сплетение наших мыслей и сладких поцелуев

      Безмолвная просьба облаков разойтись по сторонам была слишком мучительна и долга, но выполнима позже – стоило тому, кто желал управлять миром, судьбой других и планетами лишь загадать желание, как оно через несколько минут выполнялось. Медленно хоть, раздражительно иногда, но строго выполнялось – под наблюдением двух, под наблюдением незнающих.       Время медлительно, внутри все это было непростительно до невозможности – полубог сел на траву подозрительно, проверил, нет ли каких-то жуков рядом, и лишь потом позволил Лололошке, такому милому и влюбленному, вновь до него дотронуться и обнимать сколько влезет.       Они еще не понимали, что ожидало их – казалось, и не собирались понимать. Считали, что счастливыми остаться могли бы только на сегодня, только на сейчас, а когда отпустили бы друг друга смело, возможно нехотя – пришел бы всему конец и все вернулось бы на круги своя: Рома помогал бы всем вокруг, откликаясь иногда на зов Люциуса, и кормил Айко, когда сам великий хозяин не мог бы, а еще Воланд доставал бы Люциуса рассказами из ордена и, в конце концов, бедного демона выгнали бы из замка прямым рейсом.       Оба боялись такого исхода и думали, что будут делать дальше, а сейчас,       пока у них достаточно времени, ночь над головой, приблизительно около двенадцати останавливалось для них, Люциус восстановил свое дыхание.       Он не дышал, не шевелился снова и в целом думал, что это сон. Или то, что это засада его ненавистного папаши, который только зла ему и желал – а потом он открыл глаза и еще понял, что он не в Даливарике какой-нибудь, а в тюрьме Времени.       Лололошка думал, что хотел бы узнать о детстве Люциуса с самого начала, но еще молчал. Чувствовал, что нужно убрать все волнение в сторону для начала.       Полубог гладил его по голове, удивляясь своей... Нежности?       Вроде, теперь его Рома, именно так и называл эти чувства.       — Послушай, — сказано было максимально тихо, после чего Люциус подавился воздухом от волнения. Начал медленно, стараясь совсем не громко кашлять, после чего поймал взгляд, полный недоумения и желания помочь. — Посмотри наверх.       Голубоглазый продолжал смотреть на него, только теперь более удивленно, и в нем ссорились эмоции.       — Да, на звезды. Знаешь, раньше мы с Зефири... Кхм, раньше я… — Люциус никак не мог связать слова воедино, язык его путался и останавливался на полуслове – ругал себя за то, что позорился перед богами и не понимал, почему он вновь стал зависимым от их мнения. Ему не понравилось то, что вышло, да и он сам себе не особо нравился. — Короче, на звезды смотри.       Чувствовал себя очень неловко, иногда странно и мысли его съедали, но потом забывал об этом словно – он же, дери его четверка, был полубогом, а полубоги –       не испытывают сожаления, – боги тоже,       не умеют любить,       еще не плачут,       им все позволено, убивать и не прощать тоже,       не занимаются скучными, как люди, делами       могут делать то, что захотят только,       не должны чувствовать себя неловко. То, что говорил Люциус – обыкновенная информация, он бы поделился ею давно, если бы шанс такой выпал чуть раньше. И да, белобрысый обожал смотреть на звезды в окружении богатства Скайзерна и ловить моментами лицо Зефириона, который, поправляя свои украшения на плечах, что-то криво рассказывал про своего отца, и том, что Абисса ему надоедала.       Словно это было вчера. Абисса в тот раз ему практически сорвала с плеч несколько величайших украшений, что были дороже золота и бриллиантов, да и подарки от Аэро – штукой были не простой.       Жмурил глаза от одного взгляда Ромы, а потом открывал их, как ни в чем не бывало – смотрел в ответ. Играли в гляделки, а победителей все не было и не было. Люциус, не считая себя проигравшим, моргал несколько раз, а потом на пальце, удивительность в его движениях, закручивал чужие каштановые волосы.       Лололошка закусывал губу от волнения,       еще ему резко заложило нос.       — Не смотри на меня, — вынес полубог и сделал вид – весь такой важный, – снова моргал и думал, что если сейчас юноша не перевел взгляд на то, на что он хотел – звезды водопадом сверху – то Люциус потянул бы его за волосы и ему было бы очень больно. — На звезды нужно.       — Смотрю, — сообщал ему Лололошка и полубог старался понять, почему юноша, смотря на него, говорил про звезды.       Сначала размышлял, что Роме пора лечь спать – время уходило, а мироходцу стоило бы выспаться хорошо. Его приключения убивали, делали счастливыми иногда, стекло на глазах раскалывалось и Люциус был уверен, что ему точно нужно поспать.       Белобрысый не понимал его слов еще несколько минут, пока Рома, не сдерживаясь, не рассказывал то, что имел ввиду на самом деле. Воспоминания в голову влезали быстро, не желали спрашивать разрешения – смешно получалось со стороны одной, а полубогу стоило бы понять шутки – если это шутки – и на каком уровне они стоят. Не додумал бы слов, не мог проникнуть в них глубже, чем в свою голову.       Его со звездой еще никто не сравнивал.       О, ясно. Ты назвал его своей звездой? маленькая фея заснула в сказке, проснулась в любви – Рома так легко улыбался, что ей становилось хорошо. Безупречность была на ее лице, корона практически на голове – и она ее заслуживала безусловно – врывалась голосом в голову хозяина и желала выведать то, о чем бы никогда не поинтересовалась на глазах у Люциуса. Я в восторге. Сейчас заплачу.       Как можно быть таким... Лололошка улыбался, держал полубога за спину и, опуская голову вниз, слышал его тяжелое дыхание и прижимался только сильнее. Таким глупым. Напомни… Секунду. Мы проходили с ним эти, милые прозвища для парочек? Я так заинтересовался, слушай.       Нет. Но могли. К слову, цитирую твои же слова: Куча любви, бла-бла-бла, животные, милые прозвища для своей второй половинки… Ну и ну, кто только создавал эти книги? У нас тут научный центр для разъяснения привычных вещей, вообще-то – зачем здесь столько книг с любов… Надоело, голос Селести был монотонным и скучным, но помогал Лололошке разобраться с тем, что его волнует. Потом ты выбросил ее. Мне в голову, если быть точнее.       Рома засыхал на время, старался придумать более хорошее извинение за прошлое, и фея просто смеялась. Уже представляла, как юноша будет просить прощения за это не только сегодня, но еще и около недели точно. Не оставляй своего принца в состоянии недоумения. Смотришь и молчишь, напоминала Селести и замолкала, хотя Лололошка был уверен, что она скажет что-то еще.       Как хорошо, что у меня есть ты, поделился Рома и все его внимание – олицетворение простоты, немного яркости в лунном свете – и он думал, что сегодняшний день был обязан изменить многое в его путешествии здесь. Желал бы помолиться богам за то, чтобы его пути завершились здесь, не хотел вспоминать прошлое и смотреть на будущее. Ему, как и остальным, было приятнее жить в царстве богов, королевстве Даливарики – и больше ему счастье не принесло бы ничего.       Ну, еще этот молодой демон – правитель Ада – дитя, чья судьба предрешена была до его рождения – и Лололошка напоминал ему о том, что Люциус имел схожесть с самой яркой звездой.       Зрачки-огоньки, божественные бедствия могли бы умываться слезами еще несколько дней подряд, только Люциус пообещал себе вырасти, стать осознанным, и он больше не был сыном своего отца – не желал стать таким, как Агний, не спешил занимать трон и считал, что великим можно стать и без короны. Играли чувства медленно, заставляли закружиться в танце – он не знал как реагировать на столь сильное заявление.       А они кто? По сути, до этого они были обычными партнерами по общей цели?       А теперь? Приятели? Друзья? Может, лучшие друзья?       Полубог всегда считал, что прямолинейность – штука очень крутая, благодаря ей он и добивался раньше высот, пользовался славой. Сейчас же, задавая Роме такие вопросы напрямую, он, скорее всего, мог только испортить идиллию между ними.       Поэтому просто обнимал Лололошку еще крепче и не позволял ему думать о чем-то другом. Максимум другим могла быть только Айко.       — Вопрос. Я правда похож на..? Знаешь, ну, мне такого никто не говорил… В общем, что это значит? — спрашивал аккуратно, старался добраться до тонкости истины. Вокруг острова парили, Люциус хотел подняться выше и показать, что ради чего-то нового он пошел бы на все.       — Образ твой яркий и харизмы хоть отбавляй – конец. Ну прям да, напоминаешь, и я не шучу, — Рома улыбнулся, лежа на груди полубога – счастье сегодня было в его руках и теле. — И только не смотри на меня своим фирменным взглядом, пожалуйста. Я волнуюсь, знаешь ли.       Люциус почти отпускал его, не полностью – хотел сесть напротив, смотреть на его лицо и следить за движениями его тела – просто желал наслаждаться тем, что имел сейчас. Рома не сразу понимал его жестов, почти скалил зубы от того, что его отпустили, но потом глаза в любви выдали все сразу: Люциус хотел больше интересоваться им, хотел говорить и смотреть на него, а не на полевые цветы.       Желал общаться больше, а любые действия подождали бы. По крайней мере ночью, на улице, где стояла середина мая, около двадцатых чисел, ему не нравилось.       