Роковая звезда

Очнулся Гарри в какой-то темной комнате, полной пыли и тихих шорохов. Он лежал на полу, на очень тонкой лежанке, укрытый каким-то грязным, пахнущим потом плащом. Его лицо все еще горело, вместе с рукой и всей отбитой левой половиной тела, каждый шрам, порез и синяк ощущался в отдельности, а глаз так вообще убивал. Боль ввинчивалась в голову как раскаленный гвоздь. Родственнички постарались на славу, пытаясь вбить в него манеры, вежливость и уважение к старшим. Но все равно ничего не вышло. Он почему-то все равно не испытывал ни малейшего уважения к Дурслям. “Нормальные люди” – нормальные люди не убивают беззащитных птиц, только за то, что они напоминают им о “ненормальном” мире волшебников! Хотя бы он сам был жив, пусть и не невредим. Запястье, прокушенное бульдогом, было зафиксировано и туго перебинтовано. Неужели сломал? Ведь даже не заметил. Остальные порезы на руке были тщательно обработаны чем-то, похожим на йод, на некоторых были пластыри. Что было с лицом, Гарри не знал. Левый глаз был прикрыт повязкой, не дававшей ему видеть. Гарри ощупал повязку, покрываясь холодным потом от поднимающегося из глубины пустого желудка ужаса. Неужели глаз всё?.. Он открыл глаза – точнее, единственный зрячий глаз. Очков на нем не было, и все расплывалось. Гарри попытался встать, но каждая мышца в его теле этому воспротивилась. Похоже, ночной забег утомил его сильнее, чем он думал, и он наконец-то отошел от адреналинового шока. Мальчик застонал было от боли, но тут на его плечо легла чья-то рука. – Тише, тише, – рядом раздался чей-то надтреснутый голос, словно этот человек так давно не говорил, что разучился это делать. К его губам поднесли что-то прохладное, и Гарри с благодарностью проглотил предложенную воду, даже не заметив, что она была слегка застоявшейся на вкус. – Кто вы? – прохрипел Гарри, закашлявшись. Он почувствовал движение; человек отошел и тут же вернулся, подсовывая ему что-то в руки. Очки. Гарри надел их, но ситуацию это не прояснило. Перед ним в полутьме сидел человек. На него было страшно смотреть: тощий, грязный, всклокоченный, с погасшими мертвыми глазами, – в чем душа держится. Впрочем, едва ли Гарри сам выглядел лучше. В обносках с чужого плеча, рваных, заляпанных грязью и обильно политых его собственной кровью... – Приляг, Гарри. Тебе надо отдохнуть, – вместо ответа предложил человек, снова накрывая его тонким серым плащом. Заботливо. Гарри и не припоминал, когда о нем в последний раз так заботились. Но его слишком волновал его вопрос. – Нет, – несмотря на сильное головокружение, он снова сел, скидывая требовательную руку, пытавшуюся уложить его на импровизированную постель. – Сперва скажите… Мужчина помолчал с мгновение, показавшееся измученному мальчику вечностью. Ему уже хотелось последовать совету и отдохнуть, но тогда ведь обязательно что-то случится: это все окажется просто сном, этот человек куда-то исчезнет или попросту начнет вести себя так, будто ничего не произошло, будто Гарри ничего и не спрашивал – как поступал Дамблдор. Но тот все-таки заговорил. – Я твой крестный… Если незнакомец и сказал что-то после этих слов, Гарри его уже не услышал: от шока и переутомления он опять провалился в забытье. Когда он вновь очнулся, в комнате было гораздо светлее, а рядом с его лежанкой никого не было. Тот мужчина – его крестный – нашелся поодаль, в углу, разглядывающий его из темноты. Это было довольно неожиданно. В детстве Гарри часто мечтал, что кто-нибудь придет и заберет его от Дурслей, и вот этот кто-то пришел. Слишком поздно, правда. Гарри уже бросил мечтать. Его мысли обратились к бывшему дому. Каждый год, каждый день Дурсли изощрялись в усложнении его жизни, но они превзошли себя этим летом. Даже василиск не нанес ему таких же повреждений, как драгоценные родственнички. Даже василиск. Даже чокнутый Квиррелл. Что там, даже Волдеморт. Хотя, честно говоря, все хороши. Все хороши по-своему. Один Гарри плохой, всем мешает. Выживает каждый раз и живёт всему вопреки. Какого черта все пытаются его если не убить, то покалечить, а если не покалечить, то хотя бы облить как следует грязью и презрением? Как там Снейп говорил, он, Гарри, совсем как его отец? Что такого, черт побери, его отец творил в молодости, что сына, похожего на него как две капли воды, постоянно и с особой жестокостью все пытаются прибить? Кроме Дурслей и профессора Зельеварения никто не раскрывал ему подробностей