайл зашивал её и обсуждал свои взгляды на вечную душу во время её последнего дня рождения. Разговор с Эсми, пока она готовила поздний завтрак, когда Белла впервые осталась у них ночевать. Помощь Карлайла в написании реферата о войне 1812 года, поскольку он приехал в Америку всего за несколько лет до её начала. Эсми поддержала решение Беллы родить Ренесми, хотя это шло вразрез с желанием Карлайла. И всё это время жар, сжигающий её дотла, нарастал. Он неуклонно, неумолимо нарастал. За исключением тех случаев, когда оно удваивалось. Она знала, в какой момент повреждение её позвоночника было устранено. Кости, сухожилия, хрящи, связки и нервы, изменённые ядом, снова стали целыми, позволяя болевым сигналам от ног достигать мозга — как прекрасно. Пытка, которая раньше была сосредоточена только в верхней части тела, теперь была повсюду. Это испытание, призванное проверить, насколько она достойна стать вампиром, стало ещё более садистским, чем когда-либо. Определение боли постоянно менялось. Она не выдержит. Она была недостойна. Только безумный человек мог добровольно пройти через это! Неудивительно, что Каллены всегда считали её решения странными. Ад нового уровня. Она определённо спустилась на новый уровень. Разве девятый круг не должен был быть покрыт льдом? Несомненно, она спустилась очень далеко, даже чтобы достичь тех глубин, которые описал Данте. Белла жаждала этого. Прохлада ледяной равнины должна быть совсем близко. Она не могла больше терпеть. Сломанные кости, руки, ноги и ребра, рваные раны, переломы черепа, утопление. Белла испытала всё это. Но ничто из этого не шло ни в какое сравнение. Даже пустота, ноющая пустота, последовавшая за уходом Эдварда… Ничего. Она снова забыла себя. Верёвка, связывающая её прошлое с настоящим, оборвалась так резко, что она упала, погрузившись в пылающую, жестокую пропасть своего горящего тела. Её руки тянулись и пытались найти опору. Она пыталась ухватиться за какую-нибудь деталь, которая спасет её и направит назад, прочь от бесконечной боли и к ожидающему её будущему. Угли рассыпались, когда она разбилась, окружая её, весело танцуя, как мерцающие светлячки, когда она была поглощена. Огонь в груди полыхал всё жарче, сосредоточившись в сердце. Он отдавался в ней эхом с силой львиного рыка. Горячее. Горячее. Ещё жарче. Бесконечное инферно пылало. Она не переживёт этого. Никто не сможет. Если бы только… — Джазз… — Я знаю. Я буду. Держись, Белла. Ты увидишь её снова через пару дней. Ренесми. Её ребёнок. Она была Беллой, и Джаспер защищал Ренесми во время этих перемен. Она должна была держаться за это воспоминание. Она переживет это — ради своей дочери. Как только её челюсти разжались, она зажмурилась и стиснула зубы, желая, чтобы кляп исчез. Морфий исчез, его гнетущая тяжесть рассеялась. Осознание того, что она наконец-то может кричать, умолять о помощи, молить о смерти, если захочет, не было радостным. Розали уже предупредила, что это ничего не даст, что кричать и вопить бессмысленно. Но ещё важнее было осознание того, что где-то в доме находится её невинный ребёнок. Для неё будет травматично слышать бесконечные крики матери. А они наверняка будет именно таким — бесконечным. Белла знала, что если она начнёт, то её горло пересохнет, голосовые связки напряжены до предела, потому что, как только первый крик сорвется с её губ, остановиться будет невозможно. Белла не хотела подвергать Ренесми такому испытанию. Она будет держать себя в руках. Ренесми была самой важной вещью в её жизни. Она помнила все драгоценные мгновения, проведённые с ней. Крошечную жизнь, которую она вынашивала и требовала вернуть ей. Белла хотела помнить всё самое главное в своей жизни. Именно этим она и занималась до того, как потеряла себя — вспоминала. Были важные для неё люди, о которых ей нужно было вспомнить, друзья из школы, стая и, самое главное, её новая семья. Воспоминания выныривали из глубин её едва прояснившегося сознания. Их было меньше, чем раньше, и вспоминать их было заметно труднее. Впечатления. Вот и всё, чем они были на данный момент. Смутные впечатления, которые уже так тщательно отшлифовали и выветрили, что большинство деталей было упущено. Но она всё равно пыталась. Элис заставляла Беллу красить ногти на ногах. Эмметт дразнил её, когда она споткнулась на лестнице. Розали заботилась о ней во время беременности. Джаспер сказал ей, что она того стоит, после того как его семья разработала планы по её защите, разрушив ради этого свои жизни. Джейкоб, научивший её ездить на мотоцикле и отвезший её в больницу, когда она ударилась головой. Адресация конвертов с Анжелой перед самым выпуском. Сидение у костра в окружении гигантских квилеутов, когда им рассказывали легенды их племени. Элис возвращается в Форкс, волнуясь, что найдёт Беллу мертвой. Джаспер рассказывает ей о чувстве вины за убитых им людей. И так далее. Всё быстрее и быстрее. Всё больше и больше воспоминаний наводняли её мозг, кристаллизуясь в новую непроницаемую структуру. Все мысли об Эдварде были немедленно отсечены, а затем последовал быстрый выговор. Он олицетворял боль и сжимающую преграду для всех её мечтаний и всего, чем она дорожила. Она не хотела вспоминать его или терять себя, как он всегда заставлял её делать. Это сделало воспоминания о её новой семье более сложными. Всё вырывалось из контекста, искажалось до бессмыслицы. Особенно если учесть, как трудно было вообще что-либо вспомнить. Но Белла была довольна тем, как много, по её мнению, ей удалось запомнить. Даже если они окажутся тусклыми и мутными, она вспомнит любовь, которую испытывала к этим людям.***