Белобрысый хоть и не испытывал холода, но имитировал. Если отдыхать на улице, то только в саду у замка. И в определенное время, когда он любил.       — И… Ты помнишь же, я мироходец, поэтому я боюсь за… Нас. Да, за все это.       Люциус тянулся свободной рукой до щеки юноши и проводил пальцем, старался показать важность этого момента дня него – безгранично рад был видеть Лололошку открытым, когда никого вокруг нет и мешать – не помешают.       — Понимаешь… Я думал, что после всех этих дел в ордене, я покину этот мир так быстро, как только можно, но… Оказывается вселенная не спешит меня выгонять отсюда. Моя воля… Нет. Моя судьба заключается в том, чтобы разорвать все виновные нити, какие унесут меня отсюда, возможно, скоро, — рассказывал ему Лололошка и их тени – песочные реки голубизны, невесомые скалы красноты – находились невероятно близко друг ко другу. — Я терплю из последних сил свою работу и дела. Но впервые встречаю того, с кем мне правда становится хорошо. Люциус…       Полубог смотрел на него молча, дышал спокойно. Складывал его слова в голове, словно трудную мозаику.       — Ого. Поэтично. Ты стихи пишешь?       Рома аж закашлялся от такого заявления. Белобрысый другой рукой хватал его за шею, побоявшись резкой реакции на его слова.       — Я, вообще-то, старался хоть что-то красивое сказать ради тебя, а ты не ценишь! — возразил юноша и надул губы, будто обиделся. Теперь хотел бы надеяться, что это не была их первая ссора на новой стадии отношений, правда, еще не ясно каких, но Люциус был спокоен – и продолжал гладить того по щеке.       — Я поэтому и спросил. Очень и очень красиво звучит, а я, к слову, не ценитель такого. Но твое оценил, — продолжал белобрысый, и глаза-рубины сияли. Он легко улыбался и теперь глупым выглядел далеко не полубог, а именно Рома – наверное, ему нужно было быть готовым к подобным фразам Люциуса. Теперь им, как-никак, идти нога в ногу, и распадаться такому союзу не стоило. — Ты дурак. Воланд об этом мне часто напоминает.       — Нашел, что сказать в такой момент, — чуть свел брови Лололошка и смотрел на Люциуса так, будто тот портил самый замечательный момент на свете. На самом деле, Люциус этот момент, самый что ни на есть замечательный, сейчас и создавал.       Рома понял это, но чуть позже.       — А о чем ты хочешь поговорить? — спросил, а внутри проходила дрожь. Люциусу было так интересно болтать, не хотелось прекращать, а еще он желал разузнать об открытом мире больше. Наблюдал за эмоциями Ромы и думал, что тот также волнуется.       Юноша много раз рассказывал, что много где бывал, много кого встречал – полубог хотел послушать об этом. Готов был ждать ровно столько, сколько ему нужно было – главное дотерпеть до того счастья, которого он не ощущал с момента своего пребывания в Аду.       На вопрос так и хотелось ответить «обо всем», но Рома обошелся лишь:       — О нас, конечно, — Люциус после его слов смотрел долго, приоткрыв пошире глаза. Наконец-наконец-наконец они заговорили об этом, и Люциус стал волен больше не бегать по своим мыслях и додумывать, — и о том, что мы будем делать дальше.       Он, великий и божественный полубог, проводил пальцем очертания лица Лололошки, заинтересовано копался в глазах-океанах, а потом закусывал губу. Как можно яснее и проще сформулировал речь, ведь понимал точно – юный маг ждал чего-то от него, поэтому и молчал. Больше объяснения его молчания он не нашел.       — Что ж, я никогда... Никогда не был в подобных ситуациях. Впервые чувствую что-то новое и меня это, если быть честным..? Пугает. И когда же ты прекратишь смотреть на меня, — белобрысый резко поправлял свои волосы за ухо, чтобы они ему не мешали и не щекотали нос. — И я уже говорил об этом: нас, полубогов, ничему не учили. Конечно, кроме жестокости и мании к власти. Нас первым делом не пичкали всеми чувствами подряд, и мы до сих пор не понимаем всю суть правления. Точнее, чего от нас потребуют, посадив на трон. Поэтому больше не удивляйся, что ты застал Зефириона и Абиссу в самом ужасном виде, ладно? Виноваты не они, а бо-       — Прости, я перебью, — нашел момент Лололошка и прервал монолог полубога – думал, что сейчас начнется скандал мирового масштаба, но вместо этого Люциус лишь покорно замолчал и продолжал в ожидании смотреть. — Почему ты раньше не рассказывал мне о своем прошлом? Точнее, ты всех проклинал нашу каждую встречу, но чтобы подробно все разобрать? Не помню ни разу.       Еще перед уходом из ордена собирались тучи морями, предупреждали, что будет дождь, а теперь лишь одна ясность – в дали парило созвездие паруса.       — Хочу знать о тебе все. Продолжить после того, как ты согласишься на мои слова. И если пообещаешь мне кое-что. Очень простое.       Полубог одной ногой там: чуть дальше за горизонты Даливарики, за стенами Скайзерна и почти у края ветвей Бездны – богами убитое место, мрачные очертания душ блуждали вокруг. Люциус заинтересованно наблюдал за ними со стороны, – другая нога его здесь, возле речки вдоль деревни, леса, сильно знакомого дома и там, где витала душа попугая, погибшего от его магии. Люциус спокойно отпускал свое прошлое здесь, держался за то, что было за морями лавы и в кабинете его отца.       Когда-то он любил Акву даже больше, чем Агния. А Аэро он вообще ненавидел.       А Эко... Он никогда его не видел. Но Эола рассказывала, что он очень злой.       — Я не могу понять своих же чувств, Лололошка. Поэтому хочу, чтобы ты мне об этом рассказывал больше, — белобрысый смотрел на него и рога на голове дернулись, будто полностью, наслаждаясь своей жизнью, соглашались с мнением хозяина. — Ну, и твоя фея все за меня уже сказала. Взамен, я согласен рассказать тебе что-угодно – хоть о строении моего мира, про тайны Богов и о том, как однажды мы с Зефирионом пробрались в спальню Абиссы и сожгли ее волосы. Не случайно.       Лололошка подал смех, закрывал глаза и для полной картины не хватало лишь заката за его спиной. Или рассвета. Люциус засмотрелся на него впервые, теперь его не волновало то, что о нем подумал бы юноша, если бы он на него так долго смотрел.       Голубоглазый теперь сиял не только в глазах Селести, не только в глазах междумирца, как раньше, а еще и в глазах полубога.       — И обещание. Какое оно? — что-то заставляло красноглазого вздохнуть, будто разговор дальше пошел бы тяжело, но он верил, что все обойдется. Протирал правый глаз, и Рома непроизвольно на него засматривается.       — Я привязан к тебе, — голос был наполнен заботой о будущем, желании разузнать что-то о новом. Рома смотрел на парня, метался немного о правильности своих действий, а потом отворачивался – щеки почти красные, на лице зависало волнение. Переживание подходило к горлу и он вот-вот начнет кашлять за просто так. И температура поднималась быстро. — И счастлив рядом с тобой.       Люциус не искал подвоха в словах, как раньше, не копался в голове и не старался язвить, перебивать, отвечать грубо. Слушал, постепенно кровь обливала его тело, и он, как никогда раньше, впервые чувствовал себя более человечно – и не страшится правды. Полноценным человеком он до сих пор себя не ощущал, далеко не ощущал – сознание бога, бессмертие навсегда, как проклятие – перед глазами появляется образ Эолы, которая еще юна и не выглядывала будущего, рассказывала белобрысому о строении мира Фей. А потом легко сообщала, что договорилась с Зефирионом его случайно уничтожить.       Так безрассудно думать об этом, зная что она сотворила позже.       Эта грань позволяла ему чувствовать себя богом там, а здесь, перед ним, Лололошкой, который въелся в голову, как заноза, и теперь не вылезал никаким образом, свободным почти-человеком. С чувствами.       Рома давил на голову своим присутствием раньше, а теперь на душе покой.       И подписывался под слова мироходца.       — Будь со мной.       Глаза Лололошки освещают пространство вокруг – ну, или полубогу просто показалось, что свет из ниоткуда стал ярче, мысли собрались в кучу быстрее обычного. Он смотрел на юношу, еще недавно проклинал его так же, как и богов, говорил ему несвязные грубости и то, что белобрысый вообще жалел о своем нахождении здесь, а сейчас, а теперь,             их созвездия находятся почти рядом. Парус проходит сквозь пересечения чужих линий-звезд, и они счастливы, как никогда.       До сих пор правитель Ада для Лололошки, а для себя – падший признанный король своего народа – поглощал в себя все самые сокровенные желания и сожаления, учился на ошибках и занимался привычными для людей делами. И раз голубоглазый обучил его всему, научил его смотреть в самые глубокие места мира, Люциус готов научить его и своему – рассказать о всех измерениях, поделиться парочкой историй из прошлого, собирался учить такой жизни, о которой он слышал лишь в легендах с уст Бастиана – божественной жизни, не совсем обычной жизни.       Что-то он напуганный. Что ты ему там сказал? Селести выглядывала тихонько, не могла сидеть сложа руки – ее сердце колотилось быстрее, чем у Лололошки и Люциуса вместе взятых.       Ч-что?! Я н-ничего ему такого не сказал! фея появилась в его голове и передала послание совсем не вовремя. Юноша считал, что из-за этого можно было отнять целую неделю привычных извинений за книгу, брошенную ей в голову.       — Пообещай, что не оставишь меня, — Люциус пристально смотрел на него и пытался поверить в то, что нашел силы на такие «глубокие», по его мнению, слова. Рома, возвышаясь в своих мечтах, вырисовывал над головой белобрысого, над своей, над головами всех-всех жителей Даливарики новое созвездие, именуя его именем полубога, — и я не оставлю тебя.       Лололошка поклялся себе, что не оставит его никогда. Даже если бы его судьба решила идти другим путем, перебираться по новым измерениям, встречать на своем пути новых людей – он бы искал способ вернуться обратно, а дальше на все плевать – на то, что он испортил бы путь своей судьбы, сломал бы стены других миров – ему важнее тот, ради кого он сейчас здесь.       Юноша поцеловал полубога первым и забыл, что нужно было спросить позволения – уже было поздно. Люциус совсем не против, поддался чуть вперед сам, а потом застыл от неизвестности, не понимая, что вообще сейчас нужно делать. Рома держал руки на его груди, практически вдавливал тело белобрысого в траву, и они были счастливы, могли насладиться друг другом совсем чуть-чуть, а после их обязательно ожидало бы чудесное будущее.       Почему чудесное? Потому что они пройдут его вместе. Написали бы свою историю, после чего Селести пообещала бы уже завтра лететь на облаках к Катрине в орден и просить помочь написать книгу о двух людях, желающих убить друг друга пару месяцев назад.       — Пообещай, — дитя Ада разговаривал тихо, шептал слова на ухо возлюбленному и не собирался отпускать больше никуда. Оставалось лишь выгнать Воланда из замка, чтобы Лололошка чувствовал себя там как можно комфортнее.       И еще сад для Селести сделать, чтобы ей тоже понравилось.       Люциус аж ударил себя по голове мысленно от собственной идеи. Теперь не знал, точно ли это настоящий он и почему в его голове больше не было планов по уничтожению богов.       — Обещаю, — кивал головой Рома и улыбался.       Молчал несколько секунд, наслаждался моментом сполна, будто перед ним дорожка из цветов и океанов, и хотел поговорить еще немного.       — Ты остаешься ночевать здесь, а завтра вернешься в замок, — предлагал маг и считал, что они слишком долго проводят время на улице, когда погода под знаком вопроса. Вроде тепло, а вроде и холод пробирался под одежду – неприятно, но счастливо. — И это не вопрос. Да и с Воландом у вас терки вечные.       Понимали оба, что пора перестать лежать на траве и было бы намного лучше, если бы они перебрались в более удобное помещение. Дом Лололошки выигрывал, а Люциус добровольно сдавался и соглашался на условия своего…       Своего парня, возлюбленного. Полубог что-то не особо в это верил, даже после длительного обнимания на траве, после стольких часов в библиотеке. Ему нужно было чуть больше времени на разъяснение.       Дома у Лололошки слишком уютно, места достаточно и Люциус присел на ступеньки возле дверей. Селести подлетела ближе, поинтересовалась обстановкой, а потом сказала, что ей надоело смотреть на серость (для нее) в доме и завтра она возьмется на его украшения – в частности это обычные цветы.       И сказала, что Воланд придавил всю растительность во дворе, пока они что-то пытались найти.       — Только не злись, если я тебя задену ночью, пока спать будем, — Лололошка рылся в сундуке, ведь никак не мог закончить эту работу еще днями ранее. Спать хоть и хотелось, но уже не так сильно, как около часа назад – желание отбилось сполна, страх внутри собирался воедино и оба считали, что это просто сон. Рома вздыхал и смотрел на Люциуса, подбирая слова. — Я замечаю, что ноги у меня живут своей жизнью. Иногда.       — Мы будем спать вместе? — полубог удивленно глазел на человека, стараясь уточнить сказанное пару секунд назад.       О, нет, Люциус не был против – он просто привык существовать один. Его одна комната в детстве была по размерам как несколько домов Лололошки вместе взятых.       — Ну, у меня больше негде просто. Конечно, ты можешь пойти и у Селести поспать, или же я могу уйти к ней. Мне без разни-       — Тут, — качал головой белобрысый и поднимался с деревянных досок. Походка у него тяжелая, Рома всегда это замечал – видимо, чувство власти у Люциуса никогда не пропадет, и такому ему не то чтобы учили, а просто вбивали в голову – пообещал, что расспросит о жизни в Аду, попросит рассказать о его друзьях и богах. Обо всем, конечно обо всем. — С тобой. Но если ты скажешь на полу поспать – значит, посплю. Не впервые же, я и на камнях спал.       Красные глаза довольно стреляли на юношу, который вот-вот готовился возразить насчет заявления «а я могу поспать и на полу», но не успел. Люциус почти смеялся, вглядываясь в чужое выражение лица, и протестовал словами сразу:       — Шучу я, — почесал нос полубог. — Не смешно?       Селести закусывала губу, а Люциус звучал очень подавлено.       — Знаешь, тебя шуткам стоило бы обучить для начала…       После они начали негромко ссорится из-за этого: Селести отстаивала свое, Люциус – свое, только при этом обещал выгнать фею из дома и больше не подпускать ее к себе вовсе. Рома лежал на кровати и смотрел совсем спокойно, не желал влезать в чужие перепалки и думал, что к этому стоит привыкнуть, стоит полюбить и позволить себе наслаждаться такими моментами.       Все так и должно быть: Лололошка позвал Люциуса и попросил его перестать громко разговаривать, ведь был уверен, что полубога слышно в соседнюю деревне, а Селести не стоит так нервничать и пора бы ей хорошо выспаться. Все же ей нужно напитаться энергией, дабы утром чувствовать себя лучше всех. Кто еще помогал бы магу подняться с кровати, приготовить завтрак и проводил бы до озера, чтобы искупаться?       А кто напоминал бы ему еще накормить животных и вывести Сильвестра на прогулку?       Селести улетела и пожелала спокойной ночи только Лололошке и только ему помахала рукой, а Люциусу лишь показала язык. Юноша легко смеялся и готов был приветствовать на себе взгляд полный ярости, но вместо этого полубог недовольно вздыхал и закрывал лицо руками.       — Ужас. Это ты с ней так живешь? — спрашивал он, после чего убирал руки с лица и начинал снимать с себя мантию. Видимо, после ссоры он явно вошел в азарт, огонь почти в голове – Лололошка лишь удивился, ведь погода заставляла желать лучшего.       И просто кивал на вопрос. Люциус раздражительно вешал свою верхнюю одежду на крючок возле входа, обратно подходил к Лололошке и собирал все карты в своей голове. Как только юноша мог сосуществовать с этой невыносимой феей?       Рома посмотрел на него в ожидании, и оба промолчали. Не выдержав этого, схватил полубога за рукав красной, как его глаза, рубашки и потянул на себя.       Белобрысый приоткрыл веки и, честное слово, был готов испугаться, что мог врезаться в стену, но все обошлось – даже не прикоснулся головой к чему-либо. Лололошка сам зажмурил глаза, а после, как открыл их, смотрел на парня перед собой, удобно разместившегося очень и очень близко.       Его голубые глаза, казалось, стали бы такими же красными, как и у Люциуса. Волновался как не в себя. 　　　       Полубог пытался принять удобную позу, а потом просто закидывал руки на грудь Лололошки, укладывая туда же и свою голову. Моргнул пару раз, чтобы нормально сфокусироваться, а после повиновался свободе – отдыхал.       Рома еще никогда в жизни так не волновался и не краснел одновременно. В голове только куча милых мыслей, действий, но из всего этого он выбирал просто положить руку на спину Люциуса и, скажем так, прижать его к себе.       Помолился, чтобы ничего из этого плохого не вытекло. 　　       — Мне кажется, ты не очень удобно лежишь, — проговаривал маг и правда понимал, что белобрысый лежал хоть бы как. Ему приходилось открывать глаза и смотреть на себя, копошиться после – снова никак не мог улечься.       Лололошка почти со смехом смотрел на это, а потом снова тянул его на себя – только теперь полубог валился рядом на подушку глазами к стеклянному потолку – не нравилось пару минут и приходится перевернуться набок. Конечно же, чтобы смотреть за юношей рядом. 　　       Люциус никогда бы не подумал, что будет интересоваться жизнью людей, хоть как-то проявлять к ним внимание и тому подобное. В голове забывался тот маленький ребенок из Ада, правитель королевства и своей пламенной империи, и теперь от того прошлого осталось лишь слово. 　　　       — Удобно, — поделился полубог, — даже очень. И что-то ты разболтался сегодня. Спать ложись. 　　　       Лололошка продолжал лежать на спине, но после слов парня закрывал глаза, счастливо наслаждаясь моментом и улыбаясь, как дурак. 　　　       — Можем сделать это вместе. 　　　       — Спать? Издеваешься. Я не устаю и не умею спать. И нужды не вижу, — разъяснял так спокойно, что Рома совершенно в это не верил. Люциус, которого он знал, начал бы бросаться оскорблениями, да еще и выгнал бы его из замка в придачу. Может, выгнал бы голубоглазого и из его дома тоже, — ты же знаешь об этом. 　　　       — А то, что было в замке неделю назад? Ты буквально попросил меня научить тебя сну. Ну, практически. 　　       — Нет-нет! Мне просто понравилось, как ты лежал. 　　       — Значит, я тебе уже тогда нравился, да?       Лололошка поворачивал голову на него, подмигивал и не сомневался, что его жизнь теперь будет намного лучше. И не важно, какие трудности ждали бы их на пути, да и как они их обходили и проходили бы – главное, что они сегодня и сейчас вместе. И дальше также, раз пообещали не оставлять друг друга никогда.