об отце. Кого бы он ни спросил, все отмалчивались и прятались, явно же прятались за безликими отговорками типа "Лили и Джеймс были хорошими людьми." Без каких-либо подробностей. Может, он и правда был темным магом, как говорил Эрни МакМиллан, и его родители тоже? Может, его родители бросили вызов Волдеморту и сражались с ним за власть? Иначе какого черта? Он злобно ударил кулаком по полу, пробуждая от оцепенения того странного человека. – Простите, – пробормотал Гарри, немного смутившись. Но в бесцветном голосе было ни следа раскаяния. Человек моргнул и выполз из темного угла, осторожно подсев рядом с ним. Словно животное. Словно он забыл, как ведут себя люди. – Вы говорили, вы мой крестный? – человек кивнул, продолжая разглядывать Гарри как какое-то несусветное чудо. Его взгляд напомнил Гарри кого-то… Тот пес, который подошел к нему утром… – Как вас зовут? – его крестный, похоже, был довольно неразговорчивым малым. – Сириус Блэк, – ответил он, все тем же надтреснутым голосом. – Вы волшебник? Это вы были той собакой? – кивок был ответом на каждый вопрос. Гарри вздохнул. Так не может продолжаться… – Может, расскажете все по порядку? – он с надеждой взглянул на Сириуса, поймав затравленный взгляд темно-голубых глаз. – И я имею в виду все. Голос Гарри стал тверже и в нем зазвенела сталь. – Я провел всю свою жизнь у этих проклятых магглов, я жил в чулане под лестницей, ел по-хорошему раза три в неделю и пахал как домовой эльф, и только в одиннадцать лет ко мне пришли с письмом из какого-то Хогвартса и заявили, что я волшебник. Все, что я узнал о своем прошлом с тех пор, так это то, что меня зачем-то пытается убить тип по имени Волдеморт, – на этом месте Сириус заметно вздрогнул. – Что он убил моих родителей, и пытался убить меня, и мне даже не говорят, за что! Мне даже не говорят, что такого сделали мои родители, что их пытались убить! Меня за каким-то хреном все считают знаменитым героем, все ведут себя так, будто я должен их знать, считают, что я все уже и так знаю, и ничегошеньки больше не говорят, и если ВЫ мне все не расскажете, то катитесь туда, откуда вы выползли! Гарри не стеснялся орать на этого человека. Он слишком многое пережил, у него убили любимого питомца, – единственное существо, что любило его безусловно, – у него, кажется, больше нет глаза, – на ощупь тот все еще вроде бы был на месте, но откуда ему знать, – и вообще, где был этот крестный? Где он был, пока Гарри трясся от голода и холода в полном пауков чулане? Где он был, когда Гарри плакал от одиночества? Пусть убирается туда, откуда пришел. Гарри уже тринадцать лет, он пережил "Аваду", Дурслей, Квиррелла, он пережил укус василиска. Он пережил всеобщую ненависть и всеобщее поклонение. И на улице как-нибудь выживет. Он мастер выживания. Вместо ответа Сириус беззвучно заплакал. Даже разрыдался. Сотрясаясь и проливая слезы, оставляющие на его грязных щеках темные разводы. Он закрыл лицо руками, словно пытаясь удержать эти слезы, но все было бестолку. – Прости меня, мой маленький, – наконец, хрипло выдавил он, подняв лицо и уставившись куда-то мимо мальчика, на одну из теряющихся в полумраке грязных стен. – Это все моя вина… Я должен был забрать тебя, я должен был… Я идиот, прости меня, Гарри... – Мистер Блэк, – тот вздрогнул, услышав обращение. Его давненько не называли по имени, да еще и таким мягким тоном. Гарри вздохнул. – Просто расскажите мне все. С самого начала. И Сириус Блэк рассказал ему все с самого начала, про четырех идиотов-друзей из выпуска тысяча девятьсот семьдесят восьмого, про анимагов и оборотня, про Хранителей, про Хвоста-Петтигрю и про газету, которую он видел у Министра Фаджа во время показательного визита властей в тюрьму. Гарри нервно сглотнул. А знал ли его лучший друг Рон, кого он приютил у себя? Старая облезлая крыса, принадлежавшая еще его старшему брату… Похолодевший Гарри сообразил, какие же они были тупые: крысы же столько не живут. Он знал по опыту Дадли, который как-то раз пытался завести “маленького, незаметного в доме и очень чистоплотного” питомца, какие это невероятно хрупкие и нежные существа. Они живут три года в среднем. Пять лет максимум, если породистые и в самых лучших условиях. Месяца два от силы, если забыть о нем и не ухаживать вовсе. Двенадцать лет вообще никакая крыса прожить не могла. Только с философским камнем. Понемногу разговор повернулся к некому Ремусу Люпину, который был оборотнем