Прошло ещё больше времени. Века. Эоны. Тысячелетия. Десятилетия. Это не имело никакого значения, и она не могла сказать, сколько именно. Без морфия она знала, что может двигаться, но понимала, что делать это было бы очень плохой идеей. Она должна была сопротивляться. Если бы она хоть немного пошевелилась, её хрупкое самообладание было бы разрушено. Она развалится на куски. Она жаждала черноты, с которой боролась вначале, обещания пустого забвения, но было уже слишком поздно. Она была слишком далеко. В то же время её сознание продолжало расширяться. Оно смещалось и росло, давая ей больше пространства для обработки информации. Думать стало легче, чем когда-либо, хотя вспоминать становилось всё труднее. Вскоре в её голове было бесконечное пространство. Достаточно места, чтобы ощутить агонию перемен на совершенно новом уровне — объёмный звук, технический цвет, все дела и воспринять больше того, что происходило в доме. Звуки были громче, четче. Запахи были сильнее, отчётливее. Кто-то внизу ел омлет с ветчиной и сыром, а кто-то в соседней комнате бесцельно перелистывал каналы телевизора, задерживаясь на две секунды, прежде чем перейти к следующему. Новая информация тоже сохранялась, заносилась в базу данных и оставалась доступной навсегда. Чтобы вспомнить её, даже через столетие или десять лет, не потребуется никаких усилий. Её разум хотел вобрать в себя всё, что только можно. Что угодно, лишь бы отвлечь её. Отвлечься… Кто-то однажды сказал ей, как легко вампиры отвлекаются. Это было неудивительно, учитывая, сколько всего она могла воспринять и разделить на самые основные компоненты. Кто это сказал? Может быть, Эдвард сказал ей это первым? Эдвард… он был другим Калленом. Верно? Он был важен для неё, каким-то образом… Не так ли? Она уже так долго избегала вспоминать Эдварда, что было почти невозможно вызвать какие-либо воспоминания, когда она пыталась. Определить, был ли это он, чтобы упомянуть об отвлечениях, или нет. Только несколько вещей, которые он когда-либо говорил, всплывали в памяти с подлинной ясностью. — Это как я — ничто иное, как чудовище-убийца! Человек, которого она не хотела вспоминать, был чудовищем? Почему она тогда вообще его знала? Почему он был частью её жизни? Растерянная и сбитая с толку, Белла попыталась осмыслить ещё одну вещь, которую, как она помнила, сказал Эдвард. — Если эта тварь убьёт тебя, клянусь, я убью её. Почему-то она знала, что он имел в виду Ренесми. Её ребёнок… и его. Он сказал такую ужасную вещь о своей дочери? Подождите… Это был отец её ребёнка? Почему она вообще была с ним, чтобы завести ребёнка? Это не имело смысла. Белла пыталась и не могла вспомнить обстоятельства, которые привели к зачатию Ренесми. Эти детали были совершенно потеряны для неё, на месте воспоминаний был пустой вакуум. Ей придётся довольствоваться расспросами Элис или Джаспера, как только она сможет пережить свои нынешние страдания. Единственное, что она могла вспомнить о нём, это боль, которую он причинил своими нарушенными обещаниями. — Белла, я не хочу, чтобы ты шла со мной. В Фениксе он обещал остаться. Она помнила его слова: «Я никуда не уеду. Я буду здесь до тех пор, пока буду тебе нужен». Но он этого не сделал. Она умоляла: «Не оставляй меня». Он обещал: «Не оставлю». — Ты… не… хочешь меня? — спросила она, когда узнала, что семья планирует переехать из Форкса. И он ответил: «Нет». Он был откровенен с ней. Это она была виновата в том, что навязывала вопрос, когда он уже сказал ей о своих чувствах. Неудивительно, что ему было так легко продолжать уезжать. Она не должна была удивляться, что он сожалеет о Ренесми, если он так себя чувствовал. Белла могла не понимать, как Ренесми появилась на свет, учитывая то, что она помнила, но то, что он не хотел быть частью её жизни, имело смысл. В какой-то степени это было нормально. Он и не должен был. Белла не нуждалась в нём. Было так много всего другого. Другие, которых она любила, которые также любили её. Будущее ещё будет славным! В комнату вошли новые шаги, сильные и обдуманные. Они приблизились к её боку и встали рядом с её головой. Белла услышала медленное ровное дыхание и… крылья колибри? Нет, это было неправильно. Звук был слишком влажным. Он бился и клокотал, как будто это было — биение сердца! Очень, очень быстрое сердцебиение. Неужели все они так звучали? Как же отвлекает школа, если постоянно слышать это! Пальцы провели по её лбу, скользнули вниз и коснулись щеки. Инстинктивно Белла знала, что они принадлежат вампиру, но они были мягкими, и в их прикосновении не было даже намека на прохладу. Она уже становилась похожей на человека, нежно прикасающегося к ней. Новое присутствие помогло ей сосредоточиться на окружающей обстановке, а не на бушующем пламени. Оно всё ещё было там. Всё ещё мучительно. Но больше не было единственным или даже главным фокусом её существования. Приближались ещё одни, более легкие шаги. Новый человек почти перепрыгнул через порог комнаты и остановился в двух шагах справа от первого. Белла была поражена количеством деталей, которые она могла обнаружить, даже не открывая глаз. Рука, обнимающая её щеку, быстро отдернулась, словно боясь, что её застукают. Мгновенно Белла почувствовала, как ей не хватает нежного прикосновения. Контраст между ним и болью от ожога был слишком огромен, чтобы оценить его. — Должна ли она быть здесь? — спросил звонкий, колокольчиковый голос Элис. Музыкальное качество было кристально чистым. Белла впервые смогла расслышать отдельные ноты и мелодии. Лёгкие шаги, должно быть, принадлежали Элис. — Она спит. Джаспер. Это был глубокий тенор Джаспера. Южный говор стал ещё более отчётливым, когда она стала лучше понимать, что её окружает. Его голос был успокаивающим бальзамом на муравьиные жала, пронизывающие её насквозь. — Кроме того, если Белла ещё не закричала, то и не собирается. Такой контроль — я никогда не видел подобного. — Это перейдёт в её новую жизнь, — со знанием дела сказала Элис. — Ты так думаешь? — Я видела это. Разве ты не помнишь, что я говорила о её первой охоте? — Нет. Ты ещё не говорила об этом, — мягко сказал Джаспер, словно стараясь не задеть её чувства, и осторожно напомнил Элис, что если она видела, как делится, это ещё не значит, что так и было на самом деле. — Всё верно. Я решила, что пока не хочу портить сюрприз, — проговорила Элис, смеясь и восторгаясь. — Интересно, это влияние морфия или только её? — размышлял Джаспер, упустив упоминание о первой охоте Беллы. Внутри Белла бушевала. Она хотела знать, что произойдёт на её первой охоте! Кому какое дело до того, почему она не кричала во весь голос? Белла уже знала ответ на этот вопрос, поэтому он мало интересовал её в плане разговоров. Зачем Элис вообще упоминать об охоте, если это не важно? Почему Джаспер не потребовал объяснений от её имени? Они что, активно пытались свести её с ума? Неужели они не