если бы только Лололошка не был мироходцем...

　　　       — Аргх, ты слишком много болтаешь, — недовольно прорычал полубог – его острые кончики ушей горели непривычно, о лице можно было сказать то же самое, – и уже готовился закрыть своей рукой рот Роме, но воздержался, конечно. Иначе бы никому не понравилось это. — Что мне сделать, чтобы ты наконец-то отдохнул?       У мага был такой вид, будто ему задали вопрос, от которого зависела судьба этого мира. 　　　       — Обними меня. И не отпускай! 　　　       На сказанное полубог лишь прошипел себе под нос, после чего добровольно, почти, обнял Лололошку, стараясь лечь ближе к нему и заставить наконец уснуть.       Рома пытался еще что-то сказать, поговорить о чем-то, даже вспомнил смешную историю, какая приключилась с Воландом, но Люциус заткнул ему рот рукой и сказал, что наговориться он успеет утром, днем – да когда угодно только, но не сейчас. 　　　       Юноша отказывался засыпать еще несколько минут, но потом сам, не замечая разницы между сном и реальностью, видел совсем другие времена перед глазами – ярко и мрачно одновременно, потом появлялся в новых местах ежесекундно.       Крутился всю ночь, никак не мог удобно лечь, а сны продолжались неспокойно вырисовываться в его голове. 　　　       Люциус почти пообещал себе охранять его сон, правда, получалось-то очень плохо: от хранения всего лишь слова. И его не учили пробираться в чужие мысли, не учили вытворять проделки с чужой судьбой, а еще он не умел управлять существами за пределами Ада. Он вспоминал очень и очень плохо, несколько размытых воспоминаний, и Эола рассказывала ему ночью в его комнате о том, что Эко научил ее творить невообразимое с теми, кто ей надоедает.             Путать его мысли, издеваться иногда.       И вообще: так странно вспоминать Эолу, которая была точно такой же, как и Люциус – ненавидела всех, желала играться с людьми разными способами. 　       Перестал забивать себе этим голову и вздохнул. Рассвет должен был наступить уже через час – и все это время он лежал, пытался разбудить Лололошку даже, правда, безуспешно совсем. У того всегда крепкие сны, поэтому Люциус решил просто ждать. 　　　       Все еще думал, что это счастье обернется лишь бедой.

༺ ꕤ ༻

      Лололошка стоял около своей же кровати минут десять, топая ногой в полном ожидании. Руки скрестил на груди и прищурился, недовольно оглядывался по сторонам на шумящие звуки, какие бы могли ему хоть немного помочь прояснить ситуацию перед глазами – он очнулся около часа назад, успел собрать фруктов в лесу, приготовить себе неплохой завтрак и даже сменить на своих руках бинты, какие после себя случайно оставил Люциус. 　　　       И что в итоге? Ничего. Он уже час ждал, чтобы Люциус...             Проснулся. Да-да, полубог, который сон-это-вообще-пустая-трата-времени, сейчас раскинулся на чужой кровати, словно царь, не собираясь просыпаться – сильнее лишь вкатывался в простыни и хмурился.       Он даже во сне злой, ты только посмотри, фея летала вокруг Лололошки, и он уж думал, что быстрее насобирал бы пыльцы из ее крылышек, чем проснулся уважаемый полубог. Звуки-ангелы от Селести начинали потихоньку раздражать – а ведь он и никогда не замечал такого звука. Интересный же. Знаешь, а ведь все полубоги в каком-то веке странные. Вспомнить даже ту же Эолу. Да ты знал, что она-       Побойся четверки, скривился Рома и собирался достать из сундука лопату – что же, перекопать все вокруг имело смысл, ведь Воланд отлично постарался передавить своей спиной то, что делалось Лололошкой долгое время. Уж точно не Эолу нам обсуждать. Возьми вон Абиссу, о ней плохое скажи лучше. Эола мне нравится. 　　　       Селести села на плечо своего хозяина и заметила облегченный вздох голубоглазого, который только счастлив, что фея перестала летать и издавать слишком приторные для слуха звуки. Люциус что-то шептал себе под нос, почти неразборчиво, но юноша ловил моментами приглушенные оскорбления.       И кого он там так... задумывался и закусывал губу, будто в голове вырисовывался план, как бы пробраться в его голову. О, вылей на его голову ведро воды. Мне скучно.       Лололошка раскрыл глаза на всю и медленно повернулся к фамильяру.       Позволь узнать мне, куда делась милая и добрая Селести...       Тц..! Да с таким полубогом только такой и стать! К слову, отдых. Мне полагается законный отпуск в своем лесу? Так, отдохнуть от Люциуса, она улыбнулась счастливо, что Роме захотелось повторить. Он вышел из дома с лопатой в руках, рядом с собой таща рюкзак с разливами для растения – хотел выращивать новые травы. Костная мука под руками, материалы для починки инструмента и пара бутылок воды – все, ради чего не нужно было ходить туда-сюда.       Размечталась. Разве что я проведу тебя. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. 　　　       Прошло около двадцати минут, и все это время Лололошка находился под солнцем, иногда напивался водой и жаловался, что такая жара существует. На улице еще весна, как время здесь текло вообще? 　　　       Он бросил работу, скажем даже, практически ее закончил – осталось лишь разобраться с разливом и сотворить для себя зелья восстановления энергии – устал не то слово.       Было принято решение отправиться к речке рядом с домом – к ней подать рукой и Рома был только счастлив, что выбрал такое хорошее место для дома. Селести летела за ним, но каждые пару минут возвращалась в дом и проверяла, не проснулся ли полубог, который проклинал сон всегда и везде. И тогда чем он только занимался в Аду, когда был ребенком? 　　　       Лололошка стягивал с себя одежду, остался в одних штанах да нижнем белье – здесь настолько жарко, что ему даже лень было снять последний элемент одежды и как следует отдохнуть. Вода холодная, поэтому сначала его бросало в дрожь от смены температуры, а со временем он привыкал – наслаждение приглашало его окунуться в воду с головой, заплыть куда-то далеко-далеко и сюда больше не возвращаться. 　　　       Ему было комфортно до тех пор, пока он не услышал столь привычный хриплый кашель позади себя.       Лололошка! Гляди! бормочет фея, и Рома поклялся, что услышал ее смех. 　　       Он повернулся к берегу всем телом, и волнение кипело в нем – полубог зевнул, волосы его были растрепаны и он сам протирал глаза, чтобы наконец-то увидеть более понятную картинку, чем сейчас. Все плыло перед ними – рубины в глазах светились от отблеска солнечных лучей. Люциус ненавидел солнце здесь, он ненавидел ручьи лавы там, в Аду. 　　　       — Какой… Боже, ужас, — проговаривал полубог максимально лениво, снова зевал, а потом подтягивалсяя – он заметно терял равновесие и хватался руками за трость, которую притащил с собой. Убрал волосы с лица, почти шатался по сторонам и не понимал, почему после сна он так плохо себя чувствовал. Лололошка смотрел на него удивленно, боясь издать смех. — Что ты в этом болоте делаешь? Ты хоть знаешь что там водится? 　　　       А теперь ему вообще стало не смешно.       — Судя по твоему мнению, то я купаюсь в луже… — отзывался тихо Лололошка. 　　　       Он подплывал чуть ближе к берегу, проводил руками по волосам, чтобы убрать их с лица. Люциус отходил от воды и указывал на Лололошку пальцем, мол, «погоди, не брызгайся!» и все в таком роде.       — Вылезай давай! Я не умею лечить людей, если что, — Рома выглядывал Люциуса и старался не начать улыбаться, как дурак. — Я серьезно. Давай-давай, плыви.       Боже мой, Лололошка, ну ты гляди какой вежливый, Селести позади Люциуса закрывала лицо рукой, находясь в шоковом состоянии из-за полубога, который не делал вид, что ему важен только он сам любимый. Счастье то какое! Воротит меня правда, но временно это.       Фея двигала пальцами в сторону и ей давался маленький проход пустоты, чтобы взглянуть на демона. Он замечал это и удивлялся.       — Что не так? Я же... Забочусь? Да, именно, забочусь! Вы, смертные, разве не так это называете? — полубог, как оказалось потом, волновался не только за свою великую персону, но и за мироходца – Рома как раз стоял совсем близко, ноги продолжали находиться в воде и он ничего лучше не нашел, как окунуть свои руки в теплую воду и сбрызнуть все это на Люциуса.       То еще зрелище.       Люциус чуть не падал на песок, а Лололошка смеялся во всю – чувствовал, что счастье пробиралось внутрь его и просто не позволяло испытывать отрицательных эмоций. Конечно, правда он теперь наделся, что Люциус не убьет его сейчас, возле его дома, таким чудесным утром, когда все наконец-то хорошо.       — Черт тебя дери, Лололошка!! — рычал полубог, оголяя свои клыки. Рома смотрел на него и не мог сдержать столь издевательской усмешки на лице – он обязательно расскажет белобрысому о том, что реки не причинят вреда. Ну, если купаться там, где хорошо знаешь. — Ты... Ты..!!       Люциус намеренно зашагал вперед, даже позабыв о своем брезгливом отношении к Лололошке в данный момент, но ступая в воду он сразу потянулся к юноше и как настоящий ребенок толкал его в воду.       Юноша пугался и хватал полубога за руку, чтобы удержаться за него – получилась самая настоящая нелепость – и они оба полетели в воду.       Люциус проклял весь мир – начиная Селести, заканчивая своим же измерением.       Но Лололошку он не проклинал. Пока что.       К счастью, полубог никаким боком не попал лицом в воду, чего не скажешь о Роме – он поднимал голову и начинал кашлять, закрывал рот рукой и почти думал, что сейчас умрет – с Люциусом всегда так, ведь любой его приход служил Лололошке только кровавым месивом и мыслями о быстрой смерти.       Люциус старался поставить свою руку под его макушку, чтобы тому было хотя бы кашлять удобно, хотя такие мысли перекрывали лишь его желание взять и утопить его. Хоть бы только тотем бессмертия рядом был.       — Ты... Идиот, — вынес полубог совершенно сухо, но не поднимаясь. Только сейчас заметил, что находится сверху Лололошки – и мысли подняться тут же отступили. Хорошо ведь лежат? — Зачем ты полез сюда?       — А чем мне еще заниматься, пока наш уважаемый Люциус который-никогда-не-спит, решил поспать на моей кровати и занять там всю территорию?! — раскрыл глаза Лололошка и пытался не показать, что он сердится, хотя хотелось. Может быть, он хотел спать вместе с ним! — С концами, причем! Почти нагло отобрал мой дом!       Люциус лишь хмыкнул, а потом пожал плечами – ну, с кем не бывает, будто говорил. И поднимался он также первым, потому что Рома уж точно не сделал бы этого – только если бы он перевернул полубога и тот бы оставался находиться в воде.       — Тебе будто жалко дать своему... В общем, тебе будто жалко дать мне поспать на твоей кровати!       — Теперь мы про сон заговорили? — юноша смотрел ему в спину и поднимался на ноги – весь мокрый и с этой мыслью понял, что забыл с собой взять чистое полотенце, дабы спокойно убрать с себя всю влагу. Просить Люциуса об этом не было смысла – он не был в курсе где у Лололошки лежат подобные вещи.       После этого диалог прекратился – полубог выглядывал Рому на суше, думал о своем и летал в облаках. Ему пора было вернуться в замок, ведь мало ли что Воланд сотворит с его дорогой Айко... Еще вчера вечером он обещал ее отравить! Или что же там было – не помнил.       Когда Люциус оказывался возле Ромы без своего цилиндра и плаща – вся его угрюмость будто пропадала. Моментами казалось, что он вообще не являлся столь злым существом, каким его знали окружающие.       Еще без всего этого он выглядел немного ниже, что только позабавило Лололошку и ему резко захотелось потрепать Люциуса за волосы, вот только это было себе дороже.       Дошли они до дома быстро, ведь полубог все время подгонял юношу со словами «быстрее, заболеешь иначе» и все в таком роде. Роме даже не давали право слова – парень его сразу затыкал.       Сил одеваться не было, поэтому Лололошка, только перейдя порог дома, сразу же плюхнулся в свою обожаемую кровать и укрылся с головой, не реагируя на острый взгляд белобрысого, который так и заставлял его заниматься перебиранием одежды. Рома просто ленивый, тратить время на это не хотел, да и вообще – он полчаса назад расчистил территорию вокруг дома и посадил очень много новых растений! За это он должен получить отдых что надо!       Селести подтягивалась и садилась на сундук. Смотрела на полубога, пожимая плечами. Рома, к удивлению, засыпал сразу же и Люциус скучал несколько минут – считал, что юноша просто притворялся. Когда фея ему намекнула, что лучше не шуметь, он ничего лучшего не нашел, как вернуться в свой замок и найти Айко.       Бедняга со вчерашнего вечера ничего не ела…       Селести спокойно вздохнула.

༺ ꕤ ༻

      — Что-то его нигде нет... — фамильяр Лололошки пролетала вокруг чужого дома, мчалась к балкону и замечала перед собой лишь недовольного попугая, которого явно только что разбудила. Она охала и резко возвращалась к хозяину, врезаясь в его плечо от быстрого полета. — И на балконе его... Нет…       Стоило Роме лишь сесть на чужую кровать, как перед ним появились очертания фигуры мужчины – юноша вздрагивал не по-детски, Селести кричала просто, да и Бастиан, по меньшей мере, напугался тоже. Втроем стояли и смотрели друг на друга глазами-копейками, переводя дух.       Ох, давно Лололошка так не пугался.       — Божечки! — вздыхал старый волшебник и хватался за сердце. Он отпускал ситуацию потихоньку, пока юноша с феей все еще не могли этим заняться. — Зачем же так пугать! Свалились же вы... Ой, а и правда, чего вам?       Рома начинал разговор спустя пару секунд – успел успокоиться сам, а вот Селести кто в порядок привел бы? Конечно же, это он!       — Да мы так, просто, — голубоглазый махал головой, после чего Бастиан указывал рукой на столик между книг. Подходил как можно быстрее и начал заваривать чай, пока фея что-то размышляла в голос.       Чай заваривался очень быстро и уже начальник ордена спокойно разливал горячий напиток по чашкам, не забыв подарить маленькую кружечку для Селести. Та заблестела, пыльца из ее крыльев охватывала весь капюшон кофты Лололошки, после чего он недовольно кривился. Снова нужно было стирать вещи от пыльцы напарницы, которая трудно... Трудно убрать ее, в общем.       — Просто так просто. Поговорить и я задумывал! Хотелось бы узнать про ваше вчерашнее происшествие с Воландом. Бубнил он мне все утро, что ты очень злой, — присел на табуретку волшебник и старался тихо сербать содержимое чашки. Рома практически раздражался от этого, но молчал – сейчас так забудутся в разговоре, что про чай вмиг забудут.       — Я злой?! Да это он злой! — вырывалось из уст юноши и он сам будто удивлялся своей резкости. Не совсем понимал, почему так остро реагировал на Воланда сейчас, ведь раньше такого не было. — Точнее... Я тактично попросил его... Погоди! Стоп, все не та-       — Да-да, это Люциус попросил его уйти, Лололошка, если ты забыл, — кивала головой Селести, влезала в разговор как обычно спокойно – никто не посмел на нее как-то накричать за это. Да и Рома был ей благодарен – она всегда говорила что-то за него, и это только в плюс. Огромный. — Ох-х, да спать больше нужно! Ты ведь уснул вчера практически за час до рассвета! И проснулся, ни свет ни заря!       Лололошка хватал печенье из небольшой хлебницы, не задаваясь вопросом, почему он именно там, и начинал жевать очень недовольно. На все слова Селести он мычал очень устало и, хоть и не показывал этого, но соглашался с ее словами. Она ведь плохого ему никогда не советовала и никогда бы не сделала этого.       — Хотя... Воланд ведь имел к этому отношения. Если бы не он, то и Люциуса мы бы не встретили. И Лололошка лег бы спать раньше, а так они сидели и болтали еще часа два...! — она запиналась в самом конце и раскрывала глаза точно также, как недавно при встрече с Бастианом. Не знала, стоит ли делиться такой информацией с волшебником, но раз уже проговорилась – поздно что-то решать.       Из рук Ромы выпало печенье, несколько крошек посыпались в чашку, и он даже не имел понятия что сказать на это. Да и вообще – ну болтали они часа два у его дома, это ведь ничего не говорит, верно? По крайней мере Лололошка даже и не знал – стоит ли рассказывать кому-то о событиях вчерашнего дня, про то, что он с Люциусом теперь проживал одну судьбу, одни дни и ночи, да и просто... Просто для того, чтобы высказаться..?       Лололошка, не смотри на меня так!! Селести и правда замечала взгляд своего хозяина на себе и старалась спрятаться за невидимой стеной, но ничего не происходило. Рома сидел с набитым ртом, не зная, что вообще ему делать дальше и как, к слову, объяснить это все своему старому другу?       Фея закрывала глаза и верила, что сможет закрыть себе рот.       — О, с Люциусом? Все-таки Воланд что, был прав? Он теперь, типа, дружелюбненький? Хочет занять способы стать добрым у тебя? — искренне интересовался Бастиан, и Рома оживился, будто пережевывал печенье во рту как можно быстрее, но Селести выпалила раньше:       — Нет!! Они теперь, между прочим, встречаются!! Вот такие они. Да.       Голубоглазый подавился, начал кашлять с крошками во рту и хватался за горячую чашку – обжигал себе руки полным ходом, какие и так не совсем зажили. Еще утром задавался вопросом, кто так сильно поменял его фею, но теперь думалось, что это даже не шутка.       — Лололошка!! — Селести била его маленькими кулачками по спине, но это не приносило особой помощи. Он не планировал об этом никому говорить. Он не планировал раскрывать все карты, хоты бы, так быстро, ведь считал, что для этого нужна особая атмосфера и совсем другая ситуация! А теперь что? Все карты сломала Селести!       Я сказала что-то не так?..       Не сказать, что Рома зол – он просто не был готов услышать все так быстро, сменить событие, и теперь верил в свои мысли о том, что они с Бастианом точно будут обсуждать только эту и эту тему... До самого конца их встречи.       — А... Оу... Уф... — глаза Бастиана бегали вокруг, он вздыхал очень тихо и Рома этого даже не слышал – в висках настолько сильно заиграла кровь, что тяжело было слышать даже голос Селести в своей голове. Он пытался понять еще минуты две как выбраться из этого состояния, пока Бастиан, как спасение, не заговорил чуть громче: — Лололошка же, ну! Я устал уже звать тебя! Ты что, задумался? Хотя, с такими-то... Делами... Явно спокойненько не посидишь. Еще чаю?       — Д-да, конечно, — Рома согласился легко, и тут же заварилась новая порция чая. Прошлую он, к сожалению, своим волнением неосознанно, охладил после ожога. Вспомнил, как недавно такое же приключилось с его рукой и Цессаной. — Точнее... Да, я не откажусь.       — Только вот что! — Бастиан ухмыльнулся и голубоглазый поклялся, что ему не нравится это, но приходится ждать и смотреть в чужие глаза. — Расскажешь все же, что там у вас! Мне интересно! — старик выглядит счастливым, словно искры радуги начали кружить вокруг него. — И почему я только сейчас узнаю об этом, а? А, а, а?       Селести смеялась спустя время, отпускала ситуацию как можно быстрее, и Лололошка тоже переставал быть зажатым ребенком, который сидел в гостях у незнакомых людей. Пора было раскрываться, раз жизнь шла полным ходом пока что тут.       — Ох, ну и трудно будет, ты же мироходец. А что по времени? Ты знаешь когда уйдешь?       Лололошку вопрос трогал в самую глубину тела, спину неприятно закололо. Он не знал, сколько ему осталось, но хотел быть уверенным, что долго – хотя, ночные кошмары его настолько сильно доставали, что он жил каждый день как последний, никак иначе. Но признаться об этом было бы плохо. Не стал говорить.       — Кхм, ну как... — Рома сделал глоток чая, смотря на руки. К счастью, они были в хорошем состоянии, только немного розовые. — Нет, не знаю. Оно само как-то покажет себя за пару дней или недель, да и я особо не думаю об этом. Меньше знаешь – крепче спишь.       — То-то же! Ну-ну, пей давай, а то снова остынет. Я пока поразмышляю и придумаю, что бы тебе такого задать...