в их разношерстной – буквально – компании. – А разве оборотни не опасны? – Для животных – нет, – покачал головой Сириус. Во время разговора он чуть оживился, тем более Гарри не больше орал на него, не обвинял, пусть и заслуженно, в общем идиотизме, и смерти его родителей в частности. – И что, никаких происшествий ни разу не было? – мужчина не ответил, лишь отвел взгляд и нервно заерзал, точно виноватая собака. – Отвечайте! – Раз как-то было. Никто так и не узнал, что это я сделал. Я вроде как хотел проучить одного слизеринца. Мы с Джеймсом с ним цапались с первого курса, я даже не помню толком, кто из нас это начал. Неприятный такой тип, сам полукровка, полумаггл, а нос задирал – куда там чистокровным, чуть только за дверные косяки не цеплялся. На первом курсе он знал больше заклинаний, чем некоторые семикурсники, а к курсу этак четвертому он так поднаторел в боевке, что с ним один на один было уже не сладить. Даже когда мы нападали вчетвером, даже из засады, он нас через раз посылал в больничное крыло. Ну я и подумал проучить его… Боже! Сириус снова уронил голову на руки, и Гарри не прерывал его молчание, разве что неодобрительно посверкивал единственным глазом. Вот, значит, каким был его отец, он мог напасть на человека из засады, четыре на одного! Гриффиндор, дом храбрецов! Прав был профессор Снейп, когда ругал Джеймса Поттера… Но насчет его сына все же передергивал. Когда это Гарри так поступал? Каким местом он “такой же, как отец”? Тут Снейп точно видел вещи, которых не было. – Я хрен знает чем думал, когда заманил его в Визжащую Хижину в Хогсмиде, куда Рема отводили раз в месяц "перебеситься". Я даже не думал, что он туда пойдет, он вечно нам тыкал, какой он умный слизеринец, а мы идиоты-гриффиндурки. А сам-то… В общем, повезло, что Джейми тоже идиот, он как узнал, сразу бросился в хижину и вытащил его. Я потом не раз думал – я бы не пережил, если б он правда умер по моей вине. Хоть мы его и ненавидели, но не настолько же. Потом, ближе к лету, мы оклемались и опять начали задирать его. Джеймс твою маму к нему ревновал – было бы что ревновать. Она была гордячка не хуже своего слизеринца, что говорить, они выросли вместе. Первые курсы мы и ее задирали, дразнили, что ее на Слизерин не взяли только потому что она грязнокровка, а так ей там самое место, – Сириус поднял глаза и тут же отвел их, встретившись с горящим взглядом крестника. – Мы были дети, Гарри, тупые жестокие дети из чистокровных семей. Любимые дети, избалованные родителями по самое не хочу. Гарри кивнул, вспомнив Драко Малфоя. Тот тоже производил впечатление избалованного ребенка, вел себя так, будто ему пять лет, и родители всегда придут ему на помощь, стоит ему хоть поцарапать коленку, а сам в то же время гадил окружающим как мог, прячась за спины своих “телохранителей”. – А курсу к пятому Джеймс начал замечать Лили как девушку. Вдобавок в тот год мы сдавали экзамены, год был тяжелый, они с дружком свои носы зарыли в книжки, в общем, она стала гораздо приятнее как человек. Джеймс начал за ней приударять, и ее слизеринцу стало доставаться за двоих… Не важно. Мы после того раза Рема долго не могли на прогулку не вытащить. Он тогда отдалился от нас, и меня совесть мучила. Если даже я так переживал, Рем бы и вовсе на Дракучей иве повесился, если б убил человека. Он всегда очень боялся, что потеряет контроль. Мы чудом снова начали разговаривать. Я думаю, потому-то он и поверил, что я... Что я мог… – Предать моих родителей? – растерянно спросил Гарри. Понурившийся Блэк не смел поднять взгляд. Как будто он только теперь в полной мере осознал последствия своих поступков. – Прости меня, Гарри. Я прибежал к вам домой, а там… Потом пришел Питер, явился посмотреть на дело рук своих. Тогда я вообще ни о чем не думал. Я кричал на него, я клялся, я клялся на крови, что отомщу ему. Чего бы это мне ни стоило. И я… я просто потерял себя. Я очнулся уже в приговорной, откуда меня сразу отправили в Азкабан, задав лишь один вопрос. Гарри захотелось сменить тему. Все эти разговоры о мести… Впрочем, мысль о мести начинала ему импонировать. Почему он не может взять и поклясться уничтожить тех же Дурслей? Впрочем, нет… Он не хотел с ними больше встречаться. – А теперь что? Вам есть, куда пойти? – Я… Сириус выглядел смущенным, что, в свою очередь, смутило и Гарри. Поначалу ведь Блэк хотел только поглядеть на крестника, убедиться, что с ним все в порядке, а