понимали, что ей нужно отвлечься? — Есть предположение, что дары Джейн и Алека проявились так, как они проявились, из-за того, как они воспринимали изменения. Их впечатления и желания формировали навыки, которые они развивали. Возможно, морфий делает то же самое с Беллой, — раздался голос Карлайла. Белла поняла, что он говорит снизу. Он всегда принимал участие в интеллектуальных дебатах в семье. Это была маленькая деталь, которую Белла была рада вспомнить о своём новом отце. Это напомнило ей о том, что несколько дней назад мы обсуждали, что Ренесми может быть похожа на Джейкоба по количеству хромосом. Мысли о Ренесми привели её в чувство, отвлекая от боли. А ещё была мысль о том, что она может быть одарённой. Как это было бы необычно! Доказательство того, что она принадлежит этой жизни. Доказательство того, что она принадлежит этой жизни, подтверждение её настойчивости в том, что она должна стать одной из них. — Морфий… — начала Элис, вопрос, подразумеваемый при упоминании. — Я не думаю, что это сработало. Я всё ещё чувствую — она страдает так же, как и мы, — сказал Джаспер. Белла почувствовала, как на её руку легла чья-то ладонь. Опять же, давление было, но не было заметной прохлады. Как странно. Она жаждала онемения, которое должно было принести прикосновение. Но это невозможно. Честно говоря, всё должно быть прохладным по сравнению с тем жаром, в котором она находилась. Возможно, огонь яда был настолько сильным, что уничтожил саму память о холоде и сделал невозможным, чтобы что-либо когда-либо снова ощущалось прохладным. — Теперь всё прошло. Но она не… — сказала Элис, подходя ближе. Белла могла слышать, как перемещается воздух, вызванный этим движением, а также шелест ткани — шёлк скользил по хлопку, слегка подхватывая юбку. — Она сильная, — сказал Джаспер. Белла почувствовала безмерную гордость от того, что он похвалил её за качество, о котором никто раньше и не подозревал. — Она будет сильной, — согласилась Элис. — Она уже такая, — уточнил Джаспер. — Посмотри, с чем она столкнулась, и ни разу не дрогнула. После слов Джаспера наступила долгая пауза. Его слова пронзили душу Беллы. Она никогда не видела этого сама, но она доверяла Джаззу, и ей нравилось, что он так к ней относится. Он снова говорил ей, что она этого достойна. Что она достойна. — Думаю, можно предположить, что она пытается заставить себя не реагировать на яд. Так же, как и ты, Карлайл. — Замечательно. Мне пришлось — если я хотел выжить. Она делает это по своей воле. Возможно, она действительно станет ещё одним одаренным членом семьи, и её выбор сейчас будет определяющим фактором в том, что она сможет сделать, — сказал Карлайл. — Если это так, то мне будет очень интересно узнать, чем всё закончится. Другим, скорее всего, тоже, — предупредил Джазз. — Я не увидела ничего особенного, но это неудивительно, учитывая, что она ещё не знает себя, — сказала Элис. — Скоро узнаем, — сказал Карлайл. — Ещё шесть часов, — подтвердила Элис. Шесть? Это было меньше, чем она думала, но больше, чем она чувствовала себя уверенно. По крайней мере, теперь она знала, что количество ограничено. Это было небольшое милосердие. — Да. Это будет не слишком долго. Держись, Белла. У тебя всё замечательно. Ренесми ждёт тебя здесь. Держись ради неё, — подбодрил Джаспер. Рука на её руке слегка надавила. Белла почувствовала, как внутри неё поднимается решимость, прорываясь сквозь сжатые мышцы. — Хммм. Хорошо, продолжай в том же духе. — Ты помнишь, как ужасна эта часть? — спросила Элис. — Да. Такая запутанная и болезненная, — сказал Джаспер, усиливая давление на её руку. Шаги приближались, тяжелые и… энергичные. — Ты можешь уменьшить это с помощью своего дара? — с надеждой спросил Эмметт с расстояния шести с половиной футов. Белла догадалась, что он всё ещё находится в дверном проеме. — Или сделать что-нибудь, чтобы помочь ей? — Нет. Я пытался раньше, и я пытался на Белле, когда только пришёл вчера. Это не работает против ожога от изменений. — Как ты думаешь, она нас слышит? — спросил Эммет. — Возможно, — многозначительно сказал Джаспер. — Её эмоции сейчас более чёткие, чем час назад, и она отреагировала, когда я упомянул Мэй. Мэй? Джазз не упоминал никого по имени Мэй. — Ты должен поговорить с ней. Отвлечь её. Напомни ей, что ждёт её после, — предложила Элис. Белла слышала лёгкие удаляющиеся шаги, более тяжёлые, подпрыгивающие шаги Эмметта и более близкое ровное дыхание. На них было легче сосредоточиться, чем на чём-либо другом. Она начала считать их, используя для измерения времени. Сколько раз человек дышит за шесть часов? Шесть тысяч или около того? Больше? Она была на пятьдесят шестом, когда он заговорил, и на словах было ещё легче сосредоточиться, чем на его дыхании. — Вы так хорошо справились. Я сомневаюсь, что кто-то смог бы сделать это лучше, — начал Джаспер, наклонившись поближе, чтобы прошептать ей на ухо почти робко, как будто признаваясь в каком-то секрете. — Она здесь. Я держу её сейчас — это твоя причина продолжать борьбу. Мэй спит… Снова это имя. О ком он говорил? Белла хотела услышать о своей дочери, а не о Мэй. С чего бы ей беспокоиться о ком-то, кого она никогда не видела? Хотя загадка была довольно увлекательной. Замечательная загадка. — Ты… любопытна. Я почти не заметил, что это скрывается за болью, но я стал гораздо лучше тебя понимать. Да, да. Это всё хорошо и прекрасно, но кто такая Мэй? — А, и теперь тебе не терпится, чтобы я объяснил. Ренесми. Надеюсь, ты не против. Я стал называть её Мэй. Я уже забыл, но имя вашей дочери напомнило мне. У меня была младшая сестра — ещё до моего превращения. Ей было всего восемь лет, когда я ушёл на войну. Её звали Маргарет, но мы все звали её Мэй. Это хорошее южное имя для идеальной смеси между леди и маленькой озорницей. Я уверен, что она такой и будет. Мэй. Это было… красиво. Мэй — май. Как весенние цветы или розы — как Роуз. Имя было коротким и милым. Очаровательное. Подходящее. Белле нравилось, что полное имя её дочери представляло обе половины её ребёнка — вампира и человека, мать и отца. Теперь у неё было ещё и прозвище, которое олицетворяло прошлое Джаспера и напоминало ей о Розали. Джаспер и Роуз, самые стойкие защитники её дочери. Наследие Ренесми было хорошо