༺ ꕤ ༻

      Лололошка до вечера просидел у Бастиана, совсем забыл про дом и про то, что нужно было бы собрать свой урожай и накормить животных в округе. Все так затянулось – по началу ему было неудобно разговаривать, крутилась вокруг неловкость в воздухе, и спустя получаса беседы он понял, что стоило бы перестать вести себя, как маленький ребенок, что боится разговаривать с незнакомцами.       Старик расспрашивал обо всем, ссылаясь на то, что с этим надоедливым орденом он не уделял время своему дому и старым беседам с учеником, путь которого полностью перевернулся с его знакомством.       — ...правда интересно, — заканчивал мысль он и параллельно гулял руками по стопкам книг позади себя. Лололошка заинтересованно следил за его действиями, — и больше не виделись? Удивлен, что ты пришел сначала ко мне, а не в его замок.       — На самом деле я хотел, но-о... — голубоглазый бегал взглядом по всей комнате и вспоминал, для чего сюда пришел. — Я даже не помню, почему так сделал. Ладно... Но, я был рад поговорить с тобой, потому что я так устал и накопилось уже многое... Да и страх, что я скоро уйду, наконец-то пропал.       — Решим проблемы, не волнуйся. Заглядывай почаще! А то ты и правда редкий гость, даже в ордене раз в неделе появляешься, — замечал Бастиан. Рома подтянулся и поднялся с места.       Селести уснула на его коленях, о чем забыл Рома, и как только он начал подниматься с табуретки, фея скатилась по его коленям и упала на пол, неприятно встречаясь головой с досками.       Лололошка дернулся и встал на месте, как вкопанный, очень надеясь, что фамильяр посчитал это за чистую случайность. Хотя, так оно и было.       Рома поднял маленькое тельце с пола и сделал вид, будто ничего не было – Бастиан пытался не подать смеха, закрывал рот рукой и отворачивался обратно к книгам – к удивлению, Селести продолжала спать.       Попрощались они очень быстро.

༺ ꕤ ༻

      Врата в замок были раскрыты, Айко ползала между трав и пыталась насладиться водой из пруда, на что и засмотрелся Лололошка. Говорить насчет этого он ничего не стал – путь был долгим. Его желание телепортироваться как можно быстрее к замку Люциуса было не самой хорошей идеей, ведь будить фамильяра от такого сладкого сна не хотелось. Проснулась она через минут десять, когда до замка оставалось метров двести.       Тратить энергию Рома уже не хотел и уверенно продолжал бродить сквозь деревья по знакомой тропинке, которую самолично и вытоптал.       Он до сих пор недовольно вспоминал моменты, как выпрашивал у Люциуса разрешение на быструю телепортацию к его замку! Раньше он ведь был таким неприступным.       — Может, Люциус разрешит мне где-то прилечь? — выдумывала себе фея и зевала. Юноша подметил, что сегодня все плохо поспали. — Так, по старой дружбе.       — Не назвал бы я ваши отношения дружбой, — скалился он и тут же ловил недовольный взгляд на себе. Просто смеялся на это и проходил внутрь замка – если змея ползала здесь, значит, неподалеку шевелился и ее хозяин. Или хотя бы Воланд – без присмотра никто бы эту зверушку уж точно не оставил.       Конечно, Лололошке хотелось бы увидеть полубога больше, чем демона.       Проходил по красному ковру и встречал несколько изменений, какие случились – кучи ненужных вещей в замке больше не наблюдалось, растительности по углам стало больше, а в воздухе витал запах жизни и свободы. Несколько богатых артефактов висели на видном месте совсем открыто, но Рома был уверен – над ними уж точно возвышалось какое-то заклинание, из-за чего к ним притронуться не посмел бы никто.       Проверять он, конечно же, не стал.       На втором этаже полубога не наблюдалось, а единственное место, где Лололошка всегда находил Люциуса – это библиотека. К ней он и пошагал, заглядывая за каждый угол между книг, и нашел белобрысого возле закрытой секции.       Парень перебирал книги одну за другой, держал в зубах кончик чистого пера и хмурился, когда вычитывал что-то новое. На столе валялось еще несколько перьев, какие были не в самом лучшем виде, и одним Люциус еще пытался что-то чертить на своих бумагах.       Он не сразу заметил голубоглазого, поэтому облокотился на стену и проследил за действиями полубога. Было очень увлекательно смотреть за тем, как эмоции на его лице меняются с каждой минутой, и время от времени он что-то пишет.       Рома мог стоять еще несколько минут так и смотреть, пока на вдохе в его рот не залетела какая-то букашка и он начал кашлять так сильно, будто собрался умирать. Дергается резко, на что Люциус, совсем не ожидая такой картины, а юношу тем более, подпрыгнул на месте, и книга из его рук упала с грохотом на пол. Перо изо рта выпало вниз, и поднимать он его не спешил – очень удивленно смотрел на Лололошку и спустя еще несколько покашливаний смертного решился подать признаки жизни.       Вот только... А что делать?       Пока он среагировал, голубоглазый успел успокоить себя и наконец-то восстановить дыхание полностью. Держался за стену, как спасение, выплюнул из своего рта уже мертвую моль и облегченно закрыл глаза.       — Да ты череду своих смертей продолжить решил, я смотрю, — вспылил полубог сразу после того, как рот открыл Лололошка, но договорить ему, естественно, не дали. Люциус метался из стороны в сторону глазами, думал, чем же еще можно помочь юноше. — Второй раз уже. В курсе?       — Я ведь не… Не могу умереть..! — потребность в воздухе не исчезла, поэтому Рома продолжал говорить тяжело и тон его был до боли тихий. Люциусу пришлось подойти ближе, чтобы хоть немного понять чужую речь. — Просто нелепые случаи!       — Ага, придумывай, — Люциус возвращался на свое место, поднимал с пола перо и брезговал обратно вернуть его в свой рот. Лололошка садился на табуретку напротив стола, иногда кряхтел, и белобрысый предлагал принести ему воды, но получал отказ.       Они некоторое время провели в тишине, и назвать ее неловкой нельзя было – как понял Рома, Люциус специально дал ему время прийти в себя, сам же погружаясь дальше в свою работу. Перебивать его не хотелось, ведь в рубиновых глазах читался интерес к книгам. И к тому, что там написано.       Лололошка никак не мог посмотреть, что там, ведь вокруг было слишком много книг: некоторые полуоткрытые, несколько книг с кучей заметок, и все в таком роде. Ему приходилось лишь удивляться, почему Люциусу так нравится изучать всю эту информацию.       Спустя минут двадцать погружения в свои мысли Лололошка не заметил, что полубог звал его несколько раз, стучал по плечу и просто рассказывал что-то. Среагировал он лишь после того, как белобрысый нагнулся перед его лицом и щелкнул пальцами – это эхом пронеслось в голове мага и он на полном серьезе задрожал, что лишь позабавило парня. На лице расплылась ухмылка.       — Еще чуть-чуть, и ты бы уснул, — поделился он и поправил свои волосы. Возвращался к своему столу, упирался в него руками и смотрел на Лололошку пристально и даже не моргает. — У меня есть вопрос. Нет, пару вопросов... Нет-нет. Очень и очень много! Во-первых, ты где, черт возьми, был все это время, пока не пришел ко мне?       Юноше и правда теперь казалось, что вот-вот он бы уснул. В глазах все плыло, ситуация становилась не такой смешной, как чуть ранее. И полубог, как показалось Лололошке, не начинал агрессивно разговаривать с ним, как это было раньше.       В груди приятно плелись чувства. Ему понравилось, что Люциус готов измениться ради него.       — Погоди-погоди-погоди, — Рома тянулся руками к лицу и протирал глаза – совсем не понимал, почему на него так резко напала сонливость, — секунду... А, точно. Мы у Бастиана были с Селе... Так, а где она?       — Не знаю, — отвечал честно Люциус, — я заметил тебя без нее. Может, она заинтересовалась моим новым интерьером? Кстати, и правда. Ты оценил? — на его слова Рома тут же кивал головой. Очень надеяся, что с Селести все в порядке и она где-то в замке. — О, ну тогда замечательно. Я, конечно, знал, что тебе обязательно понравится, но мне нужно было услышать прямо. Почему-то очень волновало твое мнение.       