потом отправиться на север, в Хогвартс, и закончить то, что он начал. Но с крестником все было не в порядке. Да и бежать пешком до Хогвартса в его состоянии было, мягко говоря, не мудро. Сириус поделился этой мыслью с Гарри, и тот горячо согласился. – Послушай… Сириус, тебя ведь ищут. Давай я поймаю Хвоста. Вряд ли он ожидает, что я знаю о нем. Раз он все это время жил у Рона, он знает, что меня растили магглы, и думает, я ни черта не смыслю в магическом мире, – вдумчиво проговорил подросток. Темно-голубые глаза, потеплевшие было, когда Гарри назвал Сириуса по имени, потускнели от страха. – Поймаешь… Ну нет! Не вздумай его спровоцировать, он служил Волдеморту. Один хрен знает, чего он у него понабрался! Гарри мрачно смерил его взглядом. – Думаешь, он сильнее самого Волдеморта? Или гребаного горного тролля? Или василиска, который тыщу лет проспал в Тайной Комнате? Или опять Волдеморта? Да, крестный, – подросток усмехнулся. – Меня не зря прозвали Который-выжил. В меня запустили Аваду, меня десять лет Дурсли травили, а в прошлом месяце вообще василиск укусил, и ничего, – он задрал рукав, демонстрируя шрам на предплечье. Очередной шрам. Его крестный ощутимо вздрогнул, робко поглядывая на мальчика, а тот лишь развел руками с грустной улыбкой. – А ты – крыса, крыса… Что он мне такого сделает, чего со мной ещё не случалось? Сириус смерил крестника серьезным взглядом. – Петтигрю в школе был слабоват по части дуэлей. Но нельзя его недооценивать. Он успешно шпионил для Волдеморта, да так, что его даже не заподозрили ни разу. И до сих пор не подозревают, даже Дамблдор. Он пришел тогда, – Блэк сглотнул, снова предавшись воспоминаниям. – Я как увидел… Я позвал, а он аппарировал. А там и Хагрид явился. Я сунул тебя ему, и погнался, прости меня, малыш, я идиот, идиот, хренов идиот… Прости меня. Мужчина покаянно опустил голову. Какое-то время они так и сидели. Блэк смаргивал слезы, заставляя крестника задуматься: неужели это опасный преступник, о котором говорили в новостях? Гарри скосил глаза на экземпляр “Ежедневного Пророка”, принесенный Сириусом, когда он сам был в отключке. "Из Азкабана был совершен побег!" кричал заголовок, а украшала статью движущаяся (скалящаяся в беззвучном истерическом хохоте) фотография всклокоченного мужчины, в котором легко узнавался крестный. В его глазах было отчаяние потерявшего близких человека, безумие, жажда мести и готовность умереть. "Вчера произошло поистине беспрецедентное происшествие: первый в истории побег из Азкабана. Сбежавший узник не кто иной как ярый сторонник Того-кого-нельзя-называть, Сириус Блэк, который, напомним, присоединился к мстящим за гибель своего господина. Его жертвами тогда стали дюжина магглов и Питер Петтигрю, посмертно награжденный орденом Мерлина первой степени…" прочитал Гарри. Неужели никто не разобрался, неужели Сириуса посадили вот так, без суда и следствия, в самую страшную тюрьму в мире? Как же работает правосудие волшебного мира? – Позволь мне помочь тебе отомстить, – тихо произнес Гарри. Изумрудный глаз горел невиданной прежде злобой после всего услышанного. Его родителей предали. Его единственного оставшегося родного человека швырнули в тюрьму, а его самого вышвырнули из мира, которому он принадлежал. Его опять пытались убить. Гарри казалось, что мир отнял у него здоровенный кусок души, сердца, жизни – он никак не мог понять, чего именно, но ему бесконечно хотелось отомстить и вернуть то, чего ему так не хватало. Почему именно он должен быть этим Гарри Поттером, Мальчиком-который-выжил, добреньким героем, который спас всех от злого Волдеморта просто так, ничего не получив взамен, даже банальной безопасности? Почему именно он должен был потерять родителей, потерять дом, терпеть лишения, издевательства и ненависть, и считаться за все это какой-то знаменитостью, тем, кому можно завидовать, как будто это что-то меняло? Почему именно он? Как же он ненавидел свое имя и свою судьбу, как же ему хотелось стать настоящим подонком, которому все сходит с рук, который наверху пищевой цепи, стать полной своей противоположностью, во всем, в каждой мелкой детали… Кроме, пожалуй, той, где он выжил. – Я прощу тебе все, если ты мне позволишь, – добавил Гарри, понизив голос до шепота. Сириус поднял голову и впервые посмотрел на крестника с затаенной надеждой. У него в любом случае не было выбора, а Гарри… Гарри разделит с ним эту ношу. Он больше не один против всех.