представлено. — Кроме того, это означает «жемчужина», а у неё уже есть прекрасные маленькие жемчужно-белые зубы, — добавил Джазз. У Мэй были зубы? Почему? Джаспер хихикнул, снова сжав её руку. Должно быть, он уловил её замешательство. — Она частично вампир, Белла. Ей нужны зубы, чтобы питаться, — объяснил он. — Хотя мы давали ей бутылочки, это относительно новое изобретение, и эволюция, вероятно, не учла их, когда давала ей средства для питания в новорождённом возрасте. Это казалось достаточно логичным, хотя Белла задалась вопросом, насколько странным для такого врача, как Карлайл, должно казаться наличие у младенца полного набора зубов. Было ли в ней ещё что-нибудь необычное? Как она себя чувствовала? Если бы только Белла могла открыть глаза и увидеть всё своими глазами! Услышать больше о своей дочери было бы почти так же приятно. Она заставила Джаспера почувствовать её желание, и была приятно удивлена, когда это сработало, как будто они всё ещё могли разговаривать, несмотря на то, что ей приходилось сжимать зубы, чтобы сдержать крик. — Мэй прекрасно себя чувствует. Ест, спит — совершенно здорова. Она тоже одарённая. Тебе придётся подождать, чтобы узнать это самой. Карлайл не думает, что это подействует на тебя, но посмотрим, — сказал Джаспер. Одарённая? Правда? Конечно, её дочь была особенной, но узнать, что она ещё и одарённая, было очень интересно. Но что это было? Почему бы ему просто не сказать ей? — Терпение, Белла. Лучше испытать на себе, чем услышать об этом. Я думаю, Мэй понравится быть той, кто поделится этим с тобой, — объяснил Джаспер. Когда он так сказал, как она могла сердиться? — Карлайл так-же сказал, что с тобой всё будет хорошо, никаких последствий родов или перелома позвоночника. Элис подтвердила это, — сказал Джаспер. В тот момент Белла могла меньше беспокоиться о себе. Только новость о дочери удерживала её в настоящем. Но когда Джаспер сменил тему, муки от ожога захлестнули её. Она оказалась в топке магмы, где никакие слова не могли пробить расплавленный камень, в котором она тонула.***
— Держишься? Твои эмоции немного улеглись, — прошептал Джазз, осторожно касаясь её лица кончиками пальцев, подушечка большого пальца мягко провела по скуле. Он всё ещё сидел с ней? Сколько времени прошло? Это был не первый раз, когда она была достаточно осведомлена, чтобы слушать его с тех пор, как он впервые заговорил с ней, но этот раз был самым ясным. Каждый раз, когда она боролась с плавящимся, обугливающимся чувством, Джаспер ждал. Как только он улавливал её эмоции, он начинал говорить с ней, рассказывать истории, сообщать ей о Ренесми или читать ей что-нибудь из её любимой классики. Всё, что угодно, лишь бы помочь ей пережить этот ужасный процесс. — Мэй внизу. Ты слышишь её? Слабые чавкающие и сосущие звуки доносились до неё, сопровождаемые быстрым стуком сердца колибри. Так быстро. Слишком быстро? Она должна будет спросить, когда её челюсть развяжется — если она вообще развяжется после того, как была зажата так долго. — Розали кормит её. Джейкоб хотел, но она выиграла этот раунд, — сказал Джаспер, в его голосе отчётливо слышалось веселье. Зачем Джейкобу кормить её дочь? Он с самого начала был не в восторге от её существования. — Да… та ситуация… — Не говори ей — ты обещал! Крик донёсся снизу, и Джаспер рассмеялся от души. Глубокий гул был завораживающим и великолепным, заполняя всю комнату. Но был ли это крик Джейка? О чём он не хотел рассказывать Джасперу? — Я обещал не портить сюрприз, так что тебе придётся подождать, чтобы услышать об этом. В любом случае, я подумал, что лучше не кормить её здесь, — сказал Джаспер, и Белла услышала улыбку, которая всё ещё звучала в его голосе. Честно говоря, она бы предпочла, чтобы её дочь была рядом. Раздражение захлестнуло её, быстрые, как осина, клыки пронзили её, посылая яд разочарования через неё. — Хм. Ты продвинулась в своём переходе дальше, чем обычно. Я не хочу, чтобы кровь возбуждала тебя больше, чем нужно, поэтому её нужно покормить внизу. Элис не думает, что это займёт много времени — пару часов, меньше одного сейчас. Огромная рука обхватила её собственную, поглотив её и сделав карликовой. Грубая мозоль царапала ладонь, когда пальцы обвились вокруг её руки. Разве превращение в вампира не должно было устранить все недостатки тела? Почему у Джаспера всё ещё есть мозоль? Не то чтобы это было как-то неправильно, просто странно. Все её воспоминания показывали вампиров с кожей из идеально отполированного мрамора. Мысль о том, что это неправда, была захватывающей, как будто ей открыли секрет, который она давно хотела узнать. — Хочешь узнать, что ещё произошло, пока ты была занята? Думаю, ты вспомнишь, если я расскажу тебе сейчас. Да! Быть здесь, в изоляции и не иметь возможности участвовать в жизни, было мучительно по-своему, совершенно отдельно от агонии перемен. — Я не уверен, что ты помнишь много о рождении Мэй… Стихийное бедствие. Это была катастрофа. Определённо не хорошо продуманный и надежно разработанный план Карлайла. — Да. Всё пошло наперекосяк. Но я хотел сказать тебе, что одно пошло по плану. Тебя вернул не только Карлайл, — сказал Джаспер, говоря мягче, его пальцы лениво скользили по тыльной стороне ладони Беллы. О чём он говорил? — Мы все это сделали, — закончил он. Как это было возможно? Белла помнила только, как Карлайл кусал её. Приходили ли и другие, когда она была бессвязной и была на грани смерти? Как им это удалось? — У Элис была идея, чтобы каждый из нас набрал свой яд в шприц, чтобы сделать тебе инъекцию. Карлайл, Эсме, Эмм, Роуз, Элис и я сделали это. Вы будете связаны с каждым из нас именно так, как захотите, — объяснил Джаспер. Любовь бурлила, разливалась, как бушующая река, прорывающая плотину. Радость и удивление наполняли её, настолько заметные, что на мгновение блокировали боль перехода. Белла с трудом могла поверить, что они сделали это для неё. Её семья хотела сохранить её навсегда и позаботилась о том, чтобы она знала об этом на фундаментальном уровне. Даже на клеточном уровне. Это было именно то, что ей было нужно, чтобы знать, что она принадлежит этому месту, что все её переживания стоили того, чтобы добраться до этой точки. Она могла легко переждать этот последний час в вулкане на кайфе, который дало ей это знание. — Мы хотим, чтобы ты была в нашей семье. Все мы хотим. Никогда не сомневайся в этом, Белла. Пальцы Беллы дёрнулись, услышав это. Они судорожно двигались против Джаспера. Ей потребовалось четыре секунды, чтобы распознать и обработать последние изменения, произошедшие в её теле. Её пальцы снова были просто пальцами. Жжение наконец исчезло с пальцев. Было несколько шокирующим обнаружить, что её рука всё ещё функционировала. Что это были не волдыри, кости и шрамы, которые он чувствовал после того, как его так долго поджигали. Что к её пылающему запястью прикреплено нечто более существенное, чем хрупкий уголь. В её пальцах тоже была новая, неиспользованная сила. Её мускулы жаждали продемонстрировать свои новообретенные способности. — Белла? Ты в порядке, дорогая? — спросил Джаз, крепче сжимая его, словно пытаясь приземлить её или оказать ей поддержку. — Всё почти закончилось, — пообещал он. Предупреждение ясно дало понять, что он был прав. Потому что вместе с этим появилось сухое царапающее ощущение наждачной бумаги в горле, которое заставило её навязчиво сглотнуть. Это было бесполезное действие. Огонь превратил её слюнные железы в пепел. Не осталось ничего, что могло бы произвести освежающие, смазывающие жидкости, о которых взывало её пересохшее горло. Так вот что имел в виду Джаспер, когда описывал соблазн крови для вампиров. Ему не хватало той интенсивности, которую испытывала остальная часть её тела, но это ни в коем случае не было комфортным. Неглубокая сенсорная память. — Кроме того, — продолжил Джаспер, снова пытаясь отвлечь её, — Джейкоб убедил Сэма, что вы и Ренесми не представляете угрозы, и что он одобрил ваш переход без нарушения договора. Никто не собирается нападать на Мэй. Облегчение от безопасности дочери было омрачено новейшими пытками, которым подвергалось её тело. Её сердце! Зубы Беллы сжались крепче, громко заскрежетав, когда огонь разгорелся в её сердце. Всё пламя, отступившее от её конечностей, устремилось в её сердце. Это был вращающийся вихрь, собирающий адское пламя внутрь, чтобы столкнуться с батареей, подпитывающей её жизнь. За исключением того, что единственный орган не мог надеяться выдержать последнее нападение. — Кстати, об обновлениях… — Эсме начала с нижнего этажа, где, как предположила Белла, ждали остальные члены семьи. — Кто-нибудь должен позвонить Эдварду или заставить его вернуться домой прямо сейчас? Это имя пробудило ещё одно воспоминание о том времени, когда Белла тоже была внизу с семьей. Один из мальчишеских бронзоволосых вампиров, толкающих её к столу, уставленному причудливыми стеклянными тарелками. Хрупкие пластины, которые разбились при ударе, порезав ей руку. Белла больше ничего не помнила, только то, что Эдвард по какой-то причине причинил ей боль. Если бы он причинил ей такую боль, что бы он сделал с Мэй, той, которую назвал монстром? Будет ли он действительно пытаться что-то сделать, или еЁ нынешняя боль несправедливо повлияла на неЁ? Путаница. Страх. Неопределённость. Белла знала, что память была неполной. Между именем Эдварда и её пониманием того, кем он был, был огромный разрыв. Из того немногого, что она могла вспомнить, она знала, что Эдвард был довольно отстранён от большинства вещей и, вероятно, не заботился о них настолько, чтобы искать их или соглашаться прийти сюда. Крошечный голосок в её голове также указал, что он, вероятно, не причинил ей намеренного вреда в тот раз — Каллены этого не потерпят. Но, несмотря на это, он был. Новые хаотичные эмоции подрезали бешеный стук её пылающего сердца. Ни ниже колен, ни дальше локтей не осталось огня. Всё это было сконцентрировано в её сердце, усиленное её тревогой за дочь, её, вероятно, иррациональным страхом перед Эдвардом. — Мэй в безопасности. Никто не причинит ей вреда, — поклялся Джаспер, позволяя Белле дышать сквозь боль, которая медленно приближалась к её телу. Белла поверила ему, знала, что Мэй в безопасности, когда он охраняет её, но это едва уменьшило остроту её иррационального ужаса. Танцующие шаги остановились у входа в комнату. У новичка вырвался раздражённый вздох. Шаги были достаточно знакомы, чтобы Белла поняла, что Элис была здесь. С её подарком она точно знала бы, что Ренесми в безопасности. — Джаспер прав. Никто не мечтает причинить боль Мэй, и Эдвард не собирается приходить сюда в ближайшее время. Пройдёт много времени, прежде чем он сможет простить себя за то, что произошло. Расслабься, Белла, — сказала Элис. Это было именно то, что Белле нужно было услышать. Эдвард больше не был частью её жизни. Она была свободна забыть его, закрыть эту главу своей жизни. Затем она снова была поглощена изменениями, происходящими внутри неё. Потребовалась вся грозная, упрямая воля Беллы, чтобы продолжать дышать сквозь огонь, пылающий ярче в её сердце, и удерживать конечности на месте. — Бумаги о разводе готовы к подписанию. Я знаю, что это всего лишь формальность, но мне кажется, что это правильно. Сделать это официально и дать нам некоторое завершение, — сказала Элис. Была ли Белла замужем за Эдвардом? Это не похоже на то, что она сделает. По крайней мере, Элис помогала ей исправить ситуацию. Большой. Она была клише! Разведённая, восемнадцатилетняя мать-одиночка. Всё, чем мать воспитала её, не было. Сердце Беллы билось невероятно быстро, напрягая лёгкие, расширяясь и сжимаясь с головокружительной скоростью. С такой скоростью даже отбойный молоток не мог угнаться за ним. Теперь пламя охватило её бедра и плечи. Большинство её рук и ног были благословенно прохладными, даже когда пламя пронзило её центр, стремительно падая, как американские горки. — Элис! — раздражённо позвал Джаспер. Белла едва расслышала его из-за стука собственного сердца. Теперь это был почти один непрерывный удар. Элис ахнула, когда Белла почувствовала, как её спина прогнулась, рванулась вверх, когда её сердце попыталось вырваться из защитной клетки, в которой оно находилось. С усилием Белла сжала кулаки, пытаясь удержаться на месте. — Пора, — пропела Элис, подпрыгивая и взволнованно хлопая в ладоши. — Её сердце, — выдохнул Джаспер. — А, — сказал Карлайл, входя в комнату. — Всё почти закончилось. — Скоро, — согласилась Элис. Теперь тепло было только в туловище Беллы. Скоро, сказала Элис. Это должно быть. Кровь, бьющая через её сердце с такой ускоренной скоростью, должна была прорваться насквозь, если она не остановится в ближайшее время. — Я соберу остальных. Должна ли я взять Джейка и Розали… — Да. Белла должна поохотиться, прежде чем встретиться с Мэй, — быстро сказал Джаспер. Какая? Нет! Белла хотела свою дочь! Должно быть, он почувствовал её недовольство, потому что сказал: — Тебе будет легче не рисковать причинить ей вред, если ты уже поела. Она наполовину ты, наполовину человек. Её сердце бьётся, и твои новые инстинкты, скорее всего, заставят тебя смотреть на неё, как на пищу. Объяснение Джаспера имело смысл, но Белле оно не понравилось. Хотя он знал лучше. Она никогда не подумала бы рисковать своей дочерью. — Я приведу их прямо сейчас. Мы подождём в холле, пока у вас не будет возможности оценить её настроение, — сказала Элис. Соломинка втянула остатки огня в сердце Беллы. Соревнование за определение победителя — адское или бешеное сердце близилось к завершению. Финишная черта была видна. Две силы устремились вперёд. Внутрь. В её сердце. — Возможно, к лучшему. Эсми и Эмметт оба были довольно агрессивны, когда впервые проснулись. Это всё так ново, — согласился Карлайл. — Да, — сказал Джаспер. — Даже если у неё есть контроль. Я не думаю, что мы должны подавлять её или рисковать без необходимости. Я справлюсь с ней. Они отступили, выскочив из комнаты и оставив Джаспера позади как раз в тот момент, когда сердце Беллы забилось в последний раз. Глухой удар эхом отозвался в новой тишине. Было слишком тихо. Больше никаких разговоров. Нет больше сердцебиения. Нет больше дыхания. Только не было тихо. Не совсем. Белка карабкалась на дерево в тридцати трёх футах от дома. Его крошечные когтистые пальцы царапают кору, пока он мчится вверх. Жужжали огни, тусклое гудение наполняло воздух, каждое из которых было отчетливым и исходило из разных комнат дома. Река журчала, капала и смеялась, когда текла по камням только для того, чтобы низвергаться вниз, брызгая и лопая пузыри, затем немного поворачивая, прежде чем петлять вперед. Разве это не было в миле отсюда? Боли тоже больше не было. Как могло случиться, что боль просто исчезла? Как это не первое, что она заметила? Он полностью отсутствовал, не осталось даже следа. Поразительно. Таинственный. Замечательно! Сила и жизненная сила переполняли Беллу. Безграничная энергия трещала и шипела внутри неё, ища выхода. Каждый мускул и сухожилие светились. Она чувствовала себя непобедимой. Окончательно. Наконец она стала сильной. Сильная, как и её семья. Бессмертная, как и её семья. Теперь она могла не отставать от них. Белла могла чувствовать и ценить всё. Всё это было так захватывающе. Затем она открыла глаза, и ослепительная новизна и полнота поразили её. Никогда прежде она не видела по-настоящему. Её разбитые глаза были восстановлены. Она даже не осознавала, насколько они были неэффективны, пока они не заработали должным образом. Так много нужно было принять. Белла не знала, на чём сосредоточиться в первую очередь, но её разум был способен обработать всё сразу. Даже когда её глаза следили за плавающими серыми пылинками, их формы кружились и извивались, как кривые снежинки, её уши продолжали слушать ветер, который разделялся, когда он ударялся о дом и раскалывался, чтобы обдувать стороны твердой конструкции. Пыль переместилась перед светом, и Белла была очарована цветами. Маленькие радуги образовывали белый свет, пульсируя и исходя от нитей внутри лампочек. Цвета были почти осязаемы. А какой был восьмой цвет? У неё не было для него названия, но оно было там. Никогда прежде она не видела его. К ней пришло еще одно осознание. Она не дышала. Как странно, что ей это больше не нужно. Будет ли это похоже на усиление других её чувств? Ответ был односложным — да. Вдох сам по себе был уникальным опытом. Каждая молекула воздуха танцевала и вращалась вокруг других, стремясь увидеть, какая из них быстрее пролетит в её горле. Белла чувствовала, как они движутся к её лёгким и заставляют орган расширяться. Тем не менее, не было никакого облегчения, связанного с действием. У неё не было симптомов кислородного голодания, поэтому дыхание не облегчало головокружение и не успокаивало боли. В порядке эксперимента она снова вдохнула. Это было то же самое. Привычка, а не необходимость. Несмотря на это, она обнаружила, что хочет продолжать это делать. Воздух был на вкус… как подслащенный орех пекан? Или цветы? Едкий и химический? Белла не могла решить. Это была такая странная, неуловимая смесь. Десятки компонентов смешались в воздухе вокруг неё. Любопытство заставило её принюхаться, пытаясь интерпретировать уклончивые запахи, придающие аромат воздуху. Магнолии. Это был сладкий цветок, которым она вдохнула. Белла почти помнила, как посещала ботанический сад в Фениксе, где росли магнолии. Они не были обычным явлением для Аризоны, не так, как на юге, но каждый год там была пара деревьев, усеянных огромными яркими белыми цветами. Экзотический аромат был прекрасен. Она вдохнула глубже, наполняя лёгкие божественным ароматом. Были и другие, более слабые нотки в воздухе. Медь и резкий укус химикатов были довольно заметными. В основе этого, словно приплывающего издалека, скрывался аромат сосны, ванили, груши, корицы, кожи, яблока, грязи, шоколада, ладана, хлеба, гиацинта, мускуса, пота, мха, сандала, морской воды, собаки, лаванды. Там было так много слоев, что она не могла надеяться разделить их все. Не говоря уже о дюжине других запахов, для которых у неё ещё не было названия. Белла обнаружила, что возвращается к первым запахам, с которыми столкнулась. Магнолия и засахарённые орехи пекан. Это было заманчиво. Интригующий. Увлекательный. Она жадно проглотила его, намеренно втягивая ещё больше. Аромат окутывал её, окутывая желанным теплом дома. Крошечный вьющийся пух проплыл мимо её глаз, привлекая её внимание. Легко сев, Белла проследила за его продвижением по воздуху, очарованная тем, как он плыл по невидимым воздушным потокам. Её зрение улучшилось до такой степени, что она могла различать красновато-оранжевый оттенок крошечного хлопкового волокна. Прошло несколько минут, прежде чем Белла поняла, что она