Селести? голубоглазый моргал несколько раз и старался мысленно связаться с фамильяром. Пропала же и не предупредила!       Ой, Лололошка... послышался в ответ тонкий голосок и тут все дело прояснилось и, видимо, она где-то уснула. Прости, что... Ой, я просто уснула здесь, у входа... Тут так красиво и я просто решила... Не думала, что усну, уф...       Юноша подал смешок и подтянулся. Полубог продолжал смотреть на него, но теперь будто недовольно – хотя, просто показалось. Его щеки начинали гореть, от чего ситуация казалось абсурдной.       — Ты... Ты почему посмеялся?!       — Я не смеялся! Просто... Просто ты очень милый..!       Люциус стоял с раскрытыми глазами, и ему пришлось отвернуться, чтобы не выдать своего смущенного состояния. Они не должны были начинать свой диалог именно так!       Рома поднялся с места и подошел к полубогу, взяв его за руку аккуратно. Попытки освободиться не было, поэтому юноша старался встать лицом к Люциусу, влезая в маленькое пространство между парнем и книгами, улавливая на себе чужой взгляд.       Голубоглазый сам был краснее бывшего правителя Ада! Но скрывать этого не спешил – разве сейчас было не лучшее время открыться друг другу, решиться больше не избегать друг друга, когда они чувствуют себя неловко? Надо же с чего-то начинать?       Люциус закусывал губу, и в голове заново вырисовывались вопросы.       К счастью, Лололошке это не мешало сделать то, чего бы он желал – как только белобрысый поднимал свою голову, Рома тянулся к нему ближе и легко заключал в короткий поцелуй, которого не хватало обоим.       Рома никогда не переставал удивляться резкой теплоте полубога, которая длилась уже сколько времени… И как он только этого не замечал, испытывая такое же тепло внутри себя?       Люциус оторвался первым и вздыхал, глаза у него продолжали быть закрытыми – не хотел открывать их по причине страха – мысли, что все здесь ненастоящее, только добивали его изнутри. И рассказать об этом было тяжело. Рома чувствовал это, гладил его по щеке, а потом отходил за территорию стола, но не собирался садиться обратно на стул. Хотел постоять.       Именно в этот момент и полубог открывал глаза в спокойствии. Но не мог поверить до сих пор. Раньше считал, что заслуживал всего мира у своих ног, что каждый должен был молиться за его покой и поклоняться, но сейчас он стал закрытым и думал, что не заслуживал даже крыши над головой.       Он непроизвольно кашлял и старался показаться по-настоящему серьезным. Это получилось очень быстро, если бы не его до сих пор розоватое лицо.       — Где вы там были? Я отвлекся, — просто бросал он и поднимал глаза. Интерес до сих пор не покидал его, а сердце колотилось от одной мысли о их поцелуе.       — У Бастиана, — повторял юноша, и лицо у Люциуса мгновенно изменилось на больше, чем недовольство. Брови сводились, руки снова упирались в стол, и голубоглазый не понимал, с чего такая резкая изменчивость после ответа. Что-то произошло, пока его не было дома..? — Люциус?       Полубог понимал, что с ним что-то не так, поэтому мотал головой, приходя в себя. Именно об этом он и хотел поговорить – просто-напросто Люциус не понимал своих чувств и эмоций, не контролировал их и чаще всего злился не на окружающих, а на себя. Просто хотел знать все в этом мире и разбираться со всем подряд.       — В чем дело?       — Да во многом, — спокойно бросал он и брал в руку книгу – Лололошка не увидел названия, поэтому принялся смиренно ждать, пока его возлюбленный искал то, что ему нужно. — Я не понимаю. Да я ничего не понимаю! У меня так много вопросов…       — Тише, тише, — маг положил свою руку поверх руки Люциуса и в успокаивающем жесте погладил до тех пор, пока его не отпустило полностью. Он дышал медленно и тяжело, словно до сих пор его окружало волнение, — успокойся. Ты можешь задать мне любой вопрос, я же рядом буду всегда. Даже если ты поздно ночью или рано утром захочешь поболтать – я сделаю все, чтобы у нас получилось сделать это.       Люциус не понимал, почему Лололошка доверял такие слова именно ему и ценил их важность очень и очень сильно – запоминал каждый момент и интонацию, с какой были произнесены эти слова. Никогда их не забудет.       — Боги точно убили бы меня, заметь сейчас перед собой, — полубог прямым текстом говорил юноше, что он изменился и не мог узнать себя настоящего. Скорее всего поэтому он и такой потерянный – это замечали все подряд, не только Воланд и Рома. — Ладно, забудь. Вопросы, говоришь... И на все я получу ответ, да? Хм-м-м…       Полубог положил книгу перед магом и указал на несколько строчек.       — Довольствуйся. Меня раздражает незнание чувств, какие я испытываю. Меня вечно бесит, что ты с кем-то другим, — прямо рассказывал белобрысый, и в его глазах снова пылали огоньки, которые вот-вот начали бы летать вокруг, сжигая территорию. Мироходец продолжал гладить чужую руку в надежде, что это его продолжит успокаивать.       Рома понимал все сразу.       Люциус... Его ревновал? Так прямо бы даже Лололошка не смог сказать ему, а он, да еще так резко! Полубогу и правда не стоило занимать прямолинейности, хотя это было им только на руку – не нужно было длительное время разъяснять отношения. Хоть у голубоглазого такого никогда не было, он уже боялся, что ссоры в любом случае могут быть.       — ...того, что ты у Бастиана был, у меня снова началось... Да я не знаю как объяснить это! Просто неприятное чувство какое-то, да и мысли в голове такие себе, знаешь ли.       — Это вполне нормальное чувство, — Рома прослушал начальную речь, забираясь в свои мысли, и успел лишь запомнить последние слова. Полубог и правда увлекся этим настолько, что перебрал половину старинной библиотеки и докопался практически до правды, — не пугайся ты так. Это называется ревность. Ты просто хочешь, чтобы я был почаще рядом.       — Рядом? Ну, ты прав, хочу, но ты и так раз в неделю приходишь, разве этого не достаточно?       Лололошка готов был заключить Люциуса в свои объятия, потому что когда он чего-то не понимал, то выглядел невероятно... Мило? Рома готов был проклинать себя каждый день за то, что не замечал этого раньше.       Этим занялся сегодня.       — Видимо, нет. Раз в неделю для... Эм... Для нас это очень мало. Сколько бы ты хотел проводить со мной вре-       — Да сколько угодно! — подорвался он, и его рожки будто загорелись от этого. Лололошка не ожидал насколько быстрый ответ, да и к тому же, его снова перебили. — Раз для нас нужно больше, значит, можем хоть каждый день. Мне все равно заняться нечем, а от книг я сыт по горло.       — Воу-воу, где же мой прежний Люциус, который за любое лишнее слово готов был сжечь меня заживо? — смешок пролетал в интонации мага и он подмигивал с улыбкой. Полубог на это лишь ворчал, но улыбался, и продолжал тыкать на какие-то слова из книги.       — Молчи, а то дошутишься, — самодовольно отвечал и скрещивал руки на груди.       Юноша и правда рассказывал ему, что здесь ничего плохого нет – делился своими чувствами и ощущениями, рассказывал, что люди, разделяя одну судьбу друг с другом, полностью доверяют друг другу и говорят обо всем на свете. Рома был рад невыразимо, что Люциус поделился тем, о чем долгое время могут молчать другие – и сдался, заключая полубога в самые, что есть мочи, теплые объятия, и первое время белобрысый на них не отвечал. Волновался.       Не привык ощущать себя в кругу, где его любят не так, как правителя, или не так, как брата или сестру – он вспоминал Зефириона, вспоминал Эолу и Абиссу, какие по сплетению дня и ночи сбегали от богов в другие измерения и оставались там до тех пор, пока не насладятся свободой сполна.       И это не было похоже на то, что он испытывал сейчас. Это другая свобода, какую он ценил больше, чем старую. Если это свободой назвать вообще было можно.       Люциус сбился с толку и поцеловал Лололошку первым, загоняя того в полный тупик и наблюдал его замешательство. Это происходило не часто, просто полубогу иногда настолько скучно было слушать из часа в час юношу, что развлечение он находил себе только таким способом.

༺ ꕤ ༻

      — Знаешь, я тебе этого никогда не говорил, но идеи у тебя ужасные, — кривился в лице полубог, и их вечер начинался также, как и утро – у дома около деревни, с яблочным лесом, домиком Селести и чистой речкой, какую он смело обходил стороной. Лололошка потихоньку стягивал с себя кофту, затем футболку и оставались одни штаны – прикоснулся к молнии, но не спешил двигаться дальше.       Голубые глаза блестели от света луны позади белобрысого, и Рома выглядел превосходно на этой картине. Блестело непонимание, и он не догадывался, почему Люциус ничего не делает.       — Что ты там бубнишь? Иди сюда уже! Вода, вон, теплая, — болтал мироходец и напевал себе под нос какую-то мелодию – чаще всего так делал Бастиан, и Рома принял привычку от него же. Люциус топал ногой, и Рома, с раздражительным вздохом, шагал к полубогу и тянулся к его цилиндру на голове, чтобы наконец-то снять.       Парень тут же дернулся, когда Рома опустился рукой к его плечу и немного сжал его. Издал звук, похожий на хриплый стон и резко оторвался.       Честно, Лололошка испугался.       — Эм... Я сделал..? — пытался что-то спросить маг, но у него выходило это плохо. Люциус протирал место, за которое только что держался Рома, и лениво вздыхал. Лицо у него морщилось, и юноша понял свою ошибку сразу же. — Все нор-       Полубог в тишине кивал, и некоторое время стоял, упираясь на свою трость – он всегда с ней, это так странно. Рома не знал, что и сказать, не знал как извиниться – он что, правда лишь одним движением руки сделал Люциусу больно? Могущественному полубогу? На самом деле, он в это не совсем верил, но если парень дернулся и отодвинулся – значит, и правда было неприятно.       — Прости меня, — Рома поднимал взгляд, который все время тупил в пол, и правда хотел раскаяться. Уж точно он не хотел его задеть и сделать больно! Просто хотел показать, что в этом мире стоило бы радоваться всему, — не думал, что... В общем, извини что полез так резко. Мы можем сделать это в дру-       Полубог мысленно с ним соглашался, но и оставлять весь этот разговор не законченным вообще не хотелось. Между ними прошлась мертвая тишина, терзающая обоих, поэтому Люциус, будто идя на вольную смерть, снова вздохнул, но недовольно, и принялся стягивать с себя вещи одну за другой.       Рома обо всем догадался и светился от счастья, будто ребенок – да, сам Люциус, великий и непревзойденный полубог, все же согласился полезть в речку вместе с Лололошкой! Даже после того, как второй сделал ему больно! Но он до сих пор винил себя за это, неудобно кололось внутри, и он не понимал, как от этого спастись.       Он поворачивал голову в сторону Люциуса, и тот пальцами расстегивал рубашку – выглядел очень нелепо, острые когти на его пальцах мешали нормально сделать это. Протянул руки помощи и сам снял с него рубашку, убирая нервозность с чужого лица. Не дергался, как раньше, ведь Лололошка не сделал ему неприятно снова, правда?       Когда голубоглазый снимал рубашку Люциуса, взор луны попадал на плечи полубога.       Ох.       Лучше бы он этого не видел.       На спине не было практически чистого места: царапина на царапине, и засохшая голубизна, кровь богов, до сих пор напечатана клеймом на его теле. Люциус уже забыл о своих грехах и травмах, но сейчас мгновенно вспомнил – это была та самая часть, какую скрывал он долгое время и обещал себе никому не показывать. Особенно не хотел показывать ему, Лололошке – и теперь проклял себя за свою же глупость.       С самого начала знал, что согласиться на купание в речке было не хорошей идеей. Но согласился ведь. И ради него.       Рома сглотнул, ведь никогда такого еще не видел – спина полубога будто горела, раны, казалось бы, были нанесены совсем недавно. Становилось страшно от одного лишь взгляда на эти шрамы, как памяти о прошлом.       — Не смотри.       Лололошка слышал эти слова очень отдаленно. Протянул руку к спине, но даже не успел дотронуться – оставалось лишь пару сантиметров, но Люциус уже тяжело дышал, будто только желание прикоснуться к ним уже доставляло неприятную боль.       — Не смотри на это, пожа... Кхм, пошли уже.       И отошел от Ромы на пару шагов.       Мироходца это не останавливало – он держал полубога за руку, совсем аккуратно и практически невесомо, не собирался отпускать, и будь его воля, то он провел бы всю свою жизнь вместе с ним.       Голубоглазый не старался выпытать у него все о прошлом – разговор о травмах лишь сломал бы Люциуса больше, заставил бы его молчать об этом всегда, поэтому пошел в обход – смиренно ждал, пока он сам расскажет, что случилось, и тогда он наконец все поймет. По крайней мере, узнает всю его историю.       Когда Люциус пришел в себя и смог смотреть на Лололошку также, как и обычно, он отпустил его руку и будто говорил, чтобы они уже направлялись к реке, ведь на улице была ночь, и вода вскоре стала бы холодной.       Полубог первый снял брюки и аккуратно сложил их возле своих вещей, оставил туфли и пошел ближе к воде. Шипел, ступая на нее. Теплая вода ощущалась по-другому – если для Ромы такая вода была теплой, то для Люциуса – ледяной.       Заходил еще чуть дальше и стоял уже по колено – немного брезговал и считал, что в таком болоте купаться все еще вредно, но молчал. Оборачивался к мироходцу и протягивал ему руку, приглашая разделить такой желанный для юноши момент.       Лололошка покраснел не на шутку – благо на улице стояла ночь, ничего не было видно. Все, что освещала луна – это Люциуса в речке и спину Ромы, но не его лицо. Поблагодарил всех богов за то, что полубог не видел этого.       Уж проще было склеить их руки, чтобы они больше не отрывались друг от друга.       Люциус неуверенно шагал глубже, после чего всю ситуацию в руки взял Лололошка – видел неопытность в Люциусе, немного недовольства от воды, поэтому если бы он сам провел его – стало бы проще всем.       Оба привыкли к воде, и Рома тянул Люциуса к себе, аккуратно обнимал и старался избежать тех ран, какие видел ранее. Гладил по спине, потому что полубог был напряжен – чувствовал себя не в своей тарелке, оно и понятно, почему. Раскрылось то, о чем он хотел забыть.       — Люциус, — тихо шептал его имя мироходец, после чего бывший правитель ада уложил голову на плечо Ромы. В глазах его была пустота, огни потухали с каждой секундой, и он пытался не показывать, что расстроен. С Лололошкой у него не было повода показывать себя величественным, он хотел быть самим собой, — я люблю тебя.       От слов замирало все вокруг, и Люциус, в ответ обнимая Лололошку, старается прижаться к нему сильнее. Холодная для него вода заставляла не думать ни о чем другом, кроме юноши, и он закрывал глаза в полном спокойствия наслаждении.       Их учили еще раньше многим правилам,       запрещали чувствовать счастье,       ставили границы свободы,       навязывали ненависть и бросали на поводу у судьбы.       Люциус, привязываясь к Лололошке, испытывал безграничное счастье, любовь и ту свободу, какую никто ему не смог подарить. Даже полубоги, какими он дорожил.       Они вдвоем, при свете ночной луны, пока на улице середина апреля, оставались счастливы быть вместе и надеялись, что эти моменты будут продолжаться всегда.       Голубоглазому не нужны были слова, чтобы все понять.       — Я люблю тебя тоже, — шептал Люциус, привыкая к холодной воде. Он сдавался, поддавался чувствам и не мог смолчать.       Изменения в полубоге замечали все вокруг – Люциус боялся самого себя, думал, что вел себя неподобающе полубогу и до сих пор привязывается к мнению своего отца, о том, что он ничего из себя не представляет. Его ненавидел Агний, его ненавидели все – начиная богами и полубогами, заканчивая Ивлисом, который заставлял Люциуса задыхаться в собственной луже крови и молить о пощаде.       Как только это всплывало в чужой голове, он сторонился – что, если кому-то не будет помехой сотворить с ним такое же? Что, если он слепо будет верить тому же Лололошке, а после он сделает то же, что и Ивлис тогда?       Готов был слушать себя и считать себя правым, но тут же взгляд Ромы заставлял его забыть об этом. Не было уже никаких богов, не было Ивлиса – были только они, домик у реки, раздражающая Люциуса фея и замок в центре леса, к которому они оба так сильно привязаны. Пора бы отпускать прошлое, хотел бы сказать себе он сам, но молчал.       Все же, ему очень много придется рассказать Лололошке о себе.       Но не сейчас.       Сейчас все хорошо.