не одна. Рядом со столом, на котором она сидела, стояла одинокая фигура. Волнистая прядь позолоченных волос упала ему на лоб и запуталась в длинных закопченных ресницах. Позолоченный. Его волосы представляли собой буйство белых и желтых, золотых и серебряных оттенков. Он был цвета соломы — нет, кукурузы… или, может быть, мёда. Только более металлический. Это было прекрасно. Белла могла себе представить, как на нём будет искриться солнце. Он застыл, пристально глядя на неё. Каким-то образом она знала, что остальной мир перестал для него существовать. Это была только она. Его глаза были тёплого карамельного цвета с вкраплениями молочного шоколада. Волны и звездообразование украсили замысловатый узор. Принятие и веселье сияли из их глубин. Тоже был интерес. Не говоря уже об изрядном предвкушении. Это был он. Её защитник. Белла ахнула, когда приняла его внутрь. Его сильная осанка и подтянутое тело были видны даже сквозь одежду. Швы на плечах слегка растянулись. Белла увидела, как нить тянется вверху его левого плеча. Он был дома. Безопасность. Счастье. Эмоции манили её, притягивая к себе. Она была магнитом, пойманным в его тягу. Желание быть ближе заставляло её стоять перед ним, сознательно не решая двигаться. Она моргнула, сбитая с толку собственной способностью двигаться. Её конечности текли немедленно и без прямого усилия. Ей никогда не удавалось передвигаться, не спотыкаясь и не ставя ноги туда, куда нужно. Она вспомнила, что была неуклюжей. Это было одним из многих проклятий её существования. Очевидно, это не должно было стать частью её новой жизни. Осознание разыгралось где-то в уголке её разума, но в основном она продолжала смотреть на мужчину, к которому её привлекла гравитация. В то же время он воспринимал другие запахи, звуки и вещи на расстоянии. Кто-то внизу только что сел, скорее шлёпнулся. Человек был тяжёлым и некрасивым, как и все подростки. Джейкоб. Должно быть, это был Джейкоб. Белла могла представить, как он плюхается на диван, раскинув конечности и беспомощно приземляясь, куда пожелает. На улице твитнула птица. Она упала на нижнюю ветку и дважды подпрыгнула, прежде чем издать ещё один пронзительный крик. Изумления от всех подробностей, бомбардирующих её, было недостаточно, чтобы удержать Беллу от импозантного блондина, стоящего в восьми дюймах перед ней. Он не улыбался, но всё равно был великолепен. Белла инстинктивно знала, что он будет разрушительным для её чувств, если он когда-нибудь это сделает. Джаспер. Имя внезапно всплыло в её голове. Да. Вот кто это был. Он чувствовал эмоции и, скорее всего, только что уловил то, как она восхищалась им. Он был тем, кто сидел с ней последние два дня, хотя это, должно быть, причиняло ему боль. Он чувствовал отголоски её перехода и решил остаться с ней, несмотря ни на что. — Белла? — выдохнул он, неуверенность веяла от него, как аромат свежеиспеченного печенья, только что вынутого из духовки. Она сразу почувствовала себя виноватой. Он казался таким растерянным, когда произносил её имя. — Ты знаешь кто я? — нерешительно спросил он, а потом добавил, — Ты меня помнишь, дорогая? — Джазз, — ответила Белла, кивнув, но остановилась, слушая колокольчики, звенящие в воздухе. Подождите, не колокольчики… её голос. Её голос был прекрасен! Ей не терпелось услышать это снова. Белла хотела проверить свой изменённый голос, убедиться, что она правильно его расслышала, но Джаспер говорил. Его слова ласкали её чувства, как мех шиншиллы. Они были притягивающим лучом, захватывающим и требующим её полного сосредоточения. — Как дела? Хочешь увидеть остальных членов семьи или тебе нужно сначала поохотиться? Мысль о крови заставила Беллу неприятно зачесаться в горле, но это было не то бессмысленное безумие, которое она помнила, когда новорожденный с поляны демонстрировался после битвы с Викторией. Она всё ещё могла мыслить рационально и игнорировать грубую сухость, если бы захотела. Это было… неожиданно. Должно ли быть так легко оттолкнуть? Она должна будет спросить позже. — Семья. Я хочу увидеть нашу семью, — нетерпеливо сказала Белла, склонив голову набок, прислушиваясь к эху, доносившемуся от неё. Наша семья… теперь она действительно была одной из них. Счастье было сияющим светом, резонирующим из её души. — Сет, я думаю, тебе следует подождать внизу с Джейкобом. Белла может… — предостерегающе начал Карлайл. — Я всего в десяти футах от неё. Если бы она подумала, что я обед, разве она уже не примчалась бы сюда? — возразил Сет. Белла посмотрела на дверь, откуда было слышно, как её семья собралась в холле. Она напряглась, беспокоясь, что Карлайл был прав. Нападёт ли она на Сета? — Возможно, — признал Карлайл, а затем добавил, — но на этот раз это может сильно сбить с толку. Возможно, она ещё не заметила тебя. Или тот факт, что ты оборотень, может заставить её защищаться. — Я Сет. Не просто оборотень. Она меня знает, — сказал Сет немного обиженно. — Я хочу увидеть её, я беспокоился о ней после… Эти двое продолжали спорить в холле, но Белла проигнорировала их, чтобы подвести итоги. Она не хотела причинять Сету боль. Он был её другом. Она до сих пор помнила, как он помог спасти её жизнь, помнила, что он был тем, кто представил ей Ренесми в те последние хаотические моменты, прежде чем она потеряла себя из-за перемен. Память о дочери была связана с ним. Она никогда этого не забудет. Джаспер пристально изучал её, готовый удержать, если она рванётся к двери и к источнику влажного хлюпающего звука, который она сейчас обнаружила. Сознание того, что Джаспер остановит её в случае необходимости, придало ей смелости снова попробовать воздух и точно опознать квилета, стоящего сразу за открытой дверью. Её нос тут же сморщился, и она немного вздрогнула от отвращения. Пахло мутным ладаном. Грязный, влажный сандал, весь дымный и мускусный. Смрада было достаточно, чтобы заглушить звук тяжёлого, медленно бьющегося сердца волка. Джаспер усмехнулся её реакции и расслабился. — Он в безопасности от того, что она пытается полакомиться им, — крикнул Джаспер, хотя и оставался всего в нескольких дюймах от него, продолжая наблюдать за её реакцией, когда все вошли. Белла не чувствовала желания атаковать. Это были люди, которых она любила. Её разум подавил её новый инстинкт рассматривать всё как потенциальную угрозу. Они были почти все там. Карлайл и Эсми, Элис и Эмметт, даже Сет. Только Чарли и Рене пропали без вести, и они больше никогда не станут частью её жизни. Хотя всё было в порядке. Она уже установила достаточное расстояние между собой и мамой, чтобы это не причинило ей слишком большой боли. А Чарли регулярно появлялся в её жизни менее двух лет. Она надеялась, что он сможет приспособиться и вернуться к тому, как всё было без особых проблем. Единственными, кого не было в комнате, были Джейкоб и Розали, которые остались внизу с Ренесми, но они всё ещё были здесь. Белла хотела увидеть свою дочь, но вспомнила заверения Джаза, что Мэй идеальна и что ей нужно поохотиться, прежде чем поприветствовать её. Она пожалела, что сначала спросила о своей семье. Ей не терпелось покончить с этим воссоединением, чтобы быстрее пройти охотничью часть. Ренесми ждала её. Насколько другой она будет выглядеть теперь, когда у Беллы будет полный доступ к её глазам, больше не будет затуманенного, полувидимого человеческого зрения. Вошедшие члены семьи встали по обе стороны от Джаспера, но Белла внезапно была поглощена осознанием того, что от Джаспера не исходит никакого холода. Теперь они действительно были одной температуры. Он повернул голову, и её глаза снова остановились на его шрамах. — Эй, Беллз! — немедленно воскликнул Сет, уже привыкший к ситуации. Белла не могла заставить свое горло ответить. Её мысли были зациклены на подсчёте пересекающихся гребней на челюсти Джаспера. Было так много наборов выпуклых следов зубов. Сколько вампиров пытались убить его? Как кто-то мог пережить то, что у него явно было. — Ты чувствуешь себя подавленно? — спросил он, внимательно изучая её лицо глазами в поисках признаков того, что она чувствует угрозу или вот-вот потеряет её и нападёт на кого-нибудь. Теперь вокруг него витала неуверенность. Тот, который рос с каждой секундой. Что-то не так? Почувствовал ли он что-то, что она упустила? Белла рассеянно кивнула и огляделась, пытаясь понять, что его так беспокоит. Не было ничего очевидного, но, возможно, она… Ой. Она по-прежнему представляла угрозу. Она была опасным новорождённым. Сильнее всех остальных. Вышла из-под контроля, хотя она не обязательно чувствовала себя настолько сумасшедшей. Особенно со всеми в мире, которых она любила больше всего в настоящее время под одной крышей с ней во время этого знаменательного события. Именно тогда она заметила оглушительную ухмылку Элис, стоявшую в полушаге позади Сета, и гордую улыбку Эсми. Эмметт немного раскачивался, быстро переминаясь с ноги на ногу, словно готовясь к прыжку. Белла не особенно хотела быть его добычей, но он только усмехнулся, когда она обескураженно нахмурилась. Карлайл, с другой стороны, изучал её так же пристально, как и Джазз, нахмурив брови. Когда он поймал её взгляд, то быстро перевёл взгляд на Джаспера. — Как ты себя чувствуешь, Белла? — спросил Карлайл. — Есть так много всего, что можно увидеть и услышать, и я могу попробовать так много вещей в воздухе! — воскликнула Белла, как можно короче признавшись в своей внутренней борьбе, но не сумев скрыть своего волнения. Сет легко рассмеялся, восхищенный её изобилием. Её чувства тянули её в противоположных направлениях, каждое из которых требовало подтверждения информации, которую они собирали. Это их беспокоило? Она вела себя неадекватно? У неё никогда не было этого раньше, поэтому она не была уверена, почему они вдруг ожидают, что она начнёт следовать норме сейчас. Вдобавок ко всему, она не могла сосредоточиться на одной теме достаточно долго, чтобы отдать должное. Чтобы должным образом оценить ясность и полноту её новой реальности, потребуются десятилетия, а не эти случайные интервалы миллисекунд, которым она в настоящее время могла посвятить, прежде чем что-то ещё привлекло её внимание. Внезапный смех Элис побудил Джаза дать ей совет. — Попробуй сосредоточиться только на чём-то одном за раз. Сосредоточь свой разум. Мгновенно он снова привлёк её внимание. Остальные перестали существовать. В первый раз, когда она увидела его, её внимание было приковано к совершенству его лица. Теперь она сосредоточилась на недостатках его горла. Зубчатые полумесяцы неправильной формы украшали его шею, иногда накладываясь друг на друга, прежде чем исчезнуть под воротником бледно-голубой рубашки на пуговицах. Белла навязчиво сглотнула, когда её глаза проследили сверкающую дорожку по его длине. Как далеко вниз они простирались? Была ли его невидимая кожа такой же текстурированной? И всегда ли он был таким мускулистым? Большинству старшеклассников, особенно в Форксе, не хватало скульптуры и силы. Джаспер всегда носил свободную одежду, чтобы скрыть своё солдатское телосложение. Однако новая глубина и острота зрения Беллы не позволили промахнуться. — Ну, разве это не интересно, — намекнул Эмметт. — Точно мои мысли, — добавил Сет. — Джаспер, ты проецируешь, — прошептала Элис. — Извини. Я… — с тревогой ответил он, прервавшись, прежде чем закончить и бросить на Беллу виноватый взгляд. Тогда Белла почувствовала эмоции. Его дар был другим, чем когда она была человеком. Раньше у неё не было выбора, кроме как чувствовать то, что он хотел, чтобы она чувствовала. Теперь это было больше похоже на раковину, оставленную включенной до тех пор, пока она не затопила комнату, но она была закутана в непромокаемую одежду. Эмоции коснулись её, но не проникли. Но каким-то образом она знала, что может принять их, позволить им впитаться, если захочет. Умерщвление. Это заменило все другие эмоции, когда она поняла, что Джаспер просто отражал её собственные чувства в ответ на неё, и другие это заметили. В частности, её растущее желание и обаяние. По крайней мере, Джазз был достаточно любезен, чтобы не заявлять о своих чувствах так явно. Но как ей совладать с вихрем быстро меняющихся эмоций? — Джаспер возьмёт тебя на охоту, Белла. Я уверена, что он сможет ответить на любые твои вопросы, — многозначительно предложила Элис. Любовь Беллы к своей сестре-гадалке росла в геометрической прогрессии. Не может быть ничего другого, что Элис могла бы сделать, чтобы Белла полюбила её больше, чем помочь ей пройти